Текст книги "Манул (СИ)"
Автор книги: Ляксандр Македонский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)
Словно бы прочитав мысли манула один из наймитов хмыкнул, играючи проведя кончиком острия по шее девушки. Солоха побелела, округлившимися от ужаса глазами глядя то на до Добрика, то на манула.
– Мне дорого мое дело, состояние и жизнь, тебе дорога эта девушка. И не вздумай глупить, Май! – заговорил Добрик, спокойно пройдя вперед. – Только попробуй напасть, и они мигом прикончат ее, ясно?
– Куда уж яснее. Но где гарантии, что после моего выступления вы отпустите ее?
– А нет гарантий. Но тебе придется поверить мне на слово, иначе никак, – покачал головой Добрик. – По правде, мне твоя девка нужна как прошлогодний снег. Помоги мне, и, я ее отпущу. Самому не приятно шантажировать тебя, Май. Ты хороший парень, потому должен меня понять. Есть люди простые, а есть наделенные властью.
– О да, я отлично понимаю, что ты хочешь мне объяснить, купец, – пробормотал Май, склонив голову.
– Май, не смей идти у них на поводу! – не своим голосом закричала селянка. Солоха еще помнила странное выражение лица манула в момент их встречи с Ульсом. Внутренний голос не зря нашептывал, что этот стражник опасен, и не зря Май решил так упрямиться, вынуждая купца идти на крайние меры. Логика подсказывала девушке, что при любом другом раскладе Май бы с удовольствием согласился подработать, тем более за надбавку к заработку. А это могло значить только то, что оборотню ни в коем случае нельзя демонстрировать свои умения господину Ульсу.
Один из наймитов в тот же миг ударил Солоху в живот. Не любил головорез кричащих девушек. Это наводило его на отнюдь не радужные воспоминания. Селянка охнула, повиснув на руках мужчин.
– Хорошо, я помогу тебе, – после недолгих раздумий ответил манул, распрямившись. В его просветлевшей радужке отразилось настороженная мина купца. – Только как бы тебе потом эта помощь боком не вышла.
. ***
– Интересно, что там произошло? – бормотал себе под нос Адин, сидя на своей повозке. С момента их приезда в Белград никто так и не удосужился разгружать товар, велев пока всем погонщикам устраиваться на постоялом дворе «Два Дубочки» и ждать дальнейших распоряжений. Все взрослые, поняв какую-то известную только им одним истину, поспешили удалиться в кабачок, оставив на дворе Адина в гордом одиночестве.
Парень от нечего делать сначала сидел и послушно ждал. А затем, не выдержав, поплелся в эту забегаловку, застав там всю свою родню в позорном для истинного варвара состоянии тяжелейшей пьянки. Завидев нелюбимого сына, подвыпивший Суарон был просто в ярости, быстро восстановив справедливость, после которой идти, куда-то было просто больно.
Юный варвар потянулся, скривившись от боли. Спина и пятая точка нещадно горели. Адин невольно хлюпнул носом, прикрыв начавшие было слезиться глаза. Нет, северные варвары не плачут. Нет, северный варвар привык терпеть боль и лишения, он должен переносить их с улыбкой, как испытания, посланные богами. Так почему же так горько на душе, почему так нещадно щиплет глаза?
– Порою, даже варвар может позволить себе маленькую слабость, – раздался над головой Адина спокойный голос шамана. Старик в общей попойке участия не принимал, удалившись в город. Выглядел он донельзя довольным, в отличие от самого Адина. На его боку красовалась новая, сильно раздутая походная сумка.
– Отец говорил, что слезы – удел слабаков, – буркнул парень, стараясь выровнять то и дело норовивший сорваться голос. Шаман усмехнулся, покряхтывая, устроившись подле парнишки.
– Нет, слезы – это проявления наших чувств и эмоций. Тот же, кто по жизни сдерживает свои эмоции обречен жить в плотной скорлупе собственных стереотипов. Такому закостенелому человеку будет тяжело познать горе, но так же, он не познает радости. Нет, мальчик мой, сильный – не тот, кто держит все свои переживания в себе, но тот, кто не боится встретиться с ними лицом к лицу, преодолеть свои страхи и слабости.
Адин удивленно приподнял брови. Ранее шаман не сильно горел желанием общаться с ним. Конечно, он и не задевал его, как остальные соплеменники. Не осуждал за слабое тело, за низкий рост и за легкомысленное, по меркам племени, поведение. Потому слышать его рассуждения было необычно в этот вечер.
– Слышал бы вас мой отец. Он бы вас не понял, как не могу понять и я, – парнишка улыбнулся, в уголках его глаз заблестели слезы.
– Твой отец удивительно прямолинеен, как и все в нашем племени, – шаман рассмеялся, помотав в воздухе ногами. – Потому и не может смириться с тем, что его сын ломает привычный уклад жизни.
Адин отвернулся, чувствуя, что краснеет. Почему сейчас? Почему сегодня? Почему за проведенные в странствиях месяцы он старался не обращать внимания на тяжелую отцовскую руку, в которой обычно видел только кнут? А сегодня, получив очередную порку, еле сдерживает слезы? Не потому ли, что не видит за собой вины, но чувствует отцовскую не справедливую неприязнь?
– И что же я должен делать? – спросил парень, вытирая слезы.
– Жить, конечно же, – удивленно отозвался старик, расхохотавшись. – Не стараться подстраиваться под остальных, но искать свое место в мире. Разве это не очевидно?
Адин закивал. Конечно, легко было шаману поучать, да умными речами его осыпать! Да только на деле-то все гораздо сложнее оказывается!
От философских размышлений парня вывело внезапное появление у телег Лана. Вовкулака кого-то отчаянно высматривал, носясь по заднему двору с невероятной для человека скоростью. Адин покачал головой, созерцая это. Он, как и сидевший рядом шаман были осведомлены о его сверхъестественном альтер его. Конечно, в глубине души парень не одобрял того, что рядом с хорошей девушкой крутиться такое опасное создание как вовкулака, но поделать ничего не мог. Солоха была в новом товарище уверена, да и сам Лан никогда не доставлял проблем. Потому, вскоре Адин начал привыкать к присутствию в его жизни опасной сущности.
– Кого ищешь? – окликнул он проносившегося рядом парня.
Лан вздрогнул, затормозил, окинув варваров безумным взглядом багровых глаз, а затем проморгавшись заговорил:
– Вообще, я ищу хозяйку, но ты тоже вполне сгодишься!
Сказав это Лан, резко взмыл в небо, приземлившись прямо за спину варвара. Парень ойкнул, когда вовкулака, сграбастав его за шкирку, бросился бежать прочь.
К своей чести Адин не стал кричать, не стал рваться и звать на помощь. Вернее, он просто не успел сообразить, что так можно было сделать.
– Эй, ты чего, а? – прохрипел он, пытаясь отдышаться. Боязливо оглянувшись по сторонам, парень зашатался. Все же, он не считал черепичную крышу какого-то трех этажного здания отличным местом переговоров.
– Помощь твоя нужна, Адин. Сам я не справлюсь, – прошептал, убито вовкулака, еще больше заинтриговав варвара. На его памяти это был первый раз, когда Лан его о чем-то просил. В тот момент даже скользкая крыша перестала его волновать.
– Я слушаю, – Адин ухмыльнулся, уже предчувствуя знатную авантюру.
– Я не понимаю, что происходит! Этот кошак куда-то пропал вместе с хозяйкой! И купец этот тоже пропал! А у меня плохое предчувствие, – заговорил Лан.
– Какое еще предчувствие? – Адин недоуменно покосился на взволнованного парня – А поискать ты их не пробовал?
– Пробовал – рыкнул вовкулака, обнажив удлинившиеся клыки. – Пошел по запаху хозяйки и пришел к какому-то большому дому далеко от сюда. Внутрь меня не пустили, там что-то вроде охраны стоит. Осмеяли меня и выгнали!
Адин нервно хохотнул, созерцая белоснежные резцы солохиного друга. Уж слишком близко стоял Лан. – Я уверен, что хозяйка в беде!
– Эммм… – Адин потянулся к голове
– Нам надо убедиться, что с Солохой все хорошо! А сам я могу сорваться, понимаешь! А ты, если будешь рядом, сможешь меня сдержать от необдуманного поступка! Запомни, я не могу использовать свою силу в этом муравейнике! Мне нужна твоя помощь!
– Да не ори ты! Понял я! —буркнул рассерженный варвар. И хотя никаких предчувствий у самого Адина не было, он решил успокоить совесть вовкулаки.
– Ну, раз понял, значит, пошли, – более переговоры вести Лан не стал, подхватив растерявшегося варвара за руку, и стрелой взмыл в небо.
– Только не это… – пробормотал парень, тоскливо созерцая с высоты птичьего полета черепичные крыши бедняцкого квартала Белграда, что в свете луны выглядели особенно мрачно. Ощущение свободного полета его нисколечко не завлекало, а только страшило. Адин прикрыл руками рот, дабы не опозорить себя еще и паническим криком, в тот самый миг, когда вовкулака, приземлившись на очередную крышу, пробежав пару метров, вновь прыгнул, унося с собой варвара, болтающегося наподобие тряпки.
***
– Икъ, что это, Чернобог меня подери! – воскликнул пьяница Тевко, на четвереньках выползая из какой-то подворотни. Пару минут назад именно туда его выкинул один из дюжих охранников местной таверны, когда Тевко отказался платить за выпивку. Ну, не было у честного пьяницы с собой звонкой монетки, не было и желания трудиться во благо любимого кабака. Взять с мужика оказалось нечего, потому охранники, пересчитав ему косточки, поторопились избавиться от надоеды.
Приоткрыв заплывший глаз, пьяница озадаченно почесывал лысину, пытаясь понять, что только что увидел. А увидел он невероятное: самих дьяволов, что в свете уходящей луны устроили забавы, танцуя по крышам.
Поднявшись, Тевко прихрамывая, побежал обратно в кабачок, отчаянно причитая.
Увидев бегущего надоеду, охранники по началу взялись за оружие, но затем, рассмотрев его искаженную ужасом мину, невольно опустили руки.
– Дьяволы! – не своим голосом вопил пьяница. – Конец света близок! Ох, мамочки, до чего дожили! Черти по крышам пляшут! Иррииил защити!
– Чего это он? – спросил один охранник у другого. Второй лишь пожал плечами.
– Эй, Тевко, чего тебе? За добавкой пришел? – поинтересовался второй, расхохотавшись.
– Там, пойдемте за мной! – Тевко, подбежав, схватил за руки охранников. – Скорее! Дьяволы! Во имя Иррииила, спасите!
– А, белочка пришла… Понимаю, – заговорил первый охранник, похрустев костяшками. – Ну, пошли-пошли…
Не успел Тевко обрадоваться, как вновь получил по морде увесистым кулаком, упав носом в грязь. Охранники, переглянулись, подхватили пьяницу закинув бездыханное тело обратно в подворотню.
– Вот же ж, воистину, чернобогова услада, – пробормотал первый охранник, вставая у дверей. – Видел, как его перекорежило?
– А то! – кивнул второй, устраиваясь рядом. – И как только боги позволяют такой произвол? Нет, Ахим, не верю я в Белобога. И в этого новомодного Ирриила. Как посмотришь, что в мире деется, только в Чернобога и поверишь!
Ахим не стал спорить, лишь задумчиво прищурившись. В какой-то миг ему и самому показалось, будто бы он увидел чьи-то фигуры подле дома знаменитого купца Добрика Владиславовича.
========== Глава 27 Манул в гладиаторской яме ==========
Придя в себя в незнакомом месте, Солоха сначала испугалась. Обнаружив свои ноги и руки связанными – разозлилась, а когда увидела зашедшего в помещение знакомого наймита растерялась.
– Что это все значит? – рыкнула она, ерзая по полу. Веревки пребольно врезались в кожу, заставляя селянку буквально выть от злости. – А ну немедленно развяжи!
– Прости, Солоха, – отсалютовал ее наймит, войдя. Он говорил тихо, упрямо глядя в пол. – Ты девка хорошая. Да только я человек служивый. Мне Добрик сказал, я и выполняю.
– Конечно, конечно, приказы надо исполнять, – ответила ему девушка, умно покачав головой. – Да вот только ты же не изверг, какой, – с этими словами Солоха, пересилив себя, поднялась, прислонившись спиной к стене. – У меня руки сильно затекли. Пожалуйста, ослабь веревки.
– Еще чего! – наймит расхохотался, устраиваясь на загодя принесенном матрасике. – Может, тебя еще отпустить прикажешь? Или забыла, какой у Добрика с твоим братом уговор?
Солоха потупилась, скрипнув зубами.
– Нет, не забыла. Но подумай, что я могу сделать тебе? Я, слабая, истощенная и голодная девчушка-простушка! Ну, развяжи!
– Все вы бабы гаразд мужикам лапшу на уши навешивать, – довольно отозвался наймит. Мужик явно скучал, охотно разговаривая с селянкой. – Или думаешь, я не видел, как ты Прунько за ухи по всему обозу таскала? Или как Митяя по голове казанком чугунным огрела? Такую даже цепи не остановят! Не держи меня за идиота!
Солохе оставалось только гневно надуться, осознав, что не всегда демонстрация силы играет ей на руку. Аккуратно съехав обратно на пол, она принялась судорожно искать другой способ надурить наймита.
Сколь бы ни прискорбно ей было признавать, но для того, чтобы ее обездвижить Добрику хватило простой пеньки.
***
– Интересно, что это там за шум на улице? – осведомился господин Ульс, потирая затылок. Мужчина пребывал в необыкновенно благодушном настроении в тот прохладный вечер. Немного поспрашивав наймитов о Мае он окончательно пришел к выводу, что сумеет с помощью этого проходимца отбить свои деньги, и как следует прижучить нахальца Пузыря. Правда, какая-то мысль все же не давала ему спокойно расслабиться. И самым отвратным было то, что, сколько бы он не силился понять, никак не мог словить эту самую мысль. Одно он знал точно: этого Мая он уже когда-то видел. Но вот когда…
Добрик, к разочарованию господина Ульса тоже не многое смог поведать, представив парнишку простым путешественником. Конечно же, начальник городской стражи в это не поверил, решив на досуге, как следует «потрясти» этого Мая.
– Эй, что у вас там такое? – Добрик моментально подскочил со своей софы, чуть ли не по пояс, высунувшись из окна. Сгущающиеся сумерки не были помехой для него, ведь еще в прошлом году Добрик установил у дома парочку новомодных газовых фонарей. Именно благодаря им он и увидел, как парочка неведомых что-то громко обсуждали с его охраной. Охране явно надоело развлекать случайных прохожих, решив уладить вопрос кулаками. Против обыкновения неизвестные не стали убегать, атаковав в ответ. Действовали кулаками они, виртуозно очень скоро одолев добриковских стражей.
– Ну, что там? – Ульс заинтересовано приоткрыл один глаз, следя как стремительно начало бледнеть лицо купца.
– Кар-раул! – не своим голосом заорал Добрик, отскочив от окна и метнувшись к двери. Будучи человеком сообразительным он быстро сопоставил, что к чему, безошибочно распознав в неизвестных Лана и Адина. И хотя парни старались сохранить инкогнито, натянув поверх одежды черные плащи, фигуру варвара-переростка не смог бы узнать разве что слепой. Да и слегка сутуловатую фигуру Лана он за прошедшее время успел хорошо запомнить.
– Ирриил с тобой, – Ульс и сам поднялся, мигом остудив пыл купца. – Что так тебя напугало, друг мой?
Другом Добрик господина Ульса не считал, но все же ответил:
– Это дружки той девки Солохи заявились. Решили сорвать нам сделку! Чтоб их Чернобог побрал!
Начальник городской стражи заинтересованно приподнял брови.
– Какая еще девка, Добрик?
– Сестра этого Мая… – резко стушевавшись, ответил купец, нервно покрутив ус.
– Ага, вот значит, как, – Ульс не стал вдаваться в подробности очередной добриковской авантюры. – А ты растешь, купец! – В этот момент к господину Ульсу пришла очень занятная идея. Мужчина самодовольно крякнул, не спеша поднявшись с дивана:
– Сестра, говоришь? Покажи ее что ли…
– Как прикажете, ваше благородие! – подобострастно откликнулся купец, метнувшись к двери и на манер лакея открывая перед начальником городской стражи дверь.
***
Май готовился. Стоял в темной казарме, глядя на древко верных граблей. Удивительно, сколько всего они успели пережить за этот переход! Май тут же поклялся, что если выберется живым из этого проклятого всеми богами места, то обязательно обновит рукоятку, да и лезвия заточит, как и подобает. Вполне логичная мысль заменить грабли более легким, а главное настоящим оружием в голову частенько приходила. Но оборотень всякий раз гнал эти мысли прочь. Более легкий, привычный для руки клинок быстро выдаст его в Столице. Даже покойником, Дорский ухитрялся связывать своего ученика невидимыми путами. Его стиль владения клинком был слишком приметным, особенно для мастеров, знавших Жориха лично.
Поморщившись, манул прикрыл глаза, стараясь выровнять, отчего-то бешено колотящееся в груди сердце. Его попытки оказались безуспешными. Звериная суть, лишившись зрения стала воспринимать окружающую обстановку еще острее. Сырость подземелья, воздух, пропахший потом сотен воинов, треск факелов, закрепленных на стенах, наводили манула на давно и тщательно скрываемые воспоминания. Воспоминания его первых боев на гладиаторском поприще. Тогда, когда еще не было Дорского, когда куратором их роты был господин Ульс, тогда еще просто командир десятой роты новобранцев-рекрутов. По сути, просто мелкая сошка, никогда бы не достигшая верха, если бы в один прекрасный день Май не решился бросить ему вызов.
***
Солнце в тот год палило неимоверно. И от него не было спасения. От жары двоилось в глазах, жег горло сухой, раскаленный воздух. Нестерпимо болели ноги, стоптанные до крови долгими переходами. Рядом, неспешно шли такие же, как и он, приговоренные на долгие годы мучений и верной службы царю – рекруты. Впрочем, о верности речи не шло. Каждого военнообязанного тащили насильно, у каждого была своя причина, послужившая попаданию в долгосрочный ад. Подтверждению тому стали раскалившиеся докрасна цепи и деревянные колодки, сковывавшие шею и руки.
– Эй, а ну пошел! – гаркнул один из надзирателей, заработав кнутом. Идущий подросток вскрикнул, повалившись в пыль. За ним следом свалилось еще пару обреченных. Ход был нарушен. Подтянулись другие надзиратели.
Виновник тихонько заскулил, всеми силами пытаясь подняться. Сильная жара, отсутствие воды и усталость давали свое. Не помогал подняться даже исправно стегающий по спине кнут. Подросток с ужасом начал понимать, что даже боль перестает мотивировать его. Оказавшись на грани, стирается всякая чувствительность.
– Скот, – рыкнул один из погонщиков, сплюнув. Он был опытнее других и понимал, что рекруту уже не жить. Махнув рукой своим помощникам, он пошел вперед. Вот-вот на горизонте должны были показаться стены Белграда.
Обученные понимать своего командира с полуслова мужики подошли к страдальцу, отцепив его от общей колонны. Остальные рекруты вяло следили за этим, провожая товарища в последний путь. Тем временем, протащив страдальца подальше в поле, один из стражников вытащил клинок, не раздумывая, всадив сталь в живот подростка.
Парнишка тихо упал в траву. Надсмотрщик же, оттерев клинок, вернулся в строй, заработав более привычной плетью. Указом царя-батюшки страже надлежало заботиться о будущих солдатах, однако никто не посчитал нужным сообщить, в чем же именно заключается эта забота. По меркам стражи добить издыхающий скот уже акт милосердия.
Остальным рекрутам оставалось только шагать дальше. Никто из них ни разу не обернулся. Иссохшее тело умершего так и осталось лежать под присмотром вечного Солнца и задувающих с запада степных ветров…
Вечер рекруты провели уже в Белграде. Новобранцев освободили из колодок, загнав в казарму. Впервые, после долгого перехода людям предоставили право немного отдохнуть. Впрочем, каждый из обреченных понимал, что настоящий ад их только ожидает.
– И за что Белобог нас так не любит? – шептал, тихо скорчившись в своем углу один из мальчишек. Он, как и многие другие в их новосформированной роте был крепостным у влиятельного барона. Но из-за своей неуклюжести он быстро попал в немилость и был сослан в рекруты.
– Хватит ныть! – осадил его другой мальчишка, известный в отряде своим взрывным характером и злым, цепким взглядом. Молодой и рьяный он больше напоминал необъезженного норовистого жеребца, зачастую получая от надсмотрщиков больше остальных. На его спине, груди и лице не сходили кровоподтеки и раны. Но сколько бы его ни били, он вставал, глядя на мучителей зло, и несокрушимо. На памяти остальных приговоренных он был единственным парнишкой, который никогда не жаловался на Белобога, на судьбу, на своего барина, отдавшего на верную смерть. Однако при всей своей запальчивости среди рекрутов общался он только с Плаксой – так втихаря прозвали между собой неуклюжего нытика.
– Май! – загундосил мальчишка, хлюпнув носом. – Тут так темно, я боюсь!
Названный Маем лишь фыркнул презрительно, но после недолгих раздумий произнес:
– Что с тобой поделать? Иди сюда.
Плакса улыбнулся, обняв своего товарища. Мальчишка тут же заснул. Подле своего товарища он быстро успокаивался.
– И на кой-ляд он тебе сдался? – прошипел презрительно еще один из приговоренных.
– Я в долгу перед его семьей. Это —малое, что я могу сделать для него, – спокойно ответил Май, поглаживая уснувшего парнишку по волосам.
На следующий день новобранцев подняли рано, погнав на утреннее построение.
Май шел настороженно косясь по сторонам, словно бы только выискивая лазейку, чтобы удрать. Надсмотрщик, заметив это, быстро пресек даже мысль о побеге, заработав дубинкой. Остальным новобранцам приходилось только поражаться той силе, что двигала этого парнишку действовать. Побитый, он выпрямился, вытерев рукавом грязной рубахи текшую из разбитой губы и носа кровь, встав в строй. Рядом по обыкновению захныкал Плакса, то и дело косясь на товарища.
– Итак, говна куски! Запомните раз и навсегда! Тут вам не поле и не барский сортир! Тут армия! И спрашивать с вас будут не как с крепостных, а как с рекрутов! – заголосил, проходясь вдоль шеренги их командир – тучный и краснощекий мужик. Шагал он уверенно, держа под лопаткой нагайку. – За любой проступок последует неминуемое наказание! За попытку побега – смерть! Я же ваш командир, и обращаться ко мне надо «ваше благородие, господин Ульс»! Усекли?!
– Так точно, – гаркнула рота единодушно.
– А сейчас… – взгляд капитана невольно зацепился за Плаксу. В глазах благородия Ульса загорелся недобрый огонек. – Шаг вперед, новобранец!
Плакса замешкался, недоуменно оглядываясь. Он долго соображал, кому именно следовало выйти. И лишь когда стоящий рядом Май легонько подтолкнул его, парнишка неловко шагнул вперед.
– Имя? – презрительно прищурившись, выплюнул командир.
– Б-бакота…
Стоящий рядом Май покачал головой, прикрыв глаза. В тот же миг Плакса полетел на землю, держась за пораненную щеку.
– Как я сказал называть меня, ты, чернобожий выродок?! – Ульс торжествовал. Это читалось в его самодовольной ухмылке, в румянце, украсившем щеки и в масляном взгляде.
– Простите, – проканючил Плакса.
– Ваше благородие господин Ульс, – дополнил его командир, наступив Плаксе башмаком на голову. – Жри землю, тварь, пока не запомнишь, как надо обращаться к твоему господину и командиру!
Парнишка заплакал, отчаянно задергавшись. Командир же только сильнее вдавливал каблуком его голову в песок. Стоящяя поодаль рота потупилась. Всякий понимал, что на месте Плаксы мог оказаться кто угодно.
Бакота заплакал, отчаянно замолотив в воздухе руками.
– Прошу, пощадите! – закричал он, отчаянно хрипя. Второй башмак господина Ульса переместился ему точно на спину, одним ударом вышибив из груди весь воздух.
– Ваше благородие господин Ульс, – педантично поправил его командир, замахнувшись нагайкой. Плакса завыл, отчаянно и обреченно. И чем жалостливее становился его вой, тем больше распалялся командир. Он и сам покраснел от натуги, раз за разом хлестая провинившегося.
Рота поспешила отвести глаза от кровавого торжества, внутренне содрогаясь от этой неслыханной жестокости. Даже помощники командира, уже закаленные войной люди, стоящие неподалеку про себя отметили, что в этот день «ваше благородие» изрядно перегибает палку.
– Остановитесь, ваше благородие, господин Ульс, – командир обернулся, опустив плеть. Говорившего он быстро вычислил, тут же отступив. В тот же миг внутренний голос прошептал ему, что ломку этого мусора надо было начинать не с самого слабого, но с самого норовистого. И теперь, глядя на дерзкого пацаненка Ульсу, пришлось признать, что скота, валяющегося сейчас в беспамятстве, надо было оставить на закуску.
– Один шаг вперед, живо, – рыкнул капитан, развернувшись всем корпусом, и убирая ноги со спины Плаксы.
Вперед Май вышел покорно, но Ульс быстро понял, что за равнодушием скрыто сердце настоящего бунтаря. Бунтарей Ульс любил, особенно ломать.
– Я разрешал говорить? – командир стремительно подлетел к парнишке.
– Никак нет, ваше благородие, господин Ульс, – равнодушно отозвался парень. Его показное равнодушие было последней каплей в небольшой чаше терпения господина Ульса.
В тот же миг командир вскинул руку, замахнувшись нагайкой.
– Тогда почему ты заговорил, тварь? – рыкнул он.
– Потому что не считаю, что вы имеете право убивать собственность нашего царя-батюшки, – мальчишка неожиданно ловко уклонился от просвистевшей у него над головой плетки, заставив щеки господина Ульса окраситься пурпуром.
– Я разве разрешал тебе что-то считать?! Или думаешь, тебе тут позволено думать? Ты никто, и звать тебя никак! Ноль без палочки, уяснил! – загорлопанил мужчина вновь подняв на рекрута руку. Остальные новобранцы поспешно отвели взор.
– Господин Ульс! – капитан, так и не замахнувшись, замер. К шеренге не спеша, шёл мужчина. Ослепительный блондин, высокий и подтянутый. Его можно было бы назвать красивым, если бы не жуткий шрам, рассекающий его правую щеку. Тянулся шрам по шее до самого низа, теряясь в складках белоснежного воротничка.
– Господин Дорский, чем обязан? – лицо господина Уэльса потемнело. Он поспешил отвесить собеседнику уважительный поклон. Дорский кланяться не стал. Лишь легонько кивнул, окончательно подтвердив, что по статусу стоит на порядок выше командира десятой роты.
– Вы так орали, что потревожили моё утреннее чаепитие. Я всего лишь решил поинтересоваться, что вас так разозлило, – вежливо ответил Дорский, чуть приподняв уголки пухлых губ.
– Воспитывают молодняк. Уж больно непокорные пришли. Обычно мясо тихое приходит. А это… – сокрушенно пожаловался Ульс
Дорский удивленно вскинул брови, невольно покосившись на окровавленное тело валяющегося неподалеку Плаксы. Затем он внимательно прошелся вдоль шеренги, пристально рассматривая бледные, вспотевшие лица новобранцев. Взгляд его ненадолго задержался на Мае. На какой-то миг их взгляды встретились. Май поспешил опустить голову, Дорский же вздрогнул, схватившись за пораненную щеку.
– И это вы называете непокорным? – Дорский выглядел ошарашенным. – Как же, по-вашему, должен выглядеть покорный тогда? Надеюсь, вы еще не забыли, по какому поводу я вообще тут нахожусь, капитан? Это не исправительная колония, капитан! Наша цель не замучить их до смерти, наша цель воспитать верных слуг царя-батюшки! Куда только смотрел прошлый канцлер*? Теперь я не удивлен, почему царь-батюшка лично назначил меня на эту должность! Я должен немедля доложить обо всем высшему начальству!
– Ох, что же это вы! Не стоит судить так категорично! – Ульс смертельно позеленел, перекрыв своей тушей дорогу новому канцлеру. – Все это лишь досадное недоразумение! Наверное, вы просто все не так поняли! Этот рекрут просто показывал свои умения, только немного перестарался, – с этими словами Ульс кивнул в сторону застывшего Мая. Остальная рота испуганно выпучила глаза. За подобные речи их товарища могли запросто обезглавить. Впрочем, Дорский не был настроен казнить невиновных.
– Значит, я вынужден буду доложить начальству о том, что вас следовало бы научить правильно отдавать приказы. Если вы не врете, то вы же видели, что ваш солдат избивает другого солдата? Почему же не вмешались? Прямое игнорирование предписаний?
– Не успел, – голос Ульса звучал настолько искренне и виновато, что проняло даже Дорского. Канцлер презрительно скривил губы, решительно зашагав прочь, к зданию командования.
***
Вечер стал желанной передышкой для новобранцев. Рекруты с большой охотой наелись армейской похлебки и беспрепятственно позволили охранникам загнать себя обратно в казарму.
Май, по обыкновению забился в угол, прижавшись горящей спиной к холодной стене. По его щеке покатилась одинокая слезинка. Дорский не успел во время остановить их командира. Прибывшие на место происшествия лекари дали ясно понять, что после таких травм и силачи редко выживают. Не выжил и Плакса, к вечеру скончавшись. Удивительно глупым показалась парнишке судьба этого человека: пройти такой тяжелый переход, чтобы скончаться на первый же день учений! Не это ли называют иронией судьбы?
Двери казармы со зловещим скрипом разъехались в стороны, заставив рекрутов испуганно отскочить в стороны. В помещение вошли пара бравых солдат.
– Кто из вас Май? – крикнул один из них.
Рекруты взволнованно переглянулись
– Я тут! – ответил парнишка, выходя на свет.
Солдаты брезгливо осмотрели его. Худосочный, костлявый, весь израненный, он смотрелся жалко. Они отчаянно не понимали, почему таким скотом вдруг заинтересовался сам господин Ульс.
– Пошли. И без глупостей, – наказал говоривший. Май кивнул, выходя. Бежать он пока все равно не собирался.
Территория казарм для рекрутов утопала во мраке, где-то на стенах перекрикивались постовые. Май шел спокойно, даже расслабленно, чем вызывал немалое удивление стражи. Сам же парнишка философски рассудил, что от судьбы не сбежишь. А раз бежать не получиться, значит, надо встретить ее во всеоружии.
***
– Господин Ульс, мы привели его, – отчитался все тот же страж, впихивая в кабинет рекрута. Парнишка вошел, окинув помещение пустым взглядом.
– Хорошо, свободны, – Ульс поднялся из-за стола, подхватив свою фирменную нагайку. Солдаты, вежливо поклонившись, вышли, закрыв дверь.
– Догадываешься, зачем ты здесь? – капитан не спеша, подошел вплотную к Маю.
– Нет, ваше благородие, господин Ульс, – бесцветным голосом отрапортовал новобранец, так и не подняв взгляда от пола.
– Странно, утром ты был посообразительнее… – хмыкнул недовольно Ульс.
– Мне было приказано не думать, ваше благородие, господин Ульс, – тихо ответил рекрут, ссутулив спину.
Ульс рыкнул, схватив рекрута за волосы, и резко дернул на себя, запрокинув парню голову.
– Смотри мне в глаза, тварь! – истерично крикнул он. – Думаешь, тебя спасёт напускное спокойствие?
Май молчал, широко распахнутыми глазами глядя в лицо беснующегося командира. Его равнодушный, абсолютно инертный взгляд пуще прежнего разозлил господина Ульса. Мужчина побагровел. Он хотел увидеть страх, мольбу в глазах своего подопечного, из-за которого сегодня так некрасиво подставился новому канцлеру. Но в этом отсутствующем взгляде не было и намека на смятение или же покорность. Парнишка просто отрешился от происходящего, умело закрыл сознание от непрошенных гостей.
