Текст книги "История украинского народа. Автобиография"

Автор книги: Михайло Грушевський

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Литовского, – польско-литовское правительство сделалось осторожнее. Унионные опыты прекращаются на долгое время. Православная церковь оставлена была в покое, в положении особой, хотя и низшей церкви.

Это приниженное положение православной церкви и неравноправность православных сравнительно с католиками давали себя чувствовать на каждом шагу. Православные епископы не входили в состав сената и сейма, как епископы католические. Духовные доляспости православной церкви правительство, замещавшее их, рассматривало не с точки зрения церковных интересов и канонических условий, а раздавало за денежные «челобитья» или разные услуги, ничего общего с церковными интересами не имевшие. Православное духовенство облагалось податями, неизвестными духовенству католическому. Религиозные обряды подвергались разным оскорбительным стеснениям – налр., считалось недозволенным, даже с разрешения правительства, строить новые православ-

Герб Львовского братства – аз его изданий: Инициалы: В(ратство). Стаеропигиальное, У(спенское), Л(ьвовское)

162 0

ные церкви (хотя в действительности это обыкновенно и не соблюдалось). Переходы католиков в православие были воспрещены, и смешанные браки обставлены были разными стеснениями. Считалось правилом, что православные не должны быть донускаемы к занятию сенаторских и даже вообще всяких должностей; о неравноправности в городских общинах я уже говорил.

Все это и многое другое давало себя чувствовать православным очень сильно. Но православная иерархия, от которой прежде всего следовало бы ожидать протеста, выказывала полную неспособность к нему, отсутствие энергии к борьбе и полный недостаток инициативы в улучшении положения православной церкви. Отчасти это было следствием старой привычки, укоренившейся среди православной иерархии, – опираться на правительственную власть; по старой традиции вие правительственных сфер, в самом обществе она как-то не умела найти для себя точки опоры. Но в очень сильной степени здесь сказывалось также и последствия права патроната, присвоенного королями и в. князьями относительно православных церковных должностей: высшая иерархия, назначаемая правительством по своему усмотрению, чувствовала себя вполне зависимою от него. Благодаря тому же обстоятельству, на высшие должности в православной церкви попадало множество людей, вовсе для этого неподходящих, неспособных не только порадеть об улучшении церковных отношений, но и сколько-нибудь сносно исполнять самые элементарные свои обязанности, и вследствие этого весь строй православной церкви в XVI в. пришел в сильнейшее расстройство.

Движение в пользу реформы церковных отношений вышло из среды светской, главным образом – из среды мещанства. История возобновления галицкой православной кафедры в 1530-х гг. дает первый исторический пример всенародного участия в делах церковной организации; иерархический вопрос делается вопросом национальным и объединяет для солидарной деятельности духовенство, православную шляхту н мещан. Хотя при этом духовенство и шляхта фигурируют на первых местах, но несомненно главными организаторами, сплотившими вокруг себя остатки православных шляхетских родов, были мещане – православная Львовская община, Из мещанской же среды выходят специальные организации, посвященные улучшению религиозных и иерархических отношений – так ваз. братства,

Корни этого любопытного явления идут далеко в глубину; начало их восходит к языческим празднествам, совершавшимся известными группами родов, связанных родовыми традициями с данным культом. Когда христианская религия заняла место языческой, а храмовые праздники – место языческих паров, родовые или территориальные группы семей свя-

История украинскою народа

Ш 163

зываются с известной церковью, Жизненным нервом этих организаций были пиры в храмовые праздники, где потреблялось огромное количество меду, а доходы от этих праздничных пиров – в виде платы участников, так же как и постоянные взносы этих приходских организаций, «братств» – поступали в пользу церкви, Древнейший устав такой организации известен в Новгороде в XII в,, но в нем можно видеть следы влияния западных гильдий, между тем как самые братства – явление вполне туземное. О «братчинах», братских пирах имеем известия в летописях XII в, и в северных былинах. Позже – для XV—XVI в., мы имеем об этих братствах документальные данные, особенно относительно белорусских земель: братства имели право варить в храмовые праздники мед, продавать его беспошлинно, а доходы от этого беспошлинного корчемства обращались в пользу церкви и братства. Несомненно, такие братства были широко распространены и в украинских землях; в Львове в XVI в, было их несколько, встречаем их и в провинциальных городах. Обыкновенно сведения о них доходят до нас по случаю утверждения братских статутов церковной или светской властью, самые же братства существовали гораздо раньше, Братчики вносят известную небольшую сумму при вступлении, затем платят периодические взносы; гости, приглашавшиеся на храмовые пиры, делают также известные вклады в братскую казну. Братства поддерживают свои патрональные церкви, помогают бедным и впавшим в несчастие сочленам своим и корпоративно провожают на место упокоения умерших своих членов.

Но по мере того, как церковные вопросы начинают возбуждать «интерес в обществе, братчики не ограничиваются уже тесным кругом вопросов, связанных с праздничными службами и похоронами сочленов, а начинают поднимать голос в вопросах церковной организации, дисциплины и нравственности. С другой стороны – под влиянием оживления церковных интересов к братствам примыкают православные шляхетские, даже наиболее знатные роды, и сообщают их голосу тем больший вес и значение.

Этот поворот в деятельности братств совпадает g подъемом интересов к просвещению и литературной деятельности, вызванным умственным и религиозным движением современной Европы и отразившимся ведьма сильно в землях Польши и вел. кн. Литовского. Религиозная борьба протестантов и католиков, православных и католиков отражается в культурной жизни усиленным издательством, усиленной литературной производительностью. Школу и просвещение начинают ценить, как оружие религиозной или национальной борьбы. Протестанты и иезуиты усиленно занимаются организацией школ, той же дорогою идут и православные. Автор интересного полемического трактата «Пересторога* (как предпо-

164 (g)

латают – львовский мещанин, писавший в начале XVII в.) высказывает в сильных выражениях общее убеждение, что главной причиной печального состояния православной Руси был недостаток хорошо организованных школ. Богатые меценаты, как кн. Острожские, Ходкевичи, Виленские мещане Мамоничи и др., основывают типографии, поощряют литературный труд. Гор. Острог на Волыни в 1580—90-х гг. делается выдающимся центром литературы и просвещения: здесь основывается типография и православная академия, группируется кружок литераторов {Гер. Смотрицкий, Василий, автор книги «О единой вере», Хр. Вронский, анонимный клирик острожский и др.). Он откликается на волновавшие православных события и вопросы: отсюда выходят полемические сочинения против реформы календаря, отвергнутой православными, как новшество, противное традициям православной церкви, а десять лет спустя – против несравненно более важного мероприятия, церковной унии.

На тот же нуть просветительной и литературной деятельности вступают и братства. Львовское братство приобретает в 1585 г. типографию, в 1586 г. организует школу с славянским и греческим языками. Оно признается старейшим из украинских братств и служит образцом для прочих, организованных во всех важнейших городах (из этих младших украинских братств наиболее замечательны луцкое и особенно – киевское).

Б своих стремлениях к очищению и поднятию уровня религиозной жизни и церковных отношений братства очень скоро очутились в натянутых отношениях к епископам. Во Львове между епископом и братством завязалась очень упорная и шумная война. Братства ищут опоры у константинопольских патриархов, составлявших высшую власть для украинской церкви. Константинопольские и другие патриархи, в это время в своих финансовых нуждах предпринимающие довольно частые поездки в украинские и белорусские земли, по дороге за московскими подаяниями, обращают при этом внимание на расстроенное состояние украинской церкви, и решительно берут сторону братств, как ценных органов обновления церковного строя. Освобождают их из под власти епископов, сообщая им право так наз. ставропигий, подчиненных непосредственно патриарху, дают широкие права надзора за церковной жизнью и вообще покровительствуют братскому движению. Одновременно с тем стараются с своей стороны прекратить административными мерами и карами непорядки в украинской церковной жизни, и в 1589 г. патриарх даже низлагает тогдашнего митрополита киевского, как незаконно поставленного.

Но эти вмешательства патриархов и оказываемое ими покровительство братствам вызывает только величайшее неудовольствие среди епископов, и среди них является мысль – отделаться вовсе от власти патри-

История украинского парода

@ 165

архов, Уже в 1589 г. львовский епископ Гедеон Балабан под впечатлением поддержки, оказанной константинопольским патриархом Львовскому братству в его распре с владыкою, обратился к местному католическому архиепископу, заявляя о своем желании освободиться от власти патриарха и перейти в католическую церковь. В 1590 г. четыре украинских епископа (львовский, луцкий, холмский и туровский) на съезде в Белзе решили присоединиться к католической церкви, мотивируя это желание злоупотреблениями натриархов, самовольными их распоряжениями, смещениями епископов и покровительством братствам. Они вошли в переговоры с королем, выразившим полное сочувствие их намерению. В ближайшие годы к этому соглашению примкнул митрополит и два остальных украинских епископа (перемышльский и владимирский,), и в

1594 г. епископы рискпули уже выступить со своим планом открыто. В

1595 г, епископ луцкий Терлецюй и владимирский Потий, по поручению остальных, вступили в открытые переговоры с королем, затем явились в Рим, чтобы публично заявить папе о своем соединении с католической церковью, а в октябре 1596 г, собран был в Бресте собор для окончательного, торжественного превозглашения упии украинско-белорусской церкви с католическою.

Когда первые слухи об этих намерениях епископов проникли в украинское общество, они вызвали чрезвычайное смятение и открытые протесты. Православные магнаты, – во главе их кн. Константин Острожский, раньше в принципе вполне сочувствовавший соединению церквей, – протестовали против того, что епископы сами, без участия духовенства и мирян и без соглашения с остальной православной церковью, вошли в единение с Римом. Протестовали духовенство и братства. Между тем как православные магнаты и шляхта делают своею ареной сейм и, заключив союз с протестантами, домогаются удаления епископов с их кафедр, – духовенство и братства развивают агитацию против епископов и их упии в широких кругах общества. Созванный для провозглашения унии собор в Бресте разделился на два отдельных и враждебных собора – православный и у татский, и православный собор, с участием патриарших делегатов, объявил перешедших в унию епископов низложенными. Но правительство продолжаю поддерживать епископов-упиатов: оно объявляет упию правосильной и признает за епископами-униатами власть над протестующим православным духовенством.

Этот вопрос о правосильности упии, о границах епископской власти, об отношении к ней мпрян и собора вызывает чрезвычайный интерес и оживление. Возникает небывалая литературная деятельность. Так, самому Брестскому собору посвящено до десяти полемических сочинений с православной и униатской сторон в 1596—1604 гг.; наиболее замечатель-

166

ное произведение этого периода – «Апокрисис» Вронского, одного из членов упомянутого острожского кружка, сочинение выдающееся основательным разбором церковных вопросов, волновавших современников (об отношениях паствы и епископов, собора и иерахии и т. п.). К этому же времени относится литературная деятельность Ивана из Вышни (Вышенского), замечательного полемиста, отличающегося необыкновенной искренностью чувства, силою иронии и сарказма, но не всегда умеющего оценить запросы времени (напр., он довольно неблагоприятно относится к современным стремлениям к просвещению). Новое оживление полемической литературы имело место около 1610 г., наиболее замечательное произведение этого цикла Frnvox, плач православной церкви по поводу отступничества от нее ее детей, покидающих ее для унии и католичества. Оно принадлежит одному из талантливейших писателей этого периода, Мелетию Смотрицкому, колебания которого между унией и православием остались красноречивым свидетельством, как нелегко было даже выдающимся людям того времени найти выход в запутанных церковных отношениях. Затем в начале 1620-х гг. появляется новая серия сочивений, венцом которых является замечательный церковно-исторический трактат Захария Копыстенского «Палинодия*, написанный в 1622 г., но оставшийся не напечатанным в свое время.

Эта оживленная литературная деятельность является показателем современной культурной жизни. Украинские и белорусские земли покрываются сетью братств, В большом числе организуются шкоды и типографии. Взамен захваченных униатами церквей и монастырей, получивших теперь особенно важное культурное и национальное значение, – усиленно создаются новые. Движение переходит все в более и более широкие круги общества, переносится на улицу, доходя до вооруженных столкновений {наиболее громкий эпизод – убийство во время уличного движения 1623 г. полоцкого униатского архиепископа Купцевича, озлобившего православных своими резкими насильственными мерами). Возрос о сохранении православной церкви получаеть значение всенародного, национального дела и надолго сообщает украинской культурной жизни, оживленной этим движением, сильно выраженный религиозный, собственно – вероисповедный характер. Религиозная полемика и апологетика в нродолжение всего XVII в. господствуют в ней почти безраздельно, и светской украинской литературы почти не существует, за исключением немногих исторических компиляций и мемуаров.

Надежды православных отстоять свою церковь и уничтожить упию законодательным путем, путем сеймового законодательства, не осуществились. Правда, после долгих и бесплодных усилий православной шляхте на сейме 1607 г. удалось, благодаря благоприятному стечению обстоя-

тельств, достигнуть законодательного признания существования православной церкви с отдельной иерархией; король, имея против себя враждебное движение польской шляхты, т. н. рокошан, не решился отклонить открыто требования православных. Но он самым бесцеремонным образом нарушил утвержденный им закон, продолжая назначать униатских кандидатов на православные кафедры; православной церкви грозило прекращение иерархии и с ним – полный упадок и разложение. Положение было тем серьезнее, что успехи на сеймах 1607—9 гг., достигнутые православными, грозили быть первыми и последними, вследствие чрезвычайно быстрого и широкого ополчения православной шляхты и магнатов.

Я уже упоминал, что оживление культурной жизни в Польше во второй половине XVI и начале XVII в. обнаружило большую притягательную силу для высших слоев украинского общества. Оживление католической церкви в Польши, наступившее в конце XVI в., после реформационного движения, и созданное главным образом иезуитами, распространившими свои общины и школы также в украинских и белорусских землях, не осталось тоже без весьма серьезного влияния. Православное, украинское просветительное и культурное движение заноздало; старания пойти за современным польским движением пришли слишком поздно, чтобы удовлетворить потребности высших слоев украинского (и белорусского) общества в образовании и культурной жизни: эти высшие слои оказались уже увлеченными польской культурою, когда украинская делала первые шаги в своем возрождении.

Воспитываясь в польских и заграничных католических, часто – Иезуитских школах, связанные с польскими шляхетскими родами семейными, брачными связями, увлекаемые польской государственной и культурной жизнью, представители украинских магнатских и шляхетских родов в конце XVI в. и начале XVII в. массами принимают католичество и становятся Поляками. Сыновей ревностных борцов за православную церковь 1590-х гг, видим в 1620 – 1630 гг. уже ревностными ♦католиками, чуждыми всяких национальных украинских интересов. Смотрицкий в своем Треносе 1610 г, спел настоящую надгробную песнь украинской аристократии, перечислив бесконечный ряд магнатских и шляхетских украинских родов, уже оставивших свою национальность и национальную религию.

Без магнатов-братчиков и покровителей, при легализированном преобладании католиков, предоставленные сами себе мещанские братства оказывались бессильными в оборене православной церкви и национальных интерееов против союза правительства с католическим обществом и ренегатами украинской национальности.

Ш=М:

И вот в таком критическом, казалось – безвыходном, положении борцы за православие обращаются к новой силе – созданной процессом социальным и экономическим – козачеству. Они закрывают глаза на социальный характер этой силы, весьма мало им симпатичный, и, видя в ней только оппозиционную силу, связанную с ними единством национальности и исповедания, ищут у нее отклика в этом единстве. Казачество действительно откликается на религиозно-национальный клич. Из Львова и Вильны центр борьбы за старую религию и национальность переносится в Киев, в ближайшее соседство козачества. При его содействии киевское духовенство и мещанство дают отпор униатской иерархии. Киевская Лавра, древний Печерский монастырь, под руками новых деятелей из Галиции, как Плетенецкий, Копыстенский и др., превращаются в крупнейший очаг церковно-национальной деятельности. Рядом с ней в 1615 г. основывается братство, в которое казацкий гетман вписывается «о всем войском Запорожским», и оно скоро занимает первенствующее место в современной культурной и религиозной жизни украинского народа; основывается при нем школа, из которой вырастает киевская академия, служащая в продолжение XVII и XV1I1 в, высшей украинской школой. Под охраной казацкого войска возобновляется в 1620 г. православная иерархия и держится под той же охраной, пока правительство не было принуждено иризнать ее существование, и т.д., и т.д.

Религиозно национальное движение сверху, начатое мещанством, поддержанное дворянством и духовенством, украшенное блестящими именами первейших вельмож и князей логикой событий сходится с движением снизу, с общественным брожением, созданным бездомными беглецами, уходившими из-под гнета панщины и шляхетского всевластия. Козачина делается представителем и обделенных социально-экономическим процессом народных масс, и разбитого на арене политической, религиозной и национальной борьбы духовенства и мещанства. Это слияние элементов социальной и культурно национальной оппозиции происходит на границе первой и второй четверти XVII в, и в это время входит в новую стадию история украинского народа. Ее главным фактором становится козачество.

Подробнее —о городских отношениях История Украини-Руси в т. V, гл. 3 и 5, об отношениях церковных там же гл. 3 и б, о современном национальном, религиозном и культурном движении – т. VI гл., 3 – 6, о киевском периоде его – т. VII гл. 7.

■ iMiKiiDutiiitiittatMitMiiiiof aMi

XIV. КОЗАЧЕСТВО ЕГО ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ

Козачество – явление очень интересное, но весьма сложное. Вследствие своей оригинальности, а также и благодаря громкой роли, сыгранной им в истории Восточной Европы, оно обращало на себя внимание издавна, им занимались, немало, но невыясненного все же оставалось в нем до последнего времени очень много, и в литературе по этому вопросу высказывались и высказываются нередко суждения очень смутные и ошибочные.

Очагом козачества было среднее Поднепровье, его предстепная полоса, ниже Киева, входившая XIV—XV в. в состав Киевского княжества, позже – Киевского воеводства, а почву для него приготовили колонизационные условия этого края.

Начиная с половины X в. он жил тревожною, воинственной жизнью, на границе оседлой колонизации; в вечной борьбе с кочевниками. К населению его как нельзя более приложима поэтическая характеристика, данная Словом о полку Игореве порубежникам Посемья:

А мои ти Куряне сведоми кмети;

Под трубами noeumu, под шеломы еъзлелеяни,

Конец копия въскоръмлени;

Пути им ведомы, яругы им знаеми,

Луци у них напряжены, ту ли отворены, сабли изъострени.

И слово «козак» – тюркское слово, издавна жившее в устах кочевого населения наших степей, известное уже в половецком словаре 1303 г. в значении «сторож», »воин» – вполне приложимо было в этом значении к порубежному населению, этой передовой страже Украины. Вместе с воинственностью и выносливостью порубежная жизнь развивала личность, чувство свободы. Предоставленные княжеско-дружинным правительством своим собственным силам, эти пограничники очень чутки были к его притязаниям. В XIII в. как раз пограничные со степью территории видим среди «людей Татарских», и эти пограничные враги княжеско-дружинного строя являются полным нрототипом козачества, а союз их с ордою предвосхищаем политику вождей козачества XVI—XVIII в. в их стремлениях нами в турецко-татарских силах помощь против социально-политического строя Польши и централизационной политики Москвы.

170 ^

С упадком государственной жизни в Поднепровье в середине XIII в., население этих пограничных со степью пространств было еще более предоставлено себе, а жизнь под татарской протекцией) не отличалась спокойствием, особенно в периоды разложения Орды. В. кн. Литовское, присоединив эти пространства, также очень мало занималось ими, а восстановленное под властью князей Гедиминовой династии Киевское княжество очень слабо насаждало здесь привилегированное владельческое сословие и еще слабее прививало формы и результаты социальной эволюции в. кн. Литовского. Страшные периодические набеги Татар Крымской орды Менгли-гирея, с 1482 г. обрущивающиеся на украинские земли и затем в несколько ослабленных формах продолжающиеся почти все XVI стол., смели с лица земли и эти слабые результаты правительственных попечений и вместе с ними – всю оседлую колонизацию предстепной полосы Поднепровья, – вплоть до Киева, Чернигова, Житомира, Винницы, Летичева.

Территория по обеим сторонам Днепра до Киева и даже выше его превратилась в совершенную нустыню и в таком виде пролежала до последней четверти XVI в. Единственными оседлыми поселениями были городки, снабженные замками, небольшими гарнизонами и яртиллериею – Киев, Канев, Черкасы, Житомир, Браслав, Винница, – на правой стороне Днепра, Остер и Чернигов – на левой. Под стенами этих укреплений ютилось все население этих обширных пространств: здесь жили крестьяне соседних сел и отсюда выходили, на полевые работы. Все население жило под постоянным страхом татарских набегов, на военном положении: мещане и крестьяне этих пограничных местностей обязаны были иметь коней и принимать участие в походах и погоне за Татарами, и они действительно « имеют ружья и умеют хорошо стрелять», как свидетельствуют ревизоры пол, XVI в. Земледельческое и всякое другое хозяйство вне стен города велось вооруженной рукою – как описывает путешественник конца XVI в, пограничных крестьян Волыни: «выходя на работу, он несет на плече ружье, а к боку привешивает саблю пли тесак».

Но природные богатства этих девственных стран на обеих сторонах Днепра увлекали население далеко от замков, в так называемые «уходы» – рыбные ловли и места охоты, к устроенным в степном приволье бортям и пасекам. Тут эти промышленники проживали по долгу, соединяясь в вооруженные партии, строя для обороны блокгаузы, городки и засеки. Оборона в этих степях, соседивших с кочевьями Татар, в районе их нападений незаметно переходила в нападения на таких же промышленников противной татарской стороны, в мелкие степные войны – «лупленье татарских чабанов», как они технически назывались. Каждый год,

@ 171

весною, пограничное население и промышленники из более отдаленных местностей, привлекаемые привольем и природными богатствами этого края расползались по этим «уходам» на десятки миль, до днепровских порогов, Ворсклы, Орели, Самары и т. п.; они проживали здесь целые месяцы, предоставленные себе самим, не зная никакой власти, и возвращаясь в замки только на зиму. Это подвижное, кочевое, закаленное в невзгодах военно-промышленное население и составило основу козачества.

Первые такие известия о козаках, в которых можно подозревать Козаков именно украинских, относятся к 1470 гг. (колебание в этом случае возможно потому, что имя «Козаков» прилагалось также к добычникам татарским и к степному населению великорусскому, в бассейне Дона, где позже формируется донское козачество). Вполне ясные документальные указания на Козаков киевской территории носят даты 1492,1463 и 1499 гг. Это тюркское слово, означавшее в тогдашнем употреблении легковооруженного добычника, бродягу¹-воина, только столетием позже приобрело значение официального, общепринятого имени для известной группы украинского населения, известного сословия. Первоначально оно означало занятие, род жизни, и притом, кажется, с некоторым оттенком пренебрежения к такому несолидному времяпрепровождению. Во всяком случае, сначала это не сословие, не класс людей; это люди, занимающиеся «козачеством», ходящие «в козаки», а не козацкое сословие. Для большинства такое «хождение в козаки» не было постоянным занятием – ему предавались временами, особенно смолоду, чтобы потом перейти к другим, более серьезным занятиям. Официально оно означало хозяйственные промыслы в «диких полях», неофициально – удалые походы на Татар, «лупленье чабанов», купцов и всяких проезжих, и с этим двойным характером выступает имя Козаков уже в первых известиях – 1492-3 и 1499 гг.

Среди этих степных авантюристов оказывались люди разных общественных классов и национальностей. Встречаются люди с именами восточными – очевидно, разные забулдыги из Татар же, разные «Москвитины», «Литвины», «Ляхи». Когда козачество приобрело себе громкую военную славу, молодые люди шляхетских фамилий принимали участие в козацких походах, в этой очаровавшей их своими опасностями и удальством жизни; в первых казацких движениях встречаем в качестве участников и даже предводителей представителей местных, украинских шляхетских фамилий. Но инородные элементы были лишь сравнительно незначительной примесью среди козачества¹, а люди из высших об-

¹ Довольно распространенное до сих нор воззрение, что ядро козачества составилось из тюркского населения степей, основано на ошибочных известиях и недоразумениях.

МХ^Трушевскии^

™ @

щественных классов – временными гостями. Главный и наиболее постоянный контингент «козаковавших» все время поставляло пограничное украипское крестьянство и мещанство – наиболее закаленное и выносливое, привычное к жестоким лишениям и неудобствам неразлучно связанных с этим занятием.

На протяжении XVI в. очень медленно слагается из этих «козаковавших» козацкое сословие. В половине XVI в. видим только начатки этого процесса; в главном гнезде козачества – Черкасах ревизия 1552 г. записывает прихожих Козаков «о полтретьяста* (около 250), – только всего. Но «коэакуют» местные крестьяне, мещане, мелкая шляхта и бояре местного происхождения. Этим поясняется то обстоятельство, что между тем как вся эта «Украина* в XVI в. полна известий о козацкпх походах и своевольствах, мы в современных документах почти не можем отыскать Козаков, как известную постоянную группу населения – козацкое сословие, козацкий класс. Документы, говорящие о козацких своевольствах и обращающиеся по поводу их к мещанам погравичных городов, или известия, поясняющие состав «козацких* экспедиций, участниками которых оказывается в конце концов мелкая украинская шляхта, – разъясняют эту загадку; в это время были в большом числе люди козаковавшие, но почти или и вовсе еще не было козацкого сословия. Последнее формируется только в конце XVI и начале XVII в., благодаря чрезвычайно быстрому возрастанию козачества и под влиянием, с одной стороны, колонизационного роста украинского предстепья, а с другой – идеи козачьего иммунитета.

Усиленный прилив сельского населения в юго-восточную часть Украины, был вызван тем же улучшением колонизационных условий; отпор, который козачество дало татарским набегам, и самое уплотпение населения, умножение укрепленных поселений создали более обеспеченное существование местному хозяйственному населению. С другой стороны повлияли специальные обстоятельства, усилившие бегство крестьян из занадной Украины и Полесья: ухудшение положения крестьянства в этих областях, развитие панщины, отчуждение крестьянских земель. Все это вызвало чрезвычайное усиление побегов из гуще заселенных и вкусивших уже всю сладость помещичьего хозяйства занадных и северных областей Украины. На ряду с природными богатствами, привлекавшими этих беглецов в восточную Украину в конце XVI в, притягательной силою становится козацкий иммунитет, идея которого сложилась оюггь-таки под воздействием целого ряда таких условий, как вечная борьба козаковавших авантюристов с городскими и провинциальными властями, протекция, которую оказывали им местные администраторы в своих интересах; еще более важное значение в ее формировании имели здесь

История украинскою народа

пробы организации козацкого сословия самим правительством: сначала главным образом литовским, а позже с 1569 г. – польским, и наконец – сознание собственной силы у самого козачества.

Условия колонизации и обороны сыграли и здесь главную роль. Татарские опустошения, превратившиеся в страшное хроническое бедствие украинских земель с 80-х гг. XV в., не нашли никакого отпора в литовско-польском правительстве; оно только увещевало и задаривало Орду, а к энергическому противодействию и обороне оказалось совершенно неспособным. Был даже проект – предложить крымскому хану поголовную подать с населения земель Киевской, Волынской и Подольской, т. е. возобновить даннические отношения этих земель, прекратившиеся со времен Битовта, чтобы откупиться от татарских набегов. Этот проект не осуществился, но ежегодная дань, хотя не в такой откровенной форме, а под мягким именем «упоминков» (подарков), действительно стала обязательной в отношениях польско-литовского правительства в Крыму. Однако эти «упоминки» не прекращали татарских набегов, и начальники пограничных украинских провинций, предоставленные центральным правительством их собственному промышлению, приходят к мысли организовать систематическую оборону из этих «козаковавших» авантюристов, по собственному побуждению занимавшихся мелкой войной с Татарами. Разновременно, в больших и меньших размерах такие попытки образования козачьей милиции видим на протяжении почти всего XVI в. Эти опыты обращали на себя внимание и центрального правительства: в 1524 г. вел кн. Сигизмунд поручал правительству вел. кн. Литовского заняться организацией постоянного корпуса из Козаков; напоминая, что он не в первый раз обращает внимание правительства на них, он проектирует на этот раз навербовать 1 000—2 000 Козаков, взять их на жалованье и составить из них несколько гарнизонов по Днепру. Но этот проект не был осуществлен, также как и аналогичный проект, предложенный позже, в 1533 г., польскому сейму черкасским старостою Евст. Дашковичем уже от себя¹.