Текст книги "Сезон тропических дождей"
Автор книги: Леонид Почивалов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
Отель носил громкое имя французской столицы – «Парис». Лифтам в таких отелях и в таких городах Антонов не доверял.
– Пойдем лучше пешком! – предложил он.
Всю дорогу из Дагосы Ольга держалась молодцом. Сев в машину, она выбрала роль оптимистки, готовой пренебречь любыми неудобствами и трудностями ради высокой цели путешествия, поэтому с легкой улыбкой покорности отозвалась:
– Как скажешь…
Но улыбка была вымученной. Трехчасовая поездка по густеющей с наступлением дня жаре была утомительной, Ольга не могла не устать.
Подниматься предстояло на пятый этаж, пролеты лестниц были большими… Ладно! Стоит рискнуть!
И он повел ее к лифту.
Вместе с ними в кабину лифта вошли трое парней в серых замызганных спецовках, один из них вкатил туда громоздкий ковровый пылесос.
Между третьим и четвертым этажами лифт внезапно дрогнул, болезненно заскрипел и замер, лампочка в разбитом плафоне под потолком стала затухать и, наконец, погасла совсем. В темноте раздался смех парней.
Прошла минута, вторая, третья… Лифт оставался в неподвижности, свет не загорался. Кто-то из парней щелкнул газовой зажигалкой, дрожащее ее пламя осветило дверь, кабину, лица людей, стоявших в ней, блеснули широко раскрытые испуганные глаза Ольги. Парень дернул створки дверцы, распахнул их и свет крохотного пламени лег на глухую замызганную бетонную стену.
Парни снова засмеялись. Антонов ощущал своим лицом их влажное дыхание.
– Как ты думаешь, это надолго? – почему-то шепотом спросила Ольга.
Надолго ли? А черт его знает! Можно просидеть час, можно полдня, пока не дадут ток или не опустят кабину с помощью ручной механики. Антонов знал, что в таких африканских странах, как Асибия, лифтами пользоваться опасно – может внезапно прекратиться подача электроэнергии – по причине, забастовки энергетиков, а чаще всего потому, что электрохозяйство не обновлялось еще с прежних колониальных времен.
Все находящиеся в лифте покорно ждали своей судьбы. Парни о чем-то посудачили, повозились в узком пространстве кабины, задевая Антонова и Ольгу локтями, потом, как можно было догадаться, уселись на пол и затихли. В подобной ситуации хорошо быть африканцем, подумал Антонов, – спасает веками выработанная философия терпения и покорности обстоятельствам.
Время, казалось, остановилось. Было только слышно, как спокойно и ровно, словно во сне, дышат сидящие на полу парни – может быть, заснули? Антонов почувствовал, что за воротник рубашки стекают струйки пота. Сейчас здесь не меньше тридцати пяти. Ольга нащупала руку мужа, шепнула ему в ухо:
– От них так несет потом, что я вот-вот потеряю сознание…
– Терпи! – строго шепнул он ей в ответ.
Через час лампочка под потолком вдруг ярко вспыхнула, и в то же мгновение кабина заскользила вверх. Ольга вышла из лифта пошатываясь, и Антонов поспешно подхватил ее под руку.
Номер их был с видом на океан, внизу кудрявилась пальмовая роща. Живописный пейзаж оказался единственным достоинством номера, за который они выложили изрядную сумму. Кондиционер не работал, это стало ясно с первого взгляда: провод подачи электроэнергии был отрезан. Кран в умывальнике действовал, но в бачок унитаза вода не шла, для смыва стояло рядом ведро. Две кровати были застланы влажными, недосушенными простынями, подушки отсутствовали.
Ничего себе «Парис»! И в этой гостинице он собирался отметить день ее рождения…
Ольга успокаивающе дотронулась до его руки, зная взрывной характер мужа.
– Ничего! Потерпим! – улыбнулась, подходя к окну. – Зато какой вид!
Но «терпеть» Антонов не хотел. Оставив Ольгу в номере, он спустился вниз, отыскал на первом этаже кабинет директора. За столом сидел молодой плечистый парень в такой убийственно оранжевой рубахе, что Антонову захотелось зажмуриться. Антонов сухо представился, но вдруг в ответ встретил самый радушный прием.
– Пожалуйста, садитесь! – директор указал на кресло перед столом. Сам сел в кресло напротив. Его рука, лежащая на коленке, вздулась от мускулов, кисть напоминала клешню с короткими негнущимися, почти без ногтей, пальцами.
Спокойно выслушал сказанное Антоновым.
– Все понятно, камарад! – дружески оскалил зубы, продемонстрировав кроваво-красные десны. – Раз вы из советского посольства, я скажу вам все как есть. Вот какое, камарад, здесь дело… Бывший хозяин отеля, значит, сбежал за границу – был замешан в заговоре, и с ним сбежала почти вся дирекция. Отель национализировали. Ну и комитет защиты революции прислал, значит, меня…
Он показал рукой на свой директорский стол:
– Велели сесть вот на это место. А я еще три месяца назад был в порту крановщиком. Какой из меня директор отеля! Я читал, что у вас после революции было похожее – капиталисты бежали, и такие же, как я, значит, вынуждены были садиться в кресла начальников и управлять…
Он рассмеялся громко, раскатисто, как смеются только африканцы.
– А я умею управлять лишь краном. Отелем не умею. Вот бы русские и прислали нам кого-нибудь, кто бы помог наладить работу отелей, чтоб, значит, на уровне были.
«Нам бы кто прислал таких специалистов», – усмехнулся про себя Антонов.
Кондиционер директор починить не обещал – хозяйские прислужники перед бегством все кондиционеры вывели из строя, бачок в туалете тоже наладить нет никакой возможности, не могут найти мастера, а вот простыни к вечеру высушат и подушки постараются раздобыть.
– Воруют! – пожаловался директор. – Ну, что я могу сделать? После бегства хозяина все подряд стали тащить, начиная с подушек.
Он сжал кулак и потряс им перед собой.
– Знаете, что нам сейчас нужно? Дисциплина. Революционная дисциплина! Иначе у нас ничего не выйдет, иначе все растащат.
Удобств в номере после этой встречи не прибавится, и все же расстался Антонов с директором по-дружески. Парень ему понравился.
– Ничего! Постепенно все наладится, – сказал Антонов на прощание.
– Надеемся… – кивнул молодой человек. – Если бы только нам не мешали! Вчера на втором пирсе в портальном кране кто-то мотор вывел из строя – песок насыпали в ротор. А мотор, значит, голландский. Где теперь доставать запчасти?
Провожая Антонова до дверей, добавил сокрушенно:
– Непросто нам сейчас, камарад, ой, как непросто!
Этим «нам» приобщал себя к силам нового режима человек, который три месяца назад был простым крановщиком. Значит, что-то все-таки происходит в этой стране, в ее низах, чего раньше не было и не могло быть.
Вернувшись в номер, он радостно сообщил Ольге:
– Представляешь, директор оказался таким славным парнем! Шел к нему ругаться, а расстались как друзья.
В ее глазах мелькнула ирония:
– Это с тобой здесь частенько случается. У тебя в Африке каждый третий друг.
– Разве плохо? Наше старое профессиональное правило гласит: «Хорошая дипломатия не увеличивает число своих врагов».
– А кондиционер починят?
– Кондиционер? – он почувствовал, как улыбка стекла с его лица. – Видишь ли… сейчас они не могут…
Ольга и бровью не повела. Ольга честно исполняла роль покладистой, покорной, легкой в дороге жены-товарища. Но нетрудно было представить ее огорчение: провести ночь в тяжкой, влажной духоте грязного, неуютного номера! Жары Ольга не выносила, в жару спать не могла. Ничего себе будет ночка!
– Может быть, вернемся в Дагосу? – неуверенно предложил Антонов.
Она взглянула на него с удивлением.
– Бог с тобой! В Дагосу! Ближний путь! – махнула рукой. – Ты на меня не обращай внимания. Раз уж поехала…
У него чуть полегчало на сердце!
– Вот и молодец! В таком случае приглашаю тебя сегодня вечером в «Золотой дракон».
– Куда?
– В китайский ресторан. Ведь у нас же с тобой сегодня как-никак событие! Принимается?
– Принимается! – сказала она неожиданно с веселым задором. – Как говорят французы: пуркуа па?
Через полчаса они выехали в город. В двух кварталах от гостиницы в большом многоквартирном доме жила семья Хисматулиных, единственная советская семья во всей Алунде. Семен Хисматулин, молодой, полный энергии человек, представлял в Асибии объединение Экспортлес, закупал здесь для нашей мебельной промышленности цветную древесину – Алунда была главным портом вывоза из страны богатств африканских лесов. Вместе с Семеном участь Робинзонов в чужом мире делила его жена Настя и дочка, тоже Настя, или Настенька – ей всего шесть лет. У Семена была почти белая шевелюра, выгоревшая под солнцем африканских дорог, по которым он мотался каждодневно. Русоголовыми были и обе Насти, такими же, как отец, худенькими, светлоглазыми, улыбчивыми, даже в жестах, мимике, походке похожими друг на друга, словно все они – ростки от одного корня.
Приезд Антоновых был встречен с восторгом. Во-первых, соотечественники не так уж часто их навещают, во-вторых, семья Хисматулиных знала Антоновых давно, однажды даже ночевала в их доме в Дагосе, потому что номер в столичных гостиницах, как всегда, найти было невозможно. А в-третьих, Антонов привез для «алундских Робинзонов» почту, поступившую на их имя в последние две недели, а также продуктовую выписку, которую получил из-за границы посольский кооператив, – консервы, соки, соусы, сигареты, пиво в банках…
– Ну прямо как Дед Мороз! – восхищалась Настя-старшая.
Антонов оставил жену делить с хозяевами радость, а сам собрался в порт к тамошнему начальству – выяснять обстоятельства нападения на наше судно. Прежде чем уйти, извлек из бумажника листок.
– К тебе, Семен, просьба! Кажется, твой шофер – местный парень? Надежный ли человек?
– Камрон? – Настя-старшая всплеснула руками. – Да свой в доску, как с соседнего двора на Дерибасовской в нашей Одессе. Даром что черный!
– Главное, чтоб не болтал! – оказал Антонов и для убедительности приложил палец к губам. Протянул листок Хисматулину. – Вот тебе разведзадание!
– Что?! – вытаращил глаза Семен. – Разведзадание?
Он даже на шаг отступил.
Антонов расхохотался:
– Не трусь, Семен. Шпиона из тебя делать не собираюсь. Дело в том, что Асибии нужно оказать маленькую услугу…
Хисматулин неуверенно взял протянутый ему листок:
– Какую услугу?
– Пускай шофер съездит по этому адресу. Лучше не съездит, а сходит. Осторожненько, как бы невзначай. И узнает: жив ли, здоров ли местный джентльмен по фамилии Квеку Ободе. К самому Ободе пусть не обращается, потолкует с соседями, так, между прочим…
– Это для кого нужно? – почесал затылок Хисматулин. – Посольству?
– Нужно для дела! – Антонов почувствовал, что начинает раздражаться. – Для дела, понимаешь? Для пользы этого государства, этого народа… Ясно?
– Ясно, – кивнул Семен. – Если так, то будет выполнено. Мне этот народ нравится.
За все происходящее в порту отвечает прежде всего капитан порта. К нему и поехал Антонов. Капитана в управлении не оказалось, его секретарша, потная, разомлевшая от жары девица, положив мощную грудь на письменный стол и прикрыв набухшими веками глаза, пребывала в состоянии анабиоза.
– Я советский консул, – представился Антонов, когда она, услышав шум его шагов, попыталась разлепить веки. – Мне нужно повидать капитана порта.
Девица долго смотрела на Антонова подернутыми сонной пленкой глазами. Наконец сообразила:
– Капитана нет, мосье.
– Когда будет?
– Не знаю, мосье.
– Будет ли сегодня?
– Не знаю, мосье.
Ах, эта спящая в полдень Африка, не способная в сей час ни к каким действиям, даже к небольшому движению мысли! Ему захотелось высказать осоловелой девице что-то резкое: мчался двести километров ради дела срочного, необычного, чрезвычайного, а попал в сонное царство! Даже если земля будет сейчас раскалываться надвое, девица не шелохнется. Сиеста, и все тут! И, пожалуйста, не приставайте! Вы в Африке, а не в своей студеной Европе, где надо непрерывно двигаться, чтобы не замерзнуть.
Антонов вышел в коридор. Повсюду были распахнуты двери – чтоб продувало – и в комнатах среди пыльных, потемневших от жары и влаги папок, бумажных кип торчали застывшие в неподвижности, словно заколдованные, курчавые, не черные, а какие-то серые, будто тоже пыльные, головы чиновников. В ответ на появление в дверях Антонова ни одна из них не шевельнулась, лишь глазные яблоки с трудом поворачивались в широких лузах глазниц, фиксируя чуть приметными угольными пятнышками зрачков внезапное появление бледнолицего чужестранца, которому что-то нужно в такой неподходящий для всякого движения тела и мысли час. В ответ на свои вопросы Антонов получал лишь невнятное бормотание. И поделом! Пора привыкнуть. В каждом мире свои законы существования.
В конце коридора в просторной, уставленной аппаратурой комнате Антонов неожиданно обнаружил молодого человека, который не дремал, не пребывал в сонном обмороке, а довольно бодро говорил с кем-то по телефону. Это оказался диспетчер порта. У него было сухое, костистое лицо, высокий думающий лоб, умные, глубоко спрятанные глаза и, что большая редкость для африканца, тонкие губы. Он знал, где капитан порта. У одного из родственников капитана завтра свадьба, а свадьбы в Африке, как вам известно, – молодой человек при этом иронически улыбнулся, – событие великого, поистине государственного значения, вот капитан где-то что-то устраивает для торжества, поскольку он чин крупный и все может. Документы о происшедшем на борту советского судна у капитана. И еще в полиции. Может быть, мосье консул заглянет в портовое отделение полиции. Правда, он, диспетчер, не верит, что от этого визита будет толк – все там, как и здесь, в состоянии нерабочем и никто не только не захочет, а просто не сможет физически разговаривать с консулом – жара!
– А вот вы все-таки физически можете! – возразил Антонов. – Почему? Ведь вы тоже африканец.
Парень рассмеялся каким-то нервным, отрывистым смехом.
– Просто я в отличие от многих, мосье, уже успел перейти в другое измерение времени. А они еще остаются в прежней эпохе. Не могу себе позволить спать даже в самую тяжкую жару. А мои предки спали. В том отличие разных эпох, в которых мы живем.
Он волновался, говоря обо всем этом.
– Мой отец, мосье, талдычит: мол, когда у нас у власти стояли белые, все было по-другому, был порядок, была определенность. У белого, мол, слово надежно, он что сказал – делает. А черный человек не умеет держать слова. Когда черный дорывается до власти, он от алчности теряет голову, хочется ему побольше урвать для себя, для родственников, для соплеменников. А у кого урывает? Опять же у народа, и куда более беззастенчиво урывает, чем делали это белые. Власть черных богачей хуже власти белых богачей.
Так считает мой отец, мосье. И не он один думает подобным образом. Иногда старики приходят в отчаяние от власти соотечественников. И даже говорят: пускай вернутся белые!
Он помолчал немного, и улыбка больше не появлялась на его лице.
– Но это же не выход из положения – назад в прошлое! Просто нам самим пора становиться другими.
О происшедшем на «Ангарске» диспетчер знал немногое. Ночью на судно напала банда пиратов, кажется, шесть человек. К судну втихомолку подошел катер, с его борта забросили на палубу теплохода кошки на длинных веревках – по ним и забрались. Что там, на судне, произошло, неизвестно. Знает только то, что четверо были обезоружены, но сумели выпрыгнуть за борт, а двоих задержала команда. Утром их сдали полиции.
Сообщив все это, молодой человек восхищенно добавил:
– Моряки ваши, мосье, вели себя как настоящие парни. Не то что некоторые…
Под «некоторыми» подразумевались экипажи других заходивших в африканские порты судов. В печати в последнее время все чаще сообщалось о случаях пиратских нападений на стоящие на рейде суда. Команды сопротивления не оказывали – отдавали все, лишь бы не связываться с вооруженными и беспощадными бандитами. Отпор, который получили пираты на борту «Ангарска», выглядел необычным. Но все ли целы на «Ангарске»? И почему судно задержано?
Этого диспетчер не знал.
– Как добраться до судна? – поинтересовался Антонов. – Можно ли связаться по радио, сообщить им, чтобы прислали шлюпку?
Молодой человек покачал головой:
– Увы! Наша УКВ вчера вышла из строя. Какая-то деталь полетела. А запасной нет. Ночью послали машину в Дагосу за запасной. Будет к вечеру, не раньше.
– Тогда доставьте меня на вашем портовом катере.
– Представьте себе, мосье, ни одного катера, – молодой человек встал из-за стола, высокий, хорошо сложенный, прошелся по комнате. – На лоцманском в моторе запоролся подшипник – ремонтируют. А свой катер капитан послал в Кулу к рыбакам – рыба нужна на свадьбу.
Диспетчер подошел к Антонову, взглянул ему в глаза и сказал тихо, будто обращался к сообщнику:
– Мосье консул, это же никуда не годится! Все разваливается. Идет откровенный подрыв режима. Действуют противники, а с ними действует самое худшее в наших традициях. Самое худшее!
Он вдруг возмущенно взмахнул руками:
– Свадьба! Видите ли, у родственника капитана порта свадьба, и по сему поводу капитан уже третий день не работает, гоняет служебную машину, эксплуатирует единственный быстроходный катер, снял с рабочих мест десяток людей, отправил очищать от мусора двор, на котором будет проходить гулянка…
Диспетчер подошел к окну и ткнул пальцем в сторону океана, где в белом мареве угадывались голубоватые контуры стоящих на рейде судов.
– Суда, пришедшие за деревом, простаивают по неделе в ожидании лоцмана, пограничных властей, причала, мы за это платим им штрафы, а портовики не могут порой заработать даже на пару маисовых лепешек.
Обернулся к Антонову, красивое лицо его перекосила гримаса, будто он делал какое-то большое физическое усилие, сжал пальцы в кулак, да так, что они хрустнули:
– Действовать надо! Действовать! Спасать революцию! И к этому делу народ привлекать! – Он еще ближе подошел к Антонову. – Знаете, что нам нужно сейчас, товарищ консул? Нужны повсюду народные комитеты защиты революции! Чтобы вызвали докеры к себе в такой комитет капитана порта и спросили, где катер, пусть ответит!
Когда Антонов уходил, диспетчер пошел провожать его по коридору до самого выхода:
– Постараюсь, товарищ, найти способ сообщить на «Ангарск» о нашем приезде. Не беспокойтесь! – Он задержал руку Антонова в своей. – И вот еще что… Передайте ребятам на «Ангарске», что в порту все ими восхищаются. Так и надо действовать против врага – бить по зубам! У нас есть пословица: «Столкнувшись с опасным зверем, на ноги не надейся, положись на руки».
Подъезжая к дому, где живут Хисматулины, Антонов уже издали увидел зеленый «уазик». Рядом с ним в тени дерева стояли Ольга и Семен. Оба были одеты в бежевые дорожные костюмы, головы их украшали глубокие пробковые шлемы, а ноги защищали высокие резиновые сапоги.
– Что за маскарад? – изумился Антонов.
Тоненькая фигурка Ольги отлично смотрелась в полувоенном костюме, а пробковый шлем, большие темные очки-велосипед, кожаный стек в руке создавали облик героини американского кинобоевика о захватывающих приключениях в джунглях.
– И куда же вы собрались?
– В джунгли! – задорно бросила Ольга, довольная произведенным впечатлением.
Оказалось, что Хисматулину сегодня необходимо выехать по делу в ближайший от Алунды район лесозаготовок – посмотреть, что повалили вчера и нет ли среди кряжей подходящего для покупки. Ольга уговорила Семена взять ее с собой, никогда не была в джунглях.
– Уговорила? – изумился Антонов и пытливо взглянул на жену: – Что это с тобой случилось, любезная? Ты даже в наш сад боишься шагнуть, а тут вдруг в джунгли!
– А вот так! – с веселым вызовом бросила Ольга. – Хочу, и все! Осмелела наконец! – И небрежно стегнула стеком по сапогу. – Сапоги – это для защиты от змей, – гордо добавила она. – И стек тоже!
– Надо же! Ты теперь и змей не боишься! – улыбнулся Антонов.
– Поедете с нами? – спросил Хисматулин. – Весь вояж часа на три, не больше.
Антонов покачал головой:
– Не могу. Мне надо в полицейское управление.
– Жаль! – скривила губы Ольга. – Семен утверждает, что путешествие будет необыкновенным.
Он снова с удивлением взглянул на жену. В самом деле, что произошло с ней за последние два дня? Вдруг решилась поехать в Алунду, теперь вот – в джунгли. С чего бы это? Ее настроение менялось часто совсем неожиданно и по самым пустяковым поводам, хотя внешне это почти не было заметным, Ольга умела себя держать в руках. В какую сторону качнулся маятник ее настроения теперь? Может быть, поняла, что отношения их на самом краю, и решила дать задний ход?
Из подъезда вышел Камрон, шофер Хисматулина, принес большой пластмассовый короб дорожного холодильника, в котором позвякивали бутылки. Увидев шофера, Хисматулин взял Антонова под руку, отвел в сторону и вполголоса сообщил!
– Так вот. Бывший коллектор французской геологической экспедиции Квеку Ободе жив и здоров, работает мотористом на лесопилке. – Хисматулин кивнул в сторону шофера, который укладывал дорожный холодильник в машину, у Камрон операцию провел отлично. Представился соседям, мол, приехал из деревни, ищет родственника…
Хорошая новость! Камов будет доволен. Значит, кто-то стремится ввести нашего геолога в заблуждение, кто-то весьма заинтересован скрыть данные французской экспедиции.
– Не проболтается ли твой Камрон? – забеспокоился Антонов. – А то этого самого Ободе могут где-нибудь и пристукнуть. Сейчас обстановка такая: кто кого!
– Думаю, не проболтается.
– Хорошую африканскую пословицу я сегодня слышал, – сказал Антонов, – «Столкнувшись с опасным зверем, на ноги не надейся, положись на руки».
– У африканцев отличные пословицы, – согласился Хисматулин.
Офицера, который занимался делом «Ангарска», Антонов не застал в полицейском управлении. Сказали, что будет через час. Делать было нечего, и Антонов поехал в порт – взглянуть, как грузят на борт стоящих у причалов судов цветные породы дерева. Кряжи, как правило, были солидной толщины – среди деревьев, которые растут у нас в России, такие гиганты и не встречаются. На глазах Антонова мощный восьмиосный лесовоз приволок в порт всего один кряж. Ничего подобного Антонов раньше не видывал – четыре метра в поперечнике! На пне такого великана вполне мог поместиться автомобиль. Дерево непростое, большой цены, – срез алого цвета, кажется, что из него сочится кровь. Лет двести-триста стоял великан в джунглях. И вот свалили! Многие лесные массивы давно отданы на откуп иностранным компаниям – в этих массивах рубится все ценное безо всякой пощады. Хисматулин рассказывал Антонову, что асибийцы давно перестали быть хозяевами в своих лесах. Он, например, покупает дерево для своего объединения у… итальянцев. Недавно в одном из своих выступлений президент Кенум Абеоти заметил, вроде бы между прочим, что для республики будет полезно отказаться от несправедливых договоров на лесные концессии, заключенных с иностранными фирмами прежними правителями. И хотя сказано это было осторожно, не прямиком, скорее предположительно – в западной печати тут же поднялся шум: красные в Дагосе посягают на традиционные торговые связи Асибии с Западом!
Шофер только что подъехавшего лесовоза выскочил из кабины, потряс над головой руками, подвигал плечами, разминаясь – видать, отмахал на своем тяжеловесе километров сто из самых джунглей, рубашка его была мокрой от пота. Увидев Антонова, который с почтением взирал на лежащий на лесовозе кряж, крикнул:
– Что, мосье, хорошую я щепочку приволок? – И, похлопав рукой по светлой, как у тополя, коре, сообщил: – Махони – отличная древесина. Там, на реке Нгуфа, этот был последним старичком из благородных господ. Долго не трогали, жалели, а все-таки положили. Бизнес!
И хотя шофер улыбался, голос его не был веселым.
Спустя час Антонов снова заглянул в полицейское управление. Офицер так и не появился. Посоветовали приехать еще через час. Антонов пришел через полтора часа, убив это время на бесцельное шатание по пыльным улицам провинциального города. Офицера не было. «Возможно, он уехал в свою деревню, – предположил дежурный сержант. – У него там сестра беременная». И посоветовал заглянуть в управление завтра.
– Ничего себе порядки! – вздохнул Антонов. – Беременная сестра в деревне! Очень важное обстоятельство в работе полицейского чиновника!
Вспомнился разговор с молодым диспетчером в порту. В самом деле, трудно разобраться, кто же все-таки главный враг республики – контрреволюция или традиции?
Когда Антонов вернулся в дом Хисматулиных, оказалось, что его уже давно ждут. За столом сидел молодой белобрысый парень и наворачивал из тарелки щи, которые сварила Настя.
– Я с «Ангарска», – представился он, вставая из-за стола. – За вами моторку прислали. Два часа уже ждем.
– Откуда вы узнали, что я в Алунде? – удивился Антонов.
– К нам шлюпка из порта подходила. На веслах. – Моряк усмехнулся. – Представляете, на веслах! Ребята потом захлебывались. Попробуй погреби на такой волне!
– А кто прислал лодку?
– Диспетчер порта. С запиской. Радио у них не работает, а катеров в порту нет…
Моряк снова осклабился:
– Ну и страна! Первый раз вижу такую. И как вы только тут живете-можете? Дыра!
Настя налила щей и Антонову, но едва он погрузил ложку в полную до краев тарелку, как за окнами раздался шум мотора и через минуту в квартиру вошли Хисматулин с Ольгой. Ольга прихрамывала, и на лице ее застыло выражение боли и испуга.
– Господи! Что случилось? – бросилась к ней Настя. – Не змея ли?
Хисматулин с виноватым видом рассказал о происшедшем. Все поначалу было отлично, посмотрели, как валят деревья, как грузят на лесовозы, с людьми потолковали, в лесу даже антилопу видели – через просеку сиганула, – змей, слава богу, не встречали. Но когда возвращались к машине, Ольга наступила на невидимую в траве, острую и крепкую, как гвоздь, колючку, которая легко проколола толстую подошву сапога и впилась Ольге в ступню. Укол был не очень серьезный, но болезненный. Хисматулин тут же достал из машины походную аптечку и смазал ранку «Детолом» – универсальным английским дезинфектором. При этом нечаянно обронил фразу: «Здесь бывают иглы и ядовитые…»
– И кто меня за язык дергал! – сокрушался он сейчас. – Просто так сболтнул, а вот Ольга Андреевна расстроилась. Перепугалась, бедная. Я ей говорю, что ничего такого страшного, что…
Ольга, слабо улыбнувшись, перебила:
– Хотела наладить отношения с Африкой, да не получается. – Она осторожно опустилась на стул, вытянув вперед больную ногу. – Не любим мы друг друга! Не любим!
– Давайте мы вас сейчас покажем врачу! – предложила Настя. – Здесь в городе есть неплохой врач, ливанец.
– Лучше к нам, на «Ангарск»! – уверенно заявил моряк. – Наш Гриша – отличный доктор! Даже в море делал операции.
Ольга вдруг поддержала его:
– Конечно, к нашему! Какой тут разговор! Только к нашему! Хватит мне на сегодня Африки!
На море было волнение. Ветер с океана гнал к берегу крутые гривастые и напористые валы, у бетонных плит мола, ограждающего порт, грохотал прибой и вздымались высокие фонтаны брызг. Море выглядело неприютным и тревожным.
– Ишь, как закручивает! – озадачился рулевой, выводя катер из створа мола в открытый океан. – Три часа назад, когда мы шли в порт, потише было.
Антонов подумал о тех парнях, которые по заданию диспетчера на веслах добирались до «Ангарска». Лихо им пришлось. И решил, что завтра непременно зайдет к диспетчеру, чтобы поблагодарить.
Катер крепко швыряло на волне, и Антонов вскоре почувствовал, как отяжелела голова, временами казалось, что желудок подступает к самому горлу.
На рейде, дожидаясь причала, стояло пять судов, примерно одного размера – среднячки. Утром, когда Антонов смотрел на них из окна портовой диспетчерской, отыскивая в этой компании «Ангарск», суда располагались бортом к берегу, четко впечатывая свои силуэты в солнечную гладь океана. Сейчас все до одного стояли носом в океан, к ветру и трудно было понять, который из них «Ангарск».
– Шторм будет! – сказал матрос.
Ковылять по волнам пришлось почти час – «Ангарск» стоял на рейде дальше других. Этот час дорого обошелся Антонову. В душе он проклинал себя за то, что надумал отправиться на судно – пускай бы капитан сам приехал на берег! Все равно формальности придется делать в порту. Судорожно цепляясь за борт вихляющегося на волне катера, Антонов каждую секунду ждал, что его стошнит. А Ольга сидела у другого борта как ни в чем не бывало, прищурившись под порывами лобового ветра, глядела вперед, и только временами краем белого шелкового платка, которым повязала голову, обтирала лицо – с гребней волн ветер срывал тяжелые, как дробь, брызги и бросал в катер. Ольга даже улыбалась временами в ответ на шутки рулевого, который вовсю старался отвлечь гостью, чтоб не боялась…
– …«Поедем, красотка, кататься! Давно я тебя поджидал…» – хрипло выжимал из себя рулевой.
Ольга смеялась:
– Ничего себе катание! Как по ухабам!
Несмотря на болтанку, на лице Ольги нет и признака недавнего испуга. Должно быть, забыла про уколотую ногу. На «Ангарск» ей попасть, наверное, хотелось – нарядилась в свою любимую длинную ситцевую юбку с пестрым африканским рисунком.
Издали, особенно с кормы, «Ангарск» казался маленьким, но когда катер подошел к нему вплотную, черный борт судна навис над ним грозным утесом трехэтажной высоты.
При таком волнении спустить с борта парадный трап невозможно, а по веревочному забраться непросто, тем более женщине. Капитан, увидев в катере нежданную гостью, дал команду спустить с борта трапецию с двумя крюками, чтобы поднять пассажиров вместе с катером. Катер взлетал на гребень волны, проваливался в глубокие ямы, тяжелые стальные крюки трапеции со свистом, как снаряды, проносились над головами пассажиров, моторист нервничал, кричал: «Берегись!» Вместе с рулевым он долгое время безуспешно пытался поймать крюки, чтобы продеть их в проушины на носу и корме, но это не удавалось. Суденышко то относило от «Ангарска» в сторону, то стремительно бросало к борту, и, чтобы его не разбило в щепы о стальную обшивку теплохода, матросам приходилось хватать багры, напрягая все силы, отталкиваться от этой опасной близости. Наверху у борта «Ангарска» собралось много людей, они что-то кричали, махали руками, капитан в мегафон давал команды экипажу катера: «Ближе, ближе! Осторожнее! Назад! Назад! Багры уберите! Еще разок подайте!»
Антонов чувствовал, что он из последних сил противостоит неотступной тошноте, – губы высохли, потрескались, он не мог понять, то ли на них кровь, то ли морская соль. А Ольга сохраняла полную невозмутимость. Длинная юбка насквозь промокла, прилипла к бедрам, ветер сорвал с головы платок, и пряди мокрых волос падали ей на лицо. А ведь прежде чем поехать в порт, она целых полчаса подкрашивала глаза и укладывала волосы. Вот и пойми женщину! От укола колючки чуть ли не в обмороке была, а сейчас, когда в любой момент они могут пойти на дно, даже улыбнулась и приветливо махнула рукой кому-то из тех, кто орал сверху.
