Текст книги "Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса: Английское расследование (СИ)"

Автор книги: Lika Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

Нару не стал советовать места для экскурсии, надавил на педаль газа и только его и видели.

– И куда мы пойдём? – Джон настороженно спросил.

– Как это куда?! – Монах скривил губы в улыбке и повис на маленьком Брауне. – Конечно, по пабам!

– Предлагаешь начать со здешних? – Аяко сладко ухмыляясь, сцепила руки у груди.

– Какая муха тебя укусила?! Мы вызовем такси и попросим отвезти нас в самый лучший! – не поскромничал Хосё.

– Я предлагаю не медлить, – сказав это, она застучала каблуками по серым плиткам, выложенным к порогу гостевого дома.

– А если у Оливера другие планы на вечер? – Джон не мог не думать о будущем. – Он сказал быть на связи…

– Мы в его планы не входим! – Монах с размаха ударил Брауна по спине, да так, что тот сделал лишний шаг вперёд. – Время каникул!

IV

В четвёртом часу на улицах Кембриджа по-прежнему парило спокойствие. Бурые стены и чугунные решётки – Май издалека видела их, опираясь на каменные границы одного из мостов. Они тянулись вдоль берегов Кэм, открывая вид на живописные задворки старейших колледжей Великобритании.

– Как самочувствие? – проделав буквально триумфальную работу над собой, а это выражалось в спокойной получасовой прогулке по парку, где кроме них наслаждались воздухом и видом другие люди, Оливер нашёл важным справиться о её здоровье.

– Лучше, – мотнула она головой, продолжив мерить невероятными шагами прибрежную зону. – Мне понравился этот город… – Май выпростала руки и покружилась на месте. В голове замелькало, внутри грудной клетки что-то вибрировало – тревожно и вместе с тем неописуемо хорошо.

– Ты эмпат, – с лёгкостью Нару объяснил её состояние. – Ты восприимчива к чувствам других людей.

– Да. В деревне обстановка угнетала, – она и спорить не стала, что как только прогулка по Тринити-колледжу состоялась, ей сделалось легче и это несмотря на то, что Питер действовал на нервы. – Мне не объяснить это чувство, – воспоминания о деревне заставили Май содрогнуться. Она остановилась и обняла своё тело руками. – То место будто окутал зловещий туман. Оно напоминает трясину, где всё медленно уходит ко дну…

– Пойдём, – Нару не намеревался обсуждать это и дальше, он знал не хуже других, лучшее лекарство сейчас – это отвлечь Май.

В зимние дни бескрайнее небо, кажущиеся непостижимо высоким, часто заволакивали серые облака. Этот день не стал исключением. Снег практически сошёл. Плакучие ивы, растущие вдоль берегов Кэм, тускло серели, но архитектурный ансамбль нисколько из-за этого не потускнел.

– Что касается платы за обучение, то постарайся – это будет лучшей благодарностью, – когда они подошли к границе Тринити-колледжа, где окна на Кэм выходили из библиотеки Рена, Оливер опять-таки сказал несколько слов.

– Как будто я когда-то не старалась?! – Май от обиды закрыла глаза и приподняла подбородок, вскинув маленький носик. – Это ты не склонен замечать моих успехов. Другие давно говорят, что мне можно многое доверить! Ты чего?! – едва не испустив дух, Танияма уткнулась носом в плечо Оливера и не по своему наитию.

Он редко делает нечто подобное… – постояв некоторое время в обнимку, Май притихла. – От него приятно пахнет и мне так спокойно, что поневоле хочется плакать…

– Летом погуляем подольше, – разомкнув обруч своих объятий, он взял слово и руку Май.

Чтобы я вот так просто гуляла с Нару за руку?! – ей ничего не оставалось как зажать рот ладонью и следовать за ним.

– У воды холодно, хотя температура воздуха плюсовая, здесь можно подхватить простуду, – он рассуждал здраво. Впереди их обоих ждали экзамены.

– А если бы я заболела, ты бы со мной возился так же, как и сейчас? – начав бодро и закончив гнусаво, Май замедлила шаг, остановив тем самым Нару.

Его прямой взгляд завертел и закружил. У Таниямы участился пульс и поднялось давление. Уши и щёки зардели, глаза заслезились и в том не был виновен лёгкий колющий ветер.

– Только дети добиваются внимания таким неразумным способом, – выдал он тщедушно, незамедлительно провернув свой излюбленный номер – надменное опускание век на глазные яблоки.

– У-у-у! Ну если я такой ребёнок, – Май притопнула ногой и затряслась, – то я хочу сахарную вату! Вон ту! – она ткнула пальцем на палатку, возле проката лодок, ожидая чего угодно, сказать к слову, ручной медведь, такой же, какой был у лорда Байрона, выскочивший сейчас на подмостки, был бы реальнее, чем Оливер идущий покупать сахарную вату.

Замашки, может, и детские, но работают! – спустя десять минут, Танияма шла с огромным кулькообразным облаком сахарной ваты розового цвета, светясь и наедаясь.

– А себе, почему не купил? – чувствуя, что на душе тепло, играет свирель и царит воспетый шекспировскими пьесами праздник, Май ретиво излилась на вопросы.

– Я возьму у тебя, – сказал он, не оробев ни на секунду.

– Э? – изрекла Май невольно, глядя на него такого обворожительного. Чёрное пальто поверх тёмного костюма, из-под которого выглядывала белая сорочка, строгий серый шарф, прикрывающий, ту искрящуюся консервативную прелесть, о которой речь шла ранее и светлая красивая ладонь, попрощавшаяся секундой ранее с кожаной перчаткой.

– Нет уж! – заявила она, тут же развернув корпус примерно на девяносто градусов.

Поверили бы ей школьников для экскурсии, и она бы не отказала; сказали бы оседлать английского скакуна чистокровной породы – и она бы испугалась, но от нечего делать согласилась бы; сказали бы переодеться в костюм эльфа – и это бы дело сошло с рук, однако есть в этом мире вещи, которые напрашиваются на слово «нет».

– Свою купи! Будь моя воля я бы и эту есть не стала, её надо в музей, как редкий экспонат! – Май поняла, вести себя по-детски – значит, добиться результата. Да и что можно поставить против закоренелого прагматика – озорство, нелогичность, чистой воды оптимизм!

В ту минуту Май была очень довольна собой. Ей казалось, что она слышит его ровное дыхание, чувствует его пристальный взор. Он смотрит на неё. Не на студентов проплывающих, как смрадные тени; ни на туристов, опустивших свои головы в карты, а на неё… Её ужимки, вращения торса на ровном месте и вот будь у неё на затылке глаза, то они бы дерзко внимали, ожидая от него действий.

Я до одури хочу на него посмотреть! – Танияма щипала сладкую вату, продолжая вроде бы кокетливо, а на деле нервно покручивать бёдрами и плечами из стороны в сторону.

Заигрывания кончились с приходом грубой силы. Нару подступил со спины и, крепко обхватив её за талию, остановил покачивания. Его перчатки гулко хлопнули, встретившись с верхней одеждой девушки. Тогда этот звук показался Май особенно оглушительным. Не помня себя от смущения, она с немалым трудом перевела дыхание и посмотрела через плечо.

Как она и догадывалась (а мечтала совсем о другом) Оливер дерзко смотрел. Да и дерзость у него была какая-то своя, особенная. Он долго-долго не отнимал взгляда, смотрел точно в глаза и всем своим видом внушал: «Прав я, никто иной кроме меня!».

– Гм… – сиюминутное замешательство, стоящее Май дара речи, стремительно порушило её фантазии о каком-нибудь музее, куда как ей грезилось, Нару непременно поведёт. Тёплое дыхание объяло её тонкие вздрагивающие пальцы, они коснулись губ, оказались чуть зажатыми ими и отпущенными на свободу. Сладкая вата, надёрганная ей с таким озорством, растворилась на языке профессора Дэвиса, удерживающего её неугомонную ещё какую-то долю злосчастной минуты.

– Здесь неподалёку есть кондитерская, – застывшая в глазах Таниямы мука позволила Оливеру говорить свободно. Он надел перчатку, сделав решающий шаг назад.

– Там готовят что-то вкусное? – неся какую-то нелепицу, она поплелась следом за ним, вскоре решив, что вполне имеет право опереться на его руку.

– Она рядом с квартирой, которую я арендую, – поняв, что Нару руководствуется скорее собственными соображениями прагматизма, Май глуповато приоткрыла рот.

– А потом куда? – видя, что всё идёт из рук вон плохо, что она ситуацию никак не контролирует, вопросы сыпались с наивнейшим шквалом детсадовца.

– Я покажу ещё одно место… – последовавший ответ заставил Май зябко поёжиться. Смысл, прибережённый Нару для встречи tet-a-tet, пестрядью замелькал в голове Таниямы.

Ещё одно?! Надеюсь, моё сердце это выдержит! – воззрившись на него из-под чёлки, она испустила долгий, чуть парящий вздох. Куда бы он ни повёл, её сердце с перебоями и тяжёлыми толчками, как минутная стрелка на кондовом циферблате, подавало все признаками невинной молодости и начинающейся жизни.

V

К шести часам вечера Кембридж заволокло синей дымкой. Точно измотанный от прозрачного белёсого чада поутру, город уснул к полудню под покровом учёности, оживая с наступлением сумерек.

Лёжа на двуспальной кровати, Май завернулась в белую простыню и тёплый шерстяной плед. Из приоткрытого окна доносились звуки бьющих часов. «Шесть вечера» – хором пели старые башни.

Он оставил кольцо и часы здесь… – Танияма заметила на серой тумбочке справа предметы, которые снял Оливер, прежде чем уйти в душ и насупилась. Поведение несообразное ситуации, тогда как ей страстно хотелось вобрать в себя крупицы этого места. Бурый трёхэтажный домик на углу Парк-стрит и Джесус-лэйн, где кроме Нару жили ещё восемь семей. Вид на парк, которым она залюбовалась, когда закрывала окно. Строгая консервативная обстановка, сведённая до исключительного минимализма: гостиная с кухней-студией, там же небольшой угловатый диван, телевизор, обеденный стол и три тёмно-серых пластиковых стула с мягкими серебристыми подушками под цвет тахты. Там же в глаза бросалась оранжевая линия напольной плитки, которая отделяла кухню от гостиной и плиссированная серо-голубая шторка-жалюзи на окне. Небольшие комнатки, отведённые для туалета и душевой, были отделаны мозаикой: серой и голубой – туалет; зелёной и салатовой – душевая. В прихожей и того меньше мебели – один узкий шкаф для верхней одежды, белая металлическая полка для головных уборов и такая же для обуви. В спальне – кровать и две прикроватные тумбы, на одной из которых лампа с круглым белым абажуром. Светлая, очень чистая, практически лишённая признаков жизни – такой ей показалась эта квартира.

– Прими душ. Я дам тебе чистое полотенце, – явившись по пояс раздетым и до сих пор влажным, Нару первым делом включил лампу на тумбе.

– Я хочу, чтобы ты носил своё кольцо! – не слушая его наставлений, она поймала ухоженную кисть Оливера и одела на его безымянный палец левой руки платиновое кольцо. – Пусть официально мы не женаты, но я злюсь… – язвящая душу ревность бестактно овладела её телом, размякшим от теплоты Оливера. Он так трепетно обнимал, целовал, когда она, посмотрев в квартире всё, добралась до спальни. Час пролетел незаметно, а хуже всего было то, что она хотела придать голосу максимум строгости, важности, проиграв чувствительности во второй части монолога, который планировала растянуть на ближайшее время.

– И какой в том прок? – он стремительно среагировал, покрутив кольцо на тёплом пальце. Оливер видел, как Май бьётся с приступом ревности, пыхтя и раздувая ноздри, от этого-то ему не терпелось разрушить стены взаимных иллюзий.

– Если не согласишься, то я сниму своё! – она вцепилась в маленький ободок из драгоценного металла с прозрачным камушком честно пытаясь снять его с пальца, однако то и с места не сдвинулось, ни то чтобы она поправилась, нет, рука в самый последний момент дрогнула, в груди защемило – это сердце невольно обливалось охладевшей кровью. Май оставила эту затею, прибавив к словам следующее: – В отличие от тебя, у меня много свободного времени!

Как долго Оливер мог придерживать свой нашумевший цинизм в крепкой узде? Наверно, в случае встречи с глазу на глаз, он умел ненадолго притвориться побеждённым, пленённым её бойким желанием быть к нему ближе.

– Когда ты уже переедешь ко мне?.. – заключив её обиженную в объятия, он зашептал настолько страстно, что Май, опершись в его грудь спиной, едва не скатилась к нему на колени.

– А разве тебе этого хочется?.. – оробела она как раз вовремя.

– Снова не видишь дальше своего носа, – сказал он не без строгости, серьёзно развернув Май к себе. – Ты ещё устанешь от всего этого. А что до квартиры, то я появляюсь здесь лишь ради одной цели.

– Какой? – затаив дыхание, она бегала взглядом по его глубокомысленному выражению, застывшему как первый лёд на безрадостной Темзе.

– Без которой человек жить никак не может, – Нару закрыл глаза и чуть заметно улыбнулся. Оливер поднял веки, когда голос Май стал жалостливо роптать.

– Почему ты совсем не смеёшься?.. – она ухватила его за лицо и принялась изучать каждую морщинку, образующуюся из-за стука в дверь его себялюбия, где он любил и уважал себя именно такого, придерживающегося определённых правил поведения, столкнувшись с которыми, оппонент горько раскаивался.

– И что, по-твоему, должно меня рассмешить? – Оливер убрал её руки, делаясь раздражённым. – Твои фантазии о том, как я привожу в эту квартиру однокурсников или того хуже однокурсниц?

– Я люблю тебя! – Май подавила его раздувающееся самомнение, посмотрев очень жалостливо. Слова Нару прозвучали обидно. Он понял её мысли и чувства, она же не хотела горько раскаиваться оттого, что стала причиной тягостной сцены, а ведь именно их всячески избегали англичане, придумывая различные кодексы поведения, такие как Кодекс джентльмена.

– Я знаю… – Оливер в очередной раз отнял её руки от лица, поспешно отворачивая голову. – Хватит это повторять.

– Я люблю тебя, люблю, люблю… – Май принялась повторять это быстро-быстро; у Нару оттого голова закружилась.

– И чего ты хочешь добиться этим «люблю»? – он не утерпел, щипками взялся за её пухлые щёки и растянул.

– Хочу, чтобы ты чаще улыбался и говорил мне эти слова, – жалобно сказала она, потирая лицо.

– Нечего выхолащивать чувства словами. И по-моему, люди склонны гипертрофировать, когда речь доходит до любви, – повёл он дискуссию небрежно. – Любовь – это ещё одна дефиниция обычного человеческого счастья, радости. Не вижу смысла говорить о генезисе развития этого чувства, как и вспоминать о нём ежесекундно.

– И ты счастлив? – повинуясь любопытству, а не гордости, Май в ту же секунду забыла о труднопроизносимых словах, которые Нару в гневе, решил назло ей применить в своей речи.

– Невежливо спрашивать о таком, когда ты обнажённая, сидишь на моей постели, – любезно изрёк он, придвинув Май поближе к себе. Она и посейчас прижимала к груди простыню, любуясь теперь глубокими глазами Оливера.

– Мне же интересно! – Танияма подала последний возглас, об остальном же позаботился поцелуй.

Счастлив ли он? Какая глупость, конечно, его сердце переполняет тёплое и нежное чувство. Май здесь, рядом, в его объятиях вся трепещет и старается бороться с поглощающим её желанием, выражая это неуверенным упором в его грудь. Не хотела бы она его поцелуев, то не стала бы запрокидывать свою хорошенькую головку, не стала бы ласково отвечать на все его страстные прямые намёки, где её, его язык и губы соприкоснулись, сворачивая ожесточённые споры о чувствах действиями, тем, что, так или иначе, сопровождает, иногда порождает и развивает замкнутый круг любви возвышенной, воспетой, платонической.

VI

– По-моему, этому человеку вовсе претензии высказывать нельзя… – переводя дыхание и всё равно раз от раза задыхаясь, Май лежала поперёк кровати раскинув руки, и смотрела в белый потолок. – Отлюбил, так отлюбил! – она закатила глаза тяжко, словно собралась помирать. Голова кружилась, подташнивало, мышцы из упругого волокна превратились в дряхлую вату ненужную никому. А уж вспоминать то, что она выкрикивала в полубреде, как закусывала простыню или прогибалась в спине, когда он подпирал сзади – этого ей не следовало являть даже в кошмарах, потому как после и без того изнурительного проявления его любви, он без каких-либо колебаний предложил попробовать что-нибудь новенькое. Строго говоря, пробудившийся энтузиазм являлся нарочным. Май своими признаниями и милыми оплошностями так взбудоражила его, что какая-то бесовская часть его натуры хотела увидеть её слёзы и мольбы о прекращении этого обнажённого банкета для двоих. Как и предполагалось, покушение на иную невинность Май вызвало волну ярких, не самых лестных эмоций, но по обоюдному согласию конфликт мирно сошёл на нет, как видно, однако, не без жертв.

– Тебе надо подняться с постели, – Оливер вернулся в комнату с чашкой в руке. Пахло горячим и крепким кофе.

– Блин, и почему тебе хорошо, а я умираю?! Это не справедливо… – раздосадованная и разбитая, она плаксиво завопила.

Нару не стал отвечать на этот вопрос, ему и, правда, было хорошо. Стресс и напряжение, копившиеся месяцами, сгинули, оставив за собой почти незаметную ломоту в мышцах.

– Что это? – она посмотрела на белую чашку и блюдце, которые Оливер поставил на прикроватную тумбу, и умирающе перекатила глаза в его сторону.

– Мои извинения, – он без колебаний отчеканил смысл бодрящего напитка в постель, чем заслужил долгожданные слёзы, не совсем те, коих добивался, во всяком случае, эти являлись слезами полусдерживаемого смеха, которым Май по глупой случайности жадно давилась. Извиняться за своё превосходство – небылица из небылиц! Если, конечно, речь идёт о таком самовлюблённом Нарциссе, как Нару.

11 Хай-стрит, Паб «Шесть колокольчиков»

– Ты прямо как маленький! – косилась Аяко. – Фыркаешь, чего тебе не предложи!

– Но я, правда, не хочу… – Джон чесал затылок, улыбаясь до полного исчезновения глаз.

– Ты чего ему заказала? – Хосё шёпотом спросил, почти упав на плечо жрицы.

– Биттер, – ответила она, не обращая внимания на его близость. Она больше посматривала на стакан, в котором плескалась пинта тёмного пива. Такигава наклонялся к ней вместе с ним, это отчасти отвлекало.

Только попробуй пролить! – улыбалась она с натяжкой, не возражая в остальном.

– А ты искусительница, – продолжал нашёптывать он, притворяясь пьяным. – Биттер – это крепкая и горькая настойка. Захотела испортить Джона?

– Уймись! – она отпихнула его, улыбаясь хитрее прежнего. – Биттер принимают исключительно в оздоровительных целях! Или вы не доверяете мне и моему вкусу?

– А вопрос-то с подвохом! – сказал Монах на свою голову, заслужив тем самым подзатыльник.

– Слюнтяи что ли?! – забранилась она, урвав из-под носа Брауна рюмку алкогольного напитка тёмно-янтарного цвета. – Видите! – Аяко осушила её до дна и ударила донышком о золотистый деревянный стол. Джон порозовел ввиду своей замкнутости.

– А тебе самому-то не любопытно, что Джон скрывает? – Матсузаки последовала примеру Монаха и упала к нему на плечо.

– О, это в корне меняет дело! – осенило его по коварному щелчку красивых женских пальцев. – Я к бармену! – он эксцентрично подлетел со своего места. – Нам три биттера!

Барная стойка располагалась посередине зала, поэтому к ней можно было подойти с любого угла. Тускло, по-домашнему тихо. На золотистых деревянных стенах фотографии, открытки, смешные карикатуры. Вокруг барной стойки треугольные флажки и милая, уже немолодая хозяйка. Под потолком полки с книгами. В зале играли в игры и викторины.

– Так что, выпьешь с нами? – пока Такигава был занят заказом, Аяко томно посмотрела на Джона, решаясь совратить несчастного если не таким, так другим образом. – Можно плодиться и размножаться, а можно пить ароматные настойки с друзьями, – её маленькая ступня выпрыгнула из предварительно расстёгнутого высокого сапога и скользнула по ноге Брауна. Он едва не загремел на пол от перепуга.

– Эй! – крик Монаха испортил жрице всю охоту; она потеряла интерес к проказам, зловеще щурясь на Такигаву. Попахивало неминуемым несчастьем. – Нам предлагают сыграть в игру! – он подбежал с бумажкой и ручкой. – Здесь надо написать количество билетов, которое было продано когда-то из Саусгемптона в Лондон.

– А нам откуда это знать?! – скептически настроившись, Матсузаки откинулась на спинку деревянной лавки.

– Да примерно! – махнул он рукой. – Победитель получит сто фунтов!

– Спроси у Джона! Он самый трезвый! – Аяко обиженно отвернула голову.

– Мне надо выйти… – Браун от внезапного внимания к своей персоне ощутил себя пассажиром на судне; появились признаки морской болезни.

– Здесь же не курят! – Матсузаки агрессивно отреагировала на его пожелание. С чего бы ему плохо себя чувствовать, когда он в такой компании?!

– Я хочу позвонить, – сказал он спокойно, добродушно. – Если мы не нужны Сибуе этим вечером, то я выпью с вами биттера.

Вот на что она эта совесть?! – Аяко отстранённо посмотрела на кончик своего носа, философствуя про себя.

– Так что напишем? – Такигава выпустил Брауна из-за круглого стола и нацелился на Матсузаки.

– Прибавь к сотне нолик! – грубо приказала она, негодуя по поводу провалившегося плана.

– Нолик… – начеркал он на бумажке.

– Закажи мне картошки! – решив, что со стрессом на пустой желудок бороться бесполезно, она нагрузила Монаха.

– Хочешь потолстеть? – подшучивал он, продолжая искать проблемы на свою многострадальную.

– Я знаю хороший способ как этого избежать, – заискивающая улыбка и коварные глазки замотивировали Такигаву в ту же секунду.

– Нам две порции фри! – поднял он указательный палец, не успев даже присесть.

– Оливер, прости, что я тревожу вас, но мы ещё нужны сегодня? – выйдя на улицу, и встав под пропылённой вывеской с золотыми колокольчиками и надписью The six bells, Джон позвонил Дэвису. – Нужны?! – Браун выкатил глаза и обернулся. Оливер говорил о работе, вот только он не знал, что некоторые до утра утратили работоспособность. – Хорошо, мы на одиннадцатой Хай-стрит. Через полчаса… – он взглянул на часы. Времени было около восьми. – Мы подождём. Да… Хорошо…

Интересно, как им об этом сказать?.. – Джон посмотрел через плечо, устало выдыхая через какое-то время. Пар клубился возле его рта, точно он нарушал общественное спокойствие неугодным сигаретным дымом. Температура опустилась до нуля… Должно быть, на дорогах гололёд и неизвестно куда в такой час понесло этого диктатора, профессора Оливера Дэвиса.

VII

– Я не знал, как об этом сказать по телефону… – мялся Джон, сожалея о произошедшем.

Нару с Май подъехали к пабу «Шесть колокольчиков» в девятом часу вечера. На улице их ждал Джон, Аяко и Такигава. Браун не притрагивался к алкоголю, чего нельзя сказать об остальных. Жрица и монах стояли на ногах уверенно, но смердело от них за километр.

Сибуя сместил брови к переносице и стоя возле синего хэтчбека не очень большого размера с внушительным значком BMW на вытянутой морде, взирал со всем возможным немым гневом.

– И что теперь будет? – Аяко прикрыла губы ладонью, поворачиваясь к Монаху. – Он нас уволит?! – алкоголь ударил в голову и оттого-то они оба хихикнули.

– Кхм, – Такигава кашлянул, чтобы прогнать смешинку, начиная говорить с запинками и слезами – от излишних натугов в горле запершило, а тут ещё смех, оправдания, обещания… – Ну, мы готовы! – спустя череду непонятных «это ты не смотри…», «мы только по рюмашке настойки…», «полчаса – решат дело!» он, наконец, громко и чётко, можно сказать, что по-армейски, с притопом, выдал клятвенную речь.

К чему? Разве что к расстрелу… – у Май и то бровь дёргалась.

Эти двое на ногах-то стояли сомнительно: другой раз покачивались, переминались, шмыгали носами, да и глаза-то у них были какими-то ненормальными – смотрели в разные стороны, казалось, что этот мужчина и эта женщина вот-вот заикают.

Ругать их бессмысленно. Нару ничего не сказал. Я и сама толком не понимаю, что за срочная работа… – Танияма не решилась осуждать, тогда как сама не пойми чем занималась весь этот день или, по крайней мере, вечер.

– Джон, мы возвращаемся в отель, – Нару открыл дверку автомобиля. – Переоденешься и к клиенту.

– Хорошо. Я не пил. Уверяю, – сказал он, чтобы внести ясность. Нару промолчал, сурового взгляда хватило.

– А нам чего делать? – Монах всплеснул руками, чтобы обиженный начальник их точно увидел.

– Вернуться в отель до полуночи, – нелюбезно сказал он. – Я не собираюсь искать вас утром по подворотням!

– Есть, сэр! – раз Нару сжалился, то Такигава решил возможным паясничать. Он отдал честь строгому командиру, проводив его взглядом. – BMW 1-Series популярен среди молодых автолюбителей. Немецкий производитель даёт гарантию качества сборки, шумоизоляции, стильный дизайн. У него маленький багажник, да и на задних сидениях тесновато, но машина хорошая для своей цены. Каков же скряга, мог бы и на бизнес-класс раскошелиться, хотя по городу с такой машиной даже удобнее… – Монах долго смотрел на дорогу, где от автомобиля Оливера уже и запаха-то не осталось, продолжая начёсывать подбородок. – А ты что делаешь? – он обратил внимание на пошатывающуюся жрицу; она возилась с сотовым телефоном.

– По коням! – вскричала она, подняв одну руку, продолжая тем временем хаотично давить на кнопки. – Ой, по пабам… – Аяко икнула и тут же приложила ладонь к груди; качка временно прекратилась.

– Не знал, что ты и по этой части… – почему-то Монах подумал о верховой езде, раз они в Англии…

– Жеребцов поблизости я не наблюдаю, а лысые мужики меня не интересуют, – придя в свой обычный надменный режим, она быстренько перековеркала романтичную фантазию Такигавы на свой лад.

– Я-то не лысый! – подумав какое-то время, приняв в учёт то, что Нару уехал, а из паба, где встречались лысоватые завсегдатые они вышли, он чётко об этом напомнил.

– Пока нет… – захромала она по тротуару, чтобы где-нибудь на углу поймать такси.

– Смотрю разгуливать одной тебе не страшно, может быть, скажешь, куда мы едем дальше, здесь мы почти выиграли сто фунтов, если бы как раз тот лысоватый мужчина не сказал девятьсот пятьдесят билетов, то твоя тысяча победила бы! – говорил он, догоняя Аяко.

– Всё равно правильный ответ был девятьсот семнадцать! – её как-то не сильно волновала победа. Приезд Оливера и его разговоры о комендантском часе оставили противное послевкусие. – Поедем в паб Live anf get live – «живи и давай жить». Он на сороковой Мосон-роуд!

– Это тебе тот лысоватый мужчина сказал? – Монах шутливо толкнул плечом, уразумев, откуда ноги растут – всё у неё никак не получалось захомутать богатого и красивого: по округе то молодняк ходил, то деды, годящиеся в праотцы.

VIII

Заехав в гостевой дом Tenison Towers, Нару направил автомобиль в сторону Личфилд-роуд, по этой улице тянулись частные домики в два этажа и всё больше на две семьи. Дом сорок пять удостоился особого внимания – напротив него профессор Дэвис припарковался.

– Нару, сейчас девять вечера, – Май отстегнула ремень безопасности и покрутила головой. На улице, возле красных домиков, едва-едва мелькали тени людей. Очень тихо. В окнах горел свет. Он падал на серые тротуары, охватывал различные автомобили с остывшими моторами и с приездом нежданных гостей местами тух. Кто-то наверняка подсматривал через тюли, свисающие частой гармошкой.

– Стемнело. Мы вовремя, – Оливер велел выходить, несмотря на опасения Таниямы. Для визита на чай вроде бы поздно, да и Джон облачился в сутану. На душе потихоньку что-то скребло.

Оливер позвонил, и за дверью сорок пятого дома послышались шаги.

– Чем могу вам помочь? – им открыла женщина возрастом ближе к сорока. Волосы у неё были светлыми, высоко заделанными, а руки как у пловцов длинными, такие же пальцы с чуть приплюснутыми ногтевыми пластинами и немного странный наряд: перламутровая блузка, нитка жемчуга на желтоватой шее и юбка чуть ниже колена выделяющегося лазурного цвета.

Может быть, она пианистка? – задумалась Май, засмотревшись на бледные, худые и сухие пальцы. В выражении же лица этой женщины она не увидела ничего подозрительного. Взгляд серых глаз ясный с небольшой отсылкой на её возраст. Губы не поджатые, не раскрытые, следовательно, искренние. Дыхание свободное, лёгкое – носовые крылья нисколько не расширились при виде поздних гостей, разве что на первых вдохах, когда свежий воздух ударил в лицо.

– Миссис Оукман, моё имя Оливер Дэвис, я представляю Общество психических исследований, – Нару представился. По её лицу было понятно, что это имя ей ни о чём не говорит. – Это мои помощники: Джон Браун и Май Танияма. Вам знаком мистер Ллойд Хортон?

– Да, это мой отец, – на лице у неё отразился испуг. – С ним всё в порядке?

– Полагаю, что это так, – Оливер чуть заметно наклонил голову. – Мы можем поговорить внутри? Дело касается исследований, которые мы проводили в деревне, где живёт ваш отец. В его доме и пабе были обнаружены следы паранормальной активности. Мы бы хотели задать вам пару вопросов и переговорить с вашей дочерью.

– Сади сейчас нет. Она у подруги, доделывает совместный проект, – у женщины участилось дыхание. Она покрутила головой и, не видя ничего подозрительного, отступила от двери. – Прошу вас. Сади вот-вот должна прийти, а мы тем временем переговорим в гостиной.

Регина Оукман является преподавателем литературы в Эбби Колледже – это одно из лучших учреждений по подготовке к университету. Нару пообещал ей полную конфиденциальность, хотя она ничего подозрительного в своём доме не замечала… – Май вспомнила всё, о чём говорили в эти полчаса, рассматривая девочку, которой было около тринадцати лет. Она сидела на золотистом диване и непроизвольно жалась к матери.

– Миссис Оукман, – Оливер заговорил, и Сади как от боли дрогнула. Она обхватила края своей серой юбки, сложила руки на коленях, не уняв тем самым тихой дрожи в ногах. Если посмотреть, то она почти ничем не походила на мать. Короткие каштановые волосы, карие глаза, маленький носик-кнопка и чуть выделяющиеся губы. Очень кроткое создание.

– Оливер, может быть, стоит мне? – Май мягко взяла нужный тон и, посмотрев на него, получила нужный ответ. – Сади, ты не покажешь мне свою комнату? – Танияма обошла журнальный столик, разделяющий их, исследователей, и дочку с матерью, после чего присела на колени, заглядывая оробевшей девочке в глаза. – Уверена, у тебя много красивых кукол. Они по ночам не беспокоят тебя?

Сади помотала головой, а Май обернулась на Оливера. Он всё так же поджимал губы, сидя ровно с закинутой ногой на ногу.

– А ты слышала шорохи под кроватью или постукивания в окна? – Танияма вернулась к расспросам, получая всё те же отрицательные ответы. – Одеяло по ночам не убегало? Ты не чувствовала шевелений под матрасом? Нет… – Май следом за Сади помотала головой. – А как насчёт лета, в доме твоего дедушки. Ты слышала нечто подобное?

В этот момент Нару открыл глаза, внимая каждому изменению на лице девочки. На последний вопрос Сади опасливо закивала головой.

– Хорошо, Сади, – Май одобрительно погладила её по руке, которой та вцепилась в чёрные колготки. – Не бойся. Этот дядя только кажется вредным. На самом деле он выдающийся учёный, который поможет тебе спать спокойно.