Текст книги "Леди-киллер"

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

Глава 25

Тони Джоунс провел ночь без сна, непрестанно ворочаясь с боку на бок. Жена его, Жанетт, не выдержала и в половине четвертого утра тихонько перебралась в бывшую спальню дочери, теперь пустующую. Тони невольно улыбнулся: его Жанетт знает, что делать.

Через несколько часов у Тони созрел какой-никакой план. Главное не забывать, что Патрик Келли не терпит никаких хитростей. После расправы с парнями, собиравшими ренту, Тони знал совершенно точно, что не попадет в список получающих подарки к Рождеству. Впрочем, в этот список он вообще никогда не попадал. К тому же Келли не забудет – он никогда ничего не забывает – о его причастности к делу с рентой. Если он вздумает пойти к Келли со своим обычным враньем, Патрик конечно же позаботится о том, чтобы Тони получил по заслугам и не очень долго коптил этот свет. Стоит только Келли заподозрить, что Тони знал убийцу его дочери… При одной лишь мысли об этом Тони с трудом проглотил подступивший к горлу комок.

Но – всегда находится какое-нибудь «но»! – но если он скажет, будто в списках своих покупателей случайно натолкнулся на некого Джорджа Маркхэма из Грэнтли… Лучше даже – в списке покупателей, получающих заказы по почте. Да, это гораздо лучше, как будто он этого типа в глаза никогда не видал.

Некоторое время Тони переваривал эту идею и в конечном итоге пришел к выводу, что если сделает все как полагается, то непременно выберется из этой западни и еще заработает несколько фунтов. Но главное, конечно, выбраться!

Прямо с утра Тони решил приступить к осуществлению своего плана.

Джордж проснулся в прекрасном настроении и улыбнулся самому себе. Впечатления прошедшей ночи завязались в мозгу в тугой узел, наполнив его эротическими образами. Да! Его можно поздравить. Всю свою жизнь он стремился стать частью мужского мира, но никак не мог в него войти! Он останавливался у входа и наблюдал за происходящим в нем. Прошлой ночью дверь для него наконец распахнулась, и он вошел в этот магический мир мужского времяпрепровождения! Его тайна пьянила, Джордж впал в экстаз, и глаза вновь защипало от слез!

Расставшись с теплой постелью, Джордж отправился в ванную и долго лежал в воде, наслаждаясь воспоминаниями о прошлой ночи.

К девяти утра он закончил сборы в дорогу, проверил по списку, все ли упаковал вещи. Нет, он ничего не забыл – ни летние костюмы, ни приобретенные несколько лет назад солнечные очки с зеркальными стеклами, скрывающими глаза. Эти очки Джордж любовно хранил в особом кожаном футляре.

Теперь, лежа на золотых пляжах Флориды, он сможет рассматривать девиц и женщин незаметно для них. Программа тура сулила столько удовольствий, что у Джорджа мурашки побежали по телу. Вылет завтра, в семь тридцать, и Джордж решил провести ночь в гостинице аэропорта. Это будет прекрасное начало. Регистрация билетов в пять тридцать. Надо хорошенько выспаться, плотно поесть. Окончательно расслабится он уже в самолете.

Джордж проверил оба паспорта: свой и тот, что для него добыл Тони Джоунс, и сунул их в карман пиджака. Бедняга Тони! Он, конечно, его надул! Но ничего! Торговец порнухой лучшего не заслуживает!

Скорее бы покинуть дом! Джорджа уже стала одолевать боязнь замкнутого пространства. Кроме того, ему однажды почудилось, будто его зовет Илэйн.

Ну и пусть себе зовет, пожал он плечами. Он не станет обращать внимания. Когда он нес чемоданы в машину, то вдруг подумал о том, что неплохо бы навестить мать! Пусть это будет для нее своего рода сюрпризом.

Знала бы она, что он летит во Флориду, к Эдит! Небось сдохла бы с горя. Возможно, он и упомянет об этом! Так, мимоходом. Нет, пусть лучше не знает, где он. Джордж нахмурился. Ладно, там видно будет! Очень довольный своими планами, Джордж тщательно приготовился к путешествию. Да, думал он, хорошо быть при деле. Быть нужным. Быть… как это там юнцы сейчас говорят? Ах да, свободный агент! Что же, это здорово!

Тем временем тело Илэйн под воздействием воды, наполнявшей накопитель, изменило первоначальное положение. Сдвинулась с места и затычка, лежавшая у нее на спине. И бак стал быстро наполняться водой.

В шесть тридцать Патрик Келли поцеловал на прощание Кэйт и поспешил на свидание с человеком, будто бы располагавшим интересующей его информацией. И притом весьма важной. В сильном возбуждении Патрик сжимал кулаки. Он просто лопнет от злости, если в этой информации не будет конкретных фактов.

Шоссе уже было забито машинами, и «роллс-ройс» Патрика привлекал внимание не только водителей, но и пассажиров. На перекрестках перед светофором, когда машины останавливались, каждый норовил заглянуть внутрь «роллс-ройса», надеясь увидеть там какую-нибудь знаменитость. Патрик Келли мысленно улыбнулся: а разве он не знаменитость? Но не такая, какую ищут эти люди. «Ролле» пристроился в хвост погребальной процессии, и Патрик нахмурился. Он скорее почувствовал, чем увидел, что Уилли, выжав сцепление, переключает передачу, и резко крикнул:

– Уилли, только посмей – прикончу тебя!

Уилли со вздохом подчинился: теперь они будут тащиться целую вечность! Пэт в последнее время ну прямо как старая плаксивая баба! Келли между тем укоризненно качал головой: он представил себе, как среагировали бы участники погребальной процессии, если бы его «роллс-ройс» лихо объехал их и помчался дальше! Этот Уилли ведет себя иногда как скотина!

– Не торопись, времени хватит, скоро будем на месте!

– Ладно, Пэт, – мрачно ответил Уилли.

Келли, уловив в его голосе недовольство, сказал:

– Прояви хоть видимость уважения: это же похороны, черт тебя побери!

Уилли остался при своем мнении, по-прежнему мечтая о том, как в один прекрасный день у его «порше» откинут верх, превратив его в погребальный катафалк, и он, Уилли, покатит на свои собственные похороны с шиком и понтом, поддав газку! Первый покойник будет ехать как надо!

С Пэтом, однако, он не стал делиться этой своей мечтой: вряд ли тот поймет шутку.

Домой Кэйт вернулась в семь утра и возблагодарила судьбу за то, что все еще спали. Она пошла в ванную и, стоя под душем, вскоре услышала, что мать проснулась и, судя по доносившимся из кухни звукам, стала готовить завтрак. Кейт прошла в спальню и, улыбаясь собственным мыслям, прилегла на постель. Ничего нет предосудительного в том, что женщина ее возраста, незамужняя, провела ночь с мужчиной, но Кэйт слишком уважала мать и дочь, чтобы не испытывать перед ними неловкости. Во всем теле она еще ощущала приятное тепло. Ночь была такой долгой! Любить Патрика – означало трудиться на ниве любви, чего еще недавно ей так не хватало! Она тосковала тогда по Патрику. Еще как тосковала! И сейчас перебирала в памяти подробности последней ночи, когда они не торопясь наслаждались друг другом.

Какая замечательная у нее мать! Она словно нарочно так долго придерживала свои сбережения, будто знала заранее о путешествии в Австралию. И Кэйт не могла не испытывать глубокой нежности к матери, пытавшейся снять с неё часть бремени. Лиззи рвалась в путь, будто собака на старте перед забегом. Все беды, кажется, позади, и жизнь понемногу налаживается. Осталось лишь поймать «Потрошителя из Грэнтли». И Кэйт это сделает! Она навеки упрячет негодяя за решетку! А потом все внимание сосредоточит на своей семье и на Патрике. Кэйт погрузилась в мечты.

Но тут в комнату вошла Лиззи.

– Ой, мам, проснулась я сегодня и думаю: через несколько дней в это время я уже буду в Австралии! Прямо не верится! Целых шесть недель в Стране оз! Я просто дождаться не могу!

Глядя, как счастлива дочь, Кэйт не могла не улыбнуться:

– Иди сюда, малышка!

Она протянула к ней руки, и Лиззи прильнула к ее груди.

– А что, мам, ты провела ночь с этим мужчиной, да? С Патриком Келли?

Кэйт поглядела на дочь, так похожую на нее, и, тихонько вздохнув, кивнула.

– Держись за него, мам! Он такой сексапильный!

Кэйт усмехнулась:

– Ты так считаешь?

– Конечно! – Она чмокнула мать в щеку. В белой ночной рубашке до пят, скрывавшей ее уже сформировавшуюся фигуру, Лиззи казалась совсем девочкой! – Я и сама не прочь с ним пофлиртовать! – Она расхохоталась и пулей выскочила из комнаты.

Кэйт тоже засмеялась, хотя слова Лиззи задели ее за живое. И дело было не в Патрике. Просто она знала, что как женщина дочь даст ей сто очков вперед! У нее, такой юной, уже есть опыт, и в этом Кэйт винила только себя!

Она должна была признаться себе, что с радостью посадит дочь в самолет! Ей просто необходимо побыть какое-то время без Лиззи, как и Лиззи без нее. И Кэйт не могла по этому поводу не печалиться.

Но вскоре она утешилась, представив себе, как станет будить Патрика по утрам. А больше всего мечтала о том, как они будут проводить ночи!

Лэрри Стайнберг проводил Патрика в кабинет, и они обменялись рукопожатиями. Патрик не раз бывал у Лэрри, имевшего дело с законом, точнее, с наиболее неприятной его стороной. Кроме того, в свое время он выступал маклером в делах Патрика, однако не простым маклером, а на порядок выше. Патрик его недолюбливал, зато уважал, а в бизнесе это, по мнению Келли, было гораздо важнее симпатий или антипатий.

В первый свой визит к Лэрри, несколько лет назад, Патрик просил взять под защиту его подручных в делах перераспределения прав на собственность. Они тогда вознамерились отобрать у одного человека автомашину, чтобы передать ее в собственность другому, но их встретили ломами и стрельбой из помповых ружей. В таких играх дело это было обычное: встречали вышибал, мягко говоря, не всегда радушно. Но однажды кто-то из подручных Патрика вырвал лом у нападавшего и проломил ему череп. Бедняга после этого остался полупарализованным, со шрамом на голове.

Лэрри тогда удалось отвести обвинение в предумышленном нанесении увечий, дело кончилось внесудебным разбирательством и сравнительно мягким приговором. Такой исход удовлетворил все заинтересованные стороны. Это ружье потом таинственным образом исчезло из арсенала полиции, и с тех пор его дважды пускали в ход при различных ограблениях, но к Патрику это уже не имело никакого отношения, хотя он совершенно точно знал, что оба ограбления организовал тот самый мужик с проломленной башкой. Он устраивал налеты на инкассаторов, работал с газомерами и в конце концов пустился во все тяжкие. Патрик выплатил ему страховку, оплатил лечение, и мужик находился в полной безопасности, словно пресловутые застрахованные жилища. Так же, впрочем, как Патрик Келли и его люди.

Лэрри чихнул и громко высморкался. Из глаз его, похожих на картофельные глазки, текли слезы, и он то и дело их смахивал. Глядя на него, Патрик с трудом скрывал отвращение.

– Ладно, Лэрри, не будем ходить вокруг да около. Выкладывай, зачем звал?

– Речь пойдет о Тони Джоунсе. Он тут как-то приходил ко мне и просил паспорт.

– А я тут при чем?

– Паспорт-то он просил не для себя, а для какого-то типа из Грэнтли!

Патрик насторожился:

– Ну-ну, продолжай!

Лэрри Стайнберг снова высморкался, и тут Патрик заметил, какой у него грязный носовой платок. Он хорошо усвоил, что-когда тянешь, люди становятся нетерпеливее и внимательнее.

– А заплатил он мне самую малость, – проскулил Лэрри жалобным тоном.

Патрик прикрыл веки.

– Вот что, Лэрри, за голову убийцы ты получишь свои деньги! Слово чести! А теперь выкладывай имя и фамилию этого сукина сына! У меня совсем нет настроения играть в твои игры!

– Маркхэм, – послушно ответил Лэрри. – Джордж Маркхэм.

– А Тони сказал, зачем этому типу понадобился паспорт?

«Самое важное – на десерт!» – таков был девиз Лэрри.

– В этой истории есть одна забавная деталь: в паспорте фотография Тони Джоунса! – Сделав паузу, Лэрри проследил за реакцией Келли, и продолжил: – Ну вот, мистер Келли, попробуем понять друг друга: я всего лишь посредник! И за хорошую плату готов устроить все что угодно. Но я сразу усек, что с паспортом что-то не так, и решил сообщить вам. Нет, признаться, не сразу. Сперва мне такое и в голову не приходило. Знаете, как это бывает. Я заподозрил неладное после того, как прочел в газете насчет тестирования крови в Грэнтли. Будто сам Господь меня надоумил… – Лэрри для пущего эффекта помотал головой. – С кем только мне не приходилось иметь дело! И с грабителями банков, которым надо было смыться куда-нибудь за границу, и вообще с подонками. Но, клянусь жизнью, мистер Келли, я ни за что не стал бы покрывать убийцу-садиста! До меня дошел слух, что вы разыскиваете негодяя, убившего вашу дочь, и я подумал, что мой долг сообщить вам обо всем этом!

Лэрри Стайнберг так вошел в роль, что готов был поверить в собственную искренность.

Патрик кивнул.

– Надеюсь, я вам хоть немного помог?

– Ты, Лэрри, свои деньги получишь, не сомневайся! Только бы напасть на след негодяя!

Патрик протянул руку, они обменялись рукопожатиями, и Лэрри внутренне содрогнулся, ощутив силу Келли.

Бедняга Тони! И все-таки, рассудил Лэрри, рукопожатие Келли так же надежно, как подписанный контракт. Стайнберг едва скрывал свою радость. Но даже он понимал, что сейчас она неуместна.

Покинув контору Лэрри, Патрик сел в свой «роллс-ройс» и рявкнул:

– В лавку к Тони Джоунсу, поскорее!

Уилли рванул с места, и Патрик рассказал ему по дороге о своем разговоре, с Лэрри. И пока они ехали, распалились так, что были готовы на убийство!

Эммануэль, все утро работавший в одиночку, был в полном изнеможении: Тони даже не потрудился позвонить и сказать, когда придет. Скорее всего, это произойдет вечером – у него назначены встречи с двумя джентльменами. Тони не терпел, когда Эммануэль отлучался из лавки, если даже это сулило выгодную сделку. Эммануэль сперва услышал, а уже потом увидел Келли и Уилли. Дверь с силой грохнула о стену, кипа журналов «Ежемесячник мазохиста», выставленных на полке, рухнула на пол, и журналы разлетелись по всему магазину.

– Где он? – тихо спросил Патрик Келли, но Эммануэль сразу уловил в его тоне бешенство.

– Кто? – в свою очередь спросил Эммануэль высоким писклявым голоском.

– Да Тони Джоунс, мать его!.. А ради кого мы стали бы сюда приезжать?! Ради принцессы Дианы, а?!

– Понятия не имею, он сегодня не приходил!

Уилли ухватил Эммануэля за воротник и потряс:

– Где он живет? Адрес, быстро!

В лавку зашел какой-то здоровенный мужик в рабочем комбинезоне, но Патрик вышвырнул его вон с такой силой, что тот, пролетев по тротуару, наскочил на прохожих. Владельцы соседних лавок, заметив, что творится что-то неладное, наблюдали за развитием событий с безопасного расстояния.

Эммануэль дрожащими руками нацарапал на бумажке адрес. Глаза щипало от попавшей в них туши с ресниц.

Патрик взял листок с адресом, сделал знак Уилли, и тот принялся крушить все вокруг. Эммануэль смотрел, застыв от испуга.

Что мог натворить этот Тони? Уж наверняка ничего хорошего. «Видно, придется искать другую работу», – мелькнула мысль.

Разворотив всю лавку, Уилли с Патриком удалились. Какой кошмар! Эммануэль заплакал. В лавку стали один за другим входить соседи-лавочники. Они говорили Эммануэлю слова утешения, успокаивали, а сами допытывались, что же произошло. Эммануэль высказал предположение, что Келли, возможно, разыскивал «гонцов» – судя по времени визита, такое вполне могло быть, – и лавочники поняли, что он не в курсе дела.

Уже через час весть о разгроме лавки разнеслась по всему Сохо, и это событие стало темой дня.

Люди на улице покачивали головами: Тони Джоунс вечно зарывался, вот и накликал на себя беду!

Сам Тони узнал о происшедшем всего за десять минут до того, как к его дому подъехал Келли и Уилли. Пока они барабанили в дверь, Тони вместе с насмерть перепуганной Жанетт уже катили в Брайтон, где жила их старшая дочь.

Нэнси Маркович, как она теперь предпочитала, чтобы ее называли, сидела в гостиной за чашкой обжигающего чая. Лилиан, ее невестка, застилала постели. Нэнси про себя материлась: разве это уборка? Разве так надо содержать дом? У Нэнси, когда она была помоложе, всегда все сверкало! Соседи брали с нее пример. Она обвела злобным взглядом гостиную, все, вплоть до плинтусов. Тут без пылесоса не обойтись. Ах, чего бы она не отдала в свои молодые годы, чтобы иметь такой славный дом!

Нэнси покачала головой. Эта Лили настоящая рохля, и дети все в нее. В детстве были настоящими ублюдками и такими же остались. Нэнси отпила из чашки. Не чай, а моча! Лилиан ничего не умеет, даже чай заварить! Наверняка положила в чашку пакетик на раз и залила кипятком. Настоящий чай для нее, видите ли, слишком большая роскошь!..

И сколько можно возиться с постелями? Нэнси глянула на часы на стене: скоро полдень! Она вновь покачала головой: подумать только – до самого ленча постели не убраны! Вот сука ленивая!

Нэнси потягивала чай и перебирала в памяти все мелкие и крупные промашки Лили, реальные или воображаемые, разжигая в себе неприязнь к невестке.

У Нэнси был особый дар выискивать недостатки. Это давало ей власть над людьми, и она то угрозами, то лестью использовала их в корыстных интересах.

Лилиан между тем давно управилась с постелями и теперь валялась в своей собственной, листала журнал и пила чай с печеньем. Так она утаивала от свекрови полчаса в день для себя лично. В эти полчаса голос свекрови не мешал ее мыслям, колокольчик свекрови не отрывал ее от работы, она вообще не ощущала присутствия свекрови как некой злой силы! Иногда Лилиан думала, что Нэнси – ведьма! И хотя это казалось неправдоподобным, но только так можно было объяснить ненависть, которую питали к Нэнси все, кто с ней соприкасался. Даже родные дети! Сколько раз Джозеф под покровом ночи и теплого пухового одеяла клялся Лили, что завтра же выставит мамашу из дому! И сколько раз, одному Богу известно, столкнувшись с нею лицом к лицу, пасовал?!

Впрочем, и сама Лили вряд ли отважилась бы на такой подвиг: она боялась Нэнси! И внуки ее боялись! И сын. Тот самый сын, которого Лили в свое время полюбила всем сердцем, а теперь презирала за слабоволие. Впрочем, на его слабоволии она довольно быстро научилась у свекрови играть и даже превзошла ее в этом. Илэйн со своим вечно потным Джорджем и те отшили Нэнси, когда та вознамерилась было к ним переехать!

Лилиан углубилась в чтение журнала «Вест». Размышлять о порядках в этом доме – занятие пустое и неприятное! Хорошо хоть ребе завтра придет. Лили раздражало, что Нэнси вдруг обратилась к иудейской вере, зато теперь у нее раз в неделю освобождалось полдня. Она спокойно уходила из дому, зная, что ребе, совсем еще молодой человек, побоится оставить Нэнси в доме одну и дождется возвращения невестки. Лилиан про себя усмехнулась. Надо было видеть выражение лица этого несчастного юноши, когда Лилиан наконец входила в дом! Разыгрывая дружелюбие, Нэнси становилась еще страшнее, чем когда бывала сама собой – нудной и злобной!

Только-только Лили углубилась в чтение, как в дверь позвонили. Она даже подскочила на постели: кто бы это мог быть? Женщина быстро встала и принялась стряхивать крошки от печенья, опасаясь, как бы их не заметила свекровь. В дверь опять позвонили, и Лили буквально вылетела из комнаты.

Тем более что и свекровь названивала в свой колокольчик. Такими колокольчиками пользовались когда-то в школе, а Лили иногда казалось, что его звук укорачивает ей жизнь. Наконец она подбежала к двери.

– Привет, Лили! – На пороге стоял улыбающийся Джордж.

– О!.. Вот это сюрприз!

Джордж прошел в прихожую.

– А где же Илэйн?

Лили была буквально потрясена, увидев Джорджа, но еще больше ее поразило то, что он один, без Илэйн.

– Она на работе! А у меня выдалось свободное время, и я решил навестить свою бедную мамочку!

Лили изменилась в лице: только сумасшедшему, черт побери, могло прийти в голову навещать Нэнси Маркхэм, точнее, Маркович, без особой нужды!

Тут из гостиной донесся громоподобный голос Нэнси:

– Кто там, Лили? Какой дьявол трезвонит так, что, того и гляди, треснет звонок?

Лили пожалела, что это не ребе: она бы с удовольствием посмотрела, как Нэнси, увидев ребе, начала бы юлить и изворачиваться!

Колокольчик снова отчаянно зазвенел, к Джордж головой показал на дверь справа:

– Насколько я понимаю, она там?

Он прошел в гостиную.

– Привет, мама! – Как и всегда в присутствии матери, голос его прозвучал робко.

Нэнси моментально пришла в себя:

– Неужели это ты, Джорджи?

Верный сыновнему долгу, Джордж чмокнул ее в щеку, ощутив запах лавандовых духов и пудры.

– Решил проведать тебя, узнать, как ты тут поживаешь.

Нэнси фыркнула:

– На живодерню меня пока тащить еще рано, мой мальчик! Ведь именно это ты имеешь в виду!

Вновь раздался яростный звон колокольчика. Джордж наблюдал, как Нэнси своей огромной рукой то высоко поднимала, то опускала колокольчик, держа его за деревянную ручку и тряся изо всех сил.

– Эй, Лили, принеси нам свежезаваренного чая! – заорала Нэнси. Было слышно, как Лили, шаркая ногами, вышла из кухни и направилась в прихожую. – И чтобы он был покрепче той мочи, которой ты уже поила меня сегодня!

Она уселась поудобнее в кресле. Значит, сынок решил навестить ее! Губы Нэнси искривились в отвратительной улыбке.

– Ну а где наша Десятитонная Тесси?

Джордж как-то глупо ухмыльнулся. Ничего не скажешь. Ехидства его мамаше не занимать.

– Если ты об Илэйн, то она на работе.

Он сел на кушетку, обвел взглядом гостиную. Здесь было красиво: высокие потолки с розочками и старой лепниной.

– Она бы все равно не приехала!

Джордж оторвал глаза от потолка:

– Кто «она»?

– Илэйн, разумеется. Кто же еще? – Нэнси рукой пригладила свои торчащие во все стороны рыжие волосы. – Но зачем все-таки ты приехал?

– Только затем, мама, чтобы проведать тебя.

– Вздор! Ты прежде никогда меня не навещал. Наверняка влип в историю!

– В какую еще историю? – очень тихо спросил Джордж.

– Почем я знаю? – пожала плечами Нэнси. – Не иначе как натворил что-нибудь. Да, Джорджи, мальчик мой! Расскажи своей мамочке! – Голос Нэнси стал вкрадчивым. – Мне можно довериться, ты же знаешь!

Джордж пристально посмотрел на мать и, к своему удивлению, не испытал страха, как это обычно бывало, когда при одном звуке ее голоса нервы натягивались как струны, а выражение ее лица заставляло сердце отчаянно колотиться. Сегодня она казалась Джорджу просто смешной.

– Скажи, мама, ты поддерживаешь отношения с Эдит? – Джорджу показалось, будто на него повеяло холодом, но тем не менее он продолжал: – Мне она время от времени пишет. Тебе, должно быть, известно, что живет она припеваючи!

Нэнси поджала губы. Джордж ликовал!

– А ты почему не на работе? – Это был скорее упрек, чем вопрос.

– Я собираюсь на пенсию.

– На пенсию! Скажи лучше прямо, что тебя сократили! Илэйн рассказала обо всем этой трепачке Лили, а та передала мне! – Нэнси ткнула себя в грудь пухлым пальцем. – Просто ты им больше не нужен! Тебе сколько лет? Пятьдесят один… пятьдесят два! Ты, мой мальчик, уже вылущенный орех!

Джордж постепенно приходил в бешенство. Дернул же его черт явиться сюда! Ведь знал, что его ждет! Джордж сжал кулаки. А Нэнси села на своего любимого конька:

– Ты, Джорджи, всегда был никчемным, даже друзей не имел…

– Друзей у меня хоть отбавляй, мама. Как раз вчера мы вместе ужинали! И я попросил бы тебя не унижать меня больше! Оставь эту свою привычку. Ты всем надоела хуже горькой редьки! Неудивительно, что все тебя избегают! Не знаю, черт побери, как Джозеф и Лили терпят тебя!

В этот момент вошла Лили с чайным подносом и с перепугу едва не выронила его.

– Что… что ты сказал? – с металлом в голосе спросила Нэнси.

Но Джорджа уже нельзя было остановить:

– Ты хорошо слышала, что я сказал, у тебя слух, как у слона! Вечно ты все подслушиваешь, вынюхиваешь! – Джордж покосился на побледневшую, замершую от страха Лилиан. Он через силу улыбнулся: – Давай сюда, Лили, позволь я тебе помогу!

– Поставь, пожалуйста, на кофейный столик! – с трудом выговорила наконец Лили.

Нэнси, злобно прищурившись, смотрела на сына. Но у нее хватило ума понять, что Джордж просто уйдет, если она будет продолжать в том же духе, а ей этого совсем не хотелось. Ведь он единственный из детей приехал проведать ее по собственной воле, без принуждения!

– Наливать? – спросил Джордж уже более спокойным голосом.

Тишину в комнате нарушало лишь позвякивание чайных ложек и громкое тиканье настенных часов.

Лили глядела на мать и сына с таким ощущением, будто перед ней совершалось какое-то таинство. Свекровь вдруг стала покорной и кроткой, но из-под полуопущенных век следила за каждым движением сына. Пожелтевшая от старости кожа приобрела какой-то сероватый оттенок.

Что же до Джорджа, то он выглядел настоящим молодцом, никогда еще Лили не видела его таким. Он и прежде одевался небрежно, но сейчас скромность костюма явно контрастировала с его уверенным, почти самодовольным видом. Лили глазам своим не верила! Даже белая рубашка, серый галстук и жилет цвета морской волны с ручной вышивкой выглядели на общем фоне игриво. Лилиан молча пила свой чай.

Произошла какая-то перемена, но к лучшему или к худшему для нее, Лили не знала. Ведь может случиться, что после отъезда Джорджа Нэнси станет вымещать свою злобу на ней.

– Если не возражаете, я допью чай на кухне – у меня там дела… – быстро пробормотала Лили и бочком вышла из комнаты. Кто бы ни победил, она – в стороне. Однако дверь на кухню Лилиан оставила настежь открытой.

– Что же, мама, все прекрасно. Не так ли? – Джордж повернулся к ней.

И Нэнси вдруг улыбнулась, улыбнулась от души, редкой для нее широкой улыбкой. Лицо ее сразу смягчилось, и Джордж почувствовал, как подступил к горлу комок. На несколько секунд его мать вновь стала молодой. Улыбка прогнала выражение жестокости. Такой, видимо, его мать была очень давно, еще до рождения детей. До замужества. До того, как у нее появились все те мужики.

Джордж дорого бы дал, чтобы знать ее в то время!

Его никогда не покидали иллюзии в отношении матери, он жить без них не мог. Не мог примириться с тем, что с самого детства она была для него источником зла. Что совсем еще юной использовала мужиков в собственных целях, и не только мужиков. Что готова была оскорбить кого угодно, даже своих детей.

– Принеси, Джорджи, мои альбомы, они в ящике серванта!

Джордж принес пухлые альбомы и положил матери на колени.

– Сядь у моих ног, и погрузимся в воспоминания!

Джордж все выполнил, как когда-то, когда ее слово было законом.

Нэнси принялась листать альбом, и глаза ее подернулись печалью, а взгляд стал мягким.

– Помнишь эту фотографию, Джорджи?

Приподнявшись на коленях, он увидел себя пятилетним, а рядом – мать, в отдельном, модном в ту пору, купальнике, с вызывающим взглядом, великолепной прической и длинными стройными ногами. Весь вид портил прилепившийся к ногам маленький мальчик с огромным куском сладкой ваты в руке. Тонкие ноги-спички торчали из мешковатых шорт, голова почти наголо острижена, лицо неулыбчивое, серьезное.

Этот день сохранился у него в памяти. Славный день! Счастливый день! Редкий день! Пойманное мгновение, казалось, забилось в груди, будто птица, посаженная в клетку. Джордж вдыхал в себя запах знойного дня, горячего песка, людей. И еще – ослов, сладкой ваты на палочке и маргарина, тающего на сандвичах с джемом. На всю жизнь запомнился ему вкус клубничного джема, перемешанного с песком, которым были перепачканы его руки. Он и сейчас буквально физически ощущал солоноватую морскую голубизну. Это был замечательный день! С самого утра они сели в поезд, приехали вечером, и Джордж уснул как убитый на прохладных, отглаженных простынях. Джордж помнил, как играла улыбка на ее нежном, словно персик, лице, когда, глядя на него сверху вниз, она поцеловала его и пожелала спокойной ночи.

– Это местечко называлось Кэмбер-Сэндз, Джорджи, мальчик мой. Замечательные были денечки! На меня все заглядывались, как на картинку! И вообще… вот такие были денечки!

– Ты и сейчас выглядишь замечательно, мама.

Это была ложь во спасение, но именно ее Нэнси хотела услышать.

– Не то что в молодости, конечно, но для моих лет не так уж и плохо, а?

Нэнси нравилось говорить о себе, она при этом всегда оживлялась, а голос звучал мягко и почти добродушно.

Нэнси перевернула лист и погладила своими старческими руками фотографию, где была снята одна. Только не во весь рост, а до пояса, даже чуть меньше.

Из-под слегка приоткрытых, накрашенных ярко-оранжевой помадой губ видны великолепные белые зубы, волосы цвета темной меди. На фотографии, раскрашенной от руки, оттенки волос и кожи были переданы весьма точно.

– Мне кажется, это было вчера. Фотограф сказал, что с моей фигурой из меня получилась бы отличная фотомодель.

«Да, уж это он знал доподлинно», – подумал Джордж. Этот фотограф, кажется, жил с ними какое-то время. Джордж крепко зажмурился. Тот день ему хорошо запомнился! Они тогда все фотографировались, а потом мать отправила их домой. Ему казалось, будто он видит, как Эдит собирает их, словно овец, усаживает в автобус, а дома готовит им поесть. Мать появилась позже, с этим самым фотографом, крупным общительным человеком с тоненькими, будто нарисованными усиками, и в клетчатом, как у принца Уэльского, костюме. Мать здорово набралась, и фотограф привез ее домой, а еще принес коробку с жареной рыбой и картофельными чипсами, чем сразу завоевал расположение Джозефа и Джорджа, и притащил большую бутылку «Тайзера». Они от души смеялись, когда фотограф рассказывал им всякие истории о своей службе в армии, и с горящими глазами слушали, как он палил в бошей.

Ночью Джордж проснулся от боли в животе: чипсы, рыба и «Тайзер» дали себя знать. Он пошел в уборную и по пути услышал стоны, доносившиеся из спальни матери. Тихонько приоткрыв дверь, мальчик внимательно пригляделся, стараясь понять, кто стонет, и при слабом свете камина увидел на постели мать, совершенно голую. Она стояла на коленях, склонившись над мужчиной. А тот, запустив пальцы в ее длинные жесткие волосы, ворошил их и тянул мать на себя. Стонал он.

– Вот так, Нэнси. Еще, еще, Нэнси!

Мать то поднималась, то опускалась. Вдруг мужчина заметил Джорджа, отстранил Нэнси, натянул на себя простыню. Слишком поздно Джордж заметил, что мать в ярости.

– Пошел вон, паршивец!

Она соскользнула с кровати с перекошенным от злости и выпачканным губной помадой лицом. Длинноногая, она шла к нему, и из ее рта, будто из пропасти, вырывались бранные слова.

Ему тогда было три года.

– А вот еще, Джорджи, взгляни!

Она вернула его к действительности.

– На это платье я чуть ли не целую вечность копила деньги!

Джордж нехотя взглянул на фотографию. Сердце бешено колотилось.

– А что за девушка рядом с тобой?

– Это Рут Эллис, Джорджи.

Он присмотрелся повнимательнее.

– Я работала у нее в клубе. Он назывался «Маленький клуб» и находился в Найте-Бридж.