Текст книги "Антология осетинской прозы"
Автор книги: Коста Хетагуров
Соавторы: Дзахо Гатуев,Максим Цагараев,Анатолий Дзантиев,Сека Гадиев,Мелитон Габулов,Умар Богазов,Чермен Беджызаты,Ашах Токаев,Сергей Марзойты,Илас Арнигон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)
Джерихан вложил бинокль в футляр.
«А что если сложить песню о Ленине? – подумал он и испугался: – Как отважиться на такое?.. Какие слова должны быть в песне о Ленине? Умные и красивые… И чтобы пелись они легко… Под силу ли мне это?..»
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ЛЕНИНЫМ
Нет, пастух из Барзикау никогда не встречался с Лениным, если встречу понимать в буквальном смысле…
Джерихан сидел на уступе скалы, воспоминания унесли его к тем временам, когда он совсем мальчишкой пас здесь ягнят…
Шла германская война. С фронта вернулся один из барзикаусцев. Вернулся одноглазым и хромым, и дети, затаив дыхание, слушали его рассказы о жестокой и непонятной войне. Они также «воевали», но вместо пуль у них были сосновые шишки. Убитых не бывало. Смеркалось – и все возвращались домой.
У взрослых все было иначе. Война шла уже два года, и в селении остались только старики и женщины. Кое-кому из мальчишек пришлось взяться за отцовские косы. Старшина забирал на фронт даже пожилых мужчин. Люди ругают и его, и царя прямо в глаза, а ему как с гуся вода. Ругай и плюйся, но на войну иди. Потом приехал какой-то офицер с солдатами. Они ловили всех, кто может носить оружие, и увозили с собой. Стон, плач…
От многих фронтовиков нет ни писем, ни «черных бумаг» [32]32
«Черная бумага» – извещение о гибели солдата.
[Закрыть]. Что с ними?
Вдруг неожиданная весть: царя свергли! Это не произвело большого впечатления. В селении не было помещиков, торговцев, чиновников, богатых скотоводов. Некому было горевать о царе, но и радости не было. Кто-то другой станет царем. Горцам-то какая разница?..
Начали возвращаться солдаты. Вернулись уезжавшие на заработки. В селении часто гостили студенты, «ученые», как их называли горцы. Ожило селение. Во всех домах, на нихасе – разговоры, беседы. И вокруг слышалось: «кадеты», «меньшевики», «большевики», «Ленин». Говорили, что Ленин как раз и есть тот человек, кто сверг царя.
Разговаривали теперь не так, как прежде. Теперь молодые говорили, а старики слушали… Не будет больше постоянных царей, как Никола, и не будет временных, как Керенци. Не будет князей, которым раньше отдавали десятую часть урожая и скота. Ни приставов! Ни старшин! Люди сами выберут начальников. Горцы получат землю на равнине, где растут пшеница и арбузы. И каждый мальчик, окончивший школу, сможет учиться в городе. И учиться бесплатно!
Вернулся в ущелье еще один солдат. Он воевал дважды: с немцами и с кадетами, которые хотели вернуть царя. Солдат рассказывал о Ленине, а люди слушали и удивлялись: «Что за человек этот Ленин? Живет далеко от нас, а хочет того же, что и мы, думает так же, как мы».
Вскоре во всех селениях Куртатинского ущелья имя Ленина произносили чаще, чем какое-либо другое.
В честь возвращения солдата отец его устроил пир на все селение. Старшим за столом сидел старый Дзакко, сосед Джерихана. Два сына его погибли на войне. Та же участь могла постигнуть и третьего, младшего, но его спасла революция, или, как говорили все, спас Ленин.
Когда старику подали рог с аракой, он встал.
– Добрые люди! Простите, если впервые в жизни я нарушу застольный порядок, установленный нашими предками. Я знаю, какой тост нужно произнести первым, знаю, почему мы собрались в этом доме, да продлит господь дни его щедрого хозяина… Когда-то, давным-давно, наши предки жили на просторах плодородной земли. Любой клочок пашни давал им обильный урожай. Но злой рок решил оторвать народ от матери-земли и швырнуть его в бескрайнее небо. И когда люди оторвались от равнины и пустились в вечное скитание между небом и землей, вдруг явился покровитель обездоленных – Уастырджи. «Держитесь за горы!» – крикнул он, и люди его услышали. Они ухватились за высокие скалы и построили на них свои жилища. Под ними были цветущие сады и виноградники, здесь же – только холодные скалы и небо. Но осетины жили. Солнце было им вместо одежды, камни – обувью. Темные силы не оставляли их в покое, приняв облик царей и помещиков, стражников и князей. Жестокие схватки за пядь земли, кровная месть, голод, нищета, обвалы и лавины… Так и брели мы, осетины, по тропе земной жизни, – шла за нами смерть, а впереди нас ожидали пропасти… А теперь вот эта война!.. Помните речного дракона из сказки? Люди должны были ежедневно отдавать ему девушку на съедение, чтобы он разрешил им пить воду. А царь, не драконом ли он был для нас? В народе говорят: «Дурной человек и дурная похода долго не держатся». Пришел добрый человек сильнее ненасытного дракона и освободил бедных людей. Поэтому я поднимаю этот бокал за долгую жизнь того, кто разметал темные силы, кто явился для нас утренней звездой. Я поднимаю бокал за Ленина!
Присутствующие не сразу пришли в себя – даже «оммен!» не воскликнули. Никто не ждал, что молчаливый, неприметный старик может сказать такой тост.
– Прости меня, почтенный, – обратилась хозяйка дома к старцу, – пусть в дом каждого придет такая радость, как в мой сегодня… Спасибо тебе за тост. Твои мудрые слова превратили наше скромное застолье в пир. Так пусть же он будет в честь Ленина. Ведь это он вернул нам кормильца-сына.
Так Джерихан в конце 1917 года впервые встретился с Лениным.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ
Однажды в Куртатинское ущелье явился конный отряд во главе с несколькими офицерами. Белогвардейцы собрали мужчин из ближайших сел на сход и стали растолковывать народу, кто такие большевики и чего они добиваются.
– Допустим, что большевики захватят власть, – говорил офицер. – Что они сделают здесь, в вашем ущелье? Во-первых, отберут у вас скот. Половину для пропитания своих босяков-красногвардейцев, а остальное – для тех лодырей, которые не имеют скота. Пашни и луга раздадут безземельным. И землю, и скот, и имущество большевики уравняют так, чтобы все стали одинаково бедными. Вы будете жить в одном доме, и все у вас будет общим, даже дети, даже жены!.. Кто не хочет жалкой жизни, не хочет большевистских порядков, тот должен сейчас же записаться в «добровольческую» армию и идти с нами громить красную рвань!
На сходке выступили еще два офицера, один из них говорил по-осетински. От имени местных жителей выступили два старика. Речи их были столь цветисты и напыщенны, что вопрос об отправке людей в белую армию потерялся в водопаде замысловатых фраз.
– А ты что окажешь, старик? – обратился к Дзакко офицер.
Дзакко шагнул вперед.
– Простите нас, гости… Мы – люди темные, необразованные, и пусть вам не кажется странным, что нам непонятно многое из того, о чем вы говорили здесь. И еще раз простите, но я хочу задать один вопрос… У тех, кого мы называем кадетами, самый главный начальник зовется Деникиным. А кто начальником у большевиков?
– Ленин, – раздраженно ответил офицер. – Почему ты спрашиваешь об этом?
– Прости меня, пожалуйста… А есть ли семья у Ленина? Есть ли у него жена?
Офицер побагровел от негодования, но, оглядев толпу, понял: люди ждут ответа.
– Ну, есть у него и жена, и семья. Но я еще раз спрашиваю: зачем ты вдруг захотел знать об этом?
– Да вы же сейчас только говорили, что большевики не знают, кто чья жена…
На помощь первому офицеру пришел второй, и годами и чином постарше.
– Извини, старик, но мы приехали не притчи слушать, а решать важное дело. Мы ждем прямого ответа, и нечего нас сказками кормить.
– Прости, уважаемый гость… Еще предки наши считали невежливым отвечать вопросом на вопрос, но я осмеливаюсь спросить вас: есть ли среди сторонников Ленина люди из нашего ущелья?
Офицер разозлился.
– Сторонники Ленина? Среди вас? Александра знаете?! Харитона и Дзаххота знаете?! И всех других, скрывающихся у вас?! Ну-ка, давайте оставим этот разговор. Соберите людей, и пусть они сейчас же отправляются туда, где воюют настоящие мужчины.
Дзакко ответил:
– Никто не поручал мне говорить от имени односельчан. Но мы здесь хорошо знаем друг друга. Каждый из нас может говорить от имени всех, потому что знает их мнение. И если вы ждете нашего ответа, – пожалуйста. Мы выслушали вас, а теперь оставьте нас одних, чтобы мы могли подумать о вашем предложении. Ведь на войну идти – не за орехами в лес бегать. Нужно решить, сколько человек мы можем послать к вам, сколько должны оставить здесь, для самообороны, и, кроме того, надо ведь подготовить людей к отправке… Когда все это будет сделано, мы дадим вам знать, благо, до города не так уж далеко… Правильно я говорю, люди? – спросил всех Дзакко.
– Конечно! Правильные слова! Нельзя же так сразу! – закричали, перебивая друг друга, сельчане.
– Когда же вы сможете сообщить нам о вашей готовности? – спросил командир отряда. – Когда ждать вас?
Офицеры были взбешены выступлением старика.
– В тот день, когда мы будем готовы, – ответил Дзакко.
«Гости» уехали не солоно хлебавши.
Многое тогда показалось Джерихану странным. Как изменились люди! Если бы эти офицеры приехали сюда года три-четыре назад, они бы и разговаривать не стали с такими, как Дзакко. Теперь же и Дзакко, и Александр были выше и умнее любого из этих офицеров, и даже сильнее их.
Такой же отряд, только более многочисленный, вскоре прислал «правитель» Осетии, полковник Хабаев. Снова уговаривали горцев, запугивали, дошли, наконец, до угроз, и все же уехали ни с чем. Агитация пяти-шести местных коммунистов оказалась действеннее офицерских речей.
Третий отряд в Куртатинское ущелье белые прислать не успели. Им было не до набора новых «добровольцев». Они и своих-то удержать не могли. Широкая Военно-Грузинская дорога весною 1920 года стала тесной для удирающих от Красной Армии белогвардейцев.
В Осетии установилась Советская власть. Началось строительство новой жизни. Осуществилась вековая мечта горцев: они получили землю на равнине. Куртатинцы переселились туда, где, вырвавшись из теснины, река Фиагдон успокаивается на черноземных просторах.
Все шло как нельзя лучше, но жизнь похожа на горную тропу: она то прямая, как стрела, то кружит, изворачивается в скалах или вдруг обрывается, и след ее исчезает в бездонной пропасти… Так и теперь – мрак наступил среди бела дня, смерть Ленина потрясла всех. Невозможно было поверить в это. Людям казалось, что Ленин не может умереть, что такие, как он, – бессмертны.
КАК РОЖДАЛАСЬ ПЕСНЯ
Однажды после полудня Джерихан пас свое стадо на склоне. Жара спала, дул свежий ветер с севера. Джерихан, сидя на камне, запел вполголоса. Потом громче. И вдруг смолк: могут услышать в селе. Что, если кто-нибудь спросит его об этой песне? Как он ответит?
Встав, он пошел к развалинам селения Уаллаг сых, скрылся за башней и снова запел, а овцы двинулись в сторону Барзикау, к пшеничным полям. Снизу, из села, закричали, чтобы он отогнал отару подальше от пшеницы, но Джерихан ничего не слышал.
В это время неподалеку проходил учитель Заур. Он отогнал овец и направился к башне. Подойдя поближе, он услышал слова песни, но различить сумел только часто повторяемое слово «Ленин». Заур решил было, что кто-то из его учеников нараспев декламирует стихотворение о Ленине, но увидел за башней незнакомого юношу.
– Добрый день, – поздоровался Заур, подойдя незаметно. – Петь песни – хорошее дело, но овцы твои были в пшенице.
Пастух вскочил, взбежал на пригорок и, увидев отару на пастбище, улыбнулся учителю.
– Не веришь? Тебе уже кричали из села, а я шел мимо и отогнал стадо, – сказал ему Заур. – За это ты споешь мне песню, которую пел только что. Прости, забыл твое имя…
– Джерихан, – ответил юноша, застеснявшись.
– Извини меня, Джерихан, а почему ты не ходишь в школу?
– Не знаю, – ответил тот и, помолчав, добавил: – Кто-то ведь должен присматривать за стадом…
– Здесь у всех есть стада, но дети ходят в школу. А ты и раньше не ходил.
– Полтора года ходил, пока был маленьким, а потом отец не пустил.
– Почему?
– Научился, говорит, ягнят считать – и довольно…
– А сам-то ты хочешь учиться?
– Конечно! Но как я теперь сяду рядом с малышами? Говорят, комсомольцы собираются открыть школу для взрослых – туда и буду ходить.
– Значит, тебя зовут Джериханом? – сказал Заур и задумался. Будто вспомнив что-то, спросил: – Не тот ли ты Джерихан, о котором говорят, что он слагает песню о Ленине?
– Я надеюсь найти мотив песни, а вот слова…
– Прекрасно! – воскликнул Заур. – В песне самое главное – мотив. Песня не может быть похожа ни на какую другую. Она должна быть красива и близка человеку. А слова… Автор должен хорошо знать того, о ком он слагает песню, знать все, что совершил этот человек для народа.
На следующий день они договорились встретиться вновь. На разве может пастух распоряжаться своим временем?
Ранним утром у ворот Джерихана спешился всадник, житель глубинного села Хилак. Недавно отары его вернулись с зимних пастбищ, и ему нужен был человек, который доил бы овец в течение месяца. Посоветовали взять Джерихана, и он приехал поговорить с его отцом. Отец возражал: дескать, свой скот без присмотра остается, но гость уговорил и увез с собой Джерихана.
Хилак расположен высоко в горах. От аула Андиевых расходятся две дороги. Одна ведет на юг, другая – на пастбище Дзамарас.
На следующий день Джерихан занялся тем, что его волновало и тревожило. Никто не мешал ему, никто его не слышал. Широки, просторны дзамарасские пастбища! Кто обитает здесь? Только чабаны. Но и они пасут скот вдали друг от друга.
Джерихан знал от старших, как слагают песни сказители: прислушиваются к шуму ветра, к журчанию ручья, к шуму мельничных жерновов, к свисту косы, к перезвону молота и наковальни.
Он слушал и удивлялся. Ветер подул с ледников, обдал холодным дыханием зеленую траву – звучит одна песня. Другая – когда повеет теплом и, зачесывая низкие кусты азалий, ветер устремляется к вершинам. А вот слышится буйное журчание воды в ущелье, да так явственно, будто сидишь у самого берега и вода касается твоих ног. Или вдруг журчание смолкнет и издалека донесется гортанное клокотание реки… Наверное, нет музыканта искуснее, чем бог ветров Галагон, и струны арфы его – реки, ущелья, горы, леса, кустарники, травы.
Джерихан нашел интересное место в горах – узкий, глубокий овраг, расширяющийся внизу на альпийских лугах. Если подойдешь к оврагу и крикнешь – звук многократно повторится эхом. А песню затянешь – кажется, будто хор тебе вторит… А водопад? Подойди – и не услышишь даже голоса своего, но когда ветрено – «кажется, будто вода поет, разбиваясь о камни.
Мелодия песни должна слагаться из множества оттенков, как слагались из множества разных камней сторожевые горские башни. Она должна волновать сердца людей и звучать мужественным призывом к борьбе…
Джерихан пришелся, по душе пастухам. Шустрый, ловкий, проворный малый, поет, веселится, умеет держаться непринужденно среди старших. Он стал их любимцем. Он пел им осетинские песни, но свою песню о Ленине – никогда. Он говорил, что она еще не может им понравиться.
Джерихан уходил к водопаду и подолгу пел там, подбирая слова и оттачивая мелодию.
Незаметно прошел месяц. Джерихан вернулся домой в Барзикау.
Вечером, когда стемнело и закончились домашние дела, Джерихан отправился в Даллагкау к учителю.
Заур подробно расспрашивал его о песне, потом попросил спеть. Джерихан начал тихо, вполголоса, будто в легенде чабан с Белой горы обращается к чабану с Черной горы:
Заур слушал внимательно. Джерихан смолк, а он все сидел, думал. Кто знает, какие мысли пробудила в нем эта пастушья песня?
Учитель был первым человеком, кто похвалил песню, и прежде всего за то, что сложена она была так, как слагаются все осетинские героические песни, – самобытно, поэтично и просто. Она выражала сердечную боль горцев, великое их горе и в то же время звала на борьбу за светлое будущее, вдохновляла на подвиг.
Песня родилась. «Пусть народ услышит и обсудит ее, – решил учитель. – Нужно расширить текст, а имеющийся – еще и еще отточить так, чтобы каждая фраза несла ясную и глубокую мысль».
НАРОД – СОВЕТЧИК И ТВОРЕЦ
Субботним вечером из школы Даллагкау послышалась песня. В одном из классов собрались Джерихан, Маирбек, Заур, сказитель Уани, пожилой Тепсыр и пять юношей-певцов.
Песня понравилась, но не обошлось и без замечаний – кое-где слегка напоминает другие осетинские песни. И еще: стоило подумать о другом. Текст песни очень краток, и не автор в этом виноват: обо всем том, что получил трудовой народ благодаря Ленину, одному рассказать не под силу. И это очень хорошо, что текст песни неполный. Когда начнут ее петь в народе, каждый осетин добавит что-то свое о новой жизни.
Песня переступила порог школы – зазвучала в Барзикау и Даллагкау, пришла в Хилак, туда, где ее впервые когда-то спел Джерихан.
Через месяц в Куртатинском ущелье уже не было села, где бы не звучала эта песня. Пели ее и седобородые старцы, и резвые юнцы, пастухи и табунщики на пастбищах, пели ее путники в теснинах ущелья, где разносится эхом малейший звук.
Молва о новой песне дошла и до Владикавказа. Зауру, который ездил в город, об этом сказал заведующий отделом народного образования и просил, чтобы Джерихан приехал.
Перед поездкой пастуха в город все жители Барзикау собрались в его дворе. Все решили сообща подумать, как им быть: песня принадлежала уже не одному Джерихану.
Послушав одиннадцать самых лучших певцов, горцы задумались над текстом песни: хорош ли он?
Учитель Заур прочитал вслух текст Джерихана и поправки к нему. Но оказалось, что новые варианты песни есть и у других. И из всех текстов трудно было собрать одну песню. Достоинства героя не вместишь в одну песню. Надо выразить самое главное. Но как выбрать главное, когда речь идет о Ленине?
Разгорелись жаркие споры.
– Прав Джерихан, – доказывал один другому, – что Ленин дал возможность беднякам говорить в полный голос. Но в песне эта фраза звучит неубедительно. Сперва нужно было бы сказать о том, что Ленин освободил трудовой народ от ярма, что прекраснее свободы нет ничего на свете.
– Нужно сказать и о земле, которую Ленин дал тем, кто ее обрабатывает, – советовал третий.
Поднялся один из стариков, выступил вперед и сказал:
– Люди добрые! Все, о чем вы сказали здесь, нужно, как пять пальцев руке. Но нельзя забывать, что самые необходимые-из них – большой и указательный. В песне о Ленине главным должно быть то, что только при Советской власти каждый из нас стал считаться человеком. Че-ло-ве-ком!..
– В канун революции в самом большом селении ущелья, в нашем Цмити, насчитывалось семьдесят дворов, – сказал, поднимаясь, пожилой горец. – И только один юноша из Цмити учился в Ардонской семинарии. Никуда дальше своего ущелья наши; люди не выбирались. А теперь нет такой семьи, чьи дети не учились бы во Владикавказе или в городах России. Разве не должны мы отразить это в песне?
Заур записывал предложения. Их оказалось очень много.. Люди ничего не выдумывали – говорили о том, что узнали, почувствовали. О свободе, о земле, о школах, о медицинском обслуживании, о новой жизни. Было уже далеко за полночь, когда вдруг встал молчавший весь вечер старик.
– Прошу прощения, – начал он. – Я темный, неграмотный человек и потому ждал других, надеясь, что кто-нибудь выскажет мою мысль. Но, как видите, мне приходится говорить ее самому. Я согласен со всеми, но вы, как мне кажется, упустили вот что… Ленин ведь не был сыном такого бедного и темного человека, как я, например. И отец его, и сам он были людьми образованными. Но Ленин посвятил свою жизнь освобождению-обездоленных. Это обязательно должно прозвучать в песне. Если вы не против, то послушайте слова, которые я подобрал, чтобы выразить свою мысль: «Ленин всю свою жизнь подарил беднякам».
Заур записал и эти слова. Группе певцов – Джерихану, Маирбеку, Уани, Тепсыру и другим – поручили закончить работу над песней к субботнему вечеру.
Наконец она была сложена. Певцы собрались на последнюю репетицию. Когда спели несколько раз, встал Джерихан и сказал:
– Достоинства и недостатки песни легче заметить со стороны. Поэтому я пойду и послушаю ее во дворе.
Присев на бревно, слушал пастух и видел все те места, где он начал слагать свою песню, – Хилакское ущелье, дзамарасские пастбища, овраг Стырсуанг; слышал шум водопада, вой ветра, звон горных рек…
Проплывали перед Джериханом картины прошлого… С наблюдательной вершины вдруг повалил густой дым костра. Кто-то кричит сиплым голосом. Знак опасности… Над Дзивгисом на выступе высокой скалы – башня-крепость. На крыше ее загорается новый костер. Опасность! Спустя минуту – на Хакунской башне задымил сырой хворост. Тревога!!! Вверх по ущелью поднимаются белогвардейцы. Все, кто в силах двигаться, вставайте, все навстречу врагу!.. Земля почернела от множества всадников. Пыль клубится, подковы коней высекают искры. Горцев ведет в бой… Ленин. Белый башлык на его черной бурке – как два могучих крыла. Стремительный всадник скачет во главе своей армии…
Кто знает, сколько времени прошло, да и кому придет в голову наблюдать за временем в тревожный час… Но вот потухли костры на башнях. Победа! С песней возвращаются воины. И впереди вновь… Ленин.
Когда песня кончилась, кто-то в тишине громко сказал:
– Пусть живет и здравствует на радость отцу и матери ее создатель!
Джерихан услышал эти слова, очнулся, и сказочные видения исчезли.
Утром на нихасе Барзикау собрались люди: нужно было проводить певцов во Владикавказ. Белобородый старец, пятеро пожилых мужчин и пятеро юношей отправились в путь.
1928 год. 18 мая. Владикавказ. Пролетарский проспект. В клубе, находившемся в здании обкома партии, звучит песня о Ленине. Поют куртатинцы:
Мы покидали овечьи отары,
Шли по горам мы сквозь бури и снег,
Вдоволь поплакать у тихой гробницы,
Где погребен дорогой человек.
Горные тропы обледенели,
Градом нас било, пургой замело…
Небо померкло, но шли мы к цели,
Нам Ленин оставил тепло.
Вечером солнце под землю уходит,
Осенью в поле чернеет трава.
Все изменяется, все проходит.
Но память о Ленине будет жива.
Смертям и раньше не было конца,
Но умер он – и стали льдом сердца,
Его мы хоронили, как отца,
Знамена траурные наклонив.
Мы, пастухи, когда пришла беда,
Свои в горах покинули стада.
Чтобы спуститься к Ленину туда,
Где он лежал и тих, и молчалив.
Дохнет лишь осень – и увял цветок,
Звезде конец – лишь заалел восток.
Всему и всем положен в мире срок,
Но Ленин жив и вечно будет жив.
Пусть блекнут звезды, лишь расцвел восток,
Пусть, чуя осень, высохнет цветок,
Да, пусть всему положен в мире срок,
Но Ленин жив и вечно будет жив!
МНОГО ЛЕГЕНД И ОДНА ПЕСНЯ
Дорогой читатель! Если тебе придется побывать в Куртатинском ущелье и ты проедешь мимо Дзивгиса и приблизишься к Даллагкау, остановись, отдохни немного и оглянись вокруг. Слева, на склоне горы, ты увидишь покинутые дома Верхнего квартала. Они уже непохожи на жилье. Только как памятник далеким предкам стоит на страже старинная башня.
Говорят, что первый поселенец Куртатинского ущелья обосновался именно на этом месте. Имя его – Хакун.
Почему он не поселился на поляне Барзикау? Почему слепил башню на вершине горы, не имея вокруг ни клочка пашни? Не гордыня вознесла его на такую высоту. Оттуда видно все как на ладони: и дорога, и ущелье, и тропы. Не отыскать лучшего места для наблюдения – никто не сможет пробраться в башню незамеченным. А Хакуну это как раз и было нужно: насильники могли напасть на его семью в любой час.
Шли годы. Сыны и внуки Хакуна поселились под вершиной и назвали это место Уаллаг сых, то есть Верхний квартал. Но и они боялись поселиться в долине, и никто не знает, сколько столетий они жили так между небом и землей. Ущелье заполнилось людьми. Земли уже не хватало ни для живых, ни для мертвых. Взгляни вниз с башня Хакуна, читатель, и ты не увидишь ни одного села на таком месте, которое годилось бы под пашню. Даллагкау обосновался на самом берегу Фиагдона, Барзикау – на двух сторонах оврага, Цмити – на груди скалы, Лац стоит над обрывом; кажется, притронься к нему, и россыпь домов скатится вниз.
Прошло немало лет… Наступил октябрь 1917 года. И будто среди степных курганов вдруг вознесся к небу белоснежный Казбек, – среди трудового народа появился великий Ленин!..
Взгляни теперь, читатель, с вершины Хакуна. На поляне Барзикау вырос город – новая фабрика, трехэтажная школа, больница, пятиэтажные дома. Вода к ним подходит по стальным трубам, квартиры отапливаются паром, и в каждой имеется ванная. Асфальтированная широкая дорога протянулась из города Орджоникидзе до центра Куртатинского ущелья.
В первые годы Советской власти горцы стали переселяться на равнину. Отца Джерихана спросили:
– Почему ты не переселяешься на равнину?
На этот вопрос тот ответил так:
– Советская власть сама скоро придет ко мне.
И сбылись слова горца – Советская власть пришла в Куртатинское ущелье. Нет предела ее победоносному шествию.
Не забудь, читатель, и останови свой взгляд на каменной плите у дороги, возле селения Урикау. Не подумай, что это осколок скалы. Этот камень сюда принесли в 1924 году жители Куртатинского ущелья. Не забудь окинуть взглядом и башню над селом Даллагкау: здесь куртатинский пастух Джерихан слагал песню о Ленине.
Перевод Р. Тотрова
