Текст книги "Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году"

Автор книги: Леонид Шинкарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

вал медсестру, верит ли она ему. То же самое говорит лечащему врачу: про-

сит, чтобы его поступок был правильно понят, жизнь он любит. Он очень

терпелив. Вечером признался, что жжет все тело… Дыхание неритмичное,

прерывается вздохами. С ним возможен контакт» 5.

Зденке Кмуничковой 35 лет, два года практики в лучших пражских

больницах, но в первый раз пациент, очнувшись от обморока, с трудом вы-

шептывающий слова, вызывал не только жалость от сознания, что его часы

сочтены, но, как она потом мне скажет, чувство стыда за то, что она сама и

все медики вокруг вряд ли способны совершить что-либо подобное. «Гово-

рят, разумный человек никогда не ввяжется в бой, если заранее знает, что

победить невозможно, я и сама не отношусь к воинственным натурам, но

думаю, что люди, способные пойти на заведомо проигранный бой, будят чу-

жую совесть и двигают прогресс». Мы сидим на диванчике в ординаторской

в феврале 1990 года. Почти двадцать два года спустя многое в памяти по-

блекло, но трое суток с Яном Палахом особые. Сколько ни вспоминай, исчер-

пать подробности невозможно; уже не поймешь, что сама слышала из обож-

женного рта, где угадала неразборчивое слово, что уловила в хрипе выдоха.

Ян говорил тяжело, разобрать слова не всегда удавалось; распухшие гу-

бы плохо слушались, он впадал в забытье, это было следствие тяжелых ожо-

гов. Но очнувшись, пытался что-то сказать, словно боялся не успеть. Все у не-

го болело. С разрешения доктора Кмуничковой я выписываю из истории бо-

лезни и ее рабочей тетради:

17 января. Больной ни о чем не сожалеет, он сознает, что рисковал жиз-

нью, но он не хотел умереть, а только растормошить и поднять людей; наде-

ялся, что выживет… Нас много, мы будем бороться до тех пор, пока прави-

тельство что-нибудь не предпримет. От подробностей уходит, только при-

знает, что это организованная акция. Не хочет назвать имена других участ-

ников, не говорит и о том, что собираются делать дальше. Мы не хотим себя

убить, только обжечься. Мы ему сказали, что скорее всего вряд ли кто это

переживет, повторения могут стоить жизни самым честным, самым лучшим

молодым людям. Он отвечает неуверенно, что будет очень жаль. Чувствует

себя усталым, хочет спать, но не может. Дали успокаивающие препараты.

Около двенадцати часов дня, когда препараты перестали действовать, с

ним стали снова разговаривать. Говорил тихо, с трудом, иногда невозможно

было понять. Поступок считает протестом против существующей политиче-

ской ситуации. На вопрос, хочет ли это повторить кто-то еще, отвечает: «Мо-

жет быть, будут следующие». Когда? «Точно неизвестно, но они будут». Все

зависит, говорит, от того, как себя поведет правительство и партия. Его про-

сят назвать кого-нибудь, кто мог бы помешать следующему акту самосож-

жения. Называть он никого не хочет. Говорит, что надо быть смелым, Ян Гус

тоже сгорел. На аргумент, что в каких-то обстоятельствах все же надо обере-

гать здоровье и жизнь, он дает понять, что согласен с этим. И добавляет, что,

возможно, что-то скажет в последний день; видимо, имеет в виду последний

день жизни.

У доктора Кмуничковой был диктофон, и она кое-что записала, чтобы

впоследствии разобрать непонятные слова. Мы слушаем пленку. «Гонзик,

так ты когда это сделал, в четверг?» – «Да…» – «Зачем ты это сделал?» –

«…хотел выразить несогласие с тем, что происходит, и побудить людей к

действиям…» – «…Ты хотел поднять людей чем конкретно?» – «…поджечь

себя» – «Поджечь себя.. Хорошо, а когда вы остановитесь или при каких

условиях остановитесь?» – «…если будет отменена цензура» – «А что еще?» –

«…если будут запрещены “Зправы”» – «То, что ты сделал, достаточно, чтобы

об этом узнал весь мир» – «… нельзя о себе слишком много думать… человек

должен бороться против зла, на какое хватает сил…»

Как потом скажет Ян Черный, «то, как он отвечал, свидетельствовало о

том, что он был человеком полностью собранным в момент своего поступка,

он был человеком абсолютно нормальным» 6.

После полудня в клинике появились старший брат Яна – Иржи Палах и

их мама Либуше. Еще утром Либуше ничего не знала, ехала из Вшетат на

электричке в Прагу привезти сыну в общежитие чистое белье. Сидящий ря-

дом старик положил на колени свежий номер «Праце» и стал тяжело дышать.

Скосив глаза на страницу, Либуше увидела фотографию Яна и крупным

шрифтом над ней: «Протестуя против оккупации страны, студент Ян Палах

совершил самосожжение». Она потеряла сознание. Ее высадили на первой же

станции. Она не помнит, как добралась до Праги и как рядом с ней оказался

старший сын. Им помогли добраться до клиники. Как следует из врачебных

записей, мама вела себя с сыном достаточно спокойно, пыталась с ним гово-

рить, но понадобилось время, чтобы Ян выговорил: «Мама…» Он пытался, но

больше ничего не мог сказать. «Под конец психическая подавленность уси-

лилась. На уход матери и брата эмоционально он не реагировал. В последу-

ющие примерно 60 минут он несколько раз пытался произнести два или три

несвязных предложения…»

Медсестры показывали ему письма и цветы от пражан. Жена Яна Пет-

ранека, работница этой клиники, принесла записанные мужем передачи о

нем и включила портативный магнитофон, чтобы он слышал ободряющие

голоса со всего света. Он слабо кивал, давая понять, что слышит, понимает,

но сразу впадал в полусонное состояние.

На второй день в госпитале появились два сотрудника госбезопасности.

Требовали выяснить имена студентов, членов группы, готовящихся повто-

рить эту акцию, и первым делом узнать, кто намечен следующей жертвой.

Зденка сказала, что не может им этого обещать, она должна говорить с боль-

ным, только с ним, когда это возможно по его состоянию, и о тех вещах, ко-

торые она, как медик, считает важными, а не какие важны для них. «В тот раз

они безропотно покинули клинику, но два дня спустя, когда больной умер,

меня стали вызывать в районное отделение госбезопасности, допытываясь о

том же: знаю ли я имена членов группы и следующего, кто должен себя под-

жечь. Я отвечала правду: мне неизвестно». В годы «нормализации» Зденка

Кмуничкова станет «невыездной».

Утром 18 января медсестры и врачи, сменяясь, снова читали вслух, что

пишут о нем газеты разных стран. Из его прерывистых слов, короткой связки

звуков можно было понять ответ: цель еще не достигнута. Когда прозвучали

цитированные чьи-то слова о власти, чтобы она осознала, «на каком пере-

крестке находится», он жестом остановил врача и дал понять, что это именно

то, что ему хотелось бы выразить: власти должны понять, что они на пере-

крестке. Службам безопасности все же удалось убедить кое-кого из медицин-

ского персонала, допущенного к больному, попытаться выяснить, кто из мо-

лодых людей и когда может поджечь себя вслед за ним. Имен своих товари-

щей он не называл, но из слов, не вполне внятных, можно было разобрать,

что следующий факел возможен через пять дней. Никому не хотелось, чтобы

еще одно молодое существо так же страдало, и, кажется, он согласился, что

новую акцию лучше бы отложить, но сейчас это уже трудно сделать.

В ночь с 18 на 19 января Ян просит пить, шепчет непонятные слова, но

ясно произносит и повторяет имя своей девушки, старается приоткрыть гла-

за, увидеть талисман, который она ему прислала. И вот запись в 6 часов 30

минут утра. «Спонтанно он старается что-то сказать. Сначала непонятно, но

очень старается, чтобы его поняли: “…чтобы эта акция закончилась… чтобы

советские войска ушли”. Следующие слова понять было совсем невозможно.

Он снова впадает в бессознательное состояние…»

Запись в 14 часов 30 минут: «Состояние пациента очень тяжелое, кон-

такт с ним невозможен. Консилиум врачей подтверждает сильный шок от

ожогов с метаболическим развитием и токсическим отравлением».

Ян Палах умер 19 января 1969 года в 15 часов 30 минут, не приходя в

сознание. По заключению психиатров, это была личность с ярко выраженной

прямотой, честностью, чувством справедливости. «Никаких болезненных от-

клонений…»

За две недели до протеста Яна Палаха заместитель заведующего отде-

лом пропаганды ЦК КПСС Александр Яковлев, организатор послеавгустов-

ского массированного давления на чешское сознание печатным словом и че-

рез эфир, докладывал высшему руководству об успехах, не подозревая, ка-

ким страшным пламенем вспыхнет сопротивление. Одиночное нравственное

несогласие на Вацлавской площади отразит умонастроение народа, не

склонного проливать в ярости чужую кровь, но способного сохранить наци-

ональное достоинство ценой собственной жизни. Не знаю, как с военной

точки зрения, но с этической, я думаю, это самая высокая из возможных по-

бед.

Пожалуйста, не пробегайте глазами уцелевшую в архиве скучную

«Справку», но вчитайтесь в нее, представьте, что было бы с вашим зрением и

слухом, и тогда понятней станет, что испытывала чешская и словацкая мо-

лодежь, а также люди старшего поколения, когда на них круглые сутки с

кремлевских вершин лил грязный и шумный поток. И тогда понятней ста-

нет, что имел в виду Ян, когда на больничной койке отвечал Зденке Кмунич-

ковой, зачем он это сделал: «Хотел выразить несогласие с тем, что происхо-

дит, и побудить людей к действиям». И почему на вопрос Зденки, что должно

произойти, чтобы живые факелы не повторялись, Ян не забыл сказать, что

должны быть «запрещены “Зправы”».

Привожу справку целиком, за исключением короткой преамбулы.

«1. С 13 сентября ежедневный объем радиопередач на чешском и словацком язы-

ках с территории Советского Союза установлен в размере 12 часов. Передачи ведутся в

первую очередь на средних волнах в наиболее слушаемые отрезки времени – утренние и

вечерние часы. Особое внимание уделяется разъяснению Московского коммюнике, под-

держке решений ноябрьского пленума ЦК КПЧ и мероприятий, направленных на их реа-

лизацию, выступлениям представителей советских трудящихся, главным образом рабо-

чих и молодежи.

2. С 13 сентября Всесоюзное радио совместно с редакцией газеты “Красная звезда”

ежедневно готовят часовую передачу для советских войск в Чехословакии. В передачу

включаются пропагандистские материалы, предназначенные и для населения ЧССР. По

сообщению друзей, эти программы вызывают интерес у чехословацких слушателей.

На Чехословакию ретранслируются также московские передачи на чешском и сло-

вацком языках (4 часа в сутки) через радиостанцию “Волга”. По договоренности между

Министерствами связи СССР и ГДР с 10 ноября мощность этой радиостанции была увели-

чена со 100 до 200 киловатт. Проводится работа по дальнейшему укреплению квалифи-

цированными кадрами радиослужбы, направленной на ЧССР. В рамках Комитета по ра-

диовещанию и телевидению при Совете министров СССР создана Главная редакция ра-

диовещания на ЧССР.

3. В целях повседневного информирования населения Чехословакии и воинов Со-

ветской Армии в распоряжение политорганов советских войск, находящихся в ЧССР,

направляется большое количество газет, журналов, книг, брошюр, листовок и плакатов.

Всего после 21 августа на территории ЧССР (по данным на 28 декабря) распространено:

53,5 млн экз. газет и журналов; 1 млн 700 тыс. экз. листовок на чешском языке; 1 млн 600

тыс. экз. брошюр на чешском, словацком и русском языках; 80 тыс. плакатов; 487 тыс. экз.

книг и словарей, в том числе 25 тыс. экз. книги “К событиям в Чехословакии” на русском

языке и 457 тыс. – на чешском языке.

Ежедневно на территории ЧССР распространялось в августе-сентябре всего 600 ты-

сяч, в октябре 360 тысяч, в ноябре-декабре по 60 тысяч экземпляров советских газет и

журналов.

По сообщению политорганов советских войск, периодическая печать и книги рас-

ходятся хорошо.

В советских газетах публикуются статьи и корреспонденции, направленные в под-

держку решений ноябрьского пленума ЦК КПЧ и мероприятий по их осуществлению. В то

же время печать выступает с критикой ревизионистских элементов и тех чехословацких

органов массовой информации, которые мешают процессу нормализации. За период

времени, прошедший после 21 августа, газетами “Правда”, “Известия”, “Советская Рос-

сия”, “Красная Звезда”, “Труд”, “Сельская жизнь”, “Комсомольская правда”, “Литератур-

ная газета” было опубликовано в общей сложности около пятисот передовых, крупных

редакционных, авторских статей, корреспонденций, обзоров, связанных с событиями в

Чехословакии.

Политиздатом выпущены пять сборников “Марксизм-ленинизм – единое интерна-

циональное учение”, в которые вошли документы ЦК КПСС, братских партий, материалы

совещаний и встреч представителей социалистических стран, важнейшие статьи из со-

ветской печати.

4. Издательство АПН выпустило сокращенный вариант “Белой книги” для военно-

служащих группы войск в ЧССР – “Ты защищаешь социализм, солдат!”, Главпуром СА и

ВМФ изданы два выпуска брошюры “Народа верные сыны” (письма советских людей

солдатам, сержантам и офицерам Вооруженных Сил СССР, находящимся в ЧССР), бро-

шюра “Летопись благородного подвига” (советский солдат в Чехословакии), сборник ма-

териалов в помощь пропагандистам и агитаторам “Верность интернациональному долгу”

и др.

Командованием группы советских войск в Чехословакии издается газета “Совет-

ский воин” и 4 многотиражные газеты.

5. По линии АПН в Дрездене (ГДР) издается газета “Зправы” на чешском языке ти-

ражом 225 тыс. экз. Выходит “Еженедельник актуальных новостей” – газета АПН на чеш-

ском языке.

Готовится к изданию на чешском языке сборник “Единое интернациональное уче-

ние” (по материалам выпусков “Марксизм-ленинизм – единое интернациональное уче-

ние”).

6. На территории ГДР создана радиостанция полулегального характера “Влтава”,

выступающая от имени преданных делу социализма работников идеологического фронта

Чехословакии. В ее передачах даются ответы на прямые и косвенные антисоветские и

антисоциалистические высказывания чехословацкой печати и радио, ведется компроме-

тация наиболее реакционных общественных деятелей, комментаторов и журналистов,

возглавляющих диверсионную идеологическую деятельность антисоциалистических сил.

Зам. зав. отделом пропаганды ЦК КПСС А.Яковлев. 2 января 1969 года» 7.

Москва неделю хранила молчание; ни соболезнования семье, ни сочув-

ствия чехословацкому народу, ни поддержки правительству. Я представил

себе наших престарелых членов Политбюро: у всех взрослые дети, у иных

студенты, ровесники Яна Палаха, и как не понять все же чувствующих свою

вину, испытывающих страх за детей, охваченных шоком отцов. Когда же и

образумиться, если не теперь, в эти часы, когда на твоих глазах почернело и

обрушилось небо.

Много лет спустя в архивах найдут письмо Брежнева и Косыгина в ад-

рес Дубчека и Черника, отправленное 23 января, через неделю после траге-

дии. Думаете, наш сентиментальный Леонид Ильич, все наше руководство

пришли, наконец, в себя, обрели дар речи, готовы перед таинством смерти,

потрясшей всех людей на земле, распахнуть душу перед братьями-славянами

и не держать больше зла друг на друга, забыть взаимные обиды, изгнать по-

мутившее рассудок зло, успокоить усталые народы?

У Брежнева и Косыгина этих слов не нашлось.

«Уважаемые товарищи, нас крайне беспокоит и настораживает то обстоятельство,

что в Чехословакии в последние дни усилиями определенно враждебных сил складыва-

ется напряженная политическая ситуация, которая характеризуется стремлением усилить

националистические антисоветские настроения, затруднить нормализацию ситуации в

ЧССР. С этой целью используется факт самосожжения Яна Палаха. Как стало сейчас из-

вестно, Палах не понимал всех последствий своего действия и стал жертвой намерений

провокаторов, которые его подталкивали к этому трагическому действию...» 8

Это, конечно, понятная дань общепринятой форме партийной перепис-

ки – сначала неизбежен идеологический абзац, а вот теперь, вслед за ним,

когда ритуал соблюден, все обязательное сказано, на бумагу выплеснутся

простые человеческие слова, из самого донышка души, об общей боли и

скорби, они сразу изменят и тон, и суть.

«…Политический смысл этого акта заключается в том, что с самого начала антисо-

циалистические силы с удивительной готовностью и целеустремленностью используют

самосожжение Яна Палаха для обострения напряженности политической атмосферы,

возбуждения тревоги и психоза, направленных против политики КПЧ и правительства

ЧССР, реализации решений ноябрьского, декабрьского и январского пленумов ЦК КПЧ.

Особое внимание обращает на себя то обстоятельство, что печать, радио, телевидение и

другие средства массовой информации распространяют нездоровые и опасные настрое-

ния, которые возбуждают общественность в стремлении скрыть действительных органи-

заторов новой политической кампании и выдать акцию антисоциалистических и антисо-

ветских элементов за акцию патриотов. Эту же цель преследуют те, которые стремятся

смерть Яна Палаха оценить как геройский акт общенационального значения.

Нельзя не видеть, что события в Чехословакии приобретают опасный политический

характер. Сначала были выдвинуты требования, касающиеся “Зправ” и ликвидации цен-

зуры. Сегодня в материалах печати, радио, телевидения, в некоторых выступлениях со-

держатся требования немедленного проведения выборов в государственные органы,

продолжения заседаний 14 съезда КПЧ и созыва съезда чешских коммунистов. Дело за-

шло так далеко, что при поддержке государства стали появляться требования вывода со-

ветских войск из ЧССР. Имели место случаи прямых нападений на грузовики советских

военных представителей и даже нападения на советских официальных представителей.

Это все является достаточным поводом утверждать, что правые антисоциалистиче-

ские круги после январского пленума ЦК предпринимают новую попытку столкнуть пар-

тию с принятого курса. В этих условиях было бы чрезвычайно важно правильно и прин-

ципиально оценить действительное значение поступка Яна Палаха и организованной

провокационной кампании, которая за этим последовала.

Однако мы должны констатировать, что этого до сих пор не произошло. Наблюда-

ются только политические игры вокруг безрассудного поступка молодого человека.

Определенные круги все больше проявляют солидарность с требованиями, кото-

рые не имеют ничего общего с усилиями чехословацких трудящихся, направленными на

совершенствование социалистического общества...»

Ничего о потрясении невероятной смертью, какую трудно припомнить

в нашей новейшей истории. Откуда взяться сильным чувствам? Русским лю-

дям не привыкать героически гибнуть за свободу родной земли, бросаться с

гранатой на амбразуру дота и идти на смертельный таран вражеского само-

лета. Нас учат, если выхода нет, даже ценой собственной жизни, но нести ги-

бель захватчикам.

А тут другая философия: протестуя против захвата родины, требуя вы-

вода чужих войск, не врагов перед всем миром убивать – только себя. Потря-

сти людей собственной страшной смертью.

Кремлю это не понять.

«…Теперь совершенно очевидно, антисоциалистические круги готовятся использо-

вать похороны Яна Палаха для широкого развертывания провокационной кампании. Если

в этих условиях не удастся проявить твердость, если не будут предприняты решительные

меры, события могут выйти из-под контроля партии и правительства и перерасти в от-

крытые выступления против дела социализма в Чехословакии.

Мы убеждены, что создавшуюся ситуацию еще можно быстро поправить, если

опираться на трудящихся, которые в своем большинстве не поддерживают развязанный

психоз, если развернуть наступление на враждебные силы.

Мы хотим подчеркнуть, что ЦК КПЧ, правительство ЧССР и другие ответственные

органы республики:

– должны сделать все политические необходимые выводы и правильно сориенти-

ровать партию, трудящихся, и дать принципиальную партийную оценку деятельности ан-

тисоциалистических, антисоветских сил в связи с развязанной провокационной кампани-

ей вокруг случая на Вацлавской площади;

– должны принять незамедлительные меры, которые будут направлены на при-

остановление деятельности тех, кто стремится воспрепятствовать нормализации в стране

на марксистско-ленинской интернациональной основе.

Мы посылаем это письмо с чувством доверия к Коммунистической партии и наро-

дам Чехословакии, стремящимся нормализовать ситуацию и укрепить дружбу между

народами ЧССР и Советского Союза.

Л.Брежнев, А.Косыгин. 23 января 1969 года».

27 января Президиум ЦК КПЧ поручил Биляку подготовить ответ

Брежневу и Косыгину. Две недели Биляк и его помощники думали над фор-

мулировками. «Ваши оценки совпадают с нашими», – уверяли они Москву,

обращая внимание, что чехословацкому руководству все же удалось полити-

чески овладеть ситуацией, одной из самых сложных за последнее время.

Дубчека в этом ответе что-то не устраивало. Он заметил, что письмо запоз-

дало и дает информацию, советской стороне известную. Подготовленный

Биляком ответ так и не ушел в Москву.

Милан Черный рассказывает историю, в медицинской практике из-

вестную, а для несведущих, вроде меня, невероятную. В полночь с 20 на 21

августа 1968 года, опоздав на последний автобус и надеясь остановить по-

путную машину, по дороге из аэропорта Рузине шла в Прагу женщина сред-

них лет. У женщины на теле были странные пятна, ее много лет наблюдают

врачи, пробуют разные способы лечения, но помочь бессильны. Вдруг на

ночной дороге она увидела, как с нарастающим грохотом приближается

ослепительный свет. Она отпрянула к краю обочины, мимо нее громыхали

танки. Ночь, гулкий ночной небосвод, и пыль из-под гусениц, и огни летящих

фар. Все было, потом она скажет врачам, как распад мироздания. Женщина

почувствовала слабость, все внутри оборвалось, она потеряла сознание. В

клинику ее доставили под утро. Психический шок привел к чуду: пятна на

теле больной исчезли, словно их не было.

Она повторяла с усмешкой: ее вылечил Брежнев.

«Это была сестра моей жены», – говорит Милан.

Он заканчивал аспирантуру в Научно-исследовательском психоневро-

логическом институте имени В.М.Бехтерева, там оставалось много друзей.

Настолько близких, что однажды ему разрешили присутствовать на закры-

том партийном собрании, там он впервые услышал о ХХ съезде КПСС. Ему

трудно было представить, что его друзья в Ленинграде и люди в танках на

улицах Праги – один народ.

Проснувшись от грохота, от нервных ночных звонков, увидев в окно

грозные контуры и ничего не понимая, многие люди испытали психическое

напряжение и расстройства. Случай на аэропортовской дороге помогает

представить глубину психических потрясений. Это поколение, которое в

1945 году, встречая чужие войска, воспрянуло духом, в 1968-м, видя на своих

улицах те же войска, ужаснулось. Войска оказались странные; очевидная для

всех бессмысленность операции, приказы командиров не вступать в разго-

воры, но постоянные со всех сторон вопросы, на которые у солдат не было

ответов, вызывали у армейской массы чувство подавленности. Милану Чер-

ному, и не ему одному, известен случай, когда на набережной Влтавы, вблизи

здания ЦК КПЧ, советский солдат, не выдержав напряжения, застрелился.

Сотрудники психиатрической лаборатории стали отмечать у населения

массовый рост тревожных невротических состояний. Участились случаи по-

вышенного давления крови, упадка сил и работоспособности, особенно у

людей интеллектуальных занятий. По наблюдениям медиков и социологов,

в эти дни пражане курили и пили кофе больше обычного. Разочарование

сближало, уравнивало, общество в кризисном состоянии становилось одно-

роднее. Люди поднимались над передрягами в семье, в быту, на работе, над

душевными страданиями. Захват чужими войсками страны, внешнее по всем

статьям поражение и общее негодование сплачивали нацию.

Осенью 1968 года и в зиму 1969-го активнее стали функционеры, те из

них, кто теперь были первыми помощниками оккупационных войск. Они го-

товы на все: вести анонимные радиопередачи, распространять газеты, чер-

нящие Пражскую весну, все реформаторское движение; в их руки переходит

цензура над средствами информации. По их пониманию, у народа нет буду-

щего, если выпасть из упряжки с Советским Союзом. И пусть в чьих-то глазах

соседняя империя выглядит отсталой, живущей хуже их всех, это следствие

ее добровольного бремени содержать и кормить другие народы. В чешских и

словацких городах гуще прежнего офицеров КГБ, сотрудников чехословац-

кой безопасности, их оживившейся агентуры. Общественные сумерки сгу-

щаются, а реформаторы во власти утрачивают последние признаки полити-

ческой проницательности. Они еще на что-то надеются, делают вид, что все

идет, как надо; пытаются по мере сил сопротивляться. Но даже к железу ко-

гда-то приходит усталость.

Именно в это время на Вацлавской площади вспыхнул живой факел.

Растерянные «нормализаторы» старались объяснить случившееся экс-

травагантной выходкой излишне впечатлительного, сосредоточенного на

личных переживаниях молодого человека. Поползли слухи, будто студенту

обещали дать бутылку с жидкостью, которая горит холодным пламенем, ис-

ключающим ожоги, а случилось досадное, даже чудовищное, но несомненное

недоразумение. Функционерам невозможно было признать самосожжение

следствием стыда за унижение страны, за поведение властей.

С Яном Палахом прощались на философском факультете Карлова уни-

верситета. Люди шли и шли траурной процессией через Староместскую

площадь, мимо памятника Яну Гусу, к месту новой исторической скорби. В

поступке одного аккумулировалось отчаяние всех. Многие сжимали кулаки,

не зная, как ответить самим себе, сможет ли эта страшная плата что-то из-

менить в бессильном и оцепеневшем обществе.

А 25 января три десятка человек, большей частью родственники и жур-

налисты, собрались на Ольшанском кладбище, неподалеку от захоронения

советских солдат в 1945 году. Здесь было тихо, несуетно, малолюдно, как на

сельском кладбище. Простой гроб на веревках опускали в могилу № 89. Ни-

каких кулаков – только горящие свечи в руках. Священник Якоб Троян окро-

пил могилу святой водой. «Я думаю, – сказал священник, – никто из нас пока

не способен осознать глубоко, что произошло и какие всходы даст в нашей

жизни эта жертва…»

Она оказалась не последней.

На той же Вацлавской площади, близ гостиницы «Ялта» в знак протеста

против оккупации 25 февраля поджег себя 19-летний Ян Заиц из Шумперка

(Северная Моравия), учащийся железнодорожного техникума. Он это сделал

в проходе между зданиями, надеясь выбежать на открытое пространство

площади, но добежать не успел. По заключению медиков, он не страдал ду-

шевным заболеванием, не был замечен в слабости к алкоголю или наркоти-

ческим веществам, но в классе был лидером, человеком с обостренным чув-

ством правды и справедливости. В оставленной им предсмертной записке он

называл себя «факелом номер два», возгоревшимся, чтобы будоражить и

дальше дремлющую в людях совесть.

Полтора месяца спустя в средневековом моравском городке Йиглаве на

площади Мира поджег себя сорокалетний Эвжен Плоцек, добрый семьянин,

отец 15-летнего сына. По мнению всех, его знавших, серьезный, спокойный,

обязательный человек, сторонник дубчековских реформ, делегат ХIV (Высо-

чанского) съезда партии. Ни в каких вредных наклонностях и в нарушении

психики тоже не был замечен. На одном из листков, им оставленных, он

написал: «Я за человеческое лицо и не переношу насилия». Не взрывчатым

юношеским порывом, но всем своим жизненным опытом он восстал против

оскорбляющей его, его семью, его народ постыдной «нормализации»,

С 16 января по 30 апреля доцент Милан Черный и его группа зареги-

стрировали на территории Чехии и Моравии еще 26 случаев самосожжения.

Среди них четыре женщины. Хотя общая атмосфера в стране оставалась той

же, ученые не стремились во всех разочарованиях жизнью непременно ви-

деть политику; у некоторых жертв обнаруживали психические отклонения,

вызванные личными и семейными проблемами. Избрание именно этого спо-

соба самоубийства выдавало, видимо, желание, может быть, бессознатель-

ное, романтизировать уход и хотя бы чуть погреться в лучах поклонения, ко-

торым были отмечены первые жертвы. Как бы ни было, эпидемия само-

убийств после гибели Яна Палаха свидетельствует о глубоко проникшей в

общество подавленности, утрате смысла существования. Медики назовут это

«оккупационным стрессом» 9.

Ян Палах выбрал философию под влиянием унаследованного от отца

интереса к всеобщей истории. Отец, вшетатский кондитер, не слишком

успешный в торговле, много читал, хранил книги и совсем забывал о делах,

когда где-то возникал спор о будущем устройстве мира. В среднем сословии,

особенно в чешской провинции, всегда находились любители жарких диспу-

тов. Так что Йозеф Палах, отец двух сыновей, не был исключением. Прожив

немногим больше пятидесяти, он умер от инфаркта, не оставив семье боль-

шого наследства, но внушив сыновьям обязанность быть во всем искателями

истины, жить своим умом.

Мироощущению юного Яна, многих его сверстников ближе других был

Ян Амос Коменский, просветитель-гуманист ХVII века. Он был кумиром не

одного поколения молодых интеллектуалов, остро переживавших взлет и

падение общественной активности. В предшественниках чехи искали опору

своим надеждам на равноправное национальное развитие. По Коменскому,

великие державы должны прекратить между собой вражду, дать мир «хри-

стианским народам», а это наступит, когда ружья будут применять «только

против хищников», а пушки переплавят на колокола, чтобы «созывать наро-

ды». Милые утопические планы отвечали чешской ментальности с ее верой в

победу скорее разума и знаний, нежели грубой силы. Духовное завещание

Коменского, его трактат «Необходимо только одно», написанный в 1668 го-

ду, был бы поводом в 1968 году всей Европой отметить 300-летие этой глу-

бокой проповеди мира и исправления человеческих дел. Но до этого ли бы-

ло…

Под влиянием идей Яна Амоса Коменского в первые дни оккупации

студент Палах пишет для семинара реферат «Значение сознания в поступках

человека». Человечество, замечает он, стоит на развилке, его существование

в собственных руках, и изменение (совершенствование) мышления – одно из

необходимых условий прогресса. Той же осенью пражские студенты, и Палах

в их числе, переживая спад общественной активности, устраивают массовую

забастовку с национальными флагами и плакатами, стараясь встряхнуть лю-

дей, помочь избавиться от чувства безысходности. Но молчат, не хотят гово-

рить со студентами их сверстники, советские солдаты. Под стук дождей и гул

холодного ветра танкисты сидят у железных печей в двадцатиместных па-

латках. Отныне брезентовые палатки, которые скоро прикроет снег, станут