Текст книги "Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году"
Автор книги: Леонид Шинкарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)
ездил в Израиль. Живут же люди! Делегация купалась в Мертвом море и
молча стояла у Стены плача. Мне было трудно представить Петра Ефимови-
ча с кипой на голове. Он берет меня под локоть: «Ну скажите, если б я был
антисемитом, разве ж евреи так принимали бы меня?» 54
Петр Ефимович Шелест умирал в Москве в 1996 году. От него давно от-
вернулось кремлевское руководство, обходили стороной прежние соратни-
ки. Сыновья перевезли прах в Киев и захоронили на Байковом кладбище.
Мимо гроба несли красные подушечки с наградами. В шкафу остался гене-
ральский мундир, вся грудь в дырочках. Китель без орденов оказался почти
невесом, можно удержать одним пальцем.
Фотографии к главе 8
Кремль, на переговорах 23-26 августа 1968
«Встреча проходила в обстановке сердечности и полного взаимного понимания…» (из москов-
ских газет)
На церемонии подписания протокола журналистов пустили, когда из пепельницы вытряхну-
ли окурки и участники переговоров уткнулись в бумаги… Кремль, 26 августа 1968
Петр Шелест, 1960-е гг. «Когда Кригель спросил,почему его постоянно изолируют…Шелест
показал на его нос и закричал: «Потому!» (О. Шик, 1989)
Франтишек Кригель о «московском протоколе» членам чехословацкой делегации: « Это я не
подпишу…Прошу вас, позаботьтесь о Риве…». 26 августа 1968
Рива Криглова: Франтишек «страдал, наблюдая, как маргинальные группы в сталинской Рос-
сии и гитлеровской Германии пытаются объяснить все беды мира еврейским заговором…»
Прага, 1989
«Наш народ полностью поддерживает мудрую, принципиальную и гибкую и политику Цен-
трального Комитета КПСС и Советского правительства…» («Правда», 29 августа 1968)
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. «Три года я ждал эти слова…»
Письмо Анатолия Марченко в редакции газет. Три часа с Ларисой
Богораз. Голоса несогласной России. Две встречи с А.Яковлевым.
Евтушенко читает «Танки идут по Праге…». Прогулки с Левитан-
ским. Над дневниками Твардовского. Поэт Урин пишет в Политбю-
ро. Тайная встреча с Иржи Ганзелкой
Комитет Государственной безопасности при Совете министров СССР.
29 июля 1968 г. № 1776, гор. Москва.
Секретно. ЦК КПСС.
29 июля сего года органами милиции по просьбе Комитета госбезопасности за
нарушение паспортных правил (ст. 198 УК РСФСР) задержан Марченко А.Т., близкий
знакомый Богораз-Брухман Л.И., автор и распространитель ряда клеветнических
материалов, используемых на Западе в антисоветской пропаганде. При задержании
у Марченко изъято письмо, направленное в поддержку антисоциалистических эле-
ментов в Чехословакии и содержащее заведомо ложные измышления о политике
КПСС и Советского правительства.
Оперативным путем установлено, что в обсуждении текста этого письма
принимали участие Григоренко, Богораз-Брухман, ее сын Александр, Литвинов, Гор-
баневская и Якобсон (бывший преподаватель литературы средней школы г. Москвы).
Участники обсуждения приняли решение направить письмо за границу и нелегально
распространить среди советских граждан.
Копия письма прилагается.
Председатель комитета госбезопасности Андропов 1 .
Рабочий Анатолий Марченко, человек с 8-летним образованием, по
начитанности, талантливости, глубине ума один из самых ярких правоза-
щитников-шестидесятников, сидевший в лагерях как политический заклю-
ченный, был в числе очень немногих, кто за три недели до ввода войск в Че-
хословакию предсказал вторжение и выступил с протестом до того, как тан-
ки перешли границу.
Если быть точным, предвидение Марченко в его письме от 29 июля
1968 года, направленном в редакции семи газет («Руде право», «Литерарни
листы», «Праце», «Юманите», «Унита», «Морнинг стар», «Известия») и в ре-
дакцию Би-би-си, по срокам было вторым. Первым точную дату вторжения
назвал ровно за месяц, 21 июля, английский журналист Виктор Зорза. Выхо-
дец из Западной Украины, потерявший во времена холокоста родителей, он в
1942 году оказался на спецпоселении в Сибири, оттуда бежал, в галошах из
автомобильных шин скитался по вокзалам, пока не добрался до Куйбышева
(Самары). Случайно попал к Илье Эренбургу; писатель устроил парня в поль-
скую авиаэскадрилью. Молодой человек оказался в Англии, стал известным
публицистом, автором еженедельных колонок в «Вашингтон пост» и «Гарди-
ан». За две недели он предсказал снятие Хрущева, а на страницах «Гардиан»
обнародовал день начала военной операции в Чехословакии. Когда в октябре
1990 года в Лондоне я спрошу Зорзу, как это ему удается, он ответит: «Ника-
кой мистики, следишь за развитием ситуации и видишь, чем это может кон-
читься». А когда вторжение стало фактом, Зорза квалифицировал ввод войск
«не как победу тоталитарного режима, а как начало его развала – у Кремля
не осталось способов удерживать другие страны, кроме насилия» 2. Он и тут
оказался прав.
Мировую же известность Виктору Зорзе принес не цепкий логический
ум, а движение по строительству хосписов, бесплатных медицинских цен-
тров, где неизлечимо больные и приговоренные к смерти люди проводят по-
следние дни с психологами, способными снять страх, примирить с судьбой,
помочь прожить эти дни спокойно и достойно. Распространить по миру хос-
писы ему завещала умершая в хосписе 25-летняя учительница Джейн, его
дочь. Зорза создал хосписы в разных городах мира, в том числе в Ленинграде
и в Москве. Перед смертью в 1996 году он завещал развеять свой прах над
ленинградским хосписом «Лахта».
Но вернемся к письму Марченко.
Даже близкая ему по духу Лариса Богораз, по ее словам, не верила его
предвидению, пассаж письма о вводе войск считала публицистическим при-
емом, потому что «такого не может случиться, ведь ребенку должно быть яс-
но». Анализируя ход событий, московские правозащитники, как и пражские
реформаторы, исходили из логики, полагая, что не в интересах советского
режима идти на крупномасштабный, непредсказуемый по последствиям
риск.
Марченко писал: «Я внимательно (насколько это возможно в нашей
стране) слежу за событиями в Чехословакии и не могу спокойно и равно-
душно относиться к той реакции, которую вызывают эти события в нашей
печати. На протяжении полугода наши газеты стремятся дезинформировать
общественное мнение нашей страны и в то же время дезинформировать ми-
ровое общественное мнение об отношении нашего народа к этим событиям.
Позицию партийного руководства газеты представляют как позицию всего
населения – даже единодушную. Стоило только Брежневу навесить на со-
временное развитие Чехословакии ярлыки “происки империализма”, “угроза
социализму”, “наступление антисоциалистических элементов” и т.п. – и тут
же вся пресса, все резолюции дружным хором подхватили эти же выражения,
хотя наш народ сегодня, как и полгода назад, ничего по существу не знает о
настоящем положении дел в Чехословакии. Письма трудящихся в газеты и
резолюции массовых митингов – лишь повторение готовых, данных “cверху”
формул, а не выражение самостоятельного мнения, основанного на знании
конкретных фактов» 3.
Это письмо известно, но не перестает удивлять, как человек, не имея
возможности бывать в Праге, знакомиться с документами, располагать соб-
ственными информаторами, так ясно видит закулисную сторону событий.
Он писал: «Наше обращение к “здоровым силам” Чехословакии – это, может
быть, обращение к антигосударственным элементам, подстрекательство их
к вооруженному выступлению против своего законного правительства, а
слова “это наша задача” могут обозначать как минимум политическое дав-
ление на суверенную страну, а как максимум – возможность интервенции
наших войск в ЧССР». И дальше: «Газетная кампания последние недели вы-
зывает у меня опасения – не является ли она подготовкой к интервенции
под любым предлогом, который подвернется или будет создан искусствен-
но». Так, понятие «интервенция» впервые оказалось связанным с Чехослова-
кией в устах Марченко.
Не думаю, что с умыслом, но суд над Анатолием Марченко назначат на
21 августа. Его друзья, в том числе те, кто через четыре дня выйдет c проте-
стом на Красную площадь, утром в день вторжения поспешат на судебный
процесс. Когда подсудимого будут увозить в воронке, Лариса Богораз крик-
нет поверх голов: «Толя, читай сегодняшнюю “Правду”!».
В «Правде» – сообщение ТАСС о вводе войск.
Воронок увозил духовного потомка русских политкаторжан и ссыльно-
поселенцев. В некотором смысле ему приходилось труднее, чем далеким
предшественникам. Существовавший с незапамятных времен в России дух
сострадания к осужденным, когда в деревнях вдоль сибирского тракта кре-
стьяне в избах прорубали особые окошки, куда для беглых арестантов на
ночь выставляли миску с молоком и кусок хлеба, в советском обществе сме-
нился страхом и отчужденностью к тем, кто отбыл срок и возвращался.
Анатолий Марченко умер после очередной голодовки в Чистопольской
тюрьме в декабре 1986 года, совсем немного не дожив до объявленной Гор-
бачевым амнистии политзаключенным. Правозащитник, писатель, публи-
цист, он написал слова, которые были в душах многих, но не каждому доста-
ло сил их произнести или доверить бумаге: «Мне стыдно за свою страну, ко-
торая снова выступает в позорной роли жандарма Европы. Мне было бы
стыдно и за мой народ, если бы я верил, что он действительно единодушно
поддерживает политику ЦК КПСС и правительства по отношению к Чехосло-
вакии. Но я уверен, что на самом деле это не так, что мое письмо – не един-
ственное. <…> Но если бы я оказался даже один на один с этим своим мнени-
ем, я и тогда не отказался бы от него. Потому что мне его подсказала моя со-
весть…»
С Ларисой Иосифовной Богораз я познакомился в первых числах авгу-
ста 1998 года, через тридцать лет после демонстрации семерки. Она давно
вернулась из сибирской ссылки, потеряв очень близких людей: Юлия Даниэ-
ля, много лет сидевшего в мордовских лагерях и Владимирской тюрьме, а
еще раньше Анатолия Марченко, умершего в Чистопольской тюрьме. В ее
московской квартире на Юго-Западе две комнаты: рабочий стол, стулья, кро-
вать, платяной шкаф, кушетка, книги; так живут студенты и бедная интел-
лигенция. В России эта квартира известна. Хозяйка называла свое жилище –
пункт консультаций и помощи родственникам политзаключенных, едущих
через столицу в мордовские, сибирские, колымские лагеря, временный при-
ют для отбывших срок и не успевших добраться до дома. Худенькая, коротко
стриженая, с наброшенным на плечи шерстяным платком, она казалась бы
подростком, если бы не седая голова и умные пронзительные глаза. Голос
хрипловат, как у всех много курящих, и я окончательно устыдился своего
прихода, услышав, что она две недели мучилась простудой, слаба до сих пор.
Не уловив этого в телефонном разговоре, я бесцеремонно просил о встрече.
Не хотелось говорить об истинной причине давнего желания увидеть ее, и я
упирал на идею редакции выяснить, что думают о чехословацких событиях
пражские реформаторы, советские политики, генералы, правозащитники по-
сле долгих лет отчуждения.
В конце концов, Лариса Иосифовна согласилась.
По пути, перебирая в памяти прочитанное и услышанное, я старался
представить отважную семерку на Красной площади, у собора Василия Бла-
женного, когда они усаживаются у Лобного места и под полуденный бой ку-
рантов моментально развертывают над головами плакаты. Над Ларисой Бо-
гораз белое полотнище «Руки прочь от ЧССР!», у сидящей слева от нее Ната-
льи Горбаневской чехословацкий флажок, у Павла Литвинова плакат: «За
вашу и нашу свободу!» 4. Друзья не советовали Ларисе, своему лидеру,
участвовать в акции; неизбежный арест, говорили ей, ослабит правозащит-
ное движение в России. Но кто удержит ее? Они сели на полукружие камен-
ного помоста, где во время больших церковных праздников совершались бо-
гослужения, цари обращались к народу, оглашались указы и грамоты и на
виду у московских людей творили казни. Здесь эпицентр российской исто-
рии. Едва развернули плакаты, через минуту-другую появились чекисты,
стали заламывать руки, заталкивать в машины. Прохожие на площади, мно-
гие из них, не успели понять, что происходит, безмолвствовали, как триста
лет
назад.
Слушаю Ларису Иосифовну.
«У людей моего поколения Пражская весна вызвала не только колос-
сальный интерес, но искреннее сочувствие, даже зависть: чехи и словаки,
может быть, достигнут успеха в своем движении к свободе, к общечеловече-
ским ценностям.
Что вызывало к Чехословакии симпатии?
Главное – достижение первых реальных перемен в характере режима:
демократизация общества, свобода печати, слова, мнений, фактическая реа-
билитация жертв прежних репрессий. А самое существенное – ненасиль-
ственная форма движения. Появлялась надежда, что у нас тоже можно обой-
тись без бессмысленного и беспощадного русского бунта, от которого предо-
стерегал Пушкин.
Сформировалось ли за несколько месяцев “весны” гражданское обще-
ство, как необходимая составляющая демократического государства? Таких
вопросов я себе не задавала, мы и слов-то таких не знали. Идеалы социализ-
ма тогда еще не утратили для многих, в том числе для меня, своей привлека-
тельности, мы еще надеялись, точнее – хотели надеяться на возможность
совместить социализм с человеческим лицом. Романтики, верившие в идеа-
лы, были тогда и в СССР, и в Чехословакии, в коммунистических движениях
других европейских стран. Встречались и скептики, но то, что происходило в
Чехословакии, оставляло место для надежд. Двадцать лет спустя, в горбачев-
ский период, подобные перемены у нас получили название “перестройка”.
Однако в Чехословакии они шли быстрее, были радикальнее и последова-
тельнее, чем потом у нас. Потому Дубчек и его соратники стали кумирами
многих из нас; только позднее, прочитав “Холодом веет от Кремля” Зденека
Млынаржа, я в кумирах разочаровалась…» 5
…Слушая Ларису Иосифовну, представляю помещение народного суда
Пролетарского района города Москвы, судебное разбирательство по делу
участников демонстрации. Она, единственная из обвиняемых, отказалась от
адвокатов и вела защиту сама. На вопрос о том, зачем она вышла на Красную
площадь, говорит: « От стыда…»
Лариса Иосифовна вспомнила разговор с молодым чехом, аспирантом
Московского университета. Тогда, в июне 68-го, в ее окружении шли споры,
введут или не введут в Чехословакию войска. «Не думаю, – сказала она, –
чтобы власть была настолько безумна. Ввод войск означал бы конец комму-
нистического движения во всем мире». Были уверены, что в случае военной
акции члены левых партий и движений начнут пачками выходить из них.
Некоторые национальные партии в полном составе порвут с коммунизмом. А
чех на это ответил: «Тогда пусть вводят войска!»
«Я была просто наивна. Эти партии и движения почти полностью со-
стояли из циников и расчетливых карьеристов. Когда вторжение случилось,
одни коммунисты стали душить и вязать других, чешских. И что же – вышел
тогда из компартии друг Млынаржа Горбачев? Это теперь, тридцать лет спу-
стя, он подписывает коллективную покаянную декларацию. А тогда, через
пару лет после вторжения и после демонстрации 25 августа, мой отец Иосиф
Аронович Богораз, старый большевик и недавний воркутянин, отправил в
райком свой партбилет вместе с заявлением, что выходит из КПСС, так как
не согласен с ее внутренней и внешней политикой.
Других подобных случаев я не знаю.
Хотя было несколько заявлений в партийные органы, критиковавших
эту самую “внешнюю политику КПСС” изнутри. Такое заявление в ЦК КПСС
отослал тогда молодой ученый-биолог Александр Александрович Нейфах.
Таких были единицы. Коммунистическое движение не прекратило свое су-
ществование. Это тоже один из уроков 1968 года, до сих пор мало осознан-
ный. Мы получили наглядное свидетельство о том, что представляет это
движение в нравственном отношении».
У правозащитников, как у всех смертных, есть семьи и дети, их надо
одевать и кормить, кто-то болеет, а попробуй достать (термин из шестидеся-
тых!) лекарства, и каждый день предлагает свои головоломки, а эти люди,
все успевая, кажется, парят, как птицы над грешной землей, выше всех цен-
ностей мира ставя совесть человека и нравственность государства. За убеж-
дения пойдут хоть в ссылку, хоть на плаху. А благополучные, живущие иначе,
но желающие казаться такими же, как они, у них вызывают горькую усмеш-
ку. Их внутренний монолог представит Ю.Даниэль: «О, как мы были прямо-
душны, / когда кипели, как боржом, / когда, уткнувши рот в подушки, кра-
молой восхищали жен. / И в меру биты, вдоволь сыты, / мы так рвались в
бескровный бой! / О, либералы – фавориты / эпохи каждой и любой» 6.
Многих из поколения Богораз, Даниэля, Марченко сегодня охватывает
ощущение, что это о каждом из нас, мнящих себя порядочными потому толь-
ко, что лично никому не причинили, не хотели причинить, зла.
Пытаюсь представить Ларису Иосифовну в Чуне, в таежном поселке, у
небольшой станции на Транссибирском рельсовом пути, в телогрейке, ва-
ленках, в шапке-ушанке, занесенную опилками и снегом. Судом ей было
назначено провести там четыре года ссылки. Как мне потом напишет мой
иркутский друг, охотовед Эрик Леонтьев, ученик Ларисы Иосифовны в лю-
диновской средней школе под Калугой (в начале 1950-х годов она препода-
вала там русский язык и литературу, была классным руководителем), из
письма ее домашних он узнал, что Лариса в Чуне. «Я отправился туда в ко-
мандировку, – пишет Леонтьев, – попросил знакомого охотоведа узнать че-
рез местное КГБ ее адрес и вечером, после работы, разыскал домик. Работала
Лариса тараканщицей (такелажницей) на деревообрабатывающем комбина-
те. Посидели, поговорили часов до 3, а в 5 приехал Юлий – без телеграммы,
освободившись из лагеря. Чуна тех лет (поселок Октябрьский) – типичные
бараки, где людей как сельдей в бочке. Все из зеков, в основном уголовных.
Коренное население, кажется, было в меньшинстве» 7.
Лариса Иосифовна снимает с плиты вскипевший чайник, продолжая го-
ворить.
«Ответила ли Пражская весна на вопрос, возможен или нет “социализм
с человеческим лицом”? По-моему, не ответила. Эксперимент нельзя считать
чистым. Неизвестно, к чему пришли бы чехи и словаки, если бы не вмеша-
лись советские танки. Я думаю, социализм как вариант международной си-
стемы показал свою несостоятельность. Многие мои знакомые говорят, что и
независимо от того, чем завершился 1968 год, социализм оказался бы несов-
местимым с гуманитарными ценностями. Либо социализм, либо человече-
ское лицо, две эти вещи несовместны, – так отвечает на этот вопрос большая
часть спрошенных мною людей. Таково мое мнение. Его подкрепляет и раз-
витие событий в России в горбачевский период, когда социализм развалился
изнутри, без внешнего вмешательства. Само учение содержит в себе роковую
ошибку. И я могу только строить гипотезы, в чем она состоит.
Актуален ли этот вопрос для следующих поколений? Надеюсь, нет. Ис-
тория вряд ли предоставит человечеству шанс для следующего эксперимен-
та. Жаль было бы любую, даже маленькую страну. Конечно, я против того,
чтобы в этот процесс (если он происходит мирным, ненасильственным пу-
тем, никому не угрожая кровопролитием) кто бы то ни было, будь то любая
сопредельная страна или международное сообщество, вмешивался насиль-
ственным путем. Если бы такое произошло, я, наверное, нашла бы в себе си-
лы для нового протеста.
Очевидно, людям еще предстоит найти пути ненасильственного влия-
ния на ситуацию в тех государствах, где наблюдаются нарушения основных
личных и гражданских прав человека. Пока сделаны первые, робкие шаги на
этом долгом пути. Я отношу к ним отказ международного сообщества счи-
тать эти нарушения внутренним делом той или иной страны».
…Потом, у себя дома, я не раз буду прослушивать кассету с голосом Ла-
рисы Иосифовны, а сейчас смотрю, как она кутается в платок, и у меня не
хватает духу, и не знаю, решусь ли сейчас сказать о том, что меня привело в
ее дом. Мы почти ровесники, оба, как оказалось, росли на Украине, оба фило-
логи, но ей, этой сильной женщине, хватило мужества выйти на Красную
площадь…
– Простите, Лариса Иосифовна! – говорю я, набравшись духу.
– Ничего, я не устала…
А еще не дает покоя, что в то самое время, когда Лариса Иосифовна в
таежной Чуне отбывала ссылку, я ведь жил в Иркутске, в двух сотнях кило-
метров от заснеженной Чуны, ничего о ее судьбе не слыша, не подозревая.
А если бы слышал?
Что бы сделал, если бы слышал?
Не знаю. . Остается жгучее перед этой женщиной чувство вины и стыда.
– Простите, – повторяю, глядя ей в глаза.
– Ну что вы. Еще чашку?
Лариса Иосифовна умерла 6 апреля 2004 года на 75-м году жизни.
За гробом шла вся правозащитная Москва.
…В День пророка Илии, небесного хранителя Воздушно-десантных
войск, московские десантники, воскрешая воинские традиции, вслед за свя-
щенниками с иконами и хоругвями совершают крестный ход по Красной
площади к Лобному месту. Отслужив благодарственный молебен пророку,
обнимаются и горланят песни. Новое поколение! В одно из празднеств я по-
дошел к ребятам и спросил, знают ли они, что случилось у этого места 25 ав-
густа 1968 года. Они перебивали друг друга, но вспомнить не могли. «Ну,
семь человек вышли с плакатами… Войска… Руки прочь…» – подсказывал я.
– А, Минин и Пожарский!
Понятие источник в представлении нормальных людей ассоциируется
с началом других начал, с чем-то рвущимся из глубин, первозданным, чи-
стым, обнадеживающим, будь то подпочвенные воды, нефтяные залежи,
библейский источник света и добра. Совершенно переиначить смысл поня-
тия удалось секретным службам. Этим благозвучным словом они заменили
скомпрометированную в общественном мнении прежнюю лексику: «осведо-
митель», «информатор», «доносчик», «агент», «сексот» (секретный сотруд-
ник) и т.д. Особенно оживились источники советских и чехословацких орга-
нов государственной безопасности в 1968 году. Они были повсюду: в поли-
тических партиях, в структурах власти, в профсоюзных организациях, во всех
учреждениях, на предприятиях, на транспорте, в высших и средних учебных
заведениях, в театральных коллективах и в спортивных командах, они про-
никали в узкие, закрытые, недоступные для чужих ушей группы, где собира-
лись только люди, хорошо знавшие друг друга, проверенные и надежные.
Они были и среди диссидентов, в том числе близких к семерке, вышедшей 25
августа на Красную площадь.
Когда прокуратура Москвы вместе с Комитетом государственной без-
опасности закончили расследование и передали в суд уголовное дело по об-
винению Ларисы Богораз, Павла Литвинова, Константина Бабицкого, Викто-
ра Файнберга, Владимира Дремлюги и Владимира Делоне, постоянная ин-
формация источников, близких к задержанным, была в основе их обвинений
в «оплевывании общественного и государственного строя». На это указыва-
ет едва ли не самый осведомленный тогда советский руководитель Юрий
Андропов, председатель КГБ. Как следует из его письма в адрес ЦК КПСС от
20 сентября 1968 года, накануне «организации беспорядков на Красной
площади этими лицами были заблаговременно уведомлены аккредитован-
ные в Москве иностранные корреспонденты с целью передачи о "демонстра-
ции" клеветнической информации на Запад. В разговоре с источником (здесь
и дальше выделено мною. – Л.Ш.) обвиняемый Литвинов заявил: "О предсто-
ящей демонстрации были предупреждены журналисты ряда западных
агентств, которые смогли сфотографировать для печати демонстрантов как
“представителей передовой части интеллигенции СССР”, которая протесто-
вала против оккупации свободолюбивой Чехословакии. Для того, чтобы эта
демонстрация выглядела на фотографии как можно более правдоподобнее,
журналисты посоветовали демонстрантам выбрать специально место рядом
с Лобным местом, напротив собора Василия Блаженного и памятника Мини-
ну и Пожарскому, что могло выглядеть очень впечатляюще в прессе". Через
зарубежных буржуазных журналистов эта группа и ранее передавала кле-
ветническую информацию о Советском Союзе на Запад» 8.
Осведомители не только доносили услышанную информацию, но сами
характеризовали участников демонстрации, их настроения, вооружая власти
«аргументами» для расправ. «Характеризуя политические взгляды участни-
ков группы, и в частности Делоне, наш источник указывает, что последний,
“называя себя ярым противником Советской власти, люто ненавидит ком-
мунистов, коммунистическую идеологию, целиком согласен со взглядами
Джиласа. Анализируя деятельность… группы, он (Делоне) пояснил, что у них
не было определенной программы, устава, как оформленной политической
организации, но у всех было единое мнение, что наше общество не развива-
ется нормально, отсутствует свобода слова, печати, действует жестокая цен-
зура, невозможно высказывать свои мысли и убеждения, подавляются демо-
кратические свободы. Деятельность этой группы и их пропаганда развива-
лись в основном в кругу писателей, поэтов, а также охватывали широкий
круг лиц, работающих в области математики и физики. Среди многих ученых
велась агитация с целью заставить последних подписывать письма, проте-
сты и воззвания, которые составлялись наиболее активно занимающимися
такого рода деятельностью Петром Якиром и Павлом Литвиновым. Эти лю-
ди являлись ядром, вокруг которого сформировалась указанная группа…
Якир и Литвинов являлись наиболее активными деятелями так называемого
“самиздата”».
Этот же источник, отмечая положение арестованного Делоне в назван-
ной группе, сообщил: «Делоне… был вхож в круг больших ученых, академи-
ков, среди них был своим человеком и связывал таким образом… группу с
ученым миром… воздействуя на последних, ведя среди них активную пропа-
ганду. Среди знакомых лиц назвал академиков Сахарова, который вначале
осторожно, с недоверием относился к деятельности Якира, Литвинова и их
группы, колебался в своей позиции и оценках, но постепенно под влиянием
разъяснений Делоне стал подписывать различные документы этой группы...
Леонтовича, взгляды которого совпадают со взглядами этой группы. По сло-
вам Делоне, многие из ученого мира разделяют их взгляды, но осторожни-
чают, боясь лишиться работы, быть исключенными из партии».
По оперативным данным, Делоне в 1967–1968 гг., являясь студентом
Новосибирского государственного университета и проживая у академика
Александрова – ученика его деда, вел активную антисоветскую пропаганду
среди студентов, наклеивал листовки в институте, разрисовывал краской
дома в Академгородке с различными призывами и лозунгами, наладил вы-
пуск литературы «самиздата».
Факты распространения листовок и появления надписей на домах в но-
восибирском академическом городке имели место.
Из агентурных источников усматривается, что участники группы –
Литвинов, Дремлюга и Делоне, не занимаясь в течение длительного времени
общественно полезным трудом, пользовались средствами так называемого
«негласного фонда», созданного их группой за счет денег, получаемых от от-
дельных представителей творческой интеллигенции и ученых.
Арестованный Делоне нашему источнику говорил: «…денежными сред-
ствами нам помогает интеллигенция, высокооплачиваемые академики, пи-
сатели, которые разделяют взгляды группы Якира–Литвинова… Мы имеем
право требовать деньги, мы – функционеры, а они разделяют наши взгляды,
сами за себя боятся, так пусть деньгами поддерживают нас».
По имеющимся в распоряжении КГБ данным, Богораз-Бухман и Литви-
нов недавно получили нелегально от находящегося в заключении Даниэля
сборник стихотворений, охаивающих советскую действительность, и пере-
правили его для издания за границу.
Заключительный абзац письма Андропова замечателен:
«Комитет госбезопасности счел целесообразным воздержаться от ис-
пользования этих оперативных данных по настоящему делу, чтобы не при-
давать ему политической окраски».
Может быть, только в первые дни Отечественной войны страна так
бурлила собраниями; но тогда люди собирались стихийно, многие с собра-
ний уходили на фронт, старики и женщины шли в ополчение. Теперь собра-
ния созывали райкомы и горкомы партии «в целях ознакомления широких
масс трудящихся с заявлением ТАСС». И летели в центр стандартные отчеты
и резолюции, готовые задолго до начала собраний: «участники собраний по-
всеместно выражали одобрение решительных мер, осуществленных брат-
скими социалистическими странами по оказанию помощи чехословацкому
народу».
В Москве 21 августа 1968 года прошло девять тысяч собраний, присут-
ствовало около миллиона человек, выступило тридцать тысяч. Почти все за-
явили о «полной поддержке практических действий партии и правитель-
ства». Для представления о фактических умонастроениях в обществе важно
это «почти». Опережая на четыре дня семерку, вышедшую на Красную пло-
щадь, смельчаки, ни в каких группах не состоявшие, публично заявляли о не-
согласии с вводом войск. Они не попадали в центр внимания мировой обще-
ственности, оставались безвестны, и только в секретных архивах остались их
имена.
Из донесения В.Гришина, первого секретаря горкома партии Москвы от
21 августа 1968 года:
«…В отдельных научно-исследовательских институтах были выступления, направ-
ленные против мероприятий, осуществляемых Советским правительством и правитель-
ствами братских стран. Так, в НИИ автоматических устройств кандидат технических наук,
старший научный сотрудник Андронов, беспартийный, заявил, что он не понимает, кто в
Чехословакии и от чьего имени просит помощи Советского Союза и других стран, и пред-
ложил голосование резолюции общего собрания сотрудников института отложить до
прояснения обстановки. Его выступление осуждено участниками собрания. Отдельные
лица допускают нездоровые, а порой враждебные высказывания в частных беседах. Так,
режиссер Центральной студии телевидения Торстенсен, беспартийный, сказал: “Наши
действия не вяжутся с имевшими место заверениями о невмешательстве во внутренние
дела Чехословакии”. Преподаватель 1-го Московского государственного педагогического
института иностранных языков Корольков считает, что “у нашего правительства не было
никаких формальных причин для ввода войск на территорию Чехословакии”. Работник
киностудии им. Горького Казарянц заявил: “Советское правительство действует непра-
вильно. На штыках нашей армии нельзя построить государственную власть. Я против
насилия”. Аналогичные утверждения допускали в разговорах инженер Гипрониисельхоз
Петров, хирург больницы № 16 Сидорова, обжигальщик НИИ электровакуумного стекла
Афанасьев (все – беспартийные). Партийные комитеты и бюро проводят индивидуальную
работу с лицами, высказывающими неправильные взгляды» 9.
Из донесения В.Гришина от 22 августа 1968 года:
«Отдельные лица, преимущественно представители интеллигенции, проявляют