Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

====== Часть 15. ======

Я возвращаюсь в комнату князя Сесилиа, и нахожу его в ужасном состоянии: спазмы и жар выкручивают тонкое, нежное тело. Нет больше обиженного на весь мир, высокомерного князя Андорры; есть измученный преддверием течки милый молодой омега, который ждёт избранного альфу. Роше и Майлз кивают мне, мол, действуй-злодействуй, и выходят. При этом мулат осторожно касается моего плеча:

 – Лерк, н-не будь… с ним груб, пожалуйста! Он, на самом деле, очень ранимый человек.

– Ага… Он в полном объёме продемонстрировал мне всю свою ранимость, – цежу я сквозь зубы и иду к постели, почти оглушённый крышесносным ароматом, наполняющим комнату. С моих губ срывается тихий призывный рык. Ну, встречай, отчаянный омежка! Напряжён каждый мускул, по коже прокатываются волны желания, а под кожей по венам уже течёт густая лава. От нашей чёртовой природы не скроешься, не убежишь! Луиджи приподнимает с подушки голову, влажные от пота светлые волосы облепили детское, немного усталое личико.

 – Где… тебя носило, кретин?! Так долго! – зло шепчет этот маленький тиран. – Я-я-я… я… – он краснеет и опускает голову. Я кладу на его затылок свою ладонь.

– Глупое высочество! Зачем так всё усложнять?! Тебе же стыдно?

– Да. Думаешь, я – шлюха, которой всё равно, с кем лечь в постель? Но никто не должен знать о том… что ребенок будет от тебя! – Особенно твой наречённый?

 – Да, – князь даже не удивлён, что я знаю о его помолвке с премьером Фениксом. – От тебя непременно родится альфа, – Лу краснеет ещё больше и вдруг резко меняется в лице. – Не кляните меня, Лер Дарси, я и так натворил столько страшных вещей, что вовек не отмолиться. Поэтому… дайте мне малыша… взамен того, что я… убил… – из зелёных глаз покатились крупные слёзы. От гнева у меня в горле перехватило. Я схватил глупого засранца и так встряхнул, что его голова беспомощно откинулась назад.

 – Ты! Ты… твоё… папу твоего… высочество, просто… больной выродок! Сделал аборт и прискакал на Доран приводить план в действие?! А ты, дурак, не боишься, что Господь повернётся к тебе тем местом, которое ты так бессовестно подставляешь сейчас мне?! – я замахнулся для хлёсткой пощечины, и понял, что Луиджи её покорно ждёт, закрыв глаза и сжав губы.

Я устало сел на кровать, даже при сильном аромате омеги моё возбуждение заметно спало. Лу тронул мою руку, словно хотел измерить температуру моего гнева.

– Лер, я… знаю тебя с пяти лет. Мой отец начал эксперимент, и твоё фото прописалось на его рабочем столе. Видишь… нас обоих использовали. И отец, и дядя стали одержимы идеей свести нас… как породистых собак. Они неистово верили в твою необычную способность и заразили меня этой верой.

– Мечтая о своём будущем, вы лишили нормального будущего меня и моих мальчишек. Этого я простить не смогу. Я лишь попытаюсь понять тебя, глупый омежка, насколько велико было твоё отчаяние… – я огладил юного князя пристальным взглядом: как можно долго на десерт сердиться?

Луиджи заскулил и лёг ничком на кровать, неконтролируемо двигая бёдрами.

– Уже… невмоготу? – я склонился над парнем, с наслаждением изучая длинные ножки и поджатый аппетитный маленький зад. – Давненько… у меня не было омеги…

– Мне… так… плохо… После аборта… пришлось быстро восстанавливаться и выпить много всякой гормональной дряни! – юный князь был в шёлковой пижаме, и штаны давно промокли насквозь.

Я стянул с омеги испачканную одежду и бросил на пол, потом медленно разделся сам. Моё грациозно-мускулистое, сильное, загоревшее под солнцем Дорана тело вызвало у Лу сдавленный стон. Я сгрёб дрожащего мальчишку, усадил на свои бёдра и крепко поцеловал. Зелёные глазища расширились, губы задрожали:

– Зачем?!

– Почему я, нахрен, должен всё по пальцам тебе объяснять, если ты меня знаешь так хорошо и с пяти лет?! Я делаю с тобой не долбанный генетический материал, а живого малыша. И уж раз в папаши ты выбрал меня, то изволь мне не указывать, как начинать тебя трахать!

Луиджи рыдал, пока я расписывал его бледную нежную кожу алыми страстными метками засосов и укусов. А потом он стонал и кричал от страсти и удовольствия, извиваясь подо мной, пока я пробуждал его тело и своё желание. А потом я, рыча, вдолбился в его жаркую, влажную от обильной смазки, глубину и, неистово подводя к самому пику ощущений, скрепил наш договор надёжным узлом. Когда крики в пересохшем горле омежки стихли, я уложил князя поудобнее и крепко обнял его сзади. Подбирающийся сон и сытая усталость окончательно сгладили все острые, как бритва, края в наших непростых отношениях. И остались лишь альфа и омега, которые только что, возможно, зачали своего ребёнка.

– У меня… есть требование, твоё высочество, – пробубнил я в полусне, потираясь лёгкой щетиной о его спину.

– М-м-м-м? – он трепетно сжал тонкими пальцами моё предплечье и поёжился от бесхитростной ласки.

– Придёт время рожать, бегом позвонишь мне, я приеду к тебе хоть на Луну! Не хочу больше ничего важного пропустить! И назовёшь сына Дарий, ясно? Моя блажь – к твоему исполнению!

– Ты… сумасшедший, если думаешь, что я…?!

– Раньше надо было думать, кому попу подставлять… – рядом тонкая шейка, в которую ничего не стоит вцепиться зубами и запечатлеть свою метку на нежной коже. И вот я муж андоррского князька, и его высочество... Нет... Нельзя... Держись...

– Старое чудовище… – мурчит мальчишка и вжимается в меня всем тельцем.

– Кто бы говорил? Корзинка с кактусами!

– Чу… до… ви… ще… – он уснул на моей груди уже через минуту.

Пробудила меня осторожная возня рядом: все омежки одинаковые, чуть узел спадает сразу же бегут в ванную! Луиджи, сверкая попкой в засосах, на цыпочках удалился в интим-зону. Я сыто зевнул и лёг на спину. Секс заряжал меня особой энергией. И как бы я не сердился на юного андоррского деспота, я всё же получил немалое удовольствие. Шум воды успокаивал, я погладил себя по груди, будоража соски легкими пощипываниями. А ведь, чёрт побери, теперь мне охота быть снизу! В этом плане наши со Святом безумства уже стали неотъемлемой частью моей жизни. Майлз? Мысль отпала сама собой. Я просто снова его бессовестно использую, чтобы погасить пожар в заднем проходе, а это уже подло! За ленивыми потягушками меня застал Лу в пижамной рубашке. Он сел рядом, положил мне руку на поджарый, каменный живот.

– Ты в хорошей форме. Никогда бы не сказал, что тебе за сорок. Фениксу сорок, но его тело довольно рыхлое, хоть и сильное.

– Ты… как, высочество? Я не перестарался?

– Я не ожидал, что ты проявишь такую нежность в постели, – зелёные глаза смотрели без надменности и злости. – Спа… сибо, что не пометил. И кстати, почему Дарий?

– Если забеременеешь – это для тебя будет подарком судьбы, маленькая деспотичная сволочь! – я скалю белые крепкие зубы.

– Да! – как-то спокойно и счастливо выдохнул омега. – Можешь… спать тут до утра, – и князь просто лёг мне под бок, повернувшись прохладной попой и прижавшись к моему бедру. От такой милости захотелось поскорее сбежать!

Я хотел было встать.

– Прошу, не уходи сейчас. Останься… – раздался его умоляюще тихий шёпот.

– Чёрт тебя дери, высочество! Я рушу все свои принципы! – рыкнул я и виновато поцеловал его в плечико. – Спасибо за всё, что было. Но, уж прости! Не останусь! Фаби… совсем изведётся.

– Я… ненавижу… то, во что я превратился, Лер Дарси. Но так мне легче, – маленькая зараза даже не открывает своих глаз.

– Верю! Лучшая защита – это нападение. Кстати, чего это старина Майлз так о тебе печётся? – ага! Зелёные бессонные очи опять до меня снизошли.

– Он из Андорры. Служит мне, – Луиджи говорит холодно и коротко, чтобы ненароком не выдать лишней информации.

– Почему Фаби его не узнал? – я честно отработал эту привилегию расспроса.

– Фаби известны далеко не все верные мне псы, – Лу чуть морщит милый нос.

– А. Ясно! – я встал, сверкнув наготой перед очами мимолетного любовника, замер, давая ему надо-о-о-лго запечатлеть в памяти мой незабываемый образ, и начал одеваться.

– Надеюсь, беременность не испортит твоё великолепное тело, староста, и без того скверный характер, – вдруг холодно и сухо выдал юный князь и закрыл глаза.

Достойно тяпнул напоследок! Я усмехнулся и вышел из спальни омеги.

В моей берлоге меня ждал бледный и тихий Фабио. Я, как проштрафившийся муж, глянул на часы. Два ночи. Юноша грустно улыбнулся и бросился мне на шею. Ноздри его изящного носа втянули запах моего тела. Конечно, я весь пропах маленьким сладким князем. Не давая Нери возможности расстроиться, я поспешно нырнул в душ, смывать с себя доказательства вынужденной неверности. При этом я испытывал жгучее чувство вины… и оправдания свои действиям искать не собирался.

Когда вышел – меня ждала кружка дымящегося кофе. Фаби уже неосознанно изучил некоторые мои привычки. Я молча взял его руку и поцеловал прохладные пальцы, потом раскрытую ладонь. Он положил мне тёмную голову на плечо, и мы молчали; руку Нери я не отпускал, словно боялся разорвать дающую мне силы космическую связь.

– Тебе… надо поспать! – шепнул я на ухо своему ненаглядному.

– Можно, тут… с тобой?

Мы, больше ничего не обсуждая, просто легли в одну постель. Я обнял юношу, устраивая на своей груди, и нас очень быстро унесло с этой планеты.

Активное тормошение моего бренного тела не добавило радости в утреннее настроение. Делал это Фаби, иначе иной бодрый смельчак точно схлопотал бы в зубы. За спиной беты стояли мрачные и явно озабоченные Роше и Майлз. Я сморщился:

– Который час, парни?

– Полдень.

– И? Рань какая! – я совершенно серьёзно нахмурил брови и зевнул. – Я о чём-то забыл распорядиться?

– Прости, Лер, но ты идешь с нами! – а потом меня просто бесцеремонно вытянули из постели две пары бесцеремонных рук.

На Лу было страшно смотреть, он извивался на растерзанных измятых простынях, скуля, подвывая и выстанывая, как гулящая кошка. С его губ то и дело текла похотливая слюна, мальчишка оглаживал себя, теребя распухшие соски и крепкий небольшой член. Я навис над наследным принцем, качая головой: такой приступ нимфомании я видел впервые. И никак не ожидал, что так себя будет вести знатная благовоспитанная особа. Луиджи вздёрнулся при виде меня и повис, цепляясь за мою кофту.

– Ле-е-ер, м-м-м-м… не уходи! – гортанно замурчал он и сильно прижался щекой к моему телу, – Они… меня… мучают… Дают таблетки, а я хочу твой..! – я еле успел закрыть омежке рот, и повернулся к Майлзу.

– Сколько конкретно длятся чёртовы критические дни у этого засранца?!

– Последний раз – пять дней, – пробурчал мулат. – Но обычно он тихо мужественно отлеживался, и ТАКОГО… не было!

Я приподнял бровь:

– И что это за новая реакция на вкус «Crash»?! Чертёнок же просто растекается по постели! Пять дней!

– Ле-е-ер! – мою ладонь тщательно вылизывал быстрый язычок. – Быстре-е-е! Прогони всех!

Аромат омежки сносил крышу. В моём паху всё налилось знакомой предательской тяжестью.

– Вон всем! – прорычал я, опрокидывая маленького развратника на постельный бардак, и вдогонку крикнул. – Чистое постельное бельё принесёте попозже, да не один комплект!

В следующие сорок минут я, как последний классический секс-маньяк, драл ненасытный зад наследника Андорры, не узнавая самого себя. Я дрожал от желания и гнева, но ничего не мог с собой поделать. Луиджи орал в экстазе, как резаный, яростно кусаясь и царапаясь. Несколько раз я наградил бешеную омегу шлепком по заднице и один раз – неслабой пощёчиной. Скрутив Лу по рукам и ногам своими же конечностями, я оформил очередную качественную сцепку. Парнишку трясло в оргазме и выгибало дугой. Наконец, он в пятый раз мучительно и сладко кончил, закричал, прохрипел моё имя и отключился. Мокрый от пота, ведь пришлось остаться практически полностью одетым, я откинулся на подушки. В ушах звенело, губы сводило, узел распирал полыхающее жаром влажное нутро омежки, которое продолжало сокращаться, выжимая меня досуха. Первая волна отхлынула, и я, наплевав на гигиену, просто уснул, понимая, что если не отдохну, то следующий заход может меня добить.

Лу разбудил меня часов через пять. Он уже целовал мой живот, бедра и добирался стонущим ротиком до моего естества. Пока меня жадно заглатывали и облизывали, я стянул частично порванную одежду и развалился на кровати, давая моему князю оторваться по-полной. А ПОТОМ ВСЁ ПОНЕСЛОСЬ ЗАНОВО И ПО ТОМУ ЖЕ КРУТОМУ МАРШРУТУ. Заглянувший было Ланс с подносом еды покраснел и опустил глаза, ища место, куда бы приткнуть ношу. В это время омежка подо мной разродился самым изощрённым стоном и протянул тонкую лапку к новому, появившемуся в поле зрения альфе. Полански нехорошо рыкнул и облизнулся. Я шлёпнул нимфомана по маленькой заднице, но было поздно, Ланс уже подбирался к нам:

– Свали! Не видишь… не в себе его высочество! – попросил я спокойно, надеясь, что смогу договориться с мужиком по-хорошему.

– Течная сука не имеет регалий! – зло процедил совершенно неизвестный мне Полански. – А ты ещё с ней… так… уважительно!

Очевидно, мужчине уже тоже через край хватило самодурства Луиджи. Ланс расстегнул свои штаны, намереваясь занять стонущий, истекающий слюной ротик князя.

– Полански! Нет!!! О Рыжике подумай! Когда всё закончится, вы начнете новую жизнь на Земле! – вдруг глухо произнёс я, продолжая брать Лу сильными глубокими толчками. – А этот мальчишка уже достаточно унижен!

Ланс очнулся, сморгнул и потёр лоб рукой.

– Да… что это со мной, чёрт меня дери?! Лер? Голова от омежьего запаха, что ли, кругом пошла?! П… рости, староста… Я пойду!

Я кивнул, резко дёрнул омежку на себя, несколькими верными движениями руки разрядил его на простыни. Ещё пару толчков, и Лу бьётся в очередном сильном сухом оргазме, и внутри его опять набухает узел. Папа, по-хорошему, роди меня обратно! Кто решил, что мне нереально свезло, готов поменяться с ним местами!

– Только попробуй от меня не залететь, мелкая зар-р-раза! – рычу я хрипло, мой голос сорван. – Чует моё сердце: натрахаюсь с тобой на два месяца вперёд!

Мы падаем в сцепке на постель. Я уже даже не забочусь о взаимно удобной позе, просто ставлю алый засос на тонкой шее, подгребаю Лу под себя и проваливаюсь в сон.

Время, похоже, остановилось, потому, что я перестал его ощущать! Приоткрыв правый глаз, я слышу совершенно детское чавканье. Мой любовник голый сидит на кровати, скрестив ножки, и уписывает что-то явно очень вкусное, запивая водой прямо из пластиковой бутылки. Мне под нос суют сэндвич с варёным мясом и салатным листом, потом бутерброд с красной икрой, потом половинку варёного яйца с каким-то паштетом внутри. Я жадно проглатываю всё предложенное без капризов и раздумий. Покорно ем, как говорится, с рук! Второй бутерброд хватаю сам.

– Кофе! – приказываю я, облизывая пальцы. Луиджи наливает из кофейника уже остывший напиток, но мне откровенно пофиг на температуру. Выпиваю подряд три чашки и сыто отваливаюсь, изумляясь, как помещается остальная гора еды в мою омежку?! Наконец Лу потягивается, встаёт и топает в ванную. Под шум воды я честно и методично обдумываю: на сколько часов неистового секса меня ещё хватит. Омега, неожиданно возникающий рядом, обнимает моё колено, целует. Мальчик обнажённый, свежий и влажный…

– Продолжим, староста?

– А мне, по-твоему, ополоснуться не надо? – недовольно ворчу я.

– Не надо! – Луиджи распутно улыбается. – Чудесный запах моего мужчины!

– Десять раз… твоего! Губки подкатай! Тогда дай просто… сходить в туалет! – приподнимаю личико мальчишки за подбородок. – Папа-князь, кстати, знает, какого плохого мальчика он воспитал?

– Мне как-то фиолетово! – омега ложится на постель попкой к верху. – У тебя полчаса на всё про всё!

– Пока я в туалете, извольте перестелить наше испаханное ложе любви, ваше высочество! – безапелляционно заявляю я, Луиджи странно улыбается, словно ждёт от меня этих приказов. Они, похоже, возбуждают распутного мальчишку, делают обычным и приземлённым.

По возвращению я вижу новые чистые простыни и наволочки на подушках. Проказник, как бы ненароком поправляет дальний край ложа, стоя одним коленом на кровати, оттопыривая розовую попку и выгибая спину. Накрываю Лу сзади, покусывая за шею и ушко.

– Сколько ж тебя услаждать-то, мелкая зараза? Когда ж тебе будет довольно? – рычу тихо, завожусь беззлобно и понимаю, что моё естество, как по команде, наливается желанием.

Второй день секс-марафона подходит к концу, а впереди ещё ночь. И почему-то мне кажется, что поспать Леру Дарси не дадут всё те же зеленоглазые обстоятельства.

Я дрыхну с не опадающим стояком, Луиджи сладко сопит на мне, чуть царапая мою кожу ноготками на груди и животе.

Когда спадает узел, я нагло, самовольно и втихаря покидаю спальню князя.

В моей комнате на моей постели лежит Фаби с подсыхающими потеками слёз на щеках. Сижу на полу, положив подбородок на край матраса, как пёс, и любуюсь на дремлющего юношу. Внезапно, он вздрагивает во сне и садится на кровати.

– Лер?! Ах! – Фаби почти падает в мои объятия. Как же жадно и упоительно я зацеловываю его красивое лицо… в своих мечтах, а в реальности просто глажу по шелковистым волосам.

– Нет, прости, малыш! Не висни! Я просто пропах чёртовым омежкой до костей! Я в душ! А ты… сделай мне горячий кофе, пожалуйста…

Как же вкусен кофе из его чуть дрожащих рук! Как же я мучаю этого мальчика своими перебежками! Фабио грустно оглядывает меня:

– Ты выглядишь очень усталым, Лер, но не недовольным…

– Не начинай, малыш…

– Лу, Луиджи… он так хорош? – бета жестоко прикусывает губу, на ней уже сформирован незаживающий кровавый шрамик.

– Нравится садо-мазо, Фаб? – я невольно хмурюсь. – Он – омега, а я – чёртов альфа! И просто так остановиться… мы не можем…

– Ты… ещё не понял? Ты… уже не просто эксперимент, Лер! – Фаби встаёт. – Лу пока не осознаёт, но скоро правда накроет с головой. Ты – отец его будущего ребёнка, он не даст тебе исчезнуть из своей жизни!

– Не хочу даже думать об этом! – я резко встаю с постели и поправляю ставшие немного свободнее штаны.

– Возвращаешься? – устало и грустно шепчет Нери, беря у меня пустую чашку из рук.

– Не хочу, чтобы меня опять вели туда на поводке, – я позволяю поцеловать себя в щёку, шевелю в ответ губами, собирая тепло его кожи. – Иди, поешь чего-нибудь, Фаби. И успокой… пожалуйста, зайцев и Мирро. Они, наверняка, ни хрена не понимают, злятся и сходят с ума.

Едва я вхожу в спальню Лу, маленький князь срывается в слёзы. Он зло шепчет, что я – бездушная скотина и сволочь, что ему больно и жарко, и я грубо переворачиваю омежку лицом в подушки на живот, без лишних прелюдий, уже готовый протаранить маленький зад.

Самому почему-то делается крайне мерзотно на душе.

Мальчишка всхлипывает подо мной, его бёдра дрожат.

Я остываю, разворачиваю Луиджи к себе зарёванной мордахой, ругая себя, целую в мокрые глаза, шепчу странную нежную чушь… Что за испытание на мою бедную голову?! Как заставить его по-другому взглянуть на мир сильных и временами таких тупых альф?! Да, все мы боимся оставаться одни! Все страдаем из-за отсутствия тепла и понимания! И кровь у нас – одного цвета! И я больше не позволю тебе, малыш, чувствовать себя униженным…

– Глу-у-упое твоё-о-о высо-о-очество! – рычу я. – Давайте просто поспим, а?

Странное дело, но немного поёрзав, омежка кивает головой. Мы вырубаемся часов на десять. Он крепко вжимается в моё плечо, закинув мне на бедро свою тонкую ножку, уверенный, что я уже его не покину, не оставлю в остывающей постели. Я почему-то не вижу ни одного сна. Мне не хочется просыпаться. Я не считаю нормальным то, что делаю, и я почти себя презираю.

Комментарий к Часть 15. Не глава, а какой-то секс-драббл! Но тут больше ничего и не скажешь.

====== Часть 16. ======

Пять дней сексуального заточения пролетели. Я был выжат, как лимон, и мне всё время, как студенту, хотелось жрать и спать. Луиджи выпил меня до дна и действительно к концу течки вёл себя, как мой полноправный омега. Роше подкрался ко мне в коридоре, когда я наконец-то официально «освобождался» из спальни князя, вернее сказать, выползал.

 – Луиджи Сесилиа проговорился, что ты – идеальный альфа! – торжественно объявил док, словно вручал мне медаль за благополучную колонизацию Андорры.

 – Я – затраханный альфа… на настоящий момент, спасибо его высочеству. Мне от восторга этого нимфомана ни жарко, ни холодно! – проворчал я через губу. – Три дня белковый коктейль пил! Бр-р-р! Я спать… Я долго и крепко спать! Не будить, пока сам не встану, иначе… ну в общем, кто попадётся, тот и получит!

 – И сыновей родных не жалко будет?! – мои бессовестные мальчишки чуть ли не скопом повисли на моих плечах. Почему бессовестные? Потому что тяжёлые! Я почувствовал себя жутко счастливым в этом безумно-безумном мире. Однако, я не увидел того, перед кем ощущал невыносимую вину, кого хотел закрыть в своём сердце, спрятать под собственную кожу, разлить по венам, как наркоман долгожданную дозу счастья, хоть ненадолго. Сыновья, видимо, разом вспомнили, что изначально произошли от обезьян, а не от уникальной реверсивной Химеры. На отеческих правах я зарядил смачными бесстыдными поцелуями: кому в ухо, кому в шею, кому в щёку. Мирро мило раскраснелся и подошёл последним:

 – Тат… ты как?

– Как с фронта! А что, плохо видно? Спасибо, хоть кормили! – я осторожно обнимаю старшенького и чмокаю в висок.

– Если о еде, то я кофе свежего сварил и напёк…

– Уже бегу! В столовке договорим! Кто со мной? – мы с зайцами и Рыжиком рванули по коридору наперегонки. Владмир неспеша двинулся следом. Дойдя до подсобки, он постучал в её дверь. Оттуда вышел Фаби:

– Ты… чего ж не встретил его со всеми нами? – тихо спросил чех. – Злишься?

– Только на себя! Я себе сто раз повторял, что секс с Лу для Лера не значит ничего, а… всё равно ревную, как омега! – итальянец хмурит изящные стрелы бровей.

– Эм-м-м… ладно тебе. Иди за ними! Он… очень хочет тебя обнять. Он ТЕБЯ глазами так и искал! – Влад берёт друга за плечи.

– Правда, Мирк? Думаешь?

– Глупый святоша! – Мирро обнял парня за плечи. – Вот ведь пошлёт Боженька второго непутёвого татеньку!

Фабио Нери вспыхнул алой розой и уткнулся лицом в изгиб Миркиного плеча.

Так вернувшийся я эту сладкую парочку и застал… рыкнул… дёрнул бету к себе и жадно, глубоко поцеловал, не особо стесняясь старшего сына. Потом шепнул Фаби на ушко:

– Может… покушаем вместе?

Мой ненаглядный кивнул. И тогда я отрывисто шепчу то, что само рождается в голове и безотчётно течёт через горло:

– Не ревнуй ты меня никогда,

Не печаль свою душу обидой,

Даже если сейчас и не видно,

Для меня есть лишь ты…

Навсегда…

Никогда не домысливай ложь,

Не реви над разбитой посудой,

Даже если мы вместе не будем,

Больше чувств ты таких не найдёшь!

Не теряй ты меня никогда,

Не пытайся укрыться напрасно,

Лишь с тобой буду искренне счастлив,

Лишь тебе буду верен всегда.

 – К чёрту кофе! К чёрту… это твоё «не хочу на Доране!»… – Фаби тянет меня в свою комнату.

Там свежо и пахнет лимонной вербеной. И бледно-румяный прекрасный бета начинает срывать мою одежду, смывая влажными поцелуями присутствие Луиджи с моей кожи. И если маленький князь ласкал с нетерпеливой похотливой жадностью, то у Фаби это получается страстно, зрело с полным правом собственника и возлюбленного. Я глажу тёмные кудри, щекочащие мне грудь, соски, ключицы… Когда же ты стал таким безрассудно смелым и решительным, мальчик? Когда сходил с ума от ревности один в пустой комнате, храня лишь мои призрачные обещания? Мой чёртов эгоизм не позволяет тебя выпустить из плена надежд. Я же сам ходил за тобой по пятам, лишая воли и сомнений. И потом я же жестоко заставлял ждать себя, пропитанного ароматом секса с другим.

Фабио поднимает на меня свои чудные янтарные глаза. Глаза, полные только моего тёплого южного солнца. Я отвечаю лишь грустной улыбкой. И моё бездействие его обескураживает.

– Лер… почему?! Почему… не сейчас?! – отчаянно шепчет юноша. – Я… так совсем… тебя потеряю…

– Глупенький, твой я… И не обсуждается это! Проблема в том, что я обещал им выносить ребёнка. Видишь ли, с тобой рядом – это невозможно. Когда рядом ты, во мне альфа просыпается и неистово хочет тебя, тебя всего без остатка. И если ты будешь рядом, малыш, я не выполню чёртов договор с твоим князем.

– Хочешь… чтобы я… улетел?! – Нери без сил опускается на постель от этого осознания. – Нечестно… жестоко… я не оставлю тебя!

– Пожа… луйста, твоих слёз я не вынесу, Фаби. Мне будет спокойнее и увереннее, если ты, мои сыновья и их альфы улетите с чёртовой планеты. Останется, я думаю, Майлз, Роше и, конечно, Мирро. Хотя… постараюсь и его уговорить!

– Он не улетит без тебя и Анри, да и с зайцами… ты тоже можешь не договориться! – упрямо произнёс мой ненаглядный.

– Да-а-а, тут ты прав! Детки те ещё проблемные! Но я… постараюсь объяснить. Иначе, всё, что я творю сейчас против своих же принципов и правил, то, как я ломаю себя… окажется напрасным.

Фаби резко встал. Его глаза строптиво сверкнули.

– Выходит… только мне нельзя в твою постель! – воскликнул парень. – Ты говоришь, что верен мне? Ты спишь с Майлзом и Луиджи, будет ещё какой-то неизвестный донор… А я отодвигаюсь всё дальше от тебя, Лер, как вещь, которую ты боишься взять в руки… и разбить… Если бы ты действительно любил, как продолжаешь повторять…

Меня подрывает… В глазах полыхает огонь праведного гнева, а у благоразумия испорчены тормоза, и виноват мой глупыш! Его тонкий вскрик погашен моим жадным поцелуем, я сдираю с золотистых плеч кофту, оглаживаю сатиновую кожу спины, рук и стана. Фабио замирает, выгибаясь и мелко вздрагивая, закрывает глаза, шепчет, вынимая и останавливая мое сердце:

– Amore mio… il respiro è il mio… la mia follia… *(с итальян.: любовь моя, дыхание моё, безумие моё).

Я, на коленях перед моим мальчиком, стягиваю штаны со стройных, крепких бёдер. Внезапно уже он останавливает мои руки, ловит их в замок и опускается в ту же позу, на колени:

– Прости… меня, прости… Я веду себя хуже ревнивого омежки! Велишь, уеду… захочешь останусь, буду ждать сколько нужно… буду верить в нас! Я не могу тебя заставить выбирать, ведь ты дал слово!

Я глажу бету по щеке и благодарю Бога и всех ангелов за НЕГО.

– Обещаю, Фаби, милый мой, у нас будет самый незабываемый умопомрачительный секс на Земле!

Мы ложимся в постель и долго ласкаемся, прижимаясь пылающими телами, мы похожи на целомудренных подростков, только-только познающих друг друга. Фабио очень невинен, а такой старый развратник, как я, весь во вкусе и в предвкушении. Смешно? В мои загребущие руки попал последний девственник Земли. И этот мальчик меня полюбил… Как я хочу в это верить! Фаби потирается о моё бедро, постанывая от нетерпения, я добираюсь рукой до его естества, покусывая за шейку. Юноша обвивает мои плечи, горячий, желанный… до одури…

А я – такая запрограммированная сволочь…

В моей шальной голове всплывает другой образ. Синие глаза, как кусочки ясного неба, полные солнечных бесенят, с вечным шальным прищуром. Большой сладострастный рот с весёлыми складками в уголках. Ямка на тяжёлом подбородке. Жёсткие непокорные волосы, сильные руки, красивые ноги, тело, как у греческого бога…

Свят.

Почему… я думаю о тебе СЕЙЧАС? И именно такой важный интимный момент с Фаби я упускаю из рук, прерывая мыслями о тебе… Именно сейчас ты склоняешься надо мной, звеня серебряной цепочкой, на которой вместе с жетоном, где выбиты твои группа крови и имя, болтается простой медный крестик.

– Старик, помни… ты мой!

Я закусываю губы, а потом резко погружаю их в полуоткрытый рот Фаби. Наши языки сплетаются. Господи, неужели я лгу самому себе?! Неужели Свят в моём сердце, а темноволосый красавец-бета лишь моё прикрытие… мой самообман?! Лу прав, я – старое, эгоистичное чудовище…

– Малыш, прости меня! – я глажу Фаби по щеке. Он, словно ощущая мою неуверенность, делается печальным.

– Лер? Поговори со мной! – взрывается итальянец и бьёт меня в грудь кулаками.

– Ненавижу себя! Химера чёртова! Беги от меня сломя голову! Чего хочу?! Кого жду?! Запутался вконец! Посмотри на меня?! Чем я хорош? Лучший альфа?! Где уж! – я закрываю лицо руками, ломаясь пополам, разбиваясь вдребезги. Сердце по нарастающей амплитуде гремит в груди набатом.

– Ты… не виноват. На тебя столько всего свалилось, любой другой бы свихнулся, а ты… остался разумным человеком, тем, кто бережёт покой и счастье других превыше своего… Разве… нет? – вдруг тихо шепчет мне на ухо Фаби. Он всё понял…

– Нет, малыш! Целую тебя, а думаю о НЁМ!!! Чёрт… меня… подери! – горькую правду не удержать. Такой я беспробудный дурак! Я жду пощёчины… того, что Нери встанет с постели и уйдёт… я жду слов укора и обиды, но… поднимая виноватые глаза, вижу виновато улыбающегося тебя, моего янтарноглазого мальчика:

– А кто говорил, что мне будет легко отвоевать тебя у прошлого и настоящего?! Это ты – глупый, Лер! Мой Лер! Я тоже должен постараться и не подвести тебя… Я не сдамся так просто, а Свят… пусть он для начала вернётся…

… Я забрал бы тебя у богов,

Не твоих эпох и времён,

У великих высоких постов

И разных чужих знамён.

Я простил бы тебе легко

И смятенье, и ложь, и блажь,

На пороге твоих снов

Я стоял бы, как верный страж.

Коли будешь ты гнать меня,

Отойду лишь на малый шаг,

Я могу лишь любить тебя,

От разлуки едва дыша.

И осталось мне только смотреть,

Как заносят пески времён,

Лишь початую чашу любви,

На ладонях чужих знамён.

Фаби, совесть моя, смятенье моё! Я должен понять, чего хочу… Я постараюсь не ранить тебя сильнее, чем сейчас, не разрушить твои надежды…

Фаби и я договорились по возможности не пересекаться в нашей бытовой жизни. Во все тонкости дела были посвящены лишь Майлз, Мирро и Роше. Я проводил все свободное время в окружении альфа-самцов посёлка. Спал с Майлзом в одной комнате, изредка позволяя к себе прикоснуться.

Я ловил себя на том, что-то, что ранее заводило меня с пол-оборота, теперь не вызывало никаких острых чувств. Майлз даже забеспокоился. Я потрепал его по плечу, объясняя отсутствие эрекции усталостью и печалью. Мулат пытался порадовать меня любыми способами, но что-то во мне отмирало.

Было впору переживать за продолжение эксперимента. Луиджи злился, хоть и ногами не топал, но давал понять, что нужно было торопиться. Прошло уже две недели с окончания его течки. И ещё через трое суток Роше торжественно объявил, что беременность-таки благополучно наступила. Я облегчённо выдохнул: афёра князя пока шла, как по маслу. Но мой организм, погружённый в истинно мужскую хандру, категорически не давал проснуться омежьей сущности.

Роук с Полански, несмотря на яростные протесты моих сыновей, практически от меня не отходили. Иногда у меня голова кружилась от их доминирующего запаха, но тело упрямо не реагировало, как раньше. На исходе третьей недели мне принесли одобренный альбом с кандидатами. Там были, естественно, четверо наших дорановских альф: Ланс, Роук, Анри и Майлз. А также богатый выбор других великолепных особей, блещущих здоровьем, силой и красотой, предлагающих использовать их тела для процветания всего человечества. Меня откровенно мучила бесячка по любому поводу и подкатывала тошнота, словно я уже был на сносях.