Текст книги "Русско-турецкая война 1877—1878 гг."

Автор книги: Николай Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)

Несмотря на все трудности, для развертывания русской военной промышленности в 60-70-е годы было сделано довольно много усилий, что дало хотя и неполные, но все же ощутимые результаты.

Большую роль в этом отношении сыграли передовые русские ученые и инженеры.

К 60-70 годам XIX века относится деятельность целой группы талантливых русских конструкторов различного вооружения и изобретателей-новаторов. Среди них одно из первых мест занимал В.С. Барановский, впервые в мире создавший в 1875 году такой образец 63,5-мм скорострельной горной пушки, который по всем данным значительно превосходил системы полевых пушек пресловутого «пушечного короля» Круппа. На основе образца горной пушки Барановский создал десантную пушку для военно-морского флота. За Барановским прочно утвердилась слава основоположника скорострельной артиллерии.

В области конструирования лафетов для артиллерийских орудий выдвинулся талантливый конструктор С.С. Семенов. В 1868 году он создал лафеты для 8– и 9-дюймовых береговых орудий, а в 70-е годы – лафеты для крепостных и осадных орудий. Лафеты Семенова отличались оригинальностью решения конструктивных задач и стояли в ряду лучших мировых систем лафетов.

А.А. Колокольцев совместно с главным механиком Обуховского завода Муселлиусом открыл принцип «лейнерования» орудий – свободной замены внутренней трубы в стволе орудия. За границей этот принцип был «открыт» лишь много лет спустя.

Над созданием артиллерийских приборов работал В.Ф. Петрушевский.

Над созданием новых образцов стрелкового оружия работал Д. Ган, давший оригинальный образец особо дальнобойной и бронепробивной 20,4-мм крепостной винтовки, нашедшей себе применение на войне 1877-1878 гг.

Работа передовых русских конструкторов и изобретателей в области вооружения опиралась на выдающиеся труды и открытия современных им русских ученых и новаторов в металлургии, химии и теоретических вопросах артиллерии. Изучением и созданием наиболее выгодных для артиллерийских орудий марок стали занимались П.М. Обухов, Н.В. Калакуцкий и особенно Д.К. Чернов; последний открыл важнейший принцип критических точек нагрева стали; с применением этого принципа открылась возможность получения однородного металла.

В деле создания и изготовления взрывчатых веществ выдвинулись А.А. Фадеев, Л.Н. Шишков, В.Ф. Петрушевский и Г.П. Киснемский.

В области теории баллистики и артиллерийской стрельбы в первую очередь надо отметить плодотворную деятельность Н.В. Маиевского и А.В. Гадолина. Первый, профессор Михайловской артиллерийской академии, особенно прославился своим трудом «Курс внешней баллистики», написанным в 1870 году и заслужившим мировое признание. А.В. Гадолин успешно трудился над совершенно неразработанной проблемой повышения прочности и живучести орудия с одновременным уменьшением его веса путем скрепления тела ствола кольцами. Гадолин заложил твердые основы для строго научного проектирования орудий и утвердил приоритет России в этой области.

Большинство военных заводов и фабрик являлось в 60-70 годы государственными предприятиями. В основной своей массе они не были универсальными и строго специализировались по определенным отраслям военной промышленности.

Артиллерийские орудия отливались сперва только в Петербургском и Брянском арсеналах, а также на некоторых уральских заводах, а с 1864 года – и на вновь созданных заводах: частном Обуховском и государственном Мотовилихинском (Пермском). Петербургский и Брянский арсеналы в 60-70 годы были переведены на паровой двигатель. В основном эти заводы справлялись с задачей оснащения армии пушками отечественного производства, однако были и серьезные неудачи. Так, например, в связи с общей промышленной отсталостью страны пришлось отказаться от вооружения войск стальной отечественной пушкой и ввести на вооружение разработанную А. С. Лавровым систему четырехфунтовой бронзовой пушки; точно так же пришлось передать за границу значительное число заказов на изготовление крупнокалиберных орудий.

Стрелковое и холодное оружие изготовлялось на Тульском, Ижевском, Сестрорецком и некоторых уральских заводах. В 1870 году Тульский завод был полностью реконструирован, поставлено 1000 станков, 3 турбины по 300 лошадиных сил и 2 паровые машины по 200 лошадиных сил(14)4.14
  (14) П.А. 3айончковский. Перевооружение русской армии в 60-70 годах XIX в., Сб. «Исторические записки», АН СССР, 1951, №36, стр.74.


[Закрыть]. Сестрорецкий и Ижевский заводы были реконструированы лишь частично. К 1874 году оружейные заводы освоили производство берданок. На 1 января 1877 года заводы изготовили около полумиллиона винтовок Бердана разного назначения(15)4.15
  (15) П.А. 3айончковский. Перевооружение русской армии в 60-70 годах XIX в., Сб. «Исторические записки», АН СССР, 1951, №36, стр. 98.


[Закрыть].

Производство ружейных патронов к винтовкам Бердана было поставлено на открытом в 1869 году Петербургском патронном заводе; в 1876 году он довел свою ежегодную производительность до 80 млн. патронов(16)4.16
  (16) П.А. 3айончковский. Перевооружение русской армии в 60-70 годах XIX в., Сб. «Исторические записки», АН СССР, 1951, №36, стр. 98.


[Закрыть].

Производство порохов было сосредоточено на Охтенском, Казанском и Шостенском заводах. Первый из них в конце 60-х годов подвергся полной реконструкции, Казанский и Шостенский – лишь частичной. В 1874 году эти заводы давали 180 000 пудов пороха в год (17)4.17
  (17) П.А. 3айончковский. Перевооружение русской армии в 60-70 годах XIX в., Сб. «Исторические записки», АН СССР, 1951, №36, стр. 75.


[Закрыть]. Частные заводы и заводы горного ведомства также выполняли заказы на производство предметов вооружения.

Помимо заводов по производству вооружения, в России имелся ряд военных заводов и фабрик по производству предметов обмундирования, снаряжения, обоза и т.п.

Итак, в 60-70-е годы XIX века были сделаны хотя и довольно значительные, но лишь первые и притом не вполне достаточные шаги в деле создания русской военной промышленности. Все недочеты ее развертывания упирались в общую экономическую и политическую отсталость русского царизма.

Недостаточная мощность русской военной промышленности была причиной затяжки периода перевооружения русской армии. В результате русские войска выступили на войну 1877-1878 годов с многосистемным стрелковым оружием, с бронзовой артиллерией.

В этом крылась одна из существенных причин того, что русские войска вынуждены были оплачивать на войне свои победы излишней кровью своих солдат.

Боевая подготовка войск русской армии находилась к началу войны 1877-1878 годов в таком же переходном состоянии, как и ее комплектование и вооружение.

Рост с начала XIX века массы применяемой на поле сражения артиллерии, в то время еще гладкоствольной, заставлял по-новому ставить вопросы тактики артиллерии и инженерного дела. Несколько позже появление нарезного ручного огнестрельного оружия предъявило новые требования и к пехотной тактике. В этом отношении передовая русская военная мысль в ряде важнейших тактических положений глубже и полнее отражала требования современного ей боя, чем это имело место в иностранных армиях того времени.

Схема 1. Общая организация войск русской армии в мирное время в 1876 г.

Русский тактик Горемыкин уже в 1849 году предлагал массировать огонь артиллерии на важнейших пунктах. Русский военный инженер Теляковский еще в тридцатых годах прошлого столетия создал новую школу в военно-инженерном деле; в частности, он создал новую теорию фортификации, лишенную формализма и схоластики, господствовавших в то время на Западе.

Схема 2. Организация пехотной дивизии русской армии.

Русский военный писатель Астафьев сразу после Крымской войны требовал решительного перехода к применению цепей вместо колонн, причем цепь должна была стать из привеска боевого порядка его основой. Астафьев писал: «По нынешнему улучшению и влиянию на бой ручного и огнестрельного оружия тактика должна изменить строй, отдавая все преимущества рассыпному строю перед колоннами. Рассыпать не только роты и батальоны, но даже целые полки и бригады»(18)4.18
  (18) Полковник Астафьев, О современном военном искусстве, ч, 1, СПб, 1856, стр, 169.


[Закрыть]. При этом Астафьев правильно предвидел главнейшие элементы тактики цепей.

Схема 3. Организация артиллерийской бригады и конной батареи русской армии.

Схема 4. Организация кавалерийской дивизии русской армии.

Схема 5. Организация русского армейского корпуса.

Так, он требовал, чтобы в цепи солдаты находились друг от друга на расстоянии 3-6 шагов(19)4.19
  (19) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. II СПБ, 1861, стр. 191.


[Закрыть], чтобы в наступлении применялось самоокапывание(20)4.20
  (20) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. II СПБ, 1861, стр. 160-101.


[Закрыть], чтобы солдаты действовали самостоятельно(21)4.21
  (21) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. II СПБ, 1861, стр. 165.


[Закрыть], готовили наступление огнем(22)4.22
  (22) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 161.


[Закрыть], были одеты в легкую и удобную для действий одежду(23)4.23
  (23) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 96.


[Закрыть], окрашенную в целях маскировки в серый или зеленый цвет(24)4.24
  (24) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 131.


[Закрыть], применяли не залповый, а предпочтительно беглый огонь(25)4.26
  (26) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 161.


[Закрыть] и имели носимый шанцевый инструмент(26)4.26
  (26) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 161.


[Закрыть].

Большое внимание уделял Астафьев одиночному обучению солдат. Он писал: «На одиночное обучение вообще до сих пор обращали мало внимания... как бы пренебрегая заняться ничтожным предметом, солдатом, забывая, что, излагая правила боя одного лица, мы тем вносим залог будущих побед в целую армию»(27)4.27
  (27) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 172-173.


[Закрыть]. На основе тактики цепей Астафьев предложил применять идею тарана(28)4.27
  (27) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 172-173.


[Закрыть]. В обороне Астафьев рекомендовал изматывать противника огнем с дальних дистанций, «выжидая благоприятного момента для перехода в наступление»(29)4.29
  (29) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 99.


[Закрыть]. Астафьев предвидел рост значения тяжелой артиллерии(30)4.30
  (30) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. I, СПБ, 1856, стр. 167.


[Закрыть], необходимость батальонной артиллерии(31)4.31
  (31) Полковник Астафьев. О современном военном искусстве, ч. II СПБ, 1861, стр. 177.


[Закрыть] и многое другое.

Весьма ценные передовые мысли встречались в журналах «Военный сборник» и «Морской сборник», особенно хорошо были освещены общие вопросы боевой подготовки в журнале «Военный сборник» за 1858 год, когда его редактировал величайший русский революционный демократ Н.Г. Чернышевский.

Итальянская кампания 1859 года, гражданская война в Соединенных Штатах Америки в 1863-1866 годах, австро-прусская война 1866 года, франко-прусская война в 1870-1871 гг., в ходе которых широкое применение получила нарезная артиллерия, заряжавшееся с казны нарезное ручное огнестрельное оружие, железные дороги и телеграф, целиком подтвердили выводы передовых русских военных тактиков.

Передовые русские командиры, развивая основные положения Астафьева, Горемыкина и других, применяли в боевой подготовке вверенных им войск прогрессивные тактические принципы.

Но передовые формы боевой подготовки не охватывали собой не только всей, но даже и большей части русской армии. Для того, чтобы применять их, требовалась благоприятная обстановка, при которой новаторская, прогрессивная деятельность отдельных передовых командиров подхватывалась бы всей армией, обобщалась и вводилась для всех войск в качестве обязательных уставных положений.

Реакционные круги царского командования всюду стремились сохранить старые, крепостнические устои, видя в этом главный способ обеспечить свое классовое господство в армии и стране. Между тем необходимость развития новой тактики требовала более подготовленного солдата, имеющего определенный уровень общих и военных знаний, проявляющего инициативу. А подготовка таких солдат неизбежно была сопряжена с ослаблением тех крепостнических отношений, которые высшее царское командование так стремилось сохранить в русской армии. Поэтому высшее царское командование было врагом военной реформы и в том числе врагом изменений в области тактики и боевой подготовки войск.

Не весь, конечно, высший командный состав открыто тормозил дальнейшее развитие тактики и боевой подготовки русской армии перед русско-турецкой войной 1877-1878 гг. Военный министр Милютин, некоторые командующие военными округами и еще некоторые лица высшего царского командного состава не только понимали необходимость изменения тактики и боевой подготовки войск в соответствии с новыми боевыми требованиями, но и стремились провести их в жизнь.

Им приходилось бороться не только с высшими реакционными придворными и военными кругами, но и со всей массой как большей части высшего, так и в значительной части старшего войскового командного состава, выучеников николаевской школы, насквозь пропитанных косными крепостническими воззрениями на армию и боевую подготовку. Милютину приходилось поэтому, как он считал, добиваясь новых изменений в боевой подготовке войск и введения новой тактики, идти медленно, путем подготовки через академии и военно-учебные заведения таких кадров офицеров, которые со временем способны были бы воспринять новое и провести его в жизнь.

В русской армии по прежнему уделялось гораздо больше внимания разработке правил по организации смотров и парадов, нежели подготовке новых боевых уставов. Так, например, во время войны 1877-1878 гг. русские войска не имели общеобязательной боевой инструкции, с правилами совместных учений пехоты с артиллерией издания 1857 года, в то время как еще в 1872 году в дополнение к строевому уставу был издан особый «Свод правил о смотрах и парадах больших отрядов войск», который дополнялся специальными приказами по военному ведомству в 1872, 1873, 1875 и 1876 годах.

Лишь накануне войны, весной 1877 года, военному министерству удалось приступить к составлению общеармейской «Инструкции для действий роты и батальона в бою», но война прервала эту работу, Перестройке боевой подготовки русских войск мешала недостаточная общеобразовательная, подготовка офицеров и солдат.

У 15 000 офицеров, получивших воинское звание по прохождении нескольких лет службы в качестве юнкеров или унтер-офицеров, общеобразовательная подготовка в основном часто ограничивалась только элементарной грамотностью; большинство имело низшее образование. Солдаты были в большинстве неграмотны. По данным Одесского военного округа, среди поступивших в войска насчитывалось в 1869-1870 гг. – 3,4%, в 1870-1871 – 4,4%, в 1871 -1872 – 4%, в 1872-1873 – 5,2% грамотных по отношению к списочному составу части(32)4.32
  (33) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 21, ч. II, СПБ, 1903, стр. 210.


[Закрыть].

Только в результате начавшегося обучения солдат грамоте в процессе прохождения службы в частях к середине 70-х годов процент грамотных солдат в пехоте поднимался до 36(33)4.33
  (33) См. Зайончковекий. Военные реформы 1860-1870 гг. в России, М., 1952, стр. 212.


[Закрыть].

В специальных родах войск он был выше.

Помимо всего прочего, тормозом в деле усовершенствования боевой подготовки войск являлась двойственная линия Александра II. Утверждая новые положения боевой подготовки, в основе которых лежало стремление учить войска тому, что нужно на войне, и требуя их выполнения, он в то же время во всей силе сохранял прежнюю плацпарадность и внешнюю картинность войсковых учений. Первое царь вынужден был делать под влиянием очевидных факторов современного боевого опыта, а второе было милее его сердцу. Многие войсковые начальники в целях обеспечения своей карьеры увлекались плацпарадностью, отрывая войска от действительной боевой подготовки.

При этих условиях перестройка боевой подготовки войск должна была происходить с большими трудностями и в весьма замедленных темпах.

Начало тактической подготовки офицеров было положено приказом по военному ведомству №379 в 1865 году; этот приказ, однако, касался лишь подготовки молодых офицеров и требовал от офицеров очень немногих тактических знаний (составления кроки, разбивки полевых укреплений и т.п.). Приказ №28 1875 года предъявлял уже более серьезные требования к тактической подготовке офицеров – вводил упражнения в решении письменных и устных тактических задач на планах и в поле. Ввиду того, что приказ вышел лишь в 1875 году, действие его до начала войны мало сказалось на подготовке офицеров. Улучшало положение в известной мере то, что в ряде военных округов тактические упражнения с офицерами проводились еще за несколько лет до 1875 года. Правда, разнобой в требованиях был при этом весьма велик. Общими недостатками приказов №379 и 28 являлось то, что они касались в основном молодых офицеров и не охватывали старших и высших, а также то, что само проведение их ложилось на офицеров генерального штаба, число которых был очень мало. Между тем младшие офицеры и без того были наиболее передовыми по своим политическим взглядам (многие из них воспитывались на идеях Добролюбова и Чернышевского) и военным знаниям и поэтому более важной явилась бы подготовка старшего и высшего командного состава, а ее-то как раз и не было.

Старшие и высшие (генералы) офицеры в основном избегали не только непосредственного проведения занятий, но даже и общего руководства ими; в то же время они сами выпадали из системы офицерской тактической подготовки; последняя для них ограничивалась по преимуществу маневрами, но они, как характеризовал маневры Милютин, «...вообще выходили более похожими на игру, чем на серьезное обучение войск. Неопытным офицерам они могут дать самые превратные понятия о военном деле»(34)4.34
  (34) Милютин Д.А. Дневник, т. I, М., 1947, стр. 214.


[Закрыть]. Курсов переподготовки для старших офицеров в армии в то время не имелось. Некоторым дополнением к служебной офицерской подготовке являлось самообразование. Стали обращать внимание на комплектование библиотек и выпуск новой военной тактической литературы.

В целом необходимо признать, что если в боевой подготовке русские младшие офицеры значительно ушли вперед от уровня подготовки офицеров времен Крымской войны, тем не менее она пока еще не отвечала требованиям военного дела 60-70-х годов.

Уровень подготовки большинства средних и старших офицеров был слаб, повышался он незначительно, все их служебные интересы в мирное время сосредоточивались преимущественно на строевых занятиях, ведении хозяйства и в лучшем случае на стрелковом деле. Тактические занятия для них чаще всего были делом второстепенным, и «о сравнении их, например, с церемониальным маршем не могло быть и речи»(35)4.35
  (35) Гейсман П.А., заслуженный ординарный профессор. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. в Европейской Турции, СПБ, 1906, стр. 70


[Закрыть]. Та часть этого слоя русских офицеров, которая прошла курс военных училищ и военных академий уже в бытность военным министром Милютина, в большинстве случаев была теоретически в тактическом и оперативном отношениях подготовлена, но их было мало. Минусом подготовки офицеров в академии являлось отсутствие у них хорошего знания войск и крепких практических навыков.

Хуже всего, однако, обстояло дело с подготовкой генеральского состава. Почти все генералы основное военное образование получили еще в николаевское время, в ходе же службы теоретическая подготовка их совершенствовалась еще меньше, чем старших офицеров; лишь одиночки по собственной инициативе пополняли свои военно-теоретические познания самообразованием.

Все это весьма отрицательно сказывалось на перестройке боевой подготовки солдат и унтер-офицеров.

Обучение пехоты, как правило, развивалось по линии применения в наступлении густых строев и боевых порядков. Пехота плохо использовала в бою ружейный огонь, плохо сочетала огонь с движением и применением к местности. Несмотря на это, нельзя не признать, что обучение пехоты во многом со времени Крымской войны продвинулось далеко вперед.

На учениях пехоты, при наступлении батальона наиболее часто рекомендовалось строить боевые порядки из двух линий линейных рот, расположенных одна от другой на расстоянии двухсот шагов; в каждой линии было по две линейные роты, каждая рота наступала в развернутом двухшереножном строю. На триста шагов вперед от первой линии выдвигались пятая, стрелковая, рота батальона, которая рассыпалась в цепь, по густоте приближавшуюся к одношереножному строю (на стрелка в цепи приходилось 1 1/2-2 шага).

В ходе наступления допускалось усиление цепи. Движение цепи рекомендовалось производить перебежками в 50-100 шагов от укрытия к укрытию. Линейные роты в наступлении двигались обычно безостановочно, хотя теоретически им разрешалось останавливаться и ложиться, а также размыкаться. Перед атакой цепь учили раздаваться в стороны, линейные роты должны были выходить вперед, с 50 шагов брать винтовки на руку и с 30 шагов бросаться в штыки. Под влиянием стремления к картинной стройности практически командиры очень неохотно шли на усиление цепи и на движение от укрытия к укрытию, так как это вело к перемешиванию строя; наоборот, в наступлении широко практиковалось движение в ногу и подравнивание.

Согласно принятой схеме строя батальон занимал по фронту 200-400 шагов, а в глубину 500-700 шагов. В голове двигалась цепь стрелковой роты, которая в большинстве случаев одна только и вела огонь; этим резко ослаблялось использование всех имевшихся у батальона огневых возможностей. Считая в цепи 150 стрелков, каждый из которых нес на себе 60 патронов, батальон мог во время наступления выпустить всего 9 000 пуль. Практически же наступавший батальон вел еще более слабый ружейный огонь. Цепи разрешалось открывать огонь только на расстоянии 600-800 шагов до противника, притом лишь по крупным целям; только с 300 шагов открывался огонь по одиночным целям(36)4.36
  (36) Впрочем, согласно изменениям 1871 г. к «Наставлению для обучения стрельбе в цель пехоты и драгун» в стрелковых частях в мирное время учили стрельбе на 1500 шагов.


[Закрыть]. Однако и при этом предписывалось требовать от цепи наибольшей экономии патронов; Драгомиров, например, прямо требовал в наступлении расходовать не более половины носимого запаса патронов, то есть 30 штук. Так, в приказе своем по дивизии №19 1877 г. Драгомиров писал: «Человеку толковому и не ошалевающему 30 патронов за глаза довольно, если их выпустить не иначе, как тогда, когда наверное попасть можно»(37)4.37
  (37) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 5, СПБ, 1888, стр. 324.


[Закрыть]. В результате из наличного носимого запаса в 45 000 патронов батальон в наступлении обучался расходовать лишь 4 500, т.е. использовал имевшиеся у него возможности ружейного огня только на одну десятую. Следовательно, пехота училась в наступлении почти не применять огневой подготовки атаки. Все это оправдывалось усиленно внедрявшимся при обучении взглядом, что успех наступления решает штык, ружейный же огонь играет только вспомогательную роль.

Лишь в отношении стрелковых рот допускались кое-какие «послабления» в смысле ведения ими огня. Один из современников русско-турецкой войны писал: «Стрелков строго отличали от линейных. Первых готовили для действия в цепи огнем, а последних, по старым традициям, предназначали почти исключительно для штыкового удара... Пренебрежение ружейным огнем и как бы признание его малой действительности обусловливало и употребление малых дистанций в глубину боевого порядка; цепь и боевые линии друг от друга держались на 200 шагов, но никто из начальствующих лиц не делал замечания, видя дистанции и менее 100 шагов»(38)4.38
  (38) Грек Б.Н. 4-й батальон лейб-гвардии Гренадерского полка в бою под Горным Дубняком 12 октября 1877 г. «Вестник офицерской стрелковой школы», 1913, №1-2, стр. 5.


[Закрыть]. Правда, эти воспоминания относились к войскам гвардии, где в подготовке мирного времени был особенно силен уклон в сторону плацпарадности. Тем не менее пренебрежение огнем было характерно и для весьма многих армейских частей. Некоторые начальники, чтобы оправдать невнимание к огню, перед самой войной придумали даже тезис о том, что «турки по своим религиозным убеждениям уклоняются от удара в штыки и во избежание штыковой свалки спешат очистить позицию»(39)4.39
  (39) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 93, СПБ, 1911, стр. 136.


[Закрыть]. При слабом развитии артиллерии того времени пехота при таком обучении не могла восполнить своим ружейным огнем недостаточность артиллерийской подготовки атаки. Эта тенденция была явно отжившей, так как противник того времени с его сильным нарезным заряжавшимся с казны ружьем не мог быть подавлен без полного использования огневых средств.

Самоокапывание в наступлении совершенно не применялось; не было даже термина для обозначения такого понятия. В этом, конечно, сказывалось полное непонимание значения самоокапывания; правда, оно и не могло применяться, так как в войсках не было малого шанцевого инструмента. Кроме того, самоокапывание нарушало на учениях столь высоко тогда ценившуюся парадную стройность наступления «ящиками», когда по плацу строго прямолинейно двигались четырехугольники и квадраты войск.

При обучении обороне пехоте также прививались неправильные взгляды.

Так, батальон в обороне обучался держать большую часть своих сил в сомкнутых резервах и лишь меньшую – в цепи. Противник без выстрела подпускался возможно ближе к обороняемой позиции – шагов обычно на 300, а иногда и на 50,– и лишь после этого открывался огонь, преимущественно залповый; после нескольких залпов, когда «противник» подходил на 50-100 шагов, цепь и резерв должны были бросаться в штыковую контратаку.

Пехоту плохо обучали применению в обороне укреплений; последние были шаблонны, плохо применены к местности и технически весьма несовершенны. Устройство пехотой полевых укреплений, как писал современник войны, «исполнялось в войсках вяло и к тому же отдельно от тактических учений, и лишь в самых редких случаях применялось на маневрах»(40)4.40
  (40) Бойков. Влияние укреплений на военные действия, «Военный сборник», 1882, №1.


[Закрыть].

В известной мере это было связано с тем, что саперных ячеек в пехоте по штатам не полагалось; степень «саперизации» пехоты была слаба, несмотря на то, что в 1871 году было издано передовое по тому времени «Наставление для обучения полевых войск саперному делу». Для подготовки инструкторов саперного дела к саперным бригадам ежедневно прикомандировывались от войск на месячный срок особые команды, но это слабо помогало делу. Лопат в пехоте было очень мало (на роту всего десять больших лопат).

В таких условиях обучение не могло привить пехоте вкуса к саперному делу; неофициально к нему относились даже пренебрежительно, как и вообще к обороне в целом.

Плохо проводилось втягивание пехоты в походные движения; это вело к недостаточной маршевой тренировке организма пехотинца, к отсутствию у пехоты маршевых навыков и сноровки. Между тем втягивание в марши было особенно нужно русской пехоте, помимо общих причин, еще и потому, что ноша пехотинца весила 32 кг, а одежда на походе была неудобна (летом солдаты страдали от жары, а зимой от холода).

Обучение стрелковому делу было построено на подготовке пехоты к прицельной стрельбе с небольших дистанций и в медленных темпах, что не отвечало свойствам имевшихся на вооружении систем стрелкового оружия; несколько лучше обстояло дело лишь в стрелковых ротах. Из-за отсутствия разработанной методики обучения достигаемые результаты отличались пестротой и в целом были низкими; лишь перед самой войной стал заметен некоторый сдвиг к лучшему.

В целях развития физической ловкости и выносливости солдат в пехоте были введены занятия по гимнастике и фехтованию, использовались гимнастические и штурмовые городки и т.п.

Таким образом, подготовка русской пехоты была односторонней и сводилась к обучению бою на ближних дистанциях (если понимать под таким боем лишь относительно короткий период удара и непосредственно предшествующие ему действия). При такой подготовке на средних и дальних дистанциях русская пехота должна была представлять собой беспомощную мишень для современного стрелкового оружия противника, особенно при его массовом применении.

Такова была основная линия боевой подготовки русской пехоты перед войной. Она нашла себе впоследствии яркое выражение на пером этапе войны и лишь на последующих ее этапах постепенно выправлялась. Попытки ликвидировать односторонность подготовки пехоты в отдельных военных округах и частях имели место еще в мирное время.

В Варшавском округе тактика наступления стрелковыми цепями отрабатывалась уже в 1874 году. В приказе по округу требовалось, чтобы со всей первой стрелковой позиции цепь двигалась скачками, поочередно, полувзводами, под прикрытием огня залегших стрелков(41)4.41
  (41) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 21, часть I, СПБ, 1903, стр. 514-517.


[Закрыть].

В том же Варшавском военном округе при отработке действий цепями приказ №225 1873 года требовал: «При наступлении в пределах действительного ружейного выстрела огонь цепи ни в каком случае не должен совершенно прекращаться; пока часть цепи двигается, другая, оставаясь на месте, усиливает огонь и затем, в свою очередь, начнет движение, когда двигавшаяся часть уже займет позицию и откроет огонь... цепь и поддержки подаются вперед не иначе, как перебегая от позиции к позиции, или от закрытия к закрытию, причем поддержки бегут врассыпную для уменьшения потерь»(42)4.42
  (42) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 21, часть I, СПБ, 1903, стр. 502.


[Закрыть].

Здесь есть все основные элементы тактики наступления цепями – и последовательное усиление цепей из тыла, и перебежки цепи участками, полувзводами, от укрытия к укрытию, и сочетание огня и движения.

К правильным выводам в отношении действий пехоты при наступлении пришла в 1875 году и особая комиссия комитета по устройству и образованию войск. Так, например, она признала, что «стрелковая цепь не только перестала быть придаточной частью сомкнутого порядка, но приобрела в пехотном боевом строе первенствующее значение».

Ряд передовых по тому времени идей в области подготовки войск содержится в приказах и других военных округов. Так, например, в приказе Киевского военного округа №144 1873 года приводится требование, чтобы войска развертывались еще в 2 1/2 км от противника, чтобы перебежки в наступлении начинались на расстоянии с 1200 шагов от противника, чтобы войска в наступлении избегали сомкнутых боевых строев и порядков. В приказе Киевского военного округа №26 1877 года обращалось особое внимание на обучение стрельбе лежа. В некоторых приказах рекомендовалось при наступлении вести стрельбу на ходу, делался упор на фланговые атаки и т.п.

Было бы все же неправильным слишком переоценивать влияние всех этих приказов и новых, передовых по тому времени, идей в области боевой подготовки пехоты. Отсутствие новых уставов и консерватизм офицерского состава вели к тому, что в обучении войск большей частью царили косность и рутина. В приказах по округам передовые идеи перемежались с отсталыми, являвшимися шагом назад даже от принятой средней линии.

Большой интерес русских офицеров в 70-х годах вызывали статьи М.И. Драгомирова, посвященные воспитанию боевых качеств офицера и солдата.

В первую очередь в них заслуживала внимания критика николаевской системы обучения и подготовки солдат русской армии. Но если в этой части они являлись прогрессивными, то в целом творчество Драгомирова, преподнесенное им под видом возрождения славных суворовских традиций, являлось реакционной попыткой обосновать отсталые взгляды, которые проводила крепостническая часть офицеров.

Безусловно, надо признать положительными те взгляды Драгомирова, которые сводились к требованию учить солдат лишь тому, что нужно на войне, к требованию одиночного обучения, к требованию развития инициативы, бесстрашия; однако остальные положения его статей прямо противоречили этим взглядам. Так, Драгомиров явно предпочитал сомкнутый строй, связывающий инициативу солдат, пренебрежительно относился к саперному делу и обороне, а это необходимо было на войне так же, как умение наступать; отрицал метод объяснения в обучении солдат, считал ненужным развитие в солдате умственных способностей и грамотности. Все это находилось в явном противоречии с основными суворовскими заветами. Переняв суворовскую форму, Драгомиров часто вкладывал в нее реакционное содержание. Он не столько популяризировал суворовское наследство, сколько искажал его, механически перенося в условия боевой действительности 70-х годов XIX века, сильно отличающиеся от условий суворовского времени, те или иные суворовские положения, направляя, таким образом, боевую подготовку русских войск по ложному пути, зачастую прямо противоположному тому, по которому шло развитие военного дела.

Так, например, Драгомиров почти полностью игнорировал значение огня, а штыковой удар превозносил как решающее и единственное средство достижения победы в бою. Драгомиров принес немало вреда боевой подготовке русских войск, так как его взгляды встречали поддержку многих представителей высшего и старшего командования. Офицерам, понимавшим ошибки боевой подготовки русской пехоты, трудно было их исправить.