Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Оперативники Майлза, отловившие охранников Колмагорова, не пострадали и вовсе. Они доставили тело Рудольфа с ножом в шее через пару часов, когда буря в горах начала стихать. В застывшем навсегда взгляде Лютоволка замерли вызов и недоумение. Но такой исход был неизбежен – это понимали все. Ламерт выбрал единственный верный способ, – ликвидацию объекта – прекрасно осознавая, что Колмагоров никогда не оставит семью Дарси в покое.

Наконец, врач констатировал, что состояние Пая стабильно-удовлетворительное, и ему нужно тепло, покой и много согревающего питья. Мальчик с трудом очнулся и теперь осматривался немного стеклянным взглядом, словно до конца не осознавая ситуацию. Внезапно серые глаза блеснули от слёз:

– Па…почка, Свя…т, папоч…ки!!! М-м-м, Илья-я-я-я! – и губы юноши распустились в неудержимой счастливой улыбке.

Я бросился к нему, осторожно обнимая поверх тонких слоёв повязок, жадно целуя, не заботясь об отеческой морали. Потом к нам присоединился Свят. Ламерт всё это время стоял поодаль в полурасстёгнутой рубашке и нежно смотрел на Пая. Когда мы отошли от Солнышка, всласть наревевшись, приблизился Илья. Я попробовал было утянуть Свята из номера, но Ламерт остановил нас требовательным жестом:

– Я бы не хотел больше терять времени! Уважаемые Лерой и Святослав, могу ли я просить у вас руки вашего…

Плечи бедного Пая затряслись:

– Дурак! Дурак! Дурак! – зашептали губы мальчика. – За…чем?! Господи! Я ж умру со стыда!

Тёплые сухие губы осторожно поцеловали его покрасневшие пальцы.

– Я – старомодное пронафталиненное ископаемое, вон, Святой хорошо-о-о знает! Поэтому терпи причуды старика, мой милый драгоценный заечка!

– Моё благословение ты, Ламерт, уже получил, – я сделал вид, что ни фига не растроган и не тронут происходящим. – Теперь дело за Престоном. Ты согласен на этот брак, Солнышко?

– О, да! Да! Да! – вскрикнул Пай, смущенно по-детски потупился, заливаясь счастливым румянцем, и вдруг вскрикнул: зубы Ильи оставили глубокий укус-колечко на безымянном пальце.

– Пока такое, малыш, но когда след сойдёт, я заменю его настоящим, обручальным кольцом, пред Богом и людьми. Хорошо?

Пайка всхлипнул, кивнул и спрятал мордаху на груди своего альфы. Я всё-таки вытолкал Макеева наружу, прекрасно понимая, что сейчас в прямом эфире будет немного разврата. Выходя, я всё же обернулся: Илья осторожно нацеловывал обветренные губы мальчика. Не в силах унять своего желания, огромный и большерукий, он так и стоял перед моим сыном на коленях, забирая его навсегда у всего остального мира. Наверное, я, после рождения Макс, ещё раз испытал острую, ни с чем не сравнимую, словами невыразимую радость.

Стучусь в номер Фаби, тихонько сгрызая ногти. Чуть охрипший голос приглашает внутрь. Осторожно вхожу: Фаби в гостиничном халате сидит перед зеркалом. На его лице с разбитой и распухшей верхней губой, некрасивая, уже обработанная ссадина и синяк на скуле после моего удара.

– Как Пай? – итальянец тут же вскакивает со стула.

– Ты… как? – мне невыносимо стыдно, я отступаю к стене и сглатываю. – Прости меня, Малыш! Не знаю, что на меня нашло. Зачем на тебе оторвался?! Прости! Ты… нашёл моего сына, привёл к нему Свята и Илью, а я… тварь неблагодарная…

– Тихо! Тс-с-с! – он подходит легкими шагами и обнимает за шею. – Сейчас, пожалуйста, молчи… – мы тихо стоим, прижавшись друг к другу. – Зачем ты пришёл? – стонет бета несколькими минутами позже.

Мы всё ещё слишком близко, я и не понял, когда успел положить ладони на гибкий, упругий стан Фабио, когда начал гладить его спину и плечи. Потом я касаюсь раненного прекрасного лица кончиками пальцев… осторожно… с замиранием сердца.

– Фаби, я до сих пор помню всё о тебе, как ты сладок, мой хороший… мой… Нет, больше не мой!

– Твой! – жаркий шёпот мне в рот. – И я… ни на секунду не забывал тебя, Лер! Ты обещал мне самый незабываемый секс на Земле…

– И тебя, Малыш, устроит просто… секс? – грустно шепчу я в миллиметре от его губ. – Я не унижу тебя таким!

– Унизишь своей любовью?! – янтарные глаза начинают блестеть. – А если… я больше всего на свете хочу такого унижения?! Если тоска по тебе уже НЕВЫНОСИМА? ЛЕР… Если… я устал лгать самому себе?! Если… м-м-м…

– Ненаглядный мой! Как же я… виноват!

Мы рвано дышим, сдерживая клокочущие рыдания. Я обнимаю Фабио, балансируя на грани ненависти к самому себе. Через усилие я отстраняю от себя прекрасного бету, убираю слезинки с его щёк большими пальцами.

Комментарий к Глава 50 Небольшой кусочек в самом конце выпал... при копировании. Я его приклею к следующей главе

====== Глава 51 ======

…Отодвинуть от себя льнувшее тело очень тяжело. Невыносимо! Сердце будто сжали в кулаке, и я даже не могу сделать полноценный вдох.

Меня отрезвляет лишь голос Макеева, проносящегося мимо номера Фабио:

– Анри, это не выход из ситуации! Это просто задница! Я не хочу, чтобы он опять страдал… – дальше я уже не слышу, и желания проанализировать выхваченную на бегу фразу мужа попросту нет. Меня снова обнимают тёплые нежные руки, целуют в плечо и вжимаются в мою спину…

Свят, переваривая слова дока, быстро прошёл в зал-ресторан, где расслаблялись альфы Майлза и Ламерта. Сам Илья, с трудом оторвавшись от Пая и оставив парнишку отдыхать, пил с Бруком коллекционный коньяк Remy Martin и жевал лакричные палочки. Макеев грузно сел за их столик. Остальные ребята смотрели прямую трансляцию Чемпионата мира по хоккею, налегая на хороший выдержанный виски. Ламерт протянул другу снифтер, наполненный на четверть драгоценным напитком.

– Двадцатилетней выдержки. Проверено, Святой! Выпьем за моё сокровище! – начал было Илья, но осёкся: на скулах Макеева жестко играли желваки.

Свят взял бокал, покрутил в руке и некультурно закинул всё в себя.

– Что случилось? Лер? Что с ним? – проницательный Майлз подался вперёд. Ламерт снова наполнил три бокала:

– Когда коллекционный коньяк оскорбляют такой несдержанностью, это можно оправдать лишь глубокими душевными переживаниями. Думаю, мы знаем друг друга так давно, что вполне способны выслушать и понять. Дело, как я понимаю, действительно, в твоём неподражаемом супруге.

– Без шуток! – резко выдохнул Свят, но второй бокал лишь чинно пригубил и облизнулся.

– И? – Ламерт протянул порезанный на дольки и присыпанный кофе лимон.

– Он с Фаби.

– Свят? – Илья тронул Макеева за колено. – Наверное, ты не должен с этим мириться, хотя бы потому, что…

– Ты… не знаешь всего, Илья! – вскрикнул молодой мужчина, словно что-то лопнуло в его горле.

– А что тут еще надо знать, если любимый человек вот-вот дойдёт до измены? – брови седовласого альфы нахмурились. – Странно, что Лерк себе такое позволяет…

– Это я виноват! Мы! – вдруг рычит Свят, и Майлз с тоскою в глазах обнял друга за плечи.

Ламерт исподлобья рассматривал обоих.

– Святой, вы давно уже не чужие люди для меня, а твой муж, хоть и безбашенный сумасброд, но семья для него превыше всего. Лер Дарси не станет разрушать всё ради сомнительного…

– Он его любит, Илья! Он любит его всем сердцем и душой, глубоко, зрело и осознанно! Когда я инициировал собственную гибель, Лер долго страдал и оплакивал меня. А потом появился прекрасный, добрый, чистый мальчик, наполнивший жизнь новым светлым чувством. Лер полюбил… Лер добивался Фаби… снова стал альфой! Я разрушил их мир… смял… растоптал и выкинул… Я вернулся и забрал Лера, присвоил, практически взял насильно, воспользовавшись его неспособностью противостоять мне, как доминанту…

– Остановись! – Илья стукнул кулаком по столешнице. – Что за нытьё, солдат?! Ты говоришь о своём любимом, не забыл? Разве ты не имел права бороться за любовь?! Разве Лер, будучи на сносях, не мог отказаться выходить за тебя?! Он, зная его прямой и дерзкий характер, мог родить от тебя Макс, но выбрать Фаби и с ним же остаться. Однако Дарси с тобой, и абсолютно не выглядит жертвой!

– Да, это так, Илья, но… я-то знаю, какова была его жертва, его потеря! Нери тоже мог сыграть на чувствах Дарси, но поступил, как благородный набожный человек.

– А ты, выходит, как скотина бездушная? – Илья сощурился. – И сколько вы с Лерком мучились и ругались по этому поводу? Два влюблённых идиота! Ребенок не может помешать неизбежному влечению и счастью. Если Лер этого не понял и пожертвовал любовью всей своей жизни, чтобы не обидеть тебя и узаконить ваше дитя, то он поступил глупо. Вы не о том ругались, Свят!

– Я столько раз предлагал ему сделать иной выбор, Илья, но он упорно твердил, что я мелю чушь!

– Конечно, ты мелешь чушь! – рассердился Ламерт. – Вспомни вашу с ним свадьбу? Вы лгали, когда приносили друг другу клятвы? Нет, чёрт побери! А роды? А то, как он орал и бросался к тебе там, на горе?! Каких ещё доказательств любви тебе надо?!

– Я слышал, КАК ОНИ ГОВОРЯТ ДРУГ С ДРУГОМ В НОМЕРЕ, – голос Макеева омертвел. – КАК им больно и тоскливо. Как они вообще могут жить, испытывая такое сильное разделённое и не реализумое чувство? Если бы я не влез буром в их жизнь…

– Свят, перестань! – Майлз не выдерживает и вскакивает с места. – Мы… говорили как-то с его светлостью Нери… Фаби сказал мне, что химия твоих с Лером отношений необъяснима и непостижима, как сама природа. Вы были созданы, чтобы друг друга обрести, ни больше… и ни меньше. Так сказал тот, кто любит твоего мужа, как безумный.

Макеев потупил взор, ему ли было не знать о чувствах Фаби к Леру. Там, на Доране, когда Дарси лежал в беспамятстве после обвала, бета сидел рядом с ним на краешке кровати, тихо молясь и целуя его ободранные, чёрные от земли пальцы. Он разговаривал с Дарси, вспоминая всё от первого взгляда в лицо Лерка до его судорожного выдоха после чудесного спасения.

– Я увидел открытое, очень красивое мужское лицо человека своенравного, умного, увлечённого жизнью. Очень сильного и нежного одновременно. Необыкновенный взрослый альфа с мальчишеской душой. Твои светлые глаза смотрели прямо и глубоко, и три упрямые складочки меж бровей не разглаживались, даже когда ты улыбался. А потом ты меня коснулся, и я ощутил свою беспомощность перед твоими руками и глазами, ты забрал всего меня… не оставив ни мыслей, ни здравого смысла в пустой голове. Твой напор был уверенным и дерзким, словно ты уже знал, что моё сопротивление будет смешным и недолгим. Твой первый поцелуй, жадно сминающий мои губы… и я был покорён бесцеремонностью и шармом отпетого хулигана. А потом то неистово-отчаянное любование на пределе эротизма перед тем, как ты ушёл к Лу, и твоя нежность, и забота, и тревога, и острое признаваемое чувство вины! Я не должен был сдаваться, Лер Дарси! Я кляну свою неуверенность! Я был нужен тебе! Мы бы… УСТОЯЛИ!!!

Свят прикусил губу. Фаби был связан с Леркой много сильнее, чем казалось на первый взгляд. Юноша всегда кожей ощущал беду и звонил. И вот сейчас с Паем Фаби, действительно, помог, и Свят вовремя примчался на видовую площадку.

Внезапно альфы прекратили разговор: в бар-ресторан спустились Нери и Лерк. Первым шёл бета с очень прямой спиной, следом Дарси с уставшим бледным лицом, но странно блестящими глазами.

– Мы тоже хотим выпить, – просто произнёс итальянец.

Илья показал ему бутылку, Фабио кивнул.

– Не крепковато ли будет для вас, ваша светлость? – осторожно предположил Майлз.

– Нет! – отрезал бета и сел на крутящийся стул.

Дарси быстро взял у Ламерта два бокала для себя и Нери. Пятеро мужчин выпили, закусив волшебно пахнувшим лимоном с кофе. Свят смотрел на мужа почти в упор. Наконец, Лер улыбнулся, дотягиваясь до его большой руки.

– Ты чего, Свят? Мне уже хорошо. Коньячок просто чудо! Ещё бы пожрать чего-нибудь, кроме лимона!

Макеев, как подстёгнутый, бросился заказывать фирменное тушёное мясо с грибами и отварным сладким картофелем, которое держали на кухнях для позднего ужина, чтобы болельщики не упились.

Илья внимательно и незаметно оглядел точёный профиль и прекрасную фигуру беты, приподнял бровь. Есть на что запасть! Мальчик-то – просто картинка! Сыновья Лера все красавцы, но этот итальянец по-дорогому красив и статен. В нём столько сдержанности и достоинства, несмотря на горячую южную кровь! И Дарси изредка, но бросает на бету жгучие взгляды, от которых можно прикуривать.

Макеев принёс тяжёлое дымящееся блюдо с двойной порцией рагу, от мясного аромата у всех выбило слюну и появилось желание схватиться за вилки. Коньяк под ягнёнка распили с быстротой звука и достали ещё бутылочку. Вскоре пьяный Нери с румянцем на щеках и сияющими янтарными глазами уже восседал на коленях одного из болельщиков. И его уже обхаживали трое оперативников Ильи. Дарси просто уставился в грациозную спину беты, и Фаби вдруг быстро подошёл к нему. Илья покачал головой и нахмурился. Перебрали все.

Первым собрался на боковую шатающийся итальянец; очаровательно-раскованный, он послал компании воздушный поцелуй и под свист мужчин бара двинулся на выход. Лер без церемоний пошёл за бетой. Ламерт подался, чтоб удержать Химеру, но Свят остановил.

– А ты не сбрендил ли, парень?! – ахнул Илья. – Не терпится примерить рога? Их нельзя сейчас наедине оставлять, слышишь? Потом будет поздно пить боржоми!

– Я… не стану им мешать, друг… Пусть насытятся друг другом… хотя бы… сегодня! – устало прорычал Свят и потёр пылающее лицо. – Я… верю и Леру, и Фабио Нери… Они… не будут ничего усложнять…

– Идио-о-оот! – простонал Ламерт, а Майлз пожал плечами.

…Иду за своим мальчиком, как зверь по следу… Его аромат перемешан с запахом алкоголя… С каких пор беты так пахнут? Он не оглядывается, но ощущает моё присутствие за спиной. Его красивые руки чуть вздрагивают. Фабио склоняет голову к плечу, и тёмные вьющиеся пряди волос перетекают волной на эту сторону. Обнажается соблазнительно-беззащитная шея. Я быстро нагоняю, вжимаю в стену, приникаю губами к изгибу плеча и слышу тихий глубокий стон.

– Amore mio… il respiro è il mio… la mia follia…*

… А дальше… биение сердец, слитое в один ритм, одно дыхание на двоих сквозь жадное соитие губ и языков… И мы, грешные, взлетаем так высоко, куда нет доступа голосу разума… Только мы, не решившие даже, как потом примем эту правду, как мы будем с нею жить.

…Рваные выдохи, сладкие вскрики, нет запретов! Мои руки одевают его тело в ласку, как в тончайший батист… Он изгибается в чувственном танце… Уже подо мной… уже обнажённый. Я не видел тела более эстетически совершенного. Мой Давид, мой Адонис… Мой Ангел… И я готовлю его к нелёгкому для беты испытанию. Но упрямый Нери, похоже, не страшится уже ничего…

– Фаби, котёнок… Оттолкни!!! Тебе… будет больно!

– Нет! – требовательность будоражит и возбуждает. – Уйди от меня сам, если хватит… твоих сил! Прямо сейчас!

Глупый… прекрасный… мой мальчик, мой нежный князь, драгоценный мой возлюбленный, как оторваться от тебя?! Как выпустить из рук, как отказаться от твоих губ… Ты призывно стонешь, глядя через плечо… И я целую шею, плечи, спину, поясницу, снимая твой стыд и лоск, как обёртку…

– Фаби, тебе будет… больно… так… больно, малыш!

– Пусть! – и снова твой стон останавливает и запускает вновь моё сердце…

Ну и пусть! Я жадно и мощно соединяю наши тела, утратив прежнюю осторожность. Рычу и рыдаю…

Отдай мне всю боль и тоску до капли!

Бедная моя голова…

Как мы пьяны, Фаби…

Но ты – не сон! Не мой пьяный бред! Ты – только мой сейчас! Весь мой!

– Ле-е-ер… ещё! – я снова ласкаю и нежу, оставляя алые метки на золотой коже.

На сознание пеленой опускается туман, стирающий все грани, и мы тонем в нём с моим Фаби, подобно Фаусту Гёте, успев в унисон простонать на судорожном выдохе:

«Остановись, мгновенье, ты… прекрасно!»

Открыв глаза, я часто смаргиваю, потом тру веки. Мы проспали весь вечер и ночь, перепутав времена суток из-за непогоды. Моё тело сыто расслаблено. Рядом, прижавшись лбом к моему плечу, глубоко спит Фаби, едва прикрытый покрывалом. Искусанные губы полуоткрыты, веки вздрагивают, ресницы отбрасывают тени. Я целую его в висок, в счастливые губы, и встаю с постели.

Нет неуверенности, ненависти к самому себе, нет угрызений совести.

Я словно перешагнул какую-то границу и потерял часть принципов и веры.

Одеваюсь и выхожу из номера Нери.

У стены, уткнув лицо в колени, на полу сидит Свят.

При моём появлении он с трудом расплетает конечности и вырастает передо мной.

– Зачем? – мой сухой вопрос щёлкает плетью, и я уклоняюсь от его рук. – ЗАЧЕМ?!

– Прости…

– Ты полагаешь, что всё… теперь будет по-прежнему?!

– Да… Ведь, да?! – его начинает бить озноб.

Он сползает на колени, обнимая меня за бёдра. Я без сил смотрю на коротко стриженный затылок, на сильную шею склонённой головы.

– Мне… нужно время, Свят.

– Да… только… не отдаляйся… – хрипло молит альфа, прижимаясь лбом к моему животу. – Не уходи из нашего дома, из моей жизни, из моей головы. Я не смогу без тебя…

– Глупый альфа, как мне… теперь жить в согласии с собой?

За углом стоит Ламерт, желая казаться незамеченным. Он крайне напряжён и серьёзен. Я убираю руки мужа и отправляюсь в наш номер.

Мне нужно время.

Через час мне звонит Фабио и приглашает на обед во дворец да и повидаться с Дарием. Пай остаётся в гостинице. Едем я, Нери, Свят и Ламерт. Майлз с оперативниками следуют за нами на автобусе. В салоне нашего минивэна царит гробовая тишина, словно Богу душу отдали все жандармы и полицейские в мире.

Я зажат, как преступник, между Святом и Ламертом, Фаби – напротив.

Первым не выдерживает Илья:

– Я в ахере от вас, мужики. Так нельзя!

– А никто и не жалуется! – вдруг жёстко отрезает Нери, вздёргивая подбородок. – Что вы собираетесь обсудить и подвергнуть порицанию? Вам предложили выступить судьёй? – янтарные очи с вызовом сузились. – В таком случае, даже не пытайтесь лезть в душу хоть кому-то из нас троих!

Макеев чуть расставляет ноги и берёт меня безмолвного за руку, сжимая пальцы. Фабио усмехается, сглатывает что-то очень горькое и начинает рассматривать пейзаж за окном.

Илья подаётся вперёд:

– Вам комфортно в такой ситуации, ваша светлость?

– Нет! – резкий прохладный тон и никакого движения головы на грандиозной шее. – Я люблю Дарси. Он любит меня. Он выполнил обещание, данное на Доране. Боль гложет меня, но… я знал исход. Я не собирался напиться впрок, я… просто… был… был рядом с человеком, которым дышу!

Свят мелко дрожит:

– Лерк, ты… что-нибудь скажешь?

Смотрю сначала на Фаби, потом на мудрого старого правдолюба, затем на нервного мужа.

– А надо ли мне говорить? Каждый действовал, как хотел в тот момент, спустив тормоза. Не остановил… не ушёл… не оттолкнул… Я не горд собой, я оказался слаб. Выпитым коньяком я прикрываться не буду.

– Ну-ну, – тихо произносит Илья. – Надеюсь, вы справитесь со всем этим. И сможете понять и простить друг друга.

– Что касается меня, – Фаби вдруг элегантно и достойно улыбается всем нам. – Я не считаю себя обиженным и оскорблённым. А Лер и Свят – крепкая семья без предубеждений. Им не придётся ничего доказывать друг другу.

Я пытливо смотрю в синие глаза мужа, он тоже не опускает взгляд.

– ЗАЧЕМ?

– Ведь ты хотел этого.

– А если… я буду хотеть ЭТОГО… регулярно?

Макеев скрипит зубами:

– Нет, мой Лерк… так не сможет…

– Да ну?! – меня берёт в тиски гнев. – Уверен? А ты СВОЕМУ Лерку по зубам за измену не хочешь съездить?

– Нет…

– Боже! – я откидываюсь на мягкий подголовник, боль пульсирует в висках. – Не поднимайте больше эту тему, моё дорогое семейство!

Фаби хмурит изящные брови. Илья кусает губу. Макеев сопит пристыженно. Дорогое семейство! Моё. Наверное, они изо всех сил стараются не потерять себя. Ламерт наконец-то расслабляется и кивает мне.

– Дошло, старик? В какую семью вливаешься? Сможешь так гореть… выгорать… ЛЮБИТЬ? Фаби не потерял и не приобрёл. Он никого не предал, хотя, по сути, измена супругу всё же была. Но я словно солгал самому себе. Я твердил себе: не веди себя, как омежка-пуританин, но тут же вонзал ногти в ладонь. Свят, и ты… как ни в чём не бывало, пустишь меня в свою постель?! Да что с тобой происходит?! Мы с Фаби стали любовниками с твоего дозволения!

– А кто тут у нас? – мягко и нежно говорит Нери, вынося на руках из детской пухлого младенца, кстати, мою копию.

Я отвлекаюсь от невесёлых мыслей:

– Дарий, мой пирожочек! – я начинаю забавлять мальчика, он улыбается и гулит. – Фаби, а не круто ли он вес набирает?

– Ты свою принцессу кормишь сам, а Дари лопает питательные смеси. Кроме того, он родился намного крупнее Максин.

Я беру на перо название искусственного заменителя грудного молока. Свят нянчит малыша, Дарий почему-то смотрит на Макеева подозрительно и сердито, готовый начать реветь. Нери забирает ребёнка и целует в пухлую щечку. Дарька по-собственнически вцепляется в руку итальянца, проявляя истинную альфасамцовость. У нас с сыном, похоже, и вкусы одинаковые.

Свят и Илья выходят из огромной комнаты. В ней, очевидно, живут няньки Дария, но, сдаётся мне, и частенько спит сам Фабио. Я подхожу к молодому человеку сзади, обнимаю за сильный гибкий стан. Дари затихает на руках беты, глядя светлыми глазёнками на меня. На Фаби мой запах, он весь им пропитан. Зарываюсь губами в тёмные кудри его волос.

– Что мы натворили, малыш? – глухо шепчу, а голос исчезает.

– Я люблю тебя…

– Зн-а-ааю… И я тебя… люблю очень! Я изранил тебя, как ты выдержал дорогу?

Нери немного морщится, потом грустно улыбается, но шепчет так искренне.

– Дай мне побольше… такой… сладкой боли! Я вытерплю всю. Это… такое счастье!

Я целую его нежные губы, потом лобик ребёнка. Я счастлив, что Нери рядом с моим сыном, что Дарий купается в его заботе и любви. Дверь широко распахивается, и в комнату влетает алый от гнева Луиджи Сесилиа. Достаточно одного взгляда на нас с Фаби, чтобы прочитать всю историю. Властный омега в три шага подходит ко мне и отвешивает хлёсткую пощёчину, потом смотрит в упор на оторопевшего супруга.

– Лу, остановись! У меня на руках Дари, не видишь?

Нери уносит малыша в детскую, а потом возвращается на суд.

Луиджи, сжимая кулаки, наступает на меня:

– Что за воссоединение вы удумали, Дарси? А ничего, что поезд уже ушел?! – потом приходит очередь Фабио, но ударить бету не позволяю я.

– Довольно истерик, котёнок, уймись! – прошу я и прижимаю шипящего омежку к себе. – Прости нас! Мы всех подвели! Мы сами себя подвели…

– Ненавижу! – Лу размазывает по личику злые слёзы. – А мне?! Что делать мне? Я ведь с ума… вот только недавно сходил… по тебе… так не хватает… Уходи, Лер! Ненавижу!

Фаби спешно покидает комнату, чтобы не видеть слабости своего сиятельного мужа. Луиджи резко обнимает меня за шею. Шепчет мне на ухо, что я – дерзкий идиот и сволочь, что я – развратник и бессердечный монстр, что он сходит с ума от ревности.

Я… соглашаюсь со всем, и даже позволяю себя целовать. Но тёплые сладкие губы отчаявшегося омежки смущают не более, чем поцелуи милого друга или ребёнка. Лу отшатывается и бьёт меня в грудь кулаками, потом снова жадно вылизывает мне рот… и минутой позже затихает, утомлённый слезами и криками. Я сажусь в кресло, удерживая омегу на своих коленях. Мы долгое время молчим, пока, наконец, Лу не соскальзывает на ковёр.

– Я с трудом принимаю эту ситуацию, но… вы ведь… ставите на ЭТОМ точку? – с требовательным нажимом произносит юный князь.

– Да.

– Зачем вы сделали это?!

– Лу, котёнок, я твержу этот вопрос не единожды! – я потёр пылающий лоб. – Всем и… главное, себе!

Фаби, быстрым шагом вышедший из комнаты, буквально столкнулся с Ламертом и Макеевым. Илья опять прорабатывал друга по нравственной линии, но, с появлением беты, отпрянул.

– Свят не должен быть главным обвиняемым, Илия! – твёрдо сказал Нери и подпёр стенку рядом. – Когда Пая отбили у маньяка Бонне, Лер и Свят крепко поругались. Из-за меня. Моего звонка.

Макеев вскинул взгляд на прекрасного юношу, Фабио грустно улыбнулся:

– Ночью мне позвонил Свят, наш разговор был ожидаемо напряжённым. Мы говорили о Лерке, о том, что там, на Доране, он так и не сделал выбор сам. Это так тяготило Свята, и это мучило меня и Лера. И тогда мы решили, что Святослав позволит мужу сделать шаг влево, отпустит его ко мне. А потом мы примем ЕГО выбор.

– Машу вать! – выругался Ламерт. – Но ведь это опять ваше решение, мужики! Вы опять его подтолкнули! Не он сам, а вы! У Лера есть муж, семья, есть дети!

– А я? Я его люблю, и…

– Поздно дуть на сбежавшее молоко, так говаривал мой покойный папа, малыш! Надо было бить серебряным копытцем ещё на Доране! Надо было…

– Я жалею об этом сильнее, чем вы думаете! – выкрикнул бета. – Жалею, что позволил увести его у меня! Жалею, что послушался и уехал! Жалею, что не родился омегой, ведь тогда… – Фабио сверкнул глазами на Макеева. – Тогда… он был бы бессилен!

– Он не был бы бессилен, глупый малыш! – отрезает Ламерт. – Я не так долго знаю эту парочку, но мн-о-оогое про них понял. Свят и Лер – две части одного целого. Они дополняют и поддерживают друг друга. Макеев абсолютно и безоговорочно влюблён в Дарси.

– То, что я не кричу на каждом шагу о любви, не умаляет моего чувства, Илья. Тебе ли не знать об этом, ты какое-то время разве не делил… Пая с Роуком?

– Метко! – изумился Ламерт. – Но…

– Никаких «но»! – молодой князь скрестил руки на груди. – Ты поступил так же, как и я. Отошёл в сторону и ждал, пока Пай примет решение, пока… забудет. Разве нет? Ты воспитан уважать чужое мнение и волю. Свят импульсивен, дерзок и эгоистичен в своих чувствах.

Макеев засопел, а Илья склонил голову:

– Ты – мудрый мальчик, который слов на ветер не бросает! Признаю! Леру ты дорог намного больше, чем просто друг или сердечное увлечение. И теперь, ребята, ему будет тяжелее, чем было до ЭТОГО. Он вкусил тебя, Фаби, он сорвал запретный плод. Но и Свята он не забудет в одночасье.

Стоя за приоткрытой дверью, я едва сдерживал психующего Лушку, зажимая ему рот. Князь меня уже по локоть искусал. Сесилиа рвал и метал, желая праведной мести. Дослушав разговор, я оттащил омежку на кресло и погладил по нежной щеке.

– Ну, тихо, тихо, мой хороший! Ну, не злись! Наши мужья – те ещё аферисты. Ты мне лучше скажи, почему ты так мало с сыном времени проводишь? – я сурово сдвинул брови.

– Думаешь, я этого не хочу? – Луиджи поджал губки. – Я люблю нашего малыша, но научная работа в Центре отнимает много сил и… Прости, я – учёный! Скоро я возьму месяц. Клянусь, я буду с Дари.

– Это твой ребёнок, котик. И Фабио Нери со своей любовью и заботой никогда не заменит тебя. Дарию нужен и ты!

Сесилиа уткнулся носиком мне в ворот джемпера. Я осторожно отстранил:

– Нет, Лу! С тобой я точно не замучу. Прости!

– Конечно! – зло фыркнул юный самодержец. – Ты в Андорре уже оторвался до звона в пустых яйцах! Ничего, отловлю тебя в очередную свою течку, и посмотрим, как ты тогда запоёшь!

– Ох, пощади! – я поцеловал ревнивца в щёку. – Луиджи, одуванчик мой деспотичный, а ты не забыл, что я не был в тебя влюблён?

– Не забыл! Но тут все действуют, исходя из своих эгоистичных желаний, разве нет? – Лу толкнул меня в грудь. – Ладно, собственно, тебе, Дарси, я сейчас не завидую! – омежка злорадно прищурился. – Сам себя загнал в угол. Так с кем… ты, в конце концов, остаёшься?

Я с шумом выдохнул: времени почти не осталось. Вечером вертолёт доставит нас обратно в Буживаль. Но полечу ли я со всеми? Или вкус Фаби, запечатлённый на моих губах, не позволит этого?

В конечном итоге, по приезду из гостиницы отдохнувшего Пая, нагрузив нас подарками, княжеская чета вышла провожать моё семейство. Альфы и Престон уже садились в вертушку, как вдруг Свят обернулся:

– Ты… хочешь остаться с Фаби, Лер? – глухо спросил муж, и в воздухе повисла гнетущая тишина. – Или… вернуться в наш дом со мной?

Я с Дари на руках встретился взглядом с покрасневшим от смущения Нери. Лу прикусил губку. А Ламерт, качая головой, запихал обалдевшего от такого поворота Пайку в вертолёт.

– Делай свой выбор, Лер Дарси! – жёстко закончил Макеев.

Я слышу, как Паечка в салоне закатывает Ламерту знатную истерику, и наблюдаю нечеловеческое напряжение Свята. Чего ему стоило такое великодушие на мой счёт?

Значит, выбираю?

Я щурюсь и облизываю обветренные губы. Муж чуть сжимает руки в кулаки, а меня вдруг охватывает обида. Кто я, вообще, для них? Приз действующему победителю?! Фаби разворачивается к парадной двери, чтобы вернуться во дворец, и замирает… ибо я быстро иду к нему. Лу злорадно смотрит на белого, как мел, Свята, и забирает сына у супруга.

Насладившись этой жестокой местью, я ору стынущему на ветру Макееву:

– Отомри, альфа! Я задержусь дня на три, понянчусь с Дари и… – Фаби содрогается, закрывая прекрасное лицо руками, я вынужден обнять бедного юношу и крепко прижать к груди.

Он-то понял всё: я не выбрал его, но дал отсрочку расставанию. Макеев, пошатываясь, садится в вертолёт.

Оттуда выглядывает злой Илья:

– Я лично за тобой, зараза, через три дня прилечу! – это адресовано мне, и ярость взрослого мужика мне понятна.

Я машу рукой, мол, жду не дождусь!

У меня есть эти вымоленные у судьбы три дня. Я проведу их с моим драгоценным бетой, и… мы, наконец, отпустим… друг друга?

Я сейчас безбожно наказал всех: Свята, Фабио и, главное, себя.

Лу распоряжается насчёт ужина. Нери всхлипывает на моих коленях, слуги переглядываются и перешептываются, пытаясь понять, кто я такой? Луиджи порывисто хватает мужа за руку и уводит куда-то. А я баюкаю Дария. Внезапно мальчик с заинтересованным видом прижимается к моей груди. Я давно снял джемпер и, наверное, пахну молоком. И чё? Расстёгиваю рубашку и прикладываю сына. Он, как по команде, хватает сосок. Мои деточки! Ёжкин кот, а молоко-то хмельное! Я отбираю грудь, заменяя пустышкой, и через минуту, оглушённый басовитым рёвом Дари, требую принести смесь. На крик малыша первым влетает раскрасневшийся растрёпанный Фаби, за ним – Лу в одной короткой тунике. Чем, спрашивается, мои котятки занимались? На руках Нери маленький засранчик затихает и начинает почмокивать. Ему вскоре дают бутылочку, и мальчик начинает есть.

Луиджи рядом любуется на мужа и сына, и я осознаю, что это и есть их своеобразное счастье.

Комментарий к Глава 51 *Amore mio… il respiro è il mio… la mia follia… (итал.) – Любовь моя, дыхание моё, безумие моё…

====== Глава 52 ======

Первым в дом вхожу я, стряхивая пушистый снег с волос, и меня едва ли не сшибает ураган по имени «Свят».

– Лер…ка, наконец-то…

Сзади напирает Илья, разматывая длиннющий шарф.

– Еле отбил твоего у венценосных особ! – ворчит Ламерт. – Миррошечка, лапонька, свари кофейку! А татеньке своему пургену разведи, чтоб денёк-другой покоя не знал! Пай, зая, я его доставил!

Свят висит на мне, не сдерживая слёз. Мне делается неудобно оттого, что так довёл человека. Мирка и Престон с воплями выбегают из кухни, и наша «куча-мала» влипает в стену. Меня обнимают и зацеловывают.