Текст книги "Истинный облик Лероя Дарси (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

– Приму с радостью, и с такой же радостью буду носить. Но эта вещь – дорогой сердцу подарок, и с ней я не расстанусь, по крайней мере, пока!

Я заметил, как глаза старого вояки затуманила стародавняя печаль. Ну, причину-то я выпытаю у Свята, фигня-война! А пока…

– Обещай мне, Илья! – я резко подаюсь вперёд и шепчу свои требования на ухо опешившего альфы.

Так нас и палит мрачный Макеев.

– Чадо спит! – докладывает Свят. – А вы, гляжу, уже перетёрли междусобойчик? Это нечестно, Ламертин!

– Нечестно отхватить в единоличное пользование такого потрясающего мужика! – меня толкнули в объятия Свята. – Совет вам да любовь, и детей берегите!

Когда Илья ушёл, мне не понадобилось много времени, чтоб расколоть Макеева. История этого альфы действительно оказалась драматичной, тем более, мне было непонятно, как он умудрился не оскотиниться и не стать бессердечным опером.

Одно я знал наверняка: моему бедному зайке, по возвращению в реальность, будет очень плохо и больно.

====== Глава 30. ======

Тремя часами ранее в Париже…

– Бонж-у-у-ур! – я, как торнадо, ворвался в зал для партнёрских занятий, словно перевалившая за восьмой месяц беременность меня совершенно не тяготила. За мной обречённо топал Свят, груженный сумкой с «вкусняшками на всех» от Мирро и недоумевающий, как я так быстро втянулся в процесс, хотя раньше сходил с ума.

Теперь курсы были переполнены, и у Роше были вполне обоснованные предположения на этот счёт. Слух о беременном омеге, который выглядит просто сногсшибательно и ведёт себя, как альфа, а партнёр его – тот ещё офигенский альфа из России, облетела по меньшей мере пол-Парижа. Меня втихаря фоткали и выкладывали в социальные сети, пока я не психанул и не пригрозил, что покину курсы и удалю все контакты этих «папарацци». Угрозы подействовали, как если бы поп-идол попробовал покинуть сцену. Я разом исчез из прямого эфира, но клинику Роше стали просто атаковать и посетители, и журналисты, и продюсеры популярных ток-шоу – все желали меня заполучить в кадр, на интервью или в передачу.

– Без камер! – орал Свят, больше напоминающий теперь моего телохранителя, нежели жениха. – Лерк, иди внутрь! Я, что, непонятно матерюсь?!

– Ты матерись по-французски, может, будет больше толку! – промурлыкал Анри за спиной Макеева. – Господа, убедительно вас прошу, начните уважать покой моих пациентов! Я – владелец клиники, и на съёмку разрешения не давал и не делал заявлений. Мне обратиться за помощью в жандармерию?

От Роше веяло властью, спокойствием и благородством, перед которыми журналюги спасовали.

– Пожалуйста, скажите, правда ли, что в Вашей клинике наблюдается первый в истории беременный альфа? – один бета настойчиво и отчаянно прорвался вперёд. – Это ASTV Франсе!

– Молодой человек, стыдно быть таким бесцеремонным! Но удача вознаграждает упорство! – тихую строгость дока сменила елейная улыбка. – Беспрецедентные случаи гермафродитов со статусом альф в паспорте, рожавших детей, уже происходили в мире. Мой пациент – нетипичный альфа с половыми признаками омеги. Такие люди встречаются довольно часто, просто в СМИ предпочитают не замечать заурядных.

– Это как? – не унимался удачливый бета, на его носу и щеках проступил румянец, ибо Анри был ему явно симпатичен.

– Ботана в очках и клетчатой рубашке вы бы не захотели снимать на своём канале, а такую яркую и эпатажную личность, как мой пациент… – Роше приподнял бровь.

– Он актёр или публичный человек иного рода?

– А это вы мне скажете, когда проведёте полноценное журналистское расследование! – док снова широко улыбнулся, неся святую идею мира во всём мира. – А теперь прошу всех не беременных покинуть территорию клиники!

Я встретил альф в фойе, ожидая, когда они отобьют атаки журналистов и соизволят заняться моей персоной.

– Ты у меня мобилу в сумке забыл, Свят. Она на вибре так урчала, что я практически получил удовольствие. Шесть пропущенных от нашего жандарма.

– И у меня, – задумчиво произнёс Анри и нахмурился, – но мне сейчас никак не отлучиться из клиники! Как быстро вы двое долетите до Буживаля, Свят?

– Гнать не буду. Да и Лерк хотел прикупить…

– К чёрту покупки! – я уже почти злой ёж. – Нам надо домой! У меня кристалл греется и поёт!!! – я набираю Нери.

Фаби уставшим после ночных бдений голосом усугубляет мои тревоги:

– Пай?! Лерк, что с ним?!

А дальше Макеев только обещанием переименовать Солнце моим именем смог выпихнуть меня из-за руля…

Я сел на кровать измученного течкой сына:

– Как ты, мальчик мой?

– Пап, вы… всё знаете?

– Наверное, да. Если и не всё, то можем поговорить, – честно говоря, так паршиво я себя давненько не чувствовал.

– Тут же… со мной был Илья?

– Да.

– Он… меня теперь презира…

– Зай, послушай, ты Роука… всё ещё любишь? – решительно перебил я сына, чтобы тот не заколотил в крышку своего ящика лишних гвоздиков.

Пай опустил голову, обречённо кивнул.

– Я сделал Илье очень больно, папа. Такое не прощается.

Молчу, хотя подмывает обнять и успокоить. Сын и хочет заплакать, но держится, видимо, не желая расстраивать меня.

– Пап, я его больше не увижу? Я же… вёл себя, как шлю…

А вот это уже лишнее! Обнимаю, насколько позволяет живот, целую в лоб, потом в ямочку на щеке. И он наконец-то начинает горько рыдать на моём плече, выпуская боль наружу пульсирующими выплесками всхлипов. Меня раздирают противоречия и договор с Ламертиным. Ведь я могу многое объяснить, но… Илья тоже кое о чём меня попросил.

– Пап?! – огромные серые глаза, залитые слезами, впиваются в меня умоляющим взглядом. – Ты… же его не убил?!

– Кого?! – картинно изумляюсь я следом.

– Ро…ука…

– А-а-а, не успел! Пацифисты отбили! – я скрипнул зубами от досады.

Пай закрывает рот руками, выдыхает сквозь слёзы с облегчением. Вот же, Господи, Боже ты мой! Бедный мой мальчик!

– Пап, прости его!!!

Упрямо молчу, хотя вижу, как сын надрывается в своей бесхитростной молитве.

Вспоминаю, как вполне уже дееспособный Роук, хоть и в наручниках, безропотно позволял мне неистово его молотить.

– Он повёл себя так, словно ты его безраздельная собственность, зая! Он был пропитан твоим ароматом, и он совершенно не думал ни о Пэтче, ни о тебе. Такое я, как отец, простить не могу! – я сдвинул брови.

– Но… ты же понимаешь, что у нас с самого начала были необычные отношения. Роуку было очень тяжело, пап!

Я скрыл досаду: даже сейчас зайка защищает своего дуралея.

– Посмотри на моего персонального демона, – у меня же свои железобетонные аргументы. – Он и то в первую течку носился со мной, как с хрустальным.

– Пап, – Пай вдруг стал странно серьёзен, таким я своего ветреного зайчика и не видел. – Можно… мне уехать?

Этого вопроса, равно как и решения сына, я боялся больше всего, потому что сам поступил бы так же, потому что пацаны действительно были моими до мозга костей. И их упрямство, и радикальность их поступков, и все безумные выходки – всё было так схоже с поведением сумасбродного папаши. Меня…

– Пай, золотце, не скажу, что я удивлён. Главное, не вини во всём себя. Если уедешь из Буживаля…

– Я сниму квартиру в Париже, я не исчезну! – горячо прошептал юноша. – Я просто растворю и затеряю свой запах в миллионе других ароматов.

Пай поморщился от неприятных ощущений. Я налил ему чашку успокаивающего чая. Помянув биологического папу Роука недобрым словом, я погладил сына по спине.

– Вы все у меня достаточно самостоятельные и взрослые люди, золотце. Я уважаю любое ваше решение. А вот сходить с ума от беспокойства мне никто не запретит!

– Я не уеду до твоих родов! – поспешно воскликнул юноша.

– Вот за это спасибо! Кроме того, принято решение Роуку на время сохранения Пэтча переехать на квартиру Анри в Париже. Ты пройдёшь цикл, восстановишься и потом воспользуешься…

Но Пай уже спал, уронив голову на плечо и привалившись ко мне. Я уложил сына на подушку, взъерошил непокорную чёлку. Неужели… я когда-то жил по-другому?! Я не знал многих дорогих людей, я был серой тенью, скользящей по земле.

Роук исчез из дома Анри на следующее утро. Мне об этом сообщил Макеев, который с Лансом сторожил все подступы к моему сыну. Дэвид осторожно вошёл в спальню спящего Пайки, и с полчаса стоял перед постелью мальчишки на коленях, не решаясь поцеловать даже красивые золотистые пальцы на руке. Потом Роше забрал его с собой в Париж. Мне было муторно на душе, но иного выхода не видел никто. Всё в моём доме пока шло наперекосяк и выравниваться не собиралось. В общем, то ещё предсвадебное настроение.

В завершение общей вселенской радости у меня накануне похода в мэрию жутко отекли ноги. Макеев нашёл меня вечером в нашей ванной, хмуро разглядывающего свои раздутые ступни, напоминающие безволосые лапы хоббита. Свят улыбнулся, понимая, что настроение у меня паршивее, чем у бритого льва из басни.

– Любимый… – миротворческим тоном начал альфа. – Неужели тебя может расстроить такая мелочь, как…

– На них не налезет ни одна моя приличная пара обуви, – рыкнул я, тихо заводясь. – Считаешь это мелочью?

– Ну-у-у, как бы-ы-ы…

Под моим темнеющим взглядом даже ветер в саду стих. Свят меня, конечно, утешал, но, к его сведению, удар по моей безупречности ни к чему хорошему привести не мог.

– Свадьбы… не будет! – вынес я мгновенный приговор.

– Твою-ю-ю диви-и-изию! – взвыл Макеев так, что за окном испуганно вспорхнули пичуги. – Лерк, ну не начина-а-ай! Всё же уже решено!

– Не, ну если меня пустят в мэрию в вязаных тапочках…

Свят обнял меня.

– Я что-нибудь придумаю, обещаю! А пока, ложись-ка, я тебе их просто помассирую.

Пока альфа разминал мои ноги, меня развезло от удовольствия. В последнее время я постоянно ловил себя на том, что Макеев меня разбаловал. Но ему, похоже, это действительно нравилось. Его сильные руки всегда были тёплыми, и Свят мог с закрытыми глазами рассекретить все мои эрогенные точки. Кстати, благодаря этому извращенцу у меня этих точек заметно прибавилось, причём в самых неожиданных местах. Вы представьте себе, как язык любовника медленно, начиная от выступающего позвонка на шее, ползёт по линии позвоночника, и ты почти кончаешь, когда он достигает копчика… Именно в этом месте прогиба поясницы. Так… о чём это я? Ноги отекли? Уже забыл! Как бы договориться с Господом, чтобы регистрации помешали какие-либо редкие и непреодолимые природные явления?..

На следующее утро Роше, Мирро, Свят и я отправились в мэрию.

Буживаль – приятный, тихий городок, которому много лет, и которому просто уже некуда расти. Поэтому здесь живут в основном пожилые родители богатых парижан. Каждая вилла или усадьба украшена и окружена роскошными парками, за которыми ухаживает как раз не очень богатая провинциальная молодёжь. Некоторые из них потом удачно выходят замуж, охмурив толстосумов, однажды приехавших навестить своих предков.

Городок на берегу Сены, наверное, очень живописен весной и летом. С момента нашего прибытия в Буживаль, мы его со Святом исходили вдоль и поперёк. Макеев дико нравился престарелым омегам и трём дамам (одна из которых была маман какой-то важной политической фигуры), а по мне, наоборот, тащились альфы-старпёры. За мной прочно укоренились прозвища «Мигнан» (Душка), «Де люкс Соваж» (Роскошный Дикарь) и Арахни (Паучок), видимо, из-за моей тяги к вязанию. Роше с Миркой здесь тоже обожают, особенно моего сына. Владмир любит строгие чёрные вещи, которые вытягивают и истончают и без того грациозно-гибкое тело. Он скромен, красив и умён; то, что я раньше принимал за высокомерность, оказалось чересчур повышенной требовательностью к своей внутренней организации. Мой «малыш» – глубоко верующий человек, чем я несказанно горд.

Итак, я почти плелся, повиснув на каменной руке моего персонального беса. Смешно вам? У меня на ногах раздолбанные старые мокасины Полански, у него, кстати, в нашем дурдоме оказался самый большой размер ступни. Анри мои отёки озадачили, да и давление начало пошаливать. Он ограничил мои прогулки и потребление чая, зная, какой я водохлёб.

– Всё время хочу спросить, док! – требовательно ору я вдогонку мило мурлыкающему впереди семейству Роше. – Почему Буживаль?

– Ох, татенька! – оживился Мирро и подхватывает меня под локоть с другой стороны. – Анри обожает Тургенева и Пьера Ренуара. А они оба жили и творили здесь, под сенью клёнов, каштанов и ясеней Буживаля. Помнишь, мы посещали музей Ивана Тургенева, это милое отреставрированное трехэтажное шале «Ле Френ»?

– Помню! – проворчал я. – Прости, но я сего восторга не разделил. Как можно называть дом названием дерева? «Ясень»!

– Ле Френ звучит поэтично, как имя любимого, – это понесло Роше, который незаметно для меня придал нашему трио кватро форте, и теперь мы мини-шеренгой топали по аккуратной ровненькой дороге.

– Все чувства могут привести к любви и страсти, всё: ненависть, сожаление, равнодушие, благоговение, дружба, страх, даже презрение. Да, все чувства… исключая одно: благодарность. Благодарность – долг; всякий честной человек платит свои долги, но любовь – не деньги… – проговорил Анри нараспев, получая кайф от каждого слова. – «Путь к любви», Тургеневские стихи в прозе.

– Угу. Выходит, многие принимают благодарность за любовь? – это открытие меня немного ошарашило.

– Именно, мой милый Арахни! За любовь никогда не благодарят, не говорят «спасибо», если не уверены в своих ответных чувствах или в искренности партнёра. Любовь от дорогого человека принимают, как должное. Это просто! Мне ничего не нужно от Мирро. Он просто мне нужен сам, как воздух. Он – моя часть, часть души, сердца, тела.

– С вами всё понятно! – бурчу я, а Свят почему-то усмехается уголками большого чувственного рта. – А чего это у тебя лыба подозрительно довольная? – я тыкаю Макеева в ямочку на щеке. – То, что ты мне эти «бродни» нашёл, ещё ничего не значит! Я в чём жениться буду? В балахоне?

– Всему своё время! – ненавижу, когда он так невозмутим, и люблю, потому что мои собственные тревоги отступают. Со Святом не стыдно быть слабым.

За следующие десять минут променада по улице Морешаль Жофр до двухэтажного здания мэрии Роше меня пичкает ещё парочкой тургеневских творений. Я уже практически рад увидеть дом, которого страшился, как чёрт ладана. Нас встречает заместитель мэра месье Азуле – сухонький бета средних лет с удивительно красивыми бархатно-карими глазами и присыпанной благородной сединой гривой волос.

– Благодарю за то, что смогли подойти, господа! – месье всем порывисто и искренне жмёт руки, особенно задерживаясь на точёной лапке Мирро. – Пусть это и старомодная формальность перед регистрацией, но современная молодёжь либо использует электронную почту, либо нас посещает только один из супругов. Как ваше самочувствие? – этот вопрос уже адресован лично мне.

Я корчу признательную мину, понимая, что, несмотря на усилия, вид у меня такой, как если бы зуб сильно заболел.

Заместитель немного растерялся.

– Вам всё же нездоровится? Ох, доктор Роше, как же неосмотрительно с вашей стороны разрешить Арахни, ох, простите, месье Лерою этот вояж!

Я понемногу начинаю психовать, пока глубоко внутри, но гарантий никаких. Нас заводят в уютный кабинет, вкратце рассказывают о церемонии с показом видео. У меня нервно потеет всё: от ладоней до раздутых «хоббичьих лап». Потом Азуле тщательно проверяет принесённые и подписанные нами документы, уделяя особое внимание Святу, как гражданину России. У меня и Мирки, оказывается, уже состряпана трёхлетняя французская регистрация и прописка. Наконец, долгожданный шок наступает:

– Статус Арах… месье Дарси по паспорту АЛЬФА?! – Азуле сползает по креслу. – Но… как же?!

– Статус в связи с явной беременностью – на лицо. Поэтому сейчас оформление брака не является нарушением закона о регистрации отношений, – холодно и чётко произносит Роше.

– Но…

– Мы получили консультацию юриста. Если не верите, сделайте самостоятельный запрос, но мы потеряем время, – и этот острый и холодный, как бритва, мужик недавно так нежно выводил мне тургеневские стихи.

Заместитель беспомощно хлопает красивыми глазками.

– Это… беспрецедентный случай, я согласен, но наш Лер – уникален, согласитесь. Он вполне может стать местной легендой! – добивает Анри и зачем-то подмигивает мне.

Но сволочь во мне уже разбужена, поэтому, кто не спрятался, будет огребать.

– Так мне, может, всё-таки нельзя жениться? – с надеждой спрашиваю я у заместителя.

Азуле выпадает в осадок во второй раз:

– А вы не хотите замуж, месье Дарси?!

– Не о-со-бен-но! – срываясь на шепот, отчаянно шиплю я, но меня нежно обнимает Макеев:

– Стари-и-ик, накажу-у-у!

– Угроза при представителе мэ… – мне ласково зажимают рот.

– Он хо-о-очет, месье! Хочет! – Свят выразительно смотрит на Азуле. – Он просто разнервничался. Разве документы не подписаны? У беременных постоянно меняется настроение! Ай!

Я с удовольствием пинаю альфу в лодыжку.

– Решение принято вами добровольно или под давлением ответственности за будущего ребёнка? – по-отечески строго вопрошает меня Азуле.

– Вы полагаете, что он мог бы МЕНЯ заставить против моей воли?! Ха! – я искренне оскорблён. – А дитё поднять, поверьте, я и сам бы был в состоянии. Не-е-ет… не смогу! – я, тяжело вздыхая, окончательно расписываюсь в полной своей капитуляции. – Похоже… это всё-таки любовь.

Вместе с тем, как мы покидаем мэрию с обескураженным Азуле, на дверях вывешивается табличка, что двадцать третьего ноября будет проведена регистрация Анри Роше и Владмира Радова, а так же Святослава Сергеевича Макеева и Лероя Дарси, уроженцев таких-то краёв, таких-то родов занятий, такого-то статуса, возраста, места проживания, жалко без группы крови и любимых увлечений. Оказывается, у замороченных французов это делается испокон веков за десять дней до регистрации, чтобы оповестить всех и вся о «редком и великом» торжестве, и узнать о возможных причинах, почему этот брак не может быть заключён. О-хре-неть!

Я полагал, что муки мои на сегодня закончены. Мне даже дали на лавочке в парке мэрии помёрзнуть, а потом произнесли слово «примерка». Убежать, конечно, шансов не было!

Меня затащили в милый салон-ателье, и пока я в полустолбняке перед гневной истерикой лежал на мягком диванчике, мои спутники с воодушевлением занялись своими нарядами, которые, оказывается, уже были давно выбраны и в заказном порядке подогнаны по фигурам. Я полюбовался сыном в ослепительно-белом костюме с набивным рисунком в виде лилий, декорированным жемчугом, мехом норки и белой замшей, Роше в тёмно-синем смокинге от Кардена, и, конечно, Святом – блистательным мерзавцем в ослепительном чёрном строгом костюме-тройке Коко Шанель. Я пускал слюни на жемчужно-серую модель от Гермес, в тон моих глаз, в котором, если бы не «интересное, папа его, положение», я бы смотрелся сногсшибательно. Зауженный, стильный, в нём я был бы упакован на миллион франков.

Наконец владелец ателье, – милейший пожилой омега Луи Бронже, – направился ко мне. Все члены моей семье со странной серьёзностью на лицах замерли.

– Ну и где мой чехол для танка? – уныло и мрачно поинтересовался я. – Надо же разбавить эту тошнотворную атмосферу всеобщего ликования. Да-а-а, смотреть на свадебные фотки мне придётся с литрами сердечных капель. А вы все просто супер! Обзавидоваться и сдохнуть!

Бронже действительно вынес чехол на молнии с какими-то ещё не снятыми бирками.

– Месье Макеев! Он только сегодня пришёл, ваш заказ! – торжественным тоном объявил омега и начал вынимать костюм из чехла.

Я закрыл лицо рукой, но, услышав тихий свист Анри, тут же жадно посмотрел: надо было быть слепым, чтобы не оценить тончайший бельгийский кашемир Сабаль самого высокого качества. Цвет превзошел все мои ожидания: шерстяные нити дорогих оттенков серого – от речного перламутра до серебряного – играли переливами, и ткань сверкала уже сама по себе, без декора. Свят знал, что я терпеть не могу все эти бисеринки-бусинки.

Двубортный пиджак был сшит достаточного узко в плечах и спине наподобие баски, а спереди скроен так, что полы немного клешились по большому животу от груди, выгодно скрадывая мою оплывшую фигуру. Жилет был тоже великолепен, более тёмный, украшенный жабо из строгого кружева и кожи, который ниспадал до верхней части живота, опять же визуально его скрывая. Ноги, слава Богу, у меня остались длинные и стройные, поэтому на брюках с заниженной талией сделали широкий мягкий поддерживающий пояс, как на любой модели для беременных омег.

Когда я, не дыша, с помощью Бронже облачился в это произведение искусства, онемели все. Я и так-то, скромности ради, был недурён собой, но сейчас я выглядел, как беременный сказочный принц. К костюму прилагались мягкие мокасины цвета маренго и атласные перчатки жемчужно-серого цвета с отделкой из кожи и вышивкой серебряной нитью. Свят показал мне лайки и правой, и левой, и ногами. Мирро разревелся от счастья, а Роше снова тихо присвистнул.

– Как… вы угадали с моими размером и мерками?! Как?! – выдохнул я наконец, оглаживая свой прекрасный наряд, боясь примять или сделать затяжку.

– Ваши спутники, месье Роше и месье Макеев, – омега забавно делает ударение на последнее «е» в Святовской фамилии, – дали все мерки с анатомической точностью.

– Действительно, личный омеолог и персональный секс-маньяк! – простонал я и мягко улыбнулся. – И всё-таки… спасибо!

В таком убранстве как-то и пребывать неловко.

– Так, свадьба… всё-таки будет, любовь моя? – шепчет мне на ухо русский бес. – Ты – крышесносный во всём этом! Даже не верится, что МОЙ!

– Думаю, поздняк уже метаться, ты меня завоевал по всем фронтам. Сдаюсь на милость победителя! – меня осторожно целуют в уголок рта. – Ну-ну!

– Старик, когда это ты стал таким чопорным?

– Не выражайся! – рычу я упрямо. – Даже в омежьем свадебном костюме за «охренеть, сколько денег», я всё ещё остаюсь альфой.

– Альфой, конечно, альфой! – мне целуют шею и получают по собственной, уворачиваясь со всё той же нагловатой усмешкой и целой оравой весёлых бесенят в глазах.

====== Глава 31. ======

Через десять дней, поскольку никто нашему счастью помешать не решился, мы явились в мэрию для регистрации. Посмотреть на две ослепительные пары, приехавшие на чёрном лимузине, пришло полгорода и три вагона туристов. Нас посчитали за киноактёров, и через несколько минут, как по мановению волшебной палочки, нарисовалось около десятка журналистов. Престарелые жители Буживаля аж прослезились от восторга.

Мы с Мирро были в центре внимания, два прекрасных младших супруга в светлых нарядах и с букетами: у меня – из белых орхидей, а у сына – из длинных роскошных калл. Никто не смог отговорить упрямого Влада от такого выбора. Вопреки всем правилам, на регистрацию в зал мэрии зашла вся моя семья, включая помилованного Роука, Полански и приглашенных из Андорры Майлза и Фабио. Илья приехать не смог. Луиджи поздравил нас по скайпу, похвалил костюмы и велел скинуть побольше наших фоток. Более всего засранца интересовала подвязка на моей ноге. Фаби держался слишком хорошо. Я надеялся, что мой прекрасный бета вежливо отклонит приглашение, но, к моему удивлению, Нери всё же приехал.

Нам зачитали выдержки из семейного кодекса об обязанностях и правах супругов, после чего попросили подтвердить своё решение сочетаться законным браком. Я внезапно встретился с печальным взглядом тёмных, глубоких очей Фабио. Юноша улыбнулся и кивнул.

«Только будь очень счастлив, Лер!» – попросили эти красивые глаза.

«Спасибо, малыш! Обязательно буду!» – и вслух произнёс: «Да!», торжественно ставя точку в своей долгой, вольной, холостяцкой жизни.

Я устал от суеты, поздравлений и, хоть и негромкой, но навязчивой музыки. Гостей прибыло реально много: в основном это были коллеги Роше, работающие в Париже, знакомые Мирро по ресторанам и кафе, друзья из местных. Пэтч, слава Богу, немного поел бульона и слопал небольшой кусочек свадебного торта. Роук не отходил от мальчишки ни на шаг, Пай общался с ними постоянно и непринуждённо, я не мог ни по его сияющим глазам, ни по жестам уловить тень тоски или дискомфорта. Фаби моей компании тщательно избегал, но часто салютовал бокалом с шампанским, когда наши взгляды всё же находили друг друга. На какой-то момент Свят выпустил меня из рук, и я смылся в своё уединённое гнёздышко – оранжерею.

В полусумраке помещения на фоне стеклянной стены я увидел стройный силуэт в элегантном фраке. Нери. Внизу живота сладко затанцевали бабочки. Юноша говорил по телефону негромким приятным голосом.

– Да, я буду благодарен, если ты меня заберёшь, Жан. Да, можно выезжать! Нет… я не устал, милый… Я на славу повеселился! Жду тебя, будь осторожен по дороге!

Фабио понял, что обнаружен, но разговора не прервал и не понизил тон голоса. Я сел в любимое кресло.

– Врать милому стыдно, малыш! Ты ли повеселился? Тебя пригласил Мирко, а не я. Я не осмелился, основываясь хотя бы на собственном ощущении. Почему… ты не отказался? – я устало потёр лоб.

Фабио вдруг опустился передо мной на колени и лёг щекой на мои ноги. Моё бедное сердце замерло. Желанный мальчик просто использовал любой шанс быть ко мне ближе.

– Я люблю тебя, Лерк. Что мне делать теперь, когда на моих глазах ты сказал «Да» другому?! Невыносимо видеть, как тебя обнимает другой, как другой тебя целует… – на меня с губительной нежностью и тоской смотрели тёмные бархатные очи прекрасного беты. – Как я хотел орать в мэрии… в полный голос, что я против этого брака, что ты обещал себя мне… Ох! прости! – Фаби спрятал пылающее лицо в моих коленях.

– У тебя… появился любовник, малыш? Твой первый раз… уже забрал другой?

– Пока нет… – Нери дышал мерно и глубоко. – Ещё там, на Доране, я решил, что позволю над собой доминировать только тебе. А Жан, он надеется, что я…

Я поднял лицо Фаби за подбородок, он едва сдерживал эмоции, безжалостно кусая губы.

– Ты такой красивый, Лер… Ты красивый и сильный, в тебе столько свободы! Но сейчас… мне показалось, что ты смирился… согласился на смирение…

– Так и есть, малыш. Ты всегда понимал меня с полувздоха… Но не всё так трагично, зная отношение ко мне Свята и мою беременность. Чёрт! Мне… так тебя… не хватает! – я почти ненавижу себя и дико, неотвратимо хочу впиться в эти губы жадным поцелуем.

– Лер… Лер мой, аmore mio… il respiro è il mio… la mia follia…* – шепчешь ты отрывисто, и журчащая речь твоя накрывает горячей волной чувств.

– Господи, мальчик, пожалей меня… я вот-вот перестану верить в себя… – ребёнок внутри болезненно толкает в низ живота, и я прихожу в себя.

Но Фаби… увы, нет!

Он подаётся вперёд, вверх и сам соединяет наши губы, выдыхивает рвано и жарко, углубляет поцелуй…

– Я всё ещё твой! Ни Богу, ни себе не принадлежу! Меня без остатка забрал ты, ты же и приручил. Скажешь мне уйти – уйду, захочешь – останусь, буду ждать, сколько нужно… Буду верить в один ничтожный шанс из тысячи возможных «да»…

Я растворяюсь в нём… Меня уже нет в той реальности, где я связал себя законными узами с другим дорогим человеком. И нет ни стыда, ни угрызений совести! Одно дыхание на двоих!

Я обернулся, потому, что знал, как нас наказывают за глупость и предательство. На нас, влипающих друг в друга, не отрывая блестящего взгляда, смотрел Пай. В моём мозгу щёлкнул медленно взводимый курок, ведь недавно я сам осуждал подобный проступок, избив Роука в слепой обиде за сына. И сейчас я сотворил аналогичную измену, прикрываясь светлым, искренним чувством?! Я взял Фаби за плечи и отстранил от себя, словно оторвал кусок плоти. Он воспринял мой жест, как должное, поцеловал мою правую руку в запястье и быстро вышел из оранжереи.

Пай подбежал и обнял меня.

– Папочка, милый, успокойся! Я никому не скажу!

– Неважно, золотце, мне же с этим теперь жить… Свят – альфа, если он захочет, он услышит на Фаби запах моего желания, а на мне – его духи.

– О, нет! Это были лишь прощальные объятия! Я смогу подтвердить, и… и мне поверят! – горячо и убедительно прошептал юноша.

– Спасибо, ребёнок, но не надо за меня так переживать! Фабио не исчезнет из моей жизни так просто и безболезненно. И ты в одночасье не выбросишь Роука из сердца. Мы оба с тобой латентные предатели, но не по злому расчётливому умыслу, а по…

– Мы оба любим, пап! Любим! – Пай как-то судорожно сглотнул. – Только у меня был выбор, а тебе его не дали!

– Лю…бим… – я закрыл глаза. – Я устал, Золотце! Позови моего мужа.

– Может, Анри? – забеспокоился Пай.

– Мне не настолько хреново! – строго рыкнул я.

Свят в кипельно-чёрном жилете и мажорно развязанной бабочке, висящей на шее, появился уже через пару минут. Я даже был готов к тому, что Макеев всё это время стоял под дверью и ждал своего выхода.

– Лерк, что случилось? – альфа присел перед креслом, неприлично глубоко вдохнул воздух.

– Не напрягайся, здесь только что был Фаби. И нам показалось, что…

– Вам ведь просто показалось? – перебил меня супруг, внезапно ставший лет на десять мудрее. – Вот и не забивай себе и мне голову! Я сказал лапочке, что не хочу никаких недоговоров и неловкостей. Он мог выступить в мэрии и остановить регистрацию. Но тогда это был бы не Фабио Нери. Теперь ты уже несвободен. Фаби проще, чем тебе.

– Ошибаешься… Ну да ладно! Отведи меня в спальню.

– В смысле… отнеси? – Свят прищурился и облизнулся. – Форсируешь первую брачную, дорогуша?

– А я уже обрадовался, что кто-то на свадьбу подарил моему мужу свежие мозги! – проворчал я, едва отрывая зад от кресла.

Ноги опять нещадно отекли. Я снял пиджак и свой роскошный жилет.

– Свя-я-ят! – я беспомощно оглянулся.

– Иди ко мне, моя несносная Лерка! – меня подхватили сильные тёплые руки, я обнял каменный столб шеи, не удержался и припал губами к бьющейся жилке. – Спасибо!

– С чего это вдруг?

– Просто «спасибо».

– Принимай, как должное. Не бойся, требуй, бери, я – твой!

– Знаю. А как же гости?

– Я уже с ними попрощался за себя и за тебя. Правильно?

– Оба ляжем спать?

– Не знаю, как ты, а я ни на одном задании так не уставал, как на собственной свадьбе.

– М-м-м-м.

– Думаешь, чего бы похомячить на сон грядущий? – Макеев знал меня слишком хорошо, а я и не старался особо себя скрывать.

– Думаю, что мне, дураку, в жизни надо-то? – я нахмурил любимую складочку между бровей.

– Ой, только не грузись вселенскими заботами, Арахни! Ай! За что?!

– За всё хорошее!

– А я уже было испугался! – протянул Святослав Сергеевич.

– Чего это?

– Что день прошёл, а мы не поругались.

– А мы, что, поругались? Сла-а-абенько как-то!

Свят замирает у двери нашей спальни и торжественно вздёргивает свой кувалдистый подбородок. Он в первый раз вносил меня в комнату на законных основаниях старшего супруга. Я не имею никакого морального права испортить ему интимность и несомненную важность этого момента. Я затыкаюсь и жду. Он тихонько сглатывает и раскрывает дверь с ноги. И вот мы заходим в спальню уже семьёй. Меня опускают на предусмотрительно разобранную постель, помогают раздеться.