Текст книги "Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса: Английское расследование (СИ)"

Автор книги: Lika Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

А-а-а?.. Я думала, что он обязательно это сделает? Почему же… – после тяжёлого дня, тех поцелуев, которые он дарил, она почти не сомневалась в том, что её ждёт бурная ночь. – Надо же как он спокоен… – Май выключила лампу на своей тумбе и забравшись под одеяло перевернулась набок. – Мне не по себе после такого разговора, чувство, будто он что-то скрывает… Может, стоит спросить? – она повернула голову, подождала, что он, почувствовав её взгляд на себе, сделает то же самое, разочаровалась, находя его поведение сущим чванством, взяв за следующим слово.

– Нару, – она перевернулась с правого бока на левый, начиная тормошить Дэвиса. – Ты же не мог так быстро уснуть. Скажи мне в лицо, что именно тебя так задело? Я вижу, что ты обижен на меня, но не понимаю отчего! Нару-у-у… – трясла она до победного, просчитавшись лишь в том, что он посмотрит на неё ни устало, как то бывало обычно в такой час, а угрюмо из-под бровей.

Не выдержав давления на и без того растрёпанные нервы, он резко обернулся и, перевернув Май с бока на спину, придавил своим телом.

– Эм… – у Таниямы поджилки затряслись. Оливер ни то чтобы обычно так не поступал, он поступал подобным образом лишь тогда, когда был нескончаемо зол. Яростный холодный огонь в синих глазах, давление, испускаемое его худыми крепкими ладонями; спустя время Май начала ощущать болезненное трение в сдавленных им запястьях. Он же смотрел ей в лицо, а сам видел, как её руки и ноги перетягивают тугие верёвки, здесь, на этой самой кровати. От этого всю его внутрянку подкидывало, почти выворачивало, словно какая-то его часть не могла простить Джона, не верила Май и отрицала даже самого себя, свои силы, знания и возможности.

– Не смей шевелиться! – проведя целый бой с самим собой, он грозно приказал лежать смирно, после чего разжал пальцы, болезненно ощущая дрожь в каждой подушечке, соприкоснувшейся с её кожей, и медленно, пугая Танияму непоследовательностью своих действий, погрузился с головой под одеяло.

Жарко и до звона в ушах гулко. Нару был таким распалённым, что не стал бы сейчас нежничать. Май же сражённая его велением на всякий случай вцепилась в простыню руками, заблаговременно начиная дышать глубоко и прерывисто. Вначале ей удавалось дышать ровно, но когда Оливер начал медленно стягивать её пижамные штаны вместе с нижним бельём, её способность дышать резко перенаправила свой ход: то глубоко, то едва-едва.

Прикладывая руку к груди, она смотрела как из-под одеяла вылетает её одежда, как интересно движется тело Нару, точно призрак раздвигает её ноги и сгибает в коленях и вот только тогда, когда его ставшее жаром дыхание, опалило её обнажённую плоть, она поняла к какому бесстыдству склоняет профессор Дэвис.

Широко раскрыв глаза, вцепившись мёртвой хваткой в розовую пижаму и простыню, она заиграла взвинченными взглядами, бросая их на любой кусок этой комнаты: зашторенное окно, гробоподобный шифоньер, до непоняток далёкая дверь, которая, то ли была просто прикрыта, то ли заперта на щеколду. Её метание было вызвано его промедлением. Он лишь подул и посмотрел, как задвигается её тело. Как он и думал, она вжалась бёдрами в тугой матрас, задрожала в согнутых коленях, едва сдерживая обещание не шевелиться и не смыкать ноги. Её потряхивания, вызванные сопротивлением с запертым страхом, привели к разгоранию его нетерпения, он едва сдерживался. И вот, первые откровенные прикосновения его влажного языка, наградили Май чудовищным напряжением. Бёдра свело, подкинуло и тут же вжало обратно в постель, но то являлось результатом чужого вмешательства. Она крепко стиснула зубы, сдерживая лютый вой, закрыла глаза, стараясь не думать, где разливаются его страстные поцелуи и каких усилий ему стоит сдерживать её нервно-смыкающиеся ноги, грозящие зажать его естественными тисками.

Да, было приятно, но, более того – стыдно. Она чувствовала, как его руки касаются коленных чашечек, как его язык опускается на неё сверху, надавливая, доставляя тем самым дикое удовольствие и накрывая, будто охлаждая.

Ноги продолжали трястись. Чтобы она их вконец не сомкнула, Нару переместил ладони на внутреннюю часть бёдер и, придерживая одно из них головой, стал настойчивее прежнего.

Май с немалым трудом сдержала затаившийся в груди крик. Ни слова, ни одного помутнённого звука. И каким бы ни было её решение в будущем не поддаваться ему, она полностью уступала его истязающим действиям ныне. Он так неистово играл с её мягкой, пропитавшейся его и её соками плотью, что приходилось беспокоиться не о каком-то дыхании, а о мольбах всё это прекратить.

Заметив, что её ноги начинает сводить и нет смысла их удерживать, он, будучи слепым от угара страсти и желания, позволил ей вытянуться, чтобы отдаться если не ему, то хотя бы природной силе конвульсий.

Май не особо понимала, что в его бесстыдных поцелуях такого неудержимо приятного, видела лишь тёмные пятна перед глазами, странные теплящиеся шевеления внизу живота и следующие за ними приятные судорожные потряхивания, которые щедро выкинули все мысли из её головы.

И вот, дыша тяжело, как после долгой любви, она с немалым трудом различила выражение лица Оливера, нависшего над ней.

Раскрасневшийся, тяжело дышащий и слегка затуманенный, он смотрел, кажется, даже не на лицо, а на её шею, где хорошо просматривалась жила, на измятую у груди пижаму и частично расстёгнутые пуговицы.

– Как ты и просил, я не шевелилась! – сгорая со стыда, Май закрыла лицо руками, чем привела его в незамедлительные чувства, но не те, при которых он стал бы холодным и бесчувственным. Возжелав её больше прежнего, он быстро стянул пижамные штаны и с себя. Май и глазом не успела моргнуть, как её подхватили под колени, согнули, заставив свесить ноги у него за спиной. Она всего раз видела его в таком бессознательном состоянии, когда он не жалел силы, не думал как его пальцы могут ранить тонкую кожу в изгибах под коленями, где она теперь замечала досадное жжение, но, больше того, ей претило то нелепое обнажение, где он и она оставались наполовину одетыми. Раздеваться дальше, не было ни времени, ни какой-либо мочи. После того как он закинул её ноги на плечи, находя для себя удачнейшее положение, вошёл в её сильно увлажнившуюся плоть, успев сделать яростный выпад.

– Ммм! – Май сжалась всеми своими чреслами. Сморщилась до дрожи в пульсирующих жаром щеках и испустила сдерживаемый всеми силами звук.

Горячо… Наверно, так горячо ещё никогда не было. Нару замер лишь на секунду, и она успела перевести дух. И вот его бёдра заходили взад и вперёд, проникая и почти покидая её плоть. Стукающиеся друг о друга тела, сливающиеся и разливающие слизкую прозрачную смазку, Май цепенела перед силой его проникающих движений. Он же, чувствуя, что его стремление вызвано скорейшим желанием получить удовольствие, взял себя в руки.

– Нару… – Май, напугавшись его бешеного дыхания и внезапного перерыва, с которым он придавил её грудь головой, тихо назвала его по имени.

– Не бойся, сейчас я дам и тебе пошевелиться, – он быстро поднял глаза и, не дождавшись ответа, перекатился на спину и усадил её на себя. – Мне мешает рубашка, снимешь её?

Его дыхание колотило крепкую грудь. Она видела, как напряжёно его тело, насколько сбито дыхание. И хотя он облокотился на подушки, Май чувствовала, что он жаждет её.

Пальцы, изредка не попадая, высвободили все пуговицы из проранок. Его красивое тело открылось ей в сумраке комнаты и главное, кажется, он сумел перевести дух.

– Так лучше? – не зная, что здесь можно сказать, она ляпнула первое попавшееся в голову.

– Сейчас сама поймёшь! – он расстегнул следом и её пижаму, обнажив упругую грудь. Налитая, до предела своего напряжённая, раззадоренная им и созданная естественными силами природы, она неукоснительно влекла его. – Ты горячая… – он накрыл её плоть прохладными ладонями, и Май ощутила в теле неудержимую дрожь. – У тебя скоро менструация, поэтому ты такая горячая.

– Да, и лучше не дави так… – попросила она, слегка прищурившись. – Больно!

– Не могу исполнить твою просьбу, – будучи поглощённым её красотой, её распустившимися формами, он насколько мог, объял ладонями необъятное, переводя дыхание и не скрывая истинного восхищения. Давление, с которым он придал её соскам болезненной выпуклости, заставило Май тереться о его бёдра, сбито дышать и вскидывать голову. Её грудь так налилась и затвердела, что могло показаться, будто в их семье уже не первый месяц живёт младенец, и эта охваченная жаром плоть скрывает молоко, которого ко всему прочему в переизбытке. Тогда бы, помяв пальцами её соски, он бы увидел влажный блеск, просочившийся на её нежной коже, сейчас же эти действия вызвали мучительный стон, твердивший об уязвляющих её существо ощущениях, скапливающихся где-то под грудной клеткой. Самые кончики её сосков немного шелушились, видимо, в это время года её организму чего-то не хватало, и, заметив эти крохотные чешуйки засохшей кожи, он заботливо смочил её соски языком, поочерёдно прикладываясь то к одной груди, то к другой. Его внимание подталкивало Май к сладким вздохам и инстинктивным трениям. Эта езда по его бёдрам будила в нём страсть подлинную, ничем необузданную и, промочив языком один из её пылающий жаром сосков, он безо всяких нежностей поглотил его по яркий обруч розового ореола.

– Нет же! Нару! – она изогнулась в спине, ощутила его руку вблизи своих прогибающихся лопаток, а он пожалел, что сейчас он не в ней, не в её изгибающемся, подпрыгивающем от конвульсий теле. С этим его посасывания стали сильнее, чаще, и Май буквально взмолилась.

– Приподними бёдра, – сказал он, задыхаясь от страсти низко. Она боязливо посмотрела в его, зачарованное ею лицо, и затем, глядя, как их тела становятся одним целым, а они, как нечто, созданное друг для друга, как сердечник и ключик идеально подходили друг другу, с трепетом и спрятанным под сердцем ужасом скрепила их поцелуй тел.

Нару сразу же откинул голову на подпираемые со спины подушки. Узко… Тесно… Дыхание само спирало ему грудь и дёргало за мышцы на животе. Он укрепил свои руки на тугих бёдрах Май и, чуть приподняв её стройное тело, сморщил опущенные веки.

Непривычно и даже немного больно, но глядя на его сдерживания, Май собралась.

– Я могу и сама, – тихо сказала она, с чем Оливер смело открыл глаза. Он убрал свои руки, и Танияма осталась в состоянии свободном. И вот, уперевшись в его твёрдую грудь, она в первых движениях неуверенно приподнялась и опустилась, затем ещё и ещё. Ссаднилось и тёрло. Ей и до этого приходилось испытывать лёгкою боль, первые проникновения всегда похожи на чьё-то бесцеремонное вторжение, здесь же, будучи уже хорошо подготовленной и растянутой, ей оставалось всего-то поглотить его напряжённую плоть, сомкнуть внутренние тельца и отторгнуть, но каждое новое движение давалось труднее прежнего, словно своей глубиной он затрагивал нечто позвякивающее, слышное и ощущаемое лишь ей. Эти позвякивания вибрировали, расточались по бёдрам и поднимались, застревая у самого горла, прерывая её дыхание.

Нару смотрел… Её лицо, окрашенное страстью и стыдом, её налитые молодостью груди и бёдра. Он внимал каждому её лёгкому или сильному движению тела. Сейчас его руки были свободны. От него не требовалось ничего, кроме как, сохранять твёрдость и целостность своих убеждений – всё должно происходить по взаимному согласию, без насилия, без уничижения и пытки, недопустимой между возлюбленными. Конечно, Май приходилось делать усилия и идти наперекор своему страху, но и он многое терпел, чтобы её по природе жадная сила наслаждения успела себя напоить, если понадобится, то переполнить и разлиться с ним в экстазе пламенных, многое исцеляющих чувств. Наконец он перестал ждать, когда её горячность утолит и ублажит себя в инстинктивных порывах, переходя на лёгкий массаж, приободряющий её в первых самостоятельных проявлениях.

Май закатила глаза и отвлеклась. Его руки так приятно гладили её по напряжённым бёдрам, под кожей которых творилось что-то невообразимое, что её движения стали более короткими, но оттого не менее, а может быть, даже и более точными. Она совсем перестала бояться, что их тела потеряют друг друга, без крайностей, но по-своему дразня Оливера с каждым своим расслаблением мышц. Эта игра, когда он почти полностью терял тепло её тела и тут же погружался в него обратно, встречаясь каждый раз с жаром немыслимым, застилала глаза.

Нару оценил её действия, сдерживая, не без напряжения, тот порыв, обещающий ему невероятное наслаждение. И вот его лицо изменилось. Глаза, будто прозрели и, не скрывая, что им движет идея опасная, он начал катать ладонь по бёдрам Май, как по шёлку. Она же, увлечённая своими победами, различила их лишь тогда, когда услышала оглушающий сквозь тишину хлопок. Тело чуть ниже копчика неимоверно зажгло. Раскрыв от испуга глаза и, сделав их соитие до невозможности глубоким, она передёрнулась от подкинувшего её тело стона и застыла, ожидая от Оливера объяснений.

– Ты же хотела попробовать, – улыбнулся он тускло, поглаживая ту часть её попы, куда только что нанёс не сильный, но прижигающий удар. – Должно быть, с первого раза ты не поняла, ещё раз попробуем, – сказал он и, толкнувшись своими бёдрами несколько раз, дабы привести её в движение и заставить снова затрепетать всем своим естеством, хлестнул чуть ярче прежнего.

У Май сердце в груди остановилось. Она не испытала удовольствия или отвращения, больше растерялась. Ей бы полагалось раскричаться, но ощутила она нечто странное. Та плоть, которая и без того ей казалась до раздирающей боли большой, напряглась даже сильнее, чем когда она увеличила свой скачкообразный темп. Тут она поняла, что если это не нравится ей, то это распаляет его пуще всяких лобзаний.

– Хорошо, кажется, это не для тебя, – поводя глазами по ней отчуждённой, хлопать он больше не стал, прибегнув к средству проверенному, пробуждающему нежность – к поцелуям.

И вновь его губы накрыли её, языки жадно переплелись, и сильные толчки начали подкидывать тело Май. Внутри и снаружи тёрло до боли. Грудь, прижатая к его телу, горящая и зудящая, особенно в моменты, когда его губы находили её ноющие соски. В эти секунды она не могла, да и не хотела сдерживать стоны. Жуткие хлопки бёдер и его усилившиеся объятия, с помощью которых он опускал и приподнимал её тело, задавая такт своим скорым движениям.

Чувствуя, что бороться с наслаждением нет никаких сил, что скоро и вовсе станет поздно, он замедлился, дабы вовремя покинуть тело, где его инстинктивные желания находили опору, а обыденные и полночные страхи улетучивались. Май же будто всё поняла, прижалась только сильнее, заставляя и его не сдерживать сдавленных постанывающих звуков.

– Май… – вынося эту пытку благородно, он ещё хоть как-то призвал её проявить благоразумие и переместить центр тяжести.

– Знаю, – она обняла его за шею, нашёптывая: – если посмеешь оттягивать это и дальше, шлёпать буду я.

Шокировав его чем только можно, она немного отпрянула и сама же положила его руку на грудь. Нару внезапно заметил, как блестят её карие глаза, как бьётся её сердце и как точно двигаются бёдра, не дающие ему позабыть о грядущем наслаждении. Но, больше того, его убедила неделанная страсть.

– Оливер… – шептала она, накрывая глаза тяжёлыми веками, не видя, как его колотит от возбуждения, когда таким голосом его имя срывается с её губ, словно капли воды, скатываются с уст обнажённой греческой нимфы, призванной свести его разум с ума.

Май поводила его рукой по своему телу, дала ощутить жар там, где он был превыше всего. Такая горячая грудь и нежная кожа у ореолов, стукающиеся во время этих касаний о пальцы соски; напряжённая шея и слегка высохшие от недостатка влаги губы. Вот она выбрала один из его пальцев – указательный, немного просунула его в рот, чтобы помять своим языком.

– Ну хорошо… – испустив тяжёлое дыхание, поводив пальцем недолго по её зубам и языку, он отнял свою руку и вонзился неимоверным поцелуем. Вместе с пылом поцелуя пришли и скорые выпады. Будучи сражённой этой волной, Май широко открыла глаза и простонала в самые губы. Нару принял это за комплимент, ещё раз сумел сплестись своим языком с её и, пустив напряжение как электрические разряды по всему своему телу, крепко сдавил Танияму в обруче из пылких объятий. Май и саму всю затрясло, когда она ощутила, как его голова упала к ней на плечо, а внутри что-то пульсирует и вибрирует, пуская в самое сердце её чресел горячую и медленно растекающуюся жидкость. Этот сок, как мазь от ожогов, она успокоила каждую разорванную клеточку, каждую тлеющую струнку внутри, и если ей казалось, что до этого им всегда было хорошо, то сейчас удовольствие накрыло долгожданным умиротворением, и те последние, извергающие это лекарство толчки, оказались ярче всех других, сверхнеистовых выпадов.

Нару пришёл в себя достаточно скоро, вновь облокотился на подушки и принял в объятия её, всю дрожащую и сотрясающуюся, долго удерживающую руку внизу живота, там, где ей казалось, сосредоточилось её воспалённое и удовлетворённое до крайности нетерпение и жажда любви.

И вот, когда внутри всё начало утихомириваться, а ноги широко разводиться из-за накатывающейся слабости, она, закрасневшись, исторгла его из себя, избегая воцарившейся тишины, временами перебиваемой лихорадочно-сбитым дыханием.

– Я тебя напугал? – недолго помолчав, посмотрев на тщетные попытки Май скрыть свою потерянность и стыд, он подождал пока она переберётся на свою сторону кровати, завернётся в одеяло и слегка отдышится.

– Было немного странно, – сказала она, переведя дух. Ему не показалось, в голове у неё гудело и перемешивалось всё столь внезапно налетевшее, словно натешившись и наигравшись, пришло время для сбора, будоражащего ум урожая.

– Ты не позволила мне остановиться, – его не сильно волновали её впечатления, поскольку прочитать их не составляло труда. Май и по эту минуту не привела чувства в порядок. – Что-то изменилось? Я понимаю, что движет мной, но почему ты согласилась?

– Почему я должна возражать?! – настала минута, когда Май вспылила. – Я хочу быть к тебе ближе, если тебе не хватает этого для счастья, то я не имею ничего против! А кстати, почему ты заговорил о детях и семье, ведь дело не в учёбе?.. – спрашивать было неловко, но это лучше, чем надумывать лишнее.

– Чем ближе ты становишься ко мне, тем невыносимее мысль о возможной утрате, – сказал он, будучи не уязвлённым её вопросом.

Он переживает, что я могу оставить его так же, как оставил Джин… – она посмотрела на него спокойного, полностью владеющего собой и своими мыслями. Да, он сидел и думал о том, что, возможно, когда-нибудь его жизнь изменится.

– Дома или в офисе ты не накликаешь беды больше, чем я смогу предотвратить, но принимая участие вот в этом… – заговорил он и посмотрел ей в лицо. Май покраснела. Она чувствовала вину, гуляющую где-то под сердцем. – Всегда есть риск, даже если я буду круглосуточно начеку!

– Мне всего лишь нужно какое-то дело! – она принялась защищать свою позицию. – Наверно, если я смогу родить тебе ребёнка, то у меня появится много дел…

– На сей раз, у меня не было для тебя дела, – сказал он, понимая, куда Танияма клонит. – Изгонять ты не умеешь, от запаха ладана тебе дурно. Мне и Матсузаки была не особо нужна. Я взял тебя с собой, чтобы ты выправила английский и посмотрела колледж.

И как тут возразишь?! – не имея возможности спорить, она сомкнула руки у груди и так же, как и Оливер, подложила под спину подушки.

– Что касается ребёнка, то сегодня шансы ничтожны… – не дав ей надолго уходить в свои мысли, он притянул её к себе.

– Что ты делаешь? – ужас сам собой отразился в её глазах. – Разве ты не устал?

– Устал, так устал, что всего меня адски трясёт, – сказал он, говоря о своём внутреннем состоянии.

Только это не мешает тебе стаскивать с меня одеяло! – Май уже позволила уронить себя на кровать и придавить.

– Но вместе с тем я не могу сдержать той жажды, на которую ты меня обрекла. Неважно как сильно я устал. Сегодня я заставлю тебя сильно краснеть, – сказав это, Нару запрокинул её руки за голову и начал целовать ямочки, образовавшиеся между её руками и грудью.

Куда его снова тянет?! Мне и, правда, стыдно! – в ней кричало всё возможное в этот момент: стыдливость, страстность и молодая неопытность.

– Ты показала мне сегодня кое-что очень интересное, – улыбнулся он, посматривая, как обрывисто она задышала. – Где ты увидела эту игру пальцев?

– В манге, быть может… – сказала она, не зная, куда деваться от его поцелуев.

– Посмотрим, чем же я смогу тебя вознаградить… – тихо сказал он, подобравшись к её раскинувшимся ножкам.

– Только не надо больше делать ничего сильно смущающего! – она зажала ноги, сообразив даже отодвинуть его голову.

– Эрогенных точек на теле много, – отреагировал он спокойно, присаживаясь на колени. – Они есть даже на кончиках твоих пальцев…

Май закатила глаза и запрокинула голову, Оливер так приятно гладил её ноги, что она совсем потеряла бдительность. Волна же мурашек пробежалась холодной волной, когда он коснулся её большого пальца. Он, то мягко разминал, то целовал, и не ясно отчего, это вызвало такое восхищение. Она очнулась от ласк лишь тогда, когда поддалась его силе и наполовину скатилась с кровати.

– Нару! – закричала она, думая, что сейчас удар придётся на голову.

– Не бойся, – сказал он, придерживая её за бёдра. – Голова не успеет заболеть. Мы быстро закончим…

– Чего закончим?! Мне неудобно! – ругалась она, пока не ощутила влажность его поцелуев в ямочке на животе и быстрое соитие тел.

– Ты всё скоро поймёшь… – пообещал он, говоря сдавленно, и она поняла, что действительно неудержимо краснеет и даже не оттого, что кровь приливает к голове, а от его страстных выпадов и неконтролируемых ею движений.

В двенадцатом часу ночи миссис Аддерли свалил сон, и игроки, находившие увеселение в компании друг друга, разбрелись по комнатам, поглощённым сумраком.

– Куда ты суёшь свой нос? – бухтела грозным шёпотом Матсузаки.

– Я тихонько! Не бойся! – Такигава приоткрыл дверь в комнату Нару и Май, сообщив о себе кротким стуком. – Они спят… – сказал он, довольствуясь увиденным. На полу валялась одежда. Май почти целиком спряталась под телом Оливера, который заботливо её во сне обнимал.

– Ещё бы им не спать! – прошипела жрица, заметив за собой лёгкое опьянение. Скотч миссис Аддерли оказался хорошим, но крепким.

– Ну знаешь, Оливер выглядел странным, я думал, что они обязательно переругаются, – сказал он, укладываясь спать. – Ладно, не обращай на меня внимания. Доброй ночи, – он, как и всегда закутался в одеяло и отвернулся. Матсузаки же присела на край кровати и застыла. Всё в комнате казалось каким-то неправильным, жутким. Тени в углах слишком тёмными, голые деревья за окнами жуткими, а поскрипывающая кровать вовсе для сна невозможной.

Вот она потрясла головой, уставилась в потолок и синяя тьма, окутывающая его, принялась размеренно обгладывать её крепнущий страх.

– Такигава, – она воспользовалась редким случаем и обратилась к нему по фамилии.

– Не извращенец и даже не Монах, – им одолело любопытство, и он повернулся. – Что случилось?

– Тебе не кажется этот случай с Май странным? – спросила она, не собираясь говорить в лоб о своём страхе.

– Джон сказал, что это стресс. Я верю ему. А ты что, тоже ощущаешь чьё-то присутствие? – спросил он без шутовства, но голосу придал смехотворности.

– Ничего! – обиделась она, хотя и не на что было. – Забудь и спи! – сказала она отвернувшись.

– Слушай, в таких случаях надо просто сказать: обними меня, ни то не засну! – он посмеялся над ней.

– Только попробуй голову ко мне повернуть! – разнервничалась она, прячась под одеяло.

– Уверен, сегодня ты не станешь распускать руки, – сказал он, улыбаясь, после чего прижался и обнял. – Не злись, иногда можно быть слабой и от кого-то зависимой. Если тебе будет от этого легче, то так спать и мне гораздо спокойнее.

– Глупый монах… – чуть слышно сказала она, подавив в себе дрожь.

– А ты высокомерная мико, но это не мешает нам хорошо ладить друг с другом, – сказал он шутливо, приняв во внимание то, что она высунулась из-под одеяла и, подкравшись к его руке, с минуту тыкаясь, наконец набралась храбрости, чтобы коснуться. Улыбаясь и этому, он спрятал её маленькую ладонь в своей, услышав уже в полудрёме громкие звуки её сердца.

XVII

25 февраля. Воскресенье – день седьмой. Утро, дом миссис Аддерли.

Самое невероятное, тёплое и сердечное – это совместное пробуждение. Когда Май открыла глаза, Нару уже какое-то время не спал, он лежал и внимал тому, как Танияма досматривает свои последние сны.

– Доброе утро… – смущённо сказала она, оборачиваясь в сторону окна. – Если ещё утро… – пасмурная погода за стеклом говорила не о многом, то могло было быть утро или день.

– Сейчас около десяти, – сказал он чуть хрипло. Пусть он проснулся, но ещё не говорил. – Мы уезжаем в обед.

– Сегодня? – она не ожидала, что этот день настанет так быстро.

– Да. Завтра профессор будет ждать нас на кафедре. Я бы хотел посмотреть те материалы, которые наработал Уилбер в моё отсутствие, – сказал он, говоря о том, что будет занят сегодняшним вечером.

– Наверняка за неделю он сделал немало, – Май попыталась быть остроумной.

– Я упустил из вида лишь то, что он делал вчера, – поправил её он.

Да, вчера был слишком насыщенный день… – решила она про себя. – Но если мы уезжаем сегодня, то надо успеть вернуть все плёнки пастору Куинси…

– Ты куда-то собралась? – он спросил потому как Май вся задумавшаяся оставила его в кровати одного, приступая к сборам.

– Я совсем забыла, что хотела записать пару рецептов миссис Аддерли, – засмеялась она фальшиво. – Да и вещи надо собрать. Ты не предупредил, и теперь я не знаю, за что взяться.

– Ты можешь попросить о помощи, – он сделал милость, намекнув на свою возможную эксплуатацию.

– Это будет лишним, – рассмеялась она, начёсывая себе голову нервно.

– Ты какая-то возбуждённая, – Нару напряг лоб и сомкнул брови. Май вела себя странно.

– Это потому что ночью было много всего смущающего! – она чудом сдержала крик, но не скрыла полыхающей краски в щеках. – Ты заставил меня быть сверху и не только это…

– Это королевская поза, – сказал он ни много ни мало, а надменно.

– С чего это она королевская?! – ей внезапно стало обидно.

– Потому что ситуацией полностью владеешь ты, – ответил он, исключая всякую робость.

Это я-то владею им?! – у Май даже челюсть от таких заявлений свело.

Спорить можно было долго, а тем временем в соседней комнате разыгрывалась другая сцена.

– Я ничего не видел! Честно! – Такигава влетел в гостевую спальню без стука, застав Аяко в юбке и бюстгальтере.

Чёрт возьми! Кружевной… и цвет как у хорошего вина, мне дурно, кажется, я опьянел! – соврав нагло, но деликатно накрыв глаза ладонью, он попятился к выходу.

– Да ладно, смотри! – заявила она, оставив взгляд долгий и удивлённый.

Чой-то с ней сегодня?! – остолбенел он. – Откуда столько щедрости?!

– Ты всё равно видел меня в нижнем белье, забыл? Когда мы напились китайской водки, – напомнила она.

– Ну тогда что… – простонал он смешливо. – Тогда я был, как и ты, в стельку пьян.

Но в онсэне ты пьян не был, – подумала она, но сказать вслух не решилась. – А там я была и вовсе без белья. Удивлена, что он не спрашивает можно ли и потрогать. Уж за ним бы не заржавели шутки такого рода! – ухмыльнулась она, почувствовав, что ей в ухо пыхтят.

– Ты чего? – обернувшись, она с немалым трудом сохранила при себе дар живой речи.

– Так если смотреть, то лучше поближе, – заявил он, кладя ей подбородок на плечо. – Вблизи всё видится лучше! Тем более что ночью ты так прижимала мою руку к груди, что я уснул с немалым трудом! А это что, родинка?

– Извращенец! – закричала она, бросившись оборонять свою честь и достоинство.

– Аяко, мы уезжаем сегодня, вам надо бы до обеда собраться, – перед уходом Май зашла в комнату друзей, став свидетельницей странной картины.

Матсузаки сидела на смеющемся и упирающемся Монахе верхом, совершая акт прямого удушья, продолжая трясти его, что есть мочи и повторять «извращенец».

Май застыла в дверях, выпустив ручку и дверь в свободное плаванье.

– Ты бы ещё микроскоп взял! – придумала она что-то другое, бесясь больше оттого, что ей почудилось, будто он тем самым счёл её плоской.

– Что ж ты шуток не понимаешь?! – он хрипел и придерживал её за пальцы, смыкающие у горла.

– Монах, ты справишься? – Танияма не придумала ничего, кроме как предложить помощь.

– Да, да, мы отлично ладим, – он на секунду отвлёкся, махнул Май рукой и тут же за это поплатился. Аяко увидев, что тот не запер дверь, рассвирепела, а уж когда и Джон в коридоре показался, то Хосё мог бы смело хвастаться или плакаться личным инквизитором.

– Джон? – Май заметила Брауна, отвернувшегося к стене, и, закрыв дверь, забеспокоилась о нём.

– Я увидел то, на что мне смотреть не стоило… – ответил он, словно вошёл в состояние крайней депрессии.

Эта деревня и люди запомнят нас надолго… – подумала Май незлобно, гладя несчастного Джона по спине приободряюще и успокаивающе долго.

– Как же жаль, что вы уезжаете, – говорила миссис Аддерли, прощаясь с командой SPR. – Я понимаю, что последние происшествия разочаровали вас, и вы вполне оправданно не захотите приобретать дом здесь.

– Это нисколько не повлияло на моё решение, миссис Аддерли, – заверил её Нару. – Мы с Май будем рассматривать и другие варианты. Это нормально при покупке дома не торопиться.

– Кстати, а где Май? – Хосё шёпотом спросил у Джона и Аяко, стоящих позади профессора Дэвиса, общающегося с хозяйкой.

– Не обращайся ко мне! – обиженно сказала Матсузаки, стеснённая случившимся утром. – И вообще, у меня плохие предчувствия!

– С чего это ты экстрасенсем заделалась? – Такигава над ней посмеялся.

– Умолкни, – она растопырила глаза. – Просто на сердце неспокойно…

– Прощайте, миссис Аддерли, – сказал Оливер вежливо. – Отныне у вас должно быть спокойно.

– Я в том не сомневаюсь, дружочек, – проводила она гостей до садовой калитки, глядя им вслед какое-то время.

Вот вам и происки женской интуиции! – Хосё онемел, когда они, включая студентов, собрались у микроавтобуса, ожидая не кого иного, как Май Танияму.

– Джон, ты видел Май? – Оливер обратился к Брауну, потому как именно он вызвался поторопить пятерых студентов из Тринити-колледжа.

– А разве она не с вами? – он был удивлён.

– Нет… И вещей её нет, – сказал Монах, проверив всё ещё раз.

– Я не видел её с самого утра… – подумал Джон ещё.

– Нам надо поторопиться… – Аяко занервничала.