Текст книги "Манул (СИ)"

Автор книги: Ляксандр Македонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

Все закончилось так же резко, как и началось. Девушкам просто осознала, что больше нет ветра, и что вовкулака больше не бежит, а пытается привести ее в чувство, тихонько поскуливая.

– Ох, мы уже приехали… – пробормотала Солоха, аккуратно слезая со спины вовкулаки и оглядываясь. Действительно, вовкулака ухитрился доставить ее прямо к дремлющему посту охранников. – Спасибо тебе огромное, я в большом долгу перед тобой!

Зверь резко поднялся и громко протестующее рыкнул, сердито махнув хвостом. Он тут же подошел к ней, толкнув носом по направлению к палаткам, словно бы поторапливая. Солоха поняла его отлично, кивнув и кинувшись к палатке Адина.

Сам же зверь развернулся, намереваясь скрыться в ближайших зарослях. Пару уверенных шагов, и он замер, помотав мордой. Зверь и человек вновь вступили в жесткую схватку. Зверь твердил, что хоть хозяйка и добра, но люди до добра не доводят. Человек же всей душой стремился вернуться, понимая, что никогда не сможет смириться с участью вечного наблюдателя. Ее искренняя улыбка и самоотверженность – это ли не гарантия того, что она примет их обоих? Не это ли гарантия на счастливую жизнь?

Лапы зверя затряслись, и медленно, одна за другой повернули прочь от кустов. Зверь вновь проиграл человеку. Ему тоже хотелось быть ближе к хозяйке. Ему тоже было приятно ее тело, и касания ее рук. И это желание, желание стать ближе к ней начало превращаться в зависимость. Правда, пока ни сам вовкулака, ни Солоха этого не осознавали.

Зверь громко фыркнул, молнией проскочив мимо спящей охраны. Подскочив к стоящему неподалеку шатру он тихонько просунул морду внутрь, осторожно принюхиваясь. Человечий дом пустовал, зато человеческая одежда была на месте. Она-то и была нужна вовкулаке.

========== Глава 21 Манул исповедуется ==========

– Принесла, что я просил? – Адин встретил Солоху у входа. Парень выглядел очень неважно: под покрасневшими глазами красовались темные круги, довершали образ мелко подрагивающие пальцы рук.

– Лучше, смотри, – девушка продемонстрировала варвару драгоценный бутылек. – Слезы русалки.

Адин не успел ничего возразить, так как девушка, отойдя от него, подошла к Маю. Он больше не рвался и не метался. Прошедшая ночь высосала из него все силы. Все что он мог, так это лежать, открыв рот и глупо смотреть в потолок, высунув опухший, почерневший язык. Его осунувшееся лицо было бледно, по вискам и скулам каскадами стекал пот.

Солоха, не став затягивать откупорила бутылек, влив пару капель в широко раскрытый рот оборотня. Май закашлялся, моментально подскочив, стоило только жидкости коснуться его неба. Глаза его свирепо полыхнули, когтистая лапа, вспоров воздух, чиркнула по щеке зазевавшейся девушки. Брызнувшая из ранки кровь заставила оборотня загудеть, обнажив удлинившиеся клыки.

– Тихо, – начала успокаивать его Солоха, взяв лицо замешкавшегося манула в свои руки. – Все хорошо, тебя никто не обидит.

Оборотень зашипел, встопорщив шерсть на хвосте. Его взгляд недоверчиво блуждал по лицу девушки. Когти то сжимались, то разжимались. Сзади тихонько выругался Адин, опасливо глядя на оборотня.

– Давай я помогу тебе, – ласковым, успокаивающим голосом заговорила девушка, демонстрируя начатый пузырек. Зрачки манула сузились, спина выгнулась, губы растянулись в угрожающем оскале. Очередная судорога поразила его как раз не вовремя, заставив рухнуть обратно на ложе. Из приоткрытого рта потекла густая пена. Воспользовавшись этим, Солоха коварно влила еще пару капель.

Манул взвыл, заметавшись на ложе. Его тело изогнулось дугой, вздувшиеся змеями мышцы бешено пульсировали, шрам на спине начал потихоньку приобретать ярко-алый оттенок.

– Нет! – не своим голосом закричал он, спрыгнув с лежанки. – Нет! – его лицо исказилось жуткой болевой гримасой. Из закушенной губы потекла бордовая кровь. Он повернул голову, глядя на притихшего Адина, смерив варвара ненавистным взглядом: – А вот и ты, Самаель, что, отрубить и посадить голову барона на пику тебе оказалось мало? Пришел и с меня шкуру содрать? А не выйдет!

Не успели Адин с Солохой опомниться, как сбредивший оборотень накинулся на варвара, свалив парня с ног. Наверное, на этом моменте бы и закончилась история Адина, если бы в тот же миг в шатер не влетел вовкулака, оттолкнув манула в сторону.

Май захрипел, пытаясь подняться с колен. По его подбородку и оголенной груди стекала смешанная с кровью слюна, из приоткрытого рта вывалился опухший язык. Его свирепый, налитый кровью взгляд остановился на Лане.

Не успела Солоха моргнуть, как взбесившийся кошак с диким ревом понесся на вовкулаку. Никакая боль не могла заглушить огня его ярости и приглушить жажду мести.

Лан предвкушающе облизнулся, опустившись на лапы, выпустив свои когти. Казалось, каждая мышца его тела пела, и девушка была уверенна, что он не пощадит Мая.

– Лан, не убивай его, слышишь? – закричала Солоха. Огромная волчья туша дрогнула, словно бы даже уменьшилась в размерах. – Просто слови его. Лекарство должно скоро подействовать!

Пока Лан боролся со своей внутренней кровожадностью, Адин искал свой меч, а Солоха внутренне молилась, манул напал. Он накинулся сверху на массивную волчью шкуру, крепко вцепившись пальцами в холку и впившись клыками в горло противника.

– Нечистый меня раздери, что это с ним?! – подбежав к Солохе, недоуменно просипел Адин. На его шее явственно алел отпечаток когтистой лапы оборотня. Парень всеми силами пытался удержать в дрожащих руках свой меч.

– Он бредит, разве не видишь? – закричала побелевшая Солоха в ответ. Она не могла отвести взгляда от битвы двух оборотней, молясь всем известным ей богам, чтобы Лан в приступе гнева просто не разорвал манула на части, и чтобы лекарство подействовало поскорее, усмирив Мая.

Лан стоически терпел, очень аккуратно скинув с себя кошака. Хлеставшая из прокушенной шеи яркая кровь заставляла зверя внутри него негодовать от боли и злости. И если бы не та просьба хозяйки, он бы не стерпел – убил бы этого оборотня одним ударом. Сейчас же приходилось сдерживаться, терпеть боль ради хозяйки. Но в будущем Лан смиренно надеялся на справедливое возмездие. Хозяйка-то не всегда будет рядом с этим оборотнем.

– Опять убегаешь, да, Самаель? Где твой знаменитый клеймор*, которым ты обезглавил сотню демонов? – зло шипел оборотень, подобно угрю, выловленному из реки пытаясь вылезти из-под мощной волчьей лапы, намертво пригвоздившей тело кошака к земле. – Опять используешь кого-то?! Какой же ты после этого глава цеха, а? Если даже убить меня поручаешь жалкому оборотню!

– Май, прекрати! – Солоха не могла больше терпеть. В ее глазах блеснули первые слезы. Стоять и смотреть на мучения своего спутника оказалось выше ее душевных сил. – Это не Самаель. Уж не знаю, кого ты так ненавидишь, но это Адин, один из наймитов Добрика. Приди же в себя, прошу!

– А вот и ты, предательница, – слова Солохи бредивший манул решил пропустить мимо ушей. На этот раз обращался он именно к ней, заставив девушку дрогнуть. – Продажная сучка, сколько тебе заплатили, за то, чтобы ты сделала это? – манул опять попытался высвободиться, зло захрипев. Вовкулака безо всякой жалости вдавил тело оппонента еще сильнее. Хруст костей сбрендившего смог услышать даже Адин.

– А ведь он тебя любил, – после небольшой паузы продолжил манул, устало. – Маму так не любил как тебя! Жалкие вы твари, люди! За деньги готовы подставить, кого угодно, убить, кого попросят! Как же я вас ненавижу! Иди сюда, Самаель, и сразись со мной по честному! Хотя бы раз убей оборотня не хитростью, а собственным мечом в схватке!

Манул свирепо блеснул глазами, схватившись лапами за волчью ногу. В тот же миг тело оборотня накрыл очередной спазм, буквально вывернув наизнанку кишечник Мая.

– Неужели, получилось, – прошептала Солоха, на подрагивающих ногах подходя к затихающему оборотню. Предусмотрительный вовкулака поспешил убрать свою лапу и отскочить к выходу.

Тем временем шрам на спине оборотня начал розоветь, дыхание выровнялось, давление в крови опускаться, разглаживая мышечные волокна. Притихший Май моментально отключился, тихонько посапывая.

– И, что это было? – икая, подал голос Адин, рискнув аккуратно приблизившись к Маю. Оборотень стремительно шел на поправку. Его уши и хвост начали понемногу растворяться, полностью исчезнув с первыми лучами солнца, проникшего сквозь полы шатра. Кожа приобрела естественный, бледно-розовый оттенок, когти втянулись, а черты лица разгладились. От устрашающего шрама остался лишь небольшой яркий росчерк, да и тот стремительно исчезал. После снятия проклятия организм оборотня спешно затягивал раны.

– Не знаю… – ответила ему Солоха, обведя взглядом внутренне убранство шатра. Обстановка сейчас больше смахивала на большое кровавое побоище, и девушка отлично понимала, что возвратившись поутру в лагерь Сураон точно не погладит их по головке за такой разгром. – Некогда нам сейчас раздумывать над этим. Приберем тут.

Варвар согласно кивнул, помогая девушке уложить тело спящего обратно на лежанку. Лан же, убедившись, что опасность для хозяйки миновала, поспешил убежать прочь из лагеря варваров. Только чья-то одежка, валявшаяся у входа, свидетельствовала о том, что вовкулака тут все-таки был.

***

Солнце было в самом зените, нестерпимо подпаляя неприкрытые макушки наймитов, купца, Солохи и оборотня. Последний страдал больше всех, будучи необыкновенно тихим и задумчивым. Даже Добрик удивился произошедшим изменениям, задумчиво косясь на своего охранника, но встречая его решительный неприязненный взгляд, лишь рассеянно пожимал плечами, не рискуя лезть на рожон.

Как и было задумано – на рассвете обоз тронулся в путь, оставив далеко позади отсыпающийся после праздника Краснокаменск. На счастье Адина и Солохи варвары, придя после долгой и бурной ночи, были так заняты поспешными сборами, что не сильно обратили внимание на кровавые разводы на коврах (Сама же Солоха внутренне очень гордилась, что за такой короткий срок они смогли привести в относительный порядок шатер Адина). Вернее, варвары все-таки обратили на испачканные ковры внимание, но расспросами не мучили. Сураон просто многозначительно хмыкнул, коснувшись суровой отчей рукой висящей на поясе плети, метнул уничтожающий взгляд на Солоху и торжественно объявил, что наказывает сына. Прилюдно. Из-за этого сборы слегка задержались. По этой же причине Адин еще очень долго не мог нормально сесть в своей телеге, все время хватаясь за самое сокровенное, вызывая откровенные смешки своих дядьев.

– Солоха, а что это у тебя со щекой? – вдруг спросил купец, логично связав угрюмое поведение охранника с очень красочным шрамом, рассекающим щеку селянки. Рана хоть и казалась не страшной, вызывала некоторые сомнения и наводила на раздумья.

– Порезалась камышом, – нехотя буркнула девушка тоже не горя желанием рассказывать о своих ночных похождениях. Аналогично манулу, она в тот день была мрачнее любой грозовой тучи, своим угрюмым взглядом слегка припугнув даже бесстрашного Митяя.

– Никак, гадала на венке? – удивленно приподняв брови, спросил Добрик. Его угрюмость селянки не пугала.

– Да, – девушка помрачнела еще больше, невольно вспомнив, как небрежно мял в своих лапищах ее венок северный варвар. Конечно, по сравнению с ее последующими приключениями это были даже не цветочки, но все же, это неприятное воспоминание не потеряло своей яркости на фоне остальных. Отличный праздник был в ту ночь у Солохи, а главное – запоминающийся!

– Ты это, не бери в голову дурного… – смутившись, заговорил Добрик, покровительски погладив сидящую подле него селянку по голове. – Все эти гадания – бред сивой кобылы. Вот у моей женки венок постоянно тонул, и ничего. Живы-здоровы…

– Рада за вас, – девушка выдавила из себя улыбку моментально отбив у купца желание беседовать дальше. Добрик неодобрительно покачал головой.

– Эй, Митька, а у тебя как вечер прошел? – окликнул он наймита.

Погонщик пробормотал что-то явно не желая делиться воспоминаниями о своих ночных похождениях, лишь задумчиво почесал щеку, над которой призывно горел здоровенный синяк. Да, видимо, погонщик тоже надолго запомнит ночь Зеленых Святок.

Взгляд Солохи медленно переместился на фигуру идущего подле телеги оборотня. Выглядел он не просто мрачным, скорее даже озлобленным на что-то, хмуро рассматривая землю под ногами.

Придя в себя в шатре и выдавив из Солохи с Адином информацию о яде и своём бреду, он поспешно извинился, попытавшись скрыться из виду. Впрочем, долго побыть в одиночестве ему не позволило положение охранника, обязывающее неотступно следовать за Добриком.

Манул смирился со своей участью, но максимально попытался отстраниться от коллектива. Остальные наймиты не решались его беспокоить, оставив наедине со своими мыслями и переживаниями.

Глядя на его ссутуленную спину, девушка невольно освежила в памяти утреннее происшествие. Она впервые задумалась о том, что она, собственно, знает о своём спутнике. Оказывается, она не ведает ни откуда он родом, ни кто его родители. Она даже не уверена, назвался ли он своим настоящим именем.

– Май, можно задать вопрос? – решившись, спросила она, соскочив с телеги, поравнявшись с оборотнем.

– Задавай, – неожиданно милостиво откликнулся он, не поднимая головы.

– Кто такой Самаель?

Манул вздрогнул, его спина резко распрямилась, а янтарные глаза оборотня обратились в сторону моментально стушевавшейся девушки. Она уже была и не рада, что вообще решилась говорить об этом.

– Охотник на нечисть. Глава цеха охотников на нечисть. Он убил мою семью.

– А как же…

– По глупому стечению обстоятельств меня тогда не было рядом… – перебив ее, закончил оборотень. – Просто запомни: если увидишь охотника – беги. Они не жалеют никого, в ком увидят хоть каплю сверхъестественного.

– Но…

– Ладно, уговорила. Я расскажу кое-что о себе. Кажется, этот вопрос тебя сейчас тоже гложет. В качестве извинения я тебе это расскажу, но впредь попрошу не разглашать эту информацию, – вновь перебил девушку оборотень. – Добрик, мы отойдем ненадолго, хорошо?

Купец лишь рукой махнул, отлично поняв, что его разрешение тут, скорее, для галочки. Впрочем, своим купечьим чутьем он чуял, что этим двоим нужно поговорить. А потому он решил в этот раз закрыть глаза на такое вопиющее неуважение к своим обязанностям.

Дождавшись, когда обоз отъедет достаточно далеко манул заговорил:

– Наверное, сначала нужно начать с моего имени и положения. Имя, данное мне при рождении, принадлежало наследнику очень влиятельного рода, но в силу кое-каких обстоятельств носить я его оказался недостоин.

– Ты бастард! – осенило Солоху в тот же миг. Девушка охнула, тут же прикрыв рот рукой. Манул лишь кивнул в ответ. С виду было не понять, обидела ли его такая догадливость, или же нет.

– Верно, но обнаружить это смогли не скоро. А потому до семи лет я носил имя Раамона Даксталь. Когда же обман вскрыли меня стали называть по месяцу рождения. Я родился в мае и стал Маем. Имя это приросло ко мне гораздо крепче, нежели Раамон. А потому я предпочитаю использовать его.

И если до этой фразы девушка еще не особо понимала, как может быть связан охотник на нечисть с уважаемым родом, то имя Даксталь тут же расставило все кусочки пазла на свои места. Да, в Приграничье имя Даксталь имело вес. Баронство, через земли которого пролегал весь северный тракт, семья, контролирующая все северное Приграничье, единственный аристократический род, состоящий в дружбе с северными варварами. Подробностей Солоха не знала, но слышала в Маковце, что именно барона Лендларха Даксталь считали негласным королем севера. Правда, как говорили они, барон не имел бастардов…

– Неужели барон Лендларх – твой отец? – испуганно прошептала она, тут же вспомнив первый день путешествия и того веселого мужичка, треплющего о том как казнили уважаемого человека, оказавшегося оборотнем-волком. – Но как, же тогда…?

– Я не его сын, – усмехнувшись, ответил Май, окончательно сбив с толку селянку. Девушке оставалось только глупо хлопать глазами, пытаясь хоть как-то сложить все свои мысли в какое-то подобие логической цепочки. – Мой отец имел неосторожность влюбиться в темную холопку и возвысить ее до баронессы. Увы, волки так безрассудны, когда влюблены. Нацепив тряпки баронессы, моя мать так и осталась обычной девкой, которая и до знакомства с бароном не страдала целомудрием. Именно поэтому она моментально нашла себе любовника на стороне. Я даже не знаю, кто это был, – Май отвернулся, горько усмехнувшись. – Любовник, погостив неделю в фамильном замке Даксталь, вскоре уехал, а моя матушка оказалась обрюхачена. Увы, мать тоже не сразу поняла, что ребенок не от Лендларха, иначе бы убила меня еще в своей утробе. До семи лет я рос как будущий наследник, но ни разу не перекинулся в волка. Барон знал, что иногда дети, рожденные от союза человека и оборотня, не приобретают звериную суть. А так как я в детстве был похож на мать, ее измена осталась незамеченной. Время шло. Я рос и крепчал… Мне никогда не забыть глаза барона, когда я вошел в его кабинет, сжимая в руках убитую мышку. Это был как раз мой седьмой день рождения. Мои уши и хвост, позолотевшие кошачьи глаза моментально выдали измену и мое настоящее положение. В тот же день меня вычеркнули из наследства и бросили в темницу. Лендларх был так зол, что хотел убить меня, заморив от голода и жажды. Я сидел в полнейшей темноте, сырости и холоде. Вокруг меня пищали голодные крысы, только и ждущие того часа, когда я обессилев засну. И я заснул. Усталость взяла свое. И тогда они накинулись на меня. Все вместе. Именно благодаря им я смог осознанно перекинуться в кота, разодрать их и насытить свой голод. Таким меня и застал барон, когда пришел навестить. Окровавленного, сжимающего в зубах крысиный труп, среди горы умерших тварей. Вместе с ним зашла еще какая-то женщина. Женщина эта оказалась ведьмой, очень могущественной и опасной колдуньей, которой очень сильно задолжал Лендларх. В обмен на долг она заставила барона сохранить мне жизнь, и даже выбила право жить и работать на конюшне во дворце. После недели тьмы и голода я готов был целовать руки и ноги своей спасительницы и был по-настоящему счастлив. После этого уже я стал ее должником. И она еще пару лет обучала меня всему, что я должен знать о чернобожьем племени. Наверное, именно благодаря ей, я тогда не сломался, не уподобился плебсу, остался в душе бароном. Тогда, правда, я не знал, что же эта коварная ведьма потребует взамен спасения и обучения… – манул резко притих, словно бы пытаясь подобрать нужные слова. Солоха не посмела его перебивать, хотя вопросы по ходу повествования у нее возникли. – До пятнадцати лет я был помощником конюха, проводя все сутки напролет на заднем дворе. Меня оформили как крепостного. А после пятнадцати барон отдал меня в рекруты как одного из своих крепостных. Надеялся, что я там и издохну видимо. Увы, я выжил, и даже кое-чему обучился за десять-то лет! На мое счастье в армии очень любят молоденьких мальчиков. Я в своем полку был самым юным. Моя худоба, некоторая аристократичность манер и поведения привлекли внимание одного из наших командиров. Славился он не только как бесстрашный воин, но и как знатный извращенец. Как оказалось, он и впрямь очень любил мальчиков. В обмен на сносную армейскую жизнь я стал его «пажом». Меня перестали бить во время муштры и не морили голодом. У меня была сносная одежда и командир лично обучал меня искусству ведения боя. Он был очень искусен, этот командир Дорский. Обучал меня как своего любимца. Для него я был чем-то вроде экзотичной зверушки. Увы, но тогда я еще плохо контролировал себя и Дорский быстро распознал во мне оборотня. Он не стал меня убивать, хотя и должен был. Сказал лишь, что так ему со мной играть даже интереснее. Хах, он все же был знатный мерзавец, этот Жорих Дорский! И я ничуть не жалею, что убил его. Пришлось, конечно, подставить одного своего напарника, тоже его фаворита, но дело того стоило. Дорский мертв, его верный любовник тоже, а я все еще жив. Копчу это небо своим существованием, – Май зло рассмеялся. Солоха даже немного отодвинулась от него. Конечно, ей всегда было интересно, кто научил Мая так лихо драться, но она даже подумать не могла о том, что ее спутник был рекрутом. Провел десять лет в настоящей тюрьме. Удивительно, но она не осуждала его за убийство. Просто в какой-то момент поняла, что маленькому мальчику, закинутому в логово зверей не выжить, если самому не уподобиться зверю. А в том, что армия – место ничуть не уступающего по своей атмосфере тюрьме, селянка была отлично осведомлена. Ни один парубок, находясь в здравом уме, не спешил идти в рекруты, а потому набор состоял в основном из уголовников, крепостных и должников, Тех, кому уже было нечего терять. Тех, кто готов был на все, чтобы просто выжить, иметь кров над головой, и хоть какое-то подобие одежды и еды.

Об армейских нравах в Солнечном сочиняли целые легенды. И мужеложество там занимало лидирующие позиции. Ходили слухи, что пользуясь неограниченной властью и безнаказанностью, многие командиры делали из рекрутов своих фаворитов, унижали их всеми мыслимыми и немыслимыми способами, давая взамен некоторое подобие привилегий. Естественно, что Солоха, как и многие селяне не верила в эти байки. Она знала, что армия – место суровое, но никак не могла вообразить, чтобы там происходили подобные подлости. А потому откровения Мая ее сначала просто испугали.

– Почему ты рассказываешь это мне? – не удержавшись, прошептала она. Слишком уж необычными были эти откровения, особенно в лице такого, с виду независимого оборотня как Май.

– Потому что терпеть воспоминания об этой боли унижения и ненависти, у меня просто больше нет сил. Знаешь, ведь пока я валялся в беспамятстве, я успел заново прожить все это. Встретиться со всеми давно забытыми кошмарами своей молодости. Я просто хочу исповедоваться. Чтобы окончательно оставить в прошлом и мое грешное детство и юность, – неожиданно печально ответил оборотень. Девушке даже почудилось, будто бы она увидела слезы, блеснувшие в его глазах. Немного промолчав и собираясь с духом, оборотень продолжил: – Мою вину не смогли доказать и отстали. Я стал уже стар и потаскан для других командиров, а потому перестал быть фаворитом и последние три года провел как рядовой рекрут. Но тогда я уже вошел в силу как оборотень и смог стерпеть. После прохождения службы я надеялся, что барон забудет обо мне, и я смогу уехать и жить спокойно, где-нибудь далеко за Пресным Морем. Но после службы меня буквально под расписку сдали обратно в пользование барону. Видимо, он все же опасался меня, потому хотел держать ближе к себе. Дома я и познакомился с Самаэлем, а так же его верной шавкой – Клариссой. Эта хитрая бестия вскружила голову моему отцу и быстро выведала его секрет. Естественно, после этого у Самаэля были развязаны руки. Правда, чутье мне подсказывает, что не стал бы этот хитрец ехать в такую даль, чтобы просто разрушить баронство. Он явно искал что-то важное, какую-то очень важную вещь, или информацию… – Май ненадолго смолк. А Солоха смогла выкроить еще пару секунд, чтобы переварить все услышанное.

– В тот памятный день меня как раз отправили в деревню на подмогу к остальным деревенским валить лес, – продолжил манул. – Когда же до меня дошли слухи о казни Даксталь, я не поверил и побежал домой. Представь себе мой страх и злость, когда я увидел, как бывшие слуги барона грабят мой дом, тащат на пиках головы матери, барона и младших детей! Да, я не любил Лендларха и много раз представлял себе, как убью и займу его место. Но тогда, глядя на его беспомощно насаженную на пику окровавленную волчью морду, я понял, что прощаю его, прощаю и свою гулящую мать, а вот людей, разграбивших и уничтоживших замок и род Даксталь не прощу никогда. Я загорелся желанием мести, причем я пожелал убить не только самого Самеля, но и всю его семью. После я надеялся-таки покинуть Ансткое княжество. А потому бежал в Столицу. У меня не было ни денег, ни еды, ни одежды, а потому я решил путешествовать в кошачьем обличье. Я не рассчитал своих сил. Страх и паника, завладевшая моей душой ослабили человеческое и усилили звериное. Манул взял верх надо мной, и я попался твоему отцу, когда оголодалый полез в его телегу воровать соленья.

Солоха не нашлась что ответить. В один момент на нее свалилось слишком много информации, о которой она могла только догадываться все это время. Ей оставалось только посочувствовать Маю. Вся его жизнь была лишь сплошной борьбой, а потому не удивительно, что он так ненавидит людей. Наверное, он и оборотней ненавидит тоже. В любом случае поводов любить людей или нечесть Маю никто не давал.

А еще Солоху очень заинтересовало, кем же была та самая ведьма-спасительница. Какой-то настойчивый голос где-то внутри намекал, что с ведьмой этой селянка уже знакома.

– Ту ведьму часом не звали Матреной? – после недолгих раздумий спросила девушка.

– Твоей интуиции стоит отдать должное, – ответил оборотень.

– Ты говорил, что задолжал ей что-то.

– Уже нет. Я медленно, но верно отдаю свой долг.

Солоха озадаченно нахмурилась, исподтишка глядя на откровенно ухмыляющегося оборотня. Ее невольно посетило чувство, что она играет с ним в «угадайку». Впрочем, девушке и самой было интересно узнать, как же Май отдает долг Матрене. Она-то в их последнюю встречу ничего такого не услышала

« Если он все еще отдаешь долг, значит, что-то делает… Но я не заметила, чтобы он выполнял какую-то работу помимо охраны Добирка. Вряд ли бы Матрена поручила ему это… Май занят только моим сопровождением, если так подумать. Он много раз спасал меня, хотя людей на дух не переносит, даже устроился к Добрику, чтобы подзаработать денег на… мое поступление?! И как же я раньше не догадалась?! Наш уговор не предусматривал таких жертв с его стороны! Такое чувство, будто бы он кровно заинтересован в моем поступлении в пансион!» – подумалось селянке. И от внезапной догадки она еле удержалась на ногах, спросив:

– Может ли быть так, что сопровождать меня до Столицы попросила у тебя именно Матрена? Ведь если так подумать, долг передо мной ты вернул, когда спас от разбойников.

– И все же ты большой тугодум, Солоха, – подтвердил ее умозаключения оборотень.

– Но почему?

– Ты ведь ее единственная преемница. Она просто обязана была обеспечить тебя надежной охраной.

– Говоришь так, словно она умерла, – неловко попыталась отшутиться девушка и тут же осеклась. Она испуганно коснулась груди и, похолодев спросила: – Она что, умерла, да?

– Ведьма может умереть только тогда, когда передаст свои знания и силу ученице, – манул невольно потупился. – Матрена прожила очень долгую и грешную жизнь… Годами она мучилась, потому что не могла умереть. Она даже отправилась в это путешествие по Приграничью выискивая девочку себе на замену. Все, ради того, чтобы наконец отправиться в лучший мир.

– Грешную? Да она была сущей святошей! Всех лечила, спасала. Даже тебя спасла! – Солоха гневно сверкнула глазами, подбоченившись. Да как этот оборотень только может так говорить?!

– Поверь, я знаю, что говорю. Думаю, даже такая темная деревня как ты знает о том, что случилось семьдесят лет назад… – осадил ее Май.

Девушка озадаченно скривилась. Историю она знала из рук вон плохо.

– Вроде как князя убили… да?

– Именно, его отравили. И сделала это его верная соратница, тогда еще ведунья и советница Селена, нынче же более известная как Матрена Никитишна.

– Нет, этого не может быть… – в глазах у Солохи потемнело, она пошатнулась, согнувшись. Сердце взволнованно бухалось о ребра, отдавая в руки и ноги. Во рту как-то стремительно пересохло. – Как? Зачем?

Мгновенно вспомнился один из рассказов Матрены. Касался он ведьмовской измены. Тогда покойная ведьма особенно подчеркнула, что нарушение священной клятвы является сильнейшим проступком среди нечисти. И карается он соответственно.

– Этого-то я не ведаю, – Май резко подхватил девушку, помогая удержать равновесие. – Какой бы не была причина, она не имела право это делать.

Селянка машинально кивнула, уставившись пустым взглядом в пол. Какими мотивами руководствовалась Матрена? Почему пошла на такое?

Девушка и не заметила, как начала тихонько плакать. Она вспоминала Матрену, ее теплую улыбку, крепкие руки и добрый, ласковый взгляд. Солоха знала, что такой человек никогда бы не пошел на убийство или же предательство. И она не смогла признать в Матрене преступницу. Не пожелала принимать точку зрения манула.

Да, в чем-то оборотень был прав. Матрена предала свою клятву служить и оберегать князя когда-то. Но девушка была уверена – старая ведьма пошла на это вынуждено. И Солохе очень захотелось узнать, что же заставило Матрену идти на предательство. Девушка была уверена, что получит ответы на все свои вопросы именно в Столице.

– Так, хватит прятаться и подслушивать! Вылезай! – неожиданно рявкнул Май, резко выпустив когти. Солоха шикнула, отскочив. Кажется, на ее рубахе прибавилось дыр…

Она удивленно оглядела расстилающуюся перед ними степь, пытаясь понять, к кому обращается оборотень. Тот, впрочем, затягивать со своим появлением не стал.

– Лан! – удивленно воскликнула Солоха, глядя на аккуратно высунувшуюся из зарослей степных трав волчью морду.

Вовкулака не громко рыкнул, словно бы приветствуя селянку, и одним широким прыжком очутился на дороге. Он недоверчиво покосился на Мая, оскалившись.

– Я сегодня чертовски добрый, а потому предлагаю тебе не рычать, а перекинуться и поговорить.

Вовкулака кажется, был растерян. Он моментально умолк, покосился на Солоху и звонко гавкнул.

– У него нет одежды. Он не хочет смущать меня, – усмехаясь, перевела девушка. Все же, не таким злым и жестоким оказался этот вовкулака! Скорее просто диким и запуганным.

– Ишь ты, джентльмен нашелся, – невольно фыркнул оборотень. – Ну, хорошо. Тогда для начала хочу сказать спасибо. Наверное, если бы ты не подоспел вовремя, я бы просто убил тех двоих. – Волк при этих словак как-то замялся, словно бы и не ожидал подобной похвалы. – И последнее. Мне до чертиков надоело наблюдать за тем, как ты преследуешь нас. И если ранее я был просто готов убить тебя, чтобы не мешался, теперь понимаю, что это непрактично. Да, еще более опасно оставлять тебя живым, но ты все же спас меня. А потому я предлагаю тебе присоединиться к обозу и разрешаю в открытую сопровождать Солоху. Скоро мы достигнем Столицы, и мой долг будет зачтен. Ей не помешает твоя поддержка.

При этих словах настала очередь грустить Солохе. Девушка умом отлично понимала, что после прибытия в Столицу навеки распрощается с Маем. Но вот сердцем к расставанию явно была не готова, ни сейчас, ни тем более в Столице. За прошедшее время она привыкла к компании порою язвительного, холодного, но все-таки честного оборотня. Сама того не замечая Солоха привязалась к нему, привыкла к его ворчанию, стала ощущать его как часть своей компании, практически как члена семьи.