Текст книги "Леди-киллер"

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)

Глава 4

1948 год

Мальчики быстро шагали. Косой дождь бил им в лицо. У младшего глаза покраснели, видимо от слез. Гром ударил над их головами, небо от края до края прорезала молния.

– Ну давай, Джордж, Бога ради! – С этими словами старший потащил брата за рукав пальто. Едва они свернули в небольшой переулок, как Джордж снова стал вырываться.

– Не пойду. Сказал же, что не пойду!

Джозеф со вздохом посмотрел на Джорджа. Он понимал, что нехорошо поступает, не осуждал брата за то, что тот убежал, но слово матери – для него закон.

– Пойми же, Джордж, – уговаривал он брата, глядя в его испуганные глаза, – чем скорее мы будем дома, тем скорее все кончится. Ну пошли же!

Так он и тащил Джорджа до самого дома. В сумерках ненастья чем-то зловещим веяло от этого дома. Кирпичный фасад сплошь в черных пятнах, дверь обшарпанная, хотя медный молоток начищен до блеска. Дотащив Джорджа до двери, Джозеф громко постучал. В следующий момент дверь открылась, и на пороге появилась девчушка лет пятнадцати с волосами мышиного цвета. Она участливо посмотрела на младших братьев.

– Мать малость угомонилась, Джордж. Скинь-ка скорее все мокрое!

В прихожей Джордж с сильно бьющимся сердцем стал не спеша снимать пальто. Весь дом пропитался тошнотворным запахом капусты, смешанным с запахом воска, которым натирали полы, и Джордж ощутил в носу жжение.

– Он ушел? – шепотом спросил Джозеф.

Девочка покачала головой.

– Иди наверх, а я займусь Джорджи. – Брат и сестра посмотрела друг другу в глаза, и Джозеф, не выдержав взгляда сестры, отвернулся.

– Я тебя подожду наверху, – сказал он Джорджу, через силу улыбнувшись. – Микки Финиган дал мне вчера несколько комиксов. Если хочешь, почитай после меня.

Джорджи кивнул и проглотил слюну. На лице его, казалось, не было ничего, кроме огромных серых глаз.

– На, надень носки, Джорджи!

Мальчик послушно натянул на свои голяшки толстые шерстяные носки. Все трое тихо стояли в прихожей, когда из гостиной донесся шум. Джозеф взлетел по ступенькам, будто сам дьявол гнался за ним. Дверь распахнулась, яркий свет упал на лицо Джорджа, его била дрожь.

– А, вернулся? – В тихом голосе матери звучала ярость. Она придержала дверь, давая Джорджу пройти. Подталкиваемый сестрой, ребенок переступил порог и тут же получил такой удар кулаком в затылок, что пролетел через всю комнату.

– Мам… не надо, мам! Не бей его, мам!.

Нэнси Маркхэм повернулась к дочери:

– Ну-ка, марш наверх, пока я не отходила и тебя!

Джордж в страхе лежал на холодном, покрытом линолеумом полу. Мать опустилась рядом, приблизила к нему свое лицо.

– Хотел, значит, убежать от своей мамочки, да, Джорджи, мальчик мой? – Вцепившись ему в волосы, она притянула к себе его голову. – Так куда же ты сбежал на этот раз, а?

Заметив, что ребенка бьет дрожь, она ощерилась, от чего между ярко накрашенными губами обнажились зубы, прикрыла глаза и принялась колотить его. Худенький, кожа да кости, мальчик, не в силах сопротивляться, лишь прикрывал голову руками.

Джозеф, лежа на постели в спальне, прислушивался к звукам, доносившимся снизу: приглушенным ударам и воплям матери, которые становились все громче.

Тяжело дыша, Нэнси выпрямилась.

– Ну а теперь, Джорджи, мальчик мой, иди и извинись!

Ребенок зашелся в рыданиях, заглатывая воздух в свои разрывающиеся от боли легкие. Из носа текла тоненькая струйка крови. Он, пошатываясь, встал на ноги, ухватился за стол.

– Ты слышал, что я сказала? – И Нэнси со всего размаха закатила сыну оплеуху. Спотыкаясь, он проковылял через гостиную и дальше – на кухню.

Ощущая на себе взгляд матери, стоявшей у него за спиной, Джордж посмотрел прямо в лицо верзиле, которого увидел на кухне.

– Ты, Берт, не волнуйся, я такую трепку ему задала, что теперь шелковым будет.

Верзила уставился на Джорджа своими темными глазками-щелочками. От него так разило потом, что ребенка едва не вырвало. Его толстое брюхо, на котором едва сходилась вся в сальных пятнах жилетка, ходуном заходило, когда он попытался поудобней устроиться на стуле. Джордж не мог отвести ненавидящего взгляда от красного одутловатого лица.

– Не очень-то он разговорчив, Нэнс! В чем дело, сопляк? Ты что, язык проглотил?

Джордж закусил губу.

– Я очень-очень извиняюсь… Я извиняюсь.

– А что еще надо сказать, мой мальчик? – Нэнси обдала Джорджа своим дыханием.

Он сглотнул и произнес со вздохом:

– Извини… папа! – Последнего слова почти не было слышно.

– Говори громче, ублюдок!

– Извини, папа!

Верзила заметил мелькнувшую в глазах ребенка ненависть. Именно ненависть. Он не ошибся! Ему стало не по себе, но тут же он ухмыльнулся, показав желтые от табака зубы. Подумаешь, какой-то заморыш, всего-то килограммов тридцать весу! Он вытаращил глаза и, сделав свирепое лицо, чтобы окончательно запугать малыша, заявил:

– Не забывай, парень. Ты должен называть меня только папой! – Он ткнул пальцем в Джорджа и перевел взгляд на Нэнси. – А где твой паршивый чай? Чем возиться с этим дерьмом, занялась бы лучше делом!

Нэнси отпихнула Джорджа и с воинственным видом встала перед верзилой.

– Не смей так со мной разговаривать, Берт Хиггинс!..

Он привстал со стула, развернулся и двинул ей в лицо кулаком.

– Хочешь, чтобы тебя поучили, Нэнс? Щенков ты, может, и способна плодить, а вот командовать мной – это уж нет! Извини!

Джордж не спускал глаз с лица матери: она колебалась – сражаться или отступить? Как обычно, верх одержал борцовский темперамент, и Джордж опрометью выскочил из кухни как раз в тот момент, когда мать, схватив со стола заварочный чайник, запустила им в Берта.

Прыгая через две ступеньки, Джордж забыл о своих синяках и в панике помчался наверх, подальше от этого ужаса. В спальне, которую они делили с Джозефом, Джордж попал прямо в объятия сестры и, услыхав грохот внизу, снова разразился рыданиями. Эдит гладила его по коротко остриженной голове, всякий раз вздрагивая, когда из кухни доносился звон разбиваемой посуды. Джозеф, будто окаменев, лежал на кровати, уставившись в потолок. Эдит охватило отчаяние.

– Боженька милостивый, – молила она, – сделай, пожалуйста, так, чтобы наши мучители сдохли!

Голоса ее почти не было слышно из-за слез. С того дня, как полтора года назад в доме появился Берт Хиггинс, жизнь их стала просто невыносимой. Берт был хуже матери – настоящий зверь. Чуть ли не с младенческих, лет дети помнили, как мать то любила их до смерти, то до смерти колотила, и они просто чудом оставались в живых. А с появлением в доме этого проклятого Берта Нэнси и вовсе ополоумела и свое дурное настроение вымещала на Джордже. С каждым днем Эдит все труднее становилось спасать его от материнского гнева. Берт пил, мать тоже пила, и вся тяжесть похмелья обрушивалась на несчастных детей. Но больше всех доставалось Джорджу.

На Эдит лежала обязанность прибирать в доме: даже пьяная в стельку, Нэнси Маркхэм претендовала на некую респектабельность.

Все трое вскочили и приросли к месту, услыхав, что мать промчалась через гостиную и выскочила в прихожую. Ее тяжелые шаги по лестнице заглушил топот ног Берта.

– Ты как со мной разговариваешь, а? Сука паршивая! Чертова шлюха, кобыла!

– Убери свои грязные лапы, Берт Хиггинс, в последний раз предупреждаю тебя!

На лестнице что-то грохнуло, и наступила тишина. Дети в ужасе переглянулись.

– Нэнси! Эй, Нэнси! – еле слышно позвал Берт. В голосе его был страх.

Эдит, оттолкнув Джорджа, выскочила из комнаты.

– Бог ты мой! – воскликнула она и помчалась вниз, прыгая через две ступеньки. Она отпихнула Берта и тут увидела, что из виска Нэнси сочится кровь.

– Я не хотел, она упала и стукнулась башкой!

Пока Эдит, не слушая, осматривала мать, глаза Нэнси открылись, и она оттолкнула дочь.

– Только тебя тут не хватало! Убирайся прочь!

Джозеф и Джордж, онемевшие, стояли на лестничной площадке.

Нэнси пощупала голову, взглянула: все пальцы в крови.

– Ах ты гад! Да из меня кровь хлещет!

– Нэнси, дорогая! Прости меня! Да я скорее руку себе отрежу, чем ударю тебя, ты же знаешь!

Эдит поняла, что ее помощь не нужна больше, и стала подниматься по лестнице. Всякий раз повторялось одно и то же. Мать и не вспомнит о Джордже, которого зверски избила. Дней десять он будет ходить в синяках, а потом опять убежит, перед очередной трепкой. Не позаботится она и о Джозефе, нервном, больном, который буквально на глазах угасает. А об Эдит и говорить нечего. Она сама должна обо всех заботиться, всем помогать. А главное – помогать мамочке. Тем более сейчас, когда из головы у нее хлещет кровь! Но ведь мамочка сама виновата! Первая стала драться!

– Эй, вы! – сказала братьям Эдит. – Пошли со мной! – И, втолкнув мальчиков в спальню, закрыла дверь на ключ.

Вскоре все трое услыхали, как Берт и их драгоценная мамочка ввалились в свою спальню, как заскрипела под ними кровать и как они застонали от страсти.

Глава 5

23 декабря 1989 года

Мэнди Келли поплотнее запахнула дубленку. Подмораживало, и ее ноги в туфлях совершенно закоченели. Девушка то и дело поглядывала на часы. Убить мало этого Кевина! Уже четверть девятого, а он должен был подъехать в восемь. Она стояла в кругу света, падавшего из телефонной будки, и притопывала ногами. На Кевина ей, собственно, наплевать. Но он взял ее машину. Можно, конечно, поехать на такси, однако отец сразу догадается, в чем дело, и уж тогда разверзнутся врата ада! К тому же сегодня суббота и они договорились поужинать вместе с отцом и его новой подружкой. Пропусти Мэнди этот ужин, она, признаться, не очень страдала бы. Вот только отец расстроится. Чертов Кевин! Вечно попадает в истории!

Она поглубже засунула руки в карманы дубленки. Морозный воздух обжигал легкие. Улицы опустели, лишь изредка проносились машины. Одни спешили убрать елку после целого дня лихорадочной беготни по магазинам, другие сидели в уютных местечках, пили что-нибудь или ужинали. Само время, казалось, замерло в ожидании Рождества, а мир вокруг напоминал сцену перед началом спектакля. Длинные светлые волосы Мэнди пропитались влагой и лезли в глаза. О Господи, какой холод!

Мимо на небольшой скорости проехал синий «орион», и, глядя ему вслед, Мэнди почему-то ощутила тревогу. Ведь он уже проезжал здесь. Да, она в этом уверена. Ладно. Она пожала плечами. Нечего трусить. Мэнди мысленно улыбнулась. Оранжевая помада на губах чуть-чуть размазалась. Отец, конечно, будет их ждать, ведь они собирались выехать в девять, и, если Кевин не поторопится, у нее не останется даже времени переодеться.

Она не сводила глаз с дороги, где с минуты на минуту должен был появиться ее белый спортивный «мерседес», и размышляла.

Интересно, что привлекло в ней Кевина? Ее папочка – сам Патрик Келли – или ее автомобиль? А может, он и вправду любит ее? Впрочем, лучше об этом не думать. Только расстраиваешься. Как и о подружках отца, которые раз от разу все моложе. Она опять поглядела на часы: восемь двадцать пять. Проклятье! Не торчать же ей здесь всю ночь!

Она решила позвонить и вошла в телефонную будку, но телефон не работал.

Ну вот, этого еще не хватало! Мэнди пошла вдоль дороги, все еще не сводя глаз с проезжей части. Она ждала Кевина и свою машину, не подозревая, что ей больше не суждено сесть за руль.

Но вот в глаза ударил свет фар. Сердце отчаянно забилось. О Боже, сделай так, чтобы это был Кевин!

Увы! Возле Мэнди остановился все тот же синий «орион».

– Ну посиди, Кевин! Выпьем еще по одной!

– Не, я пойду! А то Мэнди рассердится!

Джонни Баркер громко расхохотался и обвел взглядом дружков.

– Это уж точно, ребята, киска выпорет его. Или я не прав, а?

Все рассмеялись, и громче всех сам Кевин Косгроув:

– Нет, друзья, я отваливаю, и так на полчаса опоздал.

Гарри Олдридж, в стельку пьяный, хлопнул Кевина по спине:

– Знаешь, друг, после того убийства я лично свою пташку одну никуда не пускаю, если только она не сидит в такси или не шагает в толпе.

Кевин посмотрел в открытое лицо Гарри и впервые ощутил тревогу. Что и говорить, Мэнди иногда достает его, но не дай Бог, чтобы с ней случилось несчастье. И не только потому, что она ему небезразлична. А из-за ее отца. Говорят, он настоящее чудовище. Монстр!

Поставив на стойку бара пинтовую кружку легкого пива, Кевин попрощался с приятелями и поспешил к машине.

Открыв дверцу, он сел на водительское место и сразу ощутил запах дорогой кожаной обивки и аромат мускусных духов – любимых духов Мэнди.

Он обожал эту машину. Конечно, у отца Мэнди куча денег, и Кевин ему завидует, но, не зависимо ни от чего, Мэнди ему нравится. Такая богатая, а работает. Мэнди была косметологом, и отец собирался купить ей салон.

Кевин выехал на Портебай-роуд и стал искать глазами Мэнди. Но девушки нигде не было. Они договорились встретиться в этом малолюдном месте, чтобы никто из знакомых отца случайно ее не увидел. Узнай Келли, что его дочь лишили возможности пользоваться собственной машиной, он обезумел бы от ярости. С тех пор как она в семнадцать лет получила права, он ежегодно покупал ей автомобиль – новейшей марки и самый дорогой. Кевин точно знал, что этот белый «мерседес» стоит гораздо больше сорока тысяч фунтов. Недаром он с таким удовольствием ездил на нем. Разве не наслаждение испытать, что такое настоящий класс?! Доехав до конца шоссе, Кевин развернулся и стал медленно двигаться назад. Где же Мэнди?

Кевин изо всех сил вцепился в руль. Значит, она уехала, не дождавшись его. Но с кем? На чьей машине? Душа Кевина ушла в пятки, когда он свернул к окраине Грэнтли, где в большом, каком-то несуразном доме жил Патрик Келли с дочерью.

Келли наверняка придет в бешенство. Только себе самому Кевин мог признаться, что до смерти боится этого человека. Впрочем, любой, у кого хоть полчердака на месте, трепетал перед Келли!

Кевин двигался медленно. Возбуждение, которое он обычно испытывал, сидя в этой классной машине, сменилось страхом.

Чтоб ей провалиться, этой чертовой Мэнди! Почему она не дождалась его в условленном месте?

Патрик Келли плеснул себе коньяку в высокий, суживающийся кверху бокал и снова плюхнулся в кресло. Патрика раздражала Тиффани, она просто его достала. Только и знает, что пялится на себя в зеркало. Никак не налюбуется!

Тиффани исполнилось девятнадцать, и она была на три месяца моложе его дочери. Взглянешь на нее – ну прямо Джейн Мэнсфилд. Келли любил женщин с пышными формами. Легкая усмешка тронула губы Келли: Тиффани, должно быть, понятия не имела, что это еще за Джейн Мэнсфилд. Мозгов у нее, по его наблюдению, было не больше, чем у чурбана. Впрочем, Келли это вполне устраивало. Он не имел ни малейшего желания вести с ней беседы. Вот спать с ней – дело другое.

Несколько секунд он смотрел на большую рождественскую елку в углу гостиной, сверкавшую огнями. Затем перевел взгляд на фотографию, стоявшую на камине. Рене, его покойная жена. Неожиданно накатила тоска, мучительная, безысходная, и по телу его, облаченному в костюм фирмы «Армани», пробежала дрожь В памяти всплыло другое Рождество: маленькая квартирка, Рене с Мэнди на руках, полная пара ванная, пахнет камфорой. Мэнди едва-едва начала поправляться после крупа, и они с Рене провели с малышкой всю ночь.

Он тосковал по Рене. Ни на минуту не забывал о ней. Они вместе создавали свое дело, и главой его фактически была она. Он же, как мужчина, служил мускульной силой. Наколет на кругленькую сумму какого-нибудь мошенника, а потом с нужными людьми свяжет. Надо сказать, что на нужных людей нюх у Келли был просто собачий. Он, как никто, умел вытянуть из человека всю его подноготную и, не стесняясь, пользовался этим умением.

Келли хотя и претендовал на респектабельность: дом приобрел огромный, а костюмы носил только сшитые на заказ, – но где-то в самых дальних уголках его сознания занозой сидела мысль, что он так и остался бродягой из Ист-Энда, [9]9
  Ист-Энд – промышленный и рабочий район Лондона.


[Закрыть]проворачивающим всякие темные делишки и потому смертельно боящимся копов. От этого ощущения ему, пожалуй, никогда не избавиться, хотя теперь у него контакты с самыми высокопоставленными персонами в стране. Ему ни за что не забыть убогие квартирки без горячей воды, густонаселенные дома с целыми полчищами крыс, надрывавшуюся на работе мать. Он знал, был убежден, что воспоминания навсегда останутся с ним. И вообще, если бы не его жена с ее талантами и смекалкой, не видать бы ему нынешней респектабельной жизни. Чего только не делала Рене, чтобы заполучить их первого богатого клиента! На какие только хитрости не шла! Не исключено, конечно, что он и сам чего-нибудь добился бы, если бы всякий раз ему не грозила опасность попасть за решетку. Да, жена многому его научила, и теперь он по ней тосковал и не мог забыть, как любил ее, как уважал, как они вместе строили свое благополучие ради единственной дочери. Эти воспоминания еще больше отдалили его от Тиффани, которая и без того его раздражала. С какой стати она здесь расселась в своем облегающем платье, зачем выставила ноги с загаром, обычным для женщин ее профессии?! Он хочет только Рене, с ее светлыми волосами, собранными в пучок на затылке, с ее изящной фигурой. Она всегда носила черные платья, это считалось высшим шиком, по крайней мере для него! Она вообще одевалась со вкусом, отличалась хорошими манерами, чем приводила его в восторг. Бросив взгляд на елку, он почувствовал, как закипают в глазах слезы. Рождество всегда пробуждает воспоминания, такой уж это день – день воспоминаний о любимых, которые ушли из жизни. Горестные и в то же время сладкие воспоминания! Все эти десять лет он ее оплакивал, полностью посвятив себя воспитанию дочери, которая унаследовала от матери ее ум и жизнелюбие. И зачем только она связалась с этим парнем! Кевин явно не нравился Патрику. Сразу видно, что хитрец, себе на уме. Хотя Мэнди заверяла отца, что ее друг – весь на ладони, как игральная кость.

Молчание становилось тягостным и действовало Келли на нервы. Сидит, как немая, думал он, глядя на Тиффани, будто язык проглотила. И под ним лежит как бревно, даже не улыбается. Потом молча встает, идет к биде, подмывается и, вернувшись в постель, сразу засыпает. Трахать ее – все равно что резиновую куклу. Оживляется она, лишь когда любуется на себя в зеркало… В гнетущую тишину ворвался телефонный звонок. Келли вскочил как ужаленный и схватил трубку в надежде, что это Мэнди, но услышал голос Билла Дуна.

– Хэлло, Пэт, тут один тип хрен знает сколько продул на скачках, жене ни цента не дал к Рождеству!

– Ну и что ты собираешься делать?

– Хотел с тобой посоветоваться. Может, надавать ему тумаков?

Патрик прикрыл глаза, стиснул зубы.

– Насколько я понимаю, Билл, ты работаешь на меня. Или это мне показалось? – Келли говорил тихо и терпеливо, будто с ребенком.

– А то на кого же? – растерялся Билл.

– И я, по-моему, тебе неплохо плачу. А?

– Я не жалуюсь.

– Тогда надавай этому чертовому типу по шее! Прямо у него дома! О Господи, лучше бы мне самому это сделать!

– Ладно-ладно, Пэт, не лезь в бутылку. Он ведь не один, у него шестеро ребятишек.

– Не обязательно бить его дома. Это можно сделать, например, у ларька со всякой мелочевкой. Там сейчас пусто, ведь Рождество. – Он швырнул трубку, но через секунду-другую снова снял ее и нажал на цифру «4».

– Да, Пэт? – ответил Уилли Гэбни, правая рука Келли.

– Уилли, прихвати тот мешок с добром и закинь к Бобу Мэйсону, он не придет домой на Рождество.

– Будет сделано, шеф. А что, Мэнди еще не вернулась?

– Как в воду канула! А ее сутенер паршивый, Кевин наверняка лакает где-то!

Закончив разговор, Патрик плеснул в стакан изрядную порцию бренди и посмотрел на стоявшие на камине часы из позолоченной бронзы. Они показывали без десяти девять. Куда же, черт возьми, запропастилась Мэнди? Столик в ресторане заказан на девять тридцать.

Келли откинулся в кресле и потрогал внутренний карман пиджака, где лежала купчая на небольшую парикмахерскую и салон красоты – подарок дочери к Рождеству. Легкая улыбка тронула его губы. Мэнди до неба подпрыгнет от радости. По-прежнему храня молчание, он отпил из стакана немного бренди, отметив про себя, что Тиффани не отрывает глаз от зеркала.

Джордж Маркхэм улыбался девушке, которую вез в своей машине. От его удара глаз у нее уже начал заплывать. Что же, сама виновата – вздумала драться! Он тут выкладывается, чтобы завоевать ее расположение, хочет сделать все по-хорошему, а она, видите ли, на рожон лезет! Он заехал на пустырь, и тут они уставились друг на друга.

Мэнди была в шоке. С той самой минуты, когда этот тип остановил машину и спросил ее, как проехать, начался кошмар. Как только девушка подошла к «ориону», он стал силой втаскивать ее в машину. Она отбивалась как могла, работала кулаками, громко визжала, но никто не пришел ей на помощь. Сейчас правый глаз жгло огнем, при каждом вздохе болели все ребра. Она ободрала о металлические части колени и бедра, когда негодяй втаскивал ее в машину. Он швырнул ее головой к себе на колени и рванул с места. О том, чтобы выскочить, не могло быть и речи – так крепко он держал ее за волосы.

О, пожалуйста, ну пожалуйста! Кто-нибудь! Да помогите же!

Джордж разглядывал Мэнди. Очень даже привлекательна. Только помада все портит. Джордж терпеть не мог оранжевой помады, и глаза его злобно сверкнули. Это не ускользнуло от Мэнди, у сердце у нее ушло в пятки. Попыталась пошевелиться – рука по-прежнему заведена за спину. Надо как-то открыть дверцу машины, выскочить и бежать, сколько хватит сил.

Джордж, словно прочитав ее мысли, достал из «бардачка» веревку и схватил девушку за руку.

Мэнди стал вырываться, и ее руки с длинными накладными ногтями замелькали перед самым его лицом. Джордж, тяжело вздохнув, со всего размаха ударил ее в челюсть и услыхал, как затрещали кости. От нестерпимой боли девушка стала смирной, словно оцепенела. Этот тип – явный псих! Наверняка прикончит ее, если она будет сопротивляться. Если не будет, тоже может прикончить ее. Мэнди тихо заплакала. Господи, папочка, приди ко мне на помощь! Джордж связал ей руки перед грудью так, как если бы она собиралась молиться.

– Пожалуйста, отпустите меня! – попросила она тихим и кротким, как у ребенка, голосом.

Что ж, урок пошел ей на пользу, с сознанием своего превосходства подумал Джордж. Больше он пока ничего не может о ней сказать. Взяв с заднего сиденья сумку, он достал из нее черную маску – ту самую, которую приобрел в секс-лавке.

Страх пригвоздил Мэнди к сиденью, буквально парализовал ее. Широко открытыми, полными ужаса глазами она следила, как ее мучитель натягивает маску. Он даже включил внутреннее освещение и повернул зеркальце над ветровым стеклом, чтобы лучше видеть.

Тут до Джорджа дошло, что у нее было достаточно времени, чтобы разглядеть его, а ехать по Грэнтли в маске вряд ли стоила, Джордж чувствовал исходившие от девушки импульсы страха и благодарил судьбу: все получилось лучше, чем он ожидал!

Он вылез из машины, снял свое «берберри» – выходное пальто, как его называла Илэйн, тщательно сложил и положил на заднее сиденье. Холодало, и Джорджа била дрожь. Он обошел машину, распахнул дверцу и вытащил Мэнди. Ухватив ее за ворот, приволок к старому заброшенному сараю и впихнул внутрь.

Мэнди распласталась на грязном полу, но от сильной боли даже не заметила грязи. Она не сводила глаз с мужчины, пока тот зажигал две свечи, которые вынул из кармана.

Очень довольный, Джордж улыбнулся, подошел к Мэнди и развязал ей руки.

– Снимай пальто!

Она не двигалась, уставившись на него. Из носа у нее струйкой текла кровь.

– Кому говорят, мать твою… снимай пальто!

Джордж спохватился и прижал руку ко рту. Опять он сквернословит. Но ругань возымела действие: его жертва медленно поднялась с пола.

В сильном возбуждении он принялся стаскивать с девушки дубленку, и так дергал, что несчастная потеряла равновесие и грохнулась на пол.

Он покачал головой: в такой холод в одном легком джемпере и юбке! Точь-в-точь как та, Джералдин О’Лири. Но эта хоть в колготках. И довольно плотных.

Заметив ужас в глазах девушки, он ухмыльнулся и швырнул дубленку на пол. Мэнди попыталась собраться с мыслями и огляделась. Окон в сарае не было, а дверь псих сейчас подопрет доской, которую держит в руках. Обломки дерева, обрезки металла. Справа – лапчатый лом. Надо изловчиться и схватить его! Она покосилась на Джорджа. Каждый мускул на лице ныл, горло болело, даже трудно было глотать. Мужчина приблизился к ней.

– Ложись-ка на пальто, дорогуша, а то простудишься!

Из-за маски голос его звучал глухо. Она вся покрылась испариной с внутренней стороны, согреваемая его дыханием. В маске Джордж чувствовал себя превосходно: все он теперь воспринимал по-другому. Недаром так мечтал о маске с тех самых пор, как прочел в газетах про Доналда Нейлсона, который убил Лесли Уиттл. Он при этом был в маске.

Мэнди с трудом подтянулась и легла на дубленку. Мучила нестерпимая боль, особенно в лице, и коленях. Из ран на ногах сочилась кровь. Только не надо паниковать, уговаривала себя Мэнди. Ясность мыслей – вот что сейчас самое главное. Как же схватить этот лом? Она откинула с лица волосы, чем привела в восторг Джорджа. Какой женственный, полный грации жест! К горлу подкатил комок. Кошачьей грации. Как у его матери.

Она отличала ее от других женщин. Джордж с нежностью улыбнулся.

– Как тебя зовут, дорогая?

Мэнди молча глядела на маску.

Джордж про себя чертыхнулся: с этими суками одни проблемы. Где им понять добро или ласку? Никакой благодарности!

Он задышал учащенно, лицо под маской вспотело. Все из-за нее! Он пнул Мэнди ногой, да так, что у бедняжки выступили на глазах слезы.

– Эй, ты, шлюха недоделанная, как тебя зовут? Отвечай!

– Мэнди… Мэнди Келли.

Мэнди! Это же его любимое имя! Та девица на видео тоже Мэнди!

Он бросил взгляд на ее груди с выпуклыми сосками, которым, казалось, под джемпером тесно, и в паху стало горячо.

Джордж опустился на колени и в предвкушении удовольствия сжимал и разжимал кулаки. Перчаток надевать не хотелось.

В этот момент острый каблук ее туфли уколол его в грудь, как стилет. Вмиг девушка отпрянула от него и покатилась по грязному полу к груде металлического хлама в углу.

Вот оно что! Она хочет вооружиться! Грязная, вонючая шлюха! Сейчас он ей покажет!

Джордж бросился к ней, уже успевшей вцепиться в лом, и наступил ей на руку каблуком. Мэнди пронзительно закричала.

Джордж схватил лом и, не помня себя, раскроил ей с размаху череп. Затем отшвырнул лом в сторону и, услышав, как он стукнулся об пол, подумал: «Сама виновата».

Да! Все они, черт побери, одинаковы! Вечно все портят!

Перетащив тело девушки на дубленку, он уложил ее, раздвинул ей ноги, подогнул колени – теперь она не будет ему мешать. Дрожа от холода, он в то же время обливался потом. Все из-за маски!

Джордж опустился на корточки и долго смотрел своей жертве в лицо, прежде чем начал стаскивать с нее одежду.

– Послушай, я голодна! – произнесла Тиффани тоном капризного ребенка.

Келли повернулся к ней от телефона и рявкнул:

– Ну и вали тогда к… матери, любовь моя! Вали отсюда, слышишь?

Швырнув трубку, Патрик Келли ринулся к Тиффани, и Кевин увидел, как та вздрогнула, видимо ожидая удара. Келли подхватил ее, повлек по комнате и вытолкнул в прихожую.

– Одевайся, бери такси – и прочь с глаз моих, пока я не разбил в кровь твою глупую физиономию!

Она потерла руку.

– Ой, Пэт, успокойся. Ты же знаешь, я совсем не хочу есть! – Келли на миг стало жаль Тиффани – так робко и умоляюще звучал ее голос.

Он тяжело задышал, внезапно почувствовав себя совершенно опустошенным. Где же, черт возьми, Мэнди? Уже двенадцатый час! Он снял трубку и набрал нужный номер.

– Джимми? Давай машину к подъезду. Тиффани едет домой.

Келли заметил, как она поджала губы: обиделась, и положил трубку.

– Когда же мы теперь увидимся? – Тиффани немного успокоилась, услышав, что он отсылает ее домой в своей машине, а не в такси.

– Никогда, дорогая! – сказал он тихо, но твердо.

– Прошу прощения, а в чем дело?

– Ты же слыхала. Вот Джимми подъехал. Забирай свое пальто и проваливай!

Он вернулся в гостиную и с грохотом захлопнул за собой дверь. Чертов псих! Никто, ну просто никто никогда не выставлял ее вот так, не сказав даже «до свидания»! Но у нее хватило здравого смысла не поднимать шума.

К счастью для Тиффани, умной она никогда не была.

Кевин по-прежнему сидел в своем кресле. Оба они не проронили ни слова, когда за окном на гравийной дорожке послышалось шуршание шин отъезжавшего автомобиля. Келли налил себе выпить. Но о том, чтобы Кевину предложить, не подумал.

– Значит, так. Я обзвонил всех ее друзей. Всех до единого родственников. Ты уверен, что она не подцепила кого-нибудь, с кем сейчас развлекается?

Кевин искренне возмутился:

– Конечно, уверен. Она не такая!

Келли кивнул.

– Ты мне все-таки объясни: каким образом к тебе попала ее машина и на чем она сама собиралась ехать домой?

Сердце Кевина выбивало чечетку. Весь вечер он ожидал этого вопроса и нервно облизнул губы.

– Так вот. – Он откашлялся, прочищая горло. – Она велела мне воспользоваться ее машиной, чтобы захватить кое-что, и я обещал… – Он умолк.

Келли подошел к его креслу, посмотрел на Кевина сверху вниз.

– Ну и что дальше?

– Мы договорились, что я подхвачу ее у телефонной будки на Портебай-роуд. Я немного задержался, и когда подъехал, ее уже не было. – Синеватые со стальным отливом глаза Келли мгновенно приобрели жесткое выражение. – Я ехал сюда в надежде, что она как-то добралась до дому, может быть, на такси.

– На какой час вы договорились?

– На восемь.

– А ты когда заявился?

– Примерно без двадцати девять, – едва слышно произнес Кевин.

– Когда-когда? Говори громче, Христа ради!

– Примерно без двадцати девять.

Лицо у Келли сделалось каменным, и он произнес со всем сарказмом, на который только был способен:

– Чего бы ты, сынок, хотел к Рождеству? Может, часы «Роллекс» или этот траханный Биг-Бен, [10]10
  Биг-Бен – старинные башенные часы Лондона.


[Закрыть]чтобы повесить его на шею? А? Малышка ждет тебя в такой холод целых сорок минут, а ты где-то шляешься?

И, швырнув на пол бокал с недопитым бренди, Келли так хватил молодого человека кулаком по уху, что тот с кресла свалился.

– Ах ты сутенер паршивый! Из-за тебя, подонок, моя Мэнди, может быть, уже мертва! Моли Бога, чтобы я нашел свою дочку, не то можешь считать себя мертвецом!

Кевин рукой вытирал нос, из которого текло, и дрожал от страха.

– Д-да! Я сожалею…

– Ах ты сожалеешь, да?! Ты неделями гонял на машине моей Мэнди! Мне, парень, все известно! Я нанял людей, за тобой следят. Уверен, ты кое-что обо мне слышал, о моем бизнесе в Уэст-Энде, о тяжеловозах, которые работают на меня. Так вот, вспомни все, что слышал, помножь на десять, и получишь весьма слабое представление о том, с кем имеешь дело! Я такое с тобой сотворю, что в сравнении со мной сам Крестный отец тебе покажется Красной Шапочкой! Запомни это! Хорошенько запомни! Если хоть волос упадет с головы моей Мэнди – повторяю, хоть один, – ты у меня станешь мертвее египетской мумии. Усек?