Текст книги "Колониальная служба (Сборник)"

Автор книги: Мюррей Лейнстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

Он осекся под косыми взглядами, наступила мертвая тишина. Пес, разлегшийся у ног Бордмана, шумно зевнул. Бордман нагнулся и бессознательно почесал его голову между ушами.

Барнс покусывал губы.

– Прошу прощения, сэр, – вдруг осторожно сказал он. – А каков прогноз погоды?

– Пока обещают хорошую погоду, – дружелюбно сообщил Сэндрингхем. – Вот почему я позволил вам спуститься вниз. Три головы лучше одной.

– «Ум хорошо, а два лучше, – сказал Ум, заходя за Разумом», – вспомнил Бордман одну из любимых шуточек своего шурина Кена. Да, в подобных дьявольских переделках ему давно уже не приходилось бывать. Он продолжал почесывать голову дога, пока Вернер ожесточенно ерзал на стуле, а Барнс переводил взгляд с одного на другого. Юноша наконец прервал затянувшееся молчание.

– Сэр, – громко сказал он. – Я думаю, что шансы довольно приличные. Мистер Бордман… Я думаю, он справится, сэр!

Он сильно покраснел, но твердо встретил иронический взгляд Главы Сектора. Это было все равно, что поучать Главу Сектора, как пользоваться скафандром.

Но Бордман ободряюще подмигнул Барнсу, и тот отважно добавил:

– И я хотел бы помочь мистеру Бордману, чем смогу, сэр!

Нижняя часть острова медленно сползала в океан.

С лодки, находящейся вдали от побережья – скажем, в нескольких милях, – побережье казалось мирным и спокойным. Виднелись дома и суденышки, намного меньшие, чем те, с которых выливали на воду масло. Большинство этих лодок, казалось, стояли на якоре, но на некоторых из них можно было наблюдать какую-то деятельность. Люди без всплеска погружались в океан, доставали с океанского дна различные предметы и перетаскивали их в глубь холмов.

Солнце сияло, земля была зеленой, и все выглядело исключительно мирно. Но как только небольшая шлюпка Надзора приблизилась к берегу, его пейзаж коренным образом изменился. Зеленая масса, издалека казавшаяся растущими у края воды деревьями, обернулась поломанными ветвями и рухнувшими стволами. В полумиле от берега вода стала мутной, в ней начали попадаться плавающие предметы: крыша дома, массивное дерево с вывороченными корнями. Мимо лодки промелькнула детская игрушка. Проплыли три деревянные ступеньки, ведущие прямо в океан.

– Пока попробуем забыть о неотвратимом взрыве хранилища топлива, – сказал Бордман, – и постараемся найти способ остановить сползание почвы в океан. Я надеюсь, что вы не забыли, лейтенант, задавать населению как можно больше бесполезных вопросов.

– Да, сэр, – ответил Барнс. – Я пытался. Я спрашивал обо всем, что только приходило мне в голову.

– Итак, что же это за лодки?

Бордман показал пальцем на лодку, которая походила на проволочную корзину, подпрыгивающую на воде.

– Это садовая лодка, сэр, – объяснил Барнс – На этой стороне острова берег опускается настолько незначительно, что можно устроить морские сады на дне. Это, конечно, нельзя сравнить с шельфовыми фермами Земли, но кое-какой урожай съедобных морских водорослей удается собрать.

Бордман перегнулся через борт и осторожно взял очередную пробу морской воды. Он поднял голову и прикинул расстояние до берега.

– Я хотел бы получить в помощь кого-нибудь в костюме для подводного плавания, – сказал он сухо. – Какова здесь глубина?

– Мы сейчас в полумиле от берега, сэр, – ответил Барнс. – Значит, около шестидесяти футов. Дно – с наклоном шесть градусов. Этот угол измерен точно, несмотря на наносы ила. И здесь нет песка, позволяющего ускорить скольжение.

– Шесть градусов – это не так плохо!

Бордман выглядел довольным. Он поднес к глазам один из ранее взятых образцов. Донный ил был практически таким же, как и почва на земле. Но почва была более коллоидной. В морской воде, очевидно, она тонула из-за соли, которая усложняет образование суспензии.

– Видите, в чем дело? – спросил он.

Юноша виновато покачал головой, и Бордман объяснил:

– Видимо, в наказание за мои грехи мне пришлось достаточно часто иметь дело с планетами-болотами. Ил с засоленного болота очень отличается от ила пресных болот. Главная проблема людей на побережье в том, что из-за ирригации они перевернули находящееся на острове болото вверх тормашками, так что мокрая часть болота оказалась внизу. И теперь вопрос заключается в том, чтобы использовать возможности соленого болота вместо пресного болота без уничтожения всей растительности на побережье. Вот почему я и отправился за образцами. По мере того как мы приближаемся к берегу, вода должна становиться все более пресной.

Он махнул младшему офицеру Надзора, управляющему катером.

– Пожалуйста, давайте подойдем поближе.

Барнс осторожно напомнил:

– Сэр, моторным лодкам запрещено приближаться к побережью. Вибрация.

Бордман пожал плечами.

– Ладно, не будем исключением из правил. Я набрал уже достаточно образцов. А теперь ответьте, насколько далеко ил стекает с побережья?

– Приблизительно на две сотни ярдов, сэр. Вы можете увидеть, где заканчивается поток.

Бордман посмотрел в сторону берега, затем отвел взгляд.

– Э-э, сэр, – нерешительно произнес Барнс. – Могу ли я спросить?..

Бордман сухо произнес:

– Можете. Но ответ будет чисто теоретическим. Информация не принесет никакой пользы до тех пор, пока мы не решили вторую часть нашей проблемы. Но и решение второй части без решения первой не принесет нам никакой выгоды. Вы понимаете?

– Да, сэр. Но обе части решать нужно срочно.

Бордман пожал плечами.

С ближайшей лодки раздался крик. Люди уставились на берег. Бордман, Барнс и младший офицер дружно вздрогнули.

Полоса прибрежной земли медленно поползла в воду. Ее передняя часть, казалось, рассыпалась в прах, а средняя часть плавно съезжала в море, отчего по воде шли волны, похожие на густые сливки.

Движущаяся масса была в добрых полмили шириной. Ее наружный край уже опустился в море, и теперь торчала лишь ползущая верхушка с зеленой растительностью, которая медленно уходила под воду. Это выглядело так, словно какой-то жидкий металл поглощается бассейном, заполненным другим расплавленным металлом.

Но после этого произошло нечто ужасное. Когда оторвавшийся пласт земли совсем погрузился в воду и трава всплыла на поверхность, на поверхности берега осталась огромная дыра.

Бордман потянулся за биноклем: побережье, казалось, приблизилось к нему… И оно неотвратимо уходило под воду.

Наступило временное затишье. Зеленые ветви у края воды успокоились, перестали дрожать, но Бордман знал, что хотя движение и замедлилось, оно все же не прекратилось. И невозможно было сказать, когда оно остановится совершенно. Почва острова постепенно сползала в океан.

Барнс громко вздохнул.

– Я думаю, началось, сэр, – сказал он дрожащим голосом. – Весь остров начал постепенно сползать в воду.

– «И в один день и в одну гибельную ночь остров полностью ушел под воду», – задумчиво процитировал Бордман. – Так погибла великая Атлантида!

– Простите, сэр?

– Нет, ничего… Просто вспомнил кое-что из истории древней Земли. Надеюсь, этот остров минует участь Атлантиды, но для этого нам с вами нужно включить мозги на полную мощность, понимаете?

– Еще как понимаю, сэр! – Барнс уже успел прийти в себя, и на его бледном лице ясно отражалась готовность к немедленным действиям.

– К счастью, мозговая деятельность не вызывает вибрации… Почва здесь намного больше увлажнена внизу, – деловито продолжил Бордман. – Там, дальше, почва не столь влажная, как здесь. Но я не дам за свой прогноз и ломаного гроша, если пойдет действительно сильный дождь!

Барнс вспомнил о разговоре в кабинете Главы Сектора.

– Стук капель и вправду может вызвать взрыв топлива?

– Да. Как и все остальное, – подтвердил Бордман. – Молодой человек, насколько хорошо вы разбираетесь в количественном анализе? Я многократно обжигался на планетах-болотах. Я знаю многое о том, что могу найти, но мне нужны точные сведения. Вы можете взять эти бутылки и выяснить, сколько здесь твердого вещества и насколько устойчив гель в соленой воде?

– Д-да, сэр. Я попытаюсь.

– Если бы у нас было достаточно почвенного коагулянта, – пояснил Бордман, – то мы могли бы справиться с этим перевернутым вверх тормашками болотом, которое так старательно соорудили здешние колонисты. Но у нас его нет! Опресненная вода, которой они пользовались для ирригации, практически не содержит никаких минералов! Я хочу знать, какое количество минералов в болотном иле не даст почве вести себя, словно влажное мыло. Вполне возможно, что мы сделаем почву слишком соленой, чтобы на ней что-нибудь выросло, но, тем не менее, мы остановим ее. Но мне нужны точные данные!

Барнс сказал задумчиво:

– Вы собираетесь растворить минералы в ирригационной воде, чтобы она подпитала болото?

Бордман улыбнулся.

– А вы быстро соображаете, Барнс! Да, именно так я собираюсь поступить. Правда, может возникнуть еще одна сложность…

– Одна? – переспросил Барнс. Сам он видел в данной ситуации как минимум сто одну сложность. – Какая же, сэр?

– О ней мы подумаем, когда она возникнет, – нетерпеливо отмахнулся Бордман. – А сейчас – возвращаемся назад, в Штаб-Квартиру, и вы откомандировываетесь в лабораторию, чтобы как можно скорей сделать для меня анализы.

– Слушаюсь, сэр, – сказал Барнс.

И лодка немедленно повернула. Она плыла в море до тех пор, пока вода за бортом не стала кристально чистой. На пути она миновала еще несколько лодок. Многие из них были садовыми, и с них ныряли люди в плавательных масках, пытающиеся спасти или перенести культурные растения немного подальше. Но было и множество прогулочных лодок, приспособленных исключительно для спортивных развлечений. Все они были переполнены – там были даже дети, – и почти все пассажиры этих лодок смотрели в сторону побережья.

– Это, – сказал Бордман, – заставляет задуматься. Все жители Канна прекрасно сознают опасность. Поэтому они погрузили своих детей и жен в эти скорлупки, пытаясь спасти их. И ждут вблизи побережья, чтобы выяснить, обречены ли они или нет. Но я не стану утверждать, – он кивнул в сторону изящно сконструированной яхты, на борту которой было больше детей, чем взрослых, – что это способно заменить Ковчег!

Лодка снова повернула и направилась параллельно побережью, к тому месту, где находилась Штаб-Квартира. Почва здесь была тверже, ведь этот участок острова избежал ирригации. Боковые волны немного повредили край берега, но большая его часть незыблемо возвышалась над заливом.

– Простите, сэр, – Барнс пристально глядел на своего наставника, – но если топливо взорвется, то ситуация будет критической, не так ли?

– Тогда мы услышим самый громкий взрыв столетия, – прокомментировал Бордман. – А в чем дело?

– Я чувствую, есть кое-какие соображения, которые вы держите про запас. Соображения о том, как спасти остаток острова. Похоже, никто другой, кроме вас, сейчас не знает, что надо делать. И… если мне позволено будет это сказать, сэр, ваша безопасность слишком важна. А вы отправляетесь на береговой риф, в то время как я должен остаться в Штаб-Квартире…

Он замолчал, смущенный собственным нахальством. Но спустя мгновение, заикаясь, продолжал:

– Я им-мею в виду не то, ч-что в-вы недостаточно хорошо обдумали свои действия, сэр…

– Перестаньте заикаться, – буркнул Бордман. – В этой ситуации каждый делает все, что может. Вы останетесь в Штаб-Квартире, я попытаюсь справиться с топливом, а Вернер будет заниматься всем остальным островом, и, может быть, ему придет в голову нечто лучшее, чем эвакуация людей на полюс. К тому же ситуация далеко не безнадежна! Если бы здесь уже началось землетрясение или шторм, то, естественно, мы были бы стерты с лица земли. Исключить хотя бы одну из неприятностей – и можно спасти хотя бы часть острова. Я не знаю, насколько большую часть… Сделайте побыстрее анализы, Барнс. Если у вас возникнут сомнения, попросите офицера в Штаб-Квартире проверить результаты, а потом – сразу ко мне!

– С-слушаюсь, сэр.

– И, – Старший Офицер улыбнулся, – никогда не пытайтесь отправить вашего командира в безопасное место, даже если вам не терпится взять весь риск на себя! Вам бы понравилось, если бы ваш подчиненный спрятал вас в укрытии, а сам выполнял вашу работу?

– Никак нет, сэр, – с жаром воскликнул лейтенант. – Но я просто подумал…

– Отлично, думайте! Думать – это всегда полезно! Но в любом случае – сделайте срочно анализы!

Лодка вошла в док. Бордман выбрался из нее и поспешил в кабинет Сэндрингхема.

Находившейся на грани истерики коротышка орал на Главу Сектора с экрана визора. Коричневый дог безмятежно спал на ковре.

Когда человек на экране наконец захлебнулся своими воплями, Сэндрингхем спокойно сказал:

– Я уверен, что прежде чем большая часть земли сползет в океан, мы предпримем решительные действия. Старший Офицер Бордман как раз ездил собирать последние данные. Он крупный специалист именно по такого рода проблемам.

– Но мы больше не можем ждать! – взорвался чиновник. – Я объявлю всепланетную тревогу! Мы силой прорвемся на резервные площади! Мы используем…

– Если вы попытаетесь это сделать, – холодно заявил Сэндрингхем, – я прикажу применить ружья с парализующими зарядами, чтобы остановить всякого, кто хоть на шаг приблизится к нашей территории! – Он добавил с уничтожающей жестокостью. – Я ведь предупреждал правительство планеты не налегать на ирригацию! Вы лично изгнали меня из Планетарного Совета за попытку вмешиваться в гражданские дела. А сейчас вы пытаетесь вмешиваться в дела Надзора! Я возмущен так же, как вы когда-то, но отказываю вам вовсе не из соображений мести. Я отказываю вам потому, что на это у меня имеются веские причины!

– Убийца! – заревел гражданский. – Убийца!

Сэндрингхем выключил экран визора. Он повернулся вместе с креслом и кивнул Бордману.

– Это был президент планеты. Оч-чень экспансивный человек!

Бордман устало сел. Коричневый пес открыл глаза, поднялся и подошел к нему.

– Как мне надоели эти идиоты, – Глава Сектора раздраженно ворочался в кресле. – Я даже не мог сказать им, что здесь опаснее, чем в других местах острова! Если… или когда взорвется топливо… вы понимаете, что даже падение ветки может вызвать взрыв, который повлечет за собой… Впрочем, вы знаете, что тогда будет.

Он знал.

Несколько сотен тонн топлива, взорвавшись, разнесут в клочья эту часть острова. И почти наверняка ударная волна вызовет резкое сползание всей оставшейся части почвы. Но он заставлял себя не думать об этом.

Бордман не считал себя хорошим дипломатом и подозревал, что его собственное мнение не должно высказываться, пока он не проверит его практикой – от сих до сих. Кроме того, его план включал в себя оповещение служащих младших рангов, которым требовались подробные объяснения. Если все приказы будут выполнены и план провалится, то авторитет Колониального Надзора будет безнадежно утерян.

– Насчет работы, которую нам предстоит сделать, – деловито начал Бордман. – Полагаю, все опреснительные растения изолированы?

– Ну конечно же! – проворчал Сэндрингхем. – Правда, гражданские продолжают сохранять их, несмотря на мои протесты. Но если сейчас кто-то предложит воспользоваться ими, то их крики протеста долетят до небес!

– А что происходит с солями, извлекаемыми из морской воды? – спросил Бордман.

– Вы ведь знаете, как работают опреснители! Они всасывают с одного конца соленую морскую воду, а с другого течет пресная вода и все прочее. Весь мусор выбрасывается за борт, а пресная вода подается дальше и идет в ирригационные системы.

– Очень жаль, что некоторая часть солей не сохранилась, – Бордман пристально посмотрел на своего собеседника. – Мы сможем снова запустить опреснители на всю мощность?

Глава Сектора уставился на него в безмерном изумлении. И зловеще протянул:

– О! Не хотел бы я быть на месте человека, который попытается это сделать! Если кто-либо запустит опреснитель, то гражданские разорвут его в клочья!

– И все-таки нам необходим опреснитель, хотя бы один – чтобы провести ирригацию района Штаб-Квартиры.

– Мой Боже! Зачем? – простонал Сэндрингхем. – Нет-нет! Не говорите мне! – Он замотал головой. – Будем надеяться, что это сработает!

Наступила тишина, нарушаемая только скрипом кресла, в котором тяжело ворочался хозяин Штаб-Квартиры.

Бордману невольно пришло в голову, что для занимаемой им должности Сэндрингхем слишком отстранился от решения проблемы, переложив всю инициативу на плечи других… И еще он подумал, что этому господину неплохо бы получше контролировать свои движения, если он не хочет развалить кресло и вызвать тем самым детонацию топлива. Падение на пол четырехсот с лишним фунтов Главы Сектора вместе с обломками кресла может иметь катастрофические последствия для планеты!

Коричневый пес неотрывно смотрел на Бордмана, почти касаясь мордой его руки: собака явно намекала, что ее следует снова погладить.

Через какое-то время Сэндрингхем буркнул:

– Ладно, я уже немного успокоился. Теперь вы можете все мне сказать. Вы готовы?

Бордман кивнул.

– В некотором смысле наши проблемы заключаются в том, что из-за ирригации возникло подземное болото, – как можно мягче начал он, – которое сползает вниз, в море. Это – болото вверх тормашками. На Сорисе-2 была подобная проблема, только болото оказалось у нас справа. Сотни квадратных миль, которые можно было бы использовать, если бы удалось их осушить. И мы построили вокруг почвенную дамбу. Вы поняли, в чем тут дело? Следует пробурить всего два отверстия в почве и ввести туда почвенный коагулянт. Это очень-очень старое средство, его применяли много сотен лет назад еще на Земле. Коагулянт распространяется во всех направлениях и делает почву водонепроницаемой. Через неделю или две у нас был водонепроницаемый барьер из почвы, доходящий до кристаллических пород. Вы можете назвать это соляной дамбой. И воды поблизости не было видно – вся она была внутри, в земле. На Сорисе-2 мы знали, что если извлечем воду из земли, то сможем возделывать ее.

Сэндрингхем не скрывал скепсиса.

– Но это потребует десяти лет непрерывного выкачивания, так? А когда ил неподвижен, выкачивание – далеко не легкий процесс!

– Нам была нужна почва, – сказал Бордман. – И у нас не было десяти лет. Сорис-2 готовилась принять колонистов с соседних планет. И количество их было огромным. Нам необходимо было принять первых колонистов через восемь месяцев. Мы должны были извлечь воду быстрее, чем позволила бы простая откачка. Кроме того, имелась еще одна проблема – смертельная для человека болотная растительность. Так что следовало поскорее избавиться и от нее. Тогда мы построили дамбу – и, естественно, провели ирригацию водой из ближайшей речки. Это было нелегко. Но через четыре месяца у нас была сухая почва, а растительность уничтожена и превращена в гумус.

– Я мог бы прочесть ваши отчеты, – в голосе Главы Сектора слышалась явная горечь. – Но в обычных обстоятельствах я слишком занят. Нет, я просто обязан был про честь их! Так как же вы избавились от воды?

Бордман доверительно наклонился к нему. Вся идея укладывалась в два десятка слов.

– Конечно, – добавил он, – мы сделали это в тот день, когда дул сильный ветер справа.

Сэндрингхем изумленно воззрился на него. Затем проговорил:

– Все это так убедительно… Но как же вы собираетесь действовать в нашей ситуации?

– Здешнее болото, если его можно так назвать, находится под землей. А сверху – приблизительно сорок футов почвы.

Пришлось кратко объяснить, в чем здесь различие. Глава Сектора так энергично откинулся в кресле, что вздрогнул не только Бордман, но и дог.

Пока Сэндрингхем думал, и сопел, и ворочался, испытывая на прочность свое кресло, Бордман напряженно поглаживал собаку. Самым спокойным в этой комнате был пес. Он добился желанной ласки и сидел возле Бордмана, блаженно развесив уши.

– Я не вижу ни единого шанса, – наконец произнес Сэндрингхем с отвращением, – преодолеть проблему другим путем. Я никогда не думал ни о чем подобном! Но я возьму на себя часть вашей работы!

Бордман ничего не сказал. Он ждал.

– Потому что, – продолжил Глава Сектора, – вы не тот человек, который сможет убедить гражданских лиц в необходимости предпринимаемых нами мер. Вы не производите должного впечатления. Здесь нужен настоящий пройдоха и краснобай. Поэтому я хочу, чтобы Вернер проделал все эти… гм… негоциации с правительством планеты. Результаты – вот что сейчас гораздо важнее справедливости, поэтому Вернер будет возглавлять это дело.

Бордман устало пожал плечами.

Он понимал, что Сэндрингхем прав. Да, он не умел производить должного впечатления, он не умел говорить с самовлюбленно-истерической убедительностью, которая почему-то производит такое неизгладимое впечатление на очень многих людей. Ему бесполезно было встречаться с гражданским населением, потому что он просто рассказал бы людям все, что знает и что считает нужным сделать… Но он никого не смог бы убедить в своей правоте. В отличие от Вернера… Этот тип мог заставить людей поверить во все, что угодно, только благодаря своим ораторским способностям!

– Я считаю, что вы правы. Мы нуждаемся в помощи гражданского населения, причем в полном объеме. Я вряд ли способен ее обеспечить. А офицер Вернер – это как раз то, что нам нужно.

Он ничего не сказал о том, что Вернер – человек, которому доверяют, вне зависимости от того, достоин он доверия или нет. Он еще раз погладил пса и встал.

– Мне хотелось бы получить как можно больше почвенного коагулянта. Необходимо в кратчайшие сроки соорудить здесь соляную дамбу. Думаю, что я успею.

Сэндрингхем провожал его взглядом, пока Бордман шел к двери. И когда тот уже открыл ее, вдогонку раздалось:

– Бордман…

– Да?

– Будьте там поосторожнее. Хорошо?

Какие детальные инструкции получил Старший Офицер Колониального Надзора Вернер от Сэндрингхема, Бордман так никогда и не узнал. Вероятно, это были не просто инструкции, а категорический приказ.

Но Вернер прекратил заниматься подготовкой к эвакуации населения на полюс, а вместо этого обратился к жителям планеты с научным докладом о том, как они могут спасти свои жизни. Он возглавил всевозможные комитеты, уверенно отдавал распоряжения, переходя на таинственный, изобилующий научным сленгом язык, когда отчаявшиеся люди требовали более подробных объяснений. И он заставлял всех делать то, что было необходимо!Он хотел, чтобы они пробурили скважины в почве до самого каменного основания. Он хотел, чтобы эти скважины были проделаны на расстоянии не большем чем в ста футах друг от друга и под углом сорок пять градусов к поверхности кристаллического основания.

Сэндрингхем прослушивал пламенные речи по меньшей мере раза четыре в день. Ему пришлось отозвать Бордмана с его участка работ. Перепачканный островным серым илом Старший Офицер появился на экране визора.

– Бордман, – коротко сказал Глава Сектора. – Вернер утверждает, то эти скважины вы хотите продырявить ровно под углом в сорок пять градусов к материнской породе.

– Ну… я бы предпочел несколько меньше. Если исходить из расчета, что по мере удаления на три мили наклон уменьшается на градус, то это будет самое лучшее. Я бы хотел, чтобы скважин было как можно больше. Но это уже вопрос времени.

– Я велю Вернеру, чтобы он подкорректировал свои требования, – сухо произнес Сэндрингхем. – А насколько близко вы хотите расположить профили?

– Как можно ближе. И они мне нужны как можно скорее. Что там предсказывает барометр?

– Упал на десять делений.

Бордман выдохнул:

– Черт побери! Много осталось работы?

– Достаточно, – ответил Сэндрингхем. – Проложили дорогу вдоль рифа для грузовиков. Если бы я посмел – и если бы у меня были трубы, – то я проложил бы путепровод.

– Позднее, – устало покачал головой Бордман. – Если у Вернера высвободятся люди, то пусть они начинают переделывать ирригационные системы. Используйте эти системы, как дренажные. Используйте насосы. И тогда, если все же пойдет дождь, он не принесет такого вреда. На какое-то время это нам поможет.

Сэндрингхем осторожно сказал:

– А вам приходило в голову, что может совершить сильный дождь, если он согласно проклятиям всего гражданского населения острова разразится прямо над Штаб-Квартирой? Тогда нам не остается ничего другого, кроме как пропеть отходную песнь!

Бордман позволил себе не обратить внимания на эти слова.

– Я начал здесь ирригацию, – вместо ответа сообщил он. – Пришлось сделать небольшое озеро и использовать соляную дамбу, кроме того, опреснитель работает круглые сутки. Если остались свободные люди – прикажите им переделать ирригационные системы в дренажные. Это им наверняка понравится.

Он чувствовал себя выжатым как лимон. Довольно утомительно заставлять людей работать, сознавая, что еще до того, как все будет закончено, эти люди могут погибнуть. Тот факт, что он погибнет вместе со всеми, никак не улучшал его настроения.

Но Бордман вернулся к работе, долгое время казавшейся совершенно бесполезной, – так выглядят многие человеческие усилия до определенного момента.

Он приказал доставить все замораживающее оборудование в то место, где произошла утечка топлива, опустить стальные трубы в грунт и начать замораживание. Наконец образовался участок мерзлой почвы, по форме напоминавший неровную U. В его изогнутой части находилось озеро. Установленная с одного боку помпа гнала морскую воду прямо под землю – где она мгновенно превращалась в ил; другая помпа перегоняла ил поближе к морозильной установке.

Фактически была создана система гидравлической фильтрации. Но когда верхний слой почвы является илом, то это – идеальный способ осаждения жидкой грязи. Кроме того, приходилось следить за тем, чтобы на почву не оказывалось никаких сильных воздействий, провоцирующих вибрацию.

И все по-прежнему висело на волоске.

Наконец Бордман принялся перекачивать озеро – заполнял пустоты водой; но она проникала глубже, чем предполагали расчеты. В конце дня пришлось отдать приказ о временном прекращении перекачки.

Затем он проложил трубы вокруг большой территории Штаб-Квартиры на возвышенности, где находились хранилища с топливом, и распорядился вести выемку грунта без единого удара молотка, кирки или лома. В отверстия вставили трубы и затем начали заполнять пустоты морской водой. Вода океана благодаря своим свойствам уплотняла ил, который уже не соскальзывал подобно мылу.

Барнс наблюдал за этой частью операции с самого ее начала. Его уверенность в успехе передавалась и персоналу Надзора.

– Бордман знает, что делает, – повторял Барнс то и дело. – Посмотрите! Вот, я беру эту флягу. Это пресная вода. А здесь находится мыло. Намочите его пресной водой – и мыло станет скользким. А теперь попытайтесь опустить его в соленую воду! Попытайтесь! Видите? При приготовлении мыла в кипящий раствор добавляется немного соли, чтобы получить кусок! (Он узнал это от Бордмана). – Соленая вода не сможет размягчить землю. Никогда! Идемте же ставить новую трубу, чтобы она закачивала новые порции соленой воды под землю!

Люди упорно не понимали, для чего все это делается, но они работали, потому что у них наконец появилась хоть какая-то надежда…

На второй день Сэндрингхем снова вызвал Бордмана. Усталый, грязный, он появился на экране визора.

– Вытекающее топливо начинает менять свою структуру, отчего взрывоопасность снижается не по дням, а по часам. Я думаю, что ситуация наконец-то под контролем.

– Вы хотите начать замораживание топлива? – спросил Сэндрингхем.

– По-моему, медлить больше нельзя, – ответил Бордман. И тут же поинтересовался: – Как барометр?

– Сегодня утром упал еще на три десятых. А так – стабильно.

– Черт побери! – прохрипел Бордман. – Мы должны успеть!

Он помахал перепачканной в иле рукой и отключился.

В этот день вездеходы начали собираться вокруг Штаб-Квартиры Надзора. Они очень медленно съезжались к Штабу, а за ними тянулся туман из замороженного воздуха. Наконец появились люди в тяжелых перчатках, вытаскивающие из вездеходов длинные предметы, похожие на колбасы. Они развязывали концы этих «колбас» и направляли их в скважины, проделанные в верхних слоях почвы. Затем люди из Надзора заталкивали эти замороженные «колбасы» под землю при помощи кольев с тщательно обмотанными и промороженными концами. И отправлялись к следующим скважинам.

На первый день пятьсот подобных «колбас» были загнаны под землю и заполнили несколько скважин. На второй день было опущено уже четыре тысячи. На третий день – восемь тысяч. На четвертый день содержание взрывоопасного топлива в почве было настолько мало, что даже приборы не могли уловить его присутствие. Бордман связался с Сэндрингхемом и сообщил ему об этом.

– Я могу теперь говорить с гражданскими! – Глава Сектора вскочил с кресла. – Вы ликвидировали утечку!

– Двадцать тысяч скважин, – напомнил Бордман. – В каждой из них – шестьсот фунтов замороженной грязи, в которой растворен один фунт топлива. Так что следует закончить работу. Как барометр?

– На десятую поднялся, – сказал Сэндрингхем. – И, похоже, продолжает подниматься.

– Значит, времени нет!

Сэндрингхем какое-то время колебался. Но наконец скомандовал:

– Действуйте.

Экран погас.

Осталось только три мили скважин, которые следует заполнить, а затем топливо будет выбрано и заменено жидким илом.

Лейтенант Барнс сказал:

– Я позабочусь об этом, сэр.

– Барометр повышается на десятую, – Бордману очень трудно было держать глаза открытыми. – Все в порядке, лейтенант. Давайте. Вы – подающий надежды юный офицер. Просто отличный офицер! А я пока минутку посижу…

Когда Барнс вернулся, Бордман спал.

Юноша сел рядом с Бордманом, готовый растерзать каждого, кто посмеет побеспокоить его. И когда Сэндрингхем снова попытался с ними связаться, на экране появился Барнс.

– Сэр, – сказал он с предельной вежливостью, – мистер Бордман не спал уже пять дней. Его работа сделана. Я не буду будить его, сэр!

Глава Сектора вскинул брови.

– Так, значит, не будете?

– Никак нет, сэр! – отчеканил лейтенант. Сэндрингхем задумчиво кивнул.

– К счастью, никто не слышит нашего разговора. Вы совершенно правы.

И отключился.

Только тут Барнс сообразил, что он посмел не подчиниться Главе Сектора, причем совершил нечто гораздо более страшное, чем другой младший офицер, когда-то объяснявший Главе Сектора, как тому следует пользоваться скафандром.

Но он ни на секунду не пожалел о том, что сделал.

Через двенадцать часов Сэндрингхем снова связался с ним.

– Барометр падает, лейтенант. Я очень обеспокоен. Пришло сообщение о надвигающемся шторме. Не все соберутся возле Штаб-Квартиры, но большая часть населения – наверняка. Я напрасно пытался объяснить людям, что химикалии, которые мы ввели в почву, могли еще не закончить реакцию. Вернеру тоже это не удалось. Так что если Бордман проснется, сообщите ему.