Текст книги "Леди-киллер"

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

Глава 8

В семь тридцать Кэйт пошла принимать ванну. Плеснула в горячую воду побольше пены и легла, стараясь как следует согреться. Свои длинные волосы она собрала в пучок на макушке, сняла с лица остатки косметики, крепко зажмурилась и целиком отдалась мыслям о расследовании преступления.

Незадолго до этого Лиззи решила покрасоваться, надела все свои обновки и стала вертеться в их маленькой гостиной. Кэйт невольно залюбовалась дочерью, и вдруг сердце ее болезненно сжалось: что, если Лиззи, не дай Бог, попадет в руки убийцы, погубившего Мэнди Келли и Джералдин О’Лири? Нет! С Лиззи ничего не случится, уж она, Кэйт, просто не допустит такого! Даст Бог, Мэнди выкарабкается, она ведь бойцовской породы!

Кэйт открыла глаза, опустилась пониже, чтобы плечи покрыла вода. По коже побежали мурашки, но не от холода. Разве не обидно? Ей с таким трудом удалось буквально вырвать зубами свободный день на Рождество, а Лиззи почти не замечает ее, все внимание – отцу.

Впрочем, Дэн всегда умел нравиться женщинам. К этому у него просто талант. С каким обожанием на него смотрела эта прыщавая Джоанн, подружка Лиззи, которая смеется так, что кажется, будто осел кричит! Она как раз сегодня заявилась после ужина. Кэйт спохватилась: «Зачем так говорить о бедняжке Джоани? Ведь она славная девушка!» Но Дэн не заслуживает обожания, он лжец и лицемер…

Кэйт услышала, как скрипнула дверь ванной, и улыбнулась: наверняка Лиззи принесла ей вина или – еще лучше – чашечку кофе. Она приоткрыла один глаз и, пораженная, резко села, расплескав воду.

– Что тебе нужно? – Кейт прикрыла грудь руками.

– Я принес тебе бокал вина и сигарету, вот и все, Кэйт. Не волнуйся, насиловать тебя я не собираюсь! – Дэн произнес это так спокойно, что Кэйт почувствовала себя полной идиоткой. Он вложил ей в одну руку бокал с вином, а в другую, предварительно вытерев ее полотенцем, словно ребенку, – уже зажженную сигарету.

– Я заметил, как ты устала, и решил, что тебе необходимо расслабиться.

Кэйт вновь погрузилась в воду. Хорошо, что на поверхности много пены! Дэн присел на крышку унитаза и, смеясь, произнес:

– С каких это пор ты стала такой скромницей? Ведь я видел тебя голой, и не раз!

– А что делают остальные? – пропустив мимо ушей слова Дэна, спросила Кэйт, стараясь придать голосу непринужденности.

– Они, дорогая, млеют от Джеймса Бонда. [14]14
  Джеймс Бонд – герой популярного английского киносериала о тайном агенте британской разведки.


[Закрыть]Я ночью записал фильм на видео. Ну а как твое расследование?

Говорил Дэн вполне дружески – так, словно просто хотел поболтать, и Кэйт мысленно перенеслась в те далекие времена, когда, бывало, они принимали ванну вместе. Лиззи тогда еще не появилась на свет, а у них все было в порядке.

– Мое расследование? Пока неважно. Даже на след убийцы не напали.

– Кэйт, ты же знаешь, я просто преклоняюсь перед тобой! Шутка ли, сделать такую карьеру!

– Эта карьера, Дэн, называется просто работой! Может, попробуешь, а?

Он широко улыбнулся, обнажив безупречные зубы.

– Спрячь свои коготки, Кэйт! Ты несправедлива ко мне! Я ведь не такой, каким был прежде. Поверь! Давно понял, что пора повзрослеть, и очень стараюсь.

Кэйт отпила вина, жадно затянулась сигаретой: от близости Дэна ей было как-то не по себе. Вдруг он присел на корточки у самого края ванны.

– Что ты делаешь? – подозрительно спросила Кэйт. Руки у нее были заняты, а Дэнни Барроузу она ни на йоту не доверяла!

– Пока ничего, просто хотел потереть тебе спинку.

– Большое спасибо, но в этом я не нуждаюсь. А теперь, Дэн, если не возражаешь, я хотела бы вылезти из ванны.

Она огляделась, ища, где бы притушить сигарету и поставить бокал. Дэн взял у нее из рук и то и другое.

– Послушай, Кэйт, единственное, чего я хочу, – это быть тебе в чем-то полезным. Пока я здесь…

Она перебила его:

– Пока ты здесь, Дэн, единственное, чего хочу я, – это чтобы ты оставил меня в покое. У нас в доме не принято запирать двери, и я не в восторге от того, что теперь придется это делать!

– Разве мы не можем быть просто друзьями?

В его голубых глазах отразилось недоумение, и на какой-то момент Кэйт прониклась к нему жалостью. Понять Кэйт Дэну и в самом деле было не под силу. Особенно если учесть его жизненный принцип: на свете нет ничего невозможного. Разве способен он был понять, сколько страданий причинил Кэйт. То уезжал, то возвращался, а она неизменно его принимала. Он исчезал, не оставив даже записки. Дома, когда Кэйт возвращалась с работы, ее встречала полным жалости взглядом мать. А Лиззи! Слишком часто приходилось объяснять девочке, что папа снова уехал, что работает он далеко, очень далеко, и поэтому не может ни часто писать, ни звонить.

Он легонько провел пальцами по руке Кейт, и все ее существо отозвалось на это прикосновение. Да, Кейт все еще влекло к Дэну, но она ни за что не позволит себе этого удовольствия, не допустит, чтобы он опять пудрил ей мозги!

– Ведь ты, Кэйт, единственная женщина, которую я когда-либо любил, и ты это знаешь. Думай обо мне что хочешь, но это чистая правда!

Она встала, сорвала с вешалки полотенце, завернулась в него. Как ни смешно, он сказал правду, она это действительно знала! Дэн просто гонялся за свежей порцией возбуждения – очередной женщиной. Это было ему так же необходимо, как утолить жажду. Отнесись Кэйт к этому спокойно, они никогда не расстались бы! Но Кэйт не могла делить мужа ни с кем. Дэн был нужен ей весь, целиком. Но такое было выше сил Дэнни Барроуза!

– Оставь меня, Дэн, я не шучу. У тебя не осталось шансов. И мне опротивела твоя болтовня. Ты для меня больше не существуешь. А сейчас позволь мне привести себя в порядок!

Он улыбнулся ей своей чарующей улыбкой.

– Ладно, Кэйт, во всяком случае, ты не сможешь упрекнуть меня в том, что я не делал попыток к сближению! А знаешь, ты все еще очень привлекательна!

– Да уж, по части привлекательных женщин ты большой специалист, одному Богу ведомо, сколько их у тебя было!

Она почувствовала непонятное разочарование, когда Дэн вышел из ванной. И все потому, что она не знала других мужчин! Дэн об этом и не подозревал. А расстались они пять лет назад.

Дрожащими руками она взяла с подоконника бокал и одним глотком допила вино.

В практике Кэйт были случаи, когда во время семейной ссоры женщина подвергалась побоям. Мужа сажали в кутузку, как того требовал закон о неприкосновенности личности, а пострадавшую помещали в больницу. Но через какое-то время женщина возвращалась к мужу и просила снять с него обвинение. Таких женщин все вокруг обычно называли дурами. Но Кэйт почему-то питала к ним симпатию.

Ведь женщина все равно что ребенок: когда она добрая, смотреть на нее одно удовольствие, а разозлится – настоящее исчадие ада. Для женщины душевные муки порой страшнее физических. Так, по крайней мере, казалось Кэйт. Разумеется, случай с «Потрошителем из Грэнтли» особый. Если в деле замешан муж или просто дружок, есть хоть ниточка, за которую можно ухватиться.

А с этим Потрошителем голова кругом идет! Постепенно мысли Кэйт переключились на Патрика Келли. Он сейчас возле Мэнди, совершенно один несет вахту у больничной койки. Вытираясь, Кэйт вдруг почувствовала, как заныло в низу живота. Келли пробудил в ней те чувства, от которых она много лет пыталась избавиться. Она прикрыла глаза, стараясь отогнать эти мысли. Усталая, одинокая, она всем существом своим тянулась к Патрику Келли – по-человечески, по-хорошему, не только потому, что он был красивым мужчиной. А вот Дэн вызывал в ней только животные чувства – ведь они не раз занимались любовью.

Хоть бы Мэнди осталась жива! Патрик верил в магическую силу собственной воли. Не далек тот день, когда его крошка откроет глаза и поглядит на него так, будто проснулась после короткого сна. Дай Бог, чтобы он не ошибся, чтобы его желание сбылось. Только из-за Мэнди Кэйт и думает о Патрике. Ну конечно же только из-за нее. В ней говорит сострадание к несчастному отцу. Кэйт уцепилась за эту мысль, как за спасительную.

Но в глубине души она знала, что это не так.

Она мечтала о Патрике Келли, стремилась к нему всем сердцем. К нему единственному за все эти пять с лишним лет!

Снизу донесся голос Дэна и смех Лиззи. Что ж, спасибо и за то, что он подарил ей Лиззи! За одно это она многое готова ему простить. Но тех ночей не вернуть никогда!

Патрик Келли посмотрел на часы: было начало восьмого. Только сейчас до него дошло, что уже больше суток он ничего не ел. Он осторожно выпустил руку дочери и отправился в комнату ожидания. Закурил, вытащил из кармана плоскую фляжку. Глоток бренди обжег пустой желудок. Уже второй день он не брился, не умывался, волосы были в полном беспорядке.

В комнату вошел молодой констебль-полицейский, дежуривший в больнице на тот случай, если Мэнди вдруг придет в себя и что-нибудь скажет.

Патрик поглядел на него: совсем мальчишка, лет двадцать, не больше.

– Сестры от нее не отходят, делают все, что нужно…

Парень словно оправдывался, и Патрик почувствовал к нему огромную благодарность, – рождественская ночь, а он, вместо того чтобы веселиться в кругу родных и друзей, торчит тут и ждет: вдруг полуживая девушка что-нибудь скажет?

– На-ка, сынок, глотни! – Он протянул парню фляжку. Констебль сделал несколько глотков и закашлялся – горло будто огнем обожгло.

– Счастливого Рождества, сынок! – Голос Патрика был глухим и печальным.

– Она выкарабкается, сэр. Просто поразительно, какие чудеса теперь способны творить доктора! – Парень сказал это для того лишь, чтобы утешить несчастного отца. И оба это знали.

Неожиданно загудели мониторы, подключенные к Мэнди. Резко. Пронзительно. Констебль и Патрик бросились в палату.

Врачи и сестры окружили кровать Мэнди. Патрика отвели в сторону, чтобы он не видел умирающей дочери.

Воцарилась тишина, нарушаемая время от времени гудками монитора, подключенного к сердцу. Наконец его отключили, и уже больше ничто не нарушало мертвой тишины.

– Я опять хочу в туалет. Ну-ка, мальчики, помогите мне!

Братья с трудом подняли тучное тело Нэнси с дивана, уже шестой раз они волокли ее в туалет.

Илэйн взглянула на часы. Восемь тридцать. Слава тебе, Господи, скоро уедут.

– Лили, а как поживает Бетти?

– Превосходно. Ты, должно быть, знаешь, она купила большой магазин модной одежды. Живет припеваючи. Вот только видимся мы с ней не так часто, как хотелось бы…

Она не договорила, но Илэйн и так поняла: внуки терпеть не могли Нэнси.

Пока Нэнси сидела на унитазе, сыновья стояли у двери и никак не могли отдышаться: не так легко тащить Нэнси Маркхэм вверх по лестнице. Мать и сама могла бы дойти, оба это хорошо знали, но, наученные горьким опытом, предпочитали ей не перечить.

Губы у Джозефа приобрели синеватый оттенок, и Джордж подумал, что мать наверняка загонит его в могилу!

– Я уже! – не сказала, а скорее прогремела Нэнси. Сыновья распахнули дверь туалета и едва не задохнулись от вони.

– Ты тут потом подотрешь, Джордж. В прошлый раз это делал Джозеф и устроил черт-те что! – Она подняла палец. – Делай все как следует, не то это тебе дорого обойдется!

Нэнси повисла всей своей тяжестью на руках сыновей, постояла немного, а потом стала нарочно оседать на пол, будто у нее подогнулись колени, и потянула за собой Джорджа и Джозефа.

– Мать твою… – выругался Джозеф. В крохотном туалете голос его прозвучал оглушительно громко. Джордж в изумлении поглядел на брата: он посмел выругаться при матери! Тем временем стоявшая на четвереньках Нэнси поднялась, одна, без посторонней помощи, и, подбоченившись, уставилась на Джозефа.

– Что? Что ты сказал?

Джордж встал и, нервно хихикая, сел на край ванны, наслаждаясь представившимся глазам зрелищем. Джозеф, когда мать подмяла его под себя, повредил руку и, скрипя от боли зубами, продолжал лежать на полу.

– В чем дело? Что за шум?

Голос Илэйн, шлепавшей по лестнице в своих домашних туфлях, мог бы заглушить голос Нэнси Маркхэм в ее лучшие молодые годы.

– Что ты сказал, Джозеф Маркович, а? Отвечай сейчас же!

Илэйн изумленно таращилась на компанию в ванной: свекровь пинала ногой валявшегося на полу Джозефа.

– Прошу прощения, мама, у меня как-то нечаянно вырвалось.

Спохватившись, что она стоит, ни на кого не опираясь, Нэнси схватилась за грудь и закатила глаза к потолку.

– О, Джордж, ну помоги же мне. Я почти в обмороке… – И она на «бис» снова грохнулась на пол, Джозеф успел откатиться в сторону, совершив кульбит, которому позавидовал бы любой парашютист! У Илэйн от этого шоу глаза стали круглыми; она была просто взбешена.

– Послушай-ка, Джордж Маркхэм! Чтоб это было в последний раз! Ты меня слышишь? – Голос Илэйн стал децибелов на пятьдесят выше, чем обычно. – В будущем году мы уедем на Рождество. А сейчас забирай свою мамашу, и пусть катится ко всем чертям. Чтобы ноги ее здесь больше не было!

Нэнси и Джозеф открыли было от удивления рты, но тут же их и закрыли, глянув на Джорджа. Тот все еще сидел на краю ванны и хохотал от души, до слез, которые время от времени вытирал.

Вскоре появилась и Лили. Глаза у нее буквально полезли на лоб, когда она глянула на своих родственничков. Недаром мать была против ее брака с Джозефом. Семейка Маркхэмов пользовалась дурной славой.

Какими-то они были странными.

Кэйт помчалась в больницу, как только ей сообщили, что Мэнди Келли скончалась. Ну вот, теперь уже два убийства! Она поразилась, увидев Патрика Келли: конечно, он тяжело переживал смерть дочери, но чтобы так сразу состариться… Келли нельзя было оторвать от дочери, которую он крепко прижимал к себе. А ее надо было срочно поместить в ледник. Войдя в палату, Кэйт сделала знак всем отойти от постели и приблизилась к Патрику.

– Мне искренне жаль, мистер Келли, но мы сделаем все возможное, чтобы найти виновника вашего несчастья.

Услышав ее нежный голос, Келли поднял покрасневшие глаза.

– Ей было всего двадцать два, совсем ребенок. Я купил для нее салон, вы знаете… – Голос его дрогнул. – Маленький такой, славный салон. Она справилась бы, она была неглупой девочкой. Мозги у нее работали хорошо, просто великолепно. – Он прикусил губу. – Как же я теперь буду без Мэнди? – Его печальный голос проник в самую глубину сердца Кэйт. – В ней была вся моя жизнь!

Кэйт обняла его за плечи, и он заплакал, уткнувшись ей в плечо. Она ласково провела рукой по его волосам.

Патрик Келли специализировался на «перехвате собственности», и в этом, как говорили, не знал себе равных. Он мог завладеть чем угодно: от автомобиля до крана или большой яхты. Настоящий рвач! Так его и называли и друзья и враги. «Бизнес» его был не вполне законным, и Кэйт это прекрасно знала. Ему принадлежали также секс-лавки, массажные салоны и прочие подобные заведения. И тем не менее Кэйт не могла сейчас не испытывать симпатии к этому убитому горем человеку. Не важно, чем он занимался, но он был любящим отцом и мужем, и Кэйт завидовала его покойной жене, любовь к которой он все еще хранил.

– Пойдемте, мистер Келли, я отвезу вас домой! Здесь уже делать нечего.

Кэйт тихонько оттащила Патрика от постели. Он, прижавшись к ней, горько плакал, и плечи его под дорогим изящным пиджаком вздрагивали.

Наконец он немного успокоился, и Кэйт увела его из палаты, бросив на ходу сержанту Уиллису, который им встретился, что необходимо здесь все закончить, а она отвезет Патрика Келли домой.

Уиллис не без уважения смотрел вслед своей начальнице. Надо же! Патрик Келли – всем известный мошенник и сукин сын, а вот детектив-инспектор Кэйт Барроуз заставила-таки его клевать из ее рук! Что же, на то она и женщина.

У входа в больницу Келли ждал «роллс-ройс» с шофером. Сэйт помогла Патрику сесть на заднее сиденье, испытав в душе облегчение, что не придется провожать его домой. Но только она хотела захлопнуть дверцу, как Патрик попросил:

– Пожалуйста, проводите меня… Я должен хоть с кем-нибудь перемолвиться словом…

И столько было муки в его голосе, что Кэйт, помедлив секунду, села в машину. Не исключено, что он, сам того не подозревая, наведет ее на какой-нибудь новый след в деле. Такое часто бывает.

Он прерывисто взял руку Кэйт, крепко сжал, глядя в окно на холодные, пустынные улицы. Лицо Келли с резко очерченным профилем и благородными чертами было красиво даже сейчас, в минуты постигшего его страшного горя. Все такое же мужественное и волевое, оно влекло к себе Кэйт. Его фиалково-синие глаза светились благодарностью, благодарностью к ней, но она знала, что он никогда не сможет выразить ее словами.

Она осторожно отодвинулась от Келли и буквально вжалась в спинку сиденья.

Лиззи в гостиной с отцом и бабушкой досматривала фильм про Джеймса Бонда. Когда по экрану поползли фамилии режиссеров, операторов и актеров, она выпрямилась в кресле.

– Здорово! Мне так нравится Шон Коннери! [15]15
  Шон Коннери (род. 1930 г.) – английский киноактер, исполнитель роли Джеймса Бонда.


[Закрыть]А можно я выпью бокальчик «Бэйбихэма», бабушка?

Эвелин пристально посмотрела на внучку.

– Что ж, выпей, только один!

– Спасибо, ба! – И Лиззи побежала через всю комнату к бару с напитками.

Дэн с улыбкой наблюдал за дочкой. Она так выросла! И очень напоминает длинноногого жеребенка, как и все шестнадцатилетние девочки. Впрочем, грудь у нее словно у взрослой, в этом она пошла в женщин его семьи. А лицом вылитая мать. Кэйт была точь-в-точь такой, когда он с ней познакомился. Те же длинные шелковистые темные волосы, те же белоснежные зубы, даже нос материнский.

Вернулась Лиззи с бокалом в руке, отпила немного.

– М-м-м, отлично!

– Надо же было, чтобы твою мать вызвали по делам именно в рождественский вечер.

Лиззи пожала плечами:

– Такая у нее работа. Кто будет нас содержать, если не мама? Верно, ба?

– Верно, малыш.

– Да знаю я, знаю. И все-таки это несправедливо, – произнес Дэн, словно бы между прочим. – Ведь как-никак Рождество.

– Мы уже привыкли, папа. Даже в день моего рождения она ни разу вовремя не вернулась, вечно опаздывала. Хорошо еще, что бабушка всегда дома.

Дэн понимающе кивнул и отпил немного из бокала.

Эвелин поднялась.

– Ну, кто хочет сандвич с индейкой?

Дэн и Лиззи одновременно выразили желание. Эвелин пошла на кухню. Дэн ласково сжал руку дочери:

– Ты, Лиз, славная девушка! Другая бы возненавидела свою мать за то, что в самые нужные моменты ее не бывает дома.

Лиззи прикусила губу, подумала и сказала:

– Нет, папа. Мама, в сущности, всегда рядом, когда она мне по-настоящему нужна. Так что не беспокойся! Скажи лучше, когда возвращается Антея?

Ее вопрос застал Дэна врасплох.

– Ну… видишь ли, мы с Антеей расстались.

Лиззи залпом допила свой «Бэйбихэм» и поставила бокал на кофейный столик.

– Что ж, это хорошо. Я ее никогда не любила.

– Да ты толком и не знала ее, – сказал Дэн недовольным тоном.

– Да, не знала, но когда звонила по телефону, мне всегда казалось, что я не вовремя, так грубо она со мной разговаривала…

– Это у нее такая манера. Ничего плохого она не думала… Скажи, а как ты ладишь с мамиными… ну… приятелями?

– Ты хочешь сказать – с дружками, да? Но у нее их нет. Иногда, правда, ее зовут на свидания, но она не идет. Не приняла даже приглашение отца одной моей подружки.

– Отца твоей подружки? – переспросил Дэн таким тоном, что, казалось, сейчас разразится скандал!

– Ой, успокойся, пап! Ее мама умерла, наверное, уже сто лет назад. Ох, это звучит ужасно, но ты понимаешь, что я имела в виду!

– Да, понимаю!

Они обменялись улыбками.

– Как здорово, что ты здесь, папа…

– Да, любовь моя, очень здорово!

Дэну совсем не хотелось уезжать. Он надеялся раздуть тлеющий в сердце Кэйт огонек чувства к нему и готов был сделать ради этого все, что в его силах.

Но прежде всего надо склонить на свою сторону тещу. И он решил приступить к осуществлению своего плана немедленно.

Кэйт и Патрик сидели на диване в гостиной и пили кофе. Уже целый час Патрик рассказывал ей о себе, и она не перебивала его.

Все, что ей довелось слышать о Келли – и правду и ложь, – совершенно не соответствовало облику человека, который был перед ней сейчас. Его обаяние, пусть даже чуть-чуть грубоватое, покоряло. Темно-каштановые волосы с проседью на висках придавали ему вид благородный, смягчали резкие черты лица. Смуглая кожа, полные губы, глаза синие и глубокие, взгляд проницательный! Легкий в движениях, он наверняка следил за тем, чтобы быть в форме. Лишь едва обозначившееся брюшко выдавало его возраст. Да, мужчина он привлекательный, думала Кэйт, даже слишком, а это всегда создает проблемы. Встреться он с ней при других обстоятельствах, она вряд ли устояла бы перед ним.

Патрик Келли был падок до женщин. Но любил по-настоящему только двух: жену Рене и дочь Мэнди. Любил их всем сердцем. И одна из них, Мэнди, ждет сейчас в морге, когда скальпель патологоанатома рассечет ее тело!

Кэйт прикрыла глаза. В ушах монотонно гудел голос Патрика. Гибель дочери будто прорвала плотину в его душе, и из нее выплеснулась наружу вся скопившаяся там боль.

Патрик поднялся, достал из бара бутылку бренди и понес к дивану, прихватив также два бокала «Уотерфорд». Как и все прочее в доме, бокалы были самой высокой пробы, и он наполнил их до краев. Да, он богат, очень богат, но что значат деньги, если ты совершенно один?! Один в целом свете.

– Мать до старости стирала чужое белье. Отец слинял, когда мы были еще детьми, я и мои четыре сестры. Мать работала не покладая рук, чтобы мы не бедствовали, но образования ни у кого из нас не было, а значит, и не было сколько-нибудь приличной работы. Спустя много лет я отыскал своего старика. Оказалось, он был совсем недалеко, всего-навсего в Северном Лондоне. Связался с какой-то потаскухой, она все еще играна в свои игры и каким-то образом удерживала его при себе. Он быстро привык к такой жизни. А в свое время был настоящим красавчиком! Пришел я к нему, говорю, что довожусь ему сыном. А он улыбнулся и только спросил, есть ли у меня деньги. Ни слова про жену, про дочерей. Я все-таки ему рассказал о нашей семье. О том, что мать умерла от инфаркта, что все эти годы стирала чужое белье и заработала себе ревматизм. Он слушал без всякого интереса… – Келли опустил голову на грудь. – Мать все время ждала, что отец вот-вот вернется, а он ни разу и не вспомнил о ней.

– И что же вы сделали? – тихо спросила Кэйт.

– Пинком сбил его с ног, а когда он поднялся, стал гонять по каморке. Он был уже настоящий старик, но я врезал ему по яйцам. Да, родному отцу! А перед уходом швырнул на постель пятьдесят фунтов и сказал, что больше он от меня ничего не получит. До сих пор помню, как он шарил по постели. Деньги искал. Лицо все в крови. Наконец нашел, схватил – как собака кость. Я возненавидел его тогда. Вернулся домой, поглядел на свою Мэнди и подумал, что отец другого не заслужил. И еще подумал, что никогда не причиню боли своей крошке. Но жизнь распорядилась по-другому. Ей суждено было испытать боль более страшную. Жестокую боль! – Он всхлипнул. – Ладно, как бы то ни было, я найду этого извращенца. Достану из-под земли. Мои парни уже рыщут везде. Пусть только попадет в мои руки… – Он не договорил.

– Право же, мистер Келли, предоставьте это лучше нам.

Патрик зло и в то же время с горечью рассмеялся:

– У вас что, крыша поехала, как говорят нынешние юнцы? Неужели я допущу, чтобы этот негодяй оказался в руках «работников социальной сферы» или каких-то там «милосердных»? Неужели позволю поместить его в какую-нибудь превосходную лечебницу, где он в полной безопасности будет гулять по парку, смотреть телевизор и видео? А года через два-три выйдет как ни в чем не бывало на волю и пойдет работать в детский дом или еще куда-нибудь в этом роде, да? Нет уж, дорогая моя! Ничего этого не будет. Он дорого заплатит за смерть моей девочки и другой женщины тоже. У той ведь, черт побери, трое маленьких ребятишек! Признайтесь, неужели вы считаете справедливым, чтобы этот ублюдок наслаждался жизнью, а моя крошка гнила в земле?! Да ни за что на свете!

Кэйт молчала, опустив голову, чувствуя, что в чем-то Келли прав. Высокие принципы – это, конечно, прекрасно, насилие – удел скотов. И все же в самых дальних уголках души против ее воли зрело ощущение, что насилие по отношению к преступнику, пожалуй, допустимо. Ведь у нее у самой дочь. Но всю жизнь она считала, что справедливости следует добиваться только законными путями. За это ей и платят. Что и говорить, она прекрасно понимает Келли, его желание жестоко расправиться с преступником. Однако не позволит ему этого. Отыщет убийцу и засадит в тюрьму.

Злом зла не побороть. Насильник, несомненно, душевнобольной! Его необходимо изолировать от общества. Когда она отыщет его – именно когда, а не если, – то упрячет подальше для его же собственного блага!

У медали две стороны. Келли сам это поймет, когда немного успокоится.

По крайней мере, она на это надеется. Она слышала, как тяжело вздыхает Патрик, и тоже тихонько вздохнула, подумав о том, какое его постигло горе – ведь он потерял самое дорогое, что было у него в жизни.

– Сколько сейчас времени? – решилась наконец спросить Кэйт.

– Без четверти двенадцать. – Он печально поглядел на нее. – Простите меня! Сегодня такая ночь – единственная в году! – а я вас оторвал от семьи.

– Не надо извиняться, мистер Келли.

Лицо его было совсем близко от ее лица, и на Кэйт вдруг нахлынуло какое-то странное ощущение: ей показалось, будто она только что закончила бег на длинную дистанцию, даже дыхание перехватило.

– Вы же знаете, это моя работа.

Патрик Келли смотрел в карие глаза Кэйт. Выражение печали придавало им какое-то особое очарование, и он подумал, что именно в глазах таится загадочность женской души.

В четверть второго Кэйт вернулась в полицейский участок Грэнтли. Келли предоставил ей свой автомобиль, и она попросила водителя подбросить ее к больнице, где оставила свою машину. Чем меньше будут знать о ней и Патрике Келли, тем лучше. А о чем, собственно, знать? Она просто поддержала его в трудную минуту, вот и все. Но Кэйт хорошо знала, что это не так. По крайней мере, для нее. Она разозлилась на себя: нечего копаться в собственных чувствах. В конце концов, Келли потерял дочь, и точка!

Аманда, Уиллис и старший инспектор Рэтчет все еще сидели в дежурке.

– Я была с Келли, он просто убит горем. Никогда бы не подумала, что буду так сочувствовать этому человеку!

– Ладно, Кэйт. У нас ничего нового, если не считать того, что темно-синий «орион» видели не только на пустыре, но еще и на Партебай-роуд в тот же день. Одна женщина, которая выгуливала собаку, сообщила, что машина сделала полный разворот и поехала в обратную сторону – потому она и запомнила ее. Необходимо завтра произвести еще один опрос.

– Хорошо. Я этим займусь.

Бровь Рэтчета поползла вверх.

– Пусть кто-нибудь помоложе внесет в это дело свою лепту. Завтра – рождественское утро, и вы вполне заслужили отдых.

Кэйт замотала головой:

– Нет-нет, сэр, я сделаю это сама. Хочу поскорее поймать ублюдка!

Уиллис и Докинс взглянули на нее с любопытством: она редко употребляла бранные слова.

– Аманда, свари мне, пожалуйста, кофе! Будь так добра! Черный, и побольше сахару. А теперь, Уиллис, я готова выслушать ваш рапорт за прошедший день.

Уиллис взял папку и подошел к столу Кэйт.

Рэтчет внимательно наблюдал за ней. Она выпила, сразу видно, и вообще какая-то она не такая… Рэтчет не мог бы сказать с полной определенностью, почему ему так показалось. Ну что же, подумал он, рано или поздно, как любит говорить его супруга, все тайное становится явным.