Текст книги "История украинского народа. Автобиография"
Автор книги: Михайло Грушевський
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
Быстрый рост колонизации в правобережном Приднепровьи доставил значительные силы полковникам этого возрожденного правобережного козачества. Они оказывали ценные услуги польскому правительству в борьбе с Татарами, и оно склонно было относиться к ним снисходительно. Жалобы шляхты соседних областей, много терпевшей от нападений возрожденного козачества, «козаченья» их подданных и побегов кре-
стьян, долго оставались без откликов. Но в конце концов конфликта был неизбежен. Вся эта возрожденная козаччина и ее колонизация проникнуты были величайшим нерасположением к Польше и шляхте, и это нерасположение разделяли и вожди ее. Уже в 1688 г. Палий обращается к гетману Мазепе с просьбой взять на себя посредничество в переговорах с московским правительством, чтобы оно приняло под свою протекцию его Фастовщину. Но московское правительство тогда было уже в союзе с Польшей и не хотело портить отношений: оно предложило Палию перейти со своими казаками на Запорожье и оттуда на левый берег, если они хотят быть под московской протекцией. Такого проекта Палий принять, конечно, не мог: ему хотелось сохранить территорию.
Сношения Палия между тем стали известны Полякам; он был арестован, однако успел бежать. После этого он переходит уже к более открытым действиям против Польши, хотя до поры до времени старается избегать резких конфликтов. Он повторяет старую козацкуто тактику – старается расширить возможно больше территорию козацких поселений за счет соседней помещичьей колонизации; крестьяне «козачатся», прогоняют помещиков и начинают поговаривать о том, что *Ляхов нужно прогнать за Вислу, чтоб и ноги их не осталось*. Польское правительство пыталось остановить Палия, посылало против него военные отряды – особенно с тех пор, как перестало нуждаться в козаках для борьбы с Татарами, после прекращения войны с Турками. Последняя окончательно закончилась карловицким трактатом 1699 г., возвратившим Подолье обратно Польше, и сейм решил с 1700 года упразднить козацкое войско. Это был открытый вызов – и козаки не замедлили перейти к наступательным действиям.
Обстоятельства им благоприятствовали – польское войско было занято войной со Шведами, Палию удалось овладеть важной крепостью – Белой Церковью, в то время составлявшей опору польской власти на Украине; он перенес сюда свою резиденцию. Самусь взял другую важную позицию – Немиров. Восстание распространилось на Подолье. Но здесь на юге козацкая колонизация была довольно слаба, и когда в 1703 г. двинулось на Подолье польское войско под начальством нольного гетмана Сенявского, ему без труда удалось рассеять слабые отряды Абазина и Самуся. Абазин был казнен, Немиров взят, Подолье залито кровью восставших. Но на Киевщипу, на Палия Сенявский напасть не отважился, удовольствовавшись дешевыми лаврами подольской кампании.
Но на Палия пришла беда оттуда, откуда он менее всего мог ее ожидать, Вместе с прочими полковниками он продолжал просить русское правительство о принятии его под свою протекцию, и Мазепа поддерживал эту просьбу, желая присоединить под свой регимент правобережные
го*
земли. Но русское правительство каждый раз отказывало, а с тех пор, как Польша стала союзницею России против Шведов, оно даже советовало Палию оставаться покорным по отношению к Польше. Наконец, уступая просьбам Поляков о помощи для усмирения Палия, Петр пообещал им, в 1704 г., принудить его к покорности. Тогда Мазепа, не желая упускать правобережную Украину из своих рук, а с другой стороны – опасаясь Палия, как небезопасного демагога и соперника, дал делу совсем неожиданный оборот.
Мазепа находился тогда за Днепром, в походе против шведских партизанов в Польше; пригласив к себе в лагерь Палия, он распорядился его арестовать, а полковником в Белую Церковь, на место Палия, послал своего родственника Омельченка. Палиевы козаки, большая часть которых, впрочем, в момент этого неожиданного дара находилась в войске Мазепы, хотели было сопротивляться. Но белоцерковские мещане, не ожидая от этого сопротивления ничего хорошего для себя, сдали город, и Омельченко стал правителем Фастовщины. Перед Петром Мазепа обвинил Палия в сношениях с шведской партиею в Польше. Это было совершенно неосновательное обвинение, но тем не менее Палий был сослан в Сибирь (в Тобольск) и возвращен оттуда только после перехода Мазепы на сторону Швеции, По своем возвращении разбитый ссылкой старик не играл уже никакой роли и управление правобережными козаками было поручено его зятю Танскому,
Хотя Мазепа поступил в этом случае совершенно несогласно с намерениями Петра (это был первый случай, где он позволил себе явно разойтись с планами центрального правительства), но благодаря тогдашним смутам в Польше, его поступок не вызвал неудовольствия у Петра. Па требование польского правительства, чтобы правобережное Приднепровье было передано ему, Петр ответил, что это было бы несвоевременно в виду существования сильной шведской партии среди польских магнатов.
Правобережное козачество не только сохранило свою территорию, но даже расширило ее: не только киевские и браславское полки перешли под регимент Мазепы, но и Поднестровье окозачилось и примкнуло к ним. Мы видим теперь полки; Белоцерковсюй, Корсупский, Богуславский, Чигиринский, Браславский и Могилевский, хотя и с численно слабым населением и очень небольшими козачьими контингентами. С принципиальной точки зрения Мазепа очень дорожил этим приобретением, и когда Петр, на конференции с польскими магнатами в Жолкве, в 1707 г,, дал обещание немедленно вернуть правобережные земли Польше и велел Мазепе передать Белую Церковь польским войскам, Мазепа под разными предлогами не исполнил этого распоряжения и удержал эти земли под своею властью до конца.
317
После падения Мазепы и избрания Скоронадского правобережные полки, как я упоминал, также признали гетманом последнего. Но Скоропадский не обладал достаточной энергиею, чтобы отстоять эту право бережную Украину, как отстаивал ее Мазепа. В 1711 г., после неудачного прутского похода Петр отказался от правобережной Украины;
Турция предназначала ее для независимой Украины Орлика, но – как мы знаем – не поддержала его энергично и не воспрепятствовала завладеть правобережной Украиной Польше, непосредственно после этого трактата заявившей на нее свои притязания. Однако отказываясь от правобережных полков в пользу Польши, Петр возвратился к старому плану: опустошить их и перегнать население в левобережную Украину, Об этом было объявлено населению еще осенью 1711 г. и затем, в продолжение 1711 – 4 гг., воинские команды выселяли и переводили за Днепр население правобережных полков. По окончании выселения, в 1714 г, сдана была Полякам Белая Церковь, и Поляки вступили окончательно во владение правобережным Поднепровьем.
Коэачество здесь было уничтожено теперь окончательно. Население долго ждало его восстановления извне: возлагались надежды на зятя Палия полк, Тапского, после передачи Полякам Белой Церкви получившего от русского правительства в управление соседний Киевский полк. При нем доживала свой век вдова Палия, энергичная подвижница в деятельности своего мужа по колонизации и восстановлению козачества на Правобережьи, На Танском поэтому почили традиций козачества и в тревожные моменты распространялись слухи о данном ему поручении восстановить козацкие полка на правом берегу. Но этим надеждам не было суждено сбыться.
Небольшие козацкие контингенты, возобновленные позже в приднепровских староствах и сохранившиеся в них до второй половины XVIII в.1, не имели значения. Тем менее могли идти в счет т. н. «надворные казаки»: так назывались, вооруженные отряды, содержавшиеся каждым магнатом и вообще каждьим значительным помещиком для надобности «двора», такие отряды «дворовых Козаков», рекрутировавшиеся из, местного населения, снаряженные по-козацки, появляются уже в конце XVI в, и существуют до конца XV1I1 в. Во время народных движений этого столетия они нередко примыкали к последним, представляя довольно небезопасный для своих польских хозяев горючий материал, но самостоятельного значения не имели. Планы восстановления настоящего козачества, козацкой организации всплывали во время народных движений XVIII—XIX в., но осуществить их не пришлось.
1 О них статья В. Щербины в Трудах XI археол. съезда т. II.
М.С, Грушевский
Со вторым десятилетием XVIII в. потомки и наследники шляхтичей – землевладельцев правобережной Украины могли наконец, беспрепятственно вернуться в свои имения и заняться восстановлением прежнего хозяйства. Киевские, браславские, подольские земли покрылись «слободами», куда обещанием долголетней свободы от повинностей и всякими льготами специальные агенты зазывали крестьян из населенных местностей, а так называемые «выкотцы» сманивали и вывозили этот рабочий инвентарь в новооснованные имения. Массы народа двинулись снова – главным образом из Полесья и Западной Украины, и очень скоро, уже во второй четверти XVIII в., правобережные земли получили очень значительное население.
Возобновилось помещичье хозяйство, а с истечением льготных сроков вошли в полную силу и помещичьи порядки Польши. Впрочем, в виду тех смут, о которых я буду говорить ниже, и вообще непрочности здешних отношений, помещичья власть и эксплуатация крестьянского труда все-таки были здесь значительно слабее, чем в Западной Украине. Не только на самом театре движений, но и в местностях, сравнительно удаленных от этих движений, напр., в Житомирском повете еще в третьей четверти XVIII в. панщина часто ограничивается двумя днями в неделю с хозяйства, при небольших сравнительно денежных и натуральных данях, и только по переходе этих земель под власть России достигли такого же, как и там, напряжения и силы.
Причина лежала в том, что возобновление шляхетского господства в правобережной Украине вызывало по свежим традициям недавнего прошлого довольно сильный хотя и неорганизованный народный протест, выразившийся в движениях получивших общее название гайдамачины*. Этим именем называли с начала XVIII в разбойничьи ватаги, рекрутировавшиеся преимущественно из крестьян. Такие ватаги не переводились в украинских землях, под разными именами дейнек, левенцов, о прыткое, а в правобережном Поднепровье XVIII в. их обыкновенно называюсь гайдамаками1. Подобно южносл авянским гайдукам и ускокам, они после исчезновения козачества служили выражением народной оппозиции ненавистному общественному строю и потому находили широкое сочувствие в народных массах. С 1730-х гг., когда Сич, перейдя из татарских владений на старые места, придвинулась к границам правобережной Украины, гайдамацкие ватаги находят в Ией сильную опору: отсюда они выходят и сюда затем укрываются, и Запорожцы в большом числе принимают участие в гайдамацких от рядах.
1 Значение названия неясно – производят, это слово от арабско-турецкого гайда, гайде мак в значении: смутьянить, своевольничать.
Вступая в правобережные земли, зиии гайдамацкие «загоны» находили широкое сочувствие и пособничество; к ним присоединялись не только авантюристы из разного рода бездомвых людей всех сословий, но и масса крестьян. Жажда добычи и приключений смешивалась с мотивами национальной и социальной борьбы ни мести. Из таких же национально-религиозных мотивов деятельными пособниками гайдамаков являлись киевские мещане и монахи киевских и других пограничных православных монастырей. Благодаря слабости администрации и отсутствию войск, эти гайдамацкие движения в правобережном Поднепровье во второй и третьей четверти XVIII в. стали хроническим явлением, а временами проявляли очень значительную силу, обнимая больппя территории и приводя в движение огромные массы крестьянского населения. Эти обстоятельства и послужили сильным препятствием к развитию шляхетского хозяйства и крепостнических отношений в Правобережьи.
В первый раз гайдамацкое движение приняло широкие размеры в 1734 г. бескоролевье по смерти кор. Августа и (1733), сопровождавшееся вооруженной борьбою партий на польской территории с участием иностранных войск – междоусобные смуты среди Поляков, образование в пользу кандидатуры Стан. Лещинского конфедерации (вооруженной лиги) в воеводствах Киевском, Подольском. Браславском и Волынском, сопровождавшееся вооруженными наездами шляхты на своих противников иполной апархиею, – все это весьма благоприятствовало гайдамакам. Когда русские и украинские войска для борьбы с партией Лещинского были введены в правобережную Украину, это послужило сигналом для массового восстания, охватившего Киевское, Браславское и Подольское воеводство, Украинское население сочло приход этих войск за предвестие оккупации, освобождения от польского шляхетского владычества, а призыв к борьбе с партией Лещинского – за призыв к восстанию.
Особенно сильное движение развилось в Браславщине. Тут некто Верлан, начальник дворовых Козаков кн. Любомирского, ссылаясь на грамоту ими. Анны, якобы призывающую крестьян истреблять Ляхов и Евреев и формироваться в коэацкие полки, – вызвал чрезвычайно сильное и довольно организованное восстание. Из Браславщины он затем перешел в Подолию и южную Волынь, взял Жванец и Броды, а его отряды проникали в окрестности Каменца и Львова Конеп восстанию положило только прекращение бескоролевья, когда русские войска, в качестве союзников нового правительства (короля Августа Ш), сами занялись усмирением восставших. Верлан с товарищами, полковниками сформированных им козацких полков ушел в Молдавию, другие укрылись в запорожских владениях.
Новое напряжение гайдамацких движений имело место в 1750 г. На этот раз оно не имело внешних благоприятных условий, а было результа-
том прогрессивного усиления гайдамацких ватаг, носле 1734 с почти непрерывно вторгавшихся в правобережную Украину, при полном отсутствии обороны. В продолжение почти всего 1750 года Киевское и Браславское воеводства, на всем почти протяжении – до границ Полесья, были во власти гайдамацких ватаг и восставших крестьян. Целый ряд городов и замков, даже более значительных, как Умань, Винница, Летичев Фастов, Радомысль, были взяты и разграблены гайдамацкими отрядами. Только отсутствие организации в восстании было причиною, что оно само собою отшумвло и улеглось, не ветретив никакого отпора ни со стороны правительства, ни со стороны местной шляхты.
Но наиболее сильно было движение 1768 г. – так наз. Колиивщина (от слова: копий, коли, как назывались отряды восставших)1. Почва для его развития на этот раз быта приготовтена опять внешними событиями. Так наз. радомскал конфедерация, созданная при участив России в интереса диссидентов, против короля и его партии, призвала на помощь русское правительство, которое снова ввело свои войска в границы Польши, в правобережные земли. Против радомской конфедерации, против диссидентов и России создана была другая конфедерация в Варе, на Подолии. Настала полная анархия? особенно дававшая себя чувствовать в украинских провинциях Польши, и среди этой сумятицы широко разыгралось народное движение. Диссидентский вопрос, послуживший России поводом для вмешательства в польские дела, борьба между православным и униатским духовенством, происходившая в это время в Киевском воеводстве и сопровождавшаяся притеснениями и истязаниями сопротивлявшихся православных – придали движению религиозную окраску. Выдающуюся роль в местном религиозном движении играл игумен Мотронинского монастыря (около Чигирина) Мельхиседек ЗначкоЯворский, бывший наблюдателем православных приходов правобережной Украины, и его же считали одним из инициатором народного движения, во главе которого стал запорожец Максим Зелизняк, проживавший, в качестве послушника, в том же монастырь.
Для привлечения народа, как и в 1734 г., пущены были слухи о «золотой грамоте» имп. Екатерины, призывавшей к восстанию. Сохранившиеся копии этой грамоты подложны, и самое движение с точки зрения политики правительства Екатерины было нежелательно; но это не исключает возможности, что со стороны российских властей действительно допущены были заявления, которые содействовали народному движению, вселяя убеждение, что ему сочувствует сама императрица.
1 Обыкновенно производят от слова «колоти», колоть – так сказать «колотель», избнватель.
Движение началось в конце апреля 1768 г., когда Зелизняк из Мотронинского леса со своим отрядом вышел в Медведивку и отсюда призывая народ к восстанию, собирая всякий охочий люд, прошел через южную часть Киевского воеводства в окрестности Умани, наиболее значительного в то время города этого края, разоряя по дороге панские усадьбы, помогая крестьянам громить и изгонять униатских священников и т. п. В окрестностях Умани к нему присоединился сотник надворных Козаков Потоцкого, владельца Умани. Человек взысканный милостями своего номещика, он однако решил примкнуть к восстанию, вошел в сношения с Зелизняком, и когда последний приступил к Умани, Гонта присоединялся к нему со своими козаками. Это решило судьбу Умани, она была взята гайдамаками и собравшиеся здесь из окрестных местностей Поляки и Евреи подверглись избиению; впрочем, размеры этой резни несомненно, сильно преувеличены в мемуарах, на которых главным образом опираются наши сведения об этом, все еще не разъясненном достаточно эпизоде.
Другие вожди гайдамаков в это время подобным же образом «очищали» Киевское воеводство от Поляков и Евреев в других направлениях: Семен Неживый громил католиков и униатов в окрестностях Черкас, Иван Бондаренко – в Полесье, в окрестностях Радомысля, Яков Швачка в окрестностях Белой Церкви; последний считался особенно жестоким истребителем Поляков и Евреев, и в Фастове, где находилась его квартира, позднейшая следственная комиссия насчитывала осужденных им и убитых до 700 душ.
Но движению не суждено было продолжаться долго. Барская конфедерация была усмирена и польское правительство обратилось к русскому с просьбою подавить гайдамацкое движение. Екатерина отозвалась на эту просьбу с полной готовностью, так как движение не отвечало ее планам, а вдобавок она хотела очистить себя от подозрений в издании агитационной грамоты. Русские войска обращены были на усмирение восстания, оно было залито кровью и закончилось массовыми казнями предводителей и участников: захваченные русскими войсками или укрывшиеся на территорию украинских провинций империи, в надежде на покровительство русских властей, участники движения были выдаваемы польским властям и подвергались казням, нередко изыскано мучительным. Польская военно-судная комиссия, заседавшая в Коднге (в Житомирском пов.), оставила о себе страшную память в населении.
Это было последнее массовое движение. Правда, в 1788 – 1789 г. еще раз распространились слухи, что на Украине готовится новая колиивщина «сыном Гонты», и эти рассказы навели большой страх на шляхту: были учреждены судебные комиссии, арестовавшие и даже казнив-
шие множество людей; но в конце концов эти слухи оказались ложными. Польско-русский террор 1768 г. возымел очевидное действие. С переходом же правобережной Украины под власть России, массовые народные движения не могли уже иметь места. В Галиции также австрийское правительство положило конец разбоям «опрышков», гнездившихся в Карпатских горах, у венгерской и молдавской границы. Они занимались разбоем проезжих купцов, шляхты и Евреев и, благодаря своей смелости и разным приключениям, пользовались сочувствием и популярностью у народа, идеализировавшего их в своих рассказах и песнях. Главным героем их остался Олекса Довбуш, воспетый в песнях, опоэтизированный в многочисленных преданиях; в качестве предводителя опрышкон он известен по документам с 1738 г. до 1745, когда его убили из засады.
Старые традиции козачества однако не умирали долго и в правобережной Украине. Так, Крымская война и формирование крестьянских ополчений в 1855 г. вызвали в Киевской губернии своеобразное народное движение с целью освободиться, от крепостного гнета путем восстановления козачества. Чтение в церквях манифестов, в которых правительство призывало население к участию в обороне государства, вызвало во многих местностях Киевской губернии своеобразные заявления со стороны крестьян: они изъявляли свою готовность идти на защиту России и для этого просили записать их в козаки. В качестве Козаков они надеялись, по старой традиции, освободиться от власти помещиков и администрации, от барщины и других повинностей; прорывались и более радикальные планы перестройки общественных и политических отношений. Администрации, пытавшейся доказать неуместность этих желаний, крестьяне не хотели верить и подозревали, что она затаивала «царскую грамоту* i поголовно призывавшую народ «в козаки» совершенно также как в 1734 и 1768 г. Местами допило в конце концов до кровавых сцен и битв с войсками.
Литература: Антонович, Последние времена козачества на правом берегу Днепра, 1868 (Архив Юго-Зап. Рос. ГГГ, т. 2), его же статьи о гайдамацких даиженивх в Архиве Юго-Зап, России ГГГ, т. 8 и о тревоге 1789 г. вызванной слухами о приготовлении новой колиивщнки там же в ч. ГГ1 т. V.H Шульгин. – Очерк колиивщнны, 1890. Материалы до истории колиищины, Г—VT в Записках Нтоа, Щеаченка т. 5 и сл. Об опрышках статьи Ю. Целевича, собранные а ХГХ т. Русской историчной библиотеки (там же в т. XVII—XX упомянутые исследования Антоновича и Шульгина в переводе). О положении крестьян В XVIII в. статья Антоновича в Архиве, Vr т, II (перевод в XXII т. Рус, ист. бнб.). О «ковацком» движении 1855 р. – Томашевский Киевска козачнва 1855 р, (Литврат. наук библиотека видавничой спилки кн. 55,1902).
XXVI. ЗАПАДНАЯ УКРАИНА
Итак, чрезвычайные усилия, предпринятые в XVII в. украинскими народными массами, чтобы разбить сковывавшие народную жизнь социальные и национальные путы, как мы видели, ни к каким существенным улучшениям в сфере социальных отношений не привели.
Национальные и культурно-религиозные стремления, связывавшиеся с этим народным движением, также не выиграли в общей сложности ничего: если в некоторых местностях можно было констатировать известный успех (наир., восточная Украина ушла от унии и насильственного ополчения), то в других отношениях положение [дед еще более ухудшилось, и даже весьма существенно.
После того как усилия, предпринятая украинским обществом для защиты своей национальной религии и равноправности в конце XVI и начале XVII в., оказались бессильными сломить унорство правительства и клерикально настроенных польских элементов, – под влиянием сознания этой безвыходности начинается заметный прилив украинских культурных сил и вообще элементов наиболее радикально и непримиримо настроенных в восточную Украину, где под покровом козачества открывалась новая арена национального движения и борьбы. Выше было отмечено, что национальное культурпое движение, создающееся в Киеве во втором и третьем десятилетии XVII в., было подготовлено и создано руками галицких выходцев. Создавая новые, очень ценные с точки зрения национальных интересов очаги украинской жизни в восточной Украине, этот отлив культурных сил все же решительным образом ослаблял украинскую жизнь на Западе: не только внешними неблагоприятными условиями, но и этим исходом наиболее деятельных и энергических работников объясняется падение культурной и национальной жизни, замечающееся в XVII в. в Галиции.
Затем пришло великое народное движепие середины XVII века Западную Украину – Галичину, Подолию, Волынь, Побужье оно только задело, и пронеслось мимолетной бурею. При первых известиях о победах Хмельницкого началось тут брожение, перешедшее в бурное движение с приближением его к границам Галиции. В Сорале, Терноцоде, Заболотове, Товмаче, Янове, Яворове, Рогатине, Калуще и их окрестностях поднимаются более или менее значительные движения, охватывавшие нередко значительные пространства; местная украинская шляхта, и
мещанская старшина становятся во главе восставших крестьян, организовывают их в военные отряды, разрушают католические церкви и монастыри, разоряют помещичьи усадьбы и замки, вводить коэацкое устройство. Почва для социального переворота оказалась благодарная, но Хмельницкий, далекий в этот момента, от таких широких планов, жаждавший поскорее уладить этот неожиданно затянувшийся и обострившийся инцидента, нисколько не позаботился о том, чтобы поддержать начавшееся движение. Он оставил западную Украину вне сферы своего влияния, и лишенное поддержки движение скоро упало и улеглось. В окончательном своем результате не поколебав сколько-нибудь существующего строя, оно обострило еще более национальные отношения и непосредственно за этим обнаружилось с полной очевидностью ослабление украинского элемента и ухудшение условий его жизни.
Движение это ослабило местный украинский элемент, как новое кровопускание, Все более энергичное было увлечено восстанием, и после его неудачи ушло туда, где кипела борьба; то, что осталось, подверглось еще большему гнету восторжествовавших польско-шляхетско-католичееких элементов. Эти элементы выступают теперь с особенной силой и нетерпимостью. Народные движения дают им богатый арсенал подозрений и аргументов против украинского населения, против признания за ним каких либо прав. Украинские же элементы, утратив ту моральную поддержку, какую давала им восточная Украина, не пользуются у правительства даже тем небольшим вниманием и защитою, какую они находили, когда за их плечами стояло козачество и население восточных провинций. Остатки православной шляхты, не примкнувшие к козацкому движению, столкнутые резкими формами его, сами, в значительной степени, примыкают теснее к господствующей, польской национальности. А люди, более живо чувствовавшие свою национальность и ее унижение, продолжали и позже отливать туда, где украинская национальность жила полнее и свободнее.
В результате, начиная с половины XVII в., западная Украина в верхних слоях своего населения ополячивается чрезвычайно скоро и сильно. Если уже в 1610 г. автор Треноса оплакивал утрату целого ряда выдающихся православных магнатских родов, то к концу XVIUb. даже на Волыни осталась только небольшая горсть православных шляхетских родов, а в Галичине и на Подолии они исчезли почти без остатка – уцелели только мелкие роды, бытом и достатком стоявшие ближе к крестьянству, чем к шляхте. Это было очень неблагоприятное обстоятельство, так как голос в государстве имела ведь только шляхта. Прежде шляхетские сеймики Волыни и восточных земель были передовыми бойцами за интересы национальной жизни, – во второй половине XVII в. голоса их
^ 325
раздаются все слабее и слабее в защиту украинской народности и вовсе замолкают с концом столетия,
Редеют и ряды мещан – ополячиваются зажиточные, влиятельные роды больших городов, отстаивавшие права своей национальности; остается беспомощная и безгласная misera plebs. Представителем украинской народности остается главным образом крестьянская масса, инертная и темная, сохраняющая свою национальность именно только силою этой темноты и косности, и почти такое же темное сельское духовенство,
Все, что хотя несколько поднималось над этим уровнем, увлекалось, потоком полонизации. Национальное самосознание понизилось до неясного инстинкта или подменивалось религиозным сознанием. Вместо различия национальностей, фигурировало различие религий – православной и католической, так что переход из православия в католичество понимался как отречение от своей национальности. Да таким он и был в действительности, так как перешедший в католичество принимал обыкновенно польский язык и культуру, становился Поляком сам и в том же направлении воспитывал и свое потомство.
Культурное оживление, литературное и просветительное движение, проявившееся в конце XVI и в начале XVII в,, заглохло, не успев выйти из тесного круга чисто религиозных, полемических интересов. Как ни жизненны были в свое время вопросы религиозной полемики, их было недостаточно, чтобы эта литература могла стать мощным двигателем национальной культуры. Даже народного языка не ввело в литературу это движение, довольствуясь макароническим церковно-славянским, с примесью народных – украинских, белорусских и польских элементов, а сплошь да рядом пользовалось и польским языком в интересах более успешной полемики. И по мере того как литературная работа сосредоточивалась в Киеве, в западной Украине она глохнет все более и более.
Между тем Киев с 1648 года фактически выходить из Польского государства, и связи с ним зацадных украинских земель постепенно ослабевают все более и более. Польско-русское соглашение 1667 г. отрезало новой границей западную часть Украины от восточной, где сосредоточивалась тогда вся украинская жизнь. Взрыв негодования, вызванный этим фактом, был отзвуком верной оценки этого факта, по живому телу разрезывавшего украинскую территорию. Со своей стороны польское правительство приложило свои старапия к тому, чтобы ослабить сношения и связи украинских земель, оставшихся в составе Польши, с восточной Украинской и другими православными землями. В 1676 г. сейм издает закон, под страхом смерти и конфискации имущества воспрещавший православным выезжать за границу и приезжать из-за границы, поддерживать сношения с патриархами и обращаться к ним за ре-
шением вопросов религии; братствам велено было подчиняться своим епископам, а в спорных вопросах обращаться не к патриархам, а к польским судам,
С другой стороны насильственное подчинение киевской митрополии, московскому патриарху, которого не хотели знать западные украинские земли (1685), создавало внутреннее отчуждение в недрах самой православной украинской церкви, которое к замедлили использовать враждебные силы. По мере того как церковь и школа восточной Украины волею и неволею подпадали влияниям московским, обрусению, – они неизбежно становились по духу чуждыми западной Украины, остававшейся под польскими влияниями. Нарастало все большее внутреннее расхождение, которое могло бы быть нейтрализовано только развитием национальной культуры, но именно она переживала тогда период своего падения в восточной Украине и еще более в западной.
Здешние братства, служившие очагами национальной жизни в продолжение предшествовавшего столетия, теперь падают и теряют значение. В период своего развития они были сильны поддержкой шляхты и родовитого мещанства, а с ополчением тех и других, приходят в упадок – впрочем падает вообще городская жизнь под влиянием неблагоприятных условий шляхетского режима. Львовское украинское мещанство, на плечах своих вынесшее львовское братство и сделавшее его национальным центром западной Украины, страдает одновременно от общего захудания города и от специальный, репрессий падавших на православных. Братская школа, составлявшая его украшение и гордость, совершенно упадает. Издательская деятельность сводится почти исключительно к изданию богослужебных книг, которыми она снабжала всю западную Украину. Эти книги служили для братства источником дохода, и братчики ревниво следили, чтобы во Львове не появлялось другой славянской типографии; но культурное значение братских изданий было очень невелико, и авторитет братства в национальной жизни все более отходил в область преданий.