Текст книги "Манул (СИ)"
Автор книги: Ляксандр Македонский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)
– Я тут, дядя. Тут, – Май подошел ближе, погладив старика по сморщенной, сухой коже руки.
– Дяденько, вы его знаете? – настороженно спросил Егоза, недоверчиво косясь на манула.
– Знаю, внучек, знаю, – проскрипел Парнас. – Пошли лучше в дом, там и побеседуем.
***
Май помог старику Парнасу усесться в небольшое кресло-каталку. Егоза, затащив мешок на кухню, деловито расставил на стареньком покосившемся столике краюху хлеба, пару луковиц с ломтем сушеного мяса, а затем, метнув в Солоху уничтожающий взгляд, вытряхнул за порог оставшиеся в мешке битые черепки.
– Ну, прости, – шепнула ему Солоха примирительно, садясь подле Мая. Лан и Адин уселись чуть поодаль, в уголке, на покосившейся лавке.
– А где тарелки, Егоза? – спросил старик, удивительно ловко для своего почтенного возраста подцепив со стола одну луковицу. Перекинул ее из ладони в ладонь, сдунув оставшиеся на кожуре глиняные осколки, и со смаком надкусил.
– Разбились по дороге, – угрюмо буркнул парнишка, доставая из-за печи ножа.
– Эвоно как, ну, ладно, – хохотнул старикашка, отложив луковицу. – Так что, Май? По какому поводу визит?
– Неужели нельзя просто навестить старого знакомого? – наигранно возмутился оборотень, с укором взглянув в слепые глаза старика.
Парнас расхохотался, сжав покрепче плетеные лозой подлокотники:
– Нет, Май, в твою дружбу я не верю. Не тот ты человек, чтобы тратить свое время, не пытаясь извлечь какую-то выгоду. Говори прямо, что тебе нужно?
Май вздохнул устало, поймав на себе гневный взгляд Егозы. Мальчонка пристроился подле кресла Парнаса, сунув старику в руки ломтик хлеба.
– Мне нужно оружие. Хорошее оружие.
– О нет-нет! Я больше этим не занимаюсь! Я стар слишком для этой кузни, а Егоза пока слишком мал. Иди лучше к Колывайко, у него хорошая сталь, дамасская*, – тут же заартачился старик, покачнувшись в кресле.
Солоха и сама недоумевала, как Май собирался заставить древнего старика встать за кузнечные меха. Он-то и встать без посторонней помощи не может! Она с укором взглянула на Мая, попытавшись намекнуть ему, что старость все-таки надо уважать.
– Ты и без меня знаешь, что превосходство дамасской стали несколько превышено
– холодно возразил манул.
– В таком случае ничем не могу помочь. Уходи прочь, – и старикашка удивительно верно указал своим перстом на дверь.
– Я заплачу, Парнас, – попытался возразить Май.
– Тебе же сказали убираться восвояси! – набросился на оборотня Егоза.
– Кровью заплачу, – закончил спокойно манул, поднявшись. – Своей кровью.
На ожесточившееся и разом повзрослевшее лицо Егозы он внимания не обращал. Солоха же недоуменно переглянулась с Ланом и Адином.
– Пойми, Парнас, мне нужно не простое оружие, но сталь, способная противостоять клеймору охотника.
– О, чернобогова сталь? Давненько уже у меня никто не просил оружия из такого сплава…. – в голосе старика прорезались задорные нотки. Старик поднялся, неожиданно без помощи Егозы, распрямив спину. – Да вот только кровь я возьму не твою, а девки этой. Идет?
Смотрел старик в этот момент прямо на Солоху, и девушка внутренне похолодела, глядя, как стремительно вытягивается его зрачок в черную горизонтальную линию.
– Мастер! Но вам нельзя! Слуги Ирииловы найдут! – бросился к старику Егоза, протестующее замотав головой. – Вы ведь сами зареклись более не подвергать нас такой опасности.
– Разве ж может черный колдун слово свое держать? – спросил лукаво Парнас в ответ.
– Нет, – потупился парнишка.
– Вот так-то… А кровь мне уже давно нужна. Совсем нынче тело постарело, сил много уходит на его содержание. А я еще пожить хочу. Лет сто так точно.
Солоха потупилась под пристальным взглядом колдуна, украдкой поймав на себе серьезный и какой-то отстраненный взгляд манула. Естественно, просить он счел ниже своего достоинства, чем знатно позабавил девушку.
– Что ж, хорошо. Я согласна, – ответила она, решительно взглянув в лицо колдуна. В тот момент ей подумалось, что растроганный ее благородством манул переменил свое решение о скором расставании. Она решила доказать, что не только говорить горазда, но и для настоящего дела вполне сгодится.
Старикашка расхохотался, черной фурией подлетев к ней. В руке его словно бы по волшебству очутился небольшой черный нож. Схватив девушку за руку, колдун искусно полоснул ножом по грубоватой коже селянки. Солоха вскрикнула, брызнула кровь, а колдун, припав губами к порезу, стал жадно пить, крепко держа девушку за руку.
Селянка попыталась отстраниться, убежать. Но хватка черного колдуна в миг сжалась, подобно тискам, до хруста костей стиснув руку девушки. Солоха оглянулась в надежде на помощь. Однако увидеть сквозь багрянцевую дымку, застлавшую глаза ей было дано не много: Лан и Адин пытались докричаться до нее. Всякий раз, пытаясь приблизиться, они натыкались на невидимую стену, и их отталкивало в сторону. Манул же лишь отстраненно наблюдал стоя рядом с Егозой. Мальчонка весь позеленел, округлившимися от ужаса глазами глядя на преображение старичка Парнаса.
– Довольно уже, насосался, – шикнула на колдуна Солоха, понимая, что уже очень скоро Парнас выпьет ее до суха.
Увы, но к ее словами колдун остался глух, продолжив жадно пить кровь. Тогда-то селянка запаниковала по-настоящему. Нет, умирать смертью героя в подобном месте она не желала. В конце-концов, она еще и пожить не успела, как следует!
В отяжелевшей голове девушки тут же вспыхнули слова старого наговора:
– Листвою зеленою, ветром северным, солнышком ясным, заклинаю! Водою прозрачною, огнем неистовым и небом безоблачным! Колдуна Парнаса закручу, заверчу, силу темную усми…
Договорить ей не дали. Черный колдун зло зарычал, оторвавшись от раны, и прикрыв рукой ей рот.
– Ишь чего удумала, ведьмарка, – хохотнул он беззлобно. – Однако ж вовремя ты меня остановила. Считай, жизнь свою спасла.
С этими словами резко помолодевший колдун отстранился от селянки, широкой, и немного косолапой походкой двинувшись прочь из хаты. За ним засеменил Егоза, что-то, отчаянно пытаясь втолковать колдуну. Солоха же без сил повалилась на пол, невидящим взором глядя в потолок. К ней тут же подбежал Адин и Лан, принявшись громко спорить, как спасать подругу.
– Кровь, надо остановить кровь, – запинаясь, тараторил Лан, отчаянно пытаясь, отвернутся, и спрятаться за широкую варварскую спину. Вид крови будил зверя, затуманивал и без того малые крохи человеческого запаха. Зверь же предлагал свои способы помочь хозяйке…
– Эй, что это с тобой? – Адин моментально отвлекся от пострадавшей, оглянувшись на вовкулаку.
– Идиоты, – только и смог процедить сквозь зубы Май. – Пошли вон!
Властной походкой он приблизился к бесчувственной девушке. Сел подле нее, склонившись над раной. Побледневшая, она рвано вздыхала, постанывая от боли.
– Как же я не люблю это делать… Просто ненавижу, – прошипел Май, осторожно приподняв и зафиксировав недвижимо порезанную руку. В тот момент Солоха застонала особенно отчаянно, заставив обоих оборотней синхронно поморщиться. Быстро переборов свой ступор Май лизнул рану, скривившись. Вкус чужой крови взбудоражил зверя внутри. Кашлянув, оборотень выругался, согнувшись от судороги. Зря он решился на такие крайние меры. Манул внутри очнулся. Как и любой хищник, он требовал еды. Однако сейчас Май не мог позволить Альтер-эго диктовать свои условия.
Поступок Солохи его действительно поразил, можно даже сказать – вогнал в ступор. Даже в самых смелых мечтах он не смел ожидать, что после стольких обидных слов незлобивая девчушка-простушка ради него пойдет на такой риск. Подобное внушало невольное уважение, а еще вынуждало сделать ответный шаг вежливости. Именно потому, переборов собственную, внезапно разогревшуюся жажду крови он довел дело до конца, с охотой отойдя подальше, обмахиваясь материализовавшимся хвостом.
Как и следовало ожидать – рана начала затягиваться быстро, и вскоре от нее на руке девушки остался только свежий шрам.
– Так, Адин, остаешься следить за ней. А ты, отродье, за мной! – приказал Май жестко, подойдя, к следившим за ним товарищам.
Вовкулака зло зашипел, сверкая угрожающе безумием в алых глазах. С места он не сдвинулся, угрожающе скалясь из-за спины варвара. Его внутренний зверь тоже чувствовал кровь и тоже был голоден. Он уже давно спал и оголодал, озлобился. Слишком долго он сдерживался, слишком долго подчинялся. Человек же тем временем стремительно проигрывал зверю. И против этого было лишь одно средство, которое знал манул.
– Я сказал, идешь со мной, скотина! – рявкнул Май, ударив Лана. Удар вышел жесткий и отрезвляющий.
– За что! – затравленно тявкнул очнувшийся от сна человек.
– За все хорошее, пошли!
Лан поднялся, пристыжено поскуливая, потащившись вслед за Маем. Последние пару минут своей жизни он совсем не помнил, но на подсознательном уровне чувствовал, что где-то сильно проштрафился.
***
– Ах, как же давно я сюда не заходил. Егоза, открывай мастерскую! – скомандовал Парнас, довольно потирая руки.
Мужчина радостно скалился, то и дело щурясь под лучами солнца. Завидев вышедших из хатки Лана и Мая он тут же посерьезнел, подобрался, как бы вскользь поинтересовавшись:
– Как там она?
– Жива, – ответил Май. – Ты мог бы быть и поделикатнее. Чуть было ее душу не выпил, мы так не договаривались!
– Ну, в уговоре не было и слова о том, что я обязан удовлетворится одной, жертвенной каплей, – пожал плечами черный маг. – Она сумела отвлечь меня, из нее определенно выйдет толк.
– Это ученица Селены.
– О, даже так! – в голосе колдуна проскочили заинтересованные нотки. – Тогда ясно, почему она мне так приглянулась. Только вот не понимаю, что она забыла в столице. Тут же охотник на охотнике…
– Знаешь, я тоже не всегда понимаю, зачем тебе понадобилась столица… – прикрыв глаза, и, видимо поддавшись воспоминаниям, пробормотал манул. – Будь у меня выбор, я бы держался отсюда подальше.
– Выбор? А разве он у кого-то есть? – насмешливо поинтересовался колдун. – Есть иллюзия выбора, друг мой. Однако же, прожив с мое, начинаешь убеждаться, что действуешь исключительно по чьей-то прихоти. Что от тебя, каким бы великим и могущественным ты ни был, ничего не зависит. Я пошел против воли отца и брата, уехал в столицу. Приютил некогда у себя Селену, вывел ее в люди. Научил магии. Она отравила царя. А затем уехала, не попрощавшись. И уже там встретила тебя, обучила и даже направила ко мне. Все еще считаешь, что мой переезд не имел смысла?
Манул, последовав примеру колдуна, пожал плечами, задумчиво следя за усердно работающим Егозой. Мальчишка то и дело куда-то отбегал, тащил какой-то инвентарь, исчезая в ветхом сараюшке, а затем выбегал обратно.
– Между прочим, очень талантливый мальчонка. Сирота. Пытался ограбить меня пару месяцев назад, ну, я его и пожалел. Взял в ученики. Видишь, как старается? – колдун перевел взгляд на Егозу, улыбнулся тепло, заставив Мая вздрогнуть. Уж кто-кто, а Парнас на его памяти никогда не страдал от сентиментальности.
– Передашь ему свой дар? – спросил он как бы невзначай.
– Да, но ты ему пока не говори. Мальчишка очень боится проявлений чернобоговой милости… – колдун вздохнул устало, потерев шею. – У него ведь всю родню упыри пожрали. Однако вот, меня терпит. Пока что…
– Тоже скажешь, что судьба? – фыркнул оборотень.
– А что же, как не она? Мальчонке уготовано великое будущее, и не зря боги соединили наши тропинки.
Манул лишь усмехнулся в ответ. В предназначение Май верил слабо, невольно подумав, чего же в таком случае хочет добиться от него госпожа Судьба.
Увы, но пока ответа на свой вопрос оборотень не находил.
***
Луна приветливо улыбалась с небосвода, тихо шумел прибой, накатывая на берег посеребренными волнами. На пустынном, каменистом берегу не было ни намека на жилище человека, на чье-либо присутствие вообще. Где-то вдали, подобно миражу возвышались белоснежные стены Белграда, казавшиеся необычайно искусным миражом.
Манул стоял у самой кромки воды, задумчиво глядя куда-то вдаль и крепко сжимая пальцами свое новое оружие, подозрительно похожее на уничтоженные в недавней битве грабли. Слегка коротковатые, с толстой, металлической рукоятью, они были инкрустированы спиралеобразным растительным орнаментом. Касались воды длинные, криво изогнутые лезвия, напоминавшие чем-то оружие Шлынды.
Лан же обретался чуть поодаль от воды, встав на четвереньки. Вмиг тело его изогнулось под серией мощнейших судорог. Сквозь тихое, жалостливое рычание отчетливо слышался хруст ломаемых костей.
Перекинувшись, громадный зверь поднялся, выгнулся, завыв. Блеснула металлом роскошная черная шерсть.
Май встрепенулся. Взмахнул сердито длинным хвостом, слегка шевельнув проявившимся кошачьими ушами. Вскинув руку, сделал пару ловких выпадов в сторону мгновенно отскочившего от удара Лана. Оскалился довольно, вновь атаковав. Запели, разрезая воздух лезвия грабель, чуть было не настигнув противника. Но Лан опять увернулся, отпрыгнул на пару метров прочь, зарычав глухо, с угрозой. Встала дыбом шерсть на его загривке, потекла из оскаленной пасти слюна.
– Ну-ну, сам же попросил, а теперь злишься? – окликнул его Май. – Не давай зверю власти над собой. Хотя бы подружись с ним!
Вовкулака лишь зарычал в ответ. В этой форме говорить он не мог, да и не хотел. Зверю было комфортно после долгих недель сна вновь почувствовать мир. Манило разнообразие ощущений, и только этот надоедливый кошак портил всю идиллию. Он раздражал своим показательным весельем, своей усмешкой победителя.
Ну уж нет, в этот раз он точно победит. Будет ли он в этот момент зверем, или человеком, но он справится, не проиграет.
Вовкулака замотал головой, приводя в порядок собственные мысли и чувства. Сощурив глаза, и закрыв пасть, стрелой набросился на манула, с явным сожалением вспоров массивными когтями воздух.
– Ты проиграл. Жаль, – в тот же миг известил его Май, в своей обычной манере усмехнувшись. В тот же миг вовкулака завыл, покатившись по песку. Рукоятка граблей угодила ему в точности по печени, вышибая весь дух. – Начинал ты очень многообещающе.
Налетев на очередную кочку, оборотень сменил трансформацию, распластавшись беспомощно на песке, глядя широко распахнутыми глазами на матушку-Луну. Май тем временем, аккуратным изящным движением заложил грабли за спину, зафиксировав в привычной телу конструкции из ремней.
– Браво, это было впечатляюще, – к манулу поспешил подойти колдун. Парнас внимательно наблюдал за поединком, выйдя с поздравлениями, стоило только наметиться победителю. За ним хвостиком плелся и Егоза. – Как оружие? Надеюсь, я воплотил все твои пожелания?
– Да, все даже лучше, чем я смел надеяться.
– Что ж, рад этому, – колдун задумчиво почмокал губами, явственно намекая, что не закончил свою мысль. – Знаешь, хочу предупредить тебя напоследок. Знаю, что завтра мы расстанемся. Возможно навсегда. Но один совет я тебе все же дам: не недооценивай охотника. Не зря они являются воинами, «столбами» власти ирииловой в этом мире. Да и господина Ульса я бы не рекомендовал тебе сбрасывать со счетов. Он-то может и редкостный дурак, но остальные-то могут оказаться разумнее. В городе все еще свежа память о верном слуге Жориха Дорского…
– Я понял, на что ты намекаешь, старик, – Май успокаивающе перебил Парнаса, подойдя к нему вплотную. – Я не откажусь от своего желания убить Самаэля, если ты об этом. Он уничтожил мой дом, мое будущее…
– Месть еще никогда не помогала ни людям, ни оборотням, Май, – возразил Парнас.
– Может, ты и прав. Но я не отступлюсь от своего. Этот охотник сломал мою судьбу. Уничтожил мой дом, я не намерен жить, зная, что эта сволочь здравствует на богатствах моей семьи! – рявкнул манул, задрожав от гнева.
– Что ж, твой выбор. Каким бы он ни был, я буду его уважать, – вздохнув, устало ответил колдун. – В любом случае, запомни мои предостережения. Осторожность еще никогда не подводила. Особенно в вопросах мести.
– Меня не найдут, я уже имею пару весьма интересных идеек как спрятаться…
– Раз так, то более не буду волноваться о тебе.
– И не надо. Воспитывайте своего отрока и живите в свое удовольствие. Ладно, поду приводить в чувство это волчье недоразумение, – с этими словами Май направился ко все еще не пришедшему в себя вовкулаке.
– Вы думаете, с ним все будет хорошо? – обеспокоено осведомился Егоза.
– Этот кошак еще не из таких передряг выходил целым. Нам остается только отстранено наблюдать и молить Чернобога о милости, – ответил ему снисходительно Парнас, потрепав парнишку по голове.
Мальчонка насупился, отскочив от незапланированной ласки. В конце-концов, он уже достаточно взрослый, чтобы не нуждаться в подобных проявлениях нежности.
Комментарий к Глава 33 Манул навещает старого друга
Дама́ск (дама́сская сталь) – вид стали с видимыми неоднородностями на стальной поверхности, чаще всего в виде узоров, получаемых различными способами.
========== Глава 34 Манул наводит марафет ==========
К вечеру господину Ульсу резко поплохело. Мужчину сильно мутило, появилась пугающая отдышка. Расположившись на своем роскошном ложе, мужчина медленно сгорал, мечась в белой горячке. Рядом метались служанки с подносами холодной воды и льда, а сидящий у изголовья страдающего медикус только руками разводил, то и дело касаясь своей ладонью разгоряченного лба пациента.
– Да сделайте же хоть что-то! – наседал на медикуса верный прислужник Ульса – Марк. Мужчина нервно теребил кончики своих усов, наматывая круги по покоям своего патрона.
– Я уже выделил слугам нужный перечень лекарств, дал пациенту жароутоляющее, оно должно скоро подействовать, – спокойно ответил мужчина. Ему было не привыкать к подобным нападкам нервных родственников и подданных влиятельных особ. А потому он даже глазом не моргнул, когда мужчина, побледнев, схватил его за грудки, сильно встряхнув.
– Да ты, отродье, никак шутить вздумал! – закричал ему в лицо мужчина, брызжа слюной.
– Никак нет, уважаемый. А теперь поставьте меня на место. Я работаю, а вы мне мешаете. Сами будете виноваты, если я чего-то упущу из-за вас.
Холодный, рассудительный тон медикуса тут же привел мужчину в чувство. Он опустил врача, попятившись к двери. В тот же миг в покои Ульса зашла служанка с очередным подносом. Встретив ее, медикус самолично приложил ко лбу «вашего благородия» очередной компресс, забрал все приготовленные медикаменты и, шепнув что-то на ухо, склонился к пациенту. Служанка же, кивнув, подошла к Марку и, поклонившись, произнесла:
– Господин, прошу за мной. Вы мешаете господину Авицелли проводить лечение. Пойдемте в гостиную, я налью вам чаю.
Смущенный, мужчина поспешил покинуть покои, оставив врача наедине с пациентом.
Господин Авицелли оглянулся и, проследив, когда дверь закроется полностью, выдохнул. Стер со лба проступивший пот, хлопнул в ладоши, приводя мысли в порядок.
В тот момент Ульс застонал особенно громко. Прогнувшись в позвоночнике, он невидящим взором окинул собственную комнату, схватившись пальцами за края простыни. Ничего не выражающий, его пустой взгляд остановился на медикусе, и в этот момент железная выдержка Авицелли дала трещину. Медикус отодвинулся вместе со своей тубареточкой, не разрывая зрительного контакта с пациентом. Сам же Ульс вдруг зарычал. Изо рта его потекла густая слюна, замарав белоснежные простыни.
– Н-нет, – закричал он на диво четко. – Я н-не дамся в-вам! У-уйди п-прочь!
С этими словами мужчина попытался встать. Но слабое, охваченное жаром тело его не слушалось. Завыв подобно дикому зверю « ваше благородие» не нашел ничего лучше как встать на четвереньки и прихрамывая попытаться сползти с кровати. Аккуратно это сделать не получилось. Ульс кулем упал на пол, растянувшись на дорогом кедровом паркете, замызгав последний кровью из сломанного носа.
– Господин Ульс, прошу вас, успокойтесь, – заговорил Авицелли, пятясь к окну. По-правде, надо было отступать к двери, но проходить мимо сумасшедшего вельможного господина медикус побоялся. Профессиональным чутьем он понимал, что лежащий подле него господин Ульс уже не является личностью человека, осознающего себя. Он видел в пустых глазах пациента лишь боль и пустоту. Пустоту присущую даже не сумасшедшему – мертвецу. И это действительно заставило волосы на голове медикуса встать дыбом.
– П-пришел за мной, д-да? А я н-не дамся! – не слыша голоса лекаря, прохрипел, поднимаясь Ульс. Встать он все еще не мог. Пытаясь подняться, он падал, марал полы своего роскошного халата кровью и слюной, рычал зло, по-звериному, скаля кривые желтоватые зубы.
– Ирриил небесный, защити, – только и мог шептать медикус. На его памяти это был первый случай настолько опасного безумия. Вот почему-то был Авиценна уверен, что ежели проворонит чего, то нынешний Ульс с превеликим удовольствием загрызет его заживо. – На помощь! Спасите! – заорал не своим голосом Авицелли, все же решившись бежать к спасительной двери.
Медикус был прытким, а прыткость, помноженная на страх, и вовсе сделала бы из него марафонца. Однако же и господин Ульс, не смотря на свой недуг, не желал отпускать жертвы. Бросившись на лекаря, он повалил мужчину на пол, впившись зубами ему в шею.
Авицелли даже пискнуть не успел. В затухающем стремительно сознании пронеслась только одна мысль: ни один сумасшедший или же серьезно больной человек не будет обладать такой силой и прытью.
– Господин медикус! – в комнату вихрем ворвался Марк. За ним следом показалось и напуганное личико давнишней служанки. Женщина коротко пискнула, повалившись без чувств.
Господин Ульс предстал пред ними во всей своей красе: сгорбленный, он сидел и с наслаждением рвал зубами человеческую плоть.
– Ирриилов свет… – только и смог прошептать стремительно зеленеющий помощник Ульса.
«Ваше благородие» обладал не только крепкими зубами, но и удивительно острым слухом. В миг он потерял интерес к распотрошенному телу медикуса, повернув голову на звук человеческого голоса. Такого близкого и манящего.
Зарычав глухо, он поднялся на четвереньки, с раздражением откинув тело лекаря к стене. На этот раз он не шатался, потому что почувствовал всего на миг удовлетворение и силу, энергию живого существа, так стремительно наполнившую тело. И зачем, спрашивается, нужна ему речь? Чтобы говорить со своим ужином? Смех, да и только!
Тело его, напоенное силой до отвала, менялось. Исчезла столь опостылевшая Ульсу тяжесть и неповоротливость. Ушел мешающий живот и паршивая лысина – выпали все мешающие волосы, оголив посеревшую кожу.
– Г-господин Ульс? – стоящий прямо перед ним человек выглядел жалко. Вспотевший от волнения и страха он еле сдерживался, чтобы попросту не упасть в обморок. И этим он смешил, развлекал обновленного господина Ульса.
Тварь зарычала, не грозно, скорее насмешливо, заставляя марково удравшее было в пятки чувство собственного достоинства, вернутся на место.
– Бегите, милочка, и поскорее, – прошептал мужчина служанке. Та же, выронив поднос, унеслась прочь, моментально перестав существовать для обновленного Ульса.
Марк выпрямился, наконец-то взяв себя в руки. Вытащил шпагу, аристократично взмахнув ею.
Слабак! Будто бы и вправду думал, что смог поразить, или того хуже напугать монстра, проявившегося в душе Ульса?
И Ульсу не понравилась эта самонадеянность. От нее несло горечью, портя вкус основного блюда. Он зарычал, на этот раз с предупреждением, все еще прислушиваясь к себе, к постоянно меняющемуся телу.
Мужчина же атаковал. Наверное, он думал, что быстр, что виртуозен. Но монстр так не считал, уклонившись от атаки и безо всякой жалости впившись зубами в руку бывшего помощника. Сжав чуть крепче, он откусил ее, позволив человечишке отпрянуть.
Мужчина закричал, привалившись спиной к стенке. От боли мутило, кружилась голова. В этот момент Ульс напал, перекусив пополам руку. Больше мужчина не мучился, он даже не успел осознать, когда умер.
***
– Вот скажи, Май, на кой-ляд тебе сдалось выплавлять их? Нас же по этой примете мигом вычислят? Или ты их в карман упрятать сможешь? – поинтересовался Адин, задумчиво рассматривая новые грабли. В глубине души он признал, что действительно не встречал такой хорошей стали и был готов признать, что оборотень явно смыслил кое-что в хорошем оружии.
– Привык я к ним уже. Расставаться не хочу. И да, в карман я, наверное, их все же прятать не буду, но кое-как все же спрячу. Смотри, – с этими словами Май взмахнул граблями, проведя рукой по цветочному орнаменту рукояти. В тот же миг оружие начало стремительно уменьшатся, ложась в руку небольшим металлическим ошейником.
Все присутствующие только охнули, заворожено глядя, как оборотень аккуратно надевает оружие на шею. Под плотной рубахой видно его не было.
– Это одна из главных особенностей чернобожьей стали, – улыбнувшись, молвил манул. – Трансформация по желанию хозяина, в предмет, который произвел на хозяина когда-либо очень сильное впечатление… – на этом месте манул затих, потянувшись рукой к горлу. Взгляд его затуманился, словно бы оборотень вспоминал что-то давно забытое и не очень приятное.
– Ого… – пробормотал Адин, почесывая всклокоченную головушку. Варвар тут же озадаченно моргнул, направившись на улицу, где предприимчивым Егозой как раз была налита бочка с холодной водой.
Май тут же стряхнул с себя оковы наваждения, и, прикрыв глаза, прислушался, замерев. Солоха, пытавшаяся вставить пять копеек тут же оказалась заткнута его ладонью.
– Тссс, – прошептал ей на ухо манул. – Бди…
Не успела Солоха возмутиться подобным панибратством, как услышала горестный клич варвара. Больше всего он походил на стоны плакальщиц, которых богатые паны имели за привычку приглашать к себе на похороны.
Подумав о худшем, девушка пулей вырвалась из цепкой хватки манула, выскочив наружу. Увиденное заставило ее несколько поумерить свой пыл вечного помощника, ведь в разыгравшейся драме помочь она не могла.
Адин горевал, склонившись над бочкой, как-то обыкновение имели смотреться в зеркала знатные панночки. Вцепившись руками во всклокоченную макушку, он что-то вещал низким, протяжным басом, то и дело содрогаясь от рыданий.
– Чего это с ним? – заметив появившегося на крыльце Мая, спросила вконец озадаченная селянка.
– Видишь ли, у них волос ценится как самое главное мужское достоинство, и если я не ошибаюсь, то пренебрежение к своей прическе ведет к неминуемой каре богов и осмеянию собственного народа, – ответил манул, сложив руки на груди. Смотрел он на своего спутника и внутренне начинал понимать, отчего эти грозные мужики с севера каждый год в течение столетий проигрывали Антскому Царствию. Как оказалось, под суровой оболочкой прожженного вояки может крыться чуткое и ранимое сердце молодой и необычайно впечатлительной девицы.
Май тут же решил проверить свои размышления, касательно впечатлительности спустившись вниз и хлопнув Адина по спине. Хлопок вышел очень душевный, буквально с головой окунув варвара в бочку. Последний вздрогнул, будто бы очнувшись от наваждения, а затем, заматерившись ядрено отпрыгнул в сторону, успев локтем задеть манулов нос.
– Ах, боги, это воистину черный день в моей жизни! – патетично воскликнул варвар, сложив руки в молитвенном жесте. Манулу оставалось только затрепетать от гнева и досады. Он-то уже привык к негласному статусу божества, а потому внутренне недоумевал, отчего его верный поклонник сейчас не замаливает свой грех, не падает ниц, моля о прощении.
Нос болел нещадно, но сильнее жгло только уязвленное себялюбие, а потому Май смолчать не смог:
– Между прочим, вот он я – боженька! Кому это ты там обращаешься, а! Я же и разгневаться могу!
– Я обращаюсь к Лирилах-кха, Великой Матери, и владычице ледяной пустыни, а так же к супругу ее – Арунарк-кхар, небесному соколу и первому покорителю льда и основателю всего рода Кхакхар, – на полном серьезе ответил варвар. – Я не могу молчать. Великие боги заповедовали хранить свое достоинство как зеницу ока, чтить и беречь его, а я подорвал их заповеди! Я недостоин своих великих предков! Отец был прав…
От такого честного ответа манул стушевался, не зная, что ответить. Как-то болезненно отзывалась его мужская солидарность на желание хохмить над чужим понятием достоинства. На манулово счастье, прониклась прочувственной речью варвара и Солоха.
Девушка смахнула с ресниц скупую слезу, подойдя к Адину. Положила руку на его плечо сочувственно, улыбнулась ободряюще, высказав по-настоящему гениальную мысль:
– Адин – колтун в волосах, это не конец света. Доверься мне, и я быстро приведу в порядок твою косу.
Против ожидания Адин соглашаться не стал. Лишь посмотрел как-то косо, с гордостью оскорбленной святости удалился в хижину.
– Ну, давай, объясни, что я не так сказала, – предложила девушка.
– Даже не знаю. Про колтуны я вообще случайно узнал, от Митяя еще на тракте… – ответил ей растерянно манул.
– По традиции расчесывать волосы мужчине имеет право только первая жена, – вмешался в разговор подошедший Парнас. Мужчина, с наступлением рассвета вновь принял свое неказистое обличье, нацепив шкуру столетнего старика. – В некоторых племенах подобное предложение вообще имеет смысл брачного ритуала…
Солоха только плечами пожала. За свою недолгую жизнь она вообще успела убедиться в том, что ритуалы – штука ненадежная. Манул ее в этой мысли негласно поддержал, а гласно лишь едко заметил:
– Ты бы уже определилась, ты замуж, или в пансион хочешь…
Да, он все еще вполне отчетливо помнил ночь на Зеленые Святки, и хотя признаваться себе не желал, чувствовал некоторый дискомфорт в тот момент, когда видел, как солохин венок достался Адину, успевшему к той поляне всего на пару мгновений раньше.
– А одно другому не помеха, ясно! Вот окончу пансион, попутешествую по миру, совершу много подвигов, встречу свою судьбу и заживу долго и счастливо, ясно!
Солоха была не из той породы женщин, чтобы смущаться очевидных вещей. Да, как и всякой молодой девице, замуж ей хотелось, но только за человека достойного, милого ей. Однако же желание это хоть и присутствовало, не было доминирующим среди всей кучи малы желаний. Образование стояло явно на пару ступеней выше замужества.
– Ну, ты и запросы даешь! – искренне восхитился манул. – Богам придется изрядно попотеть, дабы исполнить хоть малую часть этого списка!
– А я в помощи богов не нуждаюсь! – задорно отказала Солоха, подбоченившись. – Я, знаешь ли, всего хочу добиться сама!
– Да? Как интересно… Пока что ты только глупостей сама успела понаделать…
Солоха побледнела, поджав губы гневно. И нечего ей было возразить против такого ответу. Однако же оставлять поле боя с поражением вновь она не пожелала, прошептав:
