Текст книги "История украинского народа. Автобиография"

Автор книги: Михайло Грушевський

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

¹ Волость – власть, территория и административная зависимость.

44

Вообще, мы не знаем, выработалась ли где-нибудь на украинской территории, кроме Киева, более сильная княжеская власть, и не можем, вследствие этого, сказать, достигли ли те политические организации, на которые указывают нам такие имена, как Волыняне, Лучане и т. д., значительной внутренней силы прежде, чем они вошли в сферу влияния княжеско-дружинного уклада Киевского государства.

Несомненно, на скрепление связей города с пригородами, на нереход этих связей в настоящую зависимость пригородов от города, какую мы наблюдаем позже, княжеско-дружинный строй повлиял очень сильно, и мы уже на первых страницах киевских памятников видим городские отношения такими, какими они сложились в период раз вития этого нового политического фактора. Без него гегемония города над пригородами едва ли была бы очень осязательной. Вполне реальной эта зависимость стала лишь тогда, когда в «городе* сел князь или его наместник, с большим или меньшим отрядом дружины, для подержания своего престижа.

Но и этот княжеско-дружинный элемент был сам продуктом развития городской жизни, тех же условий, какие оживляли эту жизнь.

Подробнее – Историк Укранни-Руеи, т. I, гл. 6 и начало 7-й (тоже Киевская Русь, т I).

«•««Mi;.

* 9 Ш Ш * f* * *

•4' & j* 'fc ~l 3b b' i* ii* Ј «« 91 V «• ?ч & t» S

IV. ГОРОДСКАЯ ЖИЗНЬ И НАЧАЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ.

Сношения, торговля, как и в истории Других народов, так и в истории украинских племен были весьма важными факторами культурного и общественного развития и государственной организации.

Следы торговых дорог, обмена и торговли на украинской территории можно проследить с эпохи ранней металлической или даже неолитической культуры. Торговые сношения, красноречивыми доказательствами которых служат чужеземные раковины и различные стеклянные, глиняные и металлические изделия, таким образом, завязались здесь еще задолго до славянского расселения. Медная и бронзовая фабрикация вся опиралась на ввозе из-эа границы; железные изделия и железо также, несомненно, в значительной степени ввозились, так как своего железа, конечно, не хватало на все потребности.

Уже в эти времена можно с полной определенностью указать главные направления сношений, которые потом, с некоторыми изменениями, продолжали существовать и в период славянской колонизации– южный, восточный и занадный путь.

Южный путь, выходивший из финикийских, карийских, позже– греческих факторий и колоний черноморского побережья, оставил документальные следы в виде греческих металлических и керамических изделий и монет; эти следы идут в глубь среднего Поднепровья, а сфера влияния этих сношений шла еще далее на север.

В черноморских степях южный путь встречался с восточным: иранская колонизация степей служила живым мостом, связавшим эти степи с переднею Азиею. Если я скажу, что слова «курица», «чобот», «топор» несомненно иранского происхождения, то это дает понятие о том, как разнообразны были культурные заимствования, проникавшие этой дорогой с востока. Археология дает также многочисленные указания на сношения с востоком. С полной определенностью можем сказать на так называемый скифский тин в металлических изделиях (особенно бронзовых): заходя в район среднего Поднепровья, он, с другой стороны, глубоко проникает в переднюю и центральную Азию и служит непререкаемым доказательством широкого обмена, захватывавшего своими культурными влияниями, между прочим, и окраины славянской прародины. Позднейший, так называемый меровингский или готский стиль в юве-

46

лирных изделиях, представленный кладами на всем протяжении от Западной Европы до передней и центральной Азии, служит доказательством обмена, продолжавшегося и в период славянского расселения. Для позднейшего времени мы имеем уже обильные письменные и нумизматические указания в том же смысле.

С запада культурные влияния шли сначала от Кельтов, позже от Римлян, непосредственно или при посредстве германских племен. Латинские и кельтские названия в большом числе встречаются в общеславянском запасе культурных слов; германские заимствования, в недавнее время обратившие на себя особенное внимание, – также. Археология дает доказательства широких сношений с западом и юго-западом в эпоху пред славянским расселением в виде чрезвычайно многочисленных находок римских монет,—преимущественно серебряной монеты конца I, затем II и III веков по Р. X.; особенно часты и богаты такие находки в среднем Поднепровье (по обеим сторонам Днепра), а также на «Волыни и в области Днестра. Торговые сношения приносили эту римскую монету с запада, с Черноморья и из балканских провинций. Колонизационные передвижения П—III вв., очевидно, не остановили этих сношений, и только в IV– V в. они ослабевают: монеты этого времени встречаются лишь изредка.

Украинские племена, расселившись в новой территории, овладели этими извечными торговыми дорогами. Данные IX—X в, дают нам довольно полный обзор торговых сношений, как они развились уже в руках паших племен.

Первою торговою артериею в этот период выступает, как называет ее киевский летописец, «путь из Варяг в Греки»,—Днепр. Связанный с именем Константина Порфирородного византийский трактат «Об управлении государством» (средины X в.) описывает купеческие караваны, ежегодно снаряжавшиеся из Киева в Константинополь: жители лесных приднепровских областей строят зимою лодки и с первою водою спускают их в Киев и другие торговые города, где продают русским купцам. Эти последние из разных торговых пунктов системы Днепра и соседних – из Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова, Вышгорода и др., съезжаются со своими товарами в Киев. В этом последнем, пока снаряжались суда и стягивались из разных мест купцы и товары, можно представить огромную ярмарку, на которой сводились счета, перепродавались товары, устанавливались пены. В июне караваны двигаются из Киева; носледний сборный пункт – под Витичевым, ниже Киева, где собираются все суда, чтобы плыть одним большим вооруженным караваном далее: в это время черноморские степи были в руках Печенегов, и нужно было вооруженной рукой охранять от них караваны, особенно в некоторых более опасных местах. Выйдя в Черное море, суда плыли вдоль его берега в

а

Константинополь, который в X в. был главным рынком на этом * греческом» пути.

Купцов из Руси там бывало по несколько сот, считая со слугами. Они приходили, очевидно, с весенними караванами и оставались в Константинополе месяцами: оставаться на более продолжительное время не позволяло им византийское правительство, вообще очень тяготившееся русской колонией и окружавшее ее всяческими стеснениями нолицейского характера, опасаюсь, чтобы под именем купцов не проникали в Константинополь разные военные авантюристы.

Предметы южной торговли можно установить довольно точно: из греческих городов шли фабрикаты– «наволоки* (шелковые узорчатая ткани), парча и другие дорогие материи, произведения греческого ювелирного искусства («всяко узорочье»), стеклянные изделия, пряности, вино и южные фрукты. Все это ввозилось для продажи в северные и западные земли и для собственного обихода: в украинских находках встречаем очень часто византийские фабрикаты, особенно изделия из золота и драгоценных камней, эмалированные и филигранные украшения, узорчатые шелковые и златотканные материи. Влияние византийских художественных изделий на туземную, особенно киевскую, промышленность, усиленно подражавшую им в XI—XII вв,, также свидетельствует, как распространены были (среди более богатых классов) и как ценились эти византийские изделия. Взамен их русские купцы предлагали Грекам дорогие меха, невольников, воск. Все это добывалось князьями и их дружиной в виде добычи или дани с подвластных племен, или выменивалось и покупалось на ярмарках от скупщиков и бродячих менял.

Система Днепра, собиравшая со всех концов сырые произведения для вывоза в Византию, взамен распространяла византийские товары не только в землях Русского государства, но и за пределы его. В глазах киевлянина ХГ в. днепровская дорога была прежде всего путем из Византии к Варягам, в северно-скандинавские и северно-немецкие земли. Путь этот разделяется на две ветви: одна шла с верхнего Днепра двинскими притоками через озеро Ильмень, Ладожское и Неву в Балтийское море; другая выводила в то же море Зап. Двипою. Киевский летописец имеет в виду первую ветвь: опа более длинна, но на ней главный этап русской северной торговли – Новгород, между тем как двинская дорога была большею частью в чужих руках.

На западе главная дорога шла через Галицию и Чехию в южную Германию. Уже арабский географ первой половины IX в. ибн-Хордадбег упоминает о еврейских купцах, говорящих «по-арабски, персидски, римски, французски, испански и славянски»; по его словам, они ездят с запада на восток и с востока на запад морем и материком (через цент-

48 fift M.C, Грушевский

ральную Европу) и привозят евнухов, невольниц, невольников, дорогие меха и мечи.

Торговлю украинских земель с Востоком по монетным находкам, можно констатировать уже с VI в. (монеты Сассанидов). Ибн-Хордадбег (пол. IX в.) представляет эту торговлю уже в полном развитии: русские купцы ездят по Каспийскому морю и торгуют в побережных городах или из южных портов Каспийского моря везут товары на верблюдах в самый Багдад. Прежде чем украинская торговля достигла такой активности, восточными рынками для нее служили – хозарский Итиль на нижней Волге и более, вероятно, поздний Болгар – на средней (около Казани). Эти города и в X в., когда украинские купцы вели уже самостоятельно торговые сношения с восточными землями, оставалисв важными торговыми пунктами.

Товары, покупавшиеся арабскими купцами от восточно-европейских, очень нодробно перечисляет арабский писатель конца X в. Мукадесси: па первом плане стоять и тут дорогие меха и невольники, а также кожи, дерево и янтарь. От Арабов покупались шелковые материи, металлические и специально ювелирные изделия, пряности и южные фрукты; одним словом, характер торговли тот же, что и с Византией. Судя по находкам восточных монет (очень частым и богатым), наибольший расцвет этой торговли падает на первую половину X в.

Сердцем, где сходились эти главным торговые артерии восточной Европы и второстепенные дороги, был Киев. Стоя на главной торговой дороге – Днепре, ниже устьев его главных притоков Припети и Десны, он был сборным пунктом и складом для всего, что шло со всей системы Днепра, а эта последняя, в свою очередь, собирала товары с соседних, тесно примыкавших к ней систем. Небольшие водоразделы тогда не представляли больших затруднений – легкие суда просто переволакивались, а товары переносились на плечах рабов.

С водным путем соединялись в Киеве и сухопутные дороги: северозападная – с Волыни и *из Ляхов»; юго-западная – через Галицию в Венгрию и Чехию; северо-восточная—на Курск, в бассейн верхнего Дона и средней Волги; юго-восточная – на Переяславль, в область среднего Дона и нижней Волги. В Киеве шел торговый обмен, коммерческое и промышленное движение; здесь был нервный центр великой восточноевропейской равнины в продолжение целого ряда столетий после славянского расселения,

Созданные благоприятными географическими условиями и скрепленные старыми традициями, оживленные торговые сношения накопляют здесь культурный опыт и материальные средства. Здесь скопляются запасы товаров и капиталы и формируется могущественное сословие куп-

Ие тория украинского народа

@ 49

цов-воинов. При тогдашних условиях купец, держа одной рукой кошелек, в другой должен был держать меч для обороны его; торговля требовала вооруженной охраны, купеческие караваны отправлялись в путь с оружием в руках, как военные экспедиции, и в каждую минуту караван таких купцов-воииов был одинаково готов открыть торг или завязать битву, вступить в выгодную сделку или поискать добычи, взять контрибуцию, наловить невольников. Здесь было гнездо той «Руси», которую арабский источник IX в. так характерно описывает: <■ Русь не имеет ни недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен: единственный промысел ее – торговля соболями; она нападает на земли Славян и захватывает там невольников, которых продает потом в Итиле и Болгаре; добыча в земле Славян – ее единственное пропитание. Когда у Русина рождается сын, отец новорожденного кладет пред ребенком обнаженный меч и говорит: я не оставлю тебе никакого имущества; ты будешь иметь только то, что приобретешь этим мечом».

Этот киевский патрициат, сословие богатых купцов-воинов, расширяя район своих торговых сношений, должен был в своих видах стремиться к образованию военных сил, к созданию политической организации для охраны торговых интересов. Затем охрана дорог и сношений переходила сама собою в покорение племен, расположенных по этим торговым дорогам; собирание контрибуций давало ценное подспорье торговле и обращалось в Итиль политической организации, созданной этими купцами-воинами и поддерживаемой ими же. Недаром имя , т. е. специальное имя Киевской области, прежде чем стать именем государства, становится у иностранных писателей IX—X века. (Арабы, Константин Норфирородный) именем класса купцов-дружинников, державших в своих руках торговлю и сношения восточной Европы и связавших в государственную организацию свою систему торговых дорог и факторий. Киевская область была очагом этого класса купцов-воинов и сообщила ему свое имя «Руси», а последний, будучи представителем государственной организации, созданной киевским патрициатом, передал имя «Руси» всей государственной системе – племен и земель, входящих в ее состав.

Так представляется социально-экономическая обстановка возникновения «Русского», киевского государства на основании изучения общественных отношений X в. в их современных источниках и ретроспективных выводах. В древнейшей киевской летописи мы имеем традицию о происхождении Киевского государства, вкладывающую его историю в иные формы, и об этой традиции нужно сказать нисколько слов, прежде чем обратиться к его истории.

Когда киевский книжник в ноловине XI в. взялся за перо, чтобы выяснить себе происхождение и первые моменты развития Киевского

5 Зал. 35

государства¹, процесс его формирования был стариною, достаточно отдаленною, о которой в памяти современников сохранились очень слабые воспоминания, отрывочные имена, стертые и расцвеченные сказочными, легендарными мотивами предания, наконец, разные догадки и комбинации, заменявшие реальные сведения. Отрывки или упоминания об этих преданиях и догадках сохранились в древнейшей киевской летописи. 1Уг имеем легепду о трех киевских братьях Кие, Щеке и Хориве, якобы построивших город Киев, названный по имени старшего брата; эти братья представлялись родоначальниками Полянского племени и предками киевской княжеской династии (следы этих рассказов остались и в дошедшем до нас тексте летописи). Это, конечно, не что иное, как т. н. этимологический мие: из названий местностей сделаны имена героевепонимов, основателей города. Другая легенда рассказывала иначе: на месте Киева существовал перевоз на Днепре, перевозчиком на нем был некто Кий, поэтому место называлось Киевом перевозом, а город, возникший здесь благодаря оживленным сношениям, получил имя Киева.

Автора «Повести# эти легенды и комбинации не удовлетворили, и он предложил собственную, очень сложпую теорию. По его мнению, Русь—это народ скандинавский (варяжский), его привели в Новгород три брата конунги в конце IX в,, по приглашению самих Новгородцев и их соседей, так как последние, освободившись от власти завоевавших их

¹ Это произведение в своей первоначальной редакции кратко онисывало события, кончая, по всей вероятности, половиной X в. (Игорем) и носило тот титул, который перешел затем к его позднейшим переработкам: «Се повести временных лет (вероятно, перевод греческого слова хронограф), откуда есть ношла Русская земля (т.е. Киевское княжество, Русь в тесном смысле), кто в Киеве нача первое книжити, и откуду Русская земля стала есть». Эта первоначальная «Повесть» была затем расширена и продолжена и, перейдя черев руки нескольких редакторов во второй половине XI в., воина в состав исторической компиляции, древнейшей киевской летописи, по традиции называемой часто Несторовой летописью, хотя Нестору она, несомненно, не принадлежит. Одна редакция ее (сохранившаяся в северных, великорусских снискал, как Лаврентьевский и ему подобные) составлена была в Киеве в 1116 г. и доведена до 1110 г,; другая редакция, дошедшая до нас вместе с южно-русскими продолжениями не имеет такой точной даты, но, несомненно, также принадлежит второму десятилетию XII в. Летописание продолжалось затем, и в конце XII в. из разных записок исторических сказаний в Киеве было составлено продолжение древнейшей летописи, доходившее до 1199 г. Позже к этому была присоединена хроника событий 1205 – ... гг., составленная отчасти на Волыни, отчасти в Галиции. Эта коллекция летонисей дошла до нас в кодексе Ипатьевском (первой четверти XV в.) и ему нодобных. Подробнее о древнейшей киевской летониси и ее составных частях см. Историю Украини-Руси, т. 1, экскурс 1, а о ее продолжениях – т. III, в последней главе.

@ 51

перед тем варяжских дружить, не умели установить порядка у себя собственными силами и в конце концов порешили призвать себе правителей из варяжских же вождей. Из Новгорода эти варяжские конунги овладели Днепровским путем и самим Киевом и положили начало киевской княжеской династии.

Основания, на которых оперлась эта теория, довольно ясны. Это, вопервых, традиция о завоеваниях Варягов в северных, финских и славянских землях, и контрибуциях, которые они тут собирали. Далее, память о том, что в X и начале XI в. в Киеве были большие дружины Скандинавов– Варягов, игравших очень важную роль на княжеском дворе, особенно в X веке, и придававших ему до некоторой степени даже варяжскую окраску Наконец, тот факт, что эти Варяги, входившие в состав дружины Киевского государства, принимали имя Руси и иод этим именем переходили из русских земель в Византию: в Византии, в памятниках второй половины XI в., Русь благодаря этому даже является как бы другим именем Варягов – «Варяги Русь». Это должен был знать автор «Повести», и это обстоятельство также могло повлиять на образование его теории.

Под влиянием этих фактов и традиций и сложилась у автора «Повести» , вообще очень склонного к гипотезам и комбинациям (которые он, конечно, передает вполне категоричным тоном), его теория, весьма долгое время затем принимавшаяся за непреложную истину. Очень долго усилия ученых направлялись только на разъяснение летописного рассказа, соглашение с ним исторических фактов, не укладывавшихся в его рамки. Но после того, как обнаружились существенные неверности в этой теории, как стал ясным общий характер «Повести», представляющей собою не безыскусственный пересказ традиций и фактов, как представляли себе прежде, а ученое (для своего времени) построение, теорию, полную собственных комбинаций ее авторов и редакторов, – стало невозможным принимать на веру все ее сообщения, основывая все на ее рассказе, что Киевское государство обязано своим возникновением скандинавским конунгам.

Имя Руси указывает на Полянскую землю и ее старый центр – Киев. Географические, культурные и экономические условия подтверждают это указание, поясняя, что здесь скорее, чем где бы то ни было на восточно-европейской равнине вообще, и в украинских землях в частности, должна была почувствоваться нужда в образовании постоянных военных сил, более прочной и интенсивной государственной организации, и были налицо материальные средства к ее созданию.

В «Новести» сохраниласьпамять о том; что неред образованием Киевского государства Поляне «быша обидими Деревляны и инеми околь-

5'

52

ными». Действительно, Киев, расположенный на границе Полянской земли, на узком клине между землями Северян и Древлян, открытый для нападений днепровских пиратов, должен был много терпеть от соседей, и богатые патрицианские роды Киева и их представители, «лепшии мужи», «державшие» киевскую общину и «Русскую» (Полянскую) землю, рано должны были подумать об организации военных сил.

Но успешное развитие военных сил Киева могло начаться только с появлением специального, постоянного войска – «дружины», вместо старого земского ополчения, и это развитие началось гораздо раньше, чем представлял себе автор «Повести». Далекие морские походы Руси, известпые нам из иностранных источников уже с начала IX в., указывают, что переход к организации постоянного войска совершился еще раньше, и в VIII в. Киев обладал уже значительными военными силами; стадия пассивной охраны киевской торговли и торговых путей была оставлена позади, и Киевская Русь начала пускаться в смелые и дальние экспедиции для приобретения невольников и добычи.

В начале ГХ в. «губительный именем и делами своими народ Русь», под предводительством какого-то, не названного го имени воеводы, опустошал малоазиатское побережье от Пропонтады до Синопа, как сообщает житие Георгия Амастридского, рассказывающее о чуде, совершившемся над этою Русью в Амастре, около Синопа. К тому же времени – началу IX или концу VIII в. – относятся опустошения южного берега Крыма «русской ратью», под предводительством «князя Бравлина». Таким образом, известный поход Руси на Константинополь в 860 г. не быль сам по себе чем-либо новым. Пользуясь тем, что имп. Михаил со всем войском отправился в Малую Азию, Русь явилась тогда на двухстах кораблях, пред безоружной столицею; русское войско онустошило предместья Константинополя и привело в ужас его жителей, но весть о возвращении императора с войском принудила его к отступлению.

Несколько позже имел место поход Руси на южное побережье Каспийского моря: от позднейшего историка Табаристана (южного берега Каспийского моря) узнаем, что в 860—880 гг. Русь приходила походом на Абесгун (славная в то время пристань в юго-восточном углу Каспийского моря), но местное войско отразило их.

Эта случайно записанные, случайно сохраненным для нас известия дают возможность судить, какие далекие экспедиции предпринимала Русь. В действительности походов этих в течение ГХ в., конечно, было гораздо больше. Они могли предприниматься частью населением черноморских земель, подвластных киевской Руси, а частью этой последней, или вообще дружинами, так или иначе связанными с Киевом. Автор «Повести» без колебания приурочивает известные ему сказания Визан-

Ай 53

тийцев о походе 860 г. к Киеву и Руси киевской, и это приурочение также имеет ценность исторического документа¹.

ВIX и особенно X в. ценный материал для киевского войска давали отряды скандинавских выходцев «Варягов». Это были отличные воины, а как элемент чужеплеменный, он был очень кстати и там, где киевским князьям нужен был верный, с Киевом ничем не связанный, союзник, – именно в отношениях к киевскому патрициату и его «старцам», политическое значение которых должно было умаляться с возрастанием значения князя. В X веке мы видим Норманнов в большом числе между боярами киевского князя и его наместниками, и варяжское влияние на княжеском дворе было очень сильно вплоть до первой пол. XI в., когда в Киеве проходит мода на Варягов. Память об этой многочисленности и влиятельном положении Варягов в Киеве в прежние времена, как я сказал, оказала несомненное влияние на создание историческо-генеалогической теории «Повести временных лет».

Подробнее:о торговых сношениях доисторической эпохи – «История Украини Руси», т. I, гл. 3 («Киевская Русь», I), о позднейших – гл. 5, о начале киевского государства – гл. 7.

¹ По всей вероятности, к киевской Руси также относится записанное иод 389 г. известие, что а этом году к Людовику Благочестивому прибыли нослы византийского императора Феофила, и с ними люди, называвшие себя послами русского короля, посланными к Феофилу. Феофил нросил Людовика переслать их от себя на родину, такт, как из Византии нуть им был прегражден какими-то враждебными народами. Вероятно, эти дипломатические сношения Вязании с русским правительством были результатом нападений Руси на византийские земли в первых десятилетиях IX в., подобно тому, как и носле нохода 860 г. византийское правительство высылало на Русь посольства и богатыми подарками старалось удержать русских князей от новых ноходов.

V. КИЕВСКОЕ ГОСУДАРСТВО В IX-X ВЕКОВ. ПРОЦЕСС СОЗИДАНИЯ

Далекие, большие походы Руси IX в. свидетельствуют не только о значительном развитии военных сил, но и заставляют предполагать существование значительной сферы политического влияния киевской Руси. Патр. Фотий, впрочем, в своих проповедях, произнесенных во время осады Русью Константинополя в 860 г., дает и прямое указание в этом смысле; он говорит, что Русь дерзнула напасть на Константинополь после того, как покорила своих соседей и вследствие этого стала много о себе думать. Источники первой половины X в., позволяющие загляпуть внутрь этой политической организации, вполне подтверждают факт существования уже в IX в. широкой сферы влияния и власти киевских князей.

Из первой половины X в. мы имеем целиком и в отрывках три договора киевских князей с Византией (907, 911,944). Сами по себе весьма содержательные, они в связи с современными арабскими «и византийскими известиями и позднейшими воспоминаниями «Повести* дают нам довольно ясное представление о государственной системе, созданной к этому времени киевскими князьями.

В договоре 944 г. одновременно с послами киевского великого князя выступают послы не менее двадцати зависевших от него «светлых и великих князей и великих бояр* (как называет их договор 911 г.). Такое же приблизительно число послов видим тринадцать лет спустя в Константинополе с княгинею Ольгою: очевидно эта система княжеств и провинций держалась в средине X в. довольно устойчивой

Уже одно число этих зависимых княжеств дает представление об обширной сфере влияния киевских князей. Действительно, тщательное изучение исторического материала приводить к выводу, что в продолжение IX и нач. X в. (т. е. кончая княжением Олега) Киев уже успел включить в сферу своего влияния почти всю ту территорию, которая входила и позже в состав Киевского государства. Все восточнославянские племена, вместе с некоторыми финскими соседями, стояли уже в большей или меньшей зависимости от Киева.

В начале X в. вся днепровская артерия на север от Киева, с главнейшими своими разветвлениями, была, несомненно, уже в руках киевских князей. Крайняя торговая станция на этой дороге – Новгород – стоит под властью киевского князя, и князь Игорь, вероятно, по ранее устано-

55

вившемуся обычаю, посылает туда князем своего малолетнего сына Святослава во второй четверти X в. Нижнее течение Днепра было в руках киевских князей уже в конце VIII в. – об этом свидетельствуют черноморские походы Руси в начале IX в. Несмотря на натиск Печенежской орды, на устье Днепра Русь держалась еще в середине X в.: договор 944 г. обязывает Русь не препятствовать Корсунянам в рыболовстве на устье Днепра.

Сухонутные и речные дороги, ведшие на восток через земли Северян и Вятичей, были также в руках киевских князей уже в IX в. В начале X в. в главных центрах Северской земли сидят уже наместники киевского князя, а Русь держит в своих руках и область Дона. На это указывают походы ее на каспийское побережье, которым не сочувствовали, но не могли, очевидно, воспрепятствовать хозарскоо каганы, и совершенно ясные указания договора 944 г. – киевский князь обещает не пропускать Черных Болгар, живших на кавказском побережье Азовского моря, на крымский берег, где они разоряли византийские владения. Очевидно, старая Фанагория, в наших памятниках называемая Тмутороканью, находилась в это время уже во власти киевского князя. Другой параграф того же трактата, обязывающий русских князей не касаться греческих городов в области Херсонеса и не иметь на них притязаний, дает понять, что власть тмутороканских князей переходила и на крымский берег Керченского пролива.

Не столько, может быть, торговые интересы, сколько желание обезопасить себя от пограничных нападений, обратило оружие киевских князей на покорение западных соседей, старых обидчиков Полянской земли – Древлян. В первой половине X в. они, несомненно, были уже данниками киевских князей. Лучан, жителей южной Волыни, между подвластными Киеву племенами называет трактат Константина Порфирород-наго. Дулебов а Тиверцев «Повесть» называет вассалами Олега, «толковинами» (так назывались автономные племена, обязанные только давать военную помощь киевскому князю), и эта зависимость вполне вероятна.

Конечно, различные части этой огромной территории, простиравшейся от верхней Волги и бассейна великих озер до Черного моря и нижнего Дона, стояли на очень различных ступенях зависимости от киевского князя, как то видно отчасти уже и из вышеприведенный, примеров, да и вообще вся эта политическая система не отличалась прочностью. В наиболее тесную зависимость были приведены, судя по нашим сведениям, славянские волости по главным торговым путям и славянские колонии в финских землях, имевшие также большое торговое и экономическое значение (они собирали контрибуции сырыми продуктами, прежде всего мехами, и вели торг с туземцами). Тут расположены были гарнизоны

56

из (-русской» дружины и сидели «светлые и великие князья и великие бояры» – родственники киевского князя или его наместники. Целые же округа и племена, более удаленные от торговых дорог, не представлявшие торгового и стратегического интереса, были предоставлены сами себе, управлялись своими домашними князьями, и зависимость их от киевского князя ограничивалась уплатою дани, контрибуций, или даже только обязанностью посылать войска в киевские походы.

Вообще, как начатки киевской государственной организации были, несомненно, тесно связаны с интересами киевской торговли, так и позже государственные интересы тесно сплетались с торговыми, а купеческий класс – с правительственным. Цитированный уже выше рассказ Константина Порфирородного о Русском государстве первой половины X в. иллюстрирует это очень ярко: русская торговля и управление, княжеская дружина и купеческий класс сливаются здесь совершенно. Князья со всею Русью (т. е. со всею дружиною) выходят на зиму «на полюдье» в подвластные славянские земли и там остаются целую зиму, собирая дань; весной «Русь» стягивается в Киев и отсюда снаряжает торговые караваны (конечно, не только в Константинополь, но и на другие рынки) с предметами, собранными в виде даней и приобретенными торговлею. Эта картина слияния правительственной деятельности с торговлею и торговыми интересами находит себе полное подтверждение в договорах киевских князей с Византиею: их главное содержание составляет обеспечение торговых интересов. Русские князья и бояре – одновременно правительство и негоцианты; киевская правительственная политика состоит на службе у торговли, как, в свою очередь, торговля составляет ту экономическую основу, на которой опираются князья и правительство.