Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

– Ну, нагулялся, бродяга? – Анри выносит на руках мою малышку.

Я стряхнул с себя всех одним движением и бросился к зятю, почти выхватывая невесомую по сравнению с пухленьким Дарькой Максин.

– Как она? Кушала хорошо? Какала? Капризничала?

– Делала всё и в избытке! – Роше снисходительно улыбнулся. – По тебе, кстати, скучала. Сильно.

Я прикусил губу и поцеловал сладкую девочку в щечку. Макс тут же по-собственнически меня обнюхала и нахмурила бровки. Вот козявка! Учуяла на мне запах другого маленького альфы? Девочка сгребла крохотной ручонкой джемпер на моей груди и нетерпеливо засопела.

– Кстати, Дарий усиленно спасал мою лактацию эти три дня! – объявил я.

– Ты сам кормил сына? – изумился француз.

– Ну, как бы, да. Предложил, а он не отказался!

– Ну, теперь объясняй своей любимой женщине, кто ел из её чашки! – сзади меня обнимал пришедший в себя Свят.

Сексуальная скотина! Гладко выбрился, и пахло от него чистотой и едва уловимым мускусом. Хотя за три дня метаний-ожиданий мой дорогой малёхо осунулся.

– Пошли наверх, а? – взмолился Макеев.

– И чё? Ждать тебе около часа, не меньше. Макс переодеть, подмыть, покормить, укачать…

На меня смотрят голодными щенячьими глазками.

Мы топаем в нашу комнату, там дочь аккуратно изымается из моих рук, а меня… А меня… Через минуту я уже хрипло выстанываю в позе «задержанного» – руки на стене, ноги на ширине плеч, – и снизу меня вылизывает горячий язык, напористо и жадно собирая мой запах и вкус, и всё это под протестующий писк Максин, доносящийся из кроватки.

Колени подгибаются…

Бёдра искусаны…

Но эти обалденные грубоватые ласки вынимают наружу Лерка Дарси, Химеру, возвращая меня в объятия моего альфы.

– Скотинище-е-е, дай… м-м-мах!.. к ребёнку… подойти… Ночь впереди, оторвёшься! – меня впечатывают в стену, бесцеремонно наполняют и «наказывают» в течение… двух минут. Дольше измученный Свят не выдерживает. Мою спину и задницу орошают горячие капли. Потом он умело ласкает и разряжает меня, покусывая изгиб плеча и шею.

– Никому… никогда… больше не отдам… даже просто подержать!

– Подержать за что? Заигрались вы с Фаби! А мне отдуваться! – я потёр поясницу и подошёл к разоравшейся дочери.

– Прости, куколка моя, тут у нас секс-террорист в ударе! Мне бы душ принять, да ладно!

Макеев обтёр меня горячим влажным полотенцем. Так, без трусов, я сел на кровать кормить дочку, пока сытый зверь у моих ног покрывал лёгкими поцелуями мои колени. В дверь постучали, я набросил на бёдра покрывало.

Осторожно заглянул Илья:

– Вы к обеду спуститесь?

Я мрачно глянул на супруга, у которого бесенята в глазах явно готовились к суточному секс-марафону, и буркнул:

– Хотелось бы, если… отпустят, а чего ты? Предложение Паю ты уже вроде сделал официально…

– Макеев, не дури! Сексуальное рабство уголовно наказуемо, если что. Укладывайте кукляшку и обедать, – приказывает Илья. Мой новый зятёк просто супер!

Поикав и насосавшись молока, Макс просто вырубилась у меня на руках. Свят достал мне из шкафа чистую белую рубашку и трусы. Пока я одевался, муж наблюдал за мной, не отрывая горящего взгляда.

– Фаби… всё ещё бета? – глухо спросил Макеев.

– Несомненно. Никакого реверса, – напряжённо жду следующего вопроса.

– А Лу?

– Извёлся от ревности. На подавителях. У него течка вот-вот.

Свят замолкает, потом встаёт с постели и медленно подходит ко мне.

– Я люблю тебя сильнее, чем думал раньше, старик! И Фаби любит тебя… И глупо спрашивать, с кем ты более счастлив и свободен. Но… всё же: могу ли я надеяться, что в моих руках достаточно силы дать тебе счастье, Лерк?

– Макеев, ты – неисправимый дурак, позволивший мужу легально сходить налево. Такой формы мазохизма я ещё не наблюдал! У Фабио, как и у меня, была и есть ответственность, на которую мы оба пошли в здравом уме и трезвой памяти. То, что мы себе позволили, – поступок нечестный и скверный, но… неизбежный для нас. Это когда-нибудь всё равно бы произошло. Страсть накрыла бы нас однажды, и какие беды бы это принесло, я даже не хочу представлять. Но теперь, давай похороним все скелеты подальше в шкафу, за свадебными костюмами и любимыми пижамами. Хорошо? – я резко обнял мужа и прильнул к большому сладострастному рту. – Я прощаю тебя, и ты… меня прости.

Внезапно взгляд Свята стал серьёзным. Он дотянулся ладонью до моей щеки.

– Нет твоей вины в том, как с тобой поступила природа. Что ты сдерживаешь двойной напор. Но… Анри забил тревогу, когда омежья сущность начала брать над тобой верх, ослаблять дух, менять гормональный фон. Лерк, помочь мог только Фабио, понимаешь? Ведь с ним ты делаешься беспрецедентным альфой: сильным, надёжным и настоящим.

– Вот, дураки! А с тобой я какой? Искусственный?! Чего не сказал сразу, что я обабливаюсь?! – я сжал плечи этого несносного любящего человека, который про себя забывал чаще, чем я разрешаю.

Рука об руку, мы спустились в гостиную, где уже ломился от изысканных блюд обеденный стол. Ждали только нас. Престон сидел рядом с Ламертом и вскочил с места, едва нас завидев.

– Па-а-ап? Свят? – зардевшись, юноша тут же переглянулся с Ильёй. – Можно?

– Говори! – улыбнулся взрослый альфа.

– Мы подали заявление в мэрию, пап! И день свадьбы назначили на 20 мая! Шейн в начале апреля родит, а я хочу, чтобы они с сынишкой тоже были на церемонии! – выпалил Престон и сел.

– Поздрав…ляю… – мне вдруг резко стало грустно: очередной птенчик вылетал из гнезда. – Это все хорошие новости?

– Я возвращаюсь на работу в отель, пап. Это важно для меня.

Я сделал вид, что шокирован «до усрачки», но, на самом деле, я знал, что мой Пай поступит именно так.

– С разрешения Анри, мы… поживём с Ильёй в квартире на Шанзелизе, – добавил мальчик тише.

Удивил! Я сел на свое законное место и тут же ухватил сочную отбивную.

– Совет да любовь! Про отца не забывай, пиши, звони…

– Па-аап?! – Пай подошёл и обнял, всхлипывая. – Я очень-очень счастлив!

– Тогда зачем тебе, солнышко, моё разрешение? – поцеловал большого ребёнка в локоть. – Будь счастлив! Мне больше ничего и не надо, главное знать, что мои дети нашли себя и свою любовь.

Ламерт сверху облапил нас обоих! До чего ж длинные и загребущие ручищи у мужика!

– Ну, а теперь, для соблюдения всех формальностей… – начал Илья, вынимая синюю бархатную коробочку и взяв Пайку за руку. – Престон Лимм, ты станешь моим мужем?

– Да! – выдохнуло счастливое смущённое дитё и позволило надеть себе на палец обручальное кольцо под наши свист и аплодисменты. Хороший отец спросил бы сына, не смущает ли его такая разница в возрасте? Но я-то Дарси, такие пустяки меня не волнуют вовсе. И я знал, что Пай никем не будет так бесконечно любим, как этим огромным, мудрым, сильным человеком, за спиной которого уже была целая прожитая жизнь, а впереди всё ещё только начиналось.

Пай влетел в свою комнату, судорожно озираясь: всё ли в порядке? Начал собирать разбросанные футболки, носочки и журналы, как вдруг услышал тихий смех у дверей:

– Какой ты ещё маленький, заечка! Какой славный! – Ламерт подпирал дверной косяк, любуясь на своего мальчика. – Брось, пусть лежат, где хочешь, где тебе удобно!

– Но…

– Пацаны твоего возраста на порядок в комнате редко заморачиваются, и ты не начинай!

Пай захлопал ресничками. Ламерт вошёл и плотно закрыл дверь.

– Я могу остаться тут на всю ночь? – низким, хрипловатым от избытка чувств, голосом произнёс Илья.

– Да… – Престон смял в руках футболку. – Конечно! Да!

– Тогда, если можно, малыш, я в душ первый, ладно?

Пай осел на ковер. Силы разом покинули его. Он ждал так долго, что их соединение с Ламертом стало казаться чем-то нереальным. Юноша слушал шум воды и улыбался, потом резко подскочил и расстелил свою кровать. «Надеюсь, по длине она будет достаточной!» – Пай прикусил губку, выключил общий свет и зажёг бра на стене. Ламерт вышел в полотенце на бёдрах, второе, которым вытирал голову, висело на шее. От вида большого жилистого тела с рисунком стальных мускулов у Престона пересохло во рту. Илья, несмотря на возраст, был в отличной форме. А главное, его набирающий силу запах возбуждал до дрожи!

– Заечка, не зависай! – рыкнул альфа. – Я… честно говоря… уже на пределе терпения.

Пай прошмыгнул в ванную с бешено бьющимся сердечком. Там юноша сбросил всё и подставил пылающее тело под прохладные водные струи. Престон рассеянно оглаживал себя руками. Надо подготовиться… Надо… Он скользнул ладонями по бёдрам, переместил их на упругий зад. Сейчас… Илья… и он… Сейчас?! Пай сел на корточки и обнял себя руками за плечи.

– Заечка?! Плохо?!

Его подхватили, прижали к груди, покрытой мягкими тёмными волосами с проседью.

– Иль…я?! – Престон завороженно погладил загорелую кожу, на которой с левой стороны была сделана татуировка цифры «7», один в один, как его шрам, оставленный Тьерри Бонне. – Зачем… ты…?!

– Мы оба… ничего не забудем, моё солнышко! – шепнули большие тёмные губы и сомкнули рот Пая глубоким чувственным поцелуем. Потом альфа сам вытер золотистое гибкое тело мальчика и, легко подхватив на руки, унёс Пая на постель, бережно усадив на её край.

Престон, затаив дыхание, ждал неизвестно чего, как омежка-школьник, которого в подсобке искусно совращал учитель. Илья взял ногу Пая, нежно массируя и поглаживая, и покрыл поцелуями от ступни до самого паха, где тут же отозвалась молодая горячая плоть. Юноша застонал, упираясь ступнёй в грудь мужчины, его и без того большие глаза стали бездонными и полными счастья.

– Это же не сон?

– Нет, любимый! Маленький мой… Заечка, – нежно шепча, альфа опрокинул Престона на спину. – Помнишь, что я тебе обещал, а? – губы Ильи коснулись вздрагивающего живота Пая, прихватывая тонкую кожу, язык скользнул в ямку пупка. Юноша рвано задышал.

– Вылижи… меня всего, убери его запах! И сделай меня, наконец, СВОИМ! – это прозвучало, как заклинание, как приказ и как мольба одновременно. И Ламерт начал его выполнять…

Престон был любим и обласкан, он знал вкус долгой прелюдии, но… это было на пике чувственности. Каждая клеточка его молодого тела взрывалась от сладкой истомы. И вскоре он понял, почему: Пай Престон Лимм встретил свою истинную пару. Когда язык и губы мужчины закончили с сосками юноши, к ним уже было не прикоснуться. Илья осторожно подул на возбуждённые влажные горошинки, и Пай с криком выгнулся грудиной вперёд, едва ли не кончая. Ламерт навис над изнемогающим юношей, поймал дрожащие полуоткрытые губы своим властным ртом, чуть покусывая сначала верхнюю, потом нижнюю. Престон почти заскулил, обхватил длинными стройными ногами торс своего мужчины, а руками обвил сильную шею.

– Илья, Господи! Это слишком… давай сейчас или я умру!

– Так быстро? А как же: «…и жили они долго и счастливо?..» Давай-ка мне сюда свою красивую спинку!

Рваные стоны Пая набирали силу, пока он, изгибаясь и дрожа, получал новую порцию сладких пыток, весь покрываясь мурашками. На простынь плеснули белесые капли. Илья, наигранно хмурясь, перевернул юношу.

– Нехороший мальчик! А я ведь ещё не приступил к десерту! Хотя-я-я… ты весь, от ушек до пяток, – настоящее лакомство!

Альфа зарычал и склонился над бёдрами Пая, широко разводя божественно стройные ноги молодого человека.

– Иль-я-я-я! – взвыл Престон, погружая пальцы в жёсткие короткие волосы мужчины.

– Ты – мой, заечка! – Ламерт растёр слюну в горячей мягкой промежности; плотный комочек мышц был полностью расслаблен и пульсировал желанием. Пай часто облизывал губы и накусывал их в распутном нетерпении, глядя во все глаза на длинный крупный тёмный член альфы, который тёрся о его чресла.

– Хочу! – выдохнул мальчишка и чуть приподнял бёдра. – Илья, мой!

– Твой до последней капли крови! Давай-ка соединимся посильнее!

Внизу живота Пая словно взорвался шар с кипятком, горячая волна растеклась в паху, и Ламерта накрыл сильнейший аромат вишни и сладость ликера. У мальчика началась течка. Хищно улыбаясь, Илья поцеловал своего ненаглядного в искусанный сосочек:

– Ох, держись, мой сладкий! Давно я так не желал!

Альфа вошёл аккуратным мощным толчком в податливый алый вход, уже наполненный смазкой до краёв. Пай вскрикнул и замер, так остро было ощущение наполненности. Но болезненный спазм тут же исчез, уступая место предчувствию океана удовольствия. Ламерт двинулся бедрами вперёд, усиливая новый вскрик любовника горячим поцелуем-укусом многострадального сосочка.

– М-м-мм… мммах-х-х!!!

– Кончил снова? Ах, ты… мальчишка-торопыжка! Теперь моя очередь!

Пай беспомощно забился под тяжестью огромного тела, обнимая так сильно, как только смог, едва вынося бережные мощные толчки, безошибочно бьющие в цель. Перед закатывающимися в экстазе глазами Престона покрывалась капельками пота цифра «семь», словно оплывала слезами. Юноша подался вперёд, жадно целуя Ламерта в эту метку, оставляя алый засос около темного напряжённого соска:

– Люблю!

– Что, маленький? Скажи громче! – выдыхал распалённый мужчина.

– ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!! ТОЛЬКО ТЫ ВАЖЕН!!!

– Спа…сибо… Значит, я не ошибся, увидев тебя в первый раз. На бочок, заечка! – Илья приподнял мальчика и ловко перекатил его полубоком, опалив дыханием ушко:

– Иль…я?!

– Да-да! С узлом и навеки-вечные! – у основания шеи Престон ощутил болезненно-сладкий глубокий укус, и из его глаз брызнули счастливые слёзы. А в следующую минуту их обоих накрыл мощный, изматывающе-долгий оргазм… Но качественной сцепки не получилось. Альфа слишком сильно хотел, чтобы вспомнить о специфике начала любой течки омег. Обилие кровянистой смазки просто не позволило узлу укрепиться. Пай находился то в горячке, то в ознобе, в общем, в полуобморочном состоянии, когда Ламерт обмывал его в тёплой воде, одевал и заворачивал в одеяло.

***

Илья спустился на первый этаж. Я читал письмо с предложением от филиала Модельного агенства Dolce & Gabbana в Париже. Ха-ха! Мне осталось только в нижнем белье по подиуму пройтись для полного счастья! Не, вы в это поверите?! Лер Дарси рекламирует трусы и рваные джинсы, как какой-то тинейджер.

Ламерт сел рядом на диванчик.

– Умаялся, старик? – посочувствовал я. – С молодыми и неугомонными так всегда.

– Кто бы говорил, сынок! – делая там, где надо, ударение, буркнул Ламерт. – Но сейчас по-другому: я его хочу, а малышу хреново.

– Подожди денёк. Спазмы и боль уйдут и появится жажда.

– Ты… сильный мужик, Лерк. Пройти через такое осознание и не свихнуться. Простить того, кто сделал тебя омегой, родить ему дочь и стать ему мужем.

– И в чём тут, стесняюсь спросить, сила? – я помахал бумагой. – Слушай, что пишут: «…ваш образ очень гармоничен, как для альфы, так и для беты, кроме того, вы познали радость отцовства, и, значит, сможете передать глубокие и искренние эмоции…», короче универсальный я манекен, Илья.

– Неплохая работа, учитывая, что после декрета чем-то придётся заниматься.

– Считаешь, надо подумать? – тру лоб и хмурюсь. Ламерт гладит меня по руке:

– Спасибо за твой генетический материал, Лерк. Спасибо за Солнышко!

– Кушайте да не обляпайтесь, а главное, береги его теперь по-настоящему, а не как раньше. К нему опять?

Илья уже вставал:

– Да, кофейку хлебну и к нему. Зайду, пожалуй, к Роше за сывороткой и прокладками.

– Ну-ну! – я рассеянно складываю листок фирменного бланка.

Надо ли говорить, что третьего апреля мы почти в полном составе снова рожали? Надо? Тогда всё по порядку!

Утром вышеупомянутой даты я вёл себя, как шальной. Чувствуя мою нервозность, Макс тоже проныла до обеда, грудь жевала, а не сосала, в общем… в час дня Лерой Дарси скомандовал, что нужно к Пэтчу в парижскую клинику. Анри попробовал что-то мявкнуть по поводу субботы и круглосуточного медицинского бдения, но я был непреклонен. Минивэн Роше загрузился «под завязку»: я с Максин наперевес и, естес-с-ственно, Святослав Сергеевич, Анри, Мирро, приготовивший братику питательный ужин, Задира (как же Пэтч без него родит-то?!), гостивший на выходных Пай, само собой, это даже не обсуждалось (у них же одно левое полушарие мозга на двоих Слава Богу, Ланс дежурил, а у Ламерта зависла целая куча дел, благодаря недельной течке Престона и потом ещё одной неделе, самовольно объявленной «медовой».

В клинику наш табор завалился около четырёх часов дня; ехали медленно из-за ребёнка и сильного ливня.

Озабоченный нашим появлением Денье тут же бросился к Анри:

– Наш специальный пациент, месье Роше! Как вы узнали? Ещё час назад всё было спокойно, а сейчас у него…

– Пожалуй, пора отменить нафиг все УЗИ и просто нанять на полную ставку одного пророка! – док покосился на меня. Я показал язык и пошёл к Пэтчу: мой мальчик страдал в своей палате в объятиях огромного переживающего Роука. При виде меня сын вскрикнул от избытка чувств и расплакался.

– Па-а-ап?! А Пай тут?!

– Все тут! Папа постарался! – я потрепал зятя по плечу и отправил попить кофе. Сам коротко насоветовал Шейну, как дышать, чтобы тянущая опоясывающая боль была не такой сильной, и Пэтч застонал и оперся на спинку кровати, скрипя зубами. В палату вошли Роше и Денье, и увели моего ребёнка в смотровую. Я, пользуясь тишиной и уединением, сел кормить Максин. В закрытую дверь постучали, вошёл симпатичный кудрявый тёмненький омежка с аккуратным продолговатым животиком.

– Добрый день, я Жюльен Ористен, менеджер по подбору персонала «France Dolce & Gabbana Groups». Какая удача, что я встретил вас лично, месье Дарси! Вы поразительный! И у вас чудесная дочь!

– Комплиментов ты, малыш, наговорил уже выше крыши! – фамильярно, но мягко произнёс я. – Однако я ещё всё обдумываю.

– Несомненно, это ваше право, но и я не могу вас упустить! – Жюльен обворожительно улыбнулся и вышел.

Я хмыкнул и поправил джемпер. Макс, наевшись, приснула. В палату заглянул Свят:

– Давай сюда мою кровиночку, а сам дуй к своей. У Пэтча истерика, что-то не очень гладко.

Мне хватает нескольких секунд, чтоб долететь до смотровых: Шейн задыхается в объятиях Роука, его глаза полны слёз. Роше качает головой, бледный Мирко гладит по спине Пая.

– По поводу чего трагедия? Анри?

– Родовая деятельность развивается медленно, ребёнок слаб, а у Пэтча совсем не открывается… канал.

– И?

– Планирую кесарево.

– И?

– Шейн не хочет!

– Шейн не хочет? – я поворачиваюсь к сыну. – Останешься беременным? – Пэтч всхлипывает.

– Он и так сла-а-абенький! А тут наркоз… ножи… пап, давай подождём, а? Я чувствую, всё откроется!!!

– Анри, сколько можем ждать? – я серьёзен, как фашист в танке, и Роше это понимает.

– Лерк, даже не знаю… КТГ детское не очень, у пацана давление поднимается. Час, не больше! Но должна пойти дельная схватка и открыться…

– Ясно! Слышишь, зайчик мой? У нас целый час! – я отбираю у Роука зарёванного сына и машу всем рукой, чтоб убирались. Мы сидим в кресле в обнимку, тяжёленький Шейн на моих бёдрах, как маленький, тихо постанывает.

– Больно.

– Это не та боль, мой хороший! Погоди, он ещё и женится потом! – глажу поясницу. – Как чувствуешь малыша?

– Почти не чувствую… Это плохо, да?! Анри был прав?!

– Может, подумаешь о чём-нибудь другом? Отвлекись, малыш! – мягко посоветовал я, Пэтч никогда ещё не казался мне таким подавленным и беспомощным. Молодой человек прижался губами к моим ключицам.

– Пай… так счастлив! Так необычно, что у него теперь есть свой единственный мужчина. Мы раньше были втроём. Роуку сейчас нелегко.

– Хочешь сказать, зайчик, что не против опять делить с братцем своего Дэва? – я прищурился.

– Нет! – с жаром выдохнул Пэтч, обнимая меня за шею. – Роук, отныне совершенно точно, мой! И только мой!

Я чмокнул сына во влажный висок, он поморщился и погладил каменный живот.

– Пап, я боюсь ошибиться, не хочу навредить малышу. Он же омежка, слабенький и нежный.

– Ага! А вспомни-ка наш Одуванчик с шипами? Луиджи?

– О, да! – Пэтч скалит зубки, над верхней губой собирается от напряжения бисер пота. И вдруг громко охая, сын хватается за мои плечи. Ноги обдаёт тёплым потоком: у Шейна всё благополучно открылось, и воды отошли.

В родзал, согласно коллегиальному решению об этическом минимуме, идут двое самых главных для Пэтча мужчин: Роук и я. Анри нервно-насторожен, но уверен. Шейн, большая умница, рожает тихо и мужественно, лишь сильнее сжимает огромную ладонь своего альфы и не сводит с меня глаз. Роше, полон эмоций, целует его в висок, гладит по плечу, хвалит… А я, отец родной, стою в полном ступоре и становлюсь дедушкой.

Тоненький деликатный крик ребёнка, и счастливому папаше Роуку кладут на руки долгожданную кроху. Гигант начинает рыдать, потом склоняется над измученным супругом, глубоко целует и отдаёт малыша. Омежка смешной, в морщинках, и краснолицый, как маленькая обезьянка, но Пэтч смотрит на сынишку с восторгом, ведь в детях воплощены все чаяния и заветные мечты.

Наше продолжение и сила…

Надежды и разочарования, уготованные свыше… И никуда ты от них уже не денешься, однажды став родителем, ты начинаешь переписывать себя, уменьшая самолюбие и эгоизм, приноравливаясь к новой, сложнейшей роли.

– Пап? – шепчет Пэтч. – Ты рад?

– Зайчик ты мой хороший! Конечно же! – бросаюсь к сыну почти в полусознании. – Ты у меня такой сильный!

– Пап, он самый красивый!

Смотрю на попискивающий сверток у груди Пэтча, на сморщенную мордашку первого внука, и делаюсь до одури счастлив и спокоен. Покидаю родзал первым на ватных ногах, и тут же попадаю в захват заполошного, изождавшегося семейства, начиная отвечать на лавину нескончаемых вопросов:

– Нормально, делал, Дэв не упал в обморок… задышал сразу, маленький… 2700… 49 см… милый, конечно, на тебя похож, когда дуешься!.. Милый… Паечка, да не напирай ты! Мирро, не реви! Святослав Сергеевич, вот ты и допрыгался! Теперь ты ДЕД в тридцать два года! Рыжик, звякни Лансу… Уже? А чего глаза блестят? Иди сюда, люблю тебя! Да идите уже сюда все! – перецеловываю весь свой выводок со Святом впридачу.

Они все по очереди повзрослеют и оставят моё гнездо. У них будут свои дети, так же остро нуждающиеся в нежности и любви, но пока… я обнимал каждого, даря в равной степени всего себя и любя одинаково сильно…

Маленького прелестного омежку назвали Кристиан. Кушал Крис, как истинная принцесска, был миниатюрным и в меру спокойным. Пэтч, казалось, светился изнутри; теперь едва уловимые ранее грани альфовости были безжалостно стёрты. Шейн обрёл свой истинный облик и возвращаться не собирался. Пай стал любимым дядюшкой, а если он подавался в придачу с Ильёй, младенец пищал от восторга. Ламерт в минуты, когда Кристиан фестивалил на руках Престона, таял от нежности. За этот месяц он не насытился ни толикой Пая Лимма. Их занятия любовью были то медлительно-томные, то бурные, как горная река. Престон безумно хотел подарить своему Ламерту ребёнка. Маленький Крист всем своим существованием говорил, что мечта вполне осуществима.

Владмир радовался не менее других, но мы с Анри понимали, насколько тяжело молодому человеку.

Я нашёл старшенького в коконе моего любимого пледика в кресле в оранжерее. Мирка слушал классику и грыз яблоко. Я осторожно погладил сына по голове. Мирро вздрогнул, но, увидев меня, улыбнулся:

– Татенька? Ты от меня что-то хотел?

– Хотел. Чтобы ты был счастлив, котик! – большие тёмные Миркины глаза блеснули влагой.

– Я… счастлив.

– Ага. Вижу. Так и прёт! Я с Анри говорил. У тебя опять беременность в январе прервалась.

– Да, тата. Ничего не выходит. Бог не даёт нам… мне… дитя. Анри нужен другой!

– Глупый ребёнок! – вспылил я. – Да твой француз только тобой и дышит!

– Да! Но я ущербный! Я не могу родить ему!

– Да тридцать процентов омежьего населения не может родить! И никто не вешается! – я нахмурился. – Ты желанен и любим, котик. И Роше любишь до безумия. Вы очень красивая пара. А дети… Ну у вас вот так!

– Татенька, даже ты… такой альфа! Такой… И то выносил и почти самостоятельно родил! И Пэтч смог! И у Пая обязательно получится!

– А Задира? Не забыл? У Рыжика даже зачать не выходит! Но он не падает духом! И пожениться они с Лансом не могут из-за того, что оба альфы. Весело?! Живут и поддерживают друг друга, зная, что своих детей не будет. И ты, котик, не раскисай!

– Хорошо! Извини меня, пап…

– Я понимаю, что тебя воспитывали в лучших традициях, и говорили, что в любой добропорядочной семье должны быть детки, но… тебе не объяснили, как жить, когда такой радости не дано. Что ж! Заботься об Анри, люби его ещё жарче! Дай ему возможность баловать себя, спрячь милые острые рожки и коготки!

Мирро подаётся в мои объятия и затихает в них. Его грусть неутолима. Даже если он и поообещает мне сейчас не хандрить, оставшись наедине с собой, он продолжит изощрённо себя казнить.

Мы в обнимку идём пить кофе, теперь мне его можно: после родов Пэтча у меня напрочь пропало молоко, и Максин перевели на питательную смесь. Пятимесячная кроха с золотистым пушком волос на голове и небесно-голубыми глазками стала просто куколкой, она заметно подросла и окрепла, хотя по сравнению с восьмикилограммовым Дарием оставалась пушинкой.

На свадьбу Пай и Ламерт пригласили Лу, Фабио и Майлза. Я с нетерпением ждал дорогую троицу, часть своей большой семьи, в надежде, что князья привезут мне младшего сынишку.

Роук на кухне самозабвенно готовил для ненаглядного Шейна сладкий чай с молоком. Мы с Миркой переглянулись и спрятали улыбочки. Счастливый отец подмигнул и, подхватив подносик, быстро ушёл наверх.

Владмир сам сварил классический чёрный эспрессо из арабики собственной обжарки и помола. Я жадно занюхивался ароматами, как кот на маслобойне, и любовался грациозностью и утончённой красотой своего персонального шеф-повара. Мирро похудел и повзрослел с времени нашего прилёта. Его отросшие волосы на кухне неизменно собирались в аккуратный хвостик, а чёлка тщательно подкалывалась «невидимками». Как же я хотел достаточного счастья всем своим детям! Двойной эспрессо исчез в три глотка.

– Татенька, вы – варвар! – шепчет сын, манерно отпивая кофе из маленькой чашечки.

Я пожимаю плечами: да, я такой! Анри появляется, как чёрт из табакерки. Обнимая Мирку и целуя его в шейку, док тоже просит кофе. Мысленно считаю до десяти и… вуаля! Нарисовался мой супруг! Почему я, папу его, всегда чувствую приход Свята?!

– Сынуль, а пожрать в этом доме дают? – русский уже жует венскую копчёную колбаску, взятую из холодильника. Еду тут же строго и быстро отбирает Мирро:

– Аппетит перед обедом не перебивай. Сейчас грею и накрываю!

– А сегодня, между прочим, День Космонавтики! – объявляет Макеев.

– Если мы будем отмечать все твои русские праздники, то сопьёмся! – ворчит Роше.

– Вообще-то, он Всемирный! Я ж не виноват, что у вас так убого на праздники!

Альфы скалятся, Химеры перебрасываются заговорщическими взглядами. Я помогаю Мирро сервировать стол, когда сверху слетает обеспокоенный Дэвид.

– Анри… там Крис… что-то не то! Посмотри!

«ЧТО-ТО НЕ ТО» происходит регулярно, и по масштабам не ужаснее икоты, обильного срыгивания или потнички, но страхи молодых папаш понятны и объяснимы. Поэтому Роше покорно идет за Роуком.

Комментарий к Глава 52 https://pp.userapi.com/c846017/v846017240/b42f3/jXDgKrMjk5w.jpg

====== Глава 53 ======

Пай, бросив измазанные соусом тарелки в кухонную мойку, воровато облизнул пальчик. Сзади обняли, обдали тёплым дыханием с тонким ароматом табака.

Престон муркнул и запрокинул голову на плечо мужчины, открывая шею для поцелуев:

– Мне показалось или меня приняли за твоего «папика», заечка? Ты… о нас ничего не рассказывал?

– Извини, они не настолько друзья. Было мило, что ты приготовил цыплёнка под соусом карри, он, кстати, обалденный, и плевать… за кого тебя приняли, главное, м-м-м-м…

– Много болтаешь, сладенький! Эти трещотки мне чуть вечер не испортили! – Илья напористо и глубоко поцеловал юношу и скользнул большими ладонями под мягкую серую футболочку.

Пай вздрагивает и запрыгивает на призывно рычащего, возбуждённого альфу. Боже, Илья ненасытен! Темперамент этого холодного и спокойного с виду огромного человека подобен вулкану. С Престона уже сорвано всё до нитки; прямо на кухонной столешнице его раскладывают, как долгожданный десерт. Карие глаза блестят слишком конкретно.

– Сокровище моё маленькое, солнечное, сладкое…

Пая быстро разворачивают моськой в столешницу, между стройных бёдер тут же вбивается каменное колено…

– Иль…я-я-я… м-м-ммм…

То местечко ещё мягкое и податливое, ведь с прошлого секса и пяти часов не прошло. Мальчишка выворачивается и обнимает альфу, с благоговением расстёгивает рубашку своего мужчины, и первый поцелуй метит тату.

– Любимый, Иль…я! – шепчет юноша, поглаживая широкую грудь. – Как же я смог тебя… встретить?

– Малышик! Давай… потом поласкаемся? Не могу больше!

Пай с усмешкой поворачивается задницей, золотистая кожа спины в предвкушении вторжения покрывается мурашками. Ламерт с рычанием совершает толчок, Престон с тонким криком выгибается… От стонов мальчика у Ламерта крышу сносит напрочь. Он со страстью довольно сильно покусывает Пая за изгиб плеча, но для юноши это сладкая боль. Илья собирает губами капельки пота на коже Престона, крепко сжимая стройные бёдра молодого возлюбленного, и, наконец, на пике возбуждения резко выходит.

– О-о-о! – недовольно стонет Пай.

– Я ж узел еле удержал, лапа!

– Хочу от тебя ребёнка, любимый! – шепчет Престон, пока губы и руки альфы доводят его до исступления.

– Всё будет! – хрипло отвечает Илья и, подняв карие глаза, смотрит в запрокинутое лицо рвано дышащего, пылающего румянцем, кусающего ладонь ангела.

– Паечка, солнышко моё, как я счастлив…

Потом зацелованный и расслабленный мальчик в постели заполз Ламерту на грудь, водя пальцем по тату. Завтра Илья ведёт его в салон, в котором ему набили «семёрку».

– Скоро… наша свадьба, и… надо бы поговорить, где и как мы будем жить, заечка.

Пай поднял внимательные блестящие глаза.

– Ты увезешь меня в Россию?

– Ох, это вряд ли! Хотя пожить и там придётся. Но рожать я тебе позволю только под патронажем дока Роше. И разлучать тебя надолго с твоим роскошным семейством я не рискну, да и сам не захочу. Это теперь и моя семья, смею надеяться.

– Шутишь? Да ты единственный альфа, которого слушаются мои отцы! Особенно Лерк!

– Скажи, заечка…

– Да, я ЕГО любил! – жарко выдохнул Пай. – Но теперь всё по-другому, Илья! Теперь я не хочу даже вспоминать о прошлых страстях! А Лерк – любимый отец! Ты мне веришь?

– Да, мой хороший! Любимый отец! – Ламерт играет бровями, а Пайка хмурится.

– Папа любит своего Свята. Ну, может… ещё Фабио Нери. Вот те люди, секс с которыми ему нужен и важен.

Теперь Илья ударяется в раздумья, поглаживая сатиновое плечо юноши.

– Пэтч назвал сынишку именем, которое хотел дать малышу я. Нечестно! – рычит Пай ему в подмышку.

– Придумаем другое красивое имя. Стефан, Адам, Даниэль.