Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

– Как… расправлялся? – мои зубы издали противный скрежет, я в упор смотрел на Макеева, пытаясь высверлить в нём дыру насквозь, чтобы мозги проветрились.

– Лер, ты уверен, что этот разговор тебе не повредит?

– Мой мальчик в опасности!!! И вы, господа альфы, это предвидели!!! Илья, ты совсем не боишься потерять Пая?! Или, бля, твой запротоколированный мозг выебли какие-то безумные бессердечные твари?! – взорвался я, сглатывая часть ругательств.

– Боюсь. Настолько, что… – голос Ламерта замер на секунду. – Но чудовищ надо остановить любой ценой. Верь мне, Лерк, Престон не пострадает.

Я обессиленно закрыл глаза. Невозможно! Мобильный взрывается печальным и древним «Je t’aime».

На линии встревоженный Фабио тут же вынимает у меня остатки сердца и надежды:

– Лер, что с Паем?! Его кристалл звенит, будто плачет! Где он, знаете?!

– Беда, Малыш, – шепчу я прерывисто и отключаюсь от внешнего мира ради этого голоса. – Я ничем не могу помочь сыну. А кто-то знал обо всём и не предпринял никаких мер. Свят, Илья, вы понимали, что я бы однозначно запретил вам использовать Престона?! Я сейчас привязан к дочери… не могу сорваться в Париж… Вы, два грёбаных лицемера и засранца, не имели права замалчивать о том, что мой ребёнок втянут в такую дьявольскую игру!

Макеев опускает голову, почти вжимая её в плечи. Илья не спешит разъединиться. Фаби молчит на другом конце телефона, я лишь слышу, как где-то рядом гулит Дари. Я недавно обрёл своих детей уже взрослыми, но всё равно я не был готов к тому, чтобы хоть один из них ушёл минутой раньше меня. И я, млять, прекрасно понимаю, почему взрослые мужики сделали на Престона такую отчаянно-высокую ставку. Я же не идиот! Проколоться наркобарон может только, если его мысли будут переполнены предметом всепоглощающей страсти.

Мирро и Роше, вернувшиеся из магазина, обнаруживают раздавленных нас. Новые, ничего непонимающие и моментально встревожившиеся лица в кадре словно срывают мой невидимый стоп-кран.

– Анри, я оставляю Макс на вас с Миркой. Мне срочно надо в столицу! – я встаю, пошатываясь: сцепление с планетой неожиданно подводит, и у меня нет никакого плана.

– Лерк, я с тобой! – Свят вскакивает, а мой взгляд будто бы скользит сквозь него… мимо него… через него…

– Делай, что хочешь! – равнодушно отвечаю я.

– Лер, Свят, не порите горячку! Ни в коем случае не вмешивайтесь! Сейчас будет действовать Лютоволк! Дольф должен пройти через осознание, что может потерять Пая! Это его партия! И это… свяжет их ещё сильнее! – до моего уже нечёткого слуха прорывается по громкой связи голос Ламерта. – Макеев, пожалуйста, сдерживай своего ненаглядного!

Свят с силой сжимает мои плечи, – к вечеру наверняка проступят синяки от такой хватки, – синие глаза полыхают неукротимой решимостью исправить что-то поистине невозможное.

– Лерк, старик, послушай меня! Ты остаёшься в Буживале с нашей Максин, а я к вечеру привезу тебе сына. Я это сделаю, слышишь?

Я поднял на мужа мрачные глаза, мне и самому не хотелось оставлять нашу дочь, но предчувствие тянуло на Елисейские поля и холодило кровь.

– Свят, тут что-то не то. Я боюсь, реально! Я, который лез в любую дыру, очертя голову! Я, сука, боюсь!!! – рвано выдохнул я в лицо Макеева.

– Я знаю!!! Поэтому сегодня ты слушаешь меня, Лерка! Потому что сейчас я – твой грёбаный муж, и я должен кое-что сделать!

Я без сил махнул рукой и ушёл в спальню. Я и без Чезе научился чувствовать, когда проснулась Макс, когда грустно Паю, когда Мирро надо было выговориться, когда Пэтч стеснялся что-то спросить, когда Задира… когда Фаби… когда его светлость князь Луиджи, когда… когда… когда… Взяв дочку на руки, я прижался губами к пухленькой щечке, по моему лицу спонтанно захлопали ручонки. Если бы я разрыдался или заорал, мне вряд ли стало бы легче.

– Мне плохо, ребёнок. Очень. Я знаю, что Солнышко в беде, и мужики могут… не успеть. Я могу только молиться и обещать, что больше никого из вас от себя не отпущу! Ни-ко-го!

От автора

Пай с трудом открыл глаза, голова налилась тупой болью, разливающейся от затылка. Парень лежал на роскошной кровати класса роял-люкс на боку, руки были стянуты за спиной в запястьях, ноги – связаны за щиколотки. Рядом с постелью на полу сидел сломанным манекеном Бонне, держа в зубах незажжённую сигарету. Юноше хватило пары минут, чтобы вспомнить всё произошедшее ранее и похолодеть.

– Тьерри, почему… я здесь? Почему связан? – осторожно спросил Престон, облизывая губы. – Зачем ты…

– Я спасаю тебя, малыш. Этот зверь больше к тебе не прикоснётся. К тебе больше никто не притронется… кроме меня, – Тьерри вдохнул так, будто затянулся, его взгляд был пустой, как у дохлой рыбы. – К НИМ ВСЕМ БОЛЬШЕ НИКТО НЕ ПРИТРОНЕТСЯ.

– К кому «к ним»?! Тьерри, развяжи меня, пожалуйста! Я не пойду к Рудольфу, я останусь с тобой.

– Да. Хорошо, что ты понимаешь неотвратимое положение вещей. Те, что были до тебя, крутились, как ужи на сковородке. Жаловались мне на свою скучную жизнь, трахались со мной, а потом всё-таки возвращались в свои уютные особняки, в холодные постели к вечно занятым мужьям.

– Тьерри, что с тобой? – Пай приподнял голову. – Не пугай меня!

– Не вздумай кричать, – Бонне словно бы не слышал голоса Престона или его просто перестали интересовать все возможные ответы.

– Я не стану кричать! Только объясни, что происходит?! Ты оглушил меня, перенёс в люкс, связал. Зачем?! – страх сводил губы Пая, заставлял дрожать.

– Ты тоже продался, сладкий мой! – утвердительно произнёс мужчина.

– Кому?! Колмагорову?! Тьерри, не смешно! Он моей семье угрожал! Всем вам! Я решил, что смогу… смогу защитить, – Пай невольно застонал, боль вгрызлась в лоб и виски.

Бонне моментально поднялся с ковра:

– Тебе плохо, мой хороший?

– Меня тошнит. Голова… – тихо прошептал Престон, но от следующих слов альфы у юноши выхолодило всё нутро.

– Скоро всё пройдёт, малыш. Я навсегда позабочусь о тебе.

Сердце Пая начинает стучать так громко, что он слышит этот гулкий звенящий звук. Как в фильмах ужасов, которые он так любил смотреть! Только теперь Престон получил в хорроре главную роль.

– Ты же… меня отпустишь, Тьерри? – тихо спрашивает юноша, боясь поверить во что-то более ужасное, чем просто похищение из чувства острой ревности.

Бонне поит Пая прохладной минералкой, гладит по голове с жутчайшей заботливостью:

– Поспи, малыш, мне так непросто. Я уже давно ТАК НЕ ПОСТУПАЛ. Было ведь так спокойно, пока ты не появился…

– Тьерри, пожалуйста, развяжи. Мне надо отзваниваться отцу… каждые полчаса. Тьерри, что ты…?

Сознание Пая уплывает. Что-то было подмешано в напиток, и сейчас начало действовать. Бонне склоняется над своей жертвой и с жадным упоением целует полуоткрытые полные губы, ловит последние проблески разума в закатывающихся глазах.

– Ну почему ты оказался таким, как ВСЕ ОНИ?! – тоскливо стонет альфа, потом почти разрывает рубашку на груди мальчишки, приникает ртом к точёным крыльям ключиц, покусывает их, а после… вынимает нож.

Рудольф отбросил ноут на постель и потёр грудь. Что-то неясное тяготило мысли тяжёлым предчувствием.

Он набрал телефон ресепшена по внутренней связи и нетерпеливо прорычал:

– Доброе утро, это номер 10. Мне срочно нужен системный администратор! Он мне был нужен ещё вчера, если что! В чём ваша проблема?!

– Но он же был у вас сегодня около двух часов назад! – жалобно промяукали ему в ответ.

– Был! Но появились новые проблемы. А проблемы, зай, надо решать быстро!

– Конечно, он подойдёт! – омега убрал с побледневшего лица светлую длинную прядь волос и повернулся к напряженному с самого утра Бонне. – Тьерри, милый, 10-му опять нужно наше Солнышко. Когда Престон обещал появиться? Он срочно должен подняться к нашему особому гостю, если мы не хотим огрести проблем!

– Угу, – просипел альфа и как-то странно улыбнулся.

В это время Колмагоров получил сообщение от Буча. Первое, что выплыло на экран, когда открылся файл, было фото почти трёхлетней давности. Из зала суда с закрытого слушания выводят троих нескладных испуганных молодых людей с забавно обработанными стайлингом волосами и окрашенными чёлками. «Девятнадцатилетние хакеры взломали секретную базу данных Системы Безопасности. Дурачество безбашенных гениев или тщательно завуалированный шпионаж?»

Рудольф провёл пальцем по крайнему правому лицу, облизнул нижнюю губу, сглотнул тягучую слюну:

– Так ты – международный преступник, Сахарочек? Или Па-а-ай! Сладкий пирог… Между нами больше точек соприкосновения, чем я думал! – глаза альфы затуманили страсть и желание. – Оба-на! Но за такие серьёзные прегрешения так рано не выпускают! Что же произошло? Та-а-ак. Обвинён… осужден… добровольно выслан на планету Доран. Семья… это не его семья! Приёмная. Хм-м-м… Чёртов паук накопал странные данные… Амнистия. Обвинения сняты в связи с недостаточностью улик… Это как?! Белыми нитками шито или… кто-то делает из меня дурака!

Колмагоров налил себе вина и залпом выпил. Сладкий мальчик не мог так искусно и изворотливо лгать! А если… мог?

– В таком случае, ты сильно пожалеешь, что водил Лютоволка за нос, мой маленький Лис!

В дверь номера поскреблись:

– Входи, Сахарочек! – рыкнул Колмагоров, нетерпеливо и резко подбросив с постели своё крепкое тело.

Но вошёл скользкий змей Бонне.

– А-а-а, заместитель! Тебе чего? Где Лимм? – лицо русского исказила нескрываемая досада.

– Лимма в отеле нет! – хрипло объяснил Тьерри. – Не далее, как час назад ему позвонил отец, и Престон отпросился по семейному делу и уехал. Его, кажется, папа и забрал. Малец был крайне встревожен, выглядел испуганно. Сегодня заездов нет. Все заявки, при наличии вашей повторной, он на сегодня выполнил. Семья – это такое дело, месье Колмагоро’ф.

– Дурака вот только из меня не делай! – зарычал альфа и притянул Бонне к себе за тонкий чёрный галстук, накручивая аксессуар на пудовый кулак. – От тебя идёт его свежий и устойчивый запах, мужик. Ты что… тронул моё?

– Мы работаем с парнем бок о бок, месье! Конечно, запахи смешались! – Тьерри заводился, а это было нехорошо.

В больной голове мерзавца настойчиво запульсировал тихий вкрадчивый голос. «Бонне, ты ошибаешься! Это плохой мальчик, а ты достоин самого лучшего, самого чистого! Продажных шлюх ведь всегда наказывают!»

Колмагоров несколько раз встряхнул впавшего в оцепенение Тьерри:

– Дай мне сотовый Престона!

– Я не имею права этого делать!

– Давай мне номер Лапоньки, притырок… или… – коротким ударом в лицо Рудольф сбил Бонне на ковёр.

Заместитель вытер кровь с разбитой губы, даже не сморщившись, словно не почувствовал боли, и недобро оскалился:

– Как плохо, когда у тебя есть такие уязвимые слабости, месье. Правда?

– Где мальчик, сука? – разъярённый русский попёр на Тьерри, намереваясь продолжить.

Колмагоров удивительно легко перемещался, чуть раскачиваясь большим телом, как при боксе, демонстрируя отличную форму.

Бонне не сдвинулся с места, – русского он не боялся, – и Колмагоров остановился.

– Я же уже сказал Вам: уехал с отцом. Сотовый он оставил в пультовой. Я обнаружил телефон случайно, извините, месье Колмагоро’ф, но придётся подождать! – француз спрятал мстительную, язвительную улыбку в уголках губ.

– Тебе он нравится? – только ярость мешала Дольфу сфокусироваться на странном поведении француза.

– Очень. Я этого и не скрывал. Но он выбрал деньги и силу, – взгляд Бонне стал стеклянным и пустым.

– Было бы легче, сделай Пай такой выбор, – еле слышно проворчал Дольф, но Тьерри услышал.

– Что? – резко выдохнул Бонне.

– Лапонька показал, что у него острые зубки и кое-что между ножек, несвойственное простой омежке.

– Так он не с вами… Значит, я ошибся… Как досадно, испортил такую красивую кожу…

– Чего ты там испортил? – ноздри Рудольфа настороженно дрогнули.

Лютоволком этого альфу прозвали не просто так. Мужчина за свежей порцией парфюма учуял запах крови. Крови его солнечного мальчика. Колмагоров весь напрягся. Тьерри, напротив же, опять впадал в ступор. Дольф понял, что имеет дело с безумцем. Действовать следовало крайне мудро и осторожно.

– Заместитель, ты же хочешь Лапоньку? Он такой милый и нежный… Правда? – русский заговорил душевно и вкрадчиво. – Самый сладкий на свете! С ним должны происходить только самые лучшие моменты. Так? Эй, Тьерри?

– Д…да-а, – Бонне вздрогнул, приходя в себя.

– Так, ты… позаботишься о нём, о нашем мальчике? – Рудольф, присев, осторожно обнял соперника за плечи. – Я и лезть не буду, коль тут такие чистые и светлые чувства. Слышишь? Тье-е-ри-и?

– Да! Я пойду! Я… – заместитель, поднявшись, направился к двери, как сомнамбула.

Сбросив халат, Дольф быстро натянул штаны и рубашку. Прикусив губу, Лютоволк выскользнул вслед за французом, который, казалось, оставался не в себе. Бонне что-то бормотал себе под нос, спотыкался, но шёл.

Не сев в лифт, заместитель поднялся по лестнице на третий этаж. Тут находились самые дорогие номера, часть из которых были якобы закрыты на ремонт. Рудольф не взял один из супер-люксов только из-за неоправданно высокой цены. Укрывшись за поворотом, Колмагоров увидел, к какой двери подошёл заместитель. Тьерри нырнул в нерабочий номер, даже не закрыв за собой дверь. Дольф, свирепея, втянул воздух. ТАМ!

В три прыжка альфа оказался около люкса, дальше ещё несколько шагов, осторожных, как у хищника перед броском. Замерев у кровати, на коленях стоял Бонне. Альфа целовал голые ступни обнажённого золотистого тела. В спальне аромат вишни и фрезии перемешан с запахом страха, крови и… Ещё шаг…

Теперь слышен и сдавленный глухой шёпот:

– Я ошибся?! Я ошибся?! Но ты сам виноват, малыш! Ты сам виноват!

Дикое рычание Дольфа клокочет, перерастая в мат: на груди Пая слева вырезана цифра «7», обвитая терновым венком. Капли крови засохли на животе и плечах. Юноша был без сознания, потому что спать после такого он бы не смог.

– Ах ты, душевно больная сволочь! Да я же тебя собственное дерьмо жрать заставлю!!!

Колмагоров в бешенстве отбросил маньяка от мальчишки, запрыгнул гаду на спину, и, развернув, несколько раз ударил костяшками увесистого кулака в лицо, круша нос, скулы, зубы. Тьерри гортанно забулькал, захлёбываясь кровью, ничего… абсолютно ничего не меняя в жутко равнодушном рыбьем взгляде.

– Что ты ему дал, скот?! Почему он в отрубе? Какой дрянью накачал?! Если наркотой – убью, тварь! Легко не сдохнешь! – Дольф задыхался от чувства гадливости.

– Снот…ворное… – едва шевеля губами, произнёс Бонне. – Он… седьмой. Ты не понимаешь… На всё воля Божья… Божественное число…

 – Чего ты там клокочешь, тварь?! Просто подохни! – очередной удар с хрустом сломал нос Тьерри, и тот тряпичной куклой обмяк у ног Колмагорова.

Рудольф бросился к кровати, чуть не зубами сгрыз ремешки с рук и ног мальчишки и принялся растирать ледяные ладони, щёки, руки.

– Пай, малыш, давай, мой хороший! Приходи в себя, зая, дава-а-ай! – голова Престона безвольно откинулась на плечо альфы.

Нагое тело с лёгким рисунком мускулов было совершенно даже для молодого альфы, но слишком изящно. Рудольф ещё раз для верности обнюхал юношу, прижимая его к себе. Крик омеги-горничного с порога отрезвил русского: Перси голосил, как резанный, застав ужасную картину – громадного русского, укачивавшего голого Пая, и лежавшего у его ног окровавленного Тьерри.

– Жандармов, блять, вызывай, сигнализация белобрысая! И медиков! – рявкнул ему Колмагоров.

Звать никого не пришлось – секундой позже в люкс вбежали блюстители правопорядка, а так же Свят и Роше. Последние Колмагорову были знакомы, и он без вопросов отдал им Пая.

Доктор, прощупав пульс, приподнял веко Престона и, осмотрев рану на груди, кивнул Святу:

– Обошлось! Давай его быстро в машину, заверни вон в покрывало! Благодарю, месье Колмагоров, за то, что вмешались. Но как… вы узнали?

– Запах! – хрипло прорычал возбуждённый зверь. – Вы его сейчас куда собираетесь везти? Я оплачу лучшую клинику!

– Не стоит! У него же есть семья, Рудольф! Зачем платить Вам? – сдержанно оборвал доктор.

– Я его люблю, как оказалось. Сам пересра… пардон!

Роше вскользь осмотрел полумёртвого подонка Тьерри:

– Эту сволочь в реанимацию! – брезгливо бросил Анри. – Хотя, лично я бы… его не спасал. Месье Колмагоров, вы сам-то нормально себя чувствуете?

– Хреново мне, знаете ли! – русский помял мышцу могучей груди. – Сердце немного закололо, хоть вспомнил, что оно слева, оказывается… Док, дай сердечных капель, что ли?

Роше накапал лекарство в стакан с водой.

– Кому из вас я могу позвонить, чтобы узнать про Лапоньку? – Рудольф выпил и сморщился. – Вот же дрянь!

– Смею заметить, что ваше беспокойство неуместно. Любовь, кстати, тоже. Сейчас мальчику понадобится уход, забота и покой! – строго проговорил Анри. – Вы же пытались давить на Престона.

– Не ваше дело, а силы природы! Я его выбрал и терять не намерен!

– С юношей всё будет в порядке! Оставьте нашу семью в покое! – Роше был немного выше широченного в плечах русского бизнесмена. – Вы помогли мальчику, не сводите все свои заслуги на «нет»!

– Док, не лезьте! – угроза завибрировала в низком голосе Колмагорова, но он остыл и сунул Анри визитку. – Тогда сами звякните мне, когда он в себя придёт, пожа…луйста.

– Хорошо! – сухо выдавил Роше. – Но только, принимая во внимание ваше участие в этом… кошмаре. Не добивайте мальчика, Рудольф, прошу, как врач! Он только начинает самостоятельную жизнь.

– Много ненужных слов! – Рудольф вытер губы рукавом. – Никто не знает, что будет завтра? Не знают слабаки, сильные просчитывают всё наперёд, чтобы взять от жизни по-крупному!

====== Глава 42. ======

Свят сдержал слово: после перевязки и капельницы в больнице он привёз мне Пая. Парня пошатывало, но я с порога крепко обнял сына и долго вдыхал его запах, растревоженный странной апатией. Престон молчал, очевидно, ещё находясь в сильнейшем стрессе, вжимался в меня и не хотел отпускать.

Юноша немного посидел с нами в гостиной, не съев ни кусочка от ужина, а потом шепнул мне просьбу, при этом глядя на Макеева:

– Пап… я могу сегодня… поспать… с тобой?

– А это и не обсуждается! – ответил я, понимая, что сейчас оставлять парня одного наедине с собой будет плохой идеей.

Мы легли вместе, мальчика сразу же вырубило, едва его голова коснулась подушки. Я не спал, периодически вставая к неспокойной Максин, и всякий раз смотрел на Пая, сжавшегося в позу эмбриона.

Ночью у сына поднялся жар, его заколотило в ознобе так, что дробно отстукивали зубы. Макеев перенёс Пая в его бывшую комнату, чтобы не подвергать опасности здоровье грудной дочери, и сам остался там, остаток ночи обнимая и пытаясь успокоить.

Юноша вскрикивал, не просыпаясь, сворачивался клубком или выдыхал отдельными фразами полумольбу:

– Не надо… не трогайте… оставьте их в покое…

Роше в конце концов сделал Паю инъекцию седативного, а Свят продолжил достойно нести ночное дежурство. Я периодически заглядывал в спальню, ловя печальный синий взгляд мужа, лишь хмурился и качал головой. Ночью покормить Макс я не смог и спустился на кухню за смесью. Роше курил в открытое окно, а на его лице лежала печать усталости и тревоги.

– Донервничался? Пропал корм? – сухо спросил меня док.

– Не умничай! – резко буркнул я, разводя порошок. – Шрамы у ребёнка, я так понимаю, без вмешательства пластического хирурга не исчезнут?

– Да. Вырезано довольно глубоко. Этот скот постарался на славу! Пай сказал, что боли не помнит. Слава Богу, Бонне его сначала приспал!

– Значит, не Свят и не Илья… – на моих скулах заиграли желваки от такой констатации невесёлого факта. – Моего сына спас Колмагоров.

– Да, – док бил рекорды по развёрнутым ответам. – Когда мы с Бесом подъехали, всё уже было кончено.

Я усмехнулся, зная, что сейчас Макеев там, с нашим сыном, и он испытывает жгучую вину, которую мне надо было бы попытаться понять, но… НО! Что-то неясное бродило во мне, и я не мог дать этому «но» никакого определения, а тем более объяснить. Док пристально смотрел на меня, однако разговор не продолжал, понимая, что со мной начинает твориться черти что. Мои закидоны на Доране, вероятно, были еще свежи в памяти.

Я основательно взболтал смесь и поднялся к расстроенной пищащей дочери. Насосавшись, Максин уснула, а я, ни секунды не раздумывая, эгоистично набрал Фаби.

– Пронто, Лер! Как Пай?! –  даже встревоженный голос Нери был приятен мне до одури, будто скользил ладонью по поверхности кожи и вызывал сладостную дрожь, как приём долгожданной дозы обезбола.

– Норм. Он дома. Досталось… моему ребёнку, Малыш! – я сильнее прижал сотовый к уху, делая Фаби на миллиметр ближе.

– Успокойся теперь сам, Лер! Слышишь меня? Возьми себя в руки! Твой кристалл сходит с ума! С Паем… что-то нехорошее сделали?

Я, не таясь, выложил всё прекрасному бете, как если бы привычно исповедовался священнику. Он не прерывал меня, только вздыхал, будоража мой напряжённый слух. Я могу с уверенностью сказать, что есть лишь пара людей на этом свете, с кем, даже просто беседуя, я успокаиваюсь. Это Фаби, и это…

Внезапно и предсказуемо входит Свят, садится у моих ног, обнимая мои колени. Он не поднимает головы и почти не дышит, словно обвиняемый ждёт приговора судьи. Я замираю, хотя испытываю сильное желание коснуться жёстких светлых волос хотя бы кончиками пальцев, чтобы облегчить его состояние. Но рука замирает… Что так упрямо блокирует моё великодушие?

– Лерк, прости меня. Я не успел! Пайку спасал Лютоволк, – хрипло и бесцветно шепчет муж, ему очень нужно выговориться, я это нутром ощущаю.

– Но… так ведь вами и планировалось? Разве не в этом заключалась суть грёбаной операции? – я не узнаю своего ледяного голоса. – Сын уже дома. Он жив. Хоть и спас его Рудольф. Всё, что хотел, я вылил на вас с Ламертиным накануне. И… тебя, вроде как, и не за что прощать.

Макеев вскидывается, в синих глазах море тоски, бесенята попрятались и горюют где-то на глубине. Его губы дрожат, они искусаны в хлам, затянутые корочками.

– Лер… Лер?! – он очень боится моих следующих слов, но я их произношу практически сразу.

– Свят, можно, я какое-то время побуду один?

– Конечно… я к сыну! – больше я не вижу глаз мужа.

А Макеев не замечает работающего сотового в моей руке, и Фабио всё слышит. Каждое слово. Наверное, сейчас я должен мысленно назвать себя бессердечной сволочью?

Спустя минуту, проводив взглядом Свята, я возвращаюсь к беседе, но меня опережает серьёзный голос итальянца:

– Лер, зачем ты так? Для него нет наказания хуже, чем разлука с тобой и молчание! Он тебя слишком любит.

– Он ничего мне не сказал и не посчитал нужным посоветоваться, Малыш! Я узнал постфактум: мой сын в лапах маньяка из-за того, что на него положил глаз русский наркобарон, что было результатом тонкого расчёта наших оперативников. Каково? Меня почти заверили, что всё под контролем, и с Паем ничего не случится! – теперь настала моя очередь остервенело закусить губу.

– Свят берёг тебя, берёг по-своему!

 – Для меня нет никого дороже детей, Фаби! И Свят, недоговаривая, знал об этом! Я многое могу понять и простить, только не размен теми, за кого я без колебания отдам свою жизнь! – как же меня вымораживала сейчас необходимость объяснять очевидное.

– Лер, я понимаю, но, скажи они тебе о своих планах, разве ты не вмешался бы тут же и не наломал бы следом дров? О маньяке никто и не подозревал, а тот Рудольф прекрасно попал на крючок. Паю не повезло и повезло единовременно.

– Почему… ты защищаешь Святослава?! – обескураженный, я едва не повысил голос, при этом непременно разбудив бы Максин.

– Я просто знаю, насколько сильно ты его любишь, поэтому так обижен! – Нери помолчал с секунду. – Больнее в тысячи раз получать уколы от самых близких и дорогих. Свят, наверное, измучился, обвиняя себя во всех смертных грехах. Поди, скажи, что прощаешь его…

– Я ни хрена не понимаю тебя, Малыш! – едва не простонал я, потирая лоб.

– И не надо! Ты не видел своего мужа в ту минуту, когда тебя достали еле живого из-под земли. Он выглядел так, словно сам хотел бы тысячекратно умереть, лишь бы не видеть тебя бледно-серым… без дыхания, – спокойно и серьёзно закончил Фабио, словно сейчас его устами меня пыталась вразумить неизвестная мне, до фига могущественная мудрая сила.

Я погладил спящую дочь по голове. В сущности, я успокоился и больше не хотел никого обвинять. Мой сын отделался шрамами… Но эти раны на теле… Беспокоили ли они Пая сильнее, чем душевные? Илья не пришёл, не спас, более того: Илья сделал из парня приманку. Полагаю, теперь Ламерту надо было приготовить объяснения поубедительнее.

Фаби на другом конце провода осторожно кашлянул:

– Лер, милый, в твоих силах не допустить сейчас разлада в семье. Ты очень мудрый человек, просто поговори со Святом и с Паем.

Ох, Фабио Нери! Великодушный проницательный юноша! Но и ты несчастен, малыш. Несчастен из-за меня…

Я ментально поцеловал Дария, Лу и самого Фаби, пожелав им всем спокойной ночи, и отключился. Потом подумал, что неплохо было бы напиться сладкого чая перед сном, чтобы вернуть лактацию.

Меня парализовало на месте… На подходах к кухне меня ждал охеренный сюрприз: в дверях гостиной невесть откуда нарисовавшийся Илья спокойно разговаривал с Роше.

– …слава Богу, что Пэтч и Роук уже второй день в клинике на обследовании! – закончил беседу док.

Я мрачно привалился рядом к косяку. Чаю расхотелось – налейте водки!

– Доброй ночи, Лер! – произнёс Илья.

– Тебе тоже не хворать, сволочь! Чего задумал на ночь глядя? – по моему тону было нетрудно догадаться, что я не особо рад этой встрече.

– Мне… можно немного поговорить с мальчиком? – тёплые карие глаза Ламерта были устало-грустные, однако не виноватые, как у Свята.

Этот взрослый человек, похоже, хорошо понимал, что делал, что безвозвратно разрушал, а что создавал и упрочнял на века. Я терялся перед ним, проигрывая ход за ходом, и мой гнев улетучивался под гипнозом проницательного мудрого взгляда.

– Я против! – упрямо выпалил я, но тут же неожиданно для себя самого сдал назад. – Но, в силу всех обстоятельств… надо спросить у него самого. Сейчас, скорее всего, Пай спит, а если не спит, то активно вспоминает события прошедшего дня, боль от которых ты сейчас усугубишь. Хочешь сделать больнее, чем уже есть?

– Потом в разговоре не будет смысла.

– Как и сейчас, чёрт тебя дери в зад! Прости, Ламерт, только Пай от тебя теперь стал намно-о-ого дальше, чем раньше! Ты не понимаешь, мерзавец?! Он ждал, что его спасёшь именно ты!!! – наверное, это было слишком громко, но по-другому меня просто разорвало бы.

– Лер, ты хороший отец, – внезапно я заметил, что потемневший лицом Ламерт, по всему, не спал двое суток, и говорил через силу, – поэтому так искренне зол. Но то, что произошло, лишь верхушка айсберга, а что находится под водой – неизвестно даже мне. Тьерри Бонне не исключение! Он вынырнул слишком внезапно, и чуть не испортил всё дело.

– Ты можешь долго и красиво говорить, что сути дела не меняет! Ты слишком самоуверенно использовал Пая, ничего не объяснив и не просчитав все риски! Мой сын не глупый человек, он многое бы понял и, возможно, был бы осторожнее…

– Он слишком честен и открыт! Совсем, как ты! Его раскрыли бы на раз, Лер! – хрипловато ответил Ламерт. – Я не рискнул говорить всё Паю только потому, что боялся за него.

– Ты понимаешь, что мог его запросто потерять? – вдруг тихо спросил я, разом теряя все силы гневаться дальше. – Насовсем… навсегда… безвозвратно?

– Этого бы не случилось! Потому что… – Ламерт резко вскидывает подбородок, но обрывается на полуслове.

– Потому что?.. – я горько усмехаюсь. – Или ты – Бог? Прилетел бы в нужную секунду на белых крыльях?

– Илья! – Макеев уже спускался со второго этажа.

– Он спит? – коротко спросил Ламерт.

– Нет.

– Лерк, можно? – вопрос адресован ко мне, я нервно кусаю губу.

– Что ты ему скажешь, Илья? – спрашиваю я с резкостью. – Что тебе жаль? Нет, не пойдёт! Ищи другой выход! Не рань его ещё больше! Он – мужчина.

Илья быстро поднялся наверх, а я просто прикрыл глаза, чтобы почти наяву почувствовать и услышать всё происходящее там.

В прошлый раз в этой спальне, оглушенный сладким вишнёвым запахом, он ухаживал за измученным течкой мальчиком. Боялся ли он увидеть снова эти огромные печальные серые глаза? Услышать тихий приятный голос? Почувствовать робкое прикосновение пальцев?

Ламерт постучал и решительно вошёл. Пай почему-то сразу же положил руку на перевязанную грудь.

– Илья?

– Доброй ночи, заечка! – Ламерт едва заметно сглотнул. – Как… ты? Не удивлён?

– Нет. Я знал, что ты придёшь. Как я себя чувствую? Уже лучше. Успокоился. Ты смог выбраться? Или… опять ушёл самовольно?

Здоровяк-альфа, присев на край постели, прикрыл глаза ладонью:

– Прости меня! Мне надо было тебе рассказать про Колмагорова раньше Свята.

– Тебе не надо себя корить, хотя бы потому, что… ты имел полное право так со мной обращаться, – удивив спокойным ровным голосом, произнёс Престон.

– Ты… это о чём?! – ахнул Ламерт, как раненый.

– Я сильно обидел тебя, Илья, когда… опять принял Роука! Я понимаю, и спасибо за время, что ты мне дал. Но… всё уже не будет так, как прежде. Я сам виноват. Мне надо было… Я…

– Заечка, нет!!! Я не стал к тебе хуже относиться после всего произошедшего с Дэвом! Неужели ты так это ощутил?! – Ламерт бросился к юноше, хватая его за тонкие запястья. – Я знаю, через что вы прошли на Доране, когда узнали правду! Я бы никогда…

– Я не хотел идти к Рудольфу, Илья! Мне было мерзко, словно… Словно, я занялся дорогой проституцией.

– Тогда… зачем же ты пошел, малыш? – с горечью выдавил Ламерт.

– Я испугался за семью! Не захотел подвести тебя! Свят сказал, что ты уже много лет безрезультатно ловишь Колмагорова. Свят сказал, что это спасёт многих людей! Рудольф связан с торговлей наркотиками и…

– Господи, Заечка, остановись! – Илья вдруг резко выпрямился. – Никогда не пытайся спасти весь мир! Если противно твоей душе, если это её умерщвляет, то зачем поступать вопреки своей доброй воле?! Ты так и не научился себя любить, малыш!

Пай вздрогнул и отнял руки, уходя от ладоней альфы:

– Хочешь сказать, мне надо прежде всего думать о себе?

– А это так тяжело для тебя? – Илья не отрывал взгляда от красивого бледного лица.

– Да! У меня куча примеров перед глазами!

– Кого, Пай? Безбашенных упрямцев? Которые сначала дров наломают, а потом берутся думать? Колмагоров подсел на тебя, как на дорогой индивидуальный наркотик, это правда! Но я не толкаю тебя в его руки насильно! И я не считаю тебя распутником или шлюшкой! И вообще, твой отец мне запретил тебя жалеть!

Пай захлопал ресницами, от слов взрослого альфы он мог бы по-омежьи обидеться уже сотню раз, но… Илья был прав! Прав! Престон не был жертвой, он сам выбрал участие в заговоре, хотя мог отказаться.