Текст книги "Леди-киллер"

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Как ни старалась Кэйт убедить себя, что все дело в сложившейся ситуации, что Патрик после похорон дочери чувствует себя несчастным и не может оставаться в одиночестве, внутренний голос не переставал ей нашептывать: «Он говорил вполне искренне! Его глаза не умеют лгать!»

Кэйт знала, что стоит признаться ему в своих чувствах, и пути назад не будет. А он занимается темными делами, он крутой вышибала! И владеет всякими сомнительными заведениями! Но что бы ни говорили о Патрике, он значил для нее слишком много!

Вмиг он может увлечь ее за собой на дно. Их связь способна разрушить все, ради чего она работала всю жизнь и чем по-настоящему дорожила. Но, даже понимая это, она все равно хотела его! Никогда в жизни она никого так не хотела!

– Я люблю тебя, Патрик! Думаю, что люблю.

Она сказала это шепотом, чуть слышно, и он засмеялся:

– Думаешь? Что ж, придется пока довольствоваться и этим!

Кэйт взъерошила его жесткие волосы, пробежала кончиками пальцев по лицу. Ее руки скользили по его телу, опускаясь все ниже и ниже, подбираясь к ягодицам. Какой он сильный, упругий! Патрик, лежа на ней, ощущал покой и тепло. Казалось, их тела слились в одно. Он поцеловал ее в губы, и в этот самый момент резко зазвонил телефон, вернув их с неба на землю.

Кэйт поднялась и пошла в прихожую, на ходу надевая блузку.

Патрик раскурил еще одну сигарету. Ему не верилось, что в этот ужасный день он ощущал такой душевный покой.

Кэйт вернулась в гостиную и снова села на пол. Ее соски просвечивали сквозь тонкий шелк блузки.

– Это мама. Она заночует у Дорис. – Кэйт покачала головой. – Уж в очень неподходящий момент мама решила проявить деликатность.

Патрик улыбнулся:

– Она славная женщина, Кэйт! Напоминает мне мою мать, та тоже страстно любила жизнь. Тяжелый труд раньше времени свел ее в могилу, упокой, Господь, ее душу! Она так и не дожила до лучших времен, когда я уже был в силах обеспечить ей приличное существование! Я купил бы ей целый зал для игры в бинго!

Патрик говорил правду, и Кэйт засмеялась.

– Обязательно бы купил, Кэйт, можешь сколько угодно смеяться!

– Верю, потому и смеюсь! Я даже знаю, как бы ты это сделал!

Кэйт взяла у Патрика изо рта сигарету и глубоко затянулась.

– Хочешь в эту ночь остаться со мной?

Патрик сжал ее ногу повыше колена.

– За кого вы меня принимаете, мисс! – воскликнул он, с притворной стыдливостью опуская глаза, чем насмешил Кэйт.

Келли понимал, что только рядом с ней он мог сегодня смеяться. Смеяться легко, искренне!

Она замечательная и действует прямо как «тоник» – так любила говорить его мать, – и он любит ее! Он так ее любит! Так любит!

Позже, уже в постели, они снова занимались любовью, и она снова призналась ему в своих чувствах.

Во мраке ночи, в теплой постели, когда от тел их исходил запах мускуса, это признание казалось вполне уместным.

До самого рассвета они говорили о Мэнди и Лиззи, и каждый из них изгонял собственных демонов из души. Такие разные для постороннего глаза, они во многом были похожи. Патрик с одобрением отозвался о поездке Лиззи в Австралию и сказал, что на месте Кэйт сделал бы то же самое. Лиззи все принимает слишком близко к сердцу – он так и сказал: «слишком близко». Как он понимал ее дочь! За это его можно было еще сильнее любить. Он догадывался, что Кэйт винит себя во всех бедах дочери, пытался, как мог, успокоить ее. Наконец они, прильнув друг к другу, как близнецы в утробе, крепко уснули и проснулись, когда солнце уже было высоко.

За завтраком Патрик рассказал ей потрясающую новость:

– А ведь массажные салоны я продал, Кэйт! Все до единого. Через пять дней подпишу контракты – и все!

Глаза Кэйт округлились от удивления.

– Ты шутишь?

– Нисколько. С тех пор как эту девушку… в общем, после того, что случилось с моей Мэнди, и всего остального, я не хочу быть хоть как-то причастен к такого рода делам.

Кэйт тихонько сжала его руку.

– Я так рада, Пэт!

– Я вдруг понял, что подонок, убивший мою девочку, ничем не отличается от того гада, который прикончил Джиллиан Эндерби, – оба они извращенцы! Разница лишь в том, что на Мэнди напали на улице, а Джиллиан, как наживка на крючке, только и ждала, когда ее проглотят. Не так уж я наивен, чтобы воображать, будто после продажи салонов ничего подобного не повторится – жизнь есть жизнь. Только я не желаю иметь отношение ко всей этой мерзости!

– Рене, я полагаю, одобрила бы тебя!

Патрик улыбнулся:

– Да. Это уж точно! Вы во многом похожи, только Рене была блондинка маленького роста, а ты высокая и темноволосая. И мозги у нее работали что надо, у моей старушки Рене! Никто и не подозревал, до чего она умна.

– Ты, наверное, все еще скучаешь по ней, да?

Он кивнул:

– Да. Но не так, как раньше. Я ведь испытывал физическую боль. Будто мне отрезали руку или ногу. А сейчас то же самое чувствую из-за Мэнди. Но о Рене уже могу вспоминать без боли – сладкие воспоминания с примесью горечи!

– Понимаю.

– А главное – у меня есть ты, это помогает жить! Так помогает! Рене наверняка одобрила бы мой выбор. Ты бы ей понравилась, Кэйт. И она тебе тоже!

Кэйт не была в этом уверена, но промолчала. Она налила Патрику кофе и улыбнулась:

– Ну что же, возвращаясь к твоим салонам, я могу сказать, что ты поступил правильно. Они не принесли бы тебе счастья. Итак, через день-другой мы начинаем тестирование крови, и это безусловно даст какие-то положительные результаты. Мы хоть сможем исключить из списка подозреваемых большинство мужчин, проживающих в городе, а это существенно облегчит нашу работу.

– Ты в самом деле думаешь, что тестирование крови так важно?

– Да, – кивнула Кэйт, – да, я в это верю!

Патрик глотнул еще кофе и опять улыбнулся. Он тоже на это надеялся. Он согласился оплатить всю операцию и даже готов был отдать все свое состояние, все до последнего пенса, только бы поймать убийцу дочери! Не важно, кто найдет его первым – он или полиция. Куда бы они его ни засадили, он сумеет добраться до негодяя, это уж точно! Попадет за решетку – прекрасно! Это лишь увеличит шансы Патрика достать этого ублюдка! В тюрьме непременно отыщется какой-нибудь заключенный, и не один, из тех, кто в долгу перед Патриком!

Но Кэйт он об этом не скажет. Пусть они любовники, пусть одинаково заинтересованы в удачном исходе этого дела, он не видит ни малейшего смысла в том, чтобы посвящать Кэйт в свои планы. Но раньше надо подойти к мосту, а уж потом думать, как его перейти!

Ему нужно знать лишь одно: кто убийца. С остальным он справится. Как? Об этом Кэйт никогда не узнает!

Позднее, когда они вместе стояли под душем, он ощущал некоторую неловкость от того, что скрывал от нее свои намерения. Но вскоре неловкость исчезла: слишком хорошо Патрик знал Кэйт. Она будет добиваться того, чтобы убийца реализовал свое право на разбирательство дела в суде, и прочтет Патрику лекцию о правах человека. Патрик слегка улыбнулся своим мыслям.

– Что тебя насмешило?

– Ты меня насмешила!

– Я?

Кэйт рассердилась, а он поцеловал ее. Нет, о некоторых вещах лучше не говорить!

Глава 22

Лиззи заканчивала паковать свой небольшой саквояж. Поверх прочих вещей она запихала в него свои украшенные сутажом ярко-зеленые домашние тапочки фирмы «Кермит» и потянула вниз кожаный ремень застежки. Длинные волосы лезли в глаза, и она то и дело отбрасывала их с лица.

Ну вот, наконец застегнула! Она поставила саквояж на пол возле кровати, подошла к столику, налила себе большую чашку кофе, села и принялась не спеша пить.

Две недели, проведенные в больнице, оказались переломными в жизни Лиззи. Ее охватывало жгучее чувство стыда, стоило вспомнить, как она перерезала себе вены. Надо же было до такого додуматься! Что она сделала с собой, с матерью, с бабушкой! Это было похоже на заключительный акт драмы, она словно хотела сказать: ну вот, раз вы все обо мне узнали, уйду я из этой жизни, громко хлопнув дверью, вместо того чтобы скулить под ней! Уйду, а вы оставайтесь, пусть вас замучает чувство вины!

На самом же деле Лиззи просто стыдно было за свой дневник перед бабушкой.

Психиатр подробно объяснил Лиззи причины ее поведения. Она уважала этого человека за его ум, стремление помочь ей вернуться к нормальной жизни и прислушивалась к нему. Прошедшие две недели показались ей долгими, как вечность. Соседка Лиззи по палате по неизвестной причине пережила сильное потрясение и пыталась покончить с собой, приняв большую дозу аспирина. С трудом удалось ее спасти. Отец девушки, известный юрист, стремился как можно скорее забрать дочь домой. И однажды эта маленькая рыженькая девушка, которую звали Мариетта, рассказала, что в возрасте восьми лет потеряла мать и с тех пор отец преследует ее сексуальными домогательствами.

Это признание заставило Лиззи снова проанализировать собственную жизнь. Ко многим людям она испытывала по разным причинам недобрые чувства. В частности, к своей матери – она так мало внимания уделяла Лиззи. А когда в своей полицейской форме тайком пробиралась на свое место во время школьных спектаклей, Лиззи готова была умереть от стыда! Она мечтала, чтобы ее мама была такой, как у всех остальных, доброй и ласковой. Чтобы после уроков увозила ее из школы в купленном по случаю, но вполне приличном «вольво», а дома готовила чай и проводила с ней весь день. Но вместо этого Кэйт карабкалась вверх по служебной лестнице, преодолевая препятствия, от которых отступился бы сам Геракл.

В глубине души Лиззи гордилась матерью. Мать – следователь! Это производило на окружающих впечатление. Лиззи даже завидовали порой. Она унаследовала от матери внешность, чего нельзя было сказать об уме и сообразительности. Кэйт Барроуз, на ее взгляд, являлась не лучшим примером для подражания, но хуже всего было то, что мать никогда не старалась влиять на Лиззи, не заставляла ее делать что-либо против ее воли.

Свободное время они проводили вместе, и им было хорошо, Лиззи дорожила вниманием матери. Но тем обиднее было, когда Кэйт поручали очередное «большое» дело и она с головой уходила в работу, а Лиззи снова оказывалась заброшенной и одинокой. Ее как бы отодвигали на второй план, а на первый выступали другие люди, другие дела, и им мать отдавала все силы и энергию. Она часто возвращалась домой, когда Лиззи уже спала. Просыпаясь, бывало, среди ночи, девочка ждала, затаив дыхание, когда мать тихонько подойдет к постели и коснется своими прохладными губами ее лба. И ей так хотелось обвить руками нежную шею матери и сказать, как она скучала по ней! Но Лиззи никогда этого не делала. От матери пахло духами «Джой» и сигаретным дымом, от которого на глазах выступали слезы.

Лиззи глотнула кофе, уже едва теплого, кончиком пальца сняла с него пленку, стряхнув ее в блюдечко.

Время от времени появлялся отец, и тогда в доме творилось что-то невообразимое. Лиззи любила, когда отец приезжал. Он был ласков, внимателен, дарил ей подарки. Но, проснувшись однажды утром, она обнаруживала, что его нет. Иногда она замечала, что отец спит вместе с матерью. И потом мать сияла от счастья. Но он опять исчезал, а вместе с ним все хорошее и доброе, что он приносил в их жизнь. Мать страдала, Лиззи тоже страдала, а бабушка сердилась!

Она слышала, как рыдает мать по ночам, и это разрывало ей сердце. Наивная девочка! Она клялась себе не разговаривать с ним, если он снова появится, не поддаваться на его обман. Но шло время, и, возвратившись в один Прекрасный день из школы, она забывала о своих клятвах, увидев в кресле отца. Своим ласковым голосом он говорил, как она выросла, обещал никогда больше не уезжать от нее, и все начиналось заново.

Но продолжалось, как всегда, недолго!

Бабушка была главной опорой Лиззи, и девочка буквально обожала ее. Но почему она ничего не делала, чтобы мать почаще бывала дома? – недоумевала Лиззи. И чего ради всю свою жизнь посвятила дочери и внучке? Постепенно Лиззи пришла к выводу, что бабушка просто глупа. Ведь и мать, и она сама – обе взрослые и не нуждаются в опеке.

Эти мысли, занимавшие Лиззи целых две недели, начали давать свои плоды.

Ей так хотелось уехать в Австралию, забыть обо всем случившемся! Время лечит. Новые впечатления, новые люди, смена обстановки помогут ей обрести душевный покой. Она прочла в больших карих глазах матери столько смятения и муки, что сердце ее наполнилось неведомым ей прежде страданием.

Раньше она не признавала ничего, кроме собственных чувств и желаний. Не задумывалась о том, каких трудов стоило матери ее вырастить, выкупить дом, содержать семью.

За время своего пребывания в больнице Лиззи не только стала выздоравливать, но и прозрела.

Лиззи поглядела на свои руки. Теперь красные шрамы на запястьях постоянно будут напоминать ей о том, что она сделала. Но и маме, и бабушке.

Самое лучшее – улететь в Австралию и дать матери возможность прийти в себя.

Лиззи допила кофе и, взглянув на открывающуюся дверь, увидела отца. Сердце ее учащенно забилось. Он стоял на пороге с букетом цветов и улыбался той самой улыбкой, от которой ее с некоторых пор коробило. Впервые в жизни Лиззи призналась себе, что отец ее раздражает!

И ей стало грустно.

Она взяла у отца цветы, выразила из вежливости восхищение, и между ними завязался разговор. Лиззи улыбалась его шуточкам, но всячески избегала тем, касающихся личной жизни матери. Сегодня ее мысли были заняты предстоящим возвращением домой.

Но об этом Лиззи не обмолвилась ни словом, потому что знала, что он захочет отвезти ее домой. Только этого матери не хватало – встречи с Дэнни Барроузом! Лиззи заметила, что отец без часов и золотых украшений, которые постоянно носил. Наверняка заложил!

Лиззи теперь уже была способна смотреть на вещи по-взрослому.

Патрик вместе с Уилли стоял у могилы своего единственного чада. Цветы еще не увяли, и он разложил их по всему холмику. Венки, их прислали больше сотни, Патрик распорядился отправить в больницу Грэнтли, расплести и разнести цветы по палатам. Он был благодарен всем, кто помнил его дочь и разделил с ним его горе. И их оказалось немало. На похороны пришли даже школьные учителя Мэнди, и вовсе не из-за ее знаменитого отца. А из-за нее самой. Ее знают и любят все. Знали и любили, тут же поправился он.

Уилли насвистывал какой-то мотивчик. Патрик повернулся к нему и увидел, что тот рассматривает надпись на надгробном камне Рене. Заметив, что Патрик повернулся к нему, Уилли улыбнулся:

– Помнишь, как Рене не пустила тебя в дом?

Патрик нахмурился:

– Когда это было?

– Ну, вскоре после свадьбы – вы тогда снимали квартирку в Илфорде!

Патрик вспомнил и улыбнулся. Да, это был их первый общий «дом», Патрик тогда еще пытался сказать миру свое слово. Обоим было по семнадцать лет. Дети, изображавшие из себя взрослых!

Уилли между тем продолжал:

– Был канун Рождества, и мы с тобой сидели в ресторане «Илфорд Палэ», припоминаешь? Ты упился до чертиков, и я с трудом дотащил тебя до дому. А Рене взяла и заперла дверь на засов. Пришлось мне волочь тебя к себе. Ты едва стоял на ногах и хватался за мою мамашу!

– Да, вспоминаю. А когда на следующий день я заявился домой, Рене швырнула мне в физиономию рождественский ужин.

Согретые общими воспоминаниями, друзья засмеялись.

– Да, она была девушка что надо, старушка Рене! Признаюсь, Пэт, я часто мечтал о ней, честное слово!

– Ну вот, а теперь нет ни Рене, ни Мэнди!

И Патрик с тяжелым сердцем пошел прочь от могил. Уилли догнал его и зашагал рядом.

– Эта твоя Кэйт чем-то напоминает Рене. Не внешностью, нет, скорее характером!

– Понимаю, что ты хочешь сказать, – кивуул Патрик.

– Это у вас серьезно, да? Ну, эта ваша связь? – Уилли умолк, понимая, что затронул слишком деликатную тему, но врожденное любопытство взяло верх над страхом.

Патрик остановился на свежеподстриженном газоне кладбища «Корьетс Тэй» и пристально взглянул на друга.

– Да, приятель, серьезно! Ты, кажется, счастлив, что знаешь все подробности моей «скандальной связи»?

Уилли поскреб подбородок.

– Ладно, брось! Ты же мой приятель! Я просто хотел узнать, все ли у вас хорошо!

Патрик покачал головой и помахал кулаком перед носом Уилли:

– Мы столько лет вместе! И все друг о друге знаем. Так вот, старина, я в полном порядке! Это тебя интересовало?

Уилли ухмыльнулся:

– Вот и прекрасно! Пойдем в «Робин Гуд», дернем по кружечке пива! Я там давным-давно не был. В молодости мы называли эту закусочную «летающей бутылкой», помнишь? Усядемся, бывало, там на веранде, поставим рядом колясочку с Мэнди и трясемся от страха, как бы кто-нибудь не увидел и не доложил Рене, что мы потащили ребенка в закусочную!

Патрику казалось, что все это было вчера, волной нахлынули воспоминания, и он улыбнулся Уилли.

На Мэнди тогда было бело-розовое платьице «органди», и она дрыгала от восторга своими пухлыми ножками всякий раз, как Уилли корчил ей рожу.

Впервые Патрик вдруг понял, что Уилли, пожалуй, переживает смерть Мэнди так же тяжело, как он сам. Ведь она была ему словно родная дочь. Выросла на его глазах. Не было случая, чтобы Уилли забыл о дне ее рождения или о подарке к Рождеству.

К горлу Патрика подкатил комок, он с трудом справился с волнением, взял Уилли под руку, а тот слегка похлопал его по затянутой в перчатку руке…

– Я все хорошо помню, Уилли, – сказал Патрик.

Эвелин тушила баранину, и получилось настоящее ирландское жаркое, такое густое, что ложка в нем колом стояла. Попробовав соус, она добавила соли, слегка помешала. Аромат был чудесный. Она положила сверху кусочек жира и прикрыла кастрюлю толстой крышкой. Такое жаркое может простоять хоть неделю. Чего только в нем не было! Разные овощи, разные сорта мяса, крупа и бобовые. Внизу жаркое было до того густым, что напоминало студень.

Оно было приготовлено специально к возвращению Лиззи домой. Пусть девочку встретит аромат вкусной еды.

Лепешки на соде она сунет в духовку в тот самый миг, когда откроется дверь. Так вкусно есть их горячими с растопленным маслом! Залитый вином и сливками торт доходил в холодильнике. Время от времени, пользуясь тем, что никто ее не видит, Эвелин прикладывалась к бутылочке ирландского виски «Бушмилл», которую извлекала из кармана своего фартука.

Когда все было готово, Эвелин села на табурет.

Как замечательно, что Лиззи возвращается домой!

Суета последних недель утомила Эвелин, и она готова была признаться себе, что стареет.

Слава Богу, Кэйт выглядит теперь получше! Она так любила свою дочь и радовалась, что они с Лиззи, кажется, стали понимать друг друга. Внешне они похожи как две капли воды, но по характеру совсем разные. Лиззи – эгоистка, в отца, с горечью признавала Эвелин, но не могла не винить и себя: нечего было так баловать внучку с самых пеленок!

Но сейчас не время думать об этом. Пусть Лиззи будет приятно вернуться домой. И все же нет-нет, да и вспоминался злополучный дневник. Такое не сразу забудешь.

Постепенно мысли Эвелин перешли на Питера и его жену Марлен. Она с нетерпением ждала встречи с ними и с внуками, которых никогда не видела. Эвелин жадно затянулась сигаретой и зашлась кашлем, вздрагивая всем своим худеньким телом. Надо завязывать с курением; оно доведет ее до могилы. В это время в замке повернулся ключ, и Эвелин, проворно вскочив с табуретки, сунула лепешки в духовку и бросилась в прихожую.

– Здравствуйте, мои дорогие! – воскликнула она, заключая поочередно в объятия Кэйт и Лиззи. А Лиззи выглядит совсем неплохо, только похудела немного, подумала старая женщина, окидывая внучку придирчивым взглядом. Ничего! Несколько домашних обедов – и все придет в норму!

– Привет, ба! – вдруг смутившись, сказала Лиззи. – Чует мой нос, это жаркое по-ирландски благоухает?!

– Точно! И какое жаркое! Я такого никогда не готовила! Даже брюквы в него порезала. Пойдемте же, я вам дам его отведать!

Через пятнадцать минут они уже сидели у маленького бара и наслаждались вкуснейшим блюдом. Неожиданно в дверь постучали. Кэйт встала, вытерла салфеткой губы.

– Я открою.

Кэйт вышла в прихожую и не могла скрыть удивления, когда увидела на пороге Кэйтлина.

– Вы?

Он стоял в своем помятом дождевике и улыбался.

– Прошу прощения, что врываюсь к тебе домой…

– Входите, Кэйтлин! Извините за мою невежливость. Но я была поражена, увидев вас. – Она проводила его в гостиную. – Что-нибудь новое в деле? – спросила она с надеждой в глазах.

Он помотал головой.

– Можно поговорить с тобой с глазу на глаз хотя бы секундочку?

Что-то в его голосе насторожило Кэйт, и, извинившись перед матерью и дочерью, она плотно прикрыла, дверь кухни.

– В чем дело, Кэнни? – Кэйт показалось, будто чья-то холодная рука схватила ее за горло. – Что стряслось?

– Дэн заявился к Флауэрсу с жалобой на тебя и Келли.

– Понятно! – Кэйт прикусила губу.

– Флауэрс, само собой, на это наплевал. Тогда Дэн потащился со своей жалобой в Центральное бюро расследований криминальных преступлений.

Это был удар ниже пояса.

– Я подумал, что лучше тебе быть в курсе. Мне рассказал один мой старый друг. В участке пока никому ничего не известно. Понятно? Вряд ли начальство начнет служебное расследование, но знать об этом ты должна. Твой бывший муж, как говорится, Мразь с большой буквы.

Кэйт кивнула: точнее она и сама не сказала бы о Дэне!

В дверь просунула голову Эвелин, на лице ее было написано беспокойство.

– Надеюсь, все в порядке?

– Вы, вероятно, мать Кэйт? Меня зовут Кэннет Кэйтлин.

– Судя по произношению, вы, должно быть, из рода Керри?

Он ответил ей улыбкой, и, пока они обменивались репликами, Кэйт собралась с мыслями.

– Выпейте с нами, Кэнни. Это моя дочь Лиззи, а моя мать уже вам представилась.

– Я, Кэйт, лучше поеду домой, вы обедайте, не хочу вам мешать.

– Нет, никуда вы не поедете! Снимайте свой ужасный макинтош и проходите! Отведайте моего ирландского жаркого, его хватит на целый город, – заявила Эвелин тоном, не допускающим возражений. Кэйт много рассказывала о Кэйтлине, и Эвелин, заинтригованная, была рада составить о нем собственное мнение.

Необыкновенный аромат ударил в нос Кэйтлину, еще когда он приближался к дому, и теперь, видя перед собой улыбающиеся лица, он, не долго думая, снял плащ и кинул его на софу.

– Что бы вы со мной ни делали, я все равно скажу, что пахнет оно божественно!

Кэйт была рада приходу Кэйтлина. Он активно включился в разговор за столом, дав ей возможность поразмыслить.

Значит, Дэн Барроуз потащился в Центральное бюро расследований!

Чтоб ему провалиться!

Патрик как раз заканчивал обед, когда вошел Уилли и доложил о посетителе. Патрик вытер рот ирландской льняной салфеткой и, когда услыхал фамилию посетителя, удивленно вскинул левую бровь.

– Проводи его!

Уилли кивнул и вышел из комнаты.

С чего это вдруг Питер Синклер пожаловал к нему? Что ему нужно?

Синклер между тем вошел в комнату. Маленького роста, жилистый, он протянул Патрику руку с идеально ухоженными ногтями. Патрик встал, приветствуя его, предложил сесть, налил ему бренди и снова сел в кресло.

– Чем обязан такой чести?

– Меня, Патрик, привело к тебе весьма щекотливое дело. Речь пойдет об одной бабенке, за которой ты увиваешься.

Еще не договорив, Синклер понял, что взял неправильный тон.

Лицо Патрика сделалось каменным.

– И что же это за бабенка?

Как будто Патрик не знал, о ком речь.

– Ну разумеется, детектив-инспектор Барроуз.

– А… разумеется, – произнес Патрик тихо, но Синклер уловил звучавшую в его голосе угрозу. – Так-так, Питер. Ну и как идут дела в министерстве внутренних дел? Судя по имеющимся у нас сведениям, отменно! Ты, кажется, чем-то занялся, правда? Ну что ж, чудесам нет конца, верно?

Синклер глотнул бренди.

– На сей раз ты зашел слишком далеко, этим уже занялось ЦБР! Она себя полностью скомпрометировала. При всем моем добром к тебе отношении, Патрик, я не могу не считаться с тем, что у тебя репутация известного преступника…

Патрик перегнулся через стол:

– Выражайся поаккуратнее, Питер. Никакая это не репутация, а только предположение! Услышь эти слова мои клиенты, подняли бы кошачий вой!

Синклер ухмыльнулся:

– Кончай трепаться, Патрик! Ты спутался со старшим офицером полиции! В ЦБР уже подняли шум!

– Офицер, о котором ты говоришь, ведет расследование убийства моей дочери!

– Знаю, Патрик, и приношу свои соболезнования. Но у Кэйт Барроуз был муж. Он поднял всю эту грязь и теперь грозит отправиться с ней в газеты!

Вдруг Патрика осенило. Они хотят, чтобы он их избавил от Барроуза!

– Допустим, я поговорю с этим Дэнни Барроузом, докажу, что он не прав. Что тогда?

Синклер усмехнулся:

– Ну, если ты заставишь его признать, что он только хотел усовестить свою бывшую жену, все будет отлично!

Патрик кивнул и налил себе еще немного бренди.

– Хочешь сигару?

Синклер опять улыбнулся. Поручение было выполнено, и он испытал огромное облегчение.

– Нет, благодарю: А вот от ломтика этого великолепного чеддера не откажусь!

– Пожалуйста, не стесняйся! Я сейчас, только позвоню.

И Патрик вышел из комнаты.

Кэйтлин развлекал дам, и когда добрался до середины рассказа о том, как вел одно дело, будучи констеблем полиции, рассказа весьма забавного, зазвонил телефон. Кэйт прошла в прихожую и взяла трубку.

– Кэйт, это я, Патрик! Надо встретиться.

– Я тоже так думаю!

По ее тону Патрик догадался, что и до нее дошли слухи о действиях Дэна.

– Можно к тебе заскочить в полвосьмого утра?

– Лучше встретимся у тебя, Пэт: Лиззи дома.

– Хорошо. Тогда жду тебя утром.

Кэйт положила трубку, и по телу побежали мурашки от дурных предчувствий.

Похоже, ей предстоит выбирать между Патриком и службой, и на кого падет выбор, трудно было сказать!

Она вернулась на кухню и старалась внимательно слушать веселую историю Кэйтлина, но мысли ее были заняты совсем другим.

Едва Кэйт проснулась на следующее утро, как ее охватил страх. Она знала, как отнесутся в ЦБР к ее связи с Патриком Келли. Офицер полиции и преступник! Пусть пока не разоблаченный, но подозреваемый в противозаконных действиях, как обычно говорил о себе Патрик. Да они просто раздавят ее. Мокрого места и то не останется!

Несколько лет назад к ним под «колпак» попал один детектив-сержант, большой любитель экзотики, а особенно – экзотических женщин. Кэйт вместе с другими сослуживцами была свидетельницей того, что сделали с этим беднягой.

Не очень-то это было приятное зрелище! Кэйт пожалела тогда сержанта. Почти все офицеры, используя свое положение, старались извлечь из этого дела выгоду, будь то обед, за который кто-то «случайно» заплатил, или несколько фунтов, «подкинутых» будто бы на какое-то хобби. В отличие от Кэйт, все считали это в порядке вещей – так сказать, приварок, и все тут! Лучше бы парни из ЦБР занимались теми офицерами, которые, обнаружив в притоне фунт-другой конопли, половину ее тут же «толкали». Конопля таким образом вновь попадала на улицу, а офицеры распихивали денежки по карманам. Вот это действительно преступление! Но ЦБР больше интересовали совсем другие случаи. Если, к примеру, офицер, праздновавший годовщину свадьбы в ресторане, после отличного обеда под видом подарка получал в качестве взятки бутылку великолепного шампанского – только потому, что у владельца ресторана был просрочен билет в клуб, а это было известно офицеру.

Некоторые законы, видимо, для того и придуманы, чтобы их нарушать. Стоит осознать это, и твоя служба пойдет как по маслу. Ну кто, скажите, взглянет на серебряную тарелку, если рядом лежит золотая? ЦБР положено заниматься настоящими преступниками, нарушителями закона, а не всякой ерундой!

То же творилось в полиции. Полицейский, придя в тюрьму, говорил осужденному: «Твое дело отправят в суд на доследование, так что признавайся еще в тридцати кражах со взломом! На твоем сроке это никак не отразится: твое признание просто занесут в графу „ПДС“: „Принято для сведения суда“. Подобные трюки делали показатели годовых отчетов весьма внушительными: число раскрытых преступлений значительно увеличивалось, разумеется, не в реальности, а на бумаге. Настоящие же преступники, благодаря фиктивным признаниям отбывающих свой срок, разгуливали на свободе.

С тяжелым сердцем подъезжала Кэйт к дому Патрика. Всю свою жизнь она посвятила работе. Только работа давала ей силы держаться, не считая, разумеется, Лиззи!

Предложив ей кофе, Патрик рассказал о своем разговоре с Синклером.

– Я уже слышала об этом от Кэйтлина, ему сообщил один старый приятель.

От Патрика не ускользнуло, что вид у Кэйт встревоженный, от обычной жизнерадостности не осталось и следа.

– Я, собственно, нашел выход из положения, но вначале решил посоветоваться с тобой.

– Разве можно что-нибудь предпринять?

Уловив в голосе Кэйт надежду, Патрик обрадовался, потому что не был уверен в том, что она примет его предложение.

– Итак, твой бывший муж решил помешать нам. Не так ли?

Кэйт кивнула и вытащила из кармана пачку сигарет.

Патрик зажег одну для нее и продолжил:

– Так вот, я собираюсь поехать к нему и уговорить отказаться от своей жалобы. Пусть скажет, что просто хотел насолить своей бывшей жене. Как тебе эта идея?

Кэйт затянулась, поглядела Патрику в глаза.

– Надеюсь, обойдется без мордобоя?

– О чем ты говоришь?! – Патрик развел руками.

Велико было искушение покончить с этой ужасной историей, но в глубине души Кэйт мучили сомнения. Миролюбие Патрика наигранное. И если во время разговора с Дэном он сочтет необходимым врезать ему хорошенько, то сделает это не колеблясь.

– Позволь мне подумать, Пэт!

– О чем еще тут думать? Стоит мне рассказать ему, как обстоят дела, и он наделает в штаны, поднимет лапки кверху!

– У тебя на все есть готовый ответ. И рассуждаешь ты с позиции силы! – В голосе Кэйт Патрик уловил фальшивые нотки.

– Слушай, Кэйт, у нас куча всяких проблем, и я не желаю, чтобы этот ублюдочный муж…

– Бывший муж, Пэт.

– Тем более. Нельзя допустить, чтобы бывший муж все нам расстроил! Преступники, дорогая, тесно связаны с полицией. Наше партнерство восходит еще ко времени зарождения мошенничества. Ты уверена, что ничего дурного не делаешь! Мы просто друзья и любовники. И я не требую, чтобы ты раскрыла мне тайны отдела особо опасных преступлений или настучала на своем портативном компьютере информацию о том, на чем меня собираются подловить в следующий раз. Нам хорошо друг с другом, вот и все! Я люблю тебя, Кэйт, и пытаюсь тебе помочь! А если ты потеряешь работу из-за меня, ничего хорошего у нас с тобой больше не будет. Ведь твоя служба всегда стояла между нами.

– Мы можем прямо сейчас со всем этим покончить!

Патрик нахмурился: он полагал, что Кэйт испытывает к нему более серьезные чувства.

– Ну это тебе решать, дорогая!

Кэйт вынула изо рта сигарету, села на подлокотник кресла, в котором он сидел, погладила его по лицу.

– Честно говоря, Пэт, я сказала неправду!