Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

– Значит, старик, я… не умею себя любить?! Значит, я могу брать пример лишь с безбашенных упрямцев?! Да!!! Я не хочу изменять себе! И мою симпатию к тебе я не придумал! Но ты исчез сразу после того, как я отдал свою первую течку Роуку! Понятно, что я чувствовал свою вину перед тобой! Ты не считаешь меня шлюшкой? Милость великая! Я не святой, если помнишь: я жил втроём с братом и общим альфой! И я… любил себя больше, чем ты можешь себе представить! Поэтому я…

– У тебя опять заблестели глаза, заечка. А были потухшие и пустые. Вот так! Так и надо! – мягко шепчет Илья со слезами на глазах.

А Пай вдруг срывается на горькое громкое рыдание, изливая всё, что накопилось за эти нелёгкие дни, бросаясь на широкую грудь Ламерта. Альфа с нескрываемым облегчением целует и целует мальчика в тёплую макушку, обмирая от нежности.

– Я жду тебя, солнышко, я всегда тебя жду!

Престон плакал добрых сорок минут, и делал бы это дольше, если бы не уснул в сильных руках взрослого. Ламерт ещё какое-то время подержал его, а потом аккуратно уложил в постель и коснулся губами гладкого лба. Когда оперативник вышел из спальни, он увидел меня, подпирающего стену напротив входа. Илья протянул руку, я без колебания вложил ему в ладонь свою.

Ламерт погладил моё запястье большим пальцем:

– Красивые руки. Он очень на тебя похож. Знаешь… Свят влюблен до крайней черты. Похоже, и я уже близок к тому же. Пай видится мне повсюду.

– Тогда поступи по-взрослому, прекрати ваши метания друг от друга.

– Престон должен полюбить.

– Ты – эгоист. Такой же, как и Свят! Как и все альфы! Он уже любит! Ты ему нужен!

– И он мне, но если я заберу сейчас, а он не будет полностью уверен и готов, ничего хорошего из наших отношений не выйдет. Лер, просто поверь мне!

– А на что ты надеешься, старик? – мои глаза непроизвольно сощурились.

– На милого кареглазого мальчишку, похожего на Пая.

– О! – я улыбнулся. – Мне нравятся твои планы. Значит, дело за моим Заечкой. Учти, я лезть не буду, посмотрю, кто не выдержит и сделает первый шаг.

Ламерт отказался от кофе и ночлега и, тут же попрощавшись, уехал. Я облизнулся на дымящуюся кружку в руках Роше и с шумным вздохом заварил себе травяной чай. Вернулся Свят, провожавший Илью до ворот, он прошёл мимо меня, даже не задев краем плеча, что было нашим обязательным ритуалом. Я приподнял бровь, потом вспомнил, о чём попросил два часа тому назад. Макеев молча поднялся на второй этаж, а Анри придвинулся ко мне.

– И чего происходит, а? Почему Свят в опале, староста?

– Я был сердит и наговорил гадостей. Он решил не усугублять моей истерики и…

– Я таким его давно не видел.

– Роше, мы с тобой поговорим, когда у тебя появятся дети! – я нервно дёрнул плечом, а Анри вдруг погрустнел.

– Твои укусы по-прежнему болезненные и меткие, Лерк. Я про детей.

– У Мирро так и осталась… эта проблема? – брови мои сами поползли к переносице.

– Да. Но я запретил ему пить гормоны и продолжать мучить свой организм. Мой ненаглядный не дает по себе знать, но печалится, глядя на тебя и Шейна. Он очень… фанатично… хочет малыша.

– И как ты думаешь поступить, док? – я отлично понимал, насколько не всесилен Анри в борьбе с природой.

– К своей великой тоске, могу сказать, если не случится чуда, мон шерри выносить дитя не сможет.

– И? Вариант один: суррога… – уверенно и воодушевлённо начал я, но осёкся под острым взглядом зятя.

– Нет, Лер! – холодно отрезал Анри, – Нет!!! Не обсуждается! Моего ребенка не будет носить суррогатный омега!

Я был поражен такой бурной и однозначной реакцией Роше. Таким раздражённо-категоричным я его не видел ни разу. Вывести Анри из себя при издержках его профессии казалось задачей непосильной, но сейчас…

– Док, что-то произошло, что ты…

– Лерк! Не раскручивай меня на разговор! – Роше замахнул в себя весь кофе залпом и выскочил из кухни.

Мирро я нашёл в оранжерее, в моём кресле, под моим пледиком, но детям можно всё! Хотя и жаба давит. Жадно осмотрев уютно-тёплый кокон, я потормошил сына за плечо: ну точно! В ушах наушники, а в них какой-то музон, явно не классика…

– Ой, тата? Ты вязать пришёл? – потревоженный чех, смущенно выпутался из пледа.

– Нет. Я поговорить, если обещаешь не расстраиваться.

– А… о чём? – мой черноглазый котик тут же навострил ушки.

– Даже… не знаю… с чего начать, золотце…

Мирро наполовину вылез из пледа, отложил плеер, вынул наушники.

– Может, о Пае?

– Нет, о вас с Анри. И… о детях.

Владмир грустно потупился, ибо мною предлагалась болезненная и неприятная тема. Я погладил тёмные густые волосы сына.

– Почему твой супруг не рассматривает возможность суррогатного отцовства, Мирро?

– Ох, тата, ты говорил с ним об этом?! Он взбесился? – парень побледнел.

– Практически. Он категорично заявил, что против, и такого не будет никогда.

Мирро нервно потёр лицо ладонью, понимая, что скрывать от меня правду бессмысленно, ведь я и так узнаю о ней – это всего лишь дело времени

– Я знаю, почему, но это… не моя тайна. Расскажу, но только по секрету, хорошо?

Я как-то неубедительно быстро и жадно кивнул, пока сын немного собирался с духом, чтобы начать.

– Анри сам был рождён суррогатным омегой. Родители мужа были богаты и омеге хорошо заплатили. Но этот… аферист был слишком жаден и начал требовать денег ещё и ещё, угрожая всё рассказать маленькому Анри. Семья Роше хотела сохранить конфиденциальность этого момента и заплатила вторично, а потом в третий раз. Шантажист вроде поутих, но потом через пару лет объявился снова. Роше отказали вымогателю, тогда он подкараулил четырехлетнего малыша Анри и наговорил ему с три короба. Дескать, папы у тебя не родные и ненастоящие, тебя купили за деньги, как игрушку в магазине. В общем, у Анри случилась истерика, и он полгода вообще не разговаривал.

– Мдя-я. Невесёлая история, золотце! – я забарабанил пальцами по спинке кресла.

– Очень невесёлая. Анри совсем не рассматривает этот вариант. А шанс выносить малыша у меня практически равен нулю. Я буду лишен такой великой радости. Я – ущербный, пап. Анри… должен меня бросить!

– Чушь не неси! Он тебя обожает, глупыш! Анри ещё на Доране сказал мне, что ты стал для него всем! Роше никогда, слышишь? Никогда тебя не бросит, Влад! – мне было невыносимо жаль своего старшего ребёнка.

– У нас не будет детей, пап! Не будет смысла жить! – почти прорыдал Мирко и бросился мне на шею. – Анри так смотрит на новорожденных в своей клинике, берёт их на руки, покачивает и ласкает. Но не может пересилить себя и взять приёмного малыша. Боится, что всё раскроется, и ребёнок узнает, что неродной.

– Фобии есть у всех! Кто приблизится к его крохе, когда тут полон дом какого-нибудь дурного народу?! Да лично я проломлю череп любому желающему испортить вам жизнь! – прорычал я, обнимая расстроенного сына.

– Я знаю мужа… Он не согласится!

Слушая его, я глажу чёрные мягкие кудри, целую в мокрые щеки.

– Значит, золотце, молись и верь! Вы с Анри, как никто, достойны счастья!

Оставив расстроенного сына в оранжерее, я пошёл в спальню, но по дороге столкнулся с Роше.

Анри был уже, как ни в чём не бывало, спокоен, и справился насчёт Влада. Я честно ответил, что маленький чех оккупировал моё кресло и слушает второсортную попсу, и его пора гнать в кроватку. Проходя мимо спальни Пая, я услышал его болтовню. Видимо, Пэтч позвонил, и Престон рассказывал братцу про Илью, голос был тихий, спокойный, немного смущённый. Мне становилось всё легче на душе, словно вскрывал в ведущей партии нужные карты. Хорошо, что Ламерт нашёл время приехать и поговорить! К моему удивлению, мужа в спальне не было. Я вздохнул и спустился в подвал, уже на лестнице слыша монотонные удары по груше.

Полуголый Свят, профессионально прыгая на носочках, яростно молотил по мешку с песком. Мускулистое загорелое тело двигалось невероятно красиво и быстро, словно это была не просто вечерняя тренировка, а бой за титул.

Я излюбленным жестом подпёр спиной дверной косяк, скрестив руки на груди.

– А я, как бы, немного тебя потерял. Что это за полуночные бои с тенью? Неужели за день не устал? – начал я ехидно, но без злости.

– Кажется… кто-то… пожелал… остаться… один… – перемежая удары и скачки словами, коротко выдыхал Свят, потом вдруг замер и вытер пот со лба. – Иди ложись спать!

– Я-то лягу, но мне показалось, или ты, блядь, злишься? – хмурюсь и кусаю губу.

Муж ведёт себя так, словно мы действительно поругались, и при этом виноват я. А я к такому, чёрт побери, не привык и не готов.

– Свят? – мой голос стремительно набирает требовательно-истеричные нотки, однако я тут же понимаю, что сейчас всё происходит несколько иначе.

– Лерк… я что-то не втыкаюсь?! – взрывается Макеев, безапелляционно забирая у меня ведущую партию. – Где твой гребаный переключатель настроения?! То ты убит и до кучи добиваешь меня, то ты…

– Алё! – нехило воспламеняюсь следом я. – Если что, сейчас к тебе пришёл именно я, потому что перегнул палку! Чтобы сказать, что я… не виню тебя…

– Вот спасибо, дорогуша! – к моему ахеру: Макеев багровеет от гнева, синие глаза нехорошо блестят. – Вот я замаялся, тебя ожидаючи! Только теперь объясни мне, почему, когда тебе откровенно херово, ты всегда… всегда!.. звонишь Лапоньке? Словно он самый главный пониматель твоих состояний души?!

– Ах, тебя это так взбесило? Свят, ты видел, я не успел отключить телефон… – я почти достигаю опасной точки кипения.

– Не успел… или не захотел? Посторонний человек слышит, как ты ровняешь меня с землёй. Думаешь, меня, альфу, мужика, мужа… такое отношение не задевает?! – Макеев стоит передо мной, как боксёр на ринге перед решающим ударом.

– Вот как?! А как же все слова о вечной любви и терпении, милый? – яд сочится с моих уст, а дерьмо закипает снизу. – И о том, что отпустишь к Фабио, если я решу уйти???

Я ясно слышу звук, как что-то лопается в напряжённом воздухе подвального помещения.

– А ты, наконец-то, решился? – Свят шагнул ко мне, потный, разгорячённый, с напрочь сорванной башней. Кулаки прижаты к груди. И я, не мигая, готов встретить все: удар наповал, рёв, последнюю колкую фразу навылет, которая закончит и эту ссору, и, вообще, всё!

– Лучше исчезни, Лер… Иначе, я сойду с ума… – сдавленно молит Макеев, блестя глазами, как дикий разъярённый зверь. – Я не могу так, не могу и не хочу!!! Делить тебя… с кем-то ещё… Я люб…

Я поднимаю вверх обе внезапно вспотевшие ладони:

– Замолчи, альфа! Эта тонна слов меня завалила!. Меня до усрачки напрягает такая любовь! Она меня крошит на осколки! – я тру лицо рукой, пытаясь унять странный нарастающий жар. – Фаби… меня слушает, не пытаясь перетянуть на себя одеяло, хотя страдает от моего эгоизма не меньше твоего.

– Так, может… хватит вам страдать, Лерка? Разреши это своим волевым решением! Я не смогу отказаться… – Свят, шумно и тяжело дыша, опускает голову.

Я слышу, как пот капает на пол, и холодею. Похоже, я действительно довёл мужа до крайнего предела.

– Как хочешь, – бесцветно говорю я и… ухожу.

Он не бежит за мной, не кричит ничего вслед, просто сверлит мою спину пронзительным взглядом. На выходе из подвала меня встречают встревоженные Мирро и Анри.

– Татенька, вы там чего?! Ор до самых гор? Поругались опять?! – встревоженно спрашивает Мирро.

Смотрю в тёмные глаза сына, потом резко обнимаю:

– А мы и не мирились, сын! Моё охренительное везение сегодня, похоже, подошло к концу. Как и макеевское терпение.

– Пап, всё можно исправить! Вы друг друга так любите! – сын с горячностью хватает меня за руки.

– Как… так, малыш?! Умопомрачение это, а не нормальные чувства! Всё на грани… по лезвию… на резком выдохе… И всё потому, что мы хотели обмануть природу! Мы оба – непрошибаемые альфы! Свят и так уступал больше, чем нужно и позволительно!

Мчусь в спальню, дочь спит под бдительной охраной кота. Телефон светится на беззвучке: там вижу семь пропущенных от Фаби.

СМС:

«ЛЕР, У ВАС ВСЁ В ПОРЯДКЕ?»

«ЛЕР, ЧТО СО СВЯТОМ?»

«ЛЕР, ЭТО НЕДОРАЗУМЕНИЕ ИЗ-ЗА МЕНЯ?»

Я, опустошённый, сажусь на кровать. Если сейчас войдёт Свят, я, наверное, разревусь…

Минута, две, три… десять…

Заусенец на пальце ободран до крови… Губа прокушена изнутри…

Почему мне так обидно и больно?! Почему я так эгоистично полагал, что муж простит мне всё?!

СМС:

«ЛЕР, НАБЕРИ МЕНЯ!»

Я тупо смотрю на призывающий к действиям мобильник и вспоминаю тоскливо-саркастическое: «…почему, когда тебе откровенно херово, ты всегда… всегда… звонишь Лапоньке?..»

Хватаю телефон и разбиваю его нахрен об стену…

Когда в ушах раздаётся испуганный крик разбуженной дочери, вбегает Свят.

– Лерк?! – я вскакиваю от его голоса, меня ведёт вправо, мимо Макеева, вжимаюсь в стену.

Стою, как на расстреле, шаря по мягким обоям ладонями, накусывая губы сильнее… Свят качает орущую Максин.

– Лерк, прийди ты в себя! Ты зачем ребёнка испугал?!

Я, не в силах искать себе оправдания, быстро выхожу из спальни, бегом мчась по лестнице, успеваю что-то накинуть на плечи, во что-то втолкнуть ступни. Меня выносит в ночь морозного января, по звонко хрустящему, недавно выпавшему снежку. Куда?! Куда идти?! Я бросил дочку?! Я схожу с ума! Почему?! От обиды?! Или от того, что на меня навалилось неподъёмное? Чертов эгоист и себялюб! У тебя же всё было и есть! А ты психуешь, как омежка, не прошедшая фейсконтроль в клуб!

Влипаю в могучий дубовый ствол, вовремя нарисовавшийся на пути моей прогрессирующей истерики, целую губами шершавую кору, обречённо ору в темноту:

– Прости меня…!!! Прости!!! – и слышу за спиной тяжёлое прерывистое, от быстрого бега, дыхание Свята.

– Конечно, про…щаю, чёрт психованный! Люблю и прощаю! Доволен?! Ну куда ты в ночь-то полураздетый рванул, горе ты МОЁ?! Я Макс на Роше оставил, а сам… за тобой… Я не думал, что ты так можешь…

– Мне плохо, Свят! – выстанываю я. – И я всем делаю ещё хуже!

– Ага, зло ты моё вселенское! – меня прижимают к широкой горячей груди, прикрывают с обоих сторон бортами куртки, потом яростно качают. – Лерк, я тебя когда-нибудь просто придушу!!!

– Я не буду… ха-ааа… не буду, когда плохо… – меня накрывает слабость.

– Чего ты там не будешь? – шёпот мужа опаливает мои трясущиеся губы.

– Звонить Фаби…

– С трудом верится! – синие глаза снова стали насмешливо-усталыми. – Пойдём домой, сумасшедший старик! А то Фаби твой скоро Господу Богу за помощью позвонит!

Я жду, как идиот, смотрю на его губы, сглатываю, а потом начинаю жадно целовать, прямо на морозе, под светом крупных ярких звёзд, забирая их в свидетели моего безумия. Я грею этот большой сладострастный рот своим дыханием, вылизывая изнутри каждый миллиметр. Он всё же… за мной побежал!

Макеев больно прикусывает мою губу, смотрит исподлобья:

– Никогда больше… не смей… психовать при дочке! Вообще, при всех своих детях! Для них ты – несгибаемый стержень, сила и вожак стаи. Дашь слабину – всех их сделаешь уязвимыми и слабыми! Ясно?

Я киваю, утыкаясь в крепкое плечо. Я-то сила?! Раскис, как сдобное печенье в молоке!

Рука Макеева отрезвляюще сжимает мой зад:

– Выдрать бы тебя, любимая истеричка, да опять… ещё рано? Всё! Домой и спать!

– С…вят… никогда больше… – мои зубы пристукивают, а голос глохнет.

Муж смотрит на меня пристально:

– Я сам себя сегодня испугался, Лерка. Мне показалось, что мир вокруг меня со звоном раскололся, и я тебя потерял. У меня нет мудрости Ильи, только любовь без конца и края.

Значит, и Свят слышал тот тревожный звон?

– Это… немало, если учесть, что ты прощаешь мне такие обиды…

====== Глава 43. ======

Ночью меня обнимали так, что утром на ребрах проступили синяки, а на плече красовался багровый засос, вот только за какие заслуги мне это влепили, я так и не понял. Часов в семь Макеев чмокнул меня в губы, шёпотом сказал о срочных делах в ресторанчике чеха и смылся.

Через полчаса в люльке закопошилась Максин. Я потрогал полупустую грудь, но решил покормить сам. Девчонка впилась в сосок с явным намерением его откусить. Пока кроха чмокала, я гладил её по спинке, ножкам и ручкам, раскрывая всё ещё сведённые тонусом пальчики. Иногда, глядя на Макс, я с трудом верил, что крошечные дети вырастают в таких роковых милах, как Мирро или Пай, или в бугаёв на подобие Роуков и Святов. Как уснул, не помню; предательски обмяк в подушках, а Маська просто сползла на живот, пристроившись головёнкой на изгибе руки.

Меня разбудил бдительный Чезе: усатая скотина тёрлась мокрым носом и зубами о пальцы на моей ноге. Кота пихнул, но безрезультатно. Встал, уложил Максин в кроватку, осмотрел слегка припухшее от вчерашней истерики лицо и поплёлся в ванную. Умылся, побрился во всех доступных местах, потом принял прохладный душ и пошёл на кухню пить чай с какой-то ароматной выпечкой.

Умильно вдыхая запах свежей еды, я спустился на первый этаж и услышал звон разбитой посуды, но не из кухни и не из гостинной. Вылетаю в коридор и вижу совсем не то, что, вообще, хотел бы лицезреть. В прихожей огромный мужик в сером дорогущем пальто поднял на руки моего Пая и держит под зад, что-то тихо порыкивая ему в ухо. Кружка сына вдребезги! Блять, не дом, а проходная для наглых альф! А главное, гада этого я теперь узнаю даже ослепнув!

– Доброе утро! – я быстрым шагом подхожу к громиле и осаживаю его движением руки, заставляя вернуть сына на планету. – Надо полагать, господин Колмагоров собственной персоной? То, что вы спасли Престону жизнь, ещё не даёт вам права вламываться в неё тараном. Вас приглашали?

– Приветствую, господин Дарси! – мне крепко жмут руку, взяв её бесцеремонно и напористо. – Нет, не приглашали!

– Хм-м-м. Тогда непонятно, что вы тут делаете?

– Соскучился по своему мальчику! – невозмутимо пробасил альфа, как-то плотоядно оглядывая и сына, и меня. – Господин Дарси, я бы хотел тут отметиться, как официальный жених.

– Ну вот это вряд ли! Престон говорил, что у него уже есть человек, которому я дал своё благословение?

– Пай его не любит.

Я приподнял бровь: мужик знал интимно-домашнее имя сына. Престон заморгал. Всё ясно! Хакеры Лютоволка информации уже нарыли достаточно.

– Вам это Пай сказал, или вы сами так решили? – я недобро сощурился. – В любом случае, не гнать же вас сразу. Раздевайтесь и выпейте с нами чаю. Солнышко, помоги незваному гостю снять пальто и покажи, где у нас можно помыть руки.

Мирро, округлив глаза, чуть пирожки по кухне не растерял, когда за моей спиной нарисовалась внушительная фигура. Он-то был почти уверен, что я выставлю бугая на свежий воздух. Однако сводить на «нет» операцию Ильи и Макеева скоропалительной истерикой кормящего отца я не собирался.

– Рудольф! – русский сцапал изящную лапку чеха. – Здравствуй, котик!

– До…доброе утро… Мир. Владмир, – Мирко отобрал руку у чужого дядьки. – Тат? Это кто?

– Рудольф Колмагоров. Человек, спасший твоего брата от маньяка, – я незаметно подмигнул Мирро.

Если надо включить на максимум магию очарования, позовите моего старшенького! Все бастионы падут без боя!

Владмир тут же застенчиво улыбнулся и схватил мощную ладонь Колмагорова двумя руками:

– Ох, вы меня простите за невежливость! Я так некрасиво себя повёл! Слава Богу, что вы оказались рядом! Бедный мой братик такого натерпелся!

Чёрные бархатные глаза Мирро заблестели, на бледных щеках разгорелся нежный румянец, русский поплыл, несмотря на присутствие Пая. Рудольф бесцеремонно почесал котика за ушком и с явным разочарованием уставился на кольцо на безымянном пальчике.

– Тебя уже присвоили, малыш, а я хотел брата своего посватать.

– Даже в шутку такого больше не говорите! – Мирко сердито сдвинул резные брови. – Мой муж – мой единственный! Я люблю только его!

– Как выясняется, и очень сильно любящие люди могут круто поругаться и вынести сор из избы, – вполголоса рыкнул Колмагоров, пристально глядя в окно, но тот, кто должен был услышать, услышал.

Я нахмурился и насторожился: значит, за домом следили! Иначе откуда Рудольф бы узнал о моей вчерашней ссоре с мужем? Колмагоров тем временем обосновался за обеденным столом и пил свежесваренный кофе, заедая пирожками Влада. Пай тоже жевал, сидя рядом с гостем, но соблюдая допустимо-безопасную дистанцию.

– Татенька, а ты чего стенку подпёр? Давай-ка за стол, наш чай стынет! – только Мирка, чтобы как-то меня поддержать, пил со мной по утрам чаёк, а не любимый им кофе.

Рудольф скосил глаза, наблюдая, как я с нежностью погладил сына по спине и поцеловал в щеку.

– Странные у вас отношения, татенька! – скабрезно осклабился альфа.

– И чем же? – я отхватил полпирожка с яблочным джемом, неприлично громко хлебнув поднадоевший чай.

– Ты его ещё на коленки присади!

– Сидит периодически, когда секретничаем! – промычал я с набитым ртом. – Завидуй молча, товарищ!

У Колмагорова отвисла челюсть:

– А у его мужа в районе висков не чешется? В смысле, рогов?

Мирро захлопал длинными ресницами и приоткрыл рот:

– О чём вы опять, милейший?! – котик пришёл в очередное негодование. – Мы все любим отца, и в этих чувствах нет грязи! Он – лучший!

– Кто бы сомневался, Владмир! – Рудольф оскалился во второй раз.

Меня начала подколачивать бесячка. Пришёл в мой (ну, почти мой!) дом, облизывается на моих пацанов, строит пошлые альфячьи домыслы.

– Не надо ёрничать, господин Колмагоров! – я взял второй пирожок, но бдительный Мирро отобрал его у меня.

– Тат, ну он же с клубникой, а ты кормишь! – упрекнул сын. – Вылезет у Маськи опять какая-нибудь сыпь! Держи себя в руках, вот тебе с яблоком!

Я кисло улыбнулся старшему сыну.

У Лютоволка из раскрытого рта не совсем эстетично вывалился кусок лакомства:

– Кормишь?! Чем?!

– В школе, что ли, не учился? – я с нарочитой небрежностью балансировал на краю, играя соло первой скрипки точно, как по нотам. – Чем кормят младенцев до полугода? Типа… собой! – в результате я сделал вид, что смотрю на идиота.

– Ты… кормишь… грудью… младенца? Которого… родил?! – Колмагоров, мягко говоря, выглядел прифигевшим. – Максимум, на кого ты тянешь, это на брутального бету, но при этом у тебя в наличии взрослые сыновья… Ты и их родил?!

– Осади, мужик! Их родили от меня, – я гордо откинулся на стуле, щурясь, как довольный кошак.

– Это как?! И альфа, и омега в одном флаконе?

– Получается, так! – я пожал плечами. – Вот такая у нас семейка!

– Кто ты такой?

– Лерк Дарси, – я тут же отвлёкся на протирающую мне штаны животинку. – Чезе? Что тебе нужно, наглая ты усатая рожа, дочь проснулась?

– Нет, пап, он спокойный! Жрать пришёл! – с уверенностью заявил Престон.

– ДОЧЬ?! ТЫ РОДИЛ ДОЧЬ?! – Лютоволк получал в лобовую гранату за гранатой.

– А что за паника в международных массах? Ну, родил я девочку! А это, что, невозможная редкость? Золотце, а можно мне завтра хоть немного слабенького какао? – проныл я.

– Спрошу у Анри! – строго отрезал Мирро.

Рудольф явно растерял аппетит, а на меня, наоборот, напал жор конкретный. Я смел почти все яблочные пирожки, кроме тех, которые успел положить себе на тарелку Пай.

Колмагоров пилил взглядом то меня, то мальчишек, пока не произнёс:

– Я намерен жениться на вашем сыне Престоне! Вы как?

Я подавился, Пай хрюкнул в кружку и расплескал кофе, Мирро замер в номинации «Статуя с подносом свежеиспечённых пирожков».

– А его мнение вам неважно? – сухо осведомился я.

– Почему же! – пробубнил Рудольф. – Я бы хотел войти в вашу семью желанным, и, прежде всего, Сахарочку.

– Пай? – я посмотрел на сына, а тот покраснел и напрягся.

В конечном итоге я не сомневался, что мой солнечный мальчишка будет продолжать искусную игру, как на лучших театральных подмостках Парижа.

– Дольф меня… совсем не слушает и не… слышит, пап. Я… просил время, а он… очень нетерпелив! – Престон куснул алую губку и нахмурился.

– Ты всё ещё боишься его? – спросил я, давая понять, что секретов в нашей семье нет и не было.

Пай отрицательно покачал головой и стал просто обворожителен в своём смущении. В этот момент в кухню влетел Руж, по часовой перечмокав меня, Мирку и Пая, обнял за плечи Рудольфа, очевидно, приняв его со спины за Свята, и тут же отдёрнул руки, словно обжёг их.

– Это кто? – мой молодой львёнок тут же сгруппировался. – А-а-а, наверное, твой спаситель, Пай?

– И, как выяснилось… соискатель руки и сердца! – буркнул я. – С утра пораньше.

– И? – Задира плеснул из кофейника кофе, выбрав горячий пирожок из новой партии. – Братик, ты не можешь дать ответ? А как же Ла…

– Цыц! – рыкнул я громко, Колмагоров тут же цепко вскинул на меня тяжёлый пристальный взгляд. – Нашего гостя не волнуют нынешние ухажёры твоего брата. Он идёт в лобовую атаку!

Пай вдруг сердито и решительно стукнул кружкой по столу:

– Дольф, иди за мной!

Лютоволк оскалился в третий раз и двинулся за юношей, почти закрывая его собой. В прихожей он сцапал Пая и жадно обнюхал.

– Запах альфы действительно есть на тебе… чужого, приходящего альфы… слабый, но есть! Так любовник таки существует? – рыкнул он. – И ты с ним встречаешься?

Юноша строптиво рванулся из наглых сильных рук громилы:

– И он, кстати, не ведёт себя со мной, как диковатый монарх! Пусти!

Колмагоров зарычал и впился в рот мальчика поцелуем.

– Я… скучал, Лапонька! Пай, мой, сладкий… Сахарочек… М-м-м-м…

Престон замер в кольце крепких рук, понимая, что ему остаётся лишь дождаться звериного насыщения. А ещё он явно ощущал терпкие запахи троих альф, стоящих под дверью их дома. Личная, бдительная и безжалостная охрана Рудольфа. Мужчина с наслаждением причмокнул, отпуская Престона.

Юноша отшатнулся, совсем не переигрывая. Дольф увидел досаду и гнев на молодом красивом лице:

– Месье Колмагоров, уходите!

– Чего, мой сладенький?!

– У…хо…ди…те! Вы ведете себя по-хамски! Я просил вас не помечать территорию, которая вам не принадлежит, но вам всё неймётся!

– Сахаро…

– Я прошу не разрушать остатки моего уважения и благодарности за Ваш смелый поступок! – Пай обнял себя за плечи. – Вы опять начнёте… угрожать моей семье. Господи!

Юноша закрыл лицо ладонью.

– Нет, Лапонька! Я не стану! – Рудольф почти виновато взял Престона за руку, заглянул в мокрые глаза. – Я нужен тебе, Сахарок, пойми! Только я смогу всех вас защитить.

– Моей семье… защита не нужна! Мои отцы и зятья… все сильные альфы и непростые люди! Мы уже многое пережили и на многое способны! Ясно?

– Он всё верно говорит, товарищ! – я подпираю дверь плечом, мрачно перекатывая в зубах изжеванную зубочистку. – Силой и напором вы не добьётесь ничего. Отпустите сына и покиньте мой дом, если не способны играть честно. Пай – не глупый омежка, которого можно так просто запугать!

Я закрываю сына собой, не особо беспокоясь, что стоящий напротив мужик в полтора раза меня крупнее. Рудольф давит на губах усмешку. Наверное, по-своему, он оценил мою смелость или… глупость. Колмагоров поднимает вверх руки в знак примирения и капитуляции.

– Я не ругаться пришёл, Дарси!

– Что-то не похоже! – я хмурюсь, наверху раздаётся крик Максин.

К ней сейчас сорвётся Мирро. Дольф, не мигая, смотрит в мои глаза.

– Хорошо подумайте после моего ухода, Лерк. Удача может от вас отвернуться, а если породнитесь со мной, то даже штрафов за неправильную парковку не будет! – русский поиграл бровями, перебросил через руку пальто. – Спасибо за угощение! Сахарочек, до скорой встречи! – и ушёл.

– Уголовник элитный! – процедил я сквозь зубы в закрытую дверь. – Пуп земли! Только попробуй ещё раз поугрожать!

Пай меня обнял сзади: парень мелко дрожал.

– Пап! Он о-о-очень сильный…

– Да я это уже понял! – я погладил щеку сына. – Успокойся, мелкий! Прорвёмся! Он пока не агрессивный, но ему жуть, как не нравится, что ты упираешься. Сначала это было занятной игрой, однако теперь он начинает требовать тебя на блюде.

– Пап, я солгал, что не боюсь!

– Ничего, – я скрипнул зубами, – этот Дольф… ещё поперхнётся своей самоуверенностью.

В этот момент входная дверь распахивается с ноги, и в прихожую буром заваливает один из амбалов Рудольфа со словами… Да я в них, честно говоря, даже не вслушивался. Это потом выяснилось, что Колмагоров забыл на тумбочке барсетку и охранника отправил её забрать. А сейчас я увидел испуганные глаза Пая, его тихий вскрик, и мой предохранитель соскочил с резьбы на раз-два. Короткий размах правой, удар в каменную челюсть, и мужик, в центнер весом вылетел на крыльцо назад спиной. В проёме двери я выловил округлившиеся глаза Рудольфа, а они у него, в принципе, никогда широко не открывались. Остальные хранители элитного уголовного тела ощерились, как натасканная свора, но Колмагоров стремительно поднял руку.

– Сорри… гормоны у меня после родов пошаливают! – выдыхаю я, нервно поводя плечами, и облизываю разбитые в кровь костяшки пальцев. Мой полубезумный взгляд и окровавленные губы, вероятно, смотрятся мистически. Лютоволк теперь воспринимает меня всерьёз.

– Лерк, вы – бешеный! – с восхищением рычит русский гость.

– Если дело касается семьи, то да! Извините! – быстро подхожу к амбалу, сидящему на снежной дорожке, помогаю встать. Тот охает и хватается за выбитую челюсть, смотрит на меня, как загнанный хищник.

– При-и-и…няа-аа…то! – еле выговаривает мужик. – Мо…сьно! Ресь…пект!

Рудольф оценивающе обшаривает моё тело так, что я невольно ощущаю себя голым. Пай выскочил на улицу, накинув пальто, вынес куртку и мне.

– П…проверь, пожалуй…ста, ты больше… ничего у нас в доме не забыл? – сдавленно прошу Колмагорова, а моё сердце колотится, как после спринтерской стометровки.

Тот качает головой. Я обнимаю сына за плечи и ухожу в дом. Там силы меня окончательно покидают, и я сползаю на коврик.

– Па-а-ап?! Что это было?

– Когда-то… на Доране я раскидал наших альф направо и налево. Выброс энергии был похож на… извержение… Я вынес здорового мужика напрочь, папу твою! Ха-а-а… Паечка, за…ечка, принеси водички тёплой, а?

Руки дрожат, но в голове отчётливым пульсом бьётся мысль: теперь они знают, что будет, если сунуться мне на глаза, когда я ничего хорошего не жду! Рудольф облизывался, как охотник, выследивший редкую желанную добычу! А добыча-то… я! Ладно, пусть попробует накопать что-нибудь и про меня. Я ж существую только благодаря Центру! Где… Свят, когда он нужен? Я заваливаюсь на бок… Спать, много-много спать!

Свят перебинтовывал мне руку, молча сопя себе под нос. Я рассматривал сложный рисунок на занавесках и терпеливо ждал взбучку. Наконец Макеев завершил и поднял на меня глаза.

– А теперь, мой герой, послушай-ка внимательно! То, что у тебя хватило сил завалить одного из быков Колмагорова, это хорошо. Но ты подумал, что бы произошло, если бы у остальных сорвало крышу, и они открыли стрельбу?

– Об этом… я подумал потом, уже произвёдя прицельный удар. Думаешь, я мог поступить как-то по-другому? В мой дом лезет небритая горилла, пугает Пая, а я уже не думал… я просто бил.