Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

 – Кто угодно, но не этот старик! – взрыкнул огромный альфа, сжимая кулаки. – Я не позволю!

– Он немногим старше тебя, Роук! Что-то твои седины не мешали тебе трахать обоих моих сыновей! – я в сердцах швырнул остатки блина на тарелку.

Аппетит был испорчен напрочь! Ребёнок затрепыхался во мне, как рыбка. Я побледнел, выдыхивая через губы, сложенные трубочкой, меня немедленно бросило в пот. Пай метнулся ко мне, обнял, почти силком усадил на стул.

– Тихо, папочка! Ну вот, чего ты? Я с Роуком разберусь! – он целовал мои щёки и шею. – А Илья… он особенный… родной, понимаешь? Я рядом с ним сам не свой. Ноги от земли отрываются, в животе горячо… Словно мы уже давным давно вместе!

– Ну вот, чей ты после этого сын? – горько усмехнулся я.

– Тво-о-ой!

– Мо-о-ой! Больной на всю го-о-олову! – я шлёпнул по небольшому круглому заду Пая.

Роук пристыженно молчал, глядя на нас исподлобья. Пай подошёл к альфе и обнял за сильный торс, утыкаясь носом в грудь.

– Солнышко моё! Мальчик мой любимый! Не хочу тебя терять! – тихо прошептал бедняга. – Но Пэтч… он тоже мой… Я… был так счастлив на Доране…

– И я! – выдохнул Пай. – А это значит, никто не должен ни о чём сожалеть. Хорошо? Позаботься о моём братике! Теперь ты отдашь ему всю свою любовь!

– Солнышко… заинька, а ты? – Дэв смотрит на юношу с грустью и нежностью.

– Я в трёх мгновеньях от чего-то ПО-НАСТОЯЩЕМУ МОЕГО.

Я погладил живот, наверное, в последствие у меня эта привычка долго не выветрится.

– Тьфу на вас, террористы! Рожу раньше срока, вас Свят самих оплодотворит…

Я вышел на свежий воздух, укутанный в пальто и замотанный в большой кашемировый шарф, из которого только кончик носа торчал. Значит, любви не учатся? Ее либо принимают, либо отдают? Почему эти русские оперативники так просто и точно могут объяснять самые сложные дилеммы?! Почему могут любить так сильно и бескорыстно, на разрыв аорты?! Что Макеев, что Ламертин просто врываются в жизнь, и просто берут… Может, так и надо поступать со слабым полом? Нам не надо позволять сильно долго раздумывать. Я люблю Свята? Да! Я хочу за него замуж? Нет! Я могу его потерять из-за этого? Нет! У Свята никогда не было нормальной семьи. И он честно и упорно идёт к своей мечте: заполучить эту настоящую семью. Я противоречу сам себе. Обвиняю всех во вселенском эгоизме, а сам…

Я вернулся домой в паршивом настроении, поднялся в нашу спальню и почти выдрал из ящика стола ту самую пластиковую папку с документами. Видит Бог, я был против! Я скрипнул зубами. Но ради ЕГО счастливой идиотской полудетской улыбки в тридцать два зуба, я готов попробовать немного… самую малость… уступить. Медленно читая, я подписывал листок за листком, когда меня накрыла свежемороженая тяжёлая лавина.

– ЛЕ-Е-ЕРКА МОЯ-Я-Я!!! – стон над ухом тягучей смолой струится по шее. – Да когда ж я тебя уже… смогу во все места-а-а, да не один ра-а-аз???!!!

– Какая приземлённая у тебя мечта, мужик! – ухмыляюсь я, щелкая ручкой, позволяя себя зацеловывать по всему периметру тела.

Свят Макеев, ты – человек, научивший меня принимать любовь, в этом цель твоей дрессировки? Сделаться для меня единственным и незаменимым? Да, я Фабио Нери и сотой долей таких чувств, скорее всего, не любил, поэтому и потерял… А Свят не искал и не сомневался!

– Всё! Забирай свою… нашу… макулатуру! Ты хоть понимаешь, что это на всю жизнь?! С тобой будет жить эгоистичная, двуличная, упрямая сволочь, полуальфа-недоомега с гипертрофированным альтер-эго и хоккейной командой детей!

– Да!

– Что «да», чудовище?

– Спасибо, стари-и-ик!

– Пф-ф-ф… – я сполз с кресла и лёг в постель, блаженно вытягивая ноги.

С меня тут же стянули носки и начали с чувством разминать пальцы и ступни. Я довольно неприлично застонал и покосился на альфу.

– Смотри, мне же и понравится может! Привыкну и захочу так каждый божий день кайфовать!

– И хорошо. Я люблю тебя, Лерк, а значит, делать приятное тебе мне будет приятно вдвойне.

– А если бы… я не подписал? – я внутренне напрягся.

– Я бы любил тебя до тех пор, пока ты бы не сдался.

– Ну не псих, а? – я потёр лоб и закрыл глаза. – И как меня угораздило так влипнуть в тебя?!

– Ты уже спрашивал, старик! – шепчешь ты над ухом, чуть его прикусывая. – ПО-О-О ЛЮБ-ВИ!

– Любить по-русски… это всегда так?

– Как? М-м-м… Я песню знаю…

– Ты, что, петь собрался?! – ахнул я. – Погоди, дай диктофон включу, мне ж никто не поверит!

А Свят уже выводил довольно приятным хрипловатым голосом…

– Нам отпущено свыше заполнять верой души

И полями страданий и дорогой в мечту.

Мы Россию услышим сквозь кровавые стужи,

Мы поймём, мы подставим наши спины кресту.

Любить по-русски – значит жить без камня

Без камня в сердце и в душе своей,

Любить по-русски – значит в божье пламя

Вести корабль возвышенных страстей.

Сколько боли изведав ради света отчизны,

Мы уходим галопом в поднебесную мглу,

Веря в близость победы и мечтая о жизни,

Где избитые стопы окунём в райский луг.

Любить по-русски – значит верить в чудо

И приближать мечту силой души своей,

Любить по-русски – значит верить людям

И жить огнём возвышенных страстей.

На вселенских просторах, в лонах мыслящей силы

Наполняются светом взоры верных сынов.

Те, кому ещё дорог, зов земли и России

Очищающим ветром воскрешают любовь!

Любить по-русски – значит жить без камня

Без камня в сердце и в душе своей,

Любить по-русски – значит в море чувства

Вести корабль возвышенных страстей.*

Макеев закончил, чуть кашлянул и лёг подбородком в моё плечо.

– Старая песня, но мне она казалась чуть ли не гимном…

– Слов… у меня… нет… – растроганно пробубнил я. – Хорошая гитарная песня, только уж очень насыщенная… Нет, ну нам преподавали, что Россия через многое прошла…

– И это всё, что ты можешь сказать? Не только эта страна прошла через многое! – Макеев, очевидно, предполагал, что поразил меня до глубины души, и до свадьбы я от эйфории не отойду.

– Сколько ещё миллионов твоих граней я не нащупал, Свят? – мой голос показался мне каким-то тихим.

– Ты отдыхай, Лерк…

– М-м-м-м.

Сквозь пелену ресниц я вижу, как мужчина потихоньку целует свой дешёвый крестик на цепочке, потом подаренный мною кристалл. Откуда в нём столько всего трогательного? Где Макеев всё это прячет до поры, чтобы потом выбивать у меня почву из-под ног?.. Но губы альфы не просто так шевелятся – он едва слышно вышёптывает в ладони. Мне хватает секунды, чтобы понять, что это его особая молитва.

– СПАСИБО ТЕБЕ, что он наконец-то станет моим, Господи! Я от тебя такого подарка и не ждал!

Ну не дурачина?!

Люби-и-имая дурачина!

Господи-и-и, на что я опять подписался?! В следующий раз на Новый год попрошу у Санты мозги!

– Макеев?

– М-м-м?

– А Илия такой же сумасшедший, как и ты?

– Намного хуже.

Мои глаза стали больше без привлечения пластического хирурга.

– Не смотри такими страшными глазами, старик! Он уже достаточно много потерял, чтобы больше не допускать этого.Ты можешь доверить сына Илье без страха и угрызений совести. Этого мужика боится сам Дьявол в Преисподней!

– Пока убедил. Я на кухню! – я пытаюсь неуклюже полубоком слезть с кровати.

– Ты же спать собирался!

– Поем, а потом посплю.

– Ты же и так блинов слопал больше всех!

– А ты ещё калории посчитай!

– Ла-а-адно, говори, что тебе принести, пузан!

Я закусываю кончик языка… Эти препирательства – уже неотъемлемая часть моей суетной жизни.

Счастье – оно маленькое и тёплое, и бьётся своим собственным пульсом в моём животе; оно – большое и широкоплечее, бросило ради меня курить и носит меня на руках, даже когда я этого и не заслуживаю; оно – серокареглазое, вихрастое, застенчиво-взрывное и непоседливое трио; оно – ранимое и романтичное, может вкусно готовить и называет меня татенькой; оно – далёкое и целомудренное, ускользающее из рук искушение с янтарным взором; оно – заветное, долгожданное, подаренное Богом, изменившее заносчивого андоррского гордеца. У моего счастья так много лиц и определений, но главное то, что оно – неделимо и неотделимо, и я не уступлю ни кусочка! Мне оно нужно целым, МОИМ, НАСТОЯЩИМ!

Комментарий к Глава 28. * – песня из одноименного кинофильма “Любить по-русски”. Автора не нашёл.

====== Глава 29. ======

То, что мне рассказал Ланс.

Пэтчу стало хуже: токсикоз измучил так, что пацан уже стакан воды не мог выпить без последующего излияния наружу. Мой бедный второй зай потерял уже шесть кило, стал вялым и безрадостным. Пай не мог его расшевелить даже посулами взлома интересного сайта. Анри, работающий каждый день в Париже, настоял, чтобы Пэтч лёг на две недели в его стационар на сохранение и обследование. Роуку тоже в глотку еда не лезла; он ходил, мрачнее тучи, и винил себя во всех смертных грехах. Его одолевали тягостные мысли, что у Пэтча может повториться трагедия Мирро. Переубедить и успокоить Громадину не мог никто. Даже я со своим умением «встряхнуть от всей души», сдался. Замкнувшийся в себе мужик – хуже не придумаешь!

Роук сам отвёз мальчика в Париж со всеми необходимыми причиндалами, и по возвращению заметался по периметру дома, не находя себе места или избавляющего от раздумий занятия. Заглянувший на обед Ланс поймал его в подвале, где был оборудован небольшой спортзал. Роук лупил грушу голыми кулаками.

– Дурью страдаешь? Руки портить зачем? Они тебе ещё пригодятся! – отчитывать взрослого альфу в таком состоянии было всё равно, что у пьяного спрашивать таблицу умножения. Но жандарм не сдавался.

– Роук?! – он схватил громилу за плечо и заставил развернуться, несмотря на то, что был в полтора раза меньше. – Может, тебе невдомёк, но раскисать тебе-то как раз и нельзя!

– Не понимаешь?! Я не перенесу, если мой Пэтч… мой мальчик будет страдать так же, как Мирка… когда… кровь… боль… Я не думал… не хотел, если бы только знал!

Кулак Полански врезался в каменное плечо друга посильнее.

– Да приди ты в себя! Пока нет повода для паники. Пятьдесят процентов омежек во время первого триместра беременности одолевают тошнотики, так Роше сказал. А он спокоен! Значит, пока ничего из ряда вон не происходит! Пэтчу нужны твои сила и уверенность. А ты чем тут занимаешься?! Макеев ради своего Лерки скоро сам вязать научится, восьмой месяц этого засранца терпит! У тебя и сотой доли тех проблем…

– Что ты знаешь… о моих проблемах? – прорычал Роук, зверея на глазах. – Я Пая теряю, с ума схожу из-за этого… его… нового хахаля! Пэтчу совсем ничем не могу помочь! Работы толковой нет!

– Э-э-э, так вот почему тебя расплющивает! Пай, значит! Не стыдно? Парень из-под крылышка выдирается?! А ты ещё тот сукин сын!

Ланса сгребли за грудки довольно грубо, не по-дружески. В некогда добрых глазах Роука полыхали зарницы, и плескалось нехилое нарастающее безумие.

– Послушай, ты, блюститель порядка, не лезь в мою жизнь! И тем более не смей читать грёбанные нотации о морали!

– Роук… – начал было Ланс тоном переговорщика с террористом, одновременно успокаивая и усыпляя его бдительность.

Ноздри великана внезапно дрогнули:

– Мать твою… что это?! М-м-м!

– Что? – Ланс неожиданно оказался на свободе и в непонимании уставился на друга.

Роук почти вышиб тяжёлую дверь подвала и с топотом устремился по лестнице наверх. Теперь, благодаря протяжке сквозняком, и до Ланса дошло происходящее…

– Чёо-о-орт! – Полански рванул за сто двадцати килограммовым инструктором, понимая, что сейчас помочь может только чудо.

Пай рассеянно рассматривал пятно на стуле, с которого только что встал, и трогал свой лоб. Стало немного жарковато. Ах, да-а-а! Живот тянуло всю ночь, а он забыл сказать Анри. Все забегались из-за Пэтча. Бедный братик! Пай шумно выдохнул. Прошла неделя после их расставания с Ильёй. Он звонил Паю пару раз, они мило болтали на тему «Как прошёл твой день?», и юноша испытывал странное, неподдельное счастье. Матерь Божья???!!! Осознание пришло неожиданно.

– Теку?! Ох! – Пая скрутило, жар скоро разлился в паху, словно живот и бёдра вдруг окатили горячей водой.

Он слышал от Мирро и Пэтча, как всё это происходит в первый раз, видел папу после ТОЙ встречи с «воскресшим» Святом. Пай заскулил: это значит, что сейчас он будет…

– Солнышко! – глухой, нежный рык прогнал по коже юноши электрический ток. – Сладкий мой!

На пороге кухни, занимая весь дверной проём, застыл Роук. Альфа был не просто на взводе! Он был похож на чудовищную пережатую пружину, которая должна была вот-вот лопнуть и разрушить всё. Пая уже начало подтряхивать. Ноздри его носа шевельнулись, губы неприлично остро облетел язычок.

– Гро…мадина, мне… странно как-то! Я… мокрый совсем… там, внизу…

– Заечка, м-мм-мой! – Роук рванулся с места. Реши его кто-нибудь остановить в этот момент, смёл бы – не заметил!

Пая немедленно подхватили и усадили на столешницу; его губы, щёки и шейку жадно облизывали, зацеловывали, покусывали, не останавливаясь ни на миг. Стоны распалившегося первой течкой мальчишки разносились по пустому дому звонким эхом. Ланс, влетев на кухню, просто опустил руки. От аромата Пая аж во рту всё стало ванильно-сладким! Роук, рычащий, как горный лев, почти живьём поедал своего зайку, уже полураздетого… без рубашки. У мальчика от похоти закатывались большие серые глаза, губы алели спелой малиной, он издавал такие звуки, что у Ланса самого незамедлительно всё запланированное природой встало колом.

Дальше всё происходило, как в замедленном кино, потому что Полански уже с трудом контролировал себя.

Роук повернулся к другому альфе.

– Уходи, живо! Он мой! Мой! – глаза здоровяка налились кровью, было слышно, как хрустят его сжатые зубы.

– Приятель, подумай! А Пэтч? – Лансу даже смешно стало от своей беспомощной попытки достучаться до затуманенного страстью разума друга. – Ты потом себя не простишь! Паю не сдержаться, а ты ДОЛЖЕН остановиться!!!

– Свали!!! Или будешь смотреть? Хрен с тобой!

Роук бросил юношу на себя и стянул с его бёдер джинсы вместе с плавками. Аромат течного омеги сводил его челюсти, заставляя яростно бухающее сердце намертво застрять где-то в самом горле. Полански сбежал из кухни без оглядки, чтобы не сорваться самому, по дороге набирая на мобильном всех подряд: Рыжика… Роше… Свята…

Тело Пая дрожало, выгибаясь от жадных, грубых и одновременно умелых ласк, по которым он так истосковался, которыми всегда был пресыщен и избалован. От тяжёлого запаха возбуждённого альфы рот юноши наполнила тягучая слюна. Колечко ануса ныло и нетерпеливо пульсировало, судорожные сокращения внутри выгоняли наружу все новые порции смазки, она уже хлюпала между бёдер. Пай царапал невообразимо широкую спину мужчины. РОУК! ЕГО РОУК ОПЯТЬ С НИМ! ХОЧЕТ ЕГО! БЕРЁТ ЕГО! Огромный, сильный, родной! От Роука всегда не хватало немного жестокости, но сейчас великан вёл себя именно так, как того тайно желал Пай.

– Отымей меня сильно и глубоко! Прямо сейчас… здесь! – промурчал юноша в полубреду течной горячки, поворачивая разрумянившуюся мордашку к любовнику.

– Плохой зая! – рыкнул альфа и ловко повернул мальчишку к себе спиной, завалив на столешницу кверху блестящим от смазки задом.

Вжикнула молния на штанах Роука, спереди одежда уже трещала по швам.

– Как же хорошо ты лежишь, маленький! – его спину покрыла дорожка поцелуев, перемежающихся лёгкими укусами, сразу два пальца толкнулись в мягкий, податливый вход. – Ты готов, мой сладкий? – глухой шёпот над ухом судорогой сводил бёдра и всё внутри.

– Трахни меня! – проскулил Пай, прощаясь с разумом. – Я хочу грубо! А-а-а! – от крика лопается горло.

Роук вошел аккуратно, но на всю длину, заполняя, кажется, до самого желудка, и почти сразу перешел на серию мощных толчков. Смазки море! Боль тут же растворилась в агонии наслаждения. Пай забился на столешнице, жалобно выстанывая имя своего альфы, так глубоко засевшего в сердце.

Внезапно что-то неотвратимое заставило Пая обернуться. Он увидел пристальный, немигающий взгляд карих глаз Ильи. И эти столь тёплые и озорные глаза уже больше не смеялись и не сияли…

Роук, не вынимая члена, тоже обернулся. По его губам скользнула звериная усмешка.

– У тебя потрясающее чутьё, но, как видишь, ты опоздал, мужик. Первая течка Пая МОЯ!!! – с придыханием глухо произнёс Роук. – И мой зайчик жаждет этого! Смотри? Хорошо видно?

Распахнутый в крике спелый рот юноши, красивый изгиб тела, дрожащие бёдра с болтающимися на коленях приспущенными джинсами. Пай был крайне сексуален. Илья немного устало привалился плечом к дверному косяку. Он медленно, со вкусом вдыхал крышесносный аромат мальчишки. В это время горячка Пая достигает опасного пика.

– Иди ко мне, Илия-я-я! – промурчал маленький распутник. – Мне мало, я хочу ещё! – и тут же получил шлепок по вздрагивающей заднице от рычащего позади Роука.

– Ах, тебе ТАКИЕ игры по нраву, заинька! – тихим низким голосом сказал Ламертин, приближаясь к любовникам, как хищник на охоте. – Дэвид, спокойно! – голос Ильи звучит как-то странно. – Так хочет заинька. Ты же всегда делаешь так, как желают твои драгоценные мальчишки? – Роук до алых следов сжал соблазнительные, загорелые бёдра Пая. – А ты… не очень ли жёстко постелил ему в первую-то течку? – Роук сбавил бешеный темп и, слегка смаргивая, покосился на русского.

– Чего тебе надо?!

– Илия… – Пай выгнулся на столешнице, как мартовская кошка. – Ты… меня не хочешь?

Ламертин прикусил губу, для себя констатируя степень повреждения мальчика. Тело в следах нетерпеливого, грубого любования. Сейчас Пай на адреналине, но завтра все укусы и засосы воспалятся и будут болеть. Ещё неизвестно, насколько этот влюбленный безумец разворотил обильно истекающее смазкой нутро зайки.

Пальчики Пая легли на пряжку ремня Ильи, в красивых, пьяных от страсти глазах юноши не было ни следа от прежнего нежного избалованного любовью мальчика. Он – похотливый течной омежка без особых мозгов в голове.

Илья снова глубоко вздохнул:

– Когда… так мило предлагают себя, отказаться может только дурак. Но я старый дурак, заинька! Роук, прости, но ваш акт я прерываю!

В руке оперативника материализовался шприц с лошадиной дозой подавителя. Ламертин глубоко засадил иглу в обнажённую ягодицу альфы, в левый верхний квадрат, как и положено. Следующим движением Илья резко присел и нажал под коленом Роука одному ему ведомую точку.

– Ты… чего удумал, сволочь?! – вяло прорычал Роук, оседая на пол вместе с бесславно опавшим естеством.

– Пытаюсь помочь тебе сохранить остатки чести и достоинства. Зачем ты так с Паем? Ты уже подал заявление в мэрию с его братом? Теперь на попятную? Нечестно. Подло, получается, Дэвид, – на руках тяжело дышащего Роука щелкнули наручники.

– Чем ты меня… накачал? – едва шевеля языком, пробормотал инструктор.

– Оклемаешься! Ох, заинька, а с тобой-то что прикажешь делать?

В кухню, запоздав, ворвался Ланс с любимой битой Задиры. От представшей его взору «картины маслом» ему сделалось не по себе. Илья посмотрел на соучастника с укором, удерживая и покачивая извивающегося на его руках мальчишку.

– Что ж вы так долго бездействовали, Ланс? Ещё пару минут, и Роук бы выпустил узел. Качественная была бы сцепка! Тогда пришлось бы просто благословить!

– Что с ним?

– Подавитель для особо опасных элементов номер три. Слона свалит. Полное расслабление в течение часа. И дурные мозги спокойно отдыхают от перегрева!

– Сильно он… его? – Ланс пощупал пульс у мычащего на полу великана. – А этой хреновиной номер три где можно закупиться? Для нашей суперсемейки такие радикальные меры пресечения не помешают!

– Досталось Паю не слабо. Без комментариев. Диагностирует пусть ваш генетик-омеолог, я лишь вижу, что Паю уже через пару часиков будет несладко. А подавитель – разработка Центра. Штука, прямо скажем, небезопасная! У кого-то на неё возможна остановка сердца. Но ваш Роук – здоровяк тот ещё. Где спальня мальчика?

– На втором этаже, четвёртая от лестницы. Роука куда?

– Пусть сидит, где уронили, – безжалостно приказал Илья. – Пледом его укутай, сейчас мерзнуть начнёт. Циркуляция крови замедлена. Я какое-то время побуду с Паем.

Полански тревожно и недоверчиво прикусил губу:

– А сам-то ты, приятель, ширнулся? Течка у зайки в самом разгаре, а ты…

– Я тебя, парень, могу уколоть для профилактики сноса крыши. Ты, смотрю, тоже на сладенькое реагируешь «по-боевому»? – усмехнулся Ламерт.

Полански покраснел, как школяр.

– Аптечка есть в доме? Принеси мне её, пожалуйста, в спальню малыша, – Ланс невольно подчинился: что-то в тоне голоса этого русского альфы не допускало никаких возражений и раздумий.

– Илья-я-я! М-м-м!!!

– Да, мой хороший? Больно? Плохо? Ну, потерпи… По-другому природа не додумалась…

В комнате огромный альфа осторожно освободил красивое грациозно-мускулистое тело юноши от изрядно потрёпанной одежды, и принялся хмуро, рассматривать роспись алеющих по всей коже жестоких меток.

Пай в полуобмороке подтянул большую руку мужчины к своему паху:

– Иль, ну не будь злы-ы-ым… поласкай меня! – капризно проныл он, а Ламертин поцеловал его в прохладный влажный висок.

– Прости, Малыш, но ты другого любишь, дурного, родного, изревновавшегося… Он тебя год приручал, а я решил отыграть за пару раундов. Прости, не могу!

Альфа отнес Пая в ванную, и принялся бережно обмывать тёплой водой, убирая сгустки кровавой слизи. Разрывы все же были, смазка прокрашеная алым сильнее положенного, вытекала на белое глянцевое дно. Закончив с омыванием, Илья открыл аптечку которую принёс Полански. Пакет с подавителями был вскрыт. Он помнил, как Ланс объяснял, что у Мирро недавно был жар в преддверие того же состояния. Илья, не спеша, одел дрожащего юношу в пижаму, предусмотрительно вложив прокладку.

– Слишком много тут у вас молоденьких сексуальных зазноб, командир! – процедил русский, не глядя на Ланса и делая Паю укол в задницу с милыми ямочками на крестце. – Скоро полегчает, заинька! Поспи, мой хороший! Горишь ты, сильно горишь! – Илья погладил обесцвеченные вихры на затылке мальчика, налепил на лоб полоску охлаждающего пластыря, а сам незаметно сглотнул ванильную сладость с языка и нёба.

– А ты слишком хорошо умеешь ухаживать за течными… Или… Ай, ладно! – Ланс, появившийся рядом, почёсал затылок, глядя на русского и его невольного подопечного, и вышел.

На кухне, кулём набок завалившись, продолжал лежать, пока ещё обездвиженный, Роук. Альфа беспомощно моргал, всем своим видом сигнализируя о необходимости оказания ему помощи. Полански с усилием возвратил верхнюю часть безвольной тушки друга в вертикальное положение.

– О чём ты только думал, Дэв?! Первая течка, а ты с ним, как со шлюхой бывалой. Секс с течной омегой не помнишь или не было никогда? Тут особая схема нужна… Погоди, ты же на Пэтче уже потренировался!

– М-м-мы… м-м-му-у-у… п-п-па…

– Поздно учиться говорить, друг, наломал ты дров!

– И-и-ил… х…де-е-е? – выжимает из себя Роук, пытаясь втянуть падающую с губ слюну.

– Хде-хде… С зайкой… Моет, нежит, словно собственного… Смотреть спокойно нельзя.

– П-п-па… я… по-о-о… и до-о-о…

– Дэв, что-то не настроен я сейчас в словесные шарады играть. Жди, когда препарат рассосётся. И мысленно пиши завещание, пока Лер не примчался.

Пай тревожно и ненадолго заснул, улёгшись головой на ноги Илье, обняв его сильные колени. Ламертин рассеянно смотрел на красивое молодое лицо.

– Ну и что? Позднего счастья захотел, так, старик? А желания-то у золотой рыбки зако-о-ончились! Тс-с-с, мой хороший! Ничего ты плохого не сделал. Это я, старый дурак, решил сказку себе придумать… Я тебе не нужен. А Роук глубже в твоём сердце, чем я предполагал.

Пай заворочался, поскуливая, сильно сжал бёдра. Илья осторожно его растолкал, снова понёс в ванную обмывать, успокаивать тело горячей водой, менять гигиенические принадлежности…

Давно это было. Омега с льняными волосами и голубыми глазами вот так просто засыпал на его коленях тридцать лет назад… Санечка… А потом их сын… тоже омежка… упрямый, взрывной… Оба, по роковой случайности, погибли. Сначала супруг в аварии, оставив трёхлетнего сынишку, потом и сам повзрослевший ребёнок. Артуру едва исполнилось восемнадцать. Первую течку сына Илья взял на себя: сберёг невинность, ухаживал сам, без нянек. Хотел и мечтал, чтобы его сын нашёл своё счастье, постарался воспитать его правильно, не избаловав. Мальчишка так ждал своего единственного… неповторимого… Если бы не враги отца… Его теперь уже кровные враги! Артура нашли едва живого, израненного и… опозоренного. Илья отыскал всех, словно по запаху шел, рыл землю носом, но сына месть не спасла… Илья пришёл в Центр другим человеком, но не ожесточённым. А потом Ламертин увидел фото Пая, Престона Лимма, и романтичный, немного взбалмошный мальчишка остро напомнил Сашу, любимого Сашку, которого не стало так рано. Илья всегда по-тихому, не показывая своего интереса, наблюдал за Паем, и когда Кайл Арбенти велел довести пацана до отчаяния, он сделал всё, чтобы заиньке с прекрасными серыми глазами ничего не угрожало…

– Любимый… не уходи! – шепнули искусанные, припухшие губы; мальчик температурил, его слегка лихорадило.

– Тут я, сладкий. Куда же я от тебя?

– Обними!

– Вот же чертёнок! – альфа повиновался, прижал к себе большими, умеющими нежить руками к широкой груди. – Заечка, ласковый, нежный, сладкий, не отпустил бы тебя никогда, если бы знал, что любим тобой. Сейчас твои отцы заявятся, и я исчезну так же внезапно, как и влез в твою жизнь… Зай… м-м-м!

Горячие жадные губы юноши сомкнули его рот, вовлекая в поцелуй, как в прекрасный танец на двоих.

– Опять для меня подарок? – прошептал старик растроганно, спустя несколько минут.

Так они и лежали на кровати, целомудренно обнявшись, и Пай наконец-то заснул.

Дверь распахнулась почти что с ноги. На пороге застыл мрачный Макеев с красными пятнами на щеках.

– Мне – всю правду, пока Лер там расчленяет на кухне Роука, и трое его пытаются оттащить, – выцедил он. – Что случилось?

На потемневшем лице Ильи не читалось ничего, кроме усталости. Он был собран и спокоен, а главное: уверен в каждом своём действии и слове.

– Начало течки, скорее всего, было спровоцировано мной. Мне не просто показалось, как быстро мы с заечкой нашли наши точки соприкосновения. Роше мне поздновато позвонил. Когда я приехал, Роук и Пай были уже на кухне… и понятное дело, оба не в себе. Дэвид стал агрессивен и невменяем, пришлось прибегнуть к «трёшке», даже с моей весовой категорией я бы с ним не справился без физических повреждений.

– До узла… не дошло? – глухим, недобрым голосом прорычал Макеев.

– Нет, я успел! – лучистые глаза Ильи на секунду загорелись.

– Значит, Роук ещё поживёт, – пробурчал Свят, заметно переводя дух.

– Секс скрыть не удастся. У Пая, скорее всего, небольшие повреждения слизистой. Жёстко он его оприходовал.

– Где был чёртов жандарм?! – любой из выводка Лерки уже воспринимался Макеевым, как собственный ребёнок, это и подкупало бывшего старосту в его будущем супруге.

– Бегал со стояком по периметру, чтобы не присоединиться к Дэвиду.

– Чёрт побери этого Роука, Лерк как чувствовал! Пэтч под капельницами! Не ест ни черта! А старпёра-верхолаза потянуло на подвиги! Если Лерк его кокнет, я останавливать не стану.

– Остынь и иди, вмешайся! – строго сказал Илья. – Если дело касается детей, то твой Химера становится бешеным. Пэтч не должен узнать однозначно! Да его тут и нет!

Пай застонал и вжался лицом в изгиб локтя альфы. Ламертин ощупал горячее, податливое тело, убрал влажные от пота волосы со лба.

– Его опять надо помыть, – пробормотал Илья, казалось, сам себе, и сплёл их пальцы в крепкий замок.

– Иди, Илья, я все сделаю. Ты сам уже на пределе! – понимающе произнёс Свят. – За меня можешь быть спокоен.

– Спа…сибо. – Ламерт сделал судорожный вздох.

– Это конец? Хорошо подумал, Ламерт? – вдруг сурово спросил Макеев, знал своего друга слишком давно и как пять своих пальцев.

– Пойми… меня правильно, Святой. Я не оскорблён и не рассержен. Это природа и химия тел. Роук и Пай слишком долго были парой.

– Трио, – напомнил Макеев, с горечью подумав о своих недалёких и очень схожих переживаниях.

– Пусть так. Они… были беспечно счастливы вместе. Сейчас все немного запутались, но скоро всё наладится. Вы – хорошая, крепкая семья, во главе которой самый безумный папаша в мире. Когда-нибудь приеду, чтобы глянуть на то термоядерное чудо, которое родится от вашего союза, – лучистая улыбка Ламерта узнаваема, но уже всё равно не такая, как прежде.

– А Пайке… мне что сказать? – Макеев помог другу встать.

– Он не будет спрашивать обо мне, Свят. Или я плохо узнал этого заю. Он достаточно горд и силён, чтобы не винить весь мир в том, чего не смог предугадать.

– Не… бросай его, Ламерт! – русский бес всё проецировал на собственные ощущения, главным образом из-за Лерки, зная, как на самом деле тот и его пацаны были похожи внутренне.

– Дело времени, когда он сам бросил бы меня, – продолжал Илья с едва ощутимой горчинкой в низком, хрипловатом голосе, – потому что он любит Дэвида Роука. Тут не надо быть семи пядей во лбу! Пусть Пай разберётся во всём сам. Всё! Береги свой мир, Святой! И Бог тебе в помощь!

Мужчины крепко обнялись, обменялись глубокими взглядами, заверяющими в любой необходимой помощи и поддержке в будущем…

На самом выходе Илью чуть не сбил я.

– Стоя-я-ять! Что этот скот сделал с моим пацаном?!

– Ничего нового. Ну-ка, успокойся! – Илья нахмурился. – Что-то в твоём курятнике вышло из-под твоего контроля? Успокоился, выдохнул и подвёл черту! Они – взрослые люди, не раз спавшие друг с другом. Роук, по праву, провёл Пая через первую течку. Это не из ряда вон выходящее происшествие. Узла не было. Парень немного залюблен, но его тело молодое и крепкое, он поправится.

– И ты, получивший моё благословение… так спокойно говоришь мне, что Пай достался другому? – мои глаза совершенно оправданно полезли на лоб.

– Да.

– Святых альф что-то на свете развелось!

– Бог с тобой, Лер! – карие лучистые глаза взрослого альфы излучают молодое озорство. – Никогда и не подписывался!

– Ты обрываешь связь в зародыше, Илья? – сейчас меня волновало только общее состояние сына.

– Ты очень умён, Дарси. Даже не станешь меня уговаривать остаться?

– Нет. Ты… прав. Я сам бы ушёл, – я попытался успокоиться.

– Мне жаль, что я не соприкоснулся с вами ближе. Твоя семья – это нечто, Лерой!

– Вот Америку открыл! – проворчал я. – Горазды же деды трепаться! Сваливай уже, раз всё решил!

Меня довольно деликатно прижали к отвратительно колючему, тёмно-серому свитеру. Запах силы и чего-то ещё обволок, придал странной уверенности.

– Илья, я буду рад когда-нибудь тебе отплатить. Спасибо за сына. Это же ты… стащил засранца Роука? И за Пайкой до нашего приезда ухаживал, – пробубнил я в широкую грудь. – Кстати, этот… м-м-м… элемент твоего гардероба, судя по всему, видел юность мамонтов. Я свяжу тебе какое-нибудь модненькое новьё из отличной шерсти на правах несостоявшегося свёкра?