Текст книги "Антология осетинской прозы"
Автор книги: Коста Хетагуров
Соавторы: Дзахо Гатуев,Максим Цагараев,Анатолий Дзантиев,Сека Гадиев,Мелитон Габулов,Умар Богазов,Чермен Беджызаты,Ашах Токаев,Сергей Марзойты,Илас Арнигон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 42 страниц)
Наверное, враг не придумает для человека столько горя и несчастий, какие нарисует воображение. В полдень я уже решил, что Оксана больше не встанет. Оставив людей в поле, я вышел на дорогу. В сторону Архонки двигался грузовик, полный пшеницы. Он проехал мимо: шофер даже не взглянул на меня. Но, на мое счастье, на повороте машина остановилась, я в момент догнал ее, влез в кузов и повалился на пшеницу. Ни шофер, ни человек, сидевший рядом с ним, не заметили этого. Так я доехал до станицы и, спрыгнув на повороте, поспешил в сторону кладбища, откуда я обычно добирался до огорода Оксаны. Представляете себе мой ужас, когда я увидел, что несколько человек копают могилу!
Ноги мои подкосились, я не мог двигаться и опустился на землю. Кончилась моя жизнь… Теперь только я понял, что такое настоящая любовь. Нет ее, моей любимой, – нет и меня; не для чего утром вставать, ходить на работу, есть, одеваться… Пустота кругом, а внутри – только измученная совесть и черная тоска.
Наверное, я так бы и сидел, не вставая, но почувствовал, что меня всего обжигает. Муравьи – вот кто пришел мне на помощь! И вдруг мелькнула надежда… Вернее, слабая искорка надежды… Вдруг не для нее, не для Оксаны, копают могилу? Пойти и спросить…
Но было страшно: а если они скажут то, что я так боюсь услышать…
Один из копавших отошел от других, подошел ближе ко мне. Замирая, заставил я себя произнести:
– Кто умер?
Парень провел тыльной стороной ладони по лбу, стряхнул пот и ответил:
– У Сердюковых вчера старушка померла…
Я схватился за голову, радостно взвыл, потряс парня за плечи, захохотал и со всех ног бросился в сторону огорода Оксаны…
Вслед мне неслось:
– Псих какой-то!
– Чему он обрадовался? Вот люди…
– Братцы, куда он припустил?
Снова ярко засияло солнце, небо, оказывается, было чудесного голубого цвета, и даже на кладбище было очень красиво-тенистые густые деревья, оградки, – все мне нравилось, все казалось милым, прекрасным. И сам я, несмотря на усталость, бессонную ночь, стал легким и быстрым, как Батраз [37]37
Нарт Батраз – герой осетинских нартских сказаний.
[Закрыть]. Вмиг домчался я до огорода, перемахнул через плетеный забор, добежал до села. Не знаю, откуда появилась у меня такая смелость, но, увидев во дворе мать Оксаны, я замахал ей рукой и в момент оказался около нее.
– Как она? – еле выдохнул я. – Мамаша, как Оксана?
– Лучше ей, лучше, – радостно закивала мать.
По ее доброй улыбке я понял, что Оксана ничего не сказала ей…
– А что же в дом не зайдете? Чем в кустах-то прятаться…
Надо же! Откуда она знала, что я прихожу и скрываюсь в саду?
Не в силах больше сдерживаться, я обнял мать Оксаны, прижался головой к ее плечу:
– Правда, мне можно зайти?
– Почему же нет? Идем, я провожу…
Как во сне пошел я за ней. Оксана, укутавшись до подбородка, лежала на кровати. Я сразу заметил, что она очень похудела и побледнела, но синие глаза ее показались мне еще больше и ярче. Она улыбнулась, и мне показалось, будто кто-то собрал в совок тысячу солнц и брызнул ими мне в лицо. За эту улыбку я бы пронес мою Оксану на руках по всем горам нашей Осетии.
А сказать я смог только одно:
– Оксана…
– Садись, садись, – мать поставила стул около кровати и вышла; наверное, она все поняла.
– Оксана… Пожалуйста, не сердись… Я – очень глупый, ненормальный… Но я… Так люблю тебя…
– Любишь, говоришь… – Оксана сурово посмотрела на меня, улыбка ее исчезла. – Кто любит, тот так не поступает.
Я схватился за голову и стал в отчаянии раскачиваться:
– Оксана… Поверь… Я – нечаянно, честное слово, не хотел… Сам не знаю, как это вышло… Я так тебя люблю!
Она пристально посмотрела на меня, опять улыбнулась, к снова я стал счастливым и смелым.
– Пожалуйста, если согласна, как только встанешь… Выйдешь за меня?
В комнату вошла мать. Она несла графин с вином и еду.
– Мама… мама… – Оксана вынула руку из-под одеяла и положила ее на плечо матери. – Послушай, что он говорит…
Мать улыбнулась и вопросительно посмотрела на меня.
– Мамаша… – у меня перехватило в горле, но я справился с собой и отважно произнес: – Я люблю вашу дочь. Если я гожусь вам в зятья, то…
– Об этом надо спросить ее, а не меня, я что же…
Сияющее лицо дочери дало ответ.
– Ну вот, поправится, тогда…
– Как только поправится, приеду с друзьями!
…Есть такое выражение – крылья радости. Когда оно встречалось мне в книгах, я думал – глупости, какие такие крылья радости! А тогда я поверил, что они есть, потому что на них и понесся к себе домой… И сейчас не хожу, а летаю, и даже не очень хорошо понимаю, что со мной делается…
…Вы смеетесь надо мной, друзья? Ну что же, я ведь сразу признался, что я сейчас немного ненормальный! Об Оксане спрашиваете? Поправилась, совсем поправилась! А всех вас прошу на свадьбу!
Перевод М. Блинковой
Тотырбек Джатиев
САБЕЛЬНЫЙ ЗВОН
Главы из романа
1
Рыжий англо-дончак тяжело шагал по изрытой воронками степной дороге. Февральская ночь была непроглядная. Оттепель слизнула снежный покров и превратила дороги в вязкое месиво, налила воронки талой водой. Ни пешему не пройти, ни машине не проехать. Лишь конь, надежный друг человека, напрягая силы, нес своего всадника. Позади натужно всхрапывали кони автоматчиков и адъютанта, охраны генерала. Плиев направлялся в Веселый Кут, где расположился штаб Третьего Украинского фронта. Бездорожье и распутица отнимали много времени, хотя Плиев очень торопился: не по пустяку его вызывал Маршал Советского Союза Василевский – представитель Ставки Верховного Главнокомандования. В записке к Плиеву, доставленной адъютантом, маршал писал:
«Дорогой тов. Плиев! Нужна Ваша помощь… С нетерпением ждем Вас здесь… Ждем Вас с большими надеждами… 13.2.44 г.
Василевский».
Простота и душевность Василевского были Плиеву хорошо известны: он несколько месяцев проработал непосредственно под его началом в оперативной группе Ставки.
В полночь Плиев спешился во дворе полуразбитого небольшого дома в Веселом Куте. Его тут же провели в ярко освещенную комнату, где за оперативной картой сидели Василевский и командующий фронтом Малиновский. Плиев по-кавалерийски лихо доложил о прибытии, они разом подняли головы. Тепло поздоровавшись, пригласили Плиева за стол.
– Хорошо, что не утонул, Исса Александрович, в море грязи, – улыбнулся Василевский.
– Конь у него, Терек, умен и силен: вывезет из любого водоворота, – шутливо заметил Малиновский.
– Как теперь у вас, в корпусе? Расстались со «старыми болячками»? – с ходу спросил Василевский, требовательно глядя на Плиева.
Комкор понял, о каких «старых болячках» вспомнил Василевский, и, чуть помрачнев, ответил:
– Каленым железом выжигаем, товарищ маршал! Но откровенно говоря, еще много их осталось. Перелом в лучшую сторону есть, но нужно время, чтобы избавиться окончательно.
– А какое для «излечения» радикальное средство, Исса Александрович, по-твоему? – спросил Василевский.
– Я считаю, что только одно. – Плиев сделал короткую паузу. – Средство это – хорошо организованный и успешный рейд конно-механизированной группы войск по оперативным тылам противника…
Василевский и Малиновский переглянулись, с улыбкой посмотрели на Плиева.
– Это хорошо, что наши мысли совпадают, Исса Александрович. Рад сообщить, что решен давно волнующий тебя вопрос: Верховный дал добро, – торжественно произнес Василевский.
– Да, да, решен, – подтвердил Малиновский. – На тебя возложено командование такой группой войск, сокращенно назовем ее КМГ. – Заметив, что лицо Плиева зарделось от приятной вести, Малиновский продолжил: – Да и задачу для КМГ мы с Александром Михайловичем обдумали на предстоящую наступательную операцию, Ставка ее одобрила.
– Какую же, Родион Яковлевич? – подался вперед Плиев.
– Взорвать изнутри и разгромить «армию мстителей», так называют фашисты Шестую армию генерала Холлидта, – сказал Василевский и обвел на карте, исчерченной разноцветными стрелами и кружками, обширный район в украинских степях.
– Опять Шестая, да еще и «мстителей»? – удивился Плиев. – Шестая армия Паулюса однажды уже была уничтожена в Сталинградском котле… Новую Шестую разгромили на Дону… Восстановленную Шестую еще раз разбили… А теперь?
– А теперь Гитлер снова ее воскресил, – пояснил Малиновский, – собрал в нее «цвет нации» и назвал «армией мстителей». Фюрер лично приказал Холлидту защищать рубеж на Украине до последнего солдата. В ней девять пехотных и танковых дивизий. Вот ты, Исса Александрович, и Чуйков займетесь ею, чтобы следа от нее не осталось! А ближайшая задача – освобождение юга Украины. Выглядит она так, – и Малиновский показал на карте утвержденный Верховным план разгрома противника тремя Украинскими фронтами.
В свой штаб Плиев вернулся окрыленным: есть приказ о формировании конно-механизированной группы войск. Огорчало то, что не был пока решен вопрос о создании штаба и политотдела КМГ, а ведь любая армия имела штаб, политотдел. Почему нет их в КМГ, когда в ней не меньше войск, чем в отдельной армии? А тут – обязанности его возложены на штаб кавкорпуса. Это намного усложняло руководство войсками, объединенными под его началом и которые увеличились более чем в четыре раза.
2
– Нам повезло, Исса Александрович, – широко улыбаясь, сказал полковник Карев, войдя в хату, где Плиев в поте лица разрабатывал еще один вариант плана прорыва в тыл противника.
– В чем, Михаил Федорович? – Плиев пожал руку начальнику политотдела кавкорпуса.
– Нового командующего артиллерией нам прислали, давнего моего знакомого, – ответил Карев, садясь рядом с генералом на лавку.
– И вся радость, – улыбнулся Плиев. – Кто он, откуда?
– Марченко его фамилия, Иван Илларионович, полковник, казачьей крови, – продолжал Карев.
– Нам нужен артиллерист, толковый командир… У того, бывшего командующего артиллерией, тоже биография была богатая… Но не тебе рассказывать, как он погорел на фальшивых «победах»… Из мухи слона делал, чтобы грудь его быстрее полнела наградами…
– Нет, нет, Исса Александрович! – прервал его Карев. – Марченко не из тех! Честный коммунист, старый солдат! Коротко я все-таки скажу несколько фактов из его биографии.
– Слушаю, только покороче. Он ждет.
– Марченко воевал в гражданскую войну на Кубани… В партию вступил в двадцатом году; Дмитрий Фурманов, автор «Чапаева», вручал ему партбилет, рекомендовал на учебу в Москву, в Школу имени ВЦИК, – увлеченно заговорил Карев. – Марченко с Владимиром Ильичем встречался… С делегатами Десятого партсъезда подавлял контрреволюционный мятеж в Кронштадте.
– И такое было? – прищурил острые глаза Плиев. – С Лениным встречался? Счастливый человек! – и он крикнул адъютанту: – Полковника Марченко пригласите!
В комнату вошел невысокого роста, чисто выбритый, светловолосый немолодой человек, с орденом Боевого Красного Знамени и медалями на аккуратно отутюженной гимнастерке.
– Товарищ генерал, полковник Марченко прибыл в ваше распоряжение… – отрапортовал он.
– Знаю, знаю, Иван Илларионович, что прибыли, – протянул ему руку Плиев. – Прошу садиться, поговорим без формальностей.
Встретив приветливый взгляд командующего, полковник подумал про себя: «Вот он какой, в седле рожденный!.. А мне говорили, что он суров, нелюдим, горяч и беспощаден… Никакие прошлые заслуги в учет не берет, когда человек в чем-то провинится».
– Что задумались, Иван Илларионович? Рассказывайте, какими путями-дорожками к нам? – Плиев подвинул Марченко пачку «Казбека» и сам закурил.
– После госпиталя, товарищ генерал, – ответил полковник. – Как говорили в старину – «раны пользовал»… А отступать с Иркутской Краснознаменной дивизией пришлось от самой западной нашей границы… Хлебнули горя!..
– Вам и на гражданской, кажется, досталось, Иван Илларионович? – прервал его вопросом Плиев.
– Было, – улыбнулся полковник, вспомнив свое прошлое.
И было ему действительно что вспомнить.
– С историей, почему мне пришлось откомандировать в отдел кадров фронта бывшего командующего корпусной артиллерией, вы знакомы?
– Да, это известно мне, – коротко подтвердил полковник. – Заверяю, она не повторится.
– И не может! А еще главное – поскорее избавиться от дурного наследия, которое он оставил в душах артиллеристов: фальшь, обман, распущенность, которыми бывший грешил до предела…
– Командиры в сборе, товарищ генерал, – прервал беседу вошедший в комнату адъютант и положил на стол бумагу: – А это – перехват радиограммы, свежая.
– Повесьте карту, я сейчас приду, – передал он план операции адъютанту, а сам быстро просмотрел радиоперехват, потом передал Кареву: – Гляди, Степан Васильевич! Чудеса! Битый битого поздравляет: фон Клейст, которого разбили на Кавказе, приветствует фон Холлидта, трижды битого! – А потом повернулся к Марченко. – Поздравляю с новой должностью, Иван Илларионович! Думаю, что сработаемся, дел много. Желаю удачи!
Плиев представил командирам дивизий, корпусов и частей нового командующего артиллерией. Потом начальник политотдела зачитал письма к воинам из родных мест – Кубани, Терека, Дона:
– «Сейчас на Кубани начинается горячая пора весеннего сева. Все мы – от мала до велика – дружно приступили к этой страде. Вся колхозная Кубань сегодня, в день двадцать шестой годовщины доблестной Красной Армии, заверяет вас, боевые земляки, что выполнит свой долг перед Родиной и фронтом… Пусть смело мчатся вперед на запад лихие кони, пусть метко разят ваши пули проклятого врага, пусть казачьи клинки сносят с фашистов их преступные головы!» Каждый выигранный бой, дорогие друзья, – сказал, заканчивая Карев, – приближает Победу, час нашего возвращения к мирному труду. Нас ждут поля, заводские цехи, детишки в школах. Земляки ждут наших побед, так не подведем же их!
Плиев согласно кивнул и обратился к командирам:
– Доложите коротко, как проходит у нас подготовка к нашей весенней боевой страде, самую суть, пожалуйста: о степени готовности своих соединений и частей. Начнем с генерала Танасчишина. Прошу, Трофим Иванович. Как подготовился Четвертый гвардейский Сталинградский механизированный корпус?
Несколько грузноватый Танасчишин говорил отрывисто, простуженным голосом:
– Душит нас транспорт: для танков и моточастей имеем, по заправке и по два боекомплекта. Этого, конечно, недостаточно, но автотранспорт завяз… плохо с подвозом.
– Рейдовая операция, Трофим Иванович, ничего не простит, не доглядишь оком – заплатишь боком, запомните это. Ищите любой выход, а обеспечьте корпус в достатке горючим и еще одним боекомплектом, если не двумя!.. А люди как?
– Люди у нас, товарищ генерал, орлы – одним словом, сталинградцы.
– Это приятно слышать, Трофим Иванович, – улыбнулся Плиев, а потом обратился к генералу-танкисту: – Вам слово, Ефим Григорьевич.
– Личный состав танкового корпуса к рейду готов, товарищ командующий, – четко доложил генерал Пушкин. – Недостатки, на которые вы нам указали при последней проверке, устранены.. Но есть опасение, товарищ командующий, что автотранспорт с горючим будет отставать от танковых подразделений…
– Вам-то, танкистам, опасаться грязи? – заметил Плиев. – Выделите несколько танков на буксировку транспорта с горючим. Вот и будет решена проблема!
– Так и сделаем, товарищ командующий!
– Сергей Ильич, что вы скажете? – обратился Плиев к своему заместителю, генералу Горшкову.
Обычно живой, энергичный, опытный кавалерист, Горшков на этот раз поднялся с неохотой и говорил медленно, словно каждое слово весило пуд. Плиеву показалось, что тот где-то в глубине души сомневается в нужности глубоких рейдов в тыл противника: наверное, считает, что сейчас, в распутицу, в непролазную грязь, рейд вряд ли может быть успешным.
Выслушав до конца доклады остальных командиров дивизий и приданных частей, Плиев подошел к оперативной карте, сначала коротко изложил обстановку на фронте, охарактеризовав противостоящие Третьему Украинскому фронту силы врага, затем подробно рассказал о задаче, поставленной перед конно-механизированной группой.
– Ставка Верховного Главнокомандования и штаб фронта разработали план крупной стратегической операции по освобождению Правобережной Украины. Она имеет особо важное значение: мы не должны дать врагу возможность закрепиться на Днепре после разгрома его в районе Кривого Рога, – сказал Плиев. – Освободив Правобережную Украину, мы позволим людям нормально провести весенний сев, кроме того, поражение гитлеровцев конечно же скажется на позиции Румынии. Важная роль в этой операции отведена нашей группе. В прорыв мы войдем в полосе Восьмой гвардейской армии Чуйкова. Наша задача: в ходе рейдовой операции рассечь на две части Шестую армию Холлидта и освободить от врага город Новый Буг. Это первая фаза операции. А потом, резко повернув на юг, освободить Баштанку и Бармашово, тем самым отрезать пути отхода армии Холлидта на запад и завершить ее полное окружение…
Плиев видел, как командиры, пораженные размахом операции, подались вперед, внимая каждому его слову.
– Не скрою, – продолжал Плиев, – большие трудности ждут нас в этом сложном рейде. Во-первых, наша подвижная группа при командующем фронтом нештатная. Отсюда и некоторые ее слабости: временные «крепления» разнородных войск всегда слабее постоянных. Управление такой группой неизмеримо сложнее, чем при обычном, планомерном наступлении общевойсковой армии…
Плиев закурил папиросу, сделал короткую паузу.
– Многие из вас считают непогоду – дожди с мокрым снегом, распутицу, разбухшие и вышедшие из берегов реки и речушки, непролазную грязь на дорогах – врагом номер один. Это так, но не забывайте – в таких же условиях и противник, он лишен возможности маневра… Наступаем мы, а не Холлидт, мы навязываем ему свою волю, а не он нам. И это убеждает меня в том, что рейдовую операцию мы проведем успешно…
3
Плиев с трудом добрался до села Широкого, в котором находился штаб армии Чуйкова. Там уже находился генерал Корженевич, начальник штаба Второго Украинского фронта, он вызвал Плиева, чтобы уточнить боевую задачу на ввод группы в прорыв.
– Нечем обрадовать вас, Исса Александрович, – с досадой сказал Чуйков, пожав руку Плиеву. – Оборону противника нам пока не удалось прорвать до нужной для вашей группы глубины.
– Худо! – помрачнел Плиев и, обращаясь к Корженевичу, взволнованно сказал: – Феодосии Константинович, мы теряем самый существенный элемент рейдовой операции – внезапность, кроме того, позволяем Холлидту укреплять свои позиции. Если он обнаружит сосредоточение нашей группы, он не даст нам прорваться в свой тыл. Нельзя, нельзя нам медлить! Войска группы заняли, как вы знаете, исходные позиции и ждут сигнала: «На прорыв!»
– Все так, Исса Александрович, – отозвался генерал Корженевич. – Дело в том, что фронт наш жидковат. Не хватает сил и материальных ресурсов для прорыва вражеской обороны: трудности с подвозом! Да и сопротивление врага оказалось сильнее, чем мы ожидали. Так ведь, Василий Иванович? – обратился он к Чуйкову. – Против Восьмой гвардейской армии – наиболее плотная оборона противника: Холлидт стремится любой ценой выиграть время для сооружения глубоко эшелонированной обороны по реке Южный Буг. Именно поэтому он бросает сюда свежие части. Поэтому и осложнение с прорывом. Нам стало известно, что в Новом Буге – опергруппа армейского штаба Холлидта и его резервы: рубеж по реке Ингулец подготовлен к долговременной обороне.
Плиев внимательно вглядывался в расположение вражеских частей, нанесенных на оперативной карте.
– Недели через две, когда земля подсохнет, вводить бы КМГ в прорыв, – сказал Чуйков.
– Нельзя нам ждать, Холлидт крепко зароется в землю, и тогда его долго придется выковыривать, – возразил Плиев. – Смотрите, как изменилась обстановка. В сорок первом немцы были активны на всем фронте и наступали почти пять месяцев, на следующий год – только три месяца на участке фронта шестьсот километров, в сорок третьем году – лишь десять дней: на узком участке, а в нынешнем сорок четвертом году они только обороняются. Под Курском гитлеровцы верили в реванш за Сталинград, а сейчас заботятся лишь об одном – подольше оттянуть неизбежный конец.
– А дерутся они все равно упорно, – сказал Чуйков.
В ответ на вопрос: «Когда будет готов прорыв?» – Чуйков, заверил Плиева, что его армия в срок подготовит условия для ввода КМГ…
Ждать уже было невозможно: в этом районе враг не слабел, а усиливался. Доложив обо всем Малиновскому, Плиев попросил командующего фронтом разрешить прорвать вражеский фронт на другом участке.
– …Вам надо переправляться у Николаевки – первой и севернее. Можно даже у Широкого – там переправа свободнее. Рассчитывать на переправу у Андреевки и южнее не приходится… – ответил Малиновский Плиеву утром 5 марта 1944 года.
На левом фланге фронта в результате ряда контратак удалось захватить Каменную Горку, что в двух-трех километрах от места сосредоточения КМГ. Еще больше усилились артналеты.
С утра до вечера 6 марта не прекращались ожесточенные атаки. Наша разведка сообщила, что в Николаев прибыл эшелон солдат, а из Одессы перебрасываются танки, самоходки. Все это концентрируется в Ново-Полтавке, Снигиревке, и эти войска врага продвигаются к фронту…
– Дольше ждать не будем, – решил Плиев. – Прошу добро! Сами осуществим допрорыв.
Генерал Корженевич связался с комфронтом и представителем Ставки маршалом Василевским, доложил им обстановку. Вскоре Корженевич сказал Плиеву:
– Добро дано. Сигнал атаки: «Стрела-900». Впереди пойдет механизированный корпус Танасчишина…
– Я полагаю, что в первом эшелоне лучше пустить механизированный и конный корпуса, – настаивал Плиев. – Они будут иметь достаточное количество танков. Глубину боевых порядков создадут за счет ромбообразного построения: в рейд надо же провести тыловые части, госпитали и многое другое. Сами знаете, Феодосии Константинович, какое у нас хозяйство.
– Хорошо, – кивнул Корженевич, – есть просьбы ко мне?
– Пусть артиллерия Чуйкова отдохнет, – предложил Плиев. – Почему? А вот почему: подразнишь медведя – он сильнее и яростнее нападает… Весь день шли напряженные бои, и теперь, ночью, немцы уверены, что мы будем производить перегруппировку, а потом отдыхать. И пусть думают себе. А если будет артподготовка, она насторожит противника, и мы лишимся внезапности. Понадобится нам помощь артиллерии фронта – мы попросим… И еще: надежную бы «крышу» нам на время рейда; пусть командующий воздушной армией прикроет нас с воздуха!..
– «Крышу» сделаем. Удачи вам, Исса Александрович! – Они пожали друг другу руки.
– «Стрела-900», «Стрела-900», – повторили сигнал радисты и связисты проводной связи. Это было вечером 6 марта сорок четвертого года.
«Виллис» командующего рвался вперед, прорезая могильную тьму ночи, натужно ревел мотор. Плиев подался вперед, до боли в глазах вглядываясь в темень, чтобы помочь водителю не потерять дорогу. Лицо сек промозглый ветер и снежная крупа…
Противник не ожидал, что в эту темную ночь вместе со снежной метелью на его голову обрушится ураган огня.
– Танки и подразделения мехбригады взяли в клещи Андреевку и в упорном бою уничтожают неприятельский гарнизон, – донесли из мехкорпуса Танасчишина.
– Успешно громят вражескую оборону в районе Вольная – Карповка кавдивизии Головского и Тутаринова. Разбит пехотный полк немцев, захвачен его командир и штаб целиком, а также полковое знамя.
– Пленных доставить ко мне, – распорядился командующий.
К Плиеву, расположившемуся в хате на окраине села, привели пленного – командира разгромленного немецкого полка. В это время Плиев по рации говорил с командирами соединений, уточнял обстановку, помогал советами, как ускорить темп наступления.
– Какую задачу ваш полк выполнял? – задал вопрос Плиев.
– До последнего солдата оборонять рубеж… Полк ослабел и устал в непрерывных боях. Мы ждали смену, она должна была прийти еще вчера к вечеру, но не прибыла. Наш командир дивизии уверял, что русские не смогут одолеть такую грязь и распутицу. Я был согласен с ним, а вы…
– Выходит, полковник, в бездорожье и в такую непогоду части вермахта не могут маневрировать?
– Да, – кивнул немец. – Наши генералы механически перенесли опыт западной кампании на Восточный фронт, а успехи лета сорок первого и сорок второго года уверили нас в том, что ударам наших танков русские не смогут противостоять. Мы недооценили силу сопротивления русских. Вы сумели создать очень сильную артиллерию и свели на нет наши преимущества, вы научились точно выбирать направление и время своих ударов. Свалить русского медведя нам не удалось, но до поражения рейха далеко. Наполеон потерпел катастрофу в России, но еще три года длилась его война с союзными армиями.
– Это не помогло Наполеону избежать возмездия!
Пленный, занятый своими думами, рассеянно кивнул, и Плиев велел его увести.
На рассвете Плиев послал по радио первое донесение представителю Ставки и комфронтом. В нем говорилось:
«Конно-механизированная группа, преодолевая сопротивление частей Двадцать четвертой танковой, Шестнадцатой моторизованной и Третьей горнострелковой дивизий, вошла в прорыв и развивает успех в направлении Авдотьевка – Троицко-Сафоново – Новый Буг.
Плиев».
«Виллис» командующего видели то у танкистов, то у конников, то в мехкорпусе Танасчишина.
В глубокой колее застряла груженая автомашина: ни вперед, ни назад. «Виллис» затормозил. Плиев, откинув полы бурки, выпрыгнул из «виллиса», подошел к водителю, отгребавшему лопатой грязь из-под передних колес.
– Ты что, дружище, ночевать тут собрался? – сочувственно спросил он бойца.
– Анафемская дорога! – выругался водитель, не отрываясь от дела. – И нечего бросить под колеса. Одолжи, пожалуйста, бурку, иначе не сдвинешься с места. Честное комсомольское, отмою, как новенькая будет! Выручи, брат! – умолял шофер. – Застанет меня тут Плиев – ты же знаешь: он, как черт, вездесущий – не вспомнишь, как звала родная мама. Одолжи бурку, будь другом!
Не задумываясь, Плиев смахнул с плеч бурку и подбросил водителю:
– Бери, если поможет! А имел бы ты в кузове фашины, не попрошайничал бы.
Но шофер, обрадовавшись бурке, не слушал незнакомца, быстро подложил ее под колеса, а потом вскочил в кабину и нажал на газ; мотор зарычал, задребезжал кузов, и, разбрасывая комья грязи, машина выскочила из колдобины, пошла.
Плиев молча постоял немного: «А сколько таких машин буксует по «анафемским дорогам» сейчас, в эти минуты, когда судьбу операции решают темпы. Рассветает. Настигнет нас вражеская авиация застрявшими в этой трясине, несдобровать! Хоть бы туман не рассеялся, прикрыл бы нас. Пусть с дождем!» – умоляюще посмотрел на темное небо. Мокрый снег шел и шел.
«Вперед, пока немцы не проснулись и не разобрались, что им несет эта мартовская темная, промозглая ночь! – вертелась в голове командующего единственная неотступная мысль. – Главное сейчас – прорваться через вражеский рубеж на реке Вербовая. На берегах этой разбухшей речки немцы постарались создать множество опорных пунктов. Сюда, вырвавшись вперед, стремится «девятка» генерала Тутаринова – Девятая гвардейская кавдивизия, она нацелена на Авдотьевку. Но танковые полки там наткнулись на плотный огонь артиллерии врага, и их наступление затормозилась. Кавдивизия Головского, нанеся удар на Александрию, отвлечет артиллерию на себя. Тутаринов должен обойти опорные пункты и внезапной атакой взять Авдотьевку, должен!»
Тутаринова Плиев нашел у запруды, когда тот что-то втолковывал кому-то по рации, уснащая речь крепкими словечками.
– Что за шум, Тутаринов, а движения не вижу? – с ходу спросил Плиев.
– Товарищ командующий, подтягиваю тридцать второй полк. Поотстал он, вот и задержка. Он во втором эшелоне, а я хочу использовать его для развития успеха.
– Атакуй немедленно теми силами, какие под рукой, – приказал командующий, – дорога каждая минута темноты. В ночной атаке один полк за два сойдет!
Село заискрилось артиллерийскими залпами, снаряды рвались вокруг.
– Сигнал к атаке!
– Есть сигнал к конной атаке! – повторил Тутаринов, и тотчас же кавполки ринулись в атаку на Авдотьевку.
Тут командующего по рации вызвал комдив Головской и доложил, что путь ему преградили поднятые по тревоге части боевой группы «Рейх». Начался встречный бой.
– Головской, не втягиваться в затяжной бой! – приказал Плиев. – Поверни дивизию на юг и возьми Михайловку, затем форсируй реку Вербовую и оседлай дорогу Михайловка – Скобелево.
И хотя сопротивление противника нарастало, фронт Шестой немецкой армии рушился на глазах. Плиев с нетерпением ждал вестей от разведчиков, которые были высланы в Новый Буг, чтобы установить наличие сил врага и взять «языка». Пора бы им вернуться. Не попали ли в беду?..
Нацелив наступление соединений группы на Троицко-Сафоново – Дренделово и другие близлежащие пункты, Плиев поспешил на свой временный КП в Лотучи.
В одной из хат командующего ждали начальник разведки Компаниец и капитан Козлов, вернувшийся из Нового Буга с «богатым уловом».
– Разведчики задание выполнили, товарищ командующий, – доложил полковник Компаниец, – доставлен «язык», а также весьма важные сведения о противнике.
– Введите пленного, – распорядился Плиев и посмотрел на вошедшего Пичугина. – Что нового, Николай Андреевич?
– Только что сообщили, что Троицко-Сафоново очищено от противника, – доложил Пичугин. – В районе Александровка – Михайловка идут тяжелые бои: враг атаковал наши части с юга и юго-востока. Отдано указание мехкорпусу отбросить атакующего противника.
Два бойца ввели в хату пленного – рослого офицера в форме эсэсовца со связанными назад руками. Держался он подчеркнуто независимо. На вопросы отвечать отказался наотрез. Но когда генерал гневно приказал: «Вывести и повесить», эсэсовец переменился в лице и вдруг сносно заговорил по-русски:
– Вешать можно не спешить, успеется. Я имею очень важное сообщение. В штабе генерала фон Эдельсгейма…
– А кто он, этот генерал? – перебил Плиев пленного.
– Фон Эдельсгейм командует Двадцать четвертой танковой дивизией. Так вот я знаком с документами, которые подписал генерал.
– О чем в них говорится? – Плиев настороженно слушал эсэсовца, ставшего почему-то словоохотливым; увидев, что тот жадно смотрит на папиросу, протянул ему пачку: – На, закури перед смертью и говори, но только правду.
– Зачем мне лгать? – закашлялся пленный; и было непонятно, то ли от папиросного дыма, то ли от слов генерала. – Генерал фон Эдельсгейм при поддержке моторизованной дивизии фон Шверина решил нанести упреждающий удар во фланг армии Чуйкова. Эти две дивизии будут действовать в направлении Мировка – Приволье. Наступление назначено на девятое марта, час будет установлен дополнительно. В Краснополье и Романовку стягиваются части трех пехотных дивизий – Семнадцатой, Сто двадцать пятой и Триста второй.
