Текст книги "Земля вечерних звёзд"

Автор книги: Людмила Минич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

– Что говоришь, опомнись, – Сис Мя Э дергала за рукав. – Не след такое про Матушку говорить!

– Любит!… Про жажду – это она верно… Жажда его точит изнутри, а любовь, она никогда не точит, Сис Мя Э, верно тебе говорю! Ох… уже полночь скоро, – спохватилась она. – Они уж изготовились, наверно… Ты посидишь с Тин Ло, а, Сис Мя Э? Я недолго, я только туда да обратно…

– Куда? К Матушке? – всплеснула руками девушка.

– Нет, в рощу. Ну, посидишь?… Без тебя не справиться мне, дитятко свое не оставить без глаза…

– Я-то да, конечно… Куда ж я его брошу! – засуетилась молодая Хранительница. – Только нельзя тебе в рощу одной. Да еще ночью.

– А делать-то что? – Ак Ми Э обвязалась своим платом поплотнее. – Пускай духи сами решают! Пускай слово свое скажут!

Она выскочила в дождь, тихонько притворив тяжелую дверь.

Побежала по поселку. Главное – успеть, не опоздать. А то придет завтра Ак Ло Тан, и вдруг потянет Ак Ми Э к нему. И ведь потянется! И в несколько дней забудет все, что было. Каждый день по кусочку из памяти. И останется пустота за сердцем, и вопрос в глазах Тин Ло, и страшные, беспокойные глаза Ак Ло Тана.

Ак Ми Э вступила в рощу. С опаской, еле дыша. Дождь, казалось, превратился в холодный напиток тин-кос. Мокрые лепестки липли к коже. Тяжелая влага со знакомым ароматом стекала по лицу, и Ак Ми Э утирала ее, слизывала с губ, сама того не желая. Ох, неспроста сегодня сердце колотилось, неспроста предчувствия дурные мучили!

Нельзя тревожить ночью священный покой духов И Лай. Но Ак Ми Э пришла, прося помощи. Не к кому больше прийти. К кому же тогда, как не к ним? Она робко кралась к своему дереву, оглядываясь по сторонам. Никого не видно в темноте, только стволы деревьев то тут, то там. И все же их было много. Ак Ми Э шарахалась от теней, что мерещились каждый миг, не в силах справиться с собой, легонько расталкивала их, прокладывая себе дорогу, сама не своя от страха. Надо идти. Надо. Нельзя не идти.

Она добралась до своего тин-кос, встала рядом, увязая в скользящем под нею ковре из лепестков, обняла за холодный мокрый ствол, прижалась лбом. Расплакалась. Не было сил и слов излить свое горе, объяснить этому дереву, как ей плохо и почему так приключилось. Потому и рыдала, выливая все свои горести, и они стекали вниз по скользкой коре, смешиваясь с осенним дождем.

Дерево потеплело, потянулось к ней. Девушка приникла и слилась с ним сердцем. Как тогда. Казалось, что дождь обрушивается на нее все сильнее, сплошными потоками. Вот уже и вымокла насквозь. Она боялась открыть глаза, а дождь все крепчал. Девушке показалось, что она захлебывается. Нет под ногами земли… Ак Ми Э уцепилась за ствол, но нужды в том не было. Она сама и есть – это дерево. И несется по воле вод куда-то вдаль… Она тонет…

Пришла в себя от удара. Вскрикнула немым ртом. Вокруг темнота и вода. И еще тревога… Что там? Где она? Не было аромата тин-кос, только запах реки вокруг. Чужой реки, далекой. Это не Дун-Суй.

Ах! Ветка пронзила плоть. Чужая, не родная. Больно! А потом ее обняли руки… Знакомые, родные. Слабые, беспомощные. Она застонала, крутясь, потянулась к ним, а вода вокруг нее свивалась в тугую воронку, отрывая от этих рук. Матушка завершала свой ритуал. И Ак Ми Э крутилась в этой воронке, не в силах вылезти. Вот сейчас ветка выскользнет, эта ветка, от которой так больно, и она вернется домой… Ак Ми Э напрягалась всем телом, удерживая ее. Не уходи, не уходи, молила она, протягивая ветви ему навстречу, крутясь в водовороте, уносящем ее вдаль. Ах… Выскользнула… Но тут же упрямая ветка вонзилась вновь, крепче, надежнее, вырывая Ак Ми Э из водоворота Матушкиных заклятий. Она выплыла на поверхность, держа его за руки. Притягивая к себе. Думала ли, что еще когда-нибудь придется увидеть его, вспомнить?

Но он таял, исчезал, терял силы. Что с ним? Ак Ми Э вздрогнула… Не надо было бороться с духами, не надо их тревожить!! Она заметалась. Нет, она не может… бросить его так, вернуться… Не может. Помоги, мое дерево, помоги в последний раз, и больше ни о чем не попрошу духов И Лай! Помоги!

И снова, как тогда, она согрела его сердце, снова обняла, обвила своими ветками, не дала унестись прочь и отдалась воле волн, неся его вперед. Подальше от водоворотов и течений. Подальше от холода и боли, от того зловещего места. Домой.

Нет, ей не пройти весь путь вместе с ним. Только ждать.

Ак Ми Э очнулась, все еще хватаясь за дерево. Сделала шаг, другой непослушными ногами. Побежала, полетела домой. К сыну.

– Он вернется! – Влетела, забыв о тишине.

Сис Мя Э таращила на нее заспанные глаза. Тин Ло проснулся и помаргивал, забыв разрыдаться от того, что его тихий сон прервали. Оба глядели на Ак Ми Э.

– Он вернется, сыночек! – Ак Ми Э подхватила Тин Ло, раскачивая. – Он вернется! – целовала она сына.

Остановилась.

– Он вернется… – обернулась к Сис Мя Э, тихо опускаясь на шкуры, внезапно ослабев. – Я знаю…

Темнота.

Тай закрыл глаза, силясь вернуться в белый сад, но темнота не ушла. Нет белого сада, нет дождя из лепестков, нет аромата, будоражащего кровь. Это сон.

Вновь открыл глаза. Темнота. И жуткая тяжесть в груди, с каждым вздохом накатывавшаяся все больше.

Тай попробовал пошевелиться и тяжело закашлялся. Изнутри побежала болезненная дрожь, тяжесть навалилась так, что не двинуться. Что случилось? Он видел сад… словно опять побывал на краю. Он ходил там, среди деревьев, долго-долго, почти целую вечность. Без забот, без памяти о том, что приключилось, без боли и страха. Один. Что же выходит? Теперь он за чертой?

Вспомнил. Река. Шаграт. «Великая Гайят»… «За измену»… Все вспомнил.

Удалось-таки. Справились. Собаки!

– Эй, слышь, – тихо заколыхалось где-то рядом. Дрожащий огонек ворвался в темноту, попрыгал на фитиле, разгораясь, встал ровно.

– Ожил вроде? – Это уже с другой стороны.

Огонек приблизился. Маслянка. Тай сморщился. Какая вонь! Невозможно. Его сейчас стошнит. Он снова раскашлялся, разрезая тяжесть внутри, как ножом. «Убери», – хотел сказать, вместо того выдохнул со свистом. Горло не слушалось. Грудь тоже.

Маслянка приблизилась вместе с чьей-то рукой. Из темноты вдруг вынырнула кудлатая нечесаная голова, уставилась на Тая. У бородача тут же отобрали свечу.

– Куда ты прямо в рожу ему тычешь? – хрипловато ругалась женщина. – Не видно, что его корежит? Вот пообвыкнут глаза!…

Как тень, из тьмы возникло ее грубоватое лицо, не молодое и не старое. Нечесаные волосы в беспорядке упали на плечи, едва прикрытые рубахой. Дальше не видать, все тонет во мраке.

Это хорошо, что ожил, – шептала она, приближаясь к Таю и отводя подальше маслянку. – Хорошо… Мы-то думали…

– Мы-то… – раздалось из темноты. – Ты все это, дура! Все ныла… А поди ж ты…

– Я?! – Женщина кинулась в сторону, зашептала громко: – Это я – то?! А кто с ним тут днями-ночами глаз не смыкал?! Кто тут над ним рассиживал? Ты?! Нет, скажи! По совести скажи, морда бесстыжая! Ты?

Мужик что-то бубнил, отбиваясь. Она наступала:

– Да! Ты таскать утопленников в дом горазд! Все! Ни на что больше не годный! – закончила женщина торжествующе, не слушая ничего.

Теперь ясно. Его, похоже, вытащили где-то из Самока. Этот самый, кудлатый… Как же воняет эта маслянка! Хуже боли, хуже камня внутри, хуже… Что им стоит убрать ее?

Женщина опять нависла над Таем.

– Откудова хоть будешь? А?

Тай попробовал что-то простонать. Нет, ему нельзя сознаваться. Пока он так слаб. Они ведь сразу в лагерь помчатся, за наградой. А там, наверное, не один такой Шаграт или Табат сторожит. Да есть ли там хоть кто-то, верный ему?

– О-ох… – вздохнула женщина. – Бедолага… И сказать-то не можешь. И молодой-то какой!… Рано тебе еще… того… Ладно, поутру мой Мирна за умельцем сбегает. Тот еще не таких на ноги ставил. Кабы не он… ты б давно уж… – бормотала она.

Боевой ее задор исчез. Любопытство тоже не было удовлетворено. Только зря спохватилась среди ночи.

– Ну, что ж… Спать, что ли, давай, – зевнула. – Не денется он никуда. Раз ожил уже…

Свет потух.

К боли и бессилию прибавилось мучительное сомнение. Она сказала «мой Мирна»? Ведь так она сказала? Адья сроду таких имен не носили. Неужели он в Дэльгаре? Его занесло так далеко? Не может быть. Чего же они тогда на адья при нем говорили? Выпытать что-то хотели? И что за умельца они притащат? Невольно вспоминались мастера пыток из королевских подземелий в Чатубе. В столице о них ходили легенды. Нет, не может быть, чтобы Самок нес его до самого Дэльгара!

Утро принесло новые раздумья. Тай все-таки забылся сном, тяжелым и мучительным. Он больше не ходил по белому саду. Проваливался напрочь, без видений, даже во сне чувствуя огромный камень, навалившийся на грудь. Просыпался, пытаясь его сдвинуть, и только тут вспоминал, что это не камень. Это чей-то клинок постарался. Чей-то, кому Тай еще отомстит. Если выберется.

Он очнулся. То ли камень стал меньше от бесконечных попыток его отодвинуть, то ли ему не суждено было и в этот раз уйти в мир богов, но сегодня он даже выдавил из себя, даже выхрипел:

– Пи-ить…

Тут же услыхал чье-то шарканье.

– Ма-а! Он пи-ить просит! – оглушил его звонкий голос.

– Ну так дай! – женщина ответила откуда-то снаружи, еле слышно. – Я ми-игом!

Смешная мордашка, слишком светлая для адья, слишком широкая, наклонилась над Таем. Девчонка, лет двенадцати-тринадцати. Она поднесла деревянный черпак, и Тай жадно потянулся к нему губами. Больше вылилось, чем выпилось, но теперь ему действительно полегчало. Он даже чувствовал раненую ногу. А раньше – не тут-то было. Он попытался рассмотреть этой небольшой домик с обмазанными глиной ветхими стенами, поворачивая голову. Однако вскоре отказался. Тяжело ворочать шеей. Сразу же в груди отдается.

Женщина влетела внутрь, дав знать о себе сразу целым ливнем вопросов, на которые Тай все равно ответить не мог. Трудно, очень трудно. Ну как он? Ему лучше? Это он сам в речку свалился или сподобил кто? Он опускал веки, говоря «да», когда мог.

– Ты ведь адья? – наконец спросила она, блеснув глазами. – Из войска? Что, говорят, на Самок ушло?

Тай удивленно поднял брови, не сдержавшись. Ушло на Самок? Из ее болтовни стало ясно, что войско ушло несколько дней назад. Сколько же он провалялся?

Женщина не замедлила удовлетворить его молчаливое любопытство, сообщив несколько запоздало, что зовут ее Лифи. Она, казалось, могла и вовсе без умолку тараторить. Тай разглядывал хозяйку. Тоже светловата для истинных адья. И волосы чуть светлее, уже слегка тронутые сединой. Но дэльгарские женщины не перетягивают волос кожаными повязками поперек лба, а прячут макушку под светлый платок. И свято соблюдают этот обычай. Она не дэльгарка. Но вот имя… Да и девчонка еще посветлее, чем мать, будет.

Лифи, бегая по убогой мазанке, растирая зерно, суетясь у очага и все время окликая свою нерасторопную дочку, между делом выболтала Таю, что муж у нее рыбак. Правда, коли зимы суровые случаются, то он чем иным промышляет. Вот его полночи и донимало, что Самок, поди, раздулся от такого дождя – надо б лодку вытащить подальше на берег. Ворочался, ворочался, потом не выдержал. Кликнул Марда. Это дружок его распрекрасный, вот ведь бездельник проклятый! Нет, человек-то неплохой, что кому подмогнуть, это пожалуйста, а вот самому за ум взяться… Вот и перебивается, чем можно. Там наймется, здесь. А когда прижмет, приходит и у них одалживается. А Мирпа ее – он что… завсегда готов дружку в помощь. А чем они помощники тому Марду, сами еле держатся. С тех пор, как старшенький сгинул… Да эти прохвосты сбежали. Из родного-то дома!… Надо ж такому случиться! Ах они бездельники! Ах неблагодарные! Она ж растила их, растила, с такой вот кровинушки!

Девчонка попробовала было заступиться за братьев, но мать тут же шикнула, опасливо косясь на Тая. Даже подбежала ближе, глянула внимательно. А он и не слышал, что там девчонка брякнула.

Так вот, они-то Тая и углядели, Мирпа ее с дружком со своим. Валялся утопленник прямехонько возле лодки. В воде. Они уж хотели дальше в речку спихнуть. Ну, на что нам утопленник-то? Знак плохой от богов. А утопленник возьми да руку и закинь, а в руке кинжал здоровенный, он его в лодку и всадил со всей мочи, вцепился и снова затих. Как неживой.

Тут уж они, понятное дело, спихивать его не стали, богов гневить, потащили в дом. Боги такого не прощают. Тут Лифи разохалась, расписывая, уж как она избоялась вся. Утопленник-то – из воинов адья, ясное дело. Да человек небедный. Ну, как что приключилось бы! Вдруг бы не выдюжил! А вдруг его бы тут нашли, у Мирпы в доме, с проткнутой грудью да кровавой пеной на губах! Пристукнули бы и Мирпу злосчастного, и ее, и девочку их, разбираться б не стали. Рассказывай потом, как из реки вылавливали! А Мард, хоть и непутевый, молодцом оказался, тоже ни словечка не уронил.

Тай начинал хоть что-то соображать. Он все еще в Шайтьяре, но близко к Дэльгару, очень близко, не так далеко от Широкой Ущелины, которую и охраняет крепость Самок. Не понял только, кто бы пристукнул его невольных спасителей. Воины адья? Кто бы стал искать айэта, свалившегося в реку, даже знатного? Или рыбаки узнали его? Точно ведь карманы обшарили. Да и на клинке – знак Кальги, хоть его здесь вряд ли кто узнает. Кто тогда? Сюда наверняка забредают мятежники… Или Лифи его попросту заговаривает, пока дэльгарцы уже мчатся сюда во весь опор?

Вскоре явился и Мирпа, привел с собой какого-то старичка, древнего, как камни Чатубы. Или нет, еще древнее, как камни Линсэрэя – столицы линсов. Еле шел. Опустился с трудом рядом с Таем. Пощупал там-сям, причиняя неимоверную боль, пошамкал беззубым ртом, покачался, закрыв глаза. Ну, прямо как Старшая Хранительница вельдов, когда со своими духами разговаривает. Достал из котомки какой-то вонючий горшок, от запаха которого у Тая просто все внутри перевернуло. Несмотря на неуклюжие попытки раненого уклониться, старик вместе с Лифи раздели его, обмазали грудь и ногу чем-то липким, дурно пахнущим. Где же сейчас Ак Ми Э со своими отварами, чистым светлым полотном, холодящим кожу, и теплыми, заботливыми пальчиками? Его перевернули, как мешок, и Тай застонал. Вымазали заодно и спину. Насквозь прошло.

Старик что-то забормотал по-своему. Тай прислушался сквозь дурноту. Не по-дэльгарски. Он хоть чуть-чуть, да знает. Совсем другие слова. А от адья – еще дальше.

– Слышишь? Говорит, что счастливый ты от рождения. Своими богами, верно, меченный, – трогал Мирпа Тая, озверевшего от этих издевательств, за плечо. – Говорит, не думал, что живой будешь. Теперь будешь, уж точно. Сильный ты. Вычухаешься, стало быть. Слышь? Али захирел совсем? Слышишь? – Тай устало опустил веки. – А раз уж он говорит, то разумеет. Это ж такой умелец! Ему лет уж! Ух! А людей на ноги подымал! Не перечесть! А про тебя раньше говорил: не верю, что оклемается, дескать. Дивится теперь не хуже нашего!

«И на том спасибо», – Тай в раздражении ждал, когда этот умелец уберется.

Каково ж было его возмущение, когда старик наконец испарился, но оставил ценный горшок с вонючим липким варевом, приказав смазывать каждый день поутру раны Тая. Чтобы чего нехорошего не приключилось, с восторгом повторял за ним Мирпа. Вот кабы не это снадобье… Таю пришлось покориться. В местной округе старик, по всей видимости, был самым известным знахарем. Где тут лекаря возьмешь?

Каждый день худенькая девчонка по имени Лели натирала его этой гадостью. Старательно кормила рыбной похлебкой, прибегала по первому зову, стоило только кликнуть. Просиживала б целыми днями, если бы мать не гоняла туда-сюда. Это она, понял Тай, а не Лифи, с самого начала денно и нощно заботилась об «утопленнике». Она стерегла его дыхание. Она то и дело посматривала в его сторону восхищенными глазами, еще совсем детскими. Для нее не река принесла Тая в их серую жизнь, а сами боги постарались.

Медленно, но верно жуткое снадобье делало свое дело. Тай вскоре задышал ровнее, заговорил без натуги, потом зашевелился и, наконец, сел.

В дверь и прикрытые какими-то тряпками окна уже тем временем затягивало пронизывающий сырой холодный воздух. Осень поворачивала за свою середину. В убогой мазанке царили те же гости – холод и сырость, даже горящий очаг не спасал. Да и горел-то он не всегда. Лели кутала Тая во все, что могла найти лишнего. Он ведь такой слабый!

У девчонки Тай и выспросил многое из того, о чем молчала, несмотря на всю свою словоохотливость, ее мать. Отцом вечно озабоченной Лифи был адья, а матерью – дэльгарка. Бот откуда у них у всех такая светлая кожа!

«Ты же никому не расскажешь? Никому? А то мне так влетит!» – спрашивала девочка, не в силах устоять перед настойчивыми просьбами и глазами Тая. Он важно кивал в ответ, клялся богами Адья. Она смущалась отчего-то. Только потом он понял. Лели не было дела до его богов. Бабка ее, дэльгарка, умерла всего год назад. Вот она-то и смущала покой маленькой Лели. Она и братьев ее стропалила. Как пять-шесть лет назад пошло… все это в Дэльгаре, так братьев и след простыл. А ведь младший-то из двух не намного больше Лели был тогда…

А вот Двин, самый старший, отцовский любимец, и ухом не вел. Он весь в отца был, добрый, сильный, только… спокойный какой-то. Он бабку не слушал. В богов ее не верил. Смеялся даже. Так смеялся, что та как-то в гневе его прокляла. Вот и умерли они один за одним. И нескольких дней не прошло, как Двин утонул. Упал, в сети запутался, да и сгинул на мелководье. Лифи своей матери чуть глаза не выцарапала тогда. А что толку? Не воротишь. Вот бабка Лели и отправилась за ним скорехонько.

Как помощи отцу не стало, так они и обеднели вконец. Бывает, что и есть нечего, особо по зиме.

Тая принялась мучить совесть. Теперь понятно, чего Лифи ворчит то и дело, чего косится. Старику с его вонючей мазью, оказалось, платить не надо. Но все равно лишний рот, когда и самим нечего есть. Те несколько золотых, что по счастью оказались в его поясе, Тай отдал Мирпе сразу же, но хозяйка ждала от богатого адья куда большего, однако затеваться со знатным «утопленником» всерьез боялась. Тай рассмотрел все то, что у него осталось. Не много и не мало. Кинжал, что рыбак с его женой почему-то не тронули, печатка, цепь осталась на шее со знаком Кальги, та самая, что уже пригодилась этим летом. С виду простая, но драгоценного беленого золота. Хватит, чтобы добраться…

Он обрывал себя каждый раз, едва только задумывался об этом. Но с каждым днем мысль о мести своим убийцам уплывала все дальше вместе с волнами Самока. Тая Кальги, похоже, никто не искал. Лели тайком справлялась об этом в округе, тайком от отца и матери прислушивалась к разговорам, присматривалась к дозорам: не расспрашивают ли воины адья про знатного айэта. Кругом было насколько спокойно, насколько может быть на меже Шайтьяра и Дэльгара, где адья вечно спорят с дэльгарцами, чья искони эта земля.

Значит, для всех он мертв. Мертв для Гайят – кто бы на месте убийц, посланных ею, подумал иное, увидав, как тяжело раненный утонул в реке? Для отца тоже мертв – тому сейчас и вовсе не до того. Он озабочен новым наследником трона Адья Тэрэк. Вести о скором супружеском союзе между Архалом Кальги и новой Правительницей дошли даже до этой глуши.

Так стоит ли возвращаться во дворец Кальги? В Чатубу? В мятежный Дэльгар? Даже в Альдьяш, знакомый с рождения? Что там осталось, чтобы так им дорожить?

А вот на востоке…

Раньше Тай не мог и помыслить о том, чтобы возвратиться в Землю «вечерних звезд». Что вообразит себе Правитель, если он снарядится в обратный путь? И это после всех тех сказок, которые Тай перед ним нагромоздил. А Гайят? Она ведь не глупее своего отца. И даже Архал Кальги принялся бы следить за ним, если бы Таю вздумалось вновь отправиться через Великие Леса. Он упустил сына в прошлый раз и теперь не повторил бы этой ошибки вновь.

Но сейчас… когда Тай опять мертв… ему часто вспоминается далекая река Амма, что показывал на карте посланник Лементо. Амма, что так похожа на Дун-Суй, около которого примостился поселок И Лай. Да, Таю не преодолеть в одиночку путь через Великие Леса. Но если идти вдоль русла Аммы, как знать… пусть даже не одну сотню таржей. Он уже прошел леса с запада на восток, с востока на запад. Почему не попытаться с юга на север?

И Тай все реже думал о возвращении во дворец Кальги и все больше рвался к далекому восточному берегу, куда впадает широкая лента Аммы. Где его ждут. Он обещал вернуться.

Однажды Тай решился. «Нечего больше ждать, я возвращаюсь», – глянул он в скудный очаг, куда Лели подкидывала тощие кирпичики навоза. Он уже достаточно оправился. Грудь только до сих пор болит. Но ведь это не пройдет, всю жизнь мучить будет. А для конной дороги он уже готов. Знакомая тень тихонько проскользнула в худые двери вместе с вошедшим Мирпой. Хвостатый друг, которого Тай не видел со дня смерти Хаадида. Почему он то уходит, то возвращается? Почему бросил его на плоту? Почему не предупредил, не уберег? Или есть мгновения, когда тени уходят, предоставляя людей своей судьбе?

Как бы то ни было, но он вернулся. Значит, пора. В дороге будет не так скучно.

Но прежде надо было отблагодарить своих спасителей. Даже сварливую Лифи, которой он уже порядком надоел, что она и показывала с превеликим удовольствием, как только подвернется случай. Да и время пришло уходить вместе с мокрыми снегами и ужасающими дэльгарскими туманами.

– Послушай, Мирпа, – сказал как-то Тай хозяину дома. – Мне уходить надо.

Тот покладисто кивнул, с облегчением, конечно, но и не обрадовался безмерно. Лишний рот долой с их шеи – это да. А словом с кем теперь перемолвиться, кроме Лифи? Дружок его «бездельный» подался куда-то на заработки. А люди вокруг сейчас ох и вызверились друг на друга. Все волками глядят. В селениях окрест – все больше дэльгарцы. Бедному Мирпе не позавидуешь: хоть имя у него местное, нутро-то его все равно видать. Уж несколько лет, как только терпят его здесь, и то из-за жены да из-за сыновей-мятежников больше.

– Что ж, – ответил рыбак, – пора. Давно уж пора.

– Скажи мне, Мирпа… благодарен тебе буду, если ответишь. Ты почему меня тогда к себе приволок? Почему в речку не скинул?

Мирпа вздрогнул.

– Как же можно? Коли боги жизнью подарили, что ж я? Да супротив?…

Он потер шею, в изумлении глядя на Тая.

– Может, и меня кто подберет, коли доведется где-то под забором свалиться…

Странное дело. Вроде и адья, а как дэльгарец говорит.

– А почему… не обижайся, Мирпа… кинжал мой не подобрал… тогда… на берегу? Да и кроме того?

Рыбак перестал чесаться, испуганно хлопнул глазами.

– Что ж я… Я и не думал даже, – клялся он, – богами клянусь, дочкой своей, единым дитятком, последним! Чем угодно!

Чем больше клялся, тем больше затаенное лезло наружу. Ох, хотелось! Да винить его не в чем. Любой другой бы обобрал да выкинул в реку. Этот – нет.

– Да и темно там было, – ерзая, добавил Мирпа.

Тай чуть не расхохотался. Не заприметил сразу рыбак, какую ценность нашел. Или не понял сразу. А потом не решился. Когда утопленник ожил.

Мирпа придвинулся, прошептал, как будто боялся, что кто-нибудь услышит:

– Нельзя забирать… хоть что… у того, кто наглой смертью помер. Сам сгинешь! Бывало уж, видывали, не надо нам, – вздохнул облегченно.

Тай усмехнулся.

– Раз уж я не помер… наглой смертью…

Он раскрыл ладонь. Там красовался «камень крови», большой, один из двух, что Тай с таким трудом выколупал ножом из рукояти своего кинжала. Два таких камня украшали рукоять с двух сторон. Подарок отца. Архал подарил его Таю взамен потерянного в схватке в Дайчане в знак своей великой радости по случаю возвращения сына в Чатубу. Куда уж бедному Мирпе знать, но за этот кинжал можно было купить обе маленькие рыбацкие деревеньки у берега Самока. И его хижину на отшибе в придачу. И еще осталось бы, наверное, немало. Кто ж за такую нищенскую радость много отвалит?

– Вот тебе в уплату моего долга, Мирпа. Только, гляди, не продешеви. За один такой камень, наверное, обе соседние деревушки купить можно, если они так малы, как ты рассказывал.

Рыбак, ожидая подвоха, поглядывал то на Тая, то на ладонь, где красовался драгоценный камень, мялся. Облизывал губы, но взять не решался. Тай сам вложил его в вялую ладонь Мирпы. Тот сразу крепко сжал свое добро.

– Только торговца найди надежного, – наставлял Тай. -

Да сразу не показывай, что у тебя. А то потеряешь камень. А может, и еще что-нибудь подороже потеряешь. Ясно? Мирпа только ошеломленно кивал, не слушая.

– Ладно, потом, – Тай махнул рукой. – Ты меня незаметно в город сможешь переправить?

Тот вновь почесался.

– Попробуем.

– Нет. Лучше не надо. Возьми это, – Тай дал ему несколько кусочков своей золотой цепи, что когда-то красовалась у него на шее. – Лучше сам съезди. Сможешь пристроить?

– Попробуем, – повторил рыбак.

– Это беленое золото. Но ты можешь продать как простое, если случая хорошего не подвернется. Я не в обиде буду. Главное, раздобудь мне одежду другую, попроще. Только теплую. Коня выносливого, но неприметного. Здесь должно хватить. Оставь у надежного человека. Ты там знаешь кого-нибудь?

– В Урше? Многих знаю.

– Вот и найди кого-нибудь, кто болтать не будет. И его отблагодарю. Так и скажи. И лавку оружейную укажешь. Да узнай там, какие вести есть из Дэльгара… Любопытно мне…

Тай отвернулся. Все время он украдкой следил, не появляются ли на теле черные пятна. К концу осени уже бояться перестал. Отец вместе с Великой Гайят то ли не решились спустить в Самок черное поветрие, то ли нужда не пришла, а это значит, что линсы и так надолго завязли в Виктии да в Дэльгаре. Но придет новая весна, новое лето, а с ним, может статься, и черное поветрие. И эти люди возле самого Самока: простоватый Мирпа, сварливая, не в меру болтливая Лифи и маленькая Лели, что разве только не молилась на Тая, – все они угаснут в муках, подобно Хаадиду, истекая кровавым потом. И еще многие сверх того. Но что он может сделать? Если он скажет хоть слово дэльгарцам, если разбросает семена черных мыслей Хаадида вокруг, то задыхаться от черного поветрия будет не только эта земля, но и Адья Тэрэк. И на его совести окажется вдвое больше жизней. А если не скажет? То только эти?

А вести из Дэльгара приходили одна хуже другой. Войска линсов и адья встали там надолго, рассказывал Мирпа, вернувшись из города с новой одеждой. Клочки земли переходили из рук в руки, так и не доставаясь никому. Крестьяне целыми селами бежали к границам, кто – поближе к адья, кто – к Линзору под крыло. Самок выжжен почти дотла, одни руины.

– Ну что эти дэльгарцы встали насмерть против нас! Что им надо?! – в сердцах воскликнул Тай, слушая Мирпу. – Неужели им будет лучше, когда Дэльгар захватят проклятые линсы?

Тот крутанул головой, насупился.

– Нам все одно – пропадать тут. Что линсы, что адья – все одно. Никто и не подумает, а мы ведь тут того… живем! Мы… Нам бы тут ни тех да ни других! Кабы все они… Эх, – рыбак рубанул рукой по грязной столешнице, уже не страшась воина адья, сидевшего подле него, – да чего тут!…

Тай тупо глядел на Мирпу.

«Никто не думает, что мы там живем, – так говорила когда-то Ак Ми Э. – Наша земля – это только Земля «вечерних звезд».

А чем дэльгарцы хуже вельдов? Почему то, что проще всего, так редко стучится в голову, отягощенную многими мыслями?

Поздно ночью Тай покинул домишко рыбака, и к утру они вместе вошли в ворота Урша. Тай не стал тратить времени даром да понапрасну мелькать на улицах, чтобы не приняли за беглого. Оделся неприметным торговцем. Задержался только в оружейной лавке, и то прикупил что попроще, чтобы в глаза не бросаться.

Так он начал путь на юг, к границам обширного Морского Союза, далеко вытянувшегося по побережью. Путь, пролегавший через владения клана Лимаи и город Кленке, где обитал достойный торговец Лементо.

Тай не зря выбрал эту дорогу, рассчитывая на помощь посланника. Золота у него осталось немного. Второй «камень крови» он решил сохранить как залог, как жертву духам вельдов. Если он дойдет до цели, то подарит его Ак Ми Э. Пусть увидит, что такое, настоящая «вечерняя звезда», безупречная, сверкающая всеми гранями, алая, как кровь. Пусть узнает, как он хотел вернуться, как жаждал встречи!

Он бежал из Адья Тэрэк. Так же быстро, как и возвращался всего полгода назад.

Зима, казалось, шла на убыль. На самом же деле это Тай удалялся к югу. В Земле Адья, наверное, свирепствовали холода, тогда как его конь попирал копытами чахлую зеленую травку. Тут было пронзительно, сыро, туманно, тут все было по-другому.

Уже во владениях Морского Союза ему, сказавшемуся наемником из адья, удалось пристать к большому торговому обозу, державшему путь в земли, принадлежащие клану Лимаи. До Кленке оттуда всего несколько дней пути. Обоз двигался из Линзора, но в приграничье его, как водится, сурово потрепали бродяги, прежде чем удалось их отогнать. Старший торговец долго приглядывался к Таю, позвал двух своих охранителей, проверил его умение. Раны к тому времени пропали почти без следа, лишь легкая тяжесть заставляла его временами припадать на раненую ногу. Но и это пройдет. Однако если б не нужда в людях, торговец ни за что не взял бы адья. Таю везло, словно сама судьба гнала его, не даруя других неприятностей, кроме легких дорожных стычек да бурчанья надоедливых торговцев.

Прибыв в Кленке, красивый высокостенный город на берегу полноводной реки, несколькими таржами ниже впадавшей в бескрайние моря, о которых он был наслышан, но не видел никогда, Тай уже знал достаточно, чтобы выспросить, где находится дом Лементо, третьего из Столпов клана Лимаи. Нет, здесь все было не так, как будто мир смешался. Разная речь, разные люди, постоянно толпившиеся на улицах, как будто дела другого нет. Казалось, тут торговали все, даже дети на каждом шагу старались всучить ему какую-то диковинку, требуя за нее непомерную плату. Всюду отчаянно и азартно спорили, ругаясь и ударяя по рукам. Чувствуя, как разбухает голова от этого чужого незнакомого гвалта, Тай проталкивался вперед, молясь богам, чтобы посланник оказался не в отъезде.

Боги не подвели, еще раз явив свое благоволение. Лементо не оказалось дома, но он был в городе, встречал в гавани свои корабли. Несказанно удивился, когда, вернувшись, увидел молодого Кальги, однако принял Тая у себя со всем почетом, как полагалось встретить знатного айэта. Выслушал внимательно просьбу.

Он далек от того, говорил Тай, чтобы напоминать что-либо уважаемому им торговцу Лементо. Скорее, он хотел бы просить о дружеской услуге или же о помощи. Хотя, признался Тай, он вряд ли сможет когда-нибудь отблагодарить торговца, поскольку намерен покинуть не только Адья Тэрэк, но и Морской Союз. И больше не возвращаться.