Текст книги "История украинского народа. Автобиография"

Автор книги: Михайло Грушевський

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Расширение подвластной территории, платящей дани, и умножение даней давали возможность содержать более многочисленную дружину. Напр., передавая своему боярину Свенельду дань Уличей, а потом Древлян, Игорь обеспечивает этим содержание целого отряда дружины, содержимого Свенельдом на эту дань. Создавая новые дружинные гарнизоны, содержавшиеся из даней и доходов, собираемых в их округах, князь получает новые военные отряды, которые в случае надобности могли быть мобилизованы и двинуты на театр войны, оставив на месте только существенно необходимую часть, и в конце концов это увеличение военной силы давало князю возможность не только расширять сферу своего политического влияния, но и углублять ее, скрепляя свое положение и относительно киевского патрициата, и в отношениях к подвластным «светлым и великим князьям» и воеводам.

Эволюция Русского государства X – XI в. шла именно в этом направлении расширения и разветвления системы «русских» наместников

^ 57

и их гарнизонов, проникавшей все далее н далее в глубь волостей. В рассказе Константина Порфирородного земли новгородских Славян, Кривичей, Дреговичей, Древлян, Северян – это территории, куда только временно, зимою, приходят русские дружины с князьями «на полюдье*. Во впутренние отношения земель эти князья еще не вмешиваются: земля обязана только дать положенную дань и. содержать князя с дружиною во время сбора «полюдья*. Только постепенно к сбору дани начинают присоединяться разные административные и судебные фупкции. Это очень хорошо иллюстрирует позднейший рассказ киевской летописи (под 1071 г.): в Белоозеро, в землю финской Веси, приходит боярин князя Святослава Ян Вышатич для собирания дани; пользуясь этим, жители приносят ему жалобу на волхвов, очевидно, пользовавшихся покровительством домашних властей и обижавших население: Ян производит следствие, судит и казнит волхвов Порядки, существовавшие в XI в. только в глухих финских краях, в X веке имели место и в землях славянских.

Управление и суд были источниками доходов Каждый выезд княжеского наместника или его агента на территорию округа сопровождался поборами на содержание его и его спутников и ебором разных пошлин. Поэтому увеличение числа княжеских наместников, учреждение военно-административных квартир давало новые доходы, возможность содержания новых отрядов дружины, а прироста дружины, в свою очередь, давал возможность, увеличивая число гарнизонов и административных пунктов, расширять и усиливать административную сеть государства.

Этот процесс, конечно, не развивался ровно, без скачков и колебаний, Государственная машина была еще слишком первобытна и неуклюжа, чтобы действовать ровно и правильно. Личные отношения киевского князя к его подручникам и наместникам значили слишком много, и перемены лиц на киевском столе, политические и всякие иные передряги непосредственно отражались на политической системе Русского государства, расшатывая и ослабляя ее связи и деятельность. «Великие бояре*, от себя содержавшие целые корпуса дружины, как упомянутый Свен ел ьд, и провинциальные, подручные князья становились иногда слишком сильны, и киевский князь должен был тщательно следить за ними и соразмерять силы своей собственной дружины так, чтобы они держали этих провинциальных князей в должном почтении. По смерти киевского князя первые годы правления его приемника обыкновенно проходят в домашних войнах, походах на непокорные племена и непокорных «русских» князей и наместников.

С течением времени, если новый киевский князь оказывался на высоте своего положения, он упрочивал свою власть и наново укреплял расшатанное здание Русского государства; непокорные племена бывали «при-

4 Зак 3S

58

мучены» и при этом приведены в еще более тесную зависимость от Киева: на место «дани легкой» налагалась «дань тяжка»; непокорные князья и воеводы заменялись более надежными подручниками; состав дружины обновлялся, и среди внутренних войн вырабатывались в ней известные чувства привязанности и преданности новому князю. Реставрация, таким образом, сопровождалась более или менее значительным движением в развитии и укреплении государственного здания, и в конце концов эти успехи обыкновенно завершались более или менее значительной серией далеких походов в богатые, культурные страны – восточные или византийские.

В этих далеких походах находила исход военная энергия, накопленная предшествующими походами и стараниями князя и не находив, лившая уже приложения дома, а потому небезопасная для прочности самой государственной машины. В случае удачи, поход приносил богатую добычу, т. е. большие материальные средства, покрывал славою своего главного предводителя – киевского князя и поднимал его престиж в глазах дружины и подвластных князей. Он оживлял государственную организацию, собирая воедино разбросанную по всему пространству государства массу дружины, и давал чувствовать единство государственного организма, Поэтому походы эти постоянно повторялись от времени до времени, пока государственная организация не отяжелела, утратив свой наезднический, чисто дружинный характер (что случилось во второй половине ХГ в.).

Так представляется в общих чертах процесс развития киевского государства в ГХ—X вв. ВIX в. мы не имеем возможности приурочить его к какими либо именам: до нас дошли только оторванные от фактов и даже от хронологии имена, как «русский князь Бравлин» (конец VIII или начало IX в.), Аскольд и Дир, насильственно соединенные автором Повести в пару соправителей и приуроченные к походу 860 г.; можно догадываться, что был где-нибудь в первой половине IX, что ли, еще другой князь Олег (в Киеве были две могилы Олега), традиция которого была перенесена на позднейшего, исторического Олега и обогатила такой массою событий и легенд память об этом последнем.

Исторический князь Олег, правивший в Киеве в конце IX и начале X в., является первым из киевских князей со своею определенной физиономией. Его время – это эпоха необыкновенных, понулярных, изукрашенных легендами походов на Византию. Если связанный в «Повести» с именем Олега приобретения Киевского государства являются в значительной степени ученой комбинациею киевского книжника (и мы рассматривали поэтому их просто, как результаты эволюции киевского государства на протяжении IX в.), то этот «вещий» князь Олег, подъеэжа-

59

ющий под стены Константинополя в поставленных на колеса кораблях, заказывающий своей дружине шелковые паруса для кораблей и в конце концов умирающий от собственного коня, как живая иллюстрация изречения Бонна о непреодолимой силе рока, – этот образ не мертвое изобретете позднейшего книжника, а живое произведение народного творчества, и с ним нужно с этой стороны считаться.

Единственная прочная хронологическая дата и исторический документ из времени Олега – это его договор с византийским правительством, заключенный в 911 г. и целиком приведенный в древнейшей киевской летописи.

Судя по широким торговым льготам, признанным со стороны византийского правительства в этом договоре 911 г. и в другом, сохраненном в летописном пересказе с датою 907 г., этим льготам должны были действительно предшествовать какие-нибудь очень чувствительные удары со стороны Руси. В это время мог действительно иметь место поход Олега на Византию, описанный с легендарными подробностями в «Повести» . Из других источников известен поход Руси на Абесгун, в 909/10 г.; он окончился неудачею, но в конце 913 г. Русь предприняла новый поход на восток, с большими силами. Пользуясь местными неурядицами, она в продолжение нескольких месяцев беспрепятственно грабила земли южного Каспийского побережья и с огромной добычею двинулась назад, но на возвратном пути Хозары отобрали у Руси добычу и истребим значительную часть войска. Эти восточные походы, обойденные молчанием в «Повести», оставили, вероятно, память в народной былине о походе Вольта {Вольга – Олег) на Индейское царство, обставленном еще более сказочными подробностями, чем летописная повесть о походе на Византию. Память о военных подвигах и дивных хитростях Олега-Вольги тут смешивается очевидно с рассказами о чудесах Волхва Всеславьевича. Приготовляясь к походу на Индейское царство, Вольга, обернувшись птицею, подслушивает планы индейского султана; обернувшись серым волком, давит его коней, обернувшись горностаем, перегрызает тетивы на луках и уничтожает прочее оружие в его арсенале, и обезоружив таким образом своего противника, ведет на него свою дружину из Киева, берет в полон индейскую силу и приобретает несметную добычу.

После Олега в «Повести» непосредственно следует Игорь. Принадлежал ли он к одной династии с Олегом – мы не знаем. По контрасту с его блестящим предшественником Олегом и другим излюбленным героем легенды – его сыном Святославом, личность и деятельность Игоря в «Повести» представлены в тонах тусклых, вероятно, нреувеличенно тусклых. В начале своего княжения он ведет войны с восставшими племенами, – «Повесть» знает его войны с Древлянами и Уличами. Из визан-

4‘

тийских источников известен нам его неудачный поход на Византию. Флот Игоря подошел к Константинополю, но греческая эскадра не пропустила его чрез Босфор; тогда Игорь направился к малоазийскому побережью и занялся здесь грабежом, но подоспевшие за это время морские силы Византии разгромили корабли Игоря. Эта неудача отразилась на торговых льготах русских купцов в Византии: новый договор, заключенный в 944 г, значительно ограничивал льготы, данные им прежде, и, кроме того, ставил известные пределы завоевательной политике киевских князей в землях, соседних с крымскими владениями Византии.

Но народная память, расцветив своей фантазией этот неудачный поход на Византию, превратила и его в добычливое предприятие – только Игорь в согласии с общей своей характеристикой не доводит дела до войны, удовольствовавшись выкупом предложенным Греками. Его бояре выступают с соображениями о том, что всякая война остается рискованною: «кто знает, кто одолеет, мы или они, и с морем кто может уговориться (обеспечиться от случайностей)? чего лучше – не бившись взять золото и паволоки?» Игорь уступает таким благоразумным советам, и этим подчеркивает отсутствие рыцарственности в своем характере.

Действительно удачен был поход Руси иа восток, предпринятый в 943/4 г. Поход этот описан несколькими восточными писателями, поэтому очень хорошо известен. Русь проникла сухим путем до Дербента, увлекая за собою шайки авантюристов, пристававшие к ней по дороге; отсюда отправилась на кораблях к устью Куры и по этой реке проникла до большого и богатого города Бердаи, овладела им и производила отсюда набеги на соседние земли. Пробыв здесь полгода, русские полки беспрепятственно, с богатою добычею, ушли назад на кораблях. Так представляется его фактическая сторона. В совершенно фантастическом виде изобразил его позднейший (XII в.) персидский поэт Низами, включив это событие в качестве эпизода в свою поэму об Александре Великом:против Руси, разграбившей окрестности Бердаи и захватившей в нлен царицу, выступает сам Александр Македонский, Русь идет против него на слонах, «подобные волкам и львам, не имеющие ничего человеческого, кроме внешнего вида*. Целый ряд битв венчается в конце концов, конечно, победою Александра.

Но конец Игоря был очень печален и вместе с тем очень характерен для отношений того времени. Богатая дань с Древлянской земли, отданная Игорем Свенельду, возбудила зависть собственной дружины Игоря и, побуждаемый дружиною, Игорь отправился к Древлянам, чтобы сверх собранной Свенельдом дани вынудить у них контрибуцию еще и для себя. Его вымогательства и насилия вывели Древлян из себя, и они убили Игоря во время этого «полюдья*. Как рассказывает Лев Диакон, византийс-

61

кий писатель конца X в., эти бунтовщики разорвали Игоря, привязав к наклоненным вершинам двух деревьев.

Вследствие малолетства сына Игоря, Святослава, по смерти Игоря некоторое время правила его жена Ольга с боярами своего мужа. Из ее времени летопись знает два события. Первое – война с Древлянами, закончившаяся приведением восставшей земли в тесную зависимость от Киева; население было наказано избиением и обращением в рабство наиболее провинившихся общин. Другое событие – принятие Ольгою христианской веры. Эти факты переданы в летописи в густой легендарной оболочке, представляющей известный параллелизм с легендами об Олеге. Олег и Ольга – это пара мудрых и хитрых князей, умеющих всегда и во всем постоять за себя и достигнуть своих целей той примитивной хитростью, которую так высоко ценит первобытный человек. Несомненно, созвучность имен (Ольг и Ольга) с своей формы содействовала уподоблению этих двух фигур в нредании, позволяя переносить разные рассказы с одной на другого; но более глубокая созвучность лежала, очевидно, в этих двух типах и вела обработку их параллельными путями. Из-за позднейшей церковной оболочки, покрывшей образ Ольги благодаря сочетанию церковной традиции с народной легендою, выступает образ хитрой княжны, разработанный последней в рассказах о том, как дурачила она темных полешуков-Древлян, и потом также точно оставила ни с чем прославленных хитрецов и каверзников Греков – «Ольга мудрейшая из людей», как характеризует ее потом общественное мнение Киева в легенде о крещении Владимира. По она не только государыня, но и женщина и это нарушает симметрию с Олегом; как женщина, она стойко блюдет свою девичью честь (в позднейшей легенде о сватовстве Игоря), позже свою неприступность вдовы (сватовство древлянского князя Мала и византийского императора) – всеми желанная и для всех недоступная, умеющая всякого поставить на свое место – величайший комплимент для нее как для женщины.

Из византийских источников известен нам дипломатический визит Ольги в Константинополь в 957 г, послуживший, вероятно, поводом для киевской легенды. Дипломатический же характеру вероятно, имела и ее миссия к имн. Оттону в 959 г, известная из немецких источников. Она была истолкована в Германии в том смысле, будто бы Ольга поручила просить присылки енископа и священников на Русь; но известие это невероятно уже тем, что крещение Ольги имело характер ее личного дела, и только после крещения Руси Владимиром получило большее значение в глазах позднейших поколений.

В начали 60-х годов вступил в унравление государством Святослав. Несмотря на кратковременность своего правления, он принадлежит к

М,С. Грушевский

62

наиболее характерным и сильно обрисованным фигурам среди киевских князей. Это, так сказать, идеал дружинности; роль князя-правителя, главы государства, в деятельности Святослава вполне отступает на второй план пред ролью предводителя дружины, странствующего рыцаря, и он блестяще обрисован с этой стороны в классическом, основанном на живой народной традиции, рассказе «Повести». «Когда князь Святослав вырос и возмужал, он начал собирать воинов – многочисленных и храбрых, ибо и сам был храбр и легок, ходил как леопард, возов с собою не возил, ни котлов, и мяса не варил, а тонко изрезав конину или зверину, или говядину, пек на углях и так поедал; не возил и шатра, а подстилал под себя подклад (подседельник), а седло под голову; таковы были и воины его. И вел он много войн».

После нескольких походов, направленных на расширение и укрепление политической системы Киевского государства (из них «Повесть» знает походы, предпринятые для расширения и укрепления восточных пределов: походы на Оку и Волгу, на Хозар, на кавказских Ясов и Касогов, т. е. Осетин и Кабардинцев, и покорение Вятичей), Святослав очень скоро обратился к далеким военным предприятиям. Очевидно, регентка передала Святославу государственный механизм в очень хорошем состоянии, и от нового князя больших хлопот в данном отношении не требовалось. Прелюдией к более смелым предприятиям была война с Хозарами, загораживавшими русским походам дорогу на восток. За этим походом, окончившимся нодным разгромом Хозарской орды¹, нужно было ожидать какого-нибудь грандиозного похода на восток, вроде Игорева, но внимание Святослава было неожиданно отвлечено в другую сторону: император Никифор Фока но дослал к нему своего агента Херсонесца Калокира с богатыми подарками, приглашая нанасть на Болгарию и завоевать ее для себя.

Со стороны Никифора это был ловкий маневр, имевший целью натравить Святослава на Болгар для их ослабления, но перспектива завоевания Болгарии показалась Святославу очень заманчивою. Может быть, он строил в дальнейшем еще более смелые планы относительно самой Византии; во всяком случае со всею энергией) взялся за покорение Болгарии. Но когда он готов был действительно прочно овладеть Болгарией, византийское правительство переменило фронт, вошло в союз с Болгарами и обратилось против Святослава Новый император Иоанн Цимисхий

¹ Этот разгром Хозарской орды был, впрочем, большой ошибкой со стороны Святослава, потому что Хазария, хотя и сильно ослабленная уже в то время, все-таки сдерживала тюркское движение в черноморские степи. В виду этого тюркского потопа все приобретения политики Святослава на юго-восточной границе и на Кавказе были совершенно эфемерны.

63

обложил его в Доростале (Силистрии), и в конце концов, не смотря на все свое геройство, очень сочувственно обрисованное не только в киевских преданиях, но и в греческих сказаниях – Святослав принужден был капитулировать перед Греками. На возвратном пути, на нижнем Днепре он попал в засаду, устроенную Печенегами {быть может тоже не без инициативы Греков), и был ими убит (972 г.).

Старший сын Святослава Ярополк, получивший Киев еще во время болгарской кампании, должен был занять место отца, но не оказался на высоте своего положения, и его попытки объединения земель Русского государства встретили противодействие со стороны другого сына Святослава, Владимира, сидевшего в Новгороде. Несколько лет снустя по смерти Святослава, около 980 г., Владимир выгнал Ярополка из Киева и овладел Киевским государством.

Первые годы княжения Владимира в Киеве уходят на укрепление расшатанной в период разделения и междоусобной борьбы системы Киевского государства. Несомненно, это потребовало от Владимира сильного напряжения энергии; ряд походов его записан в летописи, но он, конечно, не дает полного понятия об этой кипучей военной деятельности нового киевского князя. Из летописных известий видно, что в то время как Святослав обращал особенное внимание на восточные границы государства, Владимир очень много внимания уделял западным. Современный польский документ дает нам указание на занадную границу русского государства, установленную этими походами Владимира; иа северозападе она доходила до границы Пруссов, на юго-западе подходила к Кракову. Здесь, на занадной границе, завязалась борьба за политическое влияние с Польшею, во главе которой стал тогда талантливый князь Болеслав; но при Владимире перевес был, очевидно, на стороне Руси.

Весьма важную и трудную работу произвел Владимир во внутренних отношениях: он не только привел в зависимость от себя земли, входивший прежде в состав Русского государства, но и поставил их в более тесную связь с Киевом, посадив во всех главнейших пунктах их, на место прежних князей и наместников, своих многочисленных сыновей. Отсюда берет начало династический принцип, получающий свое полное развитие в последующих столетиях. Еще более важное значение имели культурные элементы, введенные Владимиром во внутренние отношения государства. Созданное внешнею силою и не имевшее внутренней связи, кроме экономических интересов созидавшего и поддерживавшего его военно-торгового класса, это государственное здание получаете, при Владимире новые устои, культурного и морального характера, в виде новой, заимствованной из Византии, религии и связанного с нею просвещения, книжности и культуры.

64

Исходной точкой этого чрезвычайно важного в культурной эволюции не только украинских племен, но и всей восточной Европы явления были прежде всего политические планы Владимира: стремление поднять престиж своей власти, ириодев его византийским ореолом. Эго было общее стремление основателей новых государств средневековой варварской Европы, искавших средств укрепить свою власть и с прискорбием чувствовавших, как незначителен их авторитет в глазах товарищей-вассалов и соратников подданных. Между Киевскими князьями Владимир не был первым на этом пути; в своих поучениях сыну имп. Константин Порфирородный дает ему наставление относительно того, как следует отделываться, когда владетель Хозар, Веетров, Руси или какой-нибудь иной варварский народ, как то часто бывает, обратится к нему с просьбою прислать ему корону или иные императорские регалии, или же породниться с ним, С такими просьбами разные варварские владетели действительно часто обращались к императорам Рима, как западного, так и восточного – Константинополя; этим путем они стремились позаимствоваться обаянием «вечной» империи и ее ореолом усилить свой престиж. Обращались к ним, судя по словам Константина, и предшественники Владимира на киевском столе. С таким предложением обратился к византийскому императору и Владимир, с тем отличием, что его планы привели к чрезвычайно важным последствиям, значение которых он, очевидно, сумел оценить по достоинству.

Повод к тому дал сам император. Византия переживала трудные времена вследствие очень опасного восстания, поднятого племянником покойного императора Никифора, Вардою-Фокою, и император Василий обратился за помощью к Владимиру, как то не раз делали и его преемники, до Никифора Фоки включительно¹. Владимир не отказал в помощи, но поставил свои условия: император Василий и его брат-соправитель выдадут, за него свою сестру и – можем с значительной вероятностью дополнить рассказ нашего историка – пришлют ему императорские регалии¹¹. Император потребовал, чтобы Владимир в таком случае крестился. Владимир согласился и действительно принял крещение.

Условие было заключено в начале 988 г.; русский шеститысячный вспомогательный отряд был послан и сыграл важную роль в подавлении

¹ Обязательство взаимной помощи Руси и Византии даже включено было в трактат 944 г.

² Весьма вероятно, что отсюда ведет свое качало очень популярная легенда о присылки императорских регалий Владимиру, но эта позднейшая легенда приурочивает это событие к лравнуку Владимира В. – Владимиру Мономаху. На своих монетах Владимир, В. действительно изображен в императорских регалиях.

65

восстания; но императоры не спешили исполнить свое обещание. Несмотря на свое могущество, русский князь в византийских придворных кругах ценился не высоко: из собрания формул императорской канцелярии мы знаем, что грамоты к киевским князьям писались с меньшим этикетом, чем к хозарскому кагану, не говоря уже о болгарском царе. Выдать «порфирородную дочь порфирородного византийского императора» за этого северного варвара было весьма тягостным унижением, и византийский двор, очевидно, уклонялся от него. Тогда, чтобы принудить его к исполнению обещаний, Владимир обратился к ахиллесовой пяте русско-византийских отношений – крымским владениям Византии, которые она так боязливо охраняла трактатами (944 и 971) от притязаний киевских князей. Владимир отправился походом в Крым и взял столицу византийских владений – Херсонес. Это оказало действие, тем более, что империя была снова в весьма затруднительном положении. Имп. Василий поспешил отправить сестру Анну в Херсонес. Там обвенчали ее с Владимиром, еще раньше (очевидно, до крымского похода) принявшим крещение, и Владимир возвратил Византии Херсонес – «за вено», в качестве выкупа за жену.

Будучи выдающимся политиком (о чем красноречиво свидетельствует вся предшествующая его политическая деятельность), Владимир умел оценить политическое значение христианства для своей государственной системы, хотя самого его, как видим, к крещению привели чисто политические комбинации. Христианство было важнейшею составной частью византийской культуры, общественной и государственной организации Византии; и Владимир, стремясь к сближению, к уподоблению своего государства византийскому, естественно пожелал уподобить его и с этой важной стороны как можно ближе. Он, очевидно, понимал, какое огромное политическое значение будет иметь распространение среди народов его государства, с их разнообразными, примитивными и незаконченными религиозными верованиями, новой культурной религии с богатым внутренним содержанием и внешним блеском искусства, с вполне законченными формами и выработанной иерархией): распространяемая и покровительствуемая правительством, эта новая религия и в дальнейшем должна была держаться княжеской власти, как своей опоры, и, связывая новым, культурным узлом племена русской политической системы, должна была укреплять их зависимость от Киева и киевской династии. Не отрицая вполне мотивов нравственных, так как Владимир, несомненно, и сам стоял под нравственным воздействием новой религии, – мы все же в этих политических мотивах прежде всего должны искать объяснения той энергии, с которою Владимир занялся насаждением в землях Русского государства новой религии и неразрывно связан-

ной с нею византийской культуры, употребляя для этого все влияние своего княжеского авторитета и не останавливаясь перед принуждением.

Перелом, впрочем, не был резок, так как христианство было издавна хорошо известно в более значительных городах Русского государства, где группировалось военно-торговое сословие, имевшее возможность близко знакомиться с христианской религией в своих торговых путешествиях по византийским и западноевропейским землям. После похода, 860 г. из Константинополя была выслана на Русь миссия, обратившая многих в христианство, так что туда был затем послана особый епископ. Вероятно, сам тогдашний князь Аскольд был христианином. В первой половине X в. была в Киеве церковь св. Илии, и в трактате 944 г. христиане выступают уже значительной группою среди дружины Игоря¹. Благодаря этому, старания Владимира распространить христианство имели полный успех в более значительных, особенно южных городах; вне же их оно распространялось, конечно, медленно и туго.

Владимиром заложены были начатки организации русской церкви: основана митрополичья и несколько епископских кафедр. Создано было несколько монументальных памятников церковного зодчества {как Десятинная церковь в Киеве). Привезенные из Херсонеса и поставленные в Киеве бронзовые фигуры коней и статуи обнаруживают во Владимире желание приобщить Русь и к светскому византийскому искусству. Об интересе к распространению византийского образования свидетельствует приведенное в летописи известие о том, что Владимир забирал детей у лиц высших сословий и отдавал их «на учение книжное», – очевидно, с целью приготовить не духовных, а вообще образованных людей. Эти стремления его – ввести Русь в круг интересов тогдашнего культурного, византийского мира – не были напрасны: уже среди первых поколений киевских учеников мы видим человека, стоящего вполне на высоте современной византийской культуры, в лице митрополита Илариона, автора похвального слова Владимиру.

Так полагались основы новых элементов, связавших разноплеменные провинции Киева новою, культурною, могущественной связью, пережившею и самое Киевское государство Рука об руку с нею шла другая могущественная связь, также еще только зарождавшаяся тогда, в виде единства политико-общественного уклада, общественных отношений и права, впоследствии тоже глубоко проникших в жизнь земель государства. С Владимира начинается этот заметный в эволюции Киевского государ-

¹ Последние раскопки в ограде Десятичной церкви, судя по некоторым сведениям, тоже дали указания на существование христианского кладбища здесь в непосредственном соседстве княжеского двора в эпоху до крещенпя.

ства переход от князей-насилышков, сбивавших свое государство вооруженной силою, к князьям с более выраженным характером правителей. Дед Владимира погиб, как хищный наездник, «яко волк всхищая и грабя»; отец сложил свою голову в далеком походе, как странствующий рыцарь; Владимир умирает в своей: столице, и люди оплакивают его: «бояре акы заступника земли их, убозии акы заступника и кормителя». За князьями-насильниками пришел князь, обративший свою деятельность на подведение культурных фундаментов под здание, воздвигнутое его предшественниками; в этом его историческое значение.

Занятый этою внутреннею созидательной работою во вторую половину своего продолжительного правления¹, Владимир, очевидно, менее внимания обращал на экстенсивную, внешнюю политику, предоставив последнюю сыновьям, рассаженным именно в наиболее небезопасных, требовавших особенного внимания, пунктах государства. В народной памяти {в былинах) он сохранился в виде «ласкового» князя, занятого пирами в своей столице; вокруг этого образа группируются рассказы Владимирова цикла о подвигах бояр Владимира, занятых походами и трудами на пользу русской земли, между тем как сам он в этих рассказах играет пассивную роль изнеженного сибарита. Народная память не сумела оценить по достоинству значения мирной деятельности Владимира.

¹ Он умер в 1015 году {15 июля). Подробнее «История Украни-Руси». т. I, гл. 7 и 8.

• «••KveBRBi8Ki

VI. КИЕВСКОЕ ГОСУДАРСТВО В XI-XII ВЕКОВ. ПРОЦЕСС РАССЛОЕНИЯ

Время Владимира Св. или Великого было кульминационным пунктом во внешнем процессе образования Киевского или Русского государства, в его, так сказать, механической эволюции. Процесс, который можно в противоположности ему назвать химическим – процесс проникновения и углубления в жизнь провинций этого государства выработанных им политических, общественных, правовых и культурных форм, —развивался еще интенсивнее в течение последующих столетий. Но самый организм государства, очевидно, разрушался, ослабевала сила его внутреннего сцепления, его жизненная энергия и экстенсивная способность. Это – процесс разложения, такой же медленный, как и процесс созидания: с периодами ослабления и остановками он растянулся почти на два столетия.

Два момента обозначаются в этом процессе: обособление отдельных земель, входивших в состав Киевского государства, и ослабление самого центра – Киева. Следствием был полный упадок значения киевских князей. В этом направлении агония старого Киевского государства закончилась уже в первой половине XIII в., но, благодаря созданию нового политического центра, притянувшего к себе часть украинских земель {Галицко-Волынское государство), государственная жизнь в украинских землях продлилась слишком столетие.