Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– Док, живот болит это ладно-понятно-объяснимо, а что творится со спиной? – утолив жажду, я начал разбираться с ужасающим дискомфортом в теле.

– Спинно-мозговой наркоз был, Лерк, забыл? Почки начнут работать на опорожнение – будет легче. Всё-таки потуги у тебя были. Ну и не забывай, мышцы брюшины и спины как бы взаимосвязаны, – доктор, не глядя на меня, что-то записывал на планшете.

– Анри, ты… сейчас с кем разговаривал? – я получаю щелчок по лбу.

– Ты, везучий сукин сын, родил девочку! Не просто девочку, а с таким набором альфа-хромосом, что не хватило шкалы анализатора! Мега-альфа женского пола! Если ещё и с папиным характером… – Роше цокнул языком.

– Когда я… могу её взять?

– Завтра утром переведу дочь к тебе. Сегодня ещё понаблюдаю. Центр, кстати, пятый час пьёт за ваше здоровье, прислали запрос на забор анализов на генетику и общую клинику. Ты разрешаешь отдать им образцы?

– Роше, я тебе доверяю. Делай заборы сам, отсылай анализы тем кровососам, – проворчал я.

Даже когда я счастлив, досадливая правда жизни незримо стоит за спиной и гасит любой мой порыв. Те, кто держали меня под колпаком и лишали нормального детства моих детей, наконец-то получили желанного ребёнка.

– Лер, спасибо! Некоторые там ждали этого события двадцать пять лет. Неучёному трудно понять фанатизм генетиков, – Анри явно заметил, как я подзагрузился и перестал морщиться от боли в спине.

– Не благодари… Я спать, можно?

– Нужно! Лер?

– М-м-м. Хр-р-р.

– Как назовёте дочь?

– Как-как… Ювелир же уже всё придумал… хм-м-м…

– Лер? Ну не Максом же?!

– Максин.

– Кто бы сомневался? Величайшая! – я не вижу сквозь пелену сна, как улыбается усталый доктор. – Думаю, Свят будет «за» обеими руками и ногами.

Я сплю какими-то урывками, будто неистово скачу по телеканалам, не в силах определиться с просмотром. И каждый раз в кадре дорогое лицо. Сначала Фаби… Он наклоняется и целует меня в висок, потом в расслабленную ладонь.

У него такие нежные и мягкие губы:

– Господи, спасибо, что ты жив… что справился, Лер… Твой сын великолепен, и… он будет похож на тебя. А девочка, просто чудо… Мужчина, который спит рядом, любит тебя настолько сильно, что у меня опускаются руки. Я бессилен перед ним. И думаю… мне придётся отступить хотя бы потому, чтобы прекратить волновать тебя.

Я порываюсь что-то промямлить, дотянуться до щеки Фаби, но сил хватает лишь на глубокий вздох. И прекрасный бета уходит. Наверно, боги сна надо мной просто потешаются.

Следующего сквозь ресницы я вижу Лу. Маленький князь серьёзен и бледен, однако вполне дееспособен, на нем опять коротенькая рубашка, но уже с завязками впереди. Светлая челка мило подколота, губка закушена, в выражении лица нет ни капли высокомерия.

– Лер, хорошо, что спишь… я бы не решился говорить с тобой открыто… Я сказал тогда до родов, что люблю тебя? Не думай об этом всерьёз, мне хотелось поддержки и тепла. И… я никогда не забуду, как ты отогнал от меня старика Амальо и военных. Почему… ты совсем ничего не боишься?! Почему… тебя невозможно не любить?! Что мне делать, если я действительно не смогу без тебя?! Фаби… он почти угас, его глаза утратили живой блеск… Ты это знаешь не хуже меня… Он ведь был здесь, но не смог закричать о своей тоске из уважения к вашей семье. Он фанатично продолжает тебя любить, не ищет успокоения ни в любовниках, ни в работе, ни в роскоши, ни в Боге… Он сказал, что поможет мне управлять страной и воспитывать сына, и попросил, чтобы мы втроём стали семьёй. Я думаю… согласиться на этот брак, ради нас обоих. Я знаю, чувства Фабио ко мне когда-то были искренни и сильны, пока в его жизнь не ворвался ты. Нам ты не достанешься никогда… из-за него! – Луиджи бросает взгляд на Свята. – Ему… ты не сделаешь настолько больно. Я никогда не думал, что увижу такую любовь между двумя людьми.

Лу ушёл, а я открыл глаза, и почему-то мне стало спокойно.

– Эй, Святослав Сергеевич, долго ты ещё будешь притворяться спящим? Забыл, мы спали в одной постели почти девять месяцев, причём каждую ночь? Я знаю все оттенки твоего дыхания.

Свят шумно вздыхает и садится на постели. Он смотрит на меня немного грустно. Я даже знаю, что мне сейчас он будет говорить. И Макеев меня не разочаровывает.

– Пусть это будет последний разговор на подобную тему. Но, Лер, я не имею права тебя не спросить. Ты… любишь Фабио Нери?

– Да, – я даже не выдержал благоразумной паузы.

– Ты… хочешь быть с ним?

– Свят, – мой голос хоть и хрипловат, но очень спокоен, – пусть это будет мой последний ответ на вопрос по данной теме. Я сделал выбор и сказал «да» человеку, с которым решил связать жизнь. Я уже слишком взрослый, чтобы допускать метания или не услышать зова собственного сердца. Да, ты не оставил мне выбора. Да, ты почти силой забрал меня у Нери. Ты меня жестоко обманул и заставил себя похоронить. Но я это допустил и простил… И в тот момент я начал меняться… Не ради тебя, а по своему желанию, по своему ощущению. Я до самого своего «да» менялся, разбираясь в себе… А потом понял, что я счастлив с тобой, неуверенный в себе, твердолобый, тупоголовый секс-террорист! И ты собрался меня уступить Фаби, скажи я, что чувства мои к нему искренни и сильны?! С высокого дуба упал?! Я только что родил от тебя дочь! Я хочу, чтобы ты каждую ночь обнимал меня и был в меру распущен с моей задницей. Я эгоистично хочу знать, что кроме меня… тебе не нужен ни один человек. И я практически на сто процентов уверен, что всё так и будет. Тебе аргументов хватит?

– Стари-и-ик! – простонал мой русский бес, упал на колени и уткнулся лбом в мою кровать, и я прошелся ладонью по его отросшим волосам.

Потому что старше, потому что умнее, потому что люблю.

– Люблю тебя, альфа! – говорю я достаточно громко. – Вопросы… есть?

– Нет! Я тоже люблю тебя, альфа! И мне стыдно…

– И правильно! Решил кинуть старика с ребёнком?

– Чёрта с два! И не надейся, Лер Дарси-Макеев! Теперь, зная твои истинные чувства, я не отдам никому ни одного твоего взгляда, ни одной твоей улыбки.

– Ага, а ходить я буду в хиджабе и рясе до пят. Всё, я спать! И ты ложись, не расстраивай дока, он ведь уверен, что двойная доза «тройки» тебя свалила надолго…

Мои пальцы осторожно целуют, а мои губы деликатно раздвигает французский поцелуй.

– М-м-м-м… маньяк… я ж временно обездвижен… Свят, скотина! М-м-м-мах! У меня дико болят спина и живот!

– Мне показалось, или в родильном зале я слышал, что мне… больше НЕ ДАДУТ? – Свят сначала покусывает моё ухо, нацеловывает мою шею, потом страстно дышит в ямку между ключицами.

– Макеев, ты доиграешься! – рычу я, задыхаясь от опытности его ласк. Чёртово тело Химеры их жадно поглощает и требует ещё, но альфа-разум упирает руки в бока: «Ты – мужиг-г-г!» И фиг с ним! Ну, мужик! А любви-то хочется! А любовь-то есть!

В этот момент в мою палату заглядывают четыре головы: Мирро, Пай, Рыжик и Пэтч:

– А отцы не унимаются!

– Ох, татенька!

– Пап, ну вы, блин… в своём репертуаре!

– Отец, хочешь, чтоб тебе от Роше влетело? Ланс, к ним… пока нельзя! Роук, не напирай!

Всё моё семейство с шумом заваливается в помещение. У всех сияют растерянные лица со счастливыми улыбками. Какой уж тут сон! Я засунул усталость подальше, болтал с сыновьями, успокаивал разволновавшегося Пэтча, отвесил Ружу подзатыльник за излишнюю резвость.

Потом я заметил, как Роук говорит с Паем. Вроде, как и раньше, со спокойной нежностью в глазах. Мирро взахлёб расхваливал малышей, он на них в детском отделении насмотрелся, а Дария уже и натискался. Как же Мирка хочет ребёнка! Что же ты, Господь, удумал-то на его счёт?

Роше вошёл минут через двадцать и прогнал всех угрожающе-спокойным голосом. На Свята док долго и мрачно смотрел, а потом изрек:

– Это ж выходит, тебя так просто не обездвижить… М-м-мдя-я-я!

– А он пусть тоже родит! – грозно рычу я, пытаясь на бочок повернуться. – И как Лушка уже ходит?! – Свят помогает принять желаемое положение моей бедной тушке.

– Потому что ему двадцать, а тебе, староста, сорок три! – выдаёт Ланс, единственный, у кого всегда с первого раза получается меня подковырнуть.

Зайцы и Мирро прыскают в кулаки, Макеев почему-то краснеет, словно это ему про возраст намекнули, а не мне. Палата пустеет, Роше осматривает мой шов и методично обрабатывает его.

– Неплохо, хоть и меньше суток прошло!

Потом интереснейшая процедура, господа! При виде её у Свята напрягаются все члены: Анри сжимает по очереди мои соски, выдавливая по каплям молозиво. Я шиплю, как злой кот.

– Лер, ну… как бы молоко у тебя прибывает, грудь поднабухла. Кормить сам… будешь пробовать?

– Наверное, не стоит… – начинает Макеев, но я с вызовом вздёргиваю подбородок.

– С чего бы это? Я уже достаточно обабился, чтобы и грудное вскармливание попробовать пережить.

– Медбратья помогут тебе правильно приложить малютку, но эти подвиги оставим на завтра, а сегодня ещё получишь укол антибиотика и постараешься хорошенько поспать. Свят, ты отвечаешь за его отдых. Всех посетителей гони на фиг!

После ужаснейшего в моей жизни мочеиспускания в пластиковый контейнер, я весь взмок, как крыса в затапливаемом трюме, и муж меня бережно обтёр мокрым полотенцем. И наконец-то… я провалился в желаемый сон, как в омут, потому что у меня даже уши устали! Макеев, как верный страж, сидел и ждал, пока я отрубился.

Надеюсь, всех мужья любят так же? А то мне, как-то неловко хвастаться.

Максин лежит и попискивает в кувезе рядом с моей кроватью, я сижу над ней и смотрю на дочь глазами полными любви и ужаса. Медбрат-омежка лихо и легко продемонстрировал мне мастер-класс замены обкаканного памперса и обмывания маленькой попульки в раковине. Сказать, что Лер Дарси в шоке, ничего не сказать! Понимаю, что надо взять зайку на руки, но собственный зад словно прирос к постели.

Влетает Свят с кружкой горячего чая, мне приспичило попить.

– Она уже тут?! – альфа, сияя, как начищенный пятак, склоняется над кувезом.

Кроха с минуту смотрит на русского отца ещё не до конца открытыми глазками с припухшими веками и вдруг начинает улыбаться. У мужчины сначала столбняк, а потом Свят осторожно берёт Максин на руки. Да она и в его ладони поместилась бы, такие они огромные! Я запомнил эту картину до конца своих дней, и в будущем, в минуты необъяснимой грусти или внезапных невзгод, моё сердце всегда успокаивали эти воспоминания. Как этот нахальный неугомонный бес прижимал к груди маленький свёрток, из которого выпростались две крохотные ручонки; как по его щекам неудержимо текли слёзы, а в глазах сияло чистой синевой безмерно счастливое, бесконечно спокойное небо. Наконец, Свят сел рядом и передал мне дочку.

Когда берёшь младенца в первый раз, не передать словами прилив эмоций, это просто надо один раз ощутить, чтобы понять всю значимость и особенность момента! Я забыл, что дышать полагается чаще, чем раз в минуту. Макс, ощутив запах второго папы, забеспокоилась в своей пелёнке и, повернув головёнку к моей груди, требовательно зачмокала. Я приподнял её к самому соску, немного его сжал, чтобы было удобнее крошечному разинутому ротику…

Макеев поцеловал меня в плечо:

– Люблю… Я так вас люблю…

Ребенок не стал капризничать, даром, что дочь секс-террориста! Вцепилась в чувствительный сосок, да так ретиво, что я ойкнул.

– Сосёт! – бормочу и улыбаюсь, как идиот. – А… это нормально? Детей же вроде прикладывают не раз и не два, прежде, чем они правильно… Ай!

Дочурка сопит от старания на груди минут десять, потом усилие губок сходит на нет, и она засыпает. Я поудобнее заваливаюсь на бок, укладывая маленькую на изгибе своей руки.

– Свят, за тот узел… спасибо! Её бы… тогда просто не было… – шепчу я, сквозь ком в горле. – Ничего бы этого не было!

К нам заглядывает медбрат:

– Питание не требуется? Ой, молодцы! Покормили! Доложу месье Роше!

Как будто мы что-то из его болтовни услышали: наша Вселенная замкнулась пределами нежных объятий Свята на моих плечах. Муж лёг позади меня, чтобы мне было удобнее. И два взрослых отца, не отрываясь, пялились на безмятежно спящую на руках кроху.

– Ты счастлив? – слышу голос Макеева, его дыхание опаляет мою шею и ухо.

– Я не могу это описать… Извини меня, но… Да! Да!!! Я счастлив! Она совсем ничего не весит, но такого большого счастья в моих руках ещё не было!

– В моих тоже… Ты, Макс – вся семья! Каких-то два года назад я о таком и мечтать не мог… Поверишь? – у Макеева предательски сорвался голос.

– Два года назад… я бы не поверил, что всё это произойдёт со мной. Преступление, провал, наказание, заключение, перевод на Доран, встреча со всеми вами и твой с Майлзом секс-терроризм… и мои чувства в ответ… четверо обретённых сыновей, выползшая на свет горькая правда о нас… твои смерть и воскрешение… прекрасный Фабио Нери… властный, маленький Луиджи Сесилиа, моя отчаянная попытка сделать выбор всей моей жизни, течка, и… нежное неотвратимое насилие надо мной… Я не просто счастливый человек; я человек, внезапно получивший ВСЁ, – я проговорил это еле слышно.

– Нет, внезапно получивший всё, это я, Лер. А ты, старик, мне всё ЭТО дал.

Я молчу, спорить не хочется, хотя мог бы! Я ждал восемь месяцев, сам не зная, чего! А теперь дочка спит на груди, спину согревает красивый, любящий, сильный человек! И мысли… Как бы по кусочку раздарить это огромное счастье всем близким? Что бы и они… Пэтч и Роук, Рыжик и Ланс, Мирка и Роше, солнышко моё Пай и… и…

– Свят, ты с Илией когда последний раз общался?

– На той неделе. Переживаешь?

– Да. Счастья никогда не бывает в достатке. Если Пай грустит, оно у меня неполное какое-то.

– Дай время! Потерпи! Думаю… – в синих глазах просыпаются знакомые бесенята, – они в конечном итоге будут траха… ауч!.. будут вместе. Дерёшься с дитём на руках?!

– А ты бросай при дочери выражаться!

Я блаженно щурюсь на солнышко за окном, когда-то там, на Доране, то же самое Свят говорил о Владмире и Анри… Пусть его чутьё и в этот раз не подведёт!

====== Глава 34. ======

Памперс я поменял, дочку засунул в милый розовый костюмчик, расцеловал, предложил разжёванный за четыре дня саднящий сосок. Кроха тут же жадно захватила многострадальную часть тела и зачмокала.

– Блин, как же вы с отцом-то похожи! – проворчал я несердито.

Ночью Свят ходил за бутылочкой с питанием, мне показалось, что Макс мною не наелась. Роше посоветовал мне пить больше тёплой жидкости, есть супы на мясном бульоне (я их «терпеть-ненавижу») и грецкие орехи. Девочка уснула на моей груди, я бережно уложил её в кувез-люльку и прикрыл лёгкой простынкой.

До люкса Лу я дошагал вполне бодро. Под дверью изнывал, ждущий уже не один день аудиенции, старый Амальо. Я, пройдя мимо его носа просто без объявлений, толкаю дверь и вхожу.

– Пожалуй, сначала мы профинансируем строительство реабилитационного… – Луиджи в своей коротенькой рубашечке и шортиках сверкает обтянутой попой, зависнув перед скайпом ноутбука. Рядом Фаби на руках покачивает крупного младенца. Спина беты прямая и ровная. Отросшие тёмные волосы собраны в коротенький хвост у основания шеи.

– Картина маслом! Лу, ты к ребёнку, вообще, хоть пальцем притрагиваешься? – строго спрашиваю я. – Привет, Малыш!

Нери едва кивает. Дарий на его руках кряхтит.

– Дай-ка! – после моей Дюймовочки пухленький сынишка приятно тяготит мои руки. – Да-а-арий, пирожочек мо-о-ой! – на меня внимательно смотрят тёмно-серые глазки. – Фаби, прекрати князя баловать!

– Я с ним всю ночь проскакал! – обиженно кричит Луиджи и подбегает ко мне. Вижу голубоватые тени вокруг зелёных глаз и безотчётно целую его с нежностью в нос.

– Не дуйся, котёнок! А, что, ночью спал плохо? Животик? – мы с Лу живо обсуждаем дитячьи дела, а Нери в это время что-то отправляет по почте.

У меня остаётся лишь пара дней, скоро Луиджи увезёт в Андорру и сына, и… его… Я оглядываюсь на Фабио. Юноша прибирается на пеленальном столе. Все движения чёткие и изящные, словно он на светском приёме, а не в больничной палате.

Лу ловит мой тоскливый долгий взгляд:

– Лер, этот сарыч всё ещё под дверью?

– Да!

– Я выйду! – омежка мудро и дипломатично покидает палату, давая мне возможность побыть с бетой наедине.

– Малыш…

– Лер, не надо! – горечь в его голосе плещет через край. – Я с ума схожу! Хватит! – Фаби закрывает лицо ладонями.

Я кладу Дария в кроватку и подхожу к юноше. Касаться его нельзя и не дотронуться нереально.

– Малыш.

Он бросается мне на шею, пряча на груди мокрое от слёз лицо. Я обнимаю, глажу по длинной красивой спине.

– Господи! Как же я перед тобой виноват, мой ненаглядный… Но выбор сделан. Я мучаю тебя? И тебя, и себя… Мы скоро расстанемся. Думаешь… мне легко тебя терять… отпускать… вырывать из сердца?!

– Это нечестно! Будь я омегой, я свёл бы тебя с ума запахом! Зов природы стал бы нашим оправданием! Свят же именно так тебя забрал у меня… Ты не выбирал ЕГО, ты… хотел меня! – юноша почти задыхался.

Мы говорили вполголоса, чтобы не разволновать Дария в кувезе. Но горячий горестный шёпот темноволосого красавца вынимал мне душу.

– Малыш, прости. Будь я сильнее…

– Лер, любимый мой, не надо быть сильнее… Я должен был… нет! Я не сделал бы ничего, чтобы ты растерялся… Мне больно от того, что я не представляю себя без… тебя!

– Да, говори! Кричи! Накажи меня побольнее, Малыш! – он так податлив в моих руках, так искренне нежен, мой мальчик.

Я должен его отпустить, просто разжав руки, чтобы не стать предателем и лицемером в глазах другого дорогого человека. Ведь Свят промолчит, не скажет ни слова, но я не смогу потом… снова лечь с ним в постель, как ни в чём не бывало. Я исчезну, как сейчас хочет исчезнуть Пай.

Фабио резко отстраняется.

– Ты всем боишься сделать больно, всем… кроме меня.

– Ох, нет! – я ловлю руками воздух, а бета подходит к ребёнку и склоняется над кроваткой. – Вот в нём, в части тебя, Лер, теперь будет сосредоточена вся моя жизнь, все чаяния мои… Но, когда наш мир будет неизбежно рушится, и на краю обрыва нас снова сведёт судьба…

– Я буду стоять там с дочерью на руках и со Святом за спиной, Малыш, – грустно шепчу я, пряча глаза.

– Ты хотел бы, чтобы так было, любовь моя! Но твои руки могут оказаться пустыми, а спина незащищённой! – с отчаянием отвечает Фаби, так он ещё не унижал себя передо мной. Как же мне горько и стыдно!

– Тогда… – я накрываю юношу собой. – Тогда… мы упадём с этого обрыва вместе, Малыш… Обе…щаю…

Нери целует меня в ладонь, а я его в грациозную шею.

– Amore mio… il respiro è il mio… la mia follia… Если позовёшь, я прийду в любое время дня и ночи, – шепчет мой прекрасный итальянец.

А я не знал, что сказать. Достоин ли я такой жаркой и бескорыстной любви?! Я клялся и уверял, что принадлежу Фабио Нери, что моё сердце выбрало его. Я – лжец! Я наметил путь, выгодный прежде всего для себя. Я не подумал о разбитом вдребезги хрустальном сердце моего мальчика. Какое счастье мне полагалось, если…

– Лер, прости, я не хотел! – прошептал бета, целуя мою руку. – Не надо… винить себя, и не бойся за меня. Я устою, и тебе упасть… не позволю… Теперь просто уходи к нему!

Да, что мне ещё остаётся, чтобы не сгореть со стыда?

За дверью подпирает стену омега с длинными сооблазнительными ножками. Лу внимательно всматривается в моё лицо, потом открывает рот, чтобы изречь что-то, но из палаты вылетает Фаби, хватает меня за шею… за голову и впивается в мои губы отчаянным сладко-горько-солёным поцелуем, расписываясь в своих тоске и беспомощности, но не в безвольности, не в малодушии, не в… Я отвечаю, захлёбываясь его нежностью, я не должен, но Фаби так безрассудно милостив ко мне, что опять весь удар берёт на себя.

Луиджи смотрит жадно, как ребёнок с несформировавшимися чувствами, облизывает губы. Он тоже имеет право закатить мне скандал, велеть оставаться рядом с собой и Дари. Наконец напившись досыта этого прощального безумия, Нери вырывается из моих объятий и бежит прочь с пылающими щеками. Я застываю с руками, сжатыми в кулаки.

– Лу, котёнок, скажи, ПОЧЕМУ?!

– Интересные вопросы! Почему так больно, Лер Дарси? Ты слишком хороший и честный мужчина. А так не может продолжаться вечно и со всеми. Фабио тебя любит, и ты его, без сомнения, тоже. Почему… вы не можете быть вместе? Ты слишком хороший и честный человек. Почему… ты не выбрал его, Лер? Был бы ребенок от Свята… и…

– Я не смог бы лавировать между этими двумя людьми, не ранив обоих, котёнок. Не поранив всех вокруг! Больше всего на свете я не хотел причинить боль Фаби. Я выть на луну хочу! Я жалею, что…

– Родился на свет? – жёстко спросил князь и скрестил руки на груди. – Самобичевание, конечно, снимает часть вины, но тебе себя упрекать не в чем. Это я подсунул тебе Нери, на сто процентов зная, что ты утонешь в нём. Свят попытался тебя оставить, но не смог… Господи, я понял! А ты, разве нет? Именно тогда на Доране тебе пришёл на помощь ангел Фаби, чтобы ты не сошёл с ума, не изменил себе и проверил свои чувства. Он ощутил тебя под пластами земли и помог спасти!

– Ничего ты не понял, котёнок! Ты привык не усложнять своё мнение эмоциями. Он так долго убегал от меня, словно знал, что рядом со мной его не ждёт ничего хорошего. Я загонял его в угол, твердил о любви, я заставил его поверить… и полюбить… Я – чудовище, Химера, так просто меняющая свой облик!

– Тогда в чём же дело? Не хочешь обижать Фабио, разрушай надежды Макеева! – зло бросает омега.

Я опускаю голову. Надо рубить с плеча и с широко открытыми глазами.

– Помоги мне, Луиджи, ваша светлость, помогите мне! – я сгребаю рубашку на груди. – Это теперь в ваших силах! Фаби тебя любил, боготворил… так сделай так, чтобы он нашёл в тебе своё потерянное счастье. И береги нашего Дария… Понадоблюсь – ты только позвони.

Я быстро возвращаюсь в свою палату, уже по дороге слыша пульсирующий крик дочки. Макс задыхалась, закопавшись в чёртовой пеленке. Около носа и ротика пузырилась пена. Я схватил её на руки, вытирая личико, умирая от страха, нажал кнопку вызова врача. Будь ты проклят, старик, всё пытаешься что-то ещё выгадать и удержать? Кроха прерывисто дышит, постанывая, я до крови прокусываю губу:

– Прости, моя малышка! Прости меня, дурака! – утыкаюсь лицом в ее животик. – Я больше никогда не оставлю тебя так бездумно!

Вбегает Роше и педиатр, почти выдирают ребёнка из моих рук. Я хрипло объясняю, что случилось.

Анри трогает мой лоб:

– Ну-ка ляг, тебе, знаешь ли, тоже нельзя так нервничать!

– Я чуть её не угробил, Роше! И всё потому, что мне приспичило ещё раз потешить своё самолюбие! Чёрт меня подери! – рычу я, меня укладывают на постель почти силком.

 – Да успокойся, ты успел к ней вовремя! Максин отделалась легким испугом, судорог нет, синевы нет, дыхание уже выровнялось! Потом сердечко проверим! Младенцы крепче, чем мы думаем. А твой ещё и альфа! Лер?!

Я отворачиваюсь к стене без сил. Я устал. Сон обрушивается внезапно, как мгновенная инъекция седативного в кровь. Я не слышу встревоженный голос Свята, не ощущаю его тормошения.

Когда возвращаюсь в реальность и тру воспалённые глаза, Макеев кладёт мне на руки нашу голодную девочку.

– Выругай меня…

– …

– Наори!!!

– …

– Сделай… что-нибудь, чтобы я…

– Ты просто устал, Лерк. Я… всё понимаю. Мой крик ничего не решит, не облегчит твою боль. Бог намекнул нам, что очень легко может наше счастье отобрать. Мы сами… за него в ответе. Мы сами, старик.

Кормлю дочь, а сам прячу мокрые глаза. Свят сидит рядом, вперив ясный взор куда-то себе под ноги. У меня из груди рвётся отчаянный крик: «Не смей так просто меня прощать! Не балуй меня такой милостью! Я тоже боюсь тебя потерять!»

– Ты… меня любишь, старик?

– Да! – отвечаю резко и не думая.

– Можно… не так яростно мне признаваться?

Я выкраиваю из кривящихся губ полуулыбку.

Мне чувств своих к тебе не изменить,

И «да» моё меня не оправдает,

Ведь чтобы прекратить тебя любить,

Мне собственное сердце помешает.

На тысячу осколков разлечусь,

И каждым сам себя до крика раню,

И чувствовать я боль не перестану,

Пока разлукой я не излечусь.

Забыть тебя пытаться я не буду,

Снег заметёт вторую цепь следов,

Свою тоску мы не покажем людям,

Расстанемся без пары тёплых слов…

Зачем они?! Когда в руках до дрожи,

Твою ладонь пытаюсь я согреть!

И вряд ли время мудрое поможет,

Мне без тебя… с одним крылом… взлететь…

Андоррцев провожали без пафоса и прессы. Утечки информации, что во Франции родился альфа-наследник маленького княжества, стараниями Роше и персонала клиники не произошло. Я от всей души расцеловал своего сынишку, потом Луиджи. Фабио с чемоданами держал двери и поглядывал на часы в опасной близости от меня. Появившийся в последний момент Майлз в строгом элегантном костюме, который трещал по швам на могучей фигуре, забрал у итальянца багаж и подошёл ко мне.

– Всё норм, Лер?

– Ты уж за ними пригляди, громадина! – как-то бесцветно прошу я. – Лу уже рвётся в бой, а Фаби…

– За Фабио не переживай, он сильный мальчик! Хотя… я его понимаю, как никто другой. Лу – учёный. Поясняю ситуацию, Лер: его светлость будет пропадать в исследовательской лаборатории Центра, а за сынишкой присматривать будет рать нянек с Нери во главе.

– Верю, – мрачно салютую уже знакомому солдафону из охраны Сесилиа. – Чего он так масляно лыбится?

– У тебя на груди в районе сосков два пятна от молока! – Майлз почему-то краснеет. – Ты – просто монстр ответственности! Уж грудью-то можно было и не кормить!

– Три месяца хочу продержаться, в моём молоке, говорят, много чего полезного для иммунитета ляли.

– Мне Свят втихаря скинул фотку вашей принцессы. Хорошенькая и крошечная!

– Отко-о-ормим! Чё, зря у меня старший сын – шеф-повар? А Макеев по уху за рассылки получит! Кто ж дитё так рано показывает?!

– Он мне только! Не ругайся! – горячо вступается Майлз. – Я ж для вас не чужой человек!

– Это точно секс-террорист номер два! – вздыхаю я.

Майлз молчит, он без кровоточащих ран покинул моё сердце, оставив лишь добрые воспоминания о заботливой нежности. Мулат наклоняется под мрачным взором Макеева и целует меня в щёку.

– Не молчи, если потребуется помощь, Лерк! Мои и Нери контакты у тебя есть. И господин Сесилиа относится к твоей семье по-особенному.

– Спа…сибо! – голос почему-то дрожит. Следующим подходит Фабио, протягивает руку, поджимая губы. Мы разговариваем без слов глазами и посылами сердец. Я незаметно поглаживаю длинные красивые пальцы беты.

«Я… постараюсь вспомнить, как жил без тебя, Лер Дарси…»

«Вот и умница!»

«Ты… всё равно когда-нибудь посетишь Андорру…»

«Да. Я не… буду пытаться тебя забыть, Малыш…»

«И я… не смогу…»

Свят кладёт мне на плечо большую тяжёлую ладонь, и магия ментальности исчезает. Фаби растерянно позволяет мне себя легонько поцеловать в висок.

– Удачи, Малыш! Не балуй сильно Луиджи, а то совсем про отцовский долг забудет! Дари знает и любит твои руки и запах.

– Да. Тебе тоже… всего самого важного в достатке, Лер. Про…

– Эй, Фаб, ну чего застряли?! – капризно кричит из лимузина Лу, но мне кажется, что его вмешательство не случайно. Он не даёт Нери сказать «прощай», за что я глазами его благодарю.

Хотя попрощаться надо… Я с минуту стою потерянный, ещё не отпустив Фабио и удерживаемый Святом. Потом прохладные тонкие пальцы выскальзывают, и искусственный, но всё равно любимый запах беты начинает удаляться. Механически и лирично машу рукой тонированным стёклам машины.

– Лер?

– М-м-м-м?

Макеев осторожно разворачивает меня к себе:

– У вас обоих начинается новая жизнь. Я даже не знаю, кому… будет тяжелее.

– О чём ты? – я выныриваю из отупелого состояния. – А… не бери в голову. И вообще, мне в душ надо, а то через полчаса Макс кормить…

Макеев меня обнимает, как ребёнка, я строптиво рвусь в сторону. Он думает, я сейчас начну распускать сопли? А вот хрен вам, уважаемая публика! Дарси поплачет без свидетелей и утешающих. Я ухожу настолько быстро, насколько даёт ноющий шов на животе.

Дочка уже фестивалит в кроватке, хаотично взмахивая ручками и ножками. Глажу по круглой головёнке с золотистым мягким пушком, прошу немного подождать…

У папочки хандра разрывает сердце…

В душе оседаю на гладкий белый кафель, сначала дрожу, как в ознобе, потом даю волю скупым мужским слезам. Делаю всё беззвучно, ибо знаю: под дверью душевой подпирает стену Свят. Он чувствует всё, что со мной творится, и просто даёт мне возможность побыть одному. Через десять минут осторожно высовываю голову в палату, смотрю вниз, на меня с пола мрачно глядит муж.

 – Лерк, может, хватит себя рвать на куски? Мне уже самому крайне тошно, словно я испортил тебе всю жизнь. Я хорошо осознаю, что взял тебя практически силой и…

– Не мели чушь, муж! – устало говорю я. – Хрен бы ты меня взял, если бы я не позволил. Надоело повторять. Я, как-никак, не слаб физически, и кровь тебе пустил не раз.

– Лер! – меня обнимают за торс, осторожно, чтобы не потревожить шов. – Я очень сильно тебя люблю. Я знаю, сколько людей испытывают к тебе те же чувства.

– Свят, мне жаль. На данный момент я веду себя честно, мне реально больно, мне… хреново. Фабио Нери – это не ты, не Майлз, не зеленоглазый омежка, он…

Макеев резко встаёт: его глаза начинают блестеть от гнева.

– Я буду защищать своё. А ты – мой!

– Да твой я! – меня пошатывает. – Имеешь полное право на меня, только вот… – смотрю на супруга с прохладой, – …совсем уж бесправным меня не делай!

Свят остывает, быстро обнимает меня снова:

– Прости, старик, крышу иногда сносит. Ты у меня красивый! Думаешь, легко видеть, как на тебя пялятся и вешаются все статусы? Так и хочется… каждому по статусу настучать! – рычит Макеев.

– Нашёл Сокровище Инков! На себя посмотри! Идёшь за тобой – и постоянно на чужой слюне подскальзываешься. В общем, харе, муженёк, нам друг друга нахваливать! Дочку кормить пора.

Я усаживаюсь с Макс на руках, грудь она хватает сразу же, как бульдожка, не заботясь о правильности, молоко сосёт пополам с кровью. Я прикусываю губу и ловлю себя на том, что испытываю удовольствие мазохиста, пока мне заживо отъедают соски. Мы со всеми медбратьями и врачами честно пытались научить эту леди правильно присасываться. Куда там! Ор выше гор! Причём не писком, а нехилым басом!

Свят, жалея меня, целует в колено:

– Ноги помассировать?

– Не сейчас, тц-ц-ц! Макс, ну детка, что ж так неистово-то!

– Терпи, я потом залижу! – шепчет русский бес.

– Хрен тебе!

– Могу и там, если хочешь…

– Озабоченный…

– Хочешь, я тебе во всех физических характеристиках разложу, сколько времени я уже томлюсь без секса? – рычит альфа, покусывает моё бедро чуть выше колена, потом проводит по коже языком.

– Скажи в терциях? – я щурюсь.

– Садю-у-уга! Люблю… сожрать уже готов без хлеба и соли!

Уже ночью над ухом я услышал тихий святовский шепот:

– Триста одиннадцать миллионов сорок тысяч терций. Это если взять полных два месяца по тридцать дней. А сколько ещё ждать?