Текст книги "Антология осетинской прозы"
Автор книги: Коста Хетагуров
Соавторы: Дзахо Гатуев,Максим Цагараев,Анатолий Дзантиев,Сека Гадиев,Мелитон Габулов,Умар Богазов,Чермен Беджызаты,Ашах Токаев,Сергей Марзойты,Илас Арнигон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)
Отдав необходимые указания по форсированию реки Тилигул дивизиями Головского и Тутаринова и убедившись, что успех будет обеспечен, Плиев выехал в мехкорпус проводить в последний путь боевого товарища. Сердце и разум отказывались верить, что нет в живых Трофима Ивановича.
Во главе своего мехкорпуса он прошел через все испытания Сталинградской битвы, освобождая Донбасс, Украину. С каждым боем креп его талант военачальника. В рейдовых операциях он действовал отважно и мужественно, с ним было Плиеву легко и надежно.
Танасчишин лежал в гробу, обитом черным крепом, как живой: спокойное, сосредоточенное выражение лица, будто только что уснул.
– Герои уходят из жизни, но остаются в боевом строю, – сказал Плиев прерывающимся голосом. – Образ генерала Танасчишина навечно сохранится в наших сердцах и словно гвардейское знамя будет звать воинов корпуса на новые подвиги во имя свободы Отчизны. Отомстим фашистам за смерть генерала Танасчишина. И самым лучшим памятником Трофиму Ивановичу будет скорейший разгром гитлеровцев!
12
Всю ночь на 1 апреля бушевал проливной дождь со снегом, лил и весь день, превращая землю в болото. Не оправдались, надежды плиевцев на «бога» солнца. Форсируя ледяной Тилигул, они вымокли, как говорится, до нитки. Бойцы на ходу снимали с себя одежду и отжимали, как после стирки, а высушить ее не удавалось. А впереди – форсирование рек Большой и Малый Куяльник. За ними – Раздельная, которую предстояло взять внезапной атакой.
С утра Плиев месил на коне непролазную грязь, намного опередив основные части своих войск. К полудню подул ветер, и густой туман, придавивший землю, немного поднялся, стало светлее.
В небольшой роще ему повстречались разведчики, возвращавшиеся из поиска. Они отжимали мокрую отяжелевшую одежду, негромко беседуя о чем-то своем, солдатском. Увидев командующего, удивленно переглянулись, не ожидая его встретить здесь.
– Что с вами, орлы, чего молчите? – улыбнулся Плиев, дружески похлопав каждого по плечу.
– Впереди наших войск нет, товарищ командующий, – предупредил сержант. – После разгрома в Березовке фашист резво бежит, а наши не всегда поспевают…
– Плохо, что наши отстают, – с досадой сказал генерал. – А надо бы нам на плечах врага ворваться в Раздельную… Где тут удобное место для командного пункта?
– Недалече, с километр отсюда, небольшой курганчик, – ответил другой боец. – Все скрозь видать с его макушки, сарайчик там стоит.
Спустя час во всех соединениях группы знали, что командный пункт Плиева далеко впереди. И как тут было командирам соединений не «нажать на все педали!» «Вперед, вперед! Во что бы то ни стало! «Генерал Вперед» нас ждет чуть ли не у Раздельной».
А «Генерал Вперед» уже рассматривал в бинокль местность в окрестностях города.
Выход войск Плиева на рубеж Березовка – Раздельная имел серьезные последствия для командующего группой армий «А» генерал-фельдмаршала Клейста: его отстранили от командования. Вместо него был назначен генерал-полковник Шернер. На личном самолете Гитлера Клейста вывезли с аэродрома в Николаеве. Во Львове он, к своему удивлению, встретился с генерал-фельдмаршалом Эрихом фон Манштейном, коллегой по несчастью: того Гитлер снял с должности командующего группой армий «Юг», хотя совсем недавно Манштейна расхваливали на все лады, называя «самым лучшим оперативным умом вермахта».
Гитлеровская ставка нашла козлов отпущения, но это не изменило положения на фронте, гитлеровцы терпели поражение на Правобережной Украине. Опасаясь окружения, враг отступал под ударами Третьего Украинского фронта.
На командный пункт Плиева прибыли начальник разведки полковник Компаниец и капитан Романюк с группой пленных немецких офицеров. Полковник сдержанно доложил:
– Добыча капитана Романюка. Внезапной атакой ночью он со своими разведчиками захватил штаб вражеской дивизии целиком со всеми документами…
Из документов и показаний было ясно, что немецкое командование в какой-то степени «недооценивало» действий и темпа наступления группы Плиева в Раздельной, оно считало – русские раньше, чем через двое суток, не будут. Такая «недооценка» устраивала Плиева, и он с нетерпением ждал подхода своих соединений на намеченные исходные позиции для атаки Раздельной.
С наступлением сумерек 2 апреля снова разыгралась непогода. Холодный ветер, ледяная крупа хлестали лица усталых, выбивавшихся из сил воинов. Кони с трудом переставляли ноги, от них клубами шел шар. Дороги покрывались тонким слоем льда. Мокрая одежда леденила. Командиры соединений к полуночи собрались на командном пункте Плиева, размещенном поблизости от большой дороги, ведущей к Раздельной. Цель была близка. Но всех, в прежде всего самого командующего, мучил вопрос: как поднять обессилевшие, голодные войска в ночную атаку на сильно укрепленный врагом город. Плиев видел, что солдаты готовы заснуть на ходу.
– Войскам надо дать отдых до утра, – предложил заместитель командующего генерал Горшков.
Плиев, посмотрев на командиров кавдивизий Тутаринова и Головского, тихо спросил:
– А как вы считаете?
– Положение войск предельно критическое! – ответил Тутаринов.
– Способных идти в атаку не отдохнувшими нет в моем соединении, начиная с меня самого, – сказал Головской. – Спим на ходу, кони валятся с ног…
– Но разве солдаты отдохнут в поле, на холоде и в грязи? Повальный сон приведет к массовой простуде… Кроме того, дадим врагу время подготовиться к решительному отпору!..
Во время разговора у самого Плиева усилилась зубная боль, и, чтобы согреть щеку, он прикрыл лицо башлыком.
– Что же тогда, товарищи? – превозмогая боль, шепотом спросил он. – Ложись на мерзлую землю и помирай! Так, что ли? Нет, друзья, не дадим мы погибнуть людям от холода и усталости. Смерть – так в атаке, в пекле боя!.. В атаку, и немедленно! Через час уже поздно будет поднимать людей в наступление. Идите по местам. Сигнал к атаке – красные ракеты. Успеха вам! До встречи в Раздельной, друзья!
Командиры с хмурыми, ожесточенными лицами вскочили в седла и исчезли в могильной тьме.
А Плиев подошел к своей машине. Спал стоя Леонид Семенидо, его адъютант, спали автоматчики охраны, спал водитель Сергей Король, опершись головой на баранку. И никто из них не шевельнулся, когда Плиев открыл дверцу и сел на переднее сиденье. Позади «виллиса» урчал грузовик с рацией.
Сидя в машине, зажав горевшую от зубной боли щеку, Плиев дал себе несколько минут на раздумье. Ветер по-разбойничьи свистал в поле, стеной валил снег, степь быстро белела. «Прав вроде бы Горшков, – думал он, – поднять полумертвые от усталости полки в атаку – дело большого риска: противник может покосить войска у стен города. Дать отдых – померзнут к чертям в такую пагоду, и некого будет подымать в атаку. Это еще больший риск… Нет, медлить хоть час с атакой – равносильно гибели».
– Слушаю вас, товарищ командующий, – прозвучал совсем не сонный голос адъютанта, когда Плиев легко дотронулся до его плеча.
– Семенидо, передай по рации, что войска в атаку ведет командующий, спустя десять минут дашь сигнал к атаке…
– В атаку – на «виллисе» или подать коня? – спросил Семенидо.
– Только на коне!
– Есть подать коня! – повторил адъютант и нырнул в темноту.
13
Плиев смотрел в сторону Раздельной. Из города ветер доносил глухие гудки маневровых паровозов, тускло мерцали пристанционные прожекторы… «Правы разведчики, – подумал он про себя. – Противник, видимо, не ожидает нас в эту ночь. Это хорошо. Пусть готовит свои эшелоны к отправке… Эх, Терек, Терек, как ты сейчас нужен!» – вспомнил он своего коня.
Черную как смола тьму прорезали красные ракеты и, рассыпая искры, крутой дугой застыли высоко в небе. Плиев связался с командующим артиллерией и приказал:
– Полковник Марченко, двигаться в рядах атакующих… – Смотреть в оба… Как только враг откроет стрельбу – всю мощь огня обрушить на выявленные цели противника и решительно подавить его огневые точки…
Вскочив на коня, он пришпорил его и дал повод, резвый конь сорвался с места. Бушующая в степи пурга секла лицо. Басовито рокотали моторы идущих в атаку танков. Стараясь не отстать от Плиева, скакали автоматчики охраны, адъютант и радист.
Войска группы начали охватывать Раздельную с трех сторон: по большаку с севера-востока – соединения Четвертого гвардейского Сталинградского мехкорпуса, командиром которого стал генерал Жданов; вдоль шоссе, правее большака, – кавдивизия Гадалина; кавдивизия Головского развернулась вдоль лесопосадок, а конники Тутаринова атаковали южную окраину города…
Противник неожиданно быстро обнаружил наступающих и открыл плотный артиллерийский и минометный огонь. Артдивизионы Марченко подавляли фашистские огневые точки меткими залпами. Апрельское небо грохотало и багрово вспыхивало, разноцветные, трассирующие пули перечеркивали его в разных направлениях.
Плиев обогнал танк, с натугой вспарывавший чернозем, и выскочил на окраину Раздельной у железнодорожной станции. Свернув влево, он оказался у одного из уцелевших домов. «Тут и будет мой командный пункт!» – и въехал во двор. Охрана, догнав его, рассыпалась по двору. Плиев шагнул к двери с автоматом в руках, ударом ноги распахнул ее и столкнулся с выбегавшим из комнаты немцем. Короткая очередь из автомата – и враг стукнулся каской о землю. На шум выскочил другой – и тоже свалился от выстрелов в упор.
В комнату с возгласом: «Хэнде хох!» ворвались автоматчики охраны, следом вошел Плиев. Первое, что он увидел, – это работающую рацию, а за ней – молоденького немца с поднятыми вверх руками.
– Обезоружить, – приказал Плиев автоматчикам. – И пусть продолжает прием. Передавать что-либо не разрешайте ему…
Бой вовсю грохотал на улицах города. Полк Ориночко, который вел в атаку Плиев, захватывал квартал за кварталом. Быстро рассветало. В дом, запыхавшись, вбежал начальник разведки полковник Компаниец. Увидев Плиева живым, не сдержал улыбки и, облегченно вздохнув, направился в другую комнату, на шум рации. А Плиев вышел во двор, прислушался. Небольшой, но в оперативном смысле очень важный город был охвачен огненным кольцом его соединений. И теперь не было сомнения, что скоро будет очищен от врага. «Это победа! – думал Плиев. – Сначала каждого из нас над собой, а потом над противником!»
Намотав на руки телеграфные ленты, к Плиеву неслышно подошел начальник разведки полковник Компаниец и с серьезным видом доложил:
– Вас, товарищ командующий, гитлеровцы, оказывается, поймали и повесили…
– Что-что? – не помял Плиев и недоуменно посмотрел на полковника. – Ты что, бредишь?
– Не я, товарищ командующий, в Берлине – в бреду! – ответил полковник и показал на ленты: – Вот официальное сообщение немецкого штаба: «Прорвавшаяся в наш тыл банда Плиева окружена и разгромлена… Казачий атаман захвачен нами в плен и повешен».
– Некогда мне слушать вражью брехню, – брезгливо махнул рукой Плиев.
Особенно упорно гитлеровцы дрались в районе железнодорожной станции, но к полудню бои затихли и там. Вскоре командиры соединений один за другим стали собираться на КП Плиева.
Первым, по-казачьи лихо, подъехал генерал Тутаринов и доложил:
– Товарищ командующий, части Девятой гвардейской кавдивизии первыми ворвались в город Раздельная…
Минут через пять прискакал генерал Гадалин.
– Товарищ командующий, – отчеканил скороговоркой он, – полки Десятой гвардейской кавдивизии первыми ворвались в Раздельную.
Спокойно пробасил и генерал Головской, что его дивизия… первой ворвалась в город…
– Экипажи тридцать седьмого танкового полка первыми вошли в Раздельную, – сдержанно доложил генерал-майор Жданов, командир мехкорпуса.
Но тут не выдержал Тутаринов:
– Интересно у тебя получается, Владимир Иванович, твои танки лишь входили в город, а мои казаки на станции Раздельная уже шашлыки жарили…
Все это было принято за шутку, засмеялся и Плиев:
– Мы имеем все основания доложить Военному совету фронта, товарищи, что первыми в Раздельную ворвались… – Тут командующий сделал продолжительную паузу, посмотрел на выжидающие лица командиров и торжественно закончил: – Войска конно-механизированной группы…
Командиры, не сговариваясь, захохотали:
– Дипломат вы великий, Исса Александрович. Так лучше, без обид.
– Ну, а теперь к делу. Наша группа повернет резко на юг, – сказал Плиев, – чтобы не дать противнику отойти за Днестр. Будьте готовы ежечасно к встречным боям.
14
Грузноватый и обычно неулыбчивый генерал Пичугин вошел в комнату командующего на этот раз сияющий и начал с порога:
– Исса Александрович, снова салют в нашу честь! Вот сообщение Совинформбюро, только что приняли по радио.
– Дайте-ка сюда, Николай Андреевич, прочитать скорее.
«Войска 3-го Украинского фронта, продолжая наступление, в результате стремительного удара пехотных и конно-механизированных соединений, овладели городом и крупным железнодорожным узлом Раздельная – важным опорным пунктом немцев на подступах к Одессе, отрезав тем самым пути отхода в Румынию одесской группировке противника…»
– Здорово! Товарищ Сталин объявляет всем войскам благодарность, Москва сегодня будет салютовать двадцатью артиллерийскими залпами в честь одержанной победы… Передайте полковнику Кареву и начальникам политотделов всех соединений, чтобы провели по такому приятному поводу короткие митинги, – распорядился Плиев.
– Разрешите, Исса Александрович, передать им и вот эти данные? – протянул Пичугин листок, испещренный цифрами.
– Какие данные? – спросил Плиев.
– Потери немцев в районе Ново-Севастополя, Ново-Сергеевки, хутора Шевченко и в районах Березнеговатое, Явкино, Снигиревки.
Плиев взглянул на листок и удивленно протянул:
– Тридцать тысяч восемьсот пятьдесят солдат и офицеров взяли мы в плен… Внушительная цифра! А потери убитыми? Тридцать шесть тысяч восемьсот человек. Всего враг потерял шестьдесят семь тысяч шестьсот пятьдесят солдат и офицеров… Непременно эти цифры надо сообщить, ты прав, Николай Андреевич. Было бы неплохо сюда приплюсовать потери врага во время боев в Березовке и Раздельной.
– Не успеваем вести учет потерям противника, товарищ командующий, – извиняясь, проговорил Пичугин. – Сами знаете, Исса Александрович, наступаем так быстро, и при этом так часто меняется боевая обстановка, что с трудом успеваем заниматься оперативными делами… Нужен штаб, самостоятельный штаб для группы конно-механизированных войск! – уж который раз напомнил Пичугин.
– Знаю, об этом больном вопросе докладывал не раз комфронтом, пока придется обходиться тем, что имеем, – вздохнул Плиев.
– А вот и свежие разведданные, товарищ командующий, – протянул Пичугин документы Плиеву. – Немцы заминировали в Беляевке водонапорную станцию и готовы взорвать ее в любую минуту. В Одессе из-за острой нехватки питьевой воды могут вспыхнуть эпидемии… Одесские партизаны просят спасти Одессу, сохранить водонапорную станцию в Беляевке.
– Этого настойчиво требует и командующий фронтом, – сказал Плиев и передал Пичугину радиограмму. – Вот приказ, читайте.
– «…Хорошо было бы захватить сильным отрядом Овидиополь. Вести разведку на Одессу. Сохранить водокачку…» – прочитал Пичугин и вернул Плиеву листок.
– Наступать, наступать решительно! Только так мы спасем Одессу от разрушений!
15
Бой за Маяки и Беляевку начался за полночь. Вслед за специально созданным ударным отрядом конников и танкистов двигался Плиев с опергруппой и охраной. Наступление на поселок должно было быть внезапным и стремительным, чтобы враг не успел взорвать водонапорную станцию.
Дивизия Тутаринова с ходу окружила Беляевку и приступила к уничтожению вражеского гарнизона. И тогда Плиев приказал Головскому захватить Маяки.
Вскоре поступило донесение: отряд уже окружил водонапорную станцию. Смельчаки переплыли разлившийся Днестр и в ночной темноте внезапно напали на охрану водонапорной станции и обезоружили. Генерал Тутаринов сразу же послал саперов разминировать станцию. Опоздай казаки хоть на час, станция и вся Беляевка взлетели бы в воздух.
На рассвете решительной атакой были взяты и очищены от фашистов Маяки, освобождено более тысячи советских граждан, которых немцы готовились угнать в Германию…
Услышав это, Плиев вспомнил станцию Кучурган, она тоже была взята в ночной атаке. Бой еще гремел, а Плиев уже был на железнодорожной станции. После взятия Раздельной все эшелоны немцев скапливались в Кучургане: враг отчаянно пытался пробить путь на запад, чтобы вывести их из Кучургана. Но из этого ничего не вышло.
Немало горя и страдания пришлось повстречать Плиеву на дорогах войны, но и у него сердце сжалось в груди от того, что увидел он на станции Кучурган. Из наглухо закрытых вагонов, неслись сдавленные крики и рыдания сотен и сотен людей, они в отчаянии барабанили в стены и двери: «Спасите нас!», «Откройте, мы задыхаемся!», «Откройте, мы гибнем! Воздуха, воздуха дайте!». У Плиева волосы встали дыбом, и на миг он даже растерялся, но тут же по его команде к вагонам бросились бойцы и начали прикладами сбивать запоры, рвать колючую проволоку, которой были опутаны двери. Из вагонов спрыгивали на землю истощенные, смертельно бледные, измученные люди. Слезы радости, объятия, поцелуи, безутешный плач, возгласы: «Ур-р-а!», «Спасибо, родные!».
Спасти город от разрушения мог лишь внезапный и стремительный удар с запада, откуда гитлеровцы его не ждали…
Просматривая политдонесения о боевом и моральном состоянии войск, Плиев подумал: «Не мало духовных и физических сил потребуется от каждого воина, чтобы продолжить наступление. Ведь боевые задачи не учитывают потерь, которые мы несем в непрерывных боях, продолжающихся вот уже много суток подряд в тылу противника, ни крайней усталости людей… А впереди штурм Одессы, это тебе не Беляевка и не Маяки. Штурм Одессы с тыла!»
Плиев еще раз внимательно изучил оперативную карту: все ли продумано до конца, нет ли каких-либо упущений. С востока и севера подступы к городу прикрывают заливы и лиманы. На их перешейках немцы возвели глубокоэшелонированные рубежи обороны: противотанковые, минные поля, проволочные заграждения, доты и дзоты. Так же укреплены и подступы к городу с северо-запада и запада…
Войскам Плиева предстояло, закрепившись в районе Овидиополя и Каролина-Бугаза, главными силами нанести удар по южным и западным окраинам Одессы и овладеть берегом Черного моря от Люстдорфа до Малого Фонтана. А для этого надо пройти с боями почти половину города.
На короткой оперативке Плиев предоставил слово начальнику политотдела полковнику Кареву, тот зачитал обращение к воинам КМГ:
– «Славные гвардейцы! Мы идем к Одессе, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, распутицу, непогоду. Жители Одессы ждут нас. Вернем, товарищи гвардейцы, нашей Родине Одессу-героиню! Будем драться за ее освобождение так, как дрались воины, оборонявшие Одессу в сорок первом году!..»
– По-моему, выразительно и толково сказано, – заметил Тутаринов, – должно дойти до сердца казака и танкиста, пехотинца и бронебойщика: каждое слово в точку.
– Сейчас я ознакомлю вас с планом штурма Одессы, будут замечания, готов выслушать их, – обратился Плиев к командирам. – Четвертый гвардейский мехкорпус Жданова и Пятая мотострелковая бригада полковника Завьялова наступают в тесном взаимодействии и захватывают пригородные районы – Петерсталь, Дальник и северную часть Татарки, затем решительно атакуют Одессу с юго-запада и выходят к побережью от Чубаевки до Малого Фонтана… Тутаринов занимает центральную часть Татарки и, сокрушив врага, выходит к морю в районе Дерибасовка – Средний Фонтан… Гвардейцы Головского наступают на Богатырские хутора и южную часть Татарки, очищают от фашистов район совхоза Ульяновка и выходят к морю на участке Люстдорф – Большой Фонтан… – Плиев сделал паузу и обвел рукой на карте район Овидиополя. – Здесь нас могут ждать очень большие неприятности. После безуспешной попытки противника вырваться из котла под Маяками – Беляевкой он, несомненно, сильно закрепился в районе Овидиополя… Эту линию укрепления придется взламывать, туда направляется дивизия Шевчука.
Выслушав командиров соединений, Плиев сделал необходимые уточнения, особо подчеркнул, что от удара по врагу с тыла и темпов наступления зависит сохранность города и жизнь советских людей, томящихся в фашистской неволе. После совещания Плиев вызвал разведчиков, только что вернувшихся из Одессы.
– Повальный грабеж царит сейчас в городе, – доложил старший. – Оккупанты подбирают все подчистую и свозят к портовым пакгаузам. На этот счет есть официальный приказ Гитлера и Антонеску. Сигуранца [38]38
Сигуранца – румынская тайная политическая полиция.
[Закрыть]и гестапо превратили город в настоящий ад – на улицах виселицы, идут массовые расстрелы. Ярость охватывает, когда слышишь все это!..
До начала штурма оставались считанные минуты. Плиев отпустил разведчиков, а сам направился на наблюдательный пункт. Уже рассветало, но низкие черные тучи закрывали небо, делали нарождающийся день сумрачным и угрюмым. В назначенное время ударили артиллерийские батареи, небо словно раскололось от громовых раскатов пушек. И в ту же минуту конники пошли на штурм города.
16
Он любил море и теперь был рад, что хоть считанные минуты может походить по берегу, дать покой нервам. В голову сразу пришли мысли о дочери и жене, о матери, сестрах, брате, воюющем на другом фронте. Он корил себя, что редко писал им, был скуп на весточки, но виной тому не он сам. Часто не было ни времени, ни возможности черкнуть даже открытку, особенно в последние недели, когда бои шли непрерывно, днем и ночью. И не просто на фронте, а в тылу вражеских войск…
Утро поражало непривычным спокойствием, не было слышно ни грохота пушек, ни громовых взрывов бомб, ни лязга «тигров», ни треска автоматов: Одесса навсегда очищена от врага. А вот Черное море волнуется, шумит и рычит, как разъяренный раненый зверь. Высокие белоголовые гребни волн гонятся друг за другом и в ярости бьются о берег, превращаясь в кипящую, белую пену.
Из всех боев, в которых ему пришлось участвовать с начала войны, а их было не мало: под Москвой и Сталинградом, в Донбассе и на Украине – больше всего запомнился Плиеву штурм Одессы. И не только потому, что он еще был свеж в его памяти…
Утром 10 апреля конно-механизированная группа вышла к рубежу Фрейденталь – Петерсталь – Юзефсталь… Долина реки Барабой, весной многоводная, села на скатах холмов тянутся до самого Черного моря. Враг, предчувствуя свою гибель, встретил здесь плиевцев огненным смерчем. Вот и вспомнились, тогда Плиеву слова, сказанные как-то комфронтом Малиновским: «…у конно-механизированной группы генерала Плиева особая военная судьба, с нее и особый спрос». И эта судьба приготовила им в тот день самые тяжелые испытания, а потом и самые блистательные победы.
Плиев руководил яростно разгоревшимся боем с КП, расположенного в лесопарке долины Барабоя. Генерал Пичугин нервно ходил взад и вперед, обеспокоенно твердил: «Если Жданов не ворвется в Петерсталь, то неизбежно возникнет угроза…»
«Угроза? – переспросил Плиев. – Грозить – право сильнейшего. А в этом упорстве противника многое от зайца, который в схватке с орлом ложится на спину и с отчаянием обреченного отбивается задними лапами…»
В воздухе появились самолеты противника. Пичугин быстро насчитал двадцать два «юнкерса», которые обрушили весь свой смертоносный груз на наступавшие части. Меньше чем через полчаса появилась новая группа «юнкерсов», а наших истребителей не было видно. Между заходами самолетов на бомбежку повторялись атаки пьяных, лезущих напролом гитлеровцев. Ярость кровопролитной схватки нарастала с каждым часом. Нередко, отразив вражескую контратаку, наши бойцы на плечах противника врывались в его расположение, тогда немецкая авиация бомбила и расстреливала и противника и своих.
Наконец перед плиевцами открылась панорама Одессы: город горел, над ним клубился черный дым пожарищ, раздавались глухие взрывы на заводах, складах, портовых причалах. По пригородным дорогам метались колонны гитлеровцев. А с севера, от верховья Хаджибейского лимана, на город катился безудержный вал чуйковцев, с востока на противника навалились части армий Шлемина и Цветаева. Выход у врага был один – на запад, вдоль побережья. Но здесь им перекрывала путь КМГ.
«Даешь Одессу!» – клич этот катился от полка к полку.
Плиев приказал расчехлить перед штурмом гвардейские знамена. Его «виллис» был в рядах передового 34-го гвардейского полка Гераськина, и сам командующий нет-нет да кидал взгляд на призывно полыхающее над головой красное полотнище гвардейского знамени.
Скачущий впереди «виллиса» подполковник Гераськин вдруг взмахнул руками, под ним упал конь, и сам он, цепляясь за гриву коня, медленно сползал с седла. Подскакавший командир эскадрона Нурбий Куев подхватил комполка и поднял его к себе на седло. «Жив?» – крикнул Плиев, поравнявшись с ними. «Жив, товарищ командующий, ранен в грудь». – «Нурбий, доставь его скорее в медсанбат!» – приказал ему Плиев. Казаки увидели, что командира ранило, и рванулись вперед с еще большим упорством и яростью… «За кровь командира – тысячу вражьих голов!» – повторялись возгласы в рядах атакующих.
Бой достиг своей высшей точки, шла беспощадная рубка. Смяв вражескую пехоту, части конно-механизированной группы ворвались на улицы города, запруженные техникой противника, брошенным военным снаряжением и имуществом. С грохотом рушились дома. И через этот ад надо было пробиться к морю. Задача эта осложнялась тем, что разбитые и почти неуправляемые части противника, спасаясь, тоже хлынули к берегу.
К полудню Плиев доложил командующему фронтом о выполнении боевой задачи войсками конно-механизированной группы: юго-западная и южная часть Одессы, от Люстдорфа и до Малого Фонтана к Пересыпи, была очищена от противника.. К этому времени солдаты армии Чуйкова, Шлемина, Цветаева и партизаны заканчивали освобождение северной части города…
Над красавицей Одессой взвилось красное знамя, знамя свободы.
…Уединение Плиева нарушил незнакомый всадник.
– Товарищ командующий, вас вызывают в штаб фронта, – сообщил он, приложив руку к щеголеватой фуражке.
Взглянув прощально на море, Плиев направился в штаб.
Маршала Советского Союза Малиновского Плиев застав в просторной комнате. Он приготовился рапортовать командующему, как положено по уставу, но тот опередил его, быстрыми шагами вышел навстречу и, сияя широкой улыбкой, обнял и прижал к богатырской груди.
– Рад, очень рад видеть тебя живого. Чертовски везет тебе, Исай, чертовски! Ни пуля тебя не берет, ни в воде не тонешь, ни в огне не горишь… Удивительно счастливая у тебя судьба, дорогой мой! – воскликнул Малиновский и усадил Плиева рядом с собой. – Похудел, но по глазам вижу, на здоровье не жалуешься, а?
– Некогда, Родион Яковлевич, заниматься жалобами, – признался Плиев, взволнованный теплым приемом, – разобьем вурдалаков до последнего, а потом и здоровьем займемся.
– Верно, Исай, верно! – кивнул маршал и посмотрел пристально на осунувшееся лицо, в нездорово горящие глаза Плиева. – Воюешь ты отменно, Исса Александрович… Верховный доволен твоими войсками и тобой! При разговоре с нами товарищ Сталин, когда мы доложили ему о разгроме противника в Новобугской и Раздельненской операциях и о его потерях, сказал: «Казаки Плиева здорово расчехвостили второй раз «армию мстителей» Холлидта!»
– Благодарю вас, Родион Яковлевич, за высокую оценку моих скромных заслуг, но мы с вами вместе там работали… – Плиев встал.
– Садись, Исай, я еще не закончил, – посадил его маршал на место и продолжил: – Теперь, это уж не секрет, познакомлю тебя с документом. – Он достал из ящика листок бумаги и коротко пояснил: – Адресован он товарищу Сталину, а подписан маршалом Василевским.
«За отличную работу по управлению войсками подвижной группы при проведении Одесской операции ходатайствую о присвоении звания Героя Советского Союза генерал-лейтенанту Плиеву Иссе Александровичу. Уверен, что и в дальнейшем Плиев это звание полностью оправдает. Командование фронтом полностью поддерживает это ходатайство. В предстоящей операции на группу Плиева вновь возлагаем ведущую роль».
Прочитав, Плиев не мог сдержать радостной улыбки и хотел задать вопрос маршалу: «Что за «предстоящая операция»? Но Родион Яковлевич движением руки остановил его и, взяв другой листок, сказал:
– Тут тебе личное поздравление, Исай, мне поручено огласить его. Слушай:
«Третий Украинский фронт, генерал-лейтенанту Плиеву. Срочно. От души поздравляю с присвоением заслуженного звания Героя Советского Союза. Продолжайте работать так же и в дальнейшем.
Василевский».
Маршал положил телеграмму, встал и сердечно обнял Плиева.
– И я от души тебя поздравляю с первой Золотой Звездой! Надеюсь, что не последняя! Работы у нас еще много впереди…
Плиев поблагодарил за поздравления с высшей наградой страны и, не удержавшись от искушения, спросил маршала Малиновского:
– В ваших словах, Родион Яковлевич, мне послышался прощальный тон. Что? Расстаемся? Так куда меня от вас?
– Да, Исай, расстаемся, – с глубоким вздохом признался маршал. – Привык я к тебе, Исай, привык, и трудно мне расставаться с тобой. Но есть приказ Верховного… Рокоссовский, чувствую, сработал. Ставка приняла решение: летом сорок четвертого года разгромить сильнейшую группировку врага – «Центр» – в Белоруссии. У нас здесь пока будет сравнительное затишье до июня – июля. Поэтому твоих казаков перебрасывают на Первый Белорусский.
– Ясно, – кивнул Плиев. – Правда, я рассчитывал, что получу пополнение и рванусь через Прут, здесь для конницы и танков оперативный простор, что надо. А в лесах все сложнее.
Тут вошел генерал Корженевич и, тепло поздравив Плиева, вручил ему строго секретный пакет на его имя. Хотел было Плиев вскрыть пакет в их присутствии, но Малиновский остановил его.
– Вскроешь потом, – сказал он и достал бутылку армянского коньяка и рюмки. – Я вижу, Исай, долго ждать придется, пока ты соберешь нас «обмывать» Звездочку, знаю, ты не пьешь, но сейчас придется.
Они по-дружески чокнулись.
– Доброго пути тебе, Исай, и не забывай родной Третий! Уверен, нам еще придется вместе, повоевать, впереди Европа, и она услышит цокот копыт. Вот за это и выпьем!
Перевод Вал. Аксенова
