Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

Э, НЕ-Е-ЕТ! Сам нагадил!

Чтобы я успокоился, Свят и, на всякий случай, все в доме, побрились и запланировали заезд в модный магазин «Интересное положение». Я назло всем выпил чашку слабенького сваренного кофе и до отвала наелся круассанов с заварным кремом. Малыш внутри брыкался от избытка вкусностей. Пэтча тошнило, но мальчишка мужественно держался. Роук и Пай не отходили от него ни на шаг.

Мирко всё утро не мог дозвониться до Фаби. Я видел, как он краснел от досады, тихо молился и снова набирал. Спросить я не решался, ведь видел, как парню нелегко. Нери и он сдружились, и теперь Владмир пытался исправить мой грубый косяк. Отбираю у сына мобильный и быстро строчу смс, отбиваясь от Мирро рукой и ногой:

«Малыш, не игнорь моего сына. Он просто переживает за тебя, а я – просто старый КОЗЁЛ. Прости…» – отправляю, отдаю телефон, слышу стон Владмира:

– Татенька, ну так-то зачем?!

– Князя же вроде на сохранение положили. С ним Фаби. Может, процедуры, или светлость спит, вот Нери трубку и не берёт. Он обязательно тебе перезвонит!

Но Мирро не скрывает своей печали, крутит айфон в руках и молчит. Я уползаю в свою комнату досыпать дополуденные сны. В двенадцать обед, а в 13:40 выезд, чтобы успеть в магазин.

====== Глава 24 ======

Я стою перед стеллажами омежьего модного тряпья, развешанного по мягким набивным плечикам с бантичками, и тихо сатанею. Свят, гад, давится от смеха где-то на дальних пуфиках, чтобы я не услышал и не догнал. Консультант, часто смаргивая, робко осматривает меня со всех сторон и, прикинув параметры, выдаёт:

– Нет, L-ечка вам всё же будет мала! Посмотрю в отделе больших размеров. Подождите, пожалуйста!

– А нет отдела для нормальных беременных мужиков? – рычу я, находясь где-то в районе близком к истерике.

Я пытаюсь разобраться, где перёд, а где зад на какой-то кофте более или менее достойного цвета и формы. Но, похоже, легче индейцу выучить китайский язык за пару дней. В Париже, что, вещи шьёт какая-то секта, чтобы свести всех с ума?! Следующая хрень, рекомендуемая мне, носит название «леггинсы»; она удобна и носится с кофтой типа «туника». Я мысленно представляю картину, как появляюсь в этих колготках перед Святом, и так же мысленно перевожу канал на другую передачу типа «Nat Geo Wild». Нет, маньяками не рождаются, ими всё-таки становятся из-за роковых стечений обстоятельств и таких вот магазинов!

Консультант благоразумно исчезает, ибо мой взгляд начинает плавить пластиковую стойку с кассой: задымились оставленные чеки в коробочке и банкноты с мелким номиналом в банке «На чай!».

Пэтч уже на другой, не подпалённой кассе, расплачивается за два уютных свитера, тёплое пончо кофейных оттенков и вельветовые брючки с заниженной талией. Эти приличные милые вещи гармонично смотрятся только на моём молодом красавце-сыне, но никак не на мне. Я, несмотря на поджарость, остаюсь альфой, и крупнее Пэтча по телосложению раза в полтора.

Консультант, похоже, заслуживает чаевые! Он приносит мне стильный шерстяной комбинезон с низкой посадкой цвета темного шоколада, и полусапожки из мягкой замши такого же оттенка, пару кофт из одной коллекции, горчичную и угольно-серую со сложным горлом, огромный кашемировый джемпер с длинным рукавами и шарфом и роскошное рыжее пальто до середины бедра с меховым воротником-шальке и глубокими карманами, украшенное кожаными вставками шоколадного цвета.

Во всём этом я выглядел, как красиво взрослеющий, дорогой и успешный человек неопределенной профессии. Свят прекратил ржать и подошёл ко мне, изучать ценники и начинать седеть. Мой новый гардеробчик влетел альфе «в копеечку», но, как истинный джентльмен, Макеев ничего не сказал, а просто заплатил.

В обновках я въехал в Париж, как и желал. У нас даже хватило времени перекусить в милой кафешке, где мне наговорили комплиментов на три беременности вперёд. А какой-то брутальный и, видимо, полуслепой мажор из мира искусства даже умудрился руку мне поцеловать и пригласить в свою постановку. Дядька ушёл живым разве что потому, что Макеев отлучился по естественным потребностям. Только присутствие рядом сыновей заставило меня не послать нахала в неласковой форме.

Я елейно улыбнулся и начал искать гламурные элементы в своей, как мне казалось, вполне неомежьей одежде. Все новые вещи умело и тонко маскировали мое «интересное» положение. Мы вкусно и плотно перекусили, Пэтч уплетал за троих, тошнота прошла, и мальчишка с ума сходил от голода. Я даже отдал половину своей порции мяса, чтобы не заказывать ещё. Карточка Свята трещала по швам. Хотя-я-я, вряд ли это была его кредитка. Роше расщедрился, скорее всего.

Мне раза три позвонил Мирро, интересуясь, как мы с Пэтчем себя чувствуем. Лучше бы он мне рассказал о своём разговоре с Фабио, о котором я узнал несколько позднее.

– Мирк, привет! Зачем же ты удумал подключить тяжёлую артиллерию?

 – Фабичек, миленький, не сердись на него!!!

– Не сержусь.

– Это точно? Наверняка?

– Мирк, зачем мне лукавить? Он… Как ты думаешь, он счастлив?

– Макеев его носит на руках, иногда даже слишком настойчиво. Он уставший, но при нас старается этого не показывать. Он беспокоится за всех, а срывается в основном на Святе.

– Ясно. Он… изменился?

– С беременностью? Стал ещё более сумасшедшим. Но без него останавливается время, и наступает тоскливая скука. Ты же… это знаешь, Фаби…

– Знаю, он справится. Где… он сейчас, кстати?

 – Едет на плановую консультацию к Анри в Париж с Пэтчем и Свя…

– Куда едет?!

– На приём к Анри, в его клинику.

– Господи, Мирк, с этого надо было начинать! Какое у него время?

– После 16:00. Фаби, ты чего всполошился?

– После, друг мой! Позвоню после! Кладу трубку, извини!

Клиника доктора Роше, где он был полноправным хозяином, оказалась уютным, отдельно стоящим зданием, окруженным садиком и оградой, на первом этаже которого размещалась омежья консультация и зал для лекций и практических занятий, на втором – отделение для лечения и сохранения беременности и на третьем – родильный зал и послеродовое отделение.

Я присвистнул: Анри Роше явно был человеком занятым, уважаемым и не бедным. На ресепшене милый омежка в очках с улыбкой спросил фамилии и тут же предложил присесть в прохладном вестибюле и подождать месье Роше. Я не сомневался, что нас с Пэтчем приняли за пару, а Свята – за телохранителя. Задира остался в машине, заявив, что вид множества беременных омег вызывает зависть, а это недоброе чувство.

Пэтч пошёл искать туалет, я закопался в новеньком айфоне, купленном, опять же, Макеевым.

Свят нагло сел рядом, и обнял под недоуменными взглядами пациентов и их партнёров.

– Тебе уже скоро рожать, старик! – меня влажно поцеловали в щеку. – Не терпится прижать к себе эту малявочку!

Я тяжело вздохнул и погладил альфу по руке. Номинировать Макеева, что ли? Присвоить звание самого терпеливого сексуального маньяка года!

– Устал? Прости, что прогоняю тебя через всё это, – Свят берет в руку мою ладонь. – Выходи за меня, Лерой Дарси. Обещаю быть хорошим мужем и заботиться о тебе и о твоём вывод… твоей семье.

Над нами застывает расплывающийся в счастливой улыбке Пэтч и сообщает, что Анри забирает его на полное, полуторачасовое обследование.

 – А вы со Святом можете сходить на лекцию и занятия по правильному дыханию.

– Э-э-эм, а можно я с сыном на полное обследование? – моляще взвывает Макеев.

– Во-первых, это не твой сын, а мой, не примазывайся, – мрачно говорю я, – а во-вторых, топай слушать про омежьи потуги и изгнание плода! Ты ж собираешься жить со мной и в радости, и в горе?

– А то! Другое дело! Завтра же подаём заявление! – как же быстро у гада настроение меняется!

Я молча смотрел на Макеева: когда это смутьян, бес и балагур успел так измениться? Притянул к себе, как Солнце все другие планеты, выстроил вокруг и заставил крутиться…

– Ты – моё солнце! – слышу я глуховатый, вибрирующий шёпот над ухом. – Никогда не угасай в моей судьбе! Я никогда так не боялся, как сейчас, потому что… терять мне было нечего. Не было столько близких и дорогих людей. А если я привязывался к кому-то, то вскоре терял или наши пути расходились. Но однажды я получил задание от Центра: «Осуществлять оперативный контроль за биологической особью под кодовым названием «Химера» и его генетическим материалом». Мне показали твоё фото на экране, я посмотрел и… пропал безвозвратно. Майлз ведь… тебе говорил, что это была любовь с первого взгляда. Твоё тело, твои глаза, губы, голос, все твои привычки-заморочки! Меня цепляло абсолютно ВСЁ…

Голос Свята вдруг уплыл куда-то, и время настолько замедлило свой ход, что мне показалось, будто я теряю контроль над сознанием. Последнее время со мной действительно творилось что-то неладное. Моё поведение у меня самого вызывало культурный шок. Так вот ты какой, гормональный сбой? Организм реверсировал в омегу, но альфа-сознание не хотело сдаваться, и орало: «Я – мужигг!!!» Поэтому я так яро протестовал против всего, что со мной происходило. Но вот теперь я, похоже, подпустил смирение на достаточное расстояние, и петля на мою шею была наброшена. Макеев продолжал говорить, до меня долетали обрывки фраз:

– …не думай, я надёжный… я смогу… Пацаны меня, похоже, любят. Наша малявочка будет похожа на тебя… люблю… хочу прожить с тобой… Я же всё могу, чего не смогу – научусь…

Я улыбался, как тихий городской сумасшедший, а на меня смотрел Пэтч, и, наверняка, думал, что я сейчас опять наброшусь на Свята с яростной тирадой.

– Спасибо, дорогой, – я ничего не вкладываю в эти простые слова, я их просто выговариваю губами. Но и этого оказывается достаточно для того, чтобы большой, красивый, дерзкий по жизни человек вдруг как-то сразу засиял изнутри.

– Пожалуйста, любимый мой старик!

То, что с лирикой покончено, Макеев понял при первых же словах милого лектора о начале родовой деятельности. Видимо, он вполне ясно представил, как три с половиной литра околоплодных вод начинают отходить из… Свят извинился и пулей выскочил из зала, я не успел даже рыкнуть «Сидеть!», как его и след простыл. Я остался один на один с тремя типами правильного дыхания, схватками и потугами.

Омеги вокруг меня послушно внимали лектору, ожесточённо записывая каждое его слово, как будто во время родов они вынут эти записные книжки и воспользуются! Я подпёр подбородок кулаком и покачал головой; в теории я теперь имел полное представление о том кошмаре, что меня ждал.

А омеги не так хрупки и слабы, как думают альфы. Одна течка чего стоит! А вынашивание малыша?! Непрекращающиеся анализы и обследования! Страх за маленькую жизнь внутри тебя! А роды?! Если я правильно понял лектора, когда естественные роды омеги осложняются патологией или ухудшением состояния роженика или плода, то возможна операция. Я резко встал и вышел из зала. Захотелось выпить лимонного чая на радостях. Я вспомнил про автоматы в вестибюле перед ресепшеном и устремился туда.

Перед ними стоял стройный осанистый юноша с тёмными волосами. Сердце моё сжалось в груди. Я просто подошёл и стиснул Фабио Нери в объятиях.

 – И заметь, Малыш! – шепнул я. – Я не искал с тобой встреч, так судьба распорядилась.

– Amore mio… il respiro è il mio… la mia follia… – итальянец ласково гладил меня по спине, шее и волосам. – Господи, Лер! Как долго я этого хотел! Хотя бы просто… тебя обнимать…

И кого я пытался всё это время обмануть? Себя? Свята? Фаби?

Мне хочется заорать в голос и бежать что есть духу. Мой прекрасный бета опять меня обезоружил и обездвижил. Рядом осторожно покашливает Макеев. Его взгляд выражает странное спокойствие. Я делаю шаг назад от Фаби, но юноша руку мою не отпускает. Свят и Нери словно играют в немигающие гляделки:

– Лапочка, отступи! Ты – слабость моего старика. Он… не сможет уйти от тебя сам.

 – Ты… женишься на нём?

 – Да! И в скором времени. Иначе он опять пустится всё запутывать, мучить других и страдать сам.

Я осматриваю двух дорогих мне людей, но не на разных чашах весов, а в общем и целом, пытаясь понять: за кем из них я пошёл бы в огонь и в воду? Я начинаю понимать эгоизм Роука. Выбрать между Паем и Пэтчем нельзя. Выбирать между Святом и Нери – невозможно, ведь они такие разные и дорогие моему сердцу мужчины.

Макеев хмурится:

– Лер, не делай этого… не сомневайся!

Фабио перебирает мои пальцы своими, как слепой, изучая каждую фалангу и ноготь. Наконец, потеряв терпение Свят хватает меня за плечо и чуть грубо встряхивает:

– У тебя консультация, помнишь?

Я выныриваю из омута:

– Значит, и Луиджи здесь лежит?

– Да, у него угроза преждевременных. Его тут все берегут, как зеницу ока, – тихо отвечает итальянец.

– К нему… можно ненадолго?

– Я спрошу! Ох, Лер, когда это ты научился спрашивать, а не переть буром напролом? – Фаби подносит мобильник к уху. Оттуда уже летит недовольное нытьё князька.

– Простите за задержку, Ваша светлость! Я встретил Лера… Его высочество немедленно желает вас видеть!

Мы идём на второй этаж. Хоть Свят категорически против этого, он вынужденно следует за мной, как тень.

Лу выглядит неважно, но он довольно энергичен для такого вымученного выражения лица. Он оценивающе меня осматривает:

– Классные шмотки! И дорогие. Макеев, ты не скупишься на своего… – маленькая зараза специально делает язвительную паузу, – …партнёра. А живот небольшой, словно у тебя не семь месяцев.

– У него маловодие! – из боковой двери в палату с огромной плазмой, балконом и шикарным душем выходит Роше. – Дарси, у тебя время приёма, между прочим! Я, вообще-то, не только тобой сегодня занимаюсь.

– Анри, прости! Это моя блажь! – тут же мурлыкает светлейший манипулятор.

Я подхожу к омеге и глажу его по голове. Тот замирает, потому что ожидал всего, что угодно, только не детскую ласку.

 – Отдыхай, Лу, ты совсем бледный! Роше, почему так?! – хмурясь, спрашиваю я.

– Не все так легко переносят беременность, как ты, Лер.

– Это… по-твоему, ЛЕГКО?!

– Для сорокалетнего обращенца просто ши-кар-но! Хотя… тебе ещё два месяца ходить, надо быть максимально внимательным. Знаешь, как бывает: всё замечательно, а перед самым финишем…

– Не каркай, док! – немного фамильярно изрёк я.

– Ничего плохого не случится! – произнесли Макеев и Фаби одновременно, Лу приподнял бровь.

– А Мистера Мега Вау так и не поделили! – усмехнулся омега. – Ты – сердцеед, Дарси. Каким был таким и остался.

– Вообще-то, я господину Сесилиа волнительных свиданий не разрешал! – строго заметил Роше. – Да и Леру долго находиться рядом с Фаби…

– Со мной всё хорошо, – вдруг ровным голосом произнес я. – Я не переживаю и не волнуюсь. И ребёнка чувствую, как никогда. И себя слушаю… Анри, пойдём на приём. Прости, что задержал.

Такие немые массовые сцены, наверное, весьма котируются на ю-тюбе, когда у всех столбняк и одинаковое выражение мосек. Собрание застыло и с места не двигалось. Первым подал признаки жизни андоррский князь. Он вдруг схватился за живот и залился звонким детским смехом, под который враз отмерли альфы и бета.

– Ты – это точно центр Вселенной, Дарси, немыслимая непредсказуемая сила гравитации, притягивающая сердца и взгляды.

– Свят, а мы ещё можем заехать в одно место в Париже? – я оборачиваюсь к Макееву.

– Куда хочешь, старик!

– Я тут вспомнил, что у нас нет ничего для ребёнка.

– Опомнился! – Роше лукаво скалится. – Мирка и Пай вам с Пэтчем уже столько накупили, на вторые роды хватит…

Анри прикрывает рот рукой, ожидая взрыв моего красноречия по поводу «вторых», но я сам себя не узнаю.

– Давай первых сначала проявим, а потом помечтаем на вольную тему! – мой тон холоден и строг. – Так, любезный эскулап, вас резко перестали ждать другие пациенты?

– Лерка вернулась! Староста Лерой Дарси во плоти! – шепчет Свят в восторге и лезет обниматься.

Фаби почему-то делается очень грустным. От меня не ускользает, как он отводит свои прекрасные янтарные глаза.

 – Фаби, я очень рад был с тобой повидаться! За ту ночную ахинею ещё раз прости, что взять с беременного да ещё при этом неуравновешенного психически? Эй, Малыш, не печалься! Больница, конечно, угнетает, но это не повод… – я говорю странным спокойным голосом взрослого ответственного человека и отца.

– Я не знаю, а Фабио Нери… во вкусе Лероя Дарси во плоти? – вдруг, чеканя каждое слово, произносит бета.

– Какую из личин не примерила бы Химера, химию тел и сознания ещё никто не отменял. Ты, определенно, мой тип, Малыш, и тем сложнее мне быть спокойным рядом с тобой! Из-за тебя янтарные глаза я теперь люблю больше зелёных.

Луиджи поджал губки:

– А я, по-прежнему, мелкая зараза и венценосный засранец?

– А что-то изменилось с нашей последней встречи, сеньоре Сесилиа? – усмехаюсь я уголками губ.

– Нет, но я полагал, что воскресший Дарси окажется джентльменом.

– Джентльменом настолько, чтобы забыть о наглых манипуляциях Центра и его вмешательствах в жизнь моей семьи? – я покачал головой. – Они, кстати, продолжаются! Некто Кравец вчера чуть силой не увёз Пэтча, а до этого делал неприличные предложения Паю от некоего Кайла Арбенти.

Роше запоздало кашлянул.

– Так вот от чего вы меня берегли? – зелёные глаза омеги недобро холодно блеснули. – Вы полагаете, что я в таком состоянии не способен раздавить нескольких заносчивых альф? Телефон мне!

В течение пяти минут князь говорит кому-то ровным ледяным голосом по-испански, потом откидывается на высоко взбитые подушки:

– Я приношу извинения за беспокойства, доставленные вашей семье кучкой бестактных ненасытных олухов. Я уже принял меры, чтобы впредь никому без моего распоряжения не пришло на ум вторгаться в ваше личное пространство.

Я отвешиваю поклон этому непростому пареньку лёгким движением головы, выражая искреннюю признательность и, отчасти, уважение омеге, так самоотверженно носящего моё дитя:

 – Теперь я вижу, что передо мной князь и человек слова, ваша светлость! Берегите себя и нашего сына.

 – А по поводу присутствия на родах и имени ребенка? – осторожно напоминает Лу.

– Это остаётся в силе! Я не настолько изменился.

– Но… тебе самому ведь надо поменьше волноваться! – вдруг неожиданно мягко произносит Луиджи.

– Да поздно мне уже, сеньоре Лу, волноваться!

 – Последнее слово останется за мной, как за лечащим врачом обоих отцов! – прорычал Роше и решительно взял меня под руку. – Всё! Прощайтесь!

– До свидания! – Луиджи вымученно улыбается и прикрывает глаза.

– Увидимся, Лу!

– До… свидания, – почти шепчет Фабио.

– Да, Малыш.

Я покорно топаю за доком, понимая, как я устал за сегодняшний насыщенный эмоционально день. С другой стороны, я сбросил примеренную и почти обжитую оболочку и вернулся к одному из тех себя, у кого было побольше здравого смысла. Что ж, удачи мне!

– Куда… ты нас записал? – теряя голос, шепчет Свят с вываливающейся из крепких белых зубов зубной щеткой. – Повтори?!

– На курсы партнёрских родов и дыхательной практики. Или ты думал, что я позволю тебе тихо в стороне отсидеться, постоять или полежать в обмороке? И ещё я раньше йогой занимался…

– Не надо… никакой йоги, старик! – простонал Макеев. – А можно… сегодня не бриться?

– Нельзя.

 – А можно…

– Макеев, что за детский сад?! Взрослый человек, а основные правила аккуратности не привились.

– Я сексуальнее с лёгкой небритостью, Лерк!

– Окей! В честь твоего дня рождения разрешу трёхдневную сексуальную щетину, а сейчас бритва тебе в помощь!

– А ку-у-урсы?! – тоскливо, как волк в чистом поле, воет русский бес.

– Не бойся, там экзаменов не будет!

– Я не за зачёты переживаю, а за мою тонко настроенную душевную организацию! Это ж триллер просто!

– Макеев, раньше надо было думать! Можешь пожаловаться в Восточный Альянс о зверском обращении с тобой Химеры.

– Старик, накажу! – глаза Свята поблёскивают.

– Ну-ну, рискни здоровьем!

Я отправляюсь в постель, затылком ощущая теплеющий нежный взгляд любящего человека. Макеев приходит чуть позже, когда я уже в полусне пытаюсь устроиться поудобнее в постели. Свят подсовывает мне под ноги улетевшую на его половину, вернее, треть, подушку. Я постанываю и охаю: наконец моему телу удаётся принять оптимально удобное положение, малыш перестаёт ворочаться и пинаться. Я блаженно вздыхаю и проваливаюсь в сон.

====== Глава 25. ======

Я оказался между двух огней,

И потерялся безвозвратно разум,

Как выбрать одного из двух людей,

Другого позабыв легко и сразу?

Но нет простых решений для меня:

Один – огонь, я в пламени сгораю,

Другой – источник, в нём я отдыхаю,

Люблю обоих, страсти не тая.

Тот, кто горит, мне не дает скучать,

Меня он даже взглядом раздевает.

В руках другого вряд ли я узнаю,

Что может быть прекрасней, чем молчать…

Молчать, лаская взглядом и губами,

В друг друге растворяться каждый миг!

Когда я с первым, в горле стон и крик,

И так остро порочное желанье.

Когда я со вторым: плыву, тону

И, подчиняясь, тихо выплываю.

Ему я бесконечно доверяю

И тело, и дыханье, и судьбу.

Я выбрал бы второго и неплохо

Прожил бы жизнь и был уверен в нём.

Но, чёрт возьми, ТЕБЯ с твоим огнём!

C безумствами на выдохе и вдохе!

Поздно вечером вернулся Роше. Я слышал немного нервный голос Мирро и спокойный, чуть хрипловатый – Анри. Осторожно выбравшись из рук Макеева, – нельзя, чтобы голодный хищник проснулся – я влез в раритетные, огромные меховые «тапки-собачки», которые мне категорически носить запрещалось из-за риска запнуться и навернуться.

В полурасстёгнутой – спасибо Святу! – пижаме и засосом на шее я вышел в гостиную. Мирко сидел верхом на французе и постанывал в нетерпении, перебирая светлые волосы на его затылке.

– Pardon! Не подумал! – я крутанулся было…

– Татенька, плохо?! – сын, позабыв о всей волшебности момента, уже спрыгивал с колен возлюбленного.

 – Лер, постой, не уходи! Мир, сделаешь мне кофейку, а папе тёплого молока с мёдом? – нежно целуя своего чеха, мягко попросил Роше.

– Конечно! – моя наивная простота с рвением усвистала на кухню, даже не поняв, что от него деликатно избавились.

– Что ж, у нас есть пара-тройка минут, – начал я было, но Анри устало улыбнулся.

– Он – хороший мальчик, и на кухне задержится столько, сколько нужно, давая взрослым поговорить.

– Попросил его, что ли? – мой взгляд уже отметил наличие на столе бесхозной вазочки с орехами и сухофруктами. Всё это вместо конфет лопал сластёна-Пэтч.

– Ну… да… – Роше потёр высокий лоб.

К зиме все его милые тёмные веснушки исчезали с широкой, как у льва, переносицы и пазух носа, и облик врача менялся, делался более взрослым и строгим. Да и светлые волосы француза отросли непозволительно стильно, он частенько собирал их в хвост. Мирро от этого приходил в восторг. Господи, как же мой маленький старший сын любил этого человека! Мне иногда было страшно даже подумать, что бы стало с Владмиром, если бы Анри действительно его предал.

– Ле-еерой? – позвал меня док.

– Извини, мыслей рой, – довольно годно скаламбурил я.

– Надо полагать.

– У меня проблемы, Анри? – теперь я был серьёзен.

– Да, Лер! К сожалению, петли с шейки не ушли, а младенец иногда их довольно сильно затягивает. Не критично. Но это нарушение.

– И?

– Вероятнее всего, сбросить петли пуповины он к моменту родов не сможет, – главная проблема врачей в том, что они полагают, будто бы актёрский приём «держать паузу», хорошо работает и в сфере здравоохранения.

– И?

– Я буду планировать тебе кесарево, Лер, если мне не понравится КТГ.

– Ты планируй хоть масштабное вторжение на Марс, а я – против операции. Это же наркоз! – что я, мало бороздил просторы интернета и ни хрена не знаю про все плюсы и минусы такого разрешения беременности?!

– Лер, ты же не хочешь навредить малышу?

– Не хочу! – я готовлю ворох убедительных аргументов на голову самоуверенного эскулапа.

– Во-вторых, у тебя сильно укоротилась шейка…

В гостиную вошел мрачный, как грозовая туча, Свят:

– Говорите о малявочке без меня? Лер, Анри, я же просил: ничего от меня не скрывать! ЧЬЯ ТАМ ШЕЯ УКОРОТИЛАСЬ И ПОЧЕМУ?

– Свят… м-м-м… Я про шейку матки Лероя. Возраст, волнения, постоянный тонус… Будь предельно осторожным с ласками. Поменьше его возбуждай, Свят! Осталось каких-то два месяца, даже меньше. Потерпи! Лер, никаких нерегламентированных физических нагрузок, ясно?

– Он на курсы записался! – вставил Свят.

– Ты же будешь рядом с ним и зверствовать не позволишь. Но курсы лишними не будут, если… Лерой хочет рожать самостоятельно, – спокойно прокомментировал Макеевскую реплику мой омеолог.

– Я-я-ясно. Но, в общем и целом, как мой ненаглядный?

Ненаглядный, то есть я, жестоко подавился орешком и зверски закашлял.

– В общем и целом Лер – молодец! Он всё делает правильно, вес и физиологические показатели в норме.

– А с Пэтчем, как? – влез я, переводя разговор со своей скромной персоны, пока мне ещё какой-нибудь интимный орган не обсудили.

– У него, скорее всего, будет омега, но он был безумно рад это услышать. Оказывается, Роук…

– Омежка?! Здорово, у меня будет персональный мелкий кукляшик! – обрадовался я. – А то альф в нашей семье какой-то явный перебор!

Роше улыбнулся.

– С твоим же чадом, Лерк, по-прежнему, тайна, покрытая мраком. Кроха-альфа уж слишком скрытный и стеснительный. В кого бы это, а?

– В Макеева, конечно! – хмыкнул я, а Свят обнял сзади, целуя в шею, в провокационный засос.

Я зевнул, Роше собезьянничал.

Макеев потянул меня спать, гладя по заду и намекая, что филейная часть немного поправилась. Я нещадно лупил по наглой, настойчивой лапе и обещал, что отращу корму, как у соседского сыночка-беты, явно страдающего «систематическим недоеданием».

Спать мы увалились далеко за полночь. Причём Мирро-таки притащил мне кружку вкуснейшего молока с пенкой, половину которого выхлебал мой альфа. Я лежал в коконе объятий уже спящего Свята, а мне почему-то не отдыхалось, и… как-то не верилось, что моя жизнь настолько кардинально поменялась.

Утром Макеев ушёл на подработку в ресторанчик Мирро: помочь разгрузить продукты, расставить стулья, в общем, выполнить разноплановые обязанности разнорабочего. Мужик на месте вообще не мог сидеть: если сидел более пяти минут, начинал меня лапать и целовать.

Я навестил Пэтча, которого опять подташнивало. Роше посадил его на гормональные таблетки, ибо альфа-задатки упрямо боролись с омежьей природой. Посидев с сыном на кровати, и постаравшись зарядить парня позитивчиком, я ушел в самую солнечную комнату в доме на первом этаже. Анри мечтал об оранжерее, поэтому три стены в этом помещении были стеклянные с витражными вставками.

Я велел Святу притащить туда настоящий раритет дома Роше: большое старинное кресло-качалку, странным образом не рассохшееся от влажности и времени. Анри его заново покрыл лаком и перетянул спинку и сидение, выдержав цвет и качество первоначальной обивочной ткани. Кресло тут же стало предметом вожделения для антикваров и коллекционеров. Роше говорил, что даже были попытки взлома, но далеко упереть тяжеленную мебель воришка не смог. Обосра… В смысле… Надорвался, наверное! Это кресло стало моим любимым гнездом, в нем я подолгу сидел в облаке тонкого кашемирового пледа, качался и вязал.

Кстати, помимо спиц, я на досуге освоил и крючок, и теперь делал премиленькие салфеточки, кофты-паутинки и оборки для скатертей и занавесок. Я и заказов понабрал от престарелых пар в парке и ресторанчике Мирро. Иначе сдох бы от «ничегонеделания». Под мое вязание из аудиосистемы, установленной там же, лилась божественная музыка, самая красивая и романтичная подборка, которую мне доводилось слушать. И сделал её, как ни странно, Ланс Полански. Жандарм, оказывается, имел идеальный слух, неплохо бренчал по-молодости на гитаре и прилично пел.

Итак, сидя в моём, теперь уже любимом, кресле, я довязывал парную салфетку, когда в будущую оранжерею влетел Мирро, у которого от счастья лучились глаза. Он выпалил, что придумал новый обалденный десерт на основе апельсинового крем-шейка для новогоднего меню. Коварный соблазнитель уволок меня на кухню и там «практически силой» заставил дегустировать несколько вариантов со сливочным, заварным, творожным, шоколадным и масляно-сметанным кремами.

Такой «ни фига не сластёна», как я, налопался до отвала и выбрал: заварной и шоколадный. Ощущая на языке и нёбе божественный вкус Миркиного десерта, я вернулся в оранжерею и увидел впечатляюще толстого, потрёпанного жизнью чёрно-белого кота, неизвестной национальности и неопределенного возраста. Скотина обосновалась в центре моего кресла, на моём пледике и уходить явно не собиралась. Я шикнул на кота, он лениво зевнул, и на его бандитской наглой морде отразился по меньшей мере фунт презрения к моей персоне и моему недовольствию. Пока я размышлял, какой смертью погибнет котяра, за второй уличной дверью оранжереи что-то загремело.

– Дон Чезарио-о-о!!! – раздался голос Макеева. – Где ты, ленивое животное?!

Святу навстречу вышел не кот, а я.

– Что делает этот помойный ревизор с коровьей окраской в доме Анри? На моём кресле?!

– Старик, это уматный котяра, я его от стаи собак отбил, причём кот побеждал! Это он сейчас батонится, а тогда из шавок пух и перья летели!

– Ещё и бешеный в придачу! – мои глаза сузились. – Тащишь в дом потенциальную заразу, а в доме, между прочим, двое беременных!

– Я его сейчас в ветеринарку собирался везти! – пробасил альфа.

– А ты у Дона своего согласовал? Может, он не хо-о-очет? – язвительно воткнул я. – Брыськай отсюда, коврик блохастый!

Кот прищурил жёлтый глаз, и тут только я понял, что второе око у мордастого террориста голубое. Однако, странное дело, животное послушалось. Кот совершенно неизящно свалился с кресла, подошёл к Святу и позволил себя взять на руки.

– Лерк, я туда и обратно!

– Не забудь по ходу маршрута, позвонить хозяину дома и спросить, не против ли он сомнительной живности в доме. У кота рожа бандитская! Не удивлюсь, если в наличии блохи, глисты, токсоплазмоз, привычка лазить по столам и гадить в тапки.

У зверя несколько раз дёрнулись уши, а морда стала ещё более равнодушной. Выдержке котэ можно было позавидовать! Макеев кивнул и умчался. Я тяжело вздохнул: ну что я, в самом деле, на животное взъелся? Сейчас кастрируе… в смысле, сделаем прививки, отмоем, подрежем когти, и, если Анри разрешит, пусть себе живёт!

В этих довольно странных мыслях я вошёл на кухню. Завтра начинается веселуха! Первое занятие курсов! Я причмокнул в предвкушении и… увидел белого, как мел, сына. Пэтч сидел на стуле и сгрызал ногти на руках до мяса.

– Золотце?! Тебе плохо? – всполошился я, в одну секунду оказавшись рядом с мальчишкой.

– Пап, прости… я не смог его остановить! – Пэтч надрывно всхлипнул.

– Тих-тих-тих-тихо! Только тихо! Дышим глубоко и всё по порядку рассказываем папочке! – я обнял мелко дрожащего сына.