Текст книги "Земля вечерних звёзд"

Автор книги: Людмила Минич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

– Властитель, я позову лекаря…

– Стой, Таржид, – Хаадид сгоряча даже не почувствовал боли, – у меня на теле немало таких царапин. Гайят возвращается?

В голосе Правителя все еще звенела злость, но он поборол себя. Аккуратно снял меч Адидов со стены, всмотрелся в лезвие, обагренное его кровью.

– Кровь Сэмержи… – прошептал он так тихо, что Советник придвинулся поближе, не расслышав последних слов повелителя Земли Адья.

Хаадид устремился вперед, сделав глубокий выпад, Таржид отшатнулся.

– Кровь Сэмержи, – уже громче повторил Правитель, – ты видишь, Таржид? Это моя и твоя кровь! И всей Адья… Этот меч видел много крови… наших врагов, врагов адья, а теперь на нем кровь Сэмержи. Что это значит, Таржид?

Он уставился на Советника.

– Не знаю, мой властитель. – Таржид не понимал, к чему клонит Хаадид. – Может, это значит, что приближаются нелегкие времена для Королевского Рода?

– Да… – протянул Правитель. – Каждый раз, желая поддержки, я приходил сюда, Таржид… К силе моих предков, на которой всегда стояла моя земля, – к их оружию. Знаешь, для чего? Чтобы напиться их силы, чтобы умножить уверенность в моей мощи, в мощи всей Земли Адья! А теперь этот славный меч возжаждал моей крови, крови Сэмержи. Это знак, что посылают боги Адья. Сэмержи стали сами себе врагами. Если я не остановлю это безумие, Таржид, капля превратится в потоки, реки крови. Крови Сэмержи…

Он уставился на меч, со вниманием разглядывая уже запекшиеся следы на лезвии.

– Кто осмелится выступить против Сэмержи? – Таржид побледнел, опасаясь, что Правителю известно, как более года назад он предупредил Ранжина Кайя о том, что молодому Кальги предстоит сделаться мужем Гайят.

– Мы сами, только мы сами, – зловеще изрек Хаадид, приближаясь к Первому Советнику с окровавленным мечом.

Старик вжался в стену, стараясь не выказывать столь явных признаков слабости, как дрожь, но мертвенная бледность уже полностью овладела его лицом.

– Гайят по возвращении будет водворена во дворце, – Правитель рубанул воздух мечом. – Никаких поездок, ни шагу за дворцовые ворота. Пусть принимает гостей в своих покоях. Я приставлю к ней надежных и проверенных людей, и они будут следить за каждым ее шагом.

– Но, властитель, Гайят будет требовать отчета…

– Я не должен давать отчет своей дочери! – оборвал Правитель. – Тем более что я забочусь о ее же безопасности. Несколько дней назад мои люди случайно обнаружили в ее покоях змею. Этой ночью охрана поймала человека, пытавшегося перебраться через дворцовую стену. Из него выбили правду очень скоро. Он собирался причинить вред моей дочери.

– Но кто бы мог действовать столь безрассудно? Стража на стенах всегда бдительна… А стража во дворце и вовсе…

– Линсы, проклятые линсы, – протянул Хаадид, окончательно успокаиваясь, – этот предатель признался перед смертью. Линсы думают, что адья столь тупы, столь уверенны у себя в столице, потому и испробовали такой глупый способ.

– Однако так мы покажем, что боимся их! Что, если они хотели устрашить нас?,

– Я сказал, что Гайят будет оставаться во дворце, и она останется! – мрачно отрезал Хаадид. – Мне слишком дорога моя дочь, чтобы из-за страха потерять лицо перед Римафеи я стал рисковать ею.

– Но сама Гайят будет недовольна… Это похоже на заточение…

– Ничего, – холодно уронил Хаадид, – ей придется привыкнуть. Пока еще я Правитель Адья Тэрэк. И делаю то, что считаю нужным для безопасности наследницы трона Сэмержи. Сегодня же отдам распоряжения Тижу. Пусть подберет людей.

Таржид молча раздумывал над словами Правителя. Похоже, над головой наследницы собиралась настоящая гроза, целый ураган, как тот, что три дня назад пронесся над степью. Если бы хоть что-то из того, что поведал сейчас Хаадид о коварных замыслах линсов, было правдой, если бы на дворцовой стене поймали злоумышленника или обнаружили змею в покоях Гайят, Таржид разглядел бы суету во дворце. Ту самую незаметную суету, которую он мастер примечать. Да и беспокойства о здоровье и жизни дочери в голосе у Правителя было не больше, чем отеческой ласки и нежности. Советник сделал попытку разузнать больше.

– А как же Адижа? – спросил он. – Разве она не подвергается опасности наравне с Гайят?

Король уже спокойно вернул меч на стену, словно принятое решение избавило его не только от гнева, но и от тяжкого бремени.

– Речь не идет об Адиже. Линсы злоумышляли только против Гайят, стремясь лишить трон Адья Тэрэк наследства.

Даже человек менее проницательный, чем старый Таржид, заметил бы, как осветилось лицо Хаадида, с какой нежностью он упомянул младшую дочь. Если так пойдет и дальше… Кажется, что Правитель вот-вот изменит порядок этого самого наследства. Здесь он в своем праве. Ведь у него две законные дочери, наследницы Сэмержи. В своем праве, пока жив. Но после смерти… Гайят не подарит сестре трона Адидов, тем более что она настоящая Правительница, тень Великой Гайят. Адья Тэрэк погрязнет в войне между дочерями Хаадида, и линсы приберут ее к рукам, если не сделают этого раньше. Нет, Правитель Хаадид дальновиден и не допустит этого. Тогда что? Что он намерен делать?

– Что там с Кайя? – поинтересовался король, придя в необыкновенно хорошее для последнего времени расположение. Впервые от сердца отлегла ярость, терзавшая его беспрестанно.

Таржид заторопился.

– Единственно из-за возмущения непомерными условиями Кальги я принял сегодня Кайя. Всех троих. Они говорят от имени трех главных ветвей. Они готовы дать все то же, что и Кальги, даже больше, если это понадобится для победы над линсами. И условия их гораздо скромнее, мой властитель…

– Они не в состоянии дать столько же, сколько Кальги и Ардэжи, вместе взятые, – презрительно прервал Хаадид.

– Едва Правитель согласится хотя бы выслушать Кайя… просто принять и выслушать… как их сразу поддержит род Тайрэк, четвертый из столпов Адья Тэрэк. Он выжидает. Кайя сейчас в опале, потому он не выступает открыто. Всегда поддерживал Кайя против Кальги, а теперь выжидает. Мой властитель, их условия просто смешны по сравнению с тем, что хочет Архал!

И Таржид, пользуясь неожиданным спокойствием повелителя, коротко поведал о предложениях Кайя, действительно куда более скромных.

– Нет, Таржид, – досада опять прорезалась в словах Хаадида, – я не приму их помощи! Они будут падать все ниже и ниже, пока не упадут в ту яму, которую сами себе старательно вырыли.

– Пусть падают, мой властитель, – ловко подхватил старик, – хоть мне и неведомо, чем Кайя так прогневали Правителя Адья Тэрэк. Пусть падают, но потом… когда мы выиграем эту войну. Возможно, потом мы найдем способ наполнить казну, но не теперь. А сейчас приличествует ли нам отказываться от золотых гор, что они готовы отдать на благо Адья Тэрэк?

– Я не глупец, Таржид, – король хмыкнул.

Хитроумный старик добился своего. Правитель раздумывал над его словами, не рыча и плюясь слюной. Он думал, а когда он думал, то рассуждал всегда неспешно и здраво.

– Если я одержу победу благодаря Кайя, это станет их возвышением. А я хочу, чтобы род их исчез, чтобы с каждым годом медленно, но верно он опускался в забвение и бесславие. Я имею дело с Архалом не потому, что выделяю Кальги. Он и так слишком рискует, пытаясь взять меня за горло! – Хаадид помрачнел.

– Как бы он не взял за горло всю Чатубу, – озабоченно подбросил Советник.

– Что? – Правитель вскинул глаза на старика.

– Опала Кайя стала возвышением для Кальги. За военными заботами властителю недостает времени окинуть взглядом то, что происходит сейчас в Чатубе. Но я не смею…

– Говори! – приказал Хаадид.

– Трон Сэмержи стоял незыблемо последних несколько поколений во многом лишь потому, что на него никто не мог покуситься, ибо это значило равняться славой с родом Сэмержи. Равняться или пасть. А кто может сравниться? Наиболее сильные, кто мог бы усомниться в праве нашего рода, погрязли в своей борьбе – за благоволение властителей на троне. Я стар и видел многое еще при Тайадиде, отце моего властителя, верно служил ему. Порой он говорил мне: «Нельзя, Таржид, чтобы хоть один из столпов, подпирающих наш трон, сравнялся высотой даже с первой ступенью его подножия. Тогда ему захочется большего, ведь с такой высоты большее покажется достижимым».

– К чему ты клонишь? – Правитель Адья Тэрэк мрачнел, слушая Советника.

– Никогда еще, а за последний десяток лет уж точно, род Кайя не подвергался такому унижению. Ранжин Кайя пропал, ослабив этим главную ветвь, и они начали грызться между собой за первенство. Кому они сейчас опасны, если между ними и так разброд? Опала без явственных для всех причин, в кою их вверг мой властитель, накрыла и без того потерянных Кайя. Все в Чатубе предвидят их скорое падение. Но что творится на другой чаше весов? Архал Кальги вернулся вовремя, чтобы вместо Ранжина ухватить все паучьи нити в Чатубе в свои руки. Благодаря падению Кайя и хитрости Архала Кальги поднялись неимоверно, подминая остальных. Не зря к ним примкнули даже Ардэжи, всегда державшие свою, отдельную от всех руку! Разве это не знак, что пора их обуздать? Разве не потому Архал так обнаглел, что готов схватить Сэмержи за горло, коварно пользуясь атакой Линзора, пользуясь черной бедой для всей Земли Адья? Разве в том его долг, разве такая опора нужна трону? Если принять его условия, он станет выше, намного выше всех остальных… и подножия трона Адидов. Мой властитель! В Чатубе поговаривают, и не зря, я полагаю, о планах Кальги! О том, что Архал уже точит зубы на наследницу трона. Не знаю, на которую. А для сына или для себя самого – известно одному Кайятрэ.

С каждым словом Таржида Правитель хмурился все больше. Слова старика казались на редкость справедливыми. Кальги действительно обнаглел. Не потому ли, что уже почувствовал на голове тяжесть Короны Адидов? И правда, сладострастно уничтожая Кайя, Хаадид выпустил из виду, что помогает стремительному возвышению Кальги. И когда зайдет речь о замужестве его Адижи, может статься так, что… некому будет оспаривать эту честь у Кальги. Притом у старшего, а не у младшего, потому что нет больше Тая. А оставлять Адижу на троне вместе с Архалом…

Правитель провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая с глаз пелену. Но ведь для того, чтобы умерить возрастающую мощь Кальги, он снова должен возвысить Кайя!

Нет! Они падут!

Он сжал кулаки. Если принять условия Кальги, война вознесет их еще выше. Гораздо выше подножия трона. Архал в тех же летах, что и Хаадид… Станет ли он ждать его смерти?

Правителя бросило в холодный пот.

– Напомни, что там предлагают Кайя…

Таржид с готовностью пересказал все сызнова, представляя Кайя в наиболее выгодном свете, беспрестанно расхваливая и так очевидные преимущества.

Да, это означало возвышение Кайя, и даже временное, оно терзало Правителя Адья Тэрэк… Но есть ли у него выбор?

– Я подумаю, – резко бросил он Таржиду и вышел из тесной оружейной, увлекая взглядом за собой и старика.

Ему надо было отдохнуть от тяжести королевского бремени, и Правитель устремился в покои Адижи, что день ото дня радовала его своими успехами. Да, в младшей дочери ему тоже чудились большие задатки, кровь Сэмержи не могла превратиться в воду, слишком она сильна. Адижа сможет стать настоящей Правительницей, когда подрастет. Но время еще есть. Ведь он не собирается умирать уже завтра.

Ак Ми Э баюкала сына, раскачивая корзинку, тихонько напевая в кромешной темноте, как вдруг что-то оборвалось внутри. Он ушел, поняла девушка, ушел в свою Землю Адья, его покинули все, и даже Сие, последняя веточка к Ак Ми Э. Ушел и не вернется никогда. В это самое время Тай направил свои шаги к далеким холмам в степи, подвластной квирайя. Там Только сгустилась тьма, а здесь, в Земле «вечерних звезд», уже царила ночь.

Девушка склонилась, поцеловала Тин Ло. Ей нельзя жаловаться, нельзя себя жалеть. Ее Тай теперь совсем один, а у нее остался малыш. Его малыш. Маленький Тин Ло, которому никогда не увидеть своего отца.

– Завтра мы пойдем в рощу тин-кос, – пропела она, отвлекая себя от нехороших мыслей. – И ты увидишь дерево, свое прекрасное дерево… И тогда узнаешь, где твой дом… Там, где растет прекрасное белое дерево… Там, где оно разбросает ветви, там, где ты будешь плакать и смеяться, мой Тин Ло… Там ты встретишь отца. Он тоже там бывал, у белого дерева… В мечтах он не сможет не вернуться, коль бывал хоть раз… И встретит маленького Тин Ло… Тин Ло…

Головка ее склонилась, она свернулась в комочек рядом с широкой плетеной корзиной, сладко зевнула, все еще продолжая покачивать ее рукой, и нырнула в сон, так и не отпустив края плетеной колыбельки.

Прободрствовав полночи, она проснулась рано, до света. Зажгла очаг, достала мешочек с припрятанной для сегодняшнего дня мукой, освященной Матушкой, принялась за тесто, то и дело подбегая к сыну. Обычно такой спокойный, сегодня он как будто чувствовал, что должно случиться что-то важное, и плакал, плакал, плакал беспрестанно. Не по отцу ли? День, посвященный духам, ни для кого не проходит бесследно, даже для дитя неразумного.

Она испекла хлебы и вспомнила, как Тай называл их «большими лепешками»'. Он говорил, что это не хлеб, настоящий хлеб пекут только в Адья Тэрэк. Ему так не хватало этого хлеба, которого Ак Ми Э в жизни никогда не пробовала! Какой он, должно быть, вкусный, необыкновенный, если Тай так тосковал по простой еде!

Раз за разом девушка принялась вздыхать, но тут же строго одернула себя. Не тот сегодня день, чтобы вздыхать. Радостный день…

Покончив с делами и увязав все приготовленное в узел, она выглянула в окошко. Еще не время. Солнце уже поднялось над деревьями, но Сис Мя Э придет не скоро. А может, Матушка даже Су Ин пришлет? Слишком уж много ее Тин Ло теперь для Рода значит. Ак Ми Э ведь знает, как все шептались по углам, когда она на сносях ходила! Сын чужака! Чужая кровь…

А теперь, едва завидев Ак Ми Э, бредущую с младенцем на руках, приветливо кивают, светлеют лицами. Спрашивают, как Тин Ло, что он, здоров ли, ничего ли ей не нужно. Теперь их берегут, как на родине у Тая берегли бы самую большую «вечернюю звезду». Теперь лучатся улыбками. А вот Ак Ми Э не хочется в ответ улыбаться. Раньше за одно приветливое слово все бы отдала, теперь даже простой улыбки жалко, потому что не сердце улыбается, а только рот тянется в стороны.

Тин Ло, наевшись и наплакавшись, вдруг неожиданно крепко заснул, и Ак Ми Э вышла на крыльцо. Отошла, оставив дверь приотворенной, присела на травке, подставляя солнцу лицо. Жаркие лучи уходящего лета сморили девушку, и она, сама того не заметив, склонилась, опустилась на траву. И тут же вскочила. Ее щека встретила не шелковистую мягкую зелень, а чью-то грубую ладонь.

– Ак Ло Тан! – Она зажала себе рот, прислушалась и, не расслышав тревожных криков из-за полуоткрытой двери своей избушки, заговорила куда тише. – Ты же испугал меня до смерти!

Он улыбался. Как и все в И Лай, но по-другому. Уж лучше б так, как все… Подкрался тихо, уселся рядом, она и не заметила. А теперь чему-то радовался, протягивая ей белые звездочки полевого света, собранные в соседней лощине, недалеко от поселка.

– Не надо. Не приноси их больше. – Она хотела подняться и скрыться в домике, но охотник удержал ее за руку.

– Не уходи, Ак Ми Э. Я ведь все равно сидеть буду у дверей, пока разговора между нас не получится, – шутливо пригрозил он.

– Не получится. – Ак Ми Э еще раз попыталась приподняться, но он сжал руку крепко, и не думая отпускать девушку.

Опять этот огонек! Мелькнул и погас в глубине его глаз, но Ак Ми Э уже видела его, уже знает.

– Чего ты хочешь? – спросила только. – Все уже давно переговорено. А от лишних слов дела не будет.

– Хочу, чтобы цветы взяла, – охотник улыбался, как будто не понимал ее недовольства.

– Ну зачем ты их носишь все время, Ак Ло Тан? Они вянут у моего порога, а могли бы расти и радовать…

– А ты возьми их, и они не завянут у твоего порога.

Девушка вздохнула, едва заметно пошевелила рукой, пробуя. Его пальцы напряглись, готовясь в любой миг угадать рывок. Что ж, она не станет ходить вокруг да около.

– Если я возьму их, ты принесешь снова, а потом еще раз и еще… А потом придет день, когда ты спросишь, почему я не принимаю тебя,

– Ты же всегда любила полевой свет, – он словно и не слышал. – Я дарил его тебе, Ак Ми Э. Давно. Ты помнишь?

– Я помню, – она начала сердиться, – только твоя правда, давно это было. И я помню, как принимала твой сердечный дар. Но это тоже было давно, Ак Ло Тан. Те времена давно унесло водами Дун-Суя, а ты все ловишь их. И себя мучаешь, и меня, и Су Ни Сэ…

– Она приходила к тебе, – он злобно сверкнул глазами.

– Нет, что ты, – Ак Ми Э махнула свободной рукой, – она ко мне никогда не придет. А если и придет, что я ей скажу? Я тебя не привораживаю, не привечаю даже. Ты сам… за тенью моею гонишься. Нет больше той Ак Ми Э! – почти умоляющее обратилась она к охотнику. – Нет ее! Я тебе каждый раз говорю, что нет. Ты тень помнишь, за ней охотишься.

– Тень я бы не смог удержать, – Ак Ло Тан опять улыбнулся, уже криво.

– Ты ее и не держишь, – девушка дернула рукой, но он вцепился, как злой дух в проклятого. – Меня схватил. А та Ак Ми Э, что ты помнишь, она давно из поселка ушла и не вернулась. Осталась в лесах вместе с Далеким Человеком.

– Да разве я не хотел с тобой идти, разве не просил, уговаривал даже?! – взвился Ак Ло Тан, услышав в словах упрек, которого не было.

– Не кричи, Тин Ло разбудишь, – Ак Ми Э прижала руку к своим губам, охотник умолк. – Тогда тебе Род не дал уйти. Но это на лучшее. Духи, они плохого не сделают, это люди глупые их не понимают…

Глаза Ак Ло Тана засверкали и вовсе нехорошо.

– Ты-то утешение нашла! Потому духов и благодаришь! А меня они за что обманули? – Ударил кулаком о землю.

– Не беспокой духов понапрасну! – зашипела Ак Ми Э, боясь потревожить сон Тин Ло. – А то как бы они разъяснять не начали, показывать! Сам себя обманываешь. Вот и спрашивай за что, да не у духов, у себя. Да только спрашивать ты не будешь! – распалялась она все больше. – Потому что боишься правду услыхать! Вот за тенью и гонишься! Конечно, тени не говорят! А ныне вокруг тебя все говорит: и я, и Су Ни Сэ, и Старейшина, и род твой малый, и духи говорят! Даже сой, не тобою убитый, вдруг встал да заговорил!

Он мертвой хваткой сжал ей кисть, Ак Ми Э даже вскрикнула от неожиданности, но не отступила.

– Нет уж, Ак Ло Тан, последний раз говорим, так и знай! Ты думаешь, сила в том, чтобы мне все руки обломать, в свой дом затащить да женою сделать мне наперекор? Или в том, чтобы горы мяса в поселок каждый день с охоты приносить? Да, когда-то я любила эти сильные руки… ты хотел слышать это, вот – говорю я! Пять зим прошло с тех пор, пять зим, Ак Ло Тан! Я ведь тогда не знала, что одних рук твоих мало, чтобы сердцем прикипеть! Только теперь это понимаю! Если бы всем сердцем любила, разве отдала бы себя духам, не тебе? Это тогда я думала, что великую жертву им несу! А теперь вижу: это все неправда была. Только я не бегу от нее, как ты! Потому что я – сильная!

Он только зубами заскрипел, схватил ее уже за обе руки, точно собирался их сломать.

– А того, кто бежит от нее, духи все равно нагоняют! – выкрикнула Ак Ми Э прямо ему в лицо, забыв обо всем, и в избушке заплакал Тин Ло. – Пусти! Пусти меня! Дитя плачет! Или не слышишь?!

– Ничего, подождет чужая кровь, – почти прорычал Ак Ло Тан. – Знай, если б он для Рода не… Эх!

Он резко вскочил, отпустив Ак Ми Э на мгновение, но как только она вспрыгнула на ноги, подхватил опять, не давая идти. Притянул к себе, заглядывая в лицо.

– Да не вернется твой чужак! Не понимаешь? Не вернется! – прокричал прямо ей в лицо. – И не собирался никогда! Я слышал, как он орал: «Я вернусь, я вернусь!» Только не вернется! И не потому, что все жилы растеряет, по нашим лесам таскаясь! А потому, что спал и видел во сне, как в свою Землю Адия удрать! От нас, от всех подальше! И от тебя тоже! А ты говоришь, другая сделалась за пять зим? Да ты за пять зим еще глупее стала! Чужаку проклятому поверила! – Он расхохотался так, что у Ак Ми Э холодок пробежал по коже. – Потому что под шкуры с тобой нырял то и дело! Да здорово! – Он захохотал, уже захлебываясь. – На нас уж больно непохож! Я видел, как вы веселились!

Ак Ми Э рвалась навстречу плачу, а охотник все не пускал ее, и вдруг смех его оборвался.

– Знай, – яростно выдохнул, – не вернется он больше! А ты потоскуешь и опять захочешь пустить к себе в дом мужчину! Так знай: убить – не убью, малый род губить не стану, а жизни не дам! Или со мной, или ни с кем! А его не убил, потому что знал – уйдет адия и сгинет там! Обратно не вернется.

Тин Ло затих на миг, а потом вновь зашелся в плаче, горше не бывает, потому что Ак Ми Э все не шла. Ак Ло Тана хлестнуло этим новым плачем, как плетью. Он задрожал, вдруг сообразив, что наговорил совсем не то, что собирался.

– Прости, прости, Ак Ми Э… Злые духи голову запутали, совсем заморочили, – неловко оправдывался он, все еще сжимая ее руки, точно не разумея, что делает. – Я же для тебя… все, что хочешь… Я же тебе… Тин Ло буду любить, как родного, как мужчину выращу! Только позови!…

– Как родного?… – Девушка даже перестала вырываться от удивления. – Как ты сказал? Чужую кровь? Как родную вырастишь? Тобою, верно, и правда злой дух крутит! Да только не духа в том вина! Вырастишь, как родного?… Ты же его отца зимою чуть не уходил! Или не помнишь уже? Кабы не ви-тан, выгнали б его на смерть из И Лай! Пусти меня!

Он ослабил хватку, но недостаточно, чтобы девушке удалось вырваться.

– Ак Ми Э, прости, прости… Сама говоришь, – опять бормотал он, – тени прошлого не надо поминать. Ведь не уходил же я его? Ведь Сан Хи Э своими ногами утопал? Так или нет?… Вот и смотри, как он тебя любит… да сына своего. А я без тебя жить не смогу! Солнышко!

Он принялся целовать ее, девушка изо всех сил изворачивалась, но убежать не удавалось. В избушке заливался Тин Ло, о котором забыл не только отец, но и мать, и не было горше его крика.

– Солнышко!… Не могу, чтобы ты здесь без меня… А его нет уже, нет, и не будет!

– Пусти! – завизжала Ак Ми Э, стараясь, чтобы не брызнули слезы, но они все равно брызнули, злые, горькие. – Это тебя нет! Что с того, что ушел, что не вернется? Зато Тин Л о мне оставил! Слышишь – заливается? И никуда он не ушел вовсе! Только где тебе понять! Пусти!! Слышишь? Пусти!!!

Вырвалась, побежала, вскочила в домик и задвинула засов, хоть Ак Ло Тан и не гнался за ней. Только шаг один сделал, а потом встал столбом, уронив большие руки. Ак Ми Э подхватила на руки Тин Ло, пытаясь успокоить. Только как, если у нее самой слезы не меньше, чем у дитяти, хлестали? Так и проплакала, пока Сис Мя Э не пришла. Младенец уже давно, наревевшись, дремал в корзине, а Ак Ми Э все роняла слезы, вспомнив то одно, то другое из того, что сказал Ак Ло Тан. Да что она сама наговорила, не сдержавшись.

Сис Мя Э долго стучала, пока хозяйка открыла ей.

– Что же ты? Пора. – Она всплеснула руками. – Ты что это? Неужто снова наревелась? По Сан Хи Э своему рыдала? Опять?

– Нет. – Ак Ми Э обессилено взялась за узел, приготовленный к обряду. – По Ак Ло Тану теперь. По Сан Хи Э я не плачу больше. Не нужно это. А вот Ак Ло Тан… – Она всхлипнула снова.

– А что Ак Ло Тан? – Сис Мя Э с интересом глядела на бывшую подругу, почти позабыв, зачем пришла.

Ак Ми Э только рукой махнула.

– Приходил. Просился, чтобы приняла его. Кричал, что никому больше не позволит со мной сойтись. То просил, а то и грозил. – Она опять расплакалась.

– Ты-то чего рыдаешь? – Молоденькая Хранительница недоуменно подняла бровки.

– А то, что смотрю я, Сис Мя Э, и не узнаю Ак Ло Тана. Как будто и не знала никогда… Не только я тенью сделалась, но и он тоже., ■ – Да что говоришь-то? Какой такой тенью?

Сис Мя Э ловко подхватила узел, что передала ей Ак Ми Э. Та взяла сына, и они тронулись в путь.

– А вот такой. Как меня нет уже той, что пять зим назад была, так и он закончился. Не может быть, чтобы я так его позабыла. Тень одна осталась. То, что вокруг: глаза, кожа, руки-ноги болтаются, а нутро выгорело все…

Слезы закапали опять.

– Так чего тогда плакать, коли нет его, прежнего? – не понимала Сис Мя Э.

– Не понимаешь ты ничего! – в сердцах уронила девушка. – Потому и не могу успокоиться. Что ему нутро так выжгло? Неужто я? Я так его испортила? Покинула, а жить не дала? Может, на мне вина, а не на духах злых? Может, духи хотят, чтобы я за ту вину отдавала теперь?

Сис Мя Э пожала плечами:

– Спроси у Матушки лучше. Она все знает! Вот и скажет тебе. А еще лучше, знаешь? Попроси ее, чтобы с Ак Ло Таном словом перемолвилась. Ее он послушает!

– А ведь и правда, – Ак Ми Э даже остановилась, и Тин Л о обеспокоенно подал голос, ему нравилось идти. – Без Матушки не обойтись тут. И как я не подумала?

Они побрели дальше к священной роще тин-кос в молчании. Ак Ми Э прикидывала, как Матушке про Ак Ло Тана сказать, а молодая Хранительница готовилась к ритуалу, такому важному для И Лай. Не зря духи так сына Ак Ми Э нарекли. Тогда шум долго ходил по родовому поселку. Тин Ло – Священное Дерево. Кто бы мог подумать, что сын чужака из далекой Земли Адия и Ак Ми Э, неудачливой Хранительницы, станет новой надеждой для Рода? Но духи И Лай явно указали на дитя Ак Ми Э. Разве новое дерево, что пробилось в тот же день из-под земли в роще духов, первое за много-много лет, – не знак великой удачи и процветания?

Тин Ло начнет новую малую ветвь, священную, которой суждено возродить И Лай. Он будет указывать путь, священный путь, отмеченный предками. Духи дают благословение на то. Как долго его ждали люди И Лай! Как давно не появлялось новых деревьев в священной роще…

У рощи тин-кос девушек встретили Матушка, Су Ин, Старейшина и все Старшие Круга. Двинулись в глубь белой пены рощи духов, осторожно, друг за другом, стараясь не взмутить ее покоя.

Ак Ми Э наклонилась над ростком, найденным Матушкой в тот день, когда родился Тин Ло. Маленький и слабый, но уже чудесный. Когда-нибудь он станет большим и сильным, как остальные деревья. Странно только одно – он мог появиться только из корней дерева тин-кос Ак Ми Э, но вытянулся из земли далеко от родительского ствола, как будто особняком приладился.

– Чудо! Чудо! – слышался шелест вокруг.

Старшие любовались юным ростком, гордились, радовались, и все – тише некуда, чтобы не смущать покоя предков. Солнце стояло прямо над головой.

– Время, – сказала Матушка, – пора.

Старшие встали в круг вокруг чудесного ростка, каждый на свое место. Старейшина и Матушка – рядом с будущим деревцем. Ак Ми Э чуть поодаль, в кругу. Старшая Хранительница разложила дары, принесенные Ак Ми Э: хлеб, ягоды, масло. Рядом раскинула свой диковинный плат, разрисованный странными знаками. Насыпала в чашу порошок тин-кос и принялась бормотать, обращаясь к духам И Лай. Старшие почтительно прислушивались, не решаясь даже с ноги на ногу переступить.

Вот закурился дымок, и Матушка громко сказала:

– Спрашивайте!

Ин А Тал подступил ближе к новому ростку И Лай.

– Великие духи И Лай! В руках этой женщины, – он указал на Ак Ми Э, – ее дитя, Тин Ло. Скажите нам, его ли дерево тин-кос поднялось из земли священной рощи, даря нам новые надежды и процветание? Будет ли он нашей надеждой? Поведет ли священной дорогой предков Род И Лай? – И отступил в сторону.

Дымок закурился сильнее. Ак Ми Э присматривала за Тин Ло, опасаясь, что тот заплачет, но младенец оставался на диво спокоен. И вдруг личико заискрилось, он хлопал глазенками, как будто разглядывал что-то рядом, прямо перед Ак Ми Э. Но как она ни всматривалась – сама не увидела ничего. Потом перекинулась дальше вслед за глазками Тин Ло, и опять ничего не заметила. Может, он просто следит за полетом лепестков?

Девушка встревожилась. Плат оставался чистым. Вокруг летал снег из цветов тин-кос, но плат все равно оставался нетронутым. Курящийся дымок истончался, порошок почти догорел, и Старшие тоже принялись озабоченно переглядываться. Это что же? Духи не хотят говорить со своими детьми?

Последняя крупица порошка отдала свой аромат духам, когда белый лепесток упал на плат. В самую середину.

– Духи сказали свое слово!

Матушка открыла глаза, наклонилась над платом.

– Ин А Тал, духи И Лай отвечают тебе «да»! – Голос ее вдруг сломался. – Но духи остерегают, Старейшина Ин А Тал, что все наши надежды на умножение Рода и его процветание могут обойти И Лай стороной, как те лепестки, что стороной облетели мой плат! И тогда лишь один из И Лай получит благословение.

– Что же мы должны делать, чтобы не упустить удачу и внять остережению духов? – почтительно спросил Старейшина.

– Про это не сказано ничего, – с грустью сказала Хранительница. – Нам жить, нам решать – это все, что я услышала.

Старшие зашептались.

– Нам жить, нам решать… – медленно повторил Ин А Тал, смакуя каждое слово. – Ак Ми Э, хорошо заботься о будущем И Лай, и Род не оставит тебя! Самое важное для нас теперь – это Тин Ло. Береги его! – сурово наказал. – Мы все его беречь будем!

– Совет закончен! – провозгласил Хаадид.

Никто не засуетился, не поднялся сразу с места, не поспешил друг к другу, чтобы забиться в укромный уголок и там наедине обсудить услышанное. Гайят и та казалась удивленной, хотя еще недавно, на этом же Совете, усердно ратовала за Кайя. Одна из немногих, кроме самого Кайя и Таржида. Но то, что отец послушает ее… нет, в последнее время он так непредсказуем, и у нее так мало веса… Она говорила больше для себя. Ведь выгоды и разумность предложений Кайя понятны всем. Лишь глупый гнев отца был причиной тому, что он чуть было не отдал половину Адья Тэрэк на растерзание Кальги. Эти Кальги! Всегда они! Везде они!

Но почему он уступил? Да еще так легко. Все в недоумении. Только старый, как мир, Уршан Кайя, отец Ранжина, непритворно рад. Но почти не удивлен. Как будто он знал заранее о планах отца. Гайят еще раз пробежалась по лицам. Кажется, Таржид тоже не очень-то удивился, хоть и показывает всем своим существом полную неосведомленность. Архал Кальги, окаменевший лицом почти с самого начала собрания, и на этот раз не изменил своей привычной сдержанности. Он раздосадован, конечно же… Она пригляделась еще. Раздосадован, да, но он тоже как будто предвидел это королевское решение. И оскорбило его не оно само, а то, как Хаадид сообщил о том всем присутствующим.

Да, Кальги первыми проявили понимание бедственности того положения, в котором очутилась Адья Тэрэк благодаря подлости Линзора; да, они первыми предложили свои услуги Короне, первыми встали на ее защиту. Только одно это уже склоняло решение к их пользе и пользе Ардэжи… Но великодушное предложение Кайя – это настоящее самопожертвование одного из столпов Земли Адья во славу трона Адидов и своей достославной родины. Потому род Сэмержи принимает поддержку Кайя. Но если в будущем Правителю всех адья понадобится столь же мощное содействие, род Кальги не окажется забытым.