Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

====== Часть 5. ======

– Вы очень сильный и страстный человек, Лер! – чёрные глаза чеха лихорадочно блестели. – Если два таких… ммм… мужчины бьются за вас до крови. Свят – настоящий демон во плоти. Его послушаешь, так он прошёл семь кругов ада! С ним даже просто разговаривать тяжело, агрессия просыпается сама собой. Но с вами! С вами он превращается в покорного пса.

 – Это меня не так радует, как вас, Влад, – немного холодно произнёс я, наслаждаясь очередным сливочным глотком. – Свят для меня… особенный человек. Вы правы в том, что только я отчасти знаю, какой он настоящий. И он раним настолько, насколько бывает невозможен и груб. Его лучший друг, любовник и учитель погиб, потому, что Макеев ошибся в постановке трюка на съёмках. Его обвинили в непрофессионализме при расчётах, даже не выяснив до конца, почему произошёл такой трагический поворот. Продюсер хотел сэкономить бюджет на страховке и дал распоряжение Святу, а его друг сам подписался, признавая гарантии безопасности трюка. Семья погибшего друга дошла до суда, на котором Макеев всю ответственность взял на себя. Свята все считали бесом, развратником и грубияном. А он – дитя своего безумного времени. Плюс детдомовское воспитание…  – Детдом??? Но этого не было в его досье!  – Я понял это сам, Свят ни разу не обмолвился о родителях, об их привычках, воспитании, семейных традициях. А это странно даже для такого отпетого хулигана. Макеев рос, как сорная трава, не удивительно, что нрав так крут. Но при этом Свят не умеет убегать.  – Вы самый необычный человек, которого я встречал! – выдохнул Владмир и, покачнувшись, вдруг начал падать с высокого крутящегося стула мне в руки. Я подхватил довольно легкое и упругое тело… И он был альфой?! Я улыбнулся и вдохнул запах Влада, мои ноздри дрогнули: смесь ванили, белого перца и магнолии… Ммм! Я невольно облизнул губы. Радов, не дыша, смотрел мне в лицо:  – Такие… светлые… чистые глаза, словно…  – Серый топаз, Мирро, – хрипло шепнул я и под влиянием момента, осторожно накрыл губы чеха своими и тут же отпрянул. – Коварный маленький котик… Зачем… так провоцировать? Мало Анри? Влад едва не застонал мне в рот и обнял за шею:  – Почему я не могу попробовать, Лер?  – Ещё одного соискателя… я не потяну! Кроме того мужчина, который без ума от тебя, считает меня своим другом. Я бы не хотел терять его доброе отношение ко мне, Мирро! Молодой человек вскинул на меня глаза и зарделся, как маков цвет.  – Мурашки… бегут… от твоего голоса, Лер! С Анри не так… Он импульсивный, горячий, как солнце, я обжигаюсь об него! А ты – прохладный, как родник, хочется уснуть рядом с тобой и спать долго и спокойно…  – И без тебя желающих с ним поспать вагон и маленькая тележка! – раздался рык со стороны двери, и на кухню завалился злой и серый от пыли Свят. – Радов, имей совесть! Или Роше тебя давно не шлёпал по попке? Старик, что за новости кино?!  – Тебя тут быть не должно! – огрызнулся я, понимая, что лучшая защита, это нападение.  – Да, не должно, но появился я вовремя. Где второй доберман?  – В уборной был! – вошёл недоумевающий Майлз. – Что за шум, а не горит? Свят???  – Я тут, кажется, спугнул одно милое признание!

 – Что?

 – Наш маленький чех решил охмурить Лерку и пел ему тут дастаны про прохладный чистый источник…  – Заткнись! – прошипел красный Влад. – Я вовсе не собирался… Вернее, я сказал правду, но вешаться на шею Леру не собирался!  – Так-так! – Роше выглянул из-за двери. – Вся компания в сборе! Мирро, стыдно, малыш, бросать меня, спящего, и убегать на чужие колени! Лер, от тебя я жду объяснений, пожалуйста.  – А, собственно, почему кипиш? – я ссадил уже бледного, как мел, Радова, на пол. – Парень потерял равновесие, чуть не запахал со стула носом. Я его поддержал. И на этом всё. Вопрос исчерпан? Мы просто попили кофе и поболтали на сон грядущий. Майлз был с нами. Анри, я считаю, что ревность тут совсем неуместна. Это Святу вечно кажется, что меня домогаются все, кому не лень!  – Ага, – Роше подошел к Владу сзади и, тихонько лаская, сжал пальцами его шею, – Мирро, ты не будешь защищаться?  – Почему… я должен?! Лер всё сказал! Я падал…  – Верю-верю! Не надо повторять, – промурлыкал француз, но в его елейном голосе мне послышались странные нотки, не сулившие чеху ничего хорошего. – Пойдём в постель, мой Мирро! – и обнял Влада за плечи, увлекая за собой. Нет, они уже и не стесняются афишировать свои отношения перед всеми нами?! Я остался наедине с Макеевым, мулатом и барахлящей совестью.  – Ну, из меня-то, Лерка, ты дурака не сделаешь! – прорычал Свят. – Зачем лизался с поварёнком?! У него ноги аж ватные стали! Так и повис на тебе, как медаль за взятие Чехии! Он же прямо тут бы тебе и отдался!  – Не придумывай никакую драму, Макеев! – хрипловато произнёс я. – Мальчика немного повело от коньяка в кофе! У него есть Анри, и он это ценит. А у меня вы – даббл-геморрой! Да не смотрите вы, как волкодавы на охоте! Вот он я! Чист, как стёклышко!  – Значит, поцелуй для тебя – пустое дело?! – Свят сжал кулаки. – Считаешь, что поцелуй – не измена?! Выеденного яйца… не стоит?!  – Макеев… – начал я осторожно, —…не неси чу… – но послышался хруст ломающихся копий и здравого смысла русского. Я едва успел убежать за стойку, а Майлз удержать озверевшего в доли секунд Свята за плечи.  – Пусти! – взвыл Свят. – Сейчас я его отучу бегать по чужим…  – А?! Приболел?! Кто бегает?! – я стукнул по столу так, что зазвенели кружки. – Забей и дуй в забой, медведь ревнивый! Брук, покажи ему, где выходят! Я пошёл первым из кухни, как вдруг, невероятным движением тела, Макеев вывернулся из лапищ Майлза и вжал меня носом в стенку.  – Громила… не лезь! – с угрозой предупредил русский. – Я это делаю за нас обоих! Мулат пожал плечами и поднял ладони.  – Предатель! – придушенно прошипел я. – Свят, ты пожалеешь!  – Пер-р-ретерплю! – Макеев прокусил губу, вбивая каменное колено между моих ног и стаскивая с меня спортивные штаны, в которых я ходил дома.  – Чего… удумал?! – я задохнулся и тут же охнул от звонкого шлепка по заднице, потом второго. – Скотина! Макеев, ты больная с-с-скоти-и-ина! Ай! Пусти! – я ощутил, как отекает ягодица, по которой монотонно хлестал русский. – Надеюсь, что твоя рука тоже отсо-о-охнет!!! Чёрт!!! – меня развернули и грубо властно засосали, сдавив подбородок, чтобы не дёргался. Потом горячая ладонь сильно сжала моё предательски наливающее естество. У меня… встал от порки?! Но Макеев толкнул меня в руки Майлза:  – Он… на сегодня твой! Продолжай воспитывать, как знаешь, умеешь и считаешь нужным!!! – и дрожащий от гнева и возбуждения Свят выскочил из кухни. Я подтянул штаны на горящий зад и зыркнул на Брука, тот опять поднял ладони:  – Я не в теме и вне конфликта, Лер… Очень больно?  – Неслабо так! – я поморщился. – Лапа, и правда, медвежья! Отлупил, как нашкодившего кота тапком! Дурак! И ты хорош! Просто стоял и смотрел!  – Лер, я тоже… не считаю поцелуй простой формальностью. Он… даёт надежду… Это первая интимная и значимая нежность. Уж прости! Влад и ты поддались искушению. Думаю, Радову уже влетело от Анри и… это было не слабее расправы Свята. Это… Макеев и хотел сказать. Понимаешь?  – Да… пошли вы! Рожденный альфой – рожать не сможет! Что ж, думаете, я инстинкты самца так просто взял и растерял?! – я рванул в свою комнату и там, зарывшись лицом в подушку, вдруг начал улыбаться, как тихий городской сумасшедший. Наверное, я и в самом деле был настолько сильно любим этими двумя, что они даже мыслили уже в одном направлении. Задница ныла и горела, а голова вдруг стала ясной. Так я уснул, потерявшись в ощущениях боли и покойной радости, уже точно зная, что завтра извинюсь перед своими альфами за свою неразумную выходку… Особенно перед Святом… Ему, без сомнений, было по-настоящему больно от моего финта. Конечно, правильно, так я раньше и жил. Видел призыв в нежных глазах и, не задумываясь о чувствах, брал! Я выглядел сильным, добрым и надёжным, а на деле… был эгоистом и потребителем! И об ответственности мне пытался сказать отпетый развратник и смутьян?! Мне?! Ну и кто оказался главной сволочью и предателем?! Беспокойный сон не приносил облегчения. Я видел полные отчаяния и ярости глаза Свята, и почему-то они с Майлзом говорили, а я не слышал и не мог подойти… Ночью меня разбудил Майлз, резко тряся за плечо… В забое, куда вернулся Свят, произошло обрушение тоннеля, и выйти с русским на связь, прежде чем сообщить мне о трагедии, так и не смогли… Помню, как я добрёл до засыпанного крупными кусками породы выхода из шахты… Помню, как голыми руками, обдирая ладони в кровь, пытался разбирать завал… Помню, как глухим, страшным, неузнаваемым воем звал Свята через толщу безжизненных камней, а потом просто рыдал, упав на колени… Помню сильные тёплые руки Майлза, которые долго не могли меня удержать и согреть… Наверно, это стало моим самым главным наказанием за всю мою жизнь… Потерять и понять одновременно, кого я безотчётно и по-настоящему полюбил и боялся потерять… Брук, похоже, осознал это вместе со мной. Он теперь лишь успокаивал, не пытаясь обнять и поцеловать. Я не ощущал себя живым, не верил, что… всё так и закончилось… Вот он, Свят, бессовестный, сидит голый в моей постели, напротив меня, сверкая горящими синими глазами и демонстрируя великолепный не опадающий стояк с узлом. Я ору на него, молочу кулаком в мускулистую чуть влажную грудь. Между моих ног его семя, на моей коже алеющая роспись его меток. Вот… Макеев подкрадывается сзади, легонько кусает в изгиб шеи, потом за ухо, хрипло молит о близости, но теперь уже, чтобы взял я… Вот… он нагло сыпет мне сахар в кофе, зная что я пью несладкий, и снова этот рык над ухом, уносящий на седьмые небеса:  – Так ты будешь вкуснее, старик… Свят, сволочь, сволочь любимая моя… Зачем?! Почему?! Я теперь пью сладкий до приторности кофе, закуривая твоей чёртовой травкой, и жду в каждом сне… тебя. Жду в свою постель и прошу прощения… каждую чёртову ночь…  – Лер, хватит наркоманить, иди спать! – Майлз монотонно массирует мои ступни, я смотрю на друга затуманенным взором. – Подумай о сердце… столько кофе… Я тыкаю очередным коротеньким окурком самокрутки в пепельницу и тяжело встаю. Меня тут же ведёт вправо, но рядом верное каменное плечо:  – Лер, идти сможешь… или понести? И мулат снова тащит меня на руках сначала в душ, где я покорно даю себя помыть, потом в комнату, где бережно укладывают на кровать.  – Дай… мне… сдохнуть, а?  – Нет! – Майлз смотрит грустно и строго. – Ты дорог мне! Дорог не меньше, чем для тебя был Свят!  – Дурачина… – выдавливаю я и отрубаюсь. «Прости, что мучаю, что сваливаю на тебя груз своих переживаний». После трагедии мне на коммутатор пришло сообщение:  – Старик, старик любимый, ты прости меня! Я погорячился со своим воспитанием… Прости! Я ладонь себе отбил… Я хотел тебя и лупить, и целовать, и кусать, и трахать, и потом лечь под тебя… Прости… Пойду нарублю двойную норму и отойду к утру… Слышишь, только помни, я тебя люблю больше жизни, поэтому и веду себя, как дурак, и остановиться не могу, если дело касается тебя… Прости… Меня дважды откачивали и клали под глюкозные капельницы от недоедания и потери сил. За… чем? Я рвался с этой планеты, которая так бесцеремонно поглотила моего Свята Макеева. МОЕГО… МОЕГО… Мог ли так страдать настоящий альфа? Я не видел себя со стороны. Мне об этом через пару месяцев рассказал Майлз. Мне же показалось, что моё сердце выболело-выгорело до состояния маленького черного уголька, и остыло. Теперь я соответствовал паспорту и внешним видом, и состоянием души. 30 августа мне исполнилось сорок два. К началу осени я очнулся и вышел из страшной депрессии. Надо было составлять сметы и утверждать новый годовой план для девяти человек. Работа спасала меня от регулярно накатывающейся тоски, а ребята окружали искренней заботой и не давали закисать. Не спеша подходил Новый Год… Я впервые за долгое время попросил капучино без сахара… За тебя, Свят… За тебя…

На Новый год все проголосовали за «пижамную» вечеринку у камина в большой столовой зале, притащив из спален свои матрасы и покрывала. Мы болтали, ели фрукты, пили алкоголь разной крепости, курили «святую траву», как нарекли её единогласно, и вспоминали прошедший год. Свят тогда один догадался подарить всем подарки, заявившись в костюме Деда Мороза, правда использовав только бороду-усы, колпак, перчатки, стринги и мешок, который висел на его мощном стояке. Покраснела даже ёлка. Я получил супер-удобную долговечную ручку со стирательной резинкой для пометок. Майлзу достались беруши и отличный крем от трещин на пятках (как Свят это заметил, а я нет?!). Роуку – наушники, его мелкоте – новехонькие сборники репа с Земли на флешках. Полански к немому восторгу заимел бейсбольный мячик с автографом любимого питчера. Задира – два килограмма мятных тянучек, от которых его не по-детски пёрло. Владимир – набор каких-то редких специй, а его француз – чёрный латексный костюм размера Радова. Анри тогда Макееву чуть в любви не признался! А потом мы играли в бутылочку… В канун этого Нового года решили игру повторить. Но не улетевший, наверное, святой дух Рождества греху случиться не позволил: Роше раз тридцать засосал своего Мирро, Пай целовался только с Пэтчем, Майлз и Роук тяжело вздыхали и обнимались, едва соприкасаясь щеками уже десятый раз, Полански и Задира всякий раз быстро стыдливо чмокались и расползались по местам, а я всякий раз после долгого кручения получал бутылку горлышком к себе, что на языке игры означало: «повезёт в картах». Устав от смеха и скабрезных шуточек, мы чуть не пропустили полночь. Первым подорвался Пай с диким воплем индейца команчи. Матерясь, мы хлопали шампанским, нещадно обливая сладкой шипучкой руки и ноги, и тут же торопливо выхлёбывали бокалы, не успевая ничего загадать. Я почему-то упрямо смотрел на дверь, словно ждал того разухабистого Деда Мороза, просто его, без даров, без усов и бороды, но чуда не произошло… Спать ложились весело. Роук терпеливо, как бывалая наседка, укладывал свою перевозбуждённую мелочь; Полански в обнимку с Задирой закатились под ёлочку, при этом едва её не завалив; Анри и Влад, целомудренно прикрывшись покрывалом, уже тихо и поступательно делали друг другу приятно. Майлз приподнял брови, но я уже ложился, позволяя обнять себя со спины и осторожно поцеловать в шею.  – Я… могу…? – мулат замялся.  – Можешь, но… у меня ниже пояса пока полнейший штиль, – я сплёл пальцы наших рук. – Но я тебя порадовать могу. Давай, спиной ко мне! Живо! Майлзу хватило несколько движений моих пальцев, чтобы со стоном разрядиться. Я горько усмехнулся, но промолчал, лаская губами верную точку джи моего гиганта. Внезапно я понял, что вокруг нас царит тишина, как в песне, когда стихли все звуки во Вселенной. Я угрожающе рыкнул всем, бессовестно греющим уши:  – Быстро расползлись по своим процессам, сволочи вы эдакие! Так вот для чего эти чёртовы предкаминные посиделки задумывались?! Майлз, от тебя такого не ожидал! – и осёкся… по щекам мулата струились два неудержимых ручейка слёз. Я его обнял, прижимая большую курчавую голову к груди и укачивая, как маленького, шептал:  – Прости, ну прости меня, козла дойного, прости… Всхлипывать следом начали чувствительные хаккеры Роука, которых он тут же начал не по-отечески жарко утешать. У Роше и маленького чеха тоже боевой настрой поубавился. Я убаюкал расстроенного Майлза, он так и уснул, лишая меня нормального дыхания до самого утра. Вскоре глубоким сном забылся и я под тонкие стоны гарема Дэвида.  – Привет, старик… Лерка моя, как ты… тут? – я вздрогнул и открыл глаза. Надо мной склонился мулат.  – Спи-спи, я снова ложусь… в туалет ходил… – виновато пробормотал гигант и обнял меня за торс, пряча лицо в изгибе моего плеча.  – А Свят… разве… ещё со смены не пришёл? – не до конца выходя из сна, пробормотал я. – Пора бы… ему…  – Нет ещё, – как-то глухо выдавил Майлз, и в горле его клокотнуло. – Не могу я тебе помочь, Лер! Не могу помочь забыть и заменить ЕГО, прости… меня…  – Не парься… Он… всегда торчит в забое дольше срока, все ищет свою жилу… В крота… скоро… превратится…  – Спи, Лер, спи, пожалуйста! – надрывно шепчет Майлз и снова целует в шею. Утром под елкой, кроме полицейского с Задирой, мы находим гору подарков. Я втихаря поглядываю на Роше, но он стойко держится и не колется. Утром я не вспомню ничего, потом, через некоторое время, мне, как всегда, всё расскажет мой друг, и до меня дойдёт, что подарки оставил он сам, добрый Майлз Брук. Пили четыре дня. На пятый всех потянуло поработать. Радов готовился к Рождеству Христову, а все остальные спустились на свои заделы. Я сходил к частично разобранному от завала участку Свята, посидел немного на сером валуне и скурил первый за три месяца «завязки» косячок со «святой травой». Всё это время мне мучительно хотелось говорить с Макеевым, будто он был рядом… лежал на траве, разбросав большие длинные руки и ноги, нежась под солнышком Дорана. Почему на планете-тюрьме был такой курортный климат, я до сих пор не мог понять… Меня успокаивало моё состояние, я почти смирился с утратой Свята, с мыслями о нём, моё горло уже не сдавливал спазм, как раньше. Сегодня я прощался с моим сумасбродом навсегда…

====== Часть 6. ======

Едва я вернулся со смены ближе к полудню, как у ворот в посёлок на меня неожиданно налетело чёрное торнадо с мужским именем Майлз Брук.  – Староста! Лер! Наконец-то! Где ты застрял?! Смена полтора часа как закончилась!  – Мало ли какие дела нарисовались? Я у кого-то должен спрашивать разрешения, чтобы на работе задержаться? – проворчал я устало, но беззлобно. – Я нашёл большой кристалл и вырубал его из породы. Не заметил, как наступило утро. Короче… какие проблемы? Ибо я ооочень устал и зверски хочу спать.  – Эйршип! У нас незаявленное пилотируемое судно с четырьмя людьми на борту! – выдохнул мулат, помогая мне отстегнуть запылённое снаряжение и снять рюкзак. Майлз делал это уже на автопилоте, а я просто принимал эти бесхитростные знаки внимания.  – Людьми?! Не заключёнными?! – мне откровенно поплохело. – Значит… Это экстренная или аварийная посадка?! Господи, где они?! Живы? В сознании?  – Альфа-пилот и альфа-навигатор были уже мертвы. Прилетевшие… найдены без сознания.  – Да что ж я из тебя всё клещами тяну, громила?! Какие пассажиры без сознания?! – я сгрёб футболку на груди друга.  – Бета и омега.  – Омега?! На Доране?! – меня повело вправо, и мулат, как в недалекие добрые времена, заботливо подхватили под локоть. – За что их так?!  – Тебя только это сейчас беспокоит? – мягко спросил Майлз. – Кстати, ты… горячий какой-то, словно температуришь. Сходи к Роше. Он там малышей охраняет. Они в реанимации. Я рванул в медицинский блок, словно мне поставили новёхонький турбодвижок и зарядили по самые гланды ракетным топливом. Ничто так не поднимает… настроение, как известие о прибытии сладких заек. Анри с кружкой кофе и тающей похотью в глазах мило выпроваживал своего чеха. Увидев меня, Владмир погрустнел и спрятал глаза, он теперь всегда так делал с ТОГО дня. Я ему кисло улыбнулся.  – Староста? Приветствую! – Роше пригласил меня внутрь широким жестом.  – Как они? – быстро спросил я, садясь на стул. – Измерь-ка, пожалуйста, и мои физические показатели, а то возраст рвётся из-под замка.  – Плохо себя чувствуешь, Лер?  – Майлзу показалось, что у меня повышенная температура тела, – буркнул я.  – А сам ты… этого не ощущаешь? – француз прищурился. – Как так? Может… симптомы… критичес…  – Смерти ищешь? – под моим мрачнеющим взглядом Анри белозубо оскалился. Никто в посёлке так не любил стебаться надо мной, как этот до чёртиков симпатично-солнечный эскулап:  – Когда у тебя был последний секс, Лер?  – Д… давно, – я глянул из-под отросшей челки. – Три с половиной месяца назад. За неделю до гибели Макеева.  – С ним?  – Угу.  – Сверху или снизу?  – Свята не знаешь? – я криво усмехнулся, поправляя шуршащую плотную манжету универсального прибора для измерения давления, температуры, частоты пульса, уровня сахара и другой всякой важной хрени. – И там, и там побывал! – я поморщился, забор крови без укола пока не придумали. Через минуту Анри снял с меня эту жуткую штуку, подключил её к компьютеру, снял показания, внёс в базу данных. Меня всегда поражал тот факт, какие нынче продвинутые у нас омеологи. Высшего экономического образования мне хватило, чтобы оценить высокий уровень техники, на которой так легко и просто работал наш Анри Роше.  – Да-а, 37,8 градусов, но лейкоциты в норме, давление, как у астронавта, как умудряешься, старик? Сахар и холестерин в норме, хоть питаешься, как студент, чёрт-те как! К чему бы придраться? Гормональный фон… в норме, – я был слишком измотан, чтобы обратить внимание на небольшую паузу в словах Роше.  – В какой норме, если я реагирую на альфу, как последняя бета? – проговорил я.  – Из песни слов не выкинешь. Что вижу, то и констатирую, как врач. Ты возможно подпростыл, из-за переутомления организм ослаб. Отдохни. Расслабься. И успокой Майлза. Твоему здоровью остается только позавидовать.  – Сейчас этим и займусь… Только дай, гляну на наших нежданных гостей, раз уж я здесь! – я наглым буром завернул за ширму. Омежка был хрупкий и милый, как все омежки. Худенький, бледненький, светловолосый, с овальным детским личиком, острым подбородком и субтильным тельцем. Я лишь скользнул по нему взглядом и тут же переключил его на лежащего на соседней койке темноволосого бету. Дыхание моё сбилось тут же, словно я пробежался с нехилой нагрузкой. Мальчик был фактурный, как топ-модель: божественно стройный, грациозный, как гимнаст, с тонким изящным рисунком мускулов под золотистой кожей, наверняка сатиново-гладкой и сладкой на вкус. Его длинные смоляные волосы до подсоса в животе вдруг захотелось намотать на кулак и… И?! Ко мне опять вернулась альфасамцовость?! Роше с интересом не сводил с меня полуприкрытых глаз, водя подушечкой среднего пальца по нижней губе.  – Чего? – рыкнул я.  – Любуюсь быстрым возвращением альфы в строй!  – При них ведь были документы?  – Да. Всё на моём столе, господин деловой староста! Спустя секунду я уже перебирал стопку книжечек, пластиковых карт и прочей макулатуры. На пластиковом идентификаторе беты я нашёл искомое… имя… Я невольно облизнул губы: Фабио Нери, очешуительно подходящее для него имя! Я аж захотел произнести его вслух. Фа-а-абио. Фаби. Фаб. Двадцать лет. В парнишке текла горячая итальянская кровь. И весь он излучал солнечную теплоту, и тело его просилось под жадную ладонь. Студент королевской академии при Ватикане?! Состоит на королевской службе?! Я взметнул взор на Анри, омеолог расплылся в улыбке:  – Вот-вот, и я был, не поверишь, в каком шоке! Но ещё большее удивление будет у тебя, когда ты узнаешь, что…  – Омежка – принц???!!! – я чуть не выронил документы из рук.  – Если точнее: юный князь Андорры. Единственный сын Орландо Сесилиа Луиджи.  – А прекрасный набожный бета Фабио типа его личный телохранитель и наперсник? Роше пожал плечами:  – Почему такие непростые молодые люди оказались на Доране? Явно попахивает какой-то политической интригой. Но весь ужас заключается в том, что мальчики теперь пленники чёртовой планеты! Я постучал идентификатором по столу врача.  – Они… очнутся? Или…  – Состояние беты вполне удовлетворительное, Лер. Он вот-вот придёт в себя. А вот маленькая светлость… как-то немного меня беспокоит. Видишь ли, староста, он на третьем месяце беременности.  – А?! – я сел, и благо, на стул. – Как… беременности?!  – Ни больше – ни меньше, Лер! Его организм уже ослаблен и истощён, очевидно, переживаний и мытарств было море. Зайке нужно усиленное питание, свежий воздух и постоянное наблюдение омеолога.  – Ок, вроде всё имеется! Или...  – Господи, Лер! Я вообще-то преступник, врачебная практика которого под запретом.  – К чёрту запрет! Это твой пациент, Анри. Беру на себя всю ответственность! – я тряхнул гривой. – В конце концов они не заключённые, а жертвы. Пацанов, особенно маленького омежку, необходимо выходить и принимать соответственно!  – Мой Мирро как-то так же сказал! – Роше тепло улыбнулся. – Тебе нравится на Доране, Лер?  – Могу… сказать одно: теперь половина моего сердца навсегда останется в этой земле, – я насыпал в ладонь горсть жёлтых витаминок С. Так всегда делал Свят, хоть Анри и орал, что русский заработает диатез, облезет и неровно зарастёт.  – Половинка? – француз был ещё той занозой. – А другая ведь… снова готова забиться сильнее? Кто? Беленький или чёрненький?  – А ты на кого ставил? – съязвил я.  – Знаешь, выбирая между прекрасным фактурным бетой и молоденьким нескладным омегой, надо помнить, что первые не рожают детей и не могут так самозабвенно любить и прощать, как вторые.  – Какие у Фабио глаза, как думаешь? Может… зелёные? – я осторожно присел на стул рядом с кроватью беты.  – Пока ты тут, я сбегаю в столовую? Хочу перехватить чего-нибудь, я всё утро с зайчиками возился. Ты пока их тут порассматривай, хорошо?  – Лады, только не долго. Я со смены, не забыл? Я жадно наклонился над бетой, любуясь благородными чертами красивого молодого лица, не смазливого, а именно красивого, немного усталого, с тёмными кругами вокруг больших глаз. Уже даже просто смотреть на мальчишку было приятно до бабочек в прохладном животе. Внезапно полупрозрачные веки затрепетали, с пухлых губ слетел сначала выдох, потом лёгкий стон, и глаза медленно открылись:  – Янтарные! – довольно рычу я, словно выиграл по-крупному.  – Где я? Где Луиджи?! – вскрикивает бета, резко садясь и натягивая простынь на голые грудь и плечи.  – Тебя только это сейчас волнует? – я улыбнулся одним уголком губ, ловя себя на том, что копирую манеру Свята.  – Где мы? Кто вы? Мы совершили экстренную посадку. Я помню, что пилот сказал…  – Во время посадки вы находились в криосне, – мягко оборвал я юношу. – Ты не мог ни с кем разговаривать. Тебе просто снился сон. А вот вашим альфам не повезло. Они не смогли пережить прохождение через три слоя атмосферы Дорана.  – Не шутите со мной! – воскликнул молодой человек. – Я хорошо помню, как мы летели и о чём говорили! Как?! Расти и Николас м… мертвы?! П… почему? А Лу? Как Лу?! – бета рванулся с постели, сверкнув соблазнительно гибким золотистым телом, и тут же оказался в моих надёжных руках.  – Тише, глупый! Зачем вскакиваешь не по инструкции? Хочешь опять в обморок? Давно там не был? Жив твой князь, хотя и не в лучшей форме.  – Князь… Вы… всё знаете… Надеюсь, не нужно говорить о повышенной секретности преб…  – Не хочу тебя расстраивать, малыш, но есть одна проблема посерьёзнее сохранности инкогнито вашего маленького андоррского князя, – я осторожно отстранил Фабио от себя за широкие костлявые плечи. – На Доране больше нет никого, кроме деся… девятерых альф вместе со мной. Бывших заключённых и нынешних добровольных добытчиков редких синих энергокристаллов. Потому что никто так просто не прибывает на Доран, и никто… не может покинуть эту планету. По расширенным янтарным глазам прекрасного беты, я оценил размер и степень его шока.  – Бог мой! А ЛУ?! Как Лу?! Он же ждёт ма… – несчастный мальчик зажал рот руками, давясь правдой от ужаса.  – И этот ваш секрет – уже не секрет, зайчонок! – я мягко погладил его по щеке. – Всё, покой-покой!  – Лу… потерял… ребёнка? – посеревшими губами прошептал Фабио и закрыл глаза. – О, боги! Нет! Мой бедный Луиджи!  – Так… любишь его? – раздался рядом мой серьёзный холодный голос. – Такой бесхитростный, что хочется обнять и плакать! Твой Лу пока всё ещё беременный, но без сознания. Ты хочешь всю жизнь любить и заботиться о человеке, который никогда не будет твоим?  – Это… не ваше дело! – красавец прикусывает пухлую губку, прячется в своё покрывало, как под плащ. – Луиджи… очень ослабел… Ему нужна квалифицированная помощь…  – Ваш князь, судя по всему, родился в счастливой рубашке, Фабио. Потому что мой друг Анри Роше как раз и есть отличный омеолог. На лице беты отразилась гамма разных чувств. Я встал, глядя на юношу сверху вниз. Внезапно в меня вцепились холодные, как лёд, пальцы  – Умоляю, сеньор, мистер… как… мне к вам обращаться? Я умоляю! Вы, видимо, не последний тут человек! Умоляю, я сделаю всё, что прикажете! Только прошу: обеспечьте уход и сохранность Луиджи!  – Ох, зря ты так беспечно предлагаешь свои услуги! – я прищурился. – Хоть мы и зеки, но тут нет зверей и аморальных ублюдков, юноша, чтобы обидеть беременного омежку, который, кстати, достиг ли совершеннолетия? Фабио покраснел и опять закусил губу.  – Я… не… я не…  – Этой покорности и гибкости учат в королевской академии Ватикана? – проворчал я и вдруг положил ладонь на смоляную макушку беты. – Никто пальцем вас не тронет без вашей воли, мой соблазнительный сеньор Нери.  – Луиджи… очень любит отца ребёнка, хотя это… низкий, бесчестный человек… Именно он отослал Лу с Земли. Я самовольно пробрался на борт. Я следую за Лу, как тень, с того дня, как меня приставили к нему. Нам было по восемь лет. Луиджи – нежный, чистый и ранимый. Его просто использовали и обманули.  – Но ты не можешь ему сказать, потому что это убьёт малыша?  – Да! – с жаром выдохнул Фабио. – Вы… понимаете… потому что… тоже любите? – чудесные янтарные глаза стали глубокими и откровенными.  – А это не твоё дело! – я мстительно улыбнулся. Тут вошел Анри, с довольным воплем устремившийся к бете. Ощупав, послушав и замерив все показатели юноши, врач удовлетворённо кивнул:  – Отличное здоровье, сеньоре Нери!  – Прошу, не надо… сеньоре… просто Фабио, можно, Фаби… Я очень благодарен за заботу обо мне и Лу. Вы, правда, омеолог?  – Святая правда, мой милый! – француз приобнял бету за плечи. – Тебя не обидел наш староста? Он может быть прямолинеен и груб, но…  – Осади, Роше! – возмутился я. – Я никогда не выходил за рамки!  – Ладно-ладно! Он… рассказал о месте, куда вы попали, Фаби? – голубые глаза Анри лучились и смеялись, наблюдая за моей беспомощной немой бесячкой.  – Да, и, честно говоря, я всё ещё не верю, что мы пленники этой планеты, сэр.  – Тц! Не сэр! Я – Анри, мой милый. А этого сердитого мужика зовут Лер. Лерой Дарси. Он может быть прекрасным человеком, если постарается или будет иметь интерес, – Роше уже мурлыкал, как кот, объевшийся сметаны.  – Очень приятно… – бета вновь облизнул пухлые губы. – Можно… немного воды… в горле… сухо. Неожиданно Фабио увидел перед собой стакан, который протягивал ему я. Почему-то все облизывания юноши меня уже выводили из равновесия. И воду я подал ещё до слов молодого беты. Мы безмолвно скрестили взгляды.  – Спасибо.  – На здоровье! Так, месье Роше, зайки на тебе! А я – баиньки.  – Какие… зайки? – янтарные глаза полыхнули гневом.  – Ну… обычные, какие бывают? – я замялся. – Которых разводят… ради наживы и власти… Твой маленький князь может жить здесь спокойно и тихо, Фаби. А ты вполне можешь быть с ним, купать в своей заботе и любви, коли кишка не тонка! Любишь – завоюй! Не оставь выбора… Только обязательно отогрей! И сделай счастливым. С этими словами я вышел, оставив недоумевающего Нери и охеревшего Анри.