Текст книги "История украинского народа. Автобиография"

Автор книги: Михайло Грушевський

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Была, впрочем, доля вины и самой русинской интеллигенции – она была ослаблена слишком долгою летаргией и не всегда умела воспользоваться и тем немногим, что делало или готово было сделать для нее правительство. Народный язык – «простым и посполитый» казался ей слишком низким, и она не воспользовалась открывавшейся возможностью его употребления и развития. Профессора новооснованных кафедр и лицея старались читать и писать возможно высоким стилем, мертвенным макароническим «язычием», которое само по себе сковывало всякое просветительное движение. Когда вскоре затем прекратил свое существование лицей (1804) н русинские кафедры Львовского университета (1806), как временные, предназначенные для слушателей недостаточно приготовленных для лекций на латинском языка, – не возникло сколько-нибудь серьезных стараний относительно дальнейших, более нормальных русинских преподавании.

В конце концов некоторое улучшение осталось лишь в положении крестьян и в образовании духовенства, которое проходит теперь через университета, каков бы он ни был, и постепенно дает начало новой украинской интеллигенции Галиции. Нарастает эта интеллигенция очень медленно; выиграв в образовательном, культурном цензе, она много про-

23'

М,С. Грушевский

играла в своих отношениях к народности: простонародная масса казалась слишком грубою для «культурных» вкусов новоиспеченных «образованных» русинских круговой, не будучи достаточно культурными для того, чтобы культивировать свою народность, они шли за Поляками, как элементом более культурным, Польский язык по старому царствовал и среди этой новой «интеллигенции». Были такие священники, которые не умели читать славянского письма.

Но все же известный рост несомненно существовал, некоторая: ферментация давала себя чувствовать. Известное культурное и литературное движение замечаем прежде всего в Угорской Руси, раньше подвергшейся воздействию австрийского правительства. Вокруг тогдашнего мункачского епископа Андрее Бачинского (1772 – 1809), организатора муканевского лицее и основателя значительной библиотеки, группируется небольшой кружок деятелей на поприще народного просвещения и литературы. Угорская Русь дает первых профессоров Русин Львовскому университету и людей, заметных на иных поприщах. Затем у них являются непосредственные преемники и продолжатели и в Галиции. Национальный характер в этом небольшом движении уже дает себя чувствовать, хотя ясностью его национальное сознание отнюдь не отличается.

В землях западной Украины, отошедших к России, русское правительство – совершенно логически с своей точки зрения занялось прежде всего уничтожением унии. Но вместо нее не восстановлялись старые традиции национальной украинской церкви, а вводились новые, совершенно чуждые им обрусительные формы. Особенности местной церковной и религиозной жизни подводились под понятия униатства или латинства и искоренялись самым усердным образом – вплоть до украинского произношения богослужебных возгласов и текстов: епархиальное начальство особенное внимание обратило на то, чтобы священнослужители произносили свои возгласы «голосом свойственным российскому наречию» . восставленная православная церковь сделалась таким образом сознательным орудием обрусения и для утверждения этой тенденции умышленно наводнялась пришлыми людьми, переводимыми из великорусских местностей. С другой стороны, остатки униатской церкви, не присоединявшиеся к православию, русским правительством отданы были под начальство польской католической иерархии и подвергались таким образом сильнейшему давлению полонизаторских тенденций последней.

Местный украинский элемент таким образом подвергся одновременному натиску с двух сторон – со стороны польского помещичьего класса и польской культуры, до восстания 1831 г. да и после него царившей почти безраздельно вне небольших островков казенной великорусской культуры, – и со стороны этой последней. Вплоть до 1830-х гг. светское

341

воспитание и образование в Правобережной Украине почти исключительно находилось в руках Поляков, с небывалой энергией занявшихся здесь организацией учебно-воспитательного дела в национальном польском направлении и достигших действительно больших успехов в развиты польской культуры на украинской почве, какими она не могла похвалиться во времена польской Речи Посполитой (деятельность Ф. Чацкого и его преемников). С другой стороны казепная великорусская школа, церковь и государственность теснили всякое проявление украинской жизни еще более безжалостно, чем культура польская.

И в результата правобережные украинские земли, перешедшие под власть России, надолго остались более отсталыми и забитыми чем какие-либо другие украинские области.

В. Антонович: Очерк состояния православной церкви с пол. XVII до конца XVIII в. (Монографии, I). Для Галиции специальна – материалы и заметки по историй культуры и быта в V т. Сборника ист. фил. секции Паук. тоа. Им. Шевченка» и в IV т. Украин.-рус. архива». Для Угорской Украины: Дулишкович: Исторические черты Угро-русских. 1874– 1877; А. Петров: Материалы для историй Угорской Руси, 1905 и ел. Популярная история Буковины: М. Кордуба «Илюстрована история Буковнни», 1906.

XXVII. ПАДЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ И КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ В ВОСТОЧНОЙ УКРАИНЕ.

Немногим лучше было положение, в каком оказалась восточная Украина, вышедшая из состава Польского государства с половины XVII в. Избегнув ополяченья, верхние слон украинского населения подвергаются здесь сильному обрусению, развивавшемуся тем легче еще, что оно не встречалось с внешними отличиями, катая по отношению к Полякам давала религия и книжность. Паоборот, эти моменты сближали украинское население с. великороссийским и затирали национальные различия, а слабое развитие национальной украинской культуры не давало ей возможности устоять в конкуренции с великорусскими влияниями, имевшими на своей стороне и преимущества больших средств и политический перевес, и наконец – непосредственное воздействие центрального правительства. Последнее, не довольствуясь добровольным тяготением украинского общества к великорусской жизни, развивающимся в продолжении XVIII в., старается воздействовать в том же направлении всеми силами государственного механизма. Разрушив политическую обособленность Украины, оно стремится стереть особенности местной жизни и культуры, ее национальный облик, обезличить и слить с великорусской народностью. В таком смысле действует оно ограничительными и запретительными мерами, действительно весьма сильно подрывающими местную культурную жизнь и усиливающими «обрусение» украинского общества.

Центром украинской культуры и после перехода восточной Украины под верховенство Москвы по-прежнему оставался Киев. Во второй половине XVII в. и первых десятилетиях XVIII он был источником просвещения и для Московского государства. Отсюда выходили пионеры культуры, насаждавшейся московским правительством и духовенством, отсюда шла книжность и образцы школьной организации, и в общем украинская ученость оказала весьма заметное воздействие на подъем культурной жизни Москвы, несмотря на недружелюбное вообще отношение последней к ее представителям и произведениям. Киевские книги, например, довольно часто подвергались более или менее строгим запрещениям в Москве, а при патриархе Иоакиме в 1670 – 80-х гг. последовало настоящее гонение на произведения украинской книжности.

Главный очаг киевской культурной жизни – киевская коллегия – в. третьей четверти XVII в. пережила период унадка, причиненного тогдашними беспрерывными войнами, и московские политики, вообще недоброжелательно относившиеся к украинским школам, хотели даже воспользоваться этим, чтобы вовсе закрыть ее (1666), но должны были отказаться от этого намерения в виду неудовольствия, какое могло бы воз будить, это распоряжение на Украине. В 1670-х гг. коллегия организовалась наново, расширила свою программу, присоединив к преподаваемым ранее наукам курсы философии и богословия, и получила, наконец, нрава и титул «академии» (1694).

Время Мазепы, усердного покровителя культуры (как ее разумели в тех кругах), было временем процветания академии. Из нее вышел ряд видных церковных и общественных деятелей. Она служила почти до половины XVIII в. школою, где получала образование украинская интеллигенция вообще – не только духовная, но и светская. Гетман Апостол, подтверждая за нею ее маетности в 1728 г., называет ее «всему обществу нашему благопотребною, где малороссийские сыны в науках свободных имеют наставление», и действительно, в сохранившемся «реестре» учеников академии 1729 г. находим среди них представителей почти всех важнейших старшинских семей. Число учеников было очень велико: в средних десятилетиях XVIII в. оно переходило за тысячу¹, и большинство учеников было из светского звания. По образцу киевской академии организовались высшие школы в землях великорусских (начиная с московской академии) и украинских – коллегии и семинарии в Чернигове, Переяславле, Полтаве, Белгороде, Харькове, и ряд менее значительных. Но при всем том и академия с организованными по ее образцу коллегиями, и их ученость Все более и более оставались, так сказать, за флагом потребности времени, и запросы жизни обгоняли их все заметнее.

Киевская академия была организована но образцу польских, главным образом иезуитских школ. Ее наука носила преобладающий церковный, богословский характер, и притом в формах схоластических. Ее ученость опиралась на средневековых методах и знаниях и для XVU– ХУШ вв. была совершенно устаревшею. В богословии до начала XVIH в. и даже позже господствовал здесь Фома Аквинский, в философии – средневековые комментаторы Аристотеля. Новые течения европейской мысли совершенно не захватывали киевской школы, и бывший профессор философии в академии Георгий Конисский, уже по выходе из состава ее преподавателей случайно ознакомившись с новыми западно-евро-

¹ Вот нисколько цифр: в 1742 г. учеников было 1243, в 1744 г. – 1160, в 1751 г. 1193, в 1765 г. 1099.

344 №

пейскими учебниками философии, выражал искреннее сожаление, что он еще в 1740-х гг., преподавая (философию, терял время *на смешных интерпретов Аристотелевых?!. Те же схоластические формы господствовали в преподавании риторики н пиитики – предметов, игравших важную роль в программе академии. Все вообще образование, которое давала академия и основывавшиеся по ее образцу коллегии, имело чисто формальный характер. Оно давало возможность своему воспитаннику пустить тучу художества по всякому поводу и без повода, не оставить без ответа, хотя бы чисто формального, никакого возражения, говорить речисто и высокопарно, но реальных знаний давало чрезвычайно, мало. Да и те были невысокого качества, так как академия, повторяю, совершенно не следила и не шла за движением европейской науки.

То же самое было и с украинской книжностью XVII—XVIII вв. Мы встречаем выдающихся богословов, цроповедников и полемистов,, как Йоанникий Галятовский, Иннокентий Гизель, Димитрий Туптало, Феофан Прокопович, Георгий Конисский. Но те времена, когда религиозные и полемические вопросы царили над умами, для левобережной Украины особенно, где православие господствовало спокойно и прочно, – прошли безвозвратно. А вне религиозных вопросов украинская книжность давала очень мало. Например, из сохранившегося рукописного материала убеждаемся, что общество очень интересовалось своей историей: сохранилось немало списков старых исторических памятников, сделанных, в XVH—XVIII в. (есть даже несколько списков большого летописного киево-галицкого свода XIII в.), есть много компиляций позднейшего времени; но из этого богатого материала ничего не прошло в печать. Единственная историческая книга, удостоившаяся издания, – Синопсис (1679), краткая история Руси, написанная чрезвычайно мертвенно и сухо; достаточно сказать, что в ней совершенно пройдено молчанием козачество и национальная борьба с Польшей, хотя она составила эпоху в истории народа, и памятью о ней полна была современная Украина. Богатая историческая письменность, посвященная этой борьбе, – между ними чрезвычайно интересные мемуары, как напр. т. наз. Львовская летопись, летопись Самовидца, оригинальный памфлет Величка, многочисленные хронографы, исторические компиляции и хроники (как так наз. Супрасльская, Густынская, Сафоновича, Кохановского, Боболинского и др.), целый ряд козацких летописей, как Грабянки, Лизогуба, Лукомского и др., – все зти произведения, более или менее отражавшие биение пульса украинской жизни, не удостаивались внимания книжников, располагавших издательскими средствами.

Вез внимания остался и превосходный исторический эпос, слагающийся в продолжении XVII в. из взаимодействия элементов книжных и

История украинского нарсуд

народного песнетворчества, вырабатывающий для себя новую характеристическую форму так называемой «думы*. Он сохранился только в остатках задержавшихся в народной памяти (главным образом цикл дум о Хмельницком, в значительной мере вытеснивший из обращения более старые произведения) и в этом виде составляет настоящую гордость украинского народа, благодаря, своим высоким поэтическим достоинствам и живому историческому колориту. В устном обращении осталась и вся превосходная украинская лирика Немногое из поэтических» произведений тогдашних «литературных» кругов, удостоенное печати, отличается большею частью крайней безжизненностью: и здесь произведения, более близкие к жизни и ее интересам, большею частью не удостаивались печати; издавались панегирики в честь высокопоставленных лиц, убогие вирши высоких представителей церкви, а не произведения, представлявшие более живой интерес.

Правда, даже более жизненные произведения этой схоластической литературы производят выгодное впечатление только по сравнению с полной безжизненностью большинства – разных панегирических произведений, вирши религиозного или нравоучительного содержания и схоластических школьных драм, подражавших давно отжившим образцам латино-польской схоластики. Но в значительной степени тут сказывалась не только схоластическая отсталоеть и односторонность школы, но и политический режим – неблагоприятное отношение правительства, чувствовавшееся на Украине очень живо и отражавшееся на литературе, весьма сильно Редко касалась она темь более живых, общественных и национальных, да и касаясь их, обыкновенно держалась безобидных общих фраз, не грозивших конфликтом с политическими и общественными стремлениями правящих и руководящих сфер, и обрабатывала свои темы с тою же чрезвычайной вялостью и напыщенностью, вообще характерными для схоластической манеры.

Это приходится сказать даже о лучших произведениях эпохи, как, напр., довольно талантливо и сравнительно живо написанное драматическое действие: «Милость Божия, Украину от неудобь носимых обид лядских через Богдана Зеновия Хмельницкого свободившал», неизвестного автора, вызванное восстановлением гетманства в 1728 г., оживившим надежды украинского общества на лучшее будущее, не говоря о несравненно слабейшей аналогической «Трагедокомедии» Ляскоронского, 1729 г., написанной для прославления Петра и верховного тайного совета. Бытовыми и общественными элементами наиболее (опять-таки – сравнительно) богата драма Конисского «Воскресение мертвых» (1747).

Большею жизненностью отличались шутливые интермедии, вставлявшиеся в антрактах школьных драм для развлечения удрученных на-

22 Зэк. 35

346

сыщенной схоластикой слушателей, сатирическая произведения, стихи легкого содержания, пародии. В таких произведениях часто унотреблялась чистая народная речь, на которую вообще смотрели несерьезно: «настоящие» литературные произведения писались макароническим языком, все более и более подпадавшим влиянию великорусского. Впрочем со второго десятилетия XVIII в. перестают появляться в печати даже такие «серьезные» произведения: произведения украинской книжности вообще не печатаются больше; они остаются в руконисях, и самое «творчество» в этой сфере совершенно ослабевает. Причиной были цензурные стеснения российского правительства.

Уже в XVII в., как было упомянуто, в Москве смотрели недоброжелательно на украинскую книгу, подвергали ограничениям ее распространение, и с подчинением украинской церкви московскому патриархату подчинили московской цензуре украинские издания. При Петре пошли еще дальше в этом направлении, осудив на смерть вообще украинскую книгу. В 1720 г. было издано правительственное распоряжение, запрещавшее печатать на Украине какие-либо книги, кроме церковных, с прежних изданий, «а и оные церковные старые книги с такими же церковными книгами справливать, прежде печати, с теми великороссийскими печатьми, дабы никакой розни и особого наречия не было*¹. Этого распоряжения правительство затем держалось очень строго; особо учрежденный цензор занимался исправлением украинских текстов и только после такой процедуры книги разрешались к печатанию Когда в 1726 г. один из киевских игуменов ходатайствовал о разрешении напечатать акафист св. Варваре, написанный киевским митрополитом, на это дано было разрешение под условием, что акафист будет для издания переведен «на великороссийское наречие». То же повторялось и позже. В1769 г. киевская лавра ходатайствовала пред синодом о разрешении напечатать украинский букварь, в виду того, что московские буквари на Украине не покупаются, но синод в разрешении отказал. Даже старые церковные книги украинской печати было приказано епархиальному начальству отбирать и заменять книгами московской печати.

Какое влияние оказывали на литературное творчество эти условия,, легко себе представить. А одновременно украинская книжность и украинский язык вытеснялись также и из школы.

С последней четверти XVIII в. киевские митрополиты, следуя видам и желаниям правительства, вводят великорусский язык в преподавание киевской академии, и она служить в этом отношении при этом для других духовных школ. Особенную ревность об успехах великорусского языка

¹ Пекарский – Наука и литература при Петре, II стр. 193.

проявлял в 1780-х гг. митр. Самуил Миславский, вводивший в преподавание академии великорусские учебники, выписывавший великорусских преподавателей и прилагавший всяческие старания я тому, чтобы преподавание происходило на чистом великорусском языке. Было отправлено несколько студентов в московский университет для возможно лучшего усвоения великорусского языка для преподавания. Как полстолетия пред тем преподаватели-Укрдинцы в великорусских школах приучали учеников к украинскому произношению – к большому нх неудовольствию, так теперь прилагаются попечения к усвоению великорусского произношения. в украинских школах, Украинское произношение подвергается гонению; печатаются специальные руководства, даются инструкции преподавателям в этом отношении, Епархиальное начальство следит, чтобы священники и дьячки читали по церковно-славянски с соблюдением великорусского, а не украинского произношения; а по присоединении цравобережной Украины к России, как мы уже знаем, особенное внимание было обращено также на то, чтобы и здесь священники произносили молитвы на великорусский образец.

При таких условиях, конечно, не могло быть и речи о каком либо развитии украинской национальной культуры и жизни,

Старая школа разлагалась, старая литература вымирала. Такая школа и такая литература не могли удовлетворять украинскую интеллигенцию. Начиная уже со второй четверти XVII в., украинские юноши не только аристократических, но и просто зажиточных фамилий нередко отправляются в заграничные школы и университеты (особенно геттингенский), а когда во второй половине XVIII в. организуются порядочные училища в Петербурге, туда в большом числе направляется и украинская молодежь.

Желали основания таких же школ и на Украине. До нас сохранился весьма интересный проекта основания университета в Батурине, составленный в 1760 г. Тепловым, очевидно по поручению гетмана, для представления императрице. Это должен был быть, по мысли проекта, светкий университет с кафедрами философскими (историко-филологическими), юридическими, математическими, естественно-историческими и медицинскими, по образцу,, западных университетов, с приготовительной семинарией, для «приготовления из лиц недостаточных классов специалистов-ученых. В петиции нисколько позже поданной от гетмана Разумовского и старшины ими. Екатерине, между прочим, содержалось ходатайство об открытии в Киеве взамен академии университета с богословским факультетом и другого университета – в Батурине, без богословского факультета, а также светских гимназий, одним словом – высказывались стремления к полной секуляризации образования.

22’

348 (jjj) MCSpymeecKuu

Эти ходатайства однако не были осуществлены и за неимением светских высших школ на месте, украинская молодежь во множестве отправлялась в столицы. Тогдашняя великорусская школа и литература, имевшие совершенно светский характер, с тем предпочтением знаний практических, прикладных, какое получила она под влиянием реформ Петра, подходила гораздо лучше к потребностям времени, чем богословско-схоластическое направление старых украинских школ, и кто не мог послать своих детей куда-нибудь дальше, большею частью обращался к столичным великорусским школам.

Украинские высшие классы вообще очень ценили образование. Людей с европейским образованием среди них было немало уже в половине XVIII в. Кроме чисто-культурных запросов, здесь сказывалось и желание свежеиспеченного «шляхетства» придать себе «благородный* лоск, подчеркнул свое отличие от серой коэацкой массы, из которой оно так недавно выделилось Поэтому в культурности оно не ценило национальных элементов, которые могли бы теснее привязать его к почве, к народу. Наоборот, оно тем более готово было ценить образование, чем более последнее отделяло его от народа; отдавали детей даже в польские коллегиумы, хотя они по существу не отличались от украинских школ и ничем их не превосходили.

В результате образование, культурные интересы довершали рознь этой интеллигенции с народом. А так как из всех чужих культур у украинской интеллигенции, и специально старшины, было более всего разных связей с культурою великорусскою, то в конце концов она подпадает весьма сильному влиянию этой последней и постепенно «русеет». Ища опоры своим сословным стремлениям у русского правительства, стремясь добиться уравнения в правах с великорусским дворянством, гоняясь за карьерой – в великорусских правительственных кругах и учреждениях, после уничтожения украинской автономии, украинская старшина все более и более втягивалась в течение великорусской культурной жизни, тем более, что в этом же направлении воз-, действовало на нее целым рядом мер и само правительство, сознательно стремившееся к «обрусению» Украины.

То же было и с духовенством, которое, как мы знаем, еще в последней четверти XVII в. утратило свою автономию и было непосредственно подчинено великорусским церковным властям. С началом XVIII в. множество духовных лиц из Украины разошлось по всей России на всякие должности, включая самые высшие и влиятельные в церковном управлении. «Правительство Петра и его преемников предпочитало более терпеливых и покладистых Украинцев консервативным представителям великорусского духовенства. Благодаря этому Украинцы почувствовали себя

@ 349

как дома в великорусских землях, смотрели на церковное управление империи как на свою сферу. Но в конце концов это сближение тоже повлияло лишь на обрусение украинской церкви в школы. Когда в средине XVIII в, великорусское духовенство стало выходить из роли учеников Украинцев, эти последние оказались в очень тесной зависимости от него и под тесным влиянием великорусской -культуры.

В конце XVII и в начале XVIII в. воспитанники киевских школ играли роль проводников просвещения и культурности в великорусских землях, прививая здесь многое из своей украинской культуры, и еще во. второй четверти XVIII в. такой крупный в истории великорусской литературы деятель, как Кантемир, колебался в своих стихах между произношением украинским и великорусским. Но во второй половине XVIII в. украинская книжность, придавленная репрессиями и общим обеднением украинской жизни, пошла уже в хвосте литературы великорусской. И но мере того, как из под церковного языка у великорусских писателей постепенно выступала живая великорусская речь, ее усвоили и писатели из Украинцев, бросая свою книжную макароническую речь – добровольно и недобровольно, под влиянием цензурных запрещений, тяготевших на украинской речи. Общность церковных элементов речи великорусской и украинской послужила мостом, незаметно приводившим украинских писателей к великорусской письменности.

С половины XVTII в, великорусская канцелярская речь господствует в делопроизводстве на Украине. Книжная речь решительно сближается с великорусской. Старая макароническая речь вымпрает в половине XVIII в. Она держится некоторое время еще в домашней переписке, в среде людей, вышедших из местных школ. Пишут народным языком, но больше в шутку: веселые интермедии, непритязательные пародии, шуточные и сатирические стихотворения. Как я уже сказал, на народный язык смотрят несерьезно, он представлялся о просвещенным» Украинцам провинциализмом, не имеющим никакой будущности. Это «простонародное старинное здешнее, с польским и славянским смешанное наречие», как величал его киевский митрополит Гавр. Кременецкий, находивший необходимым даже исторические украинские памятники переводить «на чистый российской слог». Более внимательным наблюдателям народный украинский язык представлялся интересным, но вымирающим явлением, и автор первой грамматики народного языка Павловский (1818 г.) мотивировал свой труд чисто антикварными мотивами, называя украинский язык «ни живым, нимертвым», «исчезающимнаречием».

Сознание своей особенности было довольно сильно, но своеобразно. Не было недостатка в людях, которые «при всех науках и в чужих краях обращениях остались козаками», как аттестовал одного из них Румян-

цев, и питали горячую любовь к «своей собственной нации» и «сладкой отчизне». При всей зависимости от великорусской культуры и народности, они были о себе высокого мнения.

«Эта небольшая частица людей, – писал в 1760-х годах раздраженный Румянцев инако не отзывается, что они из всего света отличные люди, и что нет их сильнее, нет их храбрее, нет их умнее, и нигде нет ничего хорошего, ничего полезного, ничего прямо свободного, чтоб им годиться могло, и все, что у них есть – то лучше всего».

Подчиняясь авторитету российского правительства, Украинцы отнюдь не признавали первенства великорусской народности пред своею И склонны были смотреть на Великороссов свысока.

«Не думай, чтобы ты сама была мой властитель.

Но государь твой и мой – общий повелитель»,

говорит Великороссии Украина в диалоге «Разговор Великороссии с Малороссией», сочиненном въ1762 г. «в честь и славу и эащшцение всей Малороссии» чиновником войсковой канцелярии.

Очень жива была скорбь об утраченных правах, о потере автономии. Более смелые, как мы видели, возвращались к старым плавам автономистов. Но все это не было достаточно серьезно, не мешало им идти по дорожке, указанной, из Москвы, и, как надеялась Екатерина, стремление к карьере и сословному благосостоянию преодолевало умоначертание прежних времен». Из школы Румянцева вышел ряд чиновников, кото» рым их романтические мечты не мешали ревностно тащить государствен* ную колесницу. Украинские патриоты ревностно трудились над развитием великорусской культуры; известный нам Капнист, с такой смелой миссией являвшийся в Берлин, составил себе имя, как видный великорусский писатель, и вообще со второй половины XVIII в. выступает в великорусской литературе целый ряд более и менее заметных писателей-Украинцев, как Рубан, Туманский, Максимович Амбодик, Козицкий, Бантыш-Каменский, Хмельницкий, Сохацкий, Богданович и множество других, немало потрудившихся для нее, в большинства ничем на заявив своего украинского происхождения.

Представителем этого национального упадка выступает пред нами и наиболее крупная фигура украинской культурной жизни второй половины XVIII в. – украинский философ Григорий Сковорода. Воспитанник киевской академии, окончивший свое образование за границею, 0И в. самой форме своих произведений является характерным представителем этого переходного времени, пиша смесью старого макаронического языка с великорусским. Бремя крушения старого строя отразилось на нем равнодушием к национальным и социальным вопросам, полным от-

сутствием национального сознания и исторической традиции, и этот «гражданин всемирный» несомненно отражает в этом отношении настроение большинства.

Историческая традиция вообще была очень слаба. Живо помнили борьбу с Польшею, хотя украинскому «шляхетству» она представлялась также своеобразно – как борьба благородного (шляхетскаго) козацкорусского народа с шляхтою польской за свои сословные привилегии. Памятны были главным образом войны Хмельницкого, воспевавшиеся народными певцами – кобзарями в цикле дум, своею поцулярностью заглушивших не только более древний эпос, но даже в значительной степени думы более ранней эпохи козачества. За этою героической эпохою совершенно побледнела память о более древней истории и ею интересовались все меньшей меньше. Автор поцулярного «Синопсиса» черпает сведения о древней истории Руси из польских компиляций, а XIV—XVI века украинской истории для него почти не существуют. Так как историю древней Руси между тем включили в свои компиляции московские компиляторы, то и на Украине вслед за ними привыкают смотреть на эту старую Русь, как на часть истории Москвы. Утрачено было в связи с этим и национальное имя; после некоторых колебаний в терминологии принимается для украинского народа имя «малороссийского» обновленное отношениями к Московскому государству – «Великой России», и под «русским, «российским» народом начинают разуметь не Украинцев, как раньше, а Великороссиян.

Таким образом украинскому народу, по-видимому, – судя по его верхним слоям, – угрожало окончательное превращение в аморфную этнографическую массу, обреченную на денационализацию. Национальная смерть, казалось уже веяла над ним. Но народные массы нашли в себе неисчерпаемую силу возрождения и то же XVIII столетие, которое видело наибольший унадок украинского народа после предшествующего подъема, – принесло с концом своим начатки возрождения.

Правда, они были так слабы, что получают свое значение лишь в сопоставлении с позднейшим возрождением.