Текст книги "Леди-киллер"

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

Кэйт постаралась прогнать эти мысли. Надо радоваться, что на похороны единственной дочери Патрика пришло столько народу. Соболезнования и сочувствие обычно служат родным и близким покойного некоторым утешением.

Патрик поискал Кэйт глазами, она улыбнулась ему и сразу почувствовала его власть над собой.

Служба кончилась, плакальщики покинули церковь, и тело понесли к могиле. Патрик поравнялся с Кэйт, взял ее под руку – ласково, но крепко, словно боялся, что она убежит. На его длинных темных ресницах Кэйт заметила слезы. Она поняла, что нужна ему и что еще больше он нужен ей. Они вместе подошли к могиле. Последние благословения священника… Кэйт почти физически ощущала горе Патрика. Он весь как-то сник. Она крепко стиснула его руку, а он оперся на нее, прижав Кэйт к себе. Она понимала, сколько надо сил, чтобы не сломаться на глазах у всех. Патрик навеки прощался с самым дорогим для него существом и будто только сейчас ощутил всю тяжесть случившегося!

Никогда больше Мэнди не вернется домой!

Никогда, никогда, никогда!

Мэнди похоронили рядом с матерью. Вся его жизнь теперь погребена здесь, под этими маленькими холмиками!

Заметив что сестра Патрика наблюдает за ней, Кэйт опустила глаза. Все было кончено, и люди стали потихоньку расходиться и рассаживаться по машинам. Патрик все еще стоял у могилы, рассеянно принимая соболезнования. Вдруг Кэйт увидела стоявшего в сторонке Кевина Косгроува. Он дождался, когда у могилы почти никого не осталось, подошел, бросил на еще не засыпанный землей гроб белую розу и побрел прочь.

– Пошли, сейчас тебе лучше всего поехать домой! – И Кэйт осторожно увлекла Патрика за собой.

– Не могу я ехать домой! Не могу ни с кем разговаривать!

– Но так нужно! Я поеду с тобой! Одному тебе нельзя оставаться. Ты сейчас не в себе!

К ним присоединилась Грэйс, сестра Патрика. Ей лет пятьдесят, провела бессонную ночь, а выглядит отлично, подумала Кэйт. Волосы Грэйс были в идеальном порядке, так же как и макияж. Настоящая блондинка, она являла собой полный контраст темноволосому Патрику.

– Ну, Пэт! Пора! Мне кажется, мы с вами не знакомы. Меня зовут Грэйс… Грэйс Келли. Я знаю, что вы хотите сказать, но уже как-то свыклась с этим. Пошли, Пэт. Чем скорее эти люди разъедутся, тем быстрее мы от них избавимся! Старушка тетя Этель пьяна в стельку, и если о ней не позаботиться, она примется спорить, за сколько кувырков можно обогнуть церковь!

Патрик немного расслабился. Грэйс Келли, видимо, была из тех женщин, которые привыкли подчинять себе окружающих. По дороге к машине она не переставала комментировать происходящее.

– Послушай, Пэт, я, пожалуй, оставлю тебя на попечение сестры, мне надо вернуться на службу.

– Но ты, кажется, собиралась поехать со мной?

– Да, собиралась, но ведь сейчас с тобой твоя сестра, а у меня полно дел.

– Вечером увидимся? – спросил он с такой тоской и безутешностью в голосе, что Кэйт, если бы даже хотела, не смогла бы ему отказать.

– Ну конечно увидимся. Знаешь что, приезжай ко мне!

Пожалуй, подумала она, ему лучше хотя бы несколько часов побыть вне дома.

Джордж появился в секс-лавке вечером того дня, когда хоронили Мэнди. О похоронах он ничего не знал, да и до них ли ему было, если существовали более важные проблемы?! В частности, как избежать тестирования. И тут по некотором размышлении у него появилась идея, с которой он собирался ознакомить Тони Джоунса. Именно Тони предстояло ее реализовать.

Увидев Джорджа, Тони расплылся в улыбке и проводил его в служебку. Подождав, пока Тони поставит пленку с видеофильмом, Джордж спросил:

– Тут тоже девушка умирает?

– Да. Но ее продолжают трахать, без всякого выражения ответил Тони.

– Такие фильмы, насколько я понимаю, запрещены законом, да? Я хотел сказать, вы не боитесь вляпаться в историю, торгуя ими?

Тони Джоунс насторожился.

– Я продаю, вы покупаете, – ответил раздраженно Тони. – Так что вина пополам.

Джордж усмехнулся:

– Я просто так спросил, из любопытства! Мне нравятся такие фильмы.

– Послушайте, вам нужен фильм или нет? – Тони пошел в наступление. Джордж понял, что он испугался, и решил дать задний ход.

– Не найдется ли у вас чего-нибудь выпить, а? У меня есть одно предложение…

– Что еще за предложение?

– Очень даже выгодное!

Тони Джоунс облизнул пересохшие губы и остановил на Джордже тяжелый взгляд.

– Что будете пить? Пиво или что-нибудь покрепче?

– Покрепче, Тони. Сейчас самое время выпить чего-нибудь крепкого! – Джордж ухмыльнулся.

Они удобно устроились и стали неспешно потягивать спиртное.

– Мне нужен человек, – заговорил наконец Джордж, – для деликатного дела. Разумеется, надежный и нуждающийся в деньгах.

– А что он должен делать? – Тони Джоунс был заинтригован.

– Сдать вместо меня анализ крови. Будто он – это-я.

От Джорджа не ускользнуло, как вытянулось у Тони Джоунса лицо. Он лихорадочно соображал. Анализ крови… анализ крови. Где он об этом слышал? Ах да, читал в газетах! Конечно же в газетах. Он и есть тот самый «Потрошитель из Грэнтли»! За его поимку обещана награда в полмиллиона фунтов стерлингов! Черт побери!

Тони почувствовал, как где-то внутри пробежал холодок страха.

– Значит, вы и есть тот самый ублюдок, Потрошитель, да?

Вместо ответа Джордж уставился на Тони своими ничего не выражающими, рыбьими глазами и буквально парализовал его своим взглядом. Какая досада! – подумал Тони. Из-за какого-то паршивого страха он упустил свой шанс!

– Чего же ты хочешь от меня? – спросил Тони уже спокойнее, овладев собой.

– Хочу, чтобы кто-то сдал вместо меня анализ крови, конечно же за хорошую плату. Пойми, если я попаду в руки полиции, мне придется рассказать о сообщнике.

– Сообщнике? Кого ты имеешь в виду? – с притворным недоумением спросил Тони.

– Как кого? Тебя, разумеется! – Джордж опять улыбнулся. – Ведь это ты показал мне все эти «горяченькие» фильмы, после которых хочется убивать. Раньше мне и во сне такое не снилось!

Тони побагровел:

– Ну уж это ты брось! Я тут совершенно ни при чем. У меня полно покупателей, но убийц среди них нет. – Тони пытался отбиться от Джорджа, но тут же представил себе, что сделает Патрик Келли, когда узнает, что он снабжал порнофильмами маньяка, убившего его дочь! Да он велит своим ребятам глотку ему перерезать. Недавно он уже угрожал Тони, прямо здесь, в лавке!

– Ты уверен, что никто из покупателей, посмотрев твои фильмы, не стал убийцей? Меня, к примеру, смерть возбуждает, и не только меня, иначе твои фильмы никто не брал бы. А ты сам говорил, что их расхватывают, как горячие пирожки!

У Тони челюсть отвисла, и тут Джордж выложил свою козырную карту:

– Я отмечал в своем дневнике каждое посещение твоей лавки, каждый купленный у тебя фильм. Из записей видно, что ты был в курсе дела. Так что, Тони, если меня поймают… – Джордж умышленно не договорил.

– Взял бы тебя сейчас и пришил, сукин ты сын!

– Не дури, Тони! Ведь тогда займется расследованием не только полиция, но и моя жена. Станут копаться в моих вещах, искать тех, с кем у меня были контакты. А ведь такое не нужно ни мне, ни тебе. Верно?

Тони Джоунс живо представил себе, как из рук уплывают полмиллиона! Он смотрел на Джорджа, маленькими глотками потягивавшего виски и аккуратно промокавшего губы платком, а в голове вертелась пока еще смутная, но вселяющая надежду мысль. Он обыграет Джорджа Маркхэма на его собственном поле!

– А сколько заплатишь?

Джордж усмехнулся. Это уже совсем другой разговор!

– Тысячу фунтов.

Тони замотал головой:

– За преступный сговор и намеренное введение в заблуждение надо как минимум пару кусков!

– Преступный сговор и введение в заблуждение?

– Конечно! Ведь ты хочешь, чтобы я сдал анализ крови вместо тебя!

– Значит, ты готов это сделать сам?

– Разумеется! Мы с тобой одногодки. Только ты должен посвятить меня в некоторые детали своей личной жизни… Все эти легавые до того дотошные, особенно когда им в голову ударит моча! Проследи, как проходит вся эта процедура тестирования крови и сообщи мне. Тогда по крайней мере я хорошенько подготовлюсь. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но ничего преступного за мной не водится, я на учете не состою. Даже за неправильную парковку машины меня ни разу не штрафовали! Так что за пару кусков я согласен стать Джорджем Маркхэмом!

Джордж протянул Тони руку и ничуть не удивился, когда тот ее не взял.

– Значит, заметано!

Глядя на сидевшего перед ним негодяя, Тони подумал: «Тебя и заметут!»

Джордж приехал домой после восьми и, едва войдя в прихожую, услышал голос Илэйн:

– А я уже начала беспокоиться, куда ты запропастился!

Джордж повесил в шкаф куртку, туда же спрятал приобретенный в лавке видеофильм и прошел в гостиную, где на диване сидела Илэйн.

– Извини, дорогая, что задержался: масса работы. За оставшиеся несколько недель я должен передать все материалы и документы моему преемнику.

Илэйн кивнула:

– Пошли на кухню! Ужин еще теплый.

Джордж сел к столу и, как обычно, предоставил Илэйн возможность болтать. Он давно заметил, что молчание ее тяготило. Илэйн говорила и говорила, не обращая внимания на то, что Джордж ее не слушает, словно вела беседу с самой собой.

Он просто не мог ее слушать, особенно сегодня, когда голова была забита совсем другими мыслями.

Все в дежурке внимательно слушали Кэйтлина, проводившего инструктаж по тестированию крови. И хотя многие имели представление об индивидуальном генетическом коде, поскольку читали газеты, стоявшая перед ними задача была не совсем ясна, и Кэйтлин надеялся определить ее поточнее.

– У разыскиваемого преступника нулевая группа крови, примерно как у половины населения. В этой группе производим дальнейшую градацию: семьдесят пять процентов населения имеют положительный резус-фактор, а у оставшихся двадцати пяти процентов – отрицательный резус-фактор. Так вот, рад сообщить вам, что у преступника отрицательный резус. Это означает, что из группы мужчин, имеющих нулевую группу крови, мы можем исключить многих, чья кровь характеризуется положительным резус-фактором. Таким образом, мы существенно уменьшаем список подозреваемых и одновременно сокращаем объем аналитической работы. При проведении тестирования необходимо узнавать у мужчин девичью фамилию матери, имена жен и детей, место работы и тому подобное. Возьмем также отпечатки пальцев и уж конечно подписи о согласии на тестирование, чтобы исключить факт принуждения. Так мы заткнем рты всем крикунам, так называемым защитникам прав человека.

После этих слов последовал обмен шутками и соображениями по поводу того, что необходимо безропотно сносить любую критику в свой адрес, а это не могло не вызвать всеобщего недовольства. С одной стороны, общественность требует, чтобы они поскорее поймали преступника, с другой – всячески препятствует выполнению этой задачи!

Кэйтлин закурил сигару, откашлялся и снова заговорил:

– Вы получите детальную инструкцию – о чем спрашивать, куда идти и все прочее. Вам дадут дополнительных сотрудников для опросов населения, которые следует проводить в максимально корректной форме. С того времени, как начались все эти убийства, лишь некоторые из известных насильников подверглись избиениям. Я не склонен проявлять особую заботу о всяких там извращенцах, но они должны находиться под нашей защитой, поскольку не включены в списки подозреваемых. Повторяю, опросы следует проводить в вежливой и уважительной форме. Под нами словно мина замедленного действия, и я бы не хотел, чтобы кто-нибудь, – он бросил взгляд на Спенсера, – в особенности это относится к тебе, по неосмотрительности взорвал ее.

И вот еще что: многие считают, да и я тоже, что со стороны преступника было бы безумием сдать анализ крови. Но наш психолог не исключает такой возможности, ибо морочить нам голову для маньяка такое же удовольствие, как мучить своих жертв. – Кэйтлин умолк и обвел взглядом слушателей, дав им возможность переварить сказанное, после чего продолжил: – Итак, если кто-либо из проходящих тестирование покажется вам особо подозрительным, немедленно известите об этом меня. Лишь на одном этом полицейском участке есть несколько весьма самоуверенных и заносчивых типов. – Он снова поглядел на Спенсера. – Надеюсь, вы понимаете, кого я имею в виду!

Все засмеялись.

– Ну ладно. Вопросы есть?

Рука Спенсера мгновенно взлетела вверх. Кэйтлин кивнул.

– Хотелось бы знать, дадут ли нам еще кого-нибудь в помощь? Ведь на опросы всех заново выявленных подозреваемых понадобятся, пожалуй, столетия…

Кэйтлин жестом остановил его:

– Людей у нас предостаточно: все служащие полиции Юго-Восточного Эссекса отказались от выходных. Это, конечно, акт социальной солидарности и, кроме того, материальная заинтересованность: Фонд чрезвычайных происшествий решил оплачивать каждый час работы по двойному тарифу. В подобных случаях обычно оказывают помощь спецподразделения. Так что не беспокойтесь, людей хватит. – Кэйтлин отвернулся от Спенсера и поглядел на собравшихся. – Еще вопросы есть? – И, не дождавшись ответа, закончил: – Нет? Вот и хорошо. А теперь разбирайте листки с инструкциями и приступим к нашему «шоу»!

Кэйт мысленно усмехнулась. Недаром она поручила провести инструктаж Кэйтлину, у него это отлично получилось. Он однозначно ответил на все самые важные вопросы и призвал начать работу. Хоть Кэйтлин иногда и действует ей на нервы, но надо отдать ему должное: он мастерски заставил всю эту машину завертеться.

Все углубились в листки с инструкциями и, судя по выражению лиц, поняли поставленную перед ними задачу. При расследованиях так бывало всегда: поворот в деле вызывал у всех новую волну энтузиазма.

Кэйт еще раз обвела взглядом фотографии погибших женщин, остановила его на Мэнди Келли, подумала о Патрике и вернулась к своей обычной работе.

День в конторе для Джорджа выдался трудный. Там только и было разговоров что о вечеринке по случаю его отвальной, и он с трудом сдерживался, чтобы не послать всех подальше. Непонятно зачем, в приготовлениях принимали участие даже работники склада, и это действовало Джорджу на нервы: ведь ни с одним из них он никогда и словом не перекинулся! И вообще меньше всего ему хотелось общаться со всем этим дерьмом. Им подавай только стриптиз! О, они не знают его! Не то тут же заткнулись бы! Ему не нужны эти голые шлюхи на подмостках, он может иметь любую, стоит только пожелать!

Он закрыл глаза. Илэйн без умолку болтала. Врезать бы ей хорошенько по ее глупой роже, чтобы кровью умылась, чтобы зазвенело в ее огромных толстых ушах!

– Джордж, ты меня слушаешь? – громко спросила Илэйн, и Джорджу показалось, будто его стукнули по голове хорошо отточенным топором.

– Разумеется, дорогая. Я всегда тебя слушаю.

– В самом деле? Тогда скажи, как ты относишься к тому, что я сейчас сказала?

– Я… я, право, не знаю, – промямлил Джордж, мучительно силясь вспомнить хоть слово из того, что говорила Илэйн.

Илэйн тяжело вздохнула и принялась поливать жиром жарившуюся картошку.

– Похоже, ты ничего не слыхал, да? Так вот, я говорила о том, что у нас будет сокращение…

– Но ведь тебя, Илэйн, это вряд ли коснется! – прервал ее Джордж.

– А я и не говорю, что коснется. Ты слушаешь меня хоть когда-нибудь? У меня даже есть шанс стать старшим кассиром. Так сказала заведующая. Правда, не сразу, а через какое-то время. Так что меня, – она ткнула себя пальцем в грудь, – никто не собирается сокращать. Наоборот, я получу еще лучшую должность с более высоким жалованьем. И пренебрегать этим нельзя, если учесть, что тебя вышибают с работы.

Слова Илэйн больно ранили Джорджа, он буквально задохнулся от обиды. Так вот, значит, что она задумала! Даже не сочувствует ему. Вся в мечтах о будущих заработках, хочет стать хозяйкой дома, главной добытчицей! Она всегда этого хотела!

Джордж вдруг представил себе, как хватает со стола нож для резки хлеба, аккуратно перерезает глотку Илэйн и при этом хохочет! Прямо умирает со смеху!

Он внезапно вскочил.

– Ты куда?

Будто не слыша, Джордж пулей вылетел из комнаты, нервы натянулись как струны. Какое оскорбление! Он поднялся в их общую спальню, бросился на кровать и уставился в потолок. Сейчас эта туша вкатится в комнату и станет требовать объяснений, с какой, мол, стати он ушел от нее. Но этого не случилось.

Илэйн на кухне размышляла о том, что, пожалуй, наговорила лишнего.

Джордж лежал, стараясь успокоить дыхание, а перед глазами проплывали картины их жизни с Илэйн. Он вспоминал Илэйн в день их свадьбы. Как он тогда гордился своей молодой женой! Не так-то легко было найти себе пару. И он словно бросал миру вызов: нашлась наконец женщина, которая хочет его! Совсем по-другому к его женитьбе отнеслась мать. Она хотела удержать его при себе, «присматривать за ним», как она говорила. Илэйн она за глаза называла не иначе как рыжей шлюхой. Ей лучше знать. Она сама была шлюхой! И все-таки поначалу их семейная жизнь была не так уж плоха. Илэйн оказалась девственницей, и Джордж оценил это по достоинству. Он не пытался овладеть невестой до свадьбы, считая ее «порядочной» девушкой. Все равно она ничего ему не позволила бы, кроме невинного прощального поцелуя после проведенного вместе вечера.

Но после замужества Илэйн стала совсем другой, очень покладистой и щедрой на ласки, и чаще, чем он, испытывала желание заниматься любовью. Джорджу хотелось экспериментировать, но Илэйн терпеть не могла всяких штучек, предпочитая здоровый секс. Мужу претило такое однообразие, и когда Илэйн забеременела, он испытал облегчение.

Именно тогда он и обратился к своему прежнему увлечению – порно. До свадьбы Джордж часто занимался онанизмом с помощью порножурналов или, как он их про себя называл, «сексуальных картинок». В воображении своем он выстроил целый фантастический мир, населенный женщинами, готовыми выполнить любое его желание. Он надеялся, что после женитьбы этот фантастический мир ему больше не понадобится, но оказалось, что нужда в нем с каждым днем возрастала.

Само сознание того, что журналы хранятся дома и он может попасться, возбуждало Джорджа: элемент риска всегда его привлекал. Он представлял себе, какой скандал закатила бы Илэйн, обнаружив его тайник, и это приводило его в восторг. Он стал завсегдатаем кинозалов в Сохо, где показывали порнофильмы, и постоянным посетителем магазинов, торгующих порнокнигами. На фотографиях с изображением голых женщин интимные места были прикрыты «звездочками», иначе их запрещено было продавать. Многое Джордж почерпнул из французских порнофильмов, среди которых были фильмы про «голубых». Именно тогда он и познакомился с садизмом и агрессией в сексе.

Впервые полистав порножурнал с «жестким сексом», Джордж почувствовал себя окрыленным. Женщины на фотографиях улыбались какими-то особыми улыбками, будто не были прикованы цепями и всячески унижены, и это трогало Джорджа до глубины души. В то время он и совершил свою первую роковую ошибку.

Посмотрев один из «голубых» порнофильмов, он возвращался на электричке домой: они тогда жили в Чатеме, в графстве Кент, где купили старый дом и со временем, перестроив его, превратили во вполне сносное жилище. В поезде Джордж заметил девицу с рыжевато-золотистыми длинными волосами, чем-то похожую на его мать в молодости. Увидев устремленный на нее взгляд, девушка улыбнулась Джорджу насмешливой и беззаботной улыбкой – видимо, была избалована мужским вниманием.

По мере приближения к Чатему электричка пустела, и в конце концов в вагоне не осталось никого, кроме Джорджа и рыжеволосой красавицы. Воспоминания о фильме вызвали в Джордже желание потрогать волосы девушки, мягкие и упругие, только потрогать, ничего больше. Но девушка пронзительно завизжала, и Джордж невольно зажал ей рукою рот. Она повалилась на бок, джемпер задрался, и из-под него показалась молочно-белая кожа. Вторая рука Джорджа как-то сама собой Нырнула под джемпер и коснулась трепещущих грудей. Не помня себя, утопая в блаженстве экстаза, Джордж принялся стаскивать с нее колготки, трусы, бил по лицу, по голове.

Его схватили, когда электричка въехала на перрон в Чатеме: он не сразу понял, что произошло, в таком сильном был возбуждении.

Появились полицейские.

Его допрашивали.

И арестовали.

Илэйн была на сносях, и, когда увидела в дверях полицейских и узнала о случившемся, ее в шоковом состоянии увезли в больницу, где она вскоре произвела на свет мертвого мальчика.

По непонятным причинам Илэйн во время судебного процесса как могла защищала мужа, а потом, все распродав, переехала в Эссекс, чтобы после отсидки Джорджу было куда вернуться. Она навещала его в тюрьме и каждую неделю писала ему письма.

Илэйн не дала Джорджу полностью забыть о случившемся, она ненавидела его за то, что он совершил. За то, что убил их ребенка.

Но напрямик она ни разу не напомнила ему о прошлом, кроме одного случая – несколько недель тому назад, когда к ним в дом постучалась полиция. В этом была вся Илэйн, которую он и ненавидел, и любил! О да, он любил ее, потому что она была матерью его ребенка, существа, о котором он мечтал всю свою жизнь.

Но сын его мертв. И брак их тоже.

Илэйн завела себе любовника, в этом нет сомнений. Он голову готов дать на отсечение. Воображение рисовало ему Илэйн, занимающуюся любовью прямо в машине с каким-то безликим мужчиной. Ее огромные, набухшие от возбуждения груди. Ее большой толстый зад, проседающий книзу всякий раз, как в нее входит член. Эти видения возбуждали Джорджа. Он испытывал страстное желание спрятаться где-то неподалеку и подсмотреть, как безликий мужчина и Илэйн занимаются любовью. При одной только мысли об этом рука Джорджа невольно тянулась к ширинке. Постепенно дыхание Джорджа пришло в норму.

Илэйн, кажется, стала не очень разборчива. Отказалась от своих миссионерских принципов, от нравственности. Об этом красноречиво свидетельствовали засосы на шее. Вот бы схватить ее за горло и медленно, осторожно сжимать его, пока Илэйн не задохнется. С четырьмя женщинами он уже покончил, но не его в том вина. Сами напросились. Как напрашивается Илэйн… и та рыжая в поезде. Она улыбалась ему, завлекала. Все это он сказал тогда полицейским, но они не поверили. А поверили шлюхе. Все бабы – шлюхи!

А за решетку упрятали его, словно какого-нибудь преступника! Обыкновенного преступника! Но ведь он сделал то, чего она хотела! Чего все они хотят!

Сидевшие с ним в камере, настоящие скоты, почему-то избивали его, смотрели на него с презрением. Он вытерпел все и отсидел свой срок до конца!

Победа осталась за ним. Он вышел на свободу, вернулся к Илэйн, нашел работу по снабженческой части и до самого сокращения был на хорошем счету!

Как это говорил Питер Реншо? Проводить время с внуками?..

Но он предпочитал проводить время с внучками. Чужими внучками. Вряд ли бабушки и дедушки одобрили бы его игры! Он вспомнил Мэнди Келли, и на него нахлынуло знакомое теплое чувство. – Жаль, что она мертва. Она тогда ему очень понравилась. Недаром Мэнди – его любимое имя!

Он почувствовал себя лучше, расслабился.

Илэйн в это время поглощала на кухне ужин. Вечером у нее свидание с Хэктором. Она благодарила Бога за это счастье. Хэктор помог ей снять бремя с души. Этим бременем был Джордж и все с ним связанное.

Кэйт выложила спагетти из кастрюли в дуршлаг, а ее мать кончила готовить соус по-болонски.

– Мам, ты в самом деле не против, чтобы он поужинал с нами?

Эвелин взглянула на дочь.

– С какой стати я должна быть против? – Эвелин привернула газ под кастрюлькой и направилась к бару, чтобы разложить приборы. Опрокинув спагетти на блюдо с растопленным маслом, Кэйт стала помогать матери накрывать на стол.

– А почему только на двоих?

– А потому, Кэйт, что я ухожу к Дорис играть в бинго. И там чего-нибудь перехвачу.

– Э, нет! Так не пойдет! Выходит, ты вынуждена уходить из собственного дома…

Эвелин прервала ее:

– Тебе, вероятно, никогда не приходило в голову, что все эти годы я мечтала почаще выбираться из дому и не делала этого лишь потому, что, по крайней мере до твоего возвращения с работы домой, на мне была Лиззи?.

Эвелин увидела, как вытянулось у Кэйт лицо, и улыбнулась:

– Признаться, Кэйт, я вовсе не это имела в виду. Мне просто хочется вас оставить вдвоем, вот и все! После похорон единственной дочери ты будешь ему особенно нужна. Конечно, при желании я могла бы остаться дома. Но мне действительно хочется поиграть в бинго. Знаешь, я, как говорится, вошла во вкус. Так что все складывается как нельзя лучше! А теперь, будь, добра, поставь на стол сыр «пармезан». Я натерла его.

Кэйт обняла мать, и Эвелин привлекла ее к себе.

– Смотри, будь с ним поласковее, слышишь? Сегодня он в этом нуждается, как никогда. Оставь хоть на время эти дурацкие разговоры об анализах крови и прочих проблемах! Он ведь любит тебя!

Кэйт кивнула и, услыхав стук в дверь, пошла открывать.

Эвелин сняла фартук и закончила украшать стол. Маленький бар смотрелся отлично! Здесь, конечно, нет дорогих ковров, нет мажордома! Зато есть она сама, Кэйт и Лиззи. А это что-то да значит!

При мысли о Лиззи она улыбнулась и тут же подумала о Питере. Скорее бы увидеться с ним! Она прямо-таки готова лопнуть от счастья, как некогда говаривала ее мать.

Войдя в прихожую, Патрик отдал Кэйт бутылку красного вина, снял и положил на перила пальто и проследовал за Кэйт в гостиную, где Эвелин одарила его одной из самых радушных своих улыбок.

– Проходите, пожалуйста, располагайтесь! Морозец нынче такой, что мигом уши срежет!

Патрик улыбнулся. Ему нравилось, как говорит Эвелин: точь-в-точь как его мать! Он скучал по этому южноирландскому акценту, в нем была своя, особая певучесть.

Взяв у Кэйт штопор, Джордж откупорил бутылку и разлил по бокалам вино. Эвелин сделала большой глоток и обратилась к Патрику:

– Сегодняшний день, Патрик, был, наверное, для вас самым страшным в жизни. Устраивайтесь поудобнее и съешьте чего-нибудь горячего! Еда повышает тонус!

Патрик не поднимал глаз на Кэйт, которая как раз заканчивала приготовление салата. Эвелин поцеловала ее в щеку.

– Ладно, Кэйти, я пошла. Пока, Патрик! Возможно, мы еще увидимся попозже!

– Давай, мам, я отвезу тебя к Дорис!

Эвелин протестующе подняла руку:

– Не надо, Кэйт, я способна дойти до нее пешком! А вы ешьте поскорее, пока не остыло!

Патрик с улыбкой смотрел на Эвелин. Она надела пальто, шарф, фетровую шляпу, обула сапоги: все это заранее было приготовлено и находилось за дверью. Помахав еще раз рукой, она вышла из дому, прижимая к груди большую кожаную сумку.

– Ты должна быть счастлива, Кэйт, что у тебя такая славная мать!

– Думаешь, я сама этого не понимаю? Слушай, почему бы тебе не расставить тарелки? Салат сейчас будет готов!

И Патрик взялся за дело. Они болтали о всяких пустяках, и обычные домашние хлопоты немного умерили боль Патрика. Только сегодня он до конца поверил, что его Мэнди мертва. Когда гроб опустили в могилу, утрата стала реальностью и горе навалилось на него всей своей тяжестью.

Кэйт втиснула между остальными блюдами тарелки с горчичным хлебом и салатом и наконец села.

Патрик поднял бокал:

– За нас?

Кэйт тоже подняла бокал:

– За память Мэнди, и да покоится она с миром!

– Да, за это следует выпить! – Патрик пригубил вино и стал накладывать в тарелку закуски. Голода он не чувствовал. От всего пережитого аппетит начисто пропал. Если бы не желание увидеться с Кэйт, он бы в одиночестве напился до чертиков.

– Впервые в жизни, Кэйт, ем греческий салат вместе со спагетти под болонским соусом, – сказал он, отправляя в рот изрядную порцию.

– Это необычно, я знаю. Но сочетаются они просто великолепно. Кроме того, так принято у меня в доме.

Образовавшийся между ними ледок растаял, и они тихо-мирно беседовали. Серьезные темы и обильная еда – все это в другой раз. Горе Патрика и причастность к нему Кэйт – тоже. А сегодня они просто друзья, и должны постараться скрасить друг другу жизнь.

Патрик ел, смотрел, как Кэйт расправляется с намотанными на вилку спагетти, и улыбался. Он знал: когда боль утихнет, образ Мэнди навсегда останется связанным с Кэйт. Мысль о Мэнди неизменно будет вызывать мысль о Кэйт. Сегодня вечером он просто не вынес бы одиночества! И не потому, что ему нужен был секс. Он нуждался в обществе Кэйт, далеко не безразличной ему. Иначе это было бы предательством по отношению к дочери, оскорблением ее памяти, попыткой забыть свое горе в компании какой-нибудь незнакомой девицы.

Покончив с едой и забрав остатки вина, они перешли в гостиную, где предались любви. Кэйт позволила Патрику раздеть себя и легла на пол, подложив под голову гобеленовую подушку с дивана. Глядя, как раздевается Патрик, Кэйт испытала знакомое возбуждение. Жар, возникший в глубине лона, разлился по телу. Патрик тоже был возбужден, и это не могло не радовать Кэйт. Сегодня ей не хотелось долгих любовных игр – лишь грубоватой мужской силы и краткого блаженства.

Когда через десять минут Патрик кончил, она прижала его к груди, провела рукой по его волосам и почувствовала, как оба они расслабились, а их бившиеся в унисон сердца постепенно вошли в нормальный ритм.

– О Кэйт, я так этого хотел!

Она поцеловала его сначала нежно, потом крепче, сунув язык между его губами.

– Я это знаю, Пэт. И рада, что ты сейчас здесь.

Он поцеловал ее груди, поднялся, зажег две сигареты. Потом опустился рядом с ней на пол и поставил ей на живот тяжелую стеклянную пепельницу.

– Ой, что ты делаешь? Она же холодная!

Патрик только улыбнулся в ответ и улегся поудобнее:

– Я не лежал вот так на полу много-много лет. А ты?

– О, мы регулярно занимаемся этим в участке. Загляни как-нибудь в наш буфет, и увидишь!

Патрик засмеялся:

– Ну что ты болтаешь!

– Это из-за того, что мы только что трахались.

– Знаешь, Кэйт, – он взглянул на нее, – слово «трахаться» нам не подходит. Мы не трахались, мы любили друг друга, занимались любовью. Так вернее. Разница все-таки есть!

Она посмотрела ему в глаза:

– Что-то ты нынче романтически настроен, Патрик! С чего бы это?

Она знала причину. Оба знали. Счастье надо беречь, держать обеими руками, иначе его можно потерять, как он потерял Мэнди.

Взяв у Кэйт сигарету, он положил ее рядом со своей в пепельницу, а пепельницу поставил на подножье камина.

– Я люблю тебя, Кэйт. – Он обнял ее. – А ты? Можешь ли ты сказать, что привязалась ко мне за то короткое время, что мы знакомы?

Кэйт снова поглядела ему в глаза и не увидела в них ничего, кроме честности. Честности и глубокой нежности. К горлу подступил комок.

– Ну скажи, Кэйт, скажи, что любишь, сделай меня счастливым! – молил Патрик. О, как ему нужно было именно сегодня услышать эти слова! Чтобы укрепить собственные чувства, давно таившиеся в дальних уголках его души. С тех самых пор, как он увидел ее впервые. Сейчас он уже не сомневался, что не остался бы равнодушен к Кэйт, при каких бы обстоятельствах ее ни встретил. Он сразу почувствовал в ней родственную душу, и не потому, что она оказалась рядом в тяжелую для него минуту жизни. Просто страдания сблизили их еще больше.