Текст книги "Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 216 страниц)

– Я намерен установить для вас границу, слышите, живодеры? – крикнул им Дункан,– Еще два фута, вон до того камня, и я вам всыплю!

Этих шестерых он снимет, но выстрелы послужат сигналом для общей атаки всех тварей, таящихся в кустах.

Если бы он был свободен, если б стоял на ногах, возможно, он бы и отбил атаку Но он был пришпилен к земле, и шансов выжить не оставалось. Все будет кончено меньше чем через минуту после того, как он откроет огонь. А может, он протянет минуту.

Шестеро убийц двинулись вперед, и он поднял ружье.

Но они замерли. Уши их приподнялись, будто они прислушивались к чему-то, и ухмылки пропали с их морд. Они неловко зашевелились и приняли виноватый вид, а потом растаяли в кустах словно тени – с такой быстротой, что он даже не успел этого увидеть.

Дункан сидел молча, прислушиваясь, но не слышал ни звука.

«Отсрочка,– подумал он,– Но насколько? Что-то спугнуло крикунов, но через некоторое время они вернутся. Надо убираться отсюда, и как можно скорее».

Если бы найти рычаг подлиннее, он бы сдвинул ствол. Из ствола торчал длинный сук толщиной около четырех дюймов у основания.

Дункан вытащил из-за пояса нож и взглянул на лезвие. Оно было слишком тонким и коротким, чтобы перерезать четырехдюймовый сук, но кроме ножа ничего не оставалось. Если человек дошел до точки, если от этого зависит его жизнь, он способен совершить невозможное.

Он потянулся вдоль ствола к основанию сука и изогнулся. Придавленная нога взорвалась болью протеста. Он сжал зубы и подтянулся еще чуть-чуть. Боль снова охватила ногу, но он все еще не доставал до цели нескольких дюймов.

Он предпринял еще одну попытку дотянуться до сука, но вынужден был сдаться. Он откинулся на землю и лежал, тяжело дыша.

Оставалось одно – попытаться вырезать углубление в стволе над самой ногой. Нет, это почти невозможно. Придется резать жесткую древесину у основания сучьев.

Но нужно было или пойти на это, или отпилить собственную ногу, что было еще невозможней, потому что потеряешь сознание прежде, чем успеешь себя искалечить. Бесполезно.

Ему не сделать ни того, ни другого. Больше ничего не оставалось.

И впервые он вынужден был признаться себе: ты останешься здесь и умрешь. Через день-другой Шотвелл отправится на поиски. Но Шотвелл никогда его не найдет. Да и в любом случае с наступлением ночи или того раньше вернутся крикуны.

Он сухо засмеялся над собой.

Цита выиграла поединок. Она использовала в игре человеческую слабость побеждать, а потом не менее успешно использовала человеческую слабость к поэтической справедливости.

А чего он должен был ждать? Нельзя же сравнить человеческую этику с этикой Циты. Разве инопланетянину мораль людей не может показаться подчас загадочной и нелогичной, неблагодарной и низменной?

Он подобрал ветку и принялся ковырять ею в стволе.

Треск в кустах заставил его обернуться, и он увидел Циту. За Цитой брел донован.

Он отбросил ветку и поднял ружье.

– Нет,– резко сказала Цита.

Донован тяжело приблизился к Дункану, и тот почувствовал, как по коже пробежали мурашки. Ничто не могло устоять перед донованом. Крикуны поджимали хвосты и разбегались, заслышав за две мили его топот.

Донован был назван так по имени первого убитого им человека. Тот человек был лишь первым из многих. Список жертв донованов был длинен, и в этом, думал Дункан, нет ничего удивительного. Он никогда еще не видел донована так близко, и смотреть на него было страшно. Он был похож и на слона, и на тигра, и на медведя, а шкура у него была как у медведя. Донован был самой совершенной и злобной боевой машиной, какую была только способна создать природа.

Он опустил ружье. Стрелять все равно бесполезно – в два прыжка чудовище настигнет его.

Донован чуть не наступил на Дункана, и тот отпрянул в сторону. Затем громадная голова наклонилась и так толкнула упавшее дерево, что оно откатилось ярда на два. А донован продолжал идти как ни в чем не бывало. Его могучее туловище врезалось в кустарник и исчезло из виду.

– Теперь мы квиты,– сказала Цита.– Мне пришлось сходить за помощью.

Дункан кивнул. Он подтянул к себе ногу, которая ниже колена потеряла чувствительность, и, используя ружье в качестве костыля, встал. Он постарался наступить на поврежденную ногу, и все его тело пронзила боль.

Он удержался, опершись о ружье, и повернулся лицом к Ците.

– Спасибо, дружище,– сказал он.– Я не думал, что ты это сделаешь.

– Теперь ты больше не будешь за мной охотиться?

Дункан покачал головой:

– Я не в форме. Я пойду домой.

– Это все было из-за вуа? Ты охотился на меня из-за вуа?

– Вуа меня кормит,– сказал Дункан,– Я не могу позволить тебе ее есть.

Цита молчала, и Дункан наблюдал за ней. Затем он, опираясь на ружье, заковылял к дому.

Цита поспешила его догнать.

– Давай договоримся, господин, я не буду есть вуа, а ты не будешь за мной охотиться. Это справедливо?

– Меня это устраивает, – сказал Дункан,– На этом и порешим.

Он протянул руку, и Цита подняла лапу. Они пожали друг другу руки, не очень ловко, но зато торжественно.

– А теперь,– сказала Цита,– я провожу тебя до дома. А то крикуны расправятся с тобой прежде, чем ты выйдешь из леса.

6

Они остановились на бугре. Перед ними лежала ферма, и грядки вуа тянулись прямыми зелеными рядами по красной земле.

– Отсюда ты сам доберешься,– сказала Цита,– а то я совсем истощилась. Так трудно быть умной. Я хочу вернуться к незнанию и спокойствию.

– Приятно было с тобой встретиться,– вежливо сказал Дункан,– И спасибо, что ты меня не оставила.

Он побрел вниз по склону, опираясь на ружье-костыль. Вдруг он нахмурился и обернулся.

– Послушай,– сказал он,– ты ведь опять превратишься в животное и обо всем забудешь. В один прекрасный день ты наткнешься на прекрасные свежие нежные побеги вуа и...

– Проще простого,– сказала Цита,– Если ты увидишь, что я ем вуа, начни на меня охотиться. Как только ты начнешь меня преследовать, я сразу поумнею, и все будет в порядке.

– Точно,– согласился Дункан,– Все должно быть в порядке.

Он, ковыляя, стал спускаться с холма, а Цита смотрела ему вслед.

«Замечательное существо,– думала она,– Следующий раз, когда я буду делать маленьких, я обязательно сотворю дюжину таких, как он».

Она повернулась и направилась в гущу кустарника.

Она чувствовала, как разум ускользает от нее, чувствовала, как возвращается старое привычное беззаботное спокойствие. Но это ощущение было смешано с предвкушением радости при мысли о том, какой замечательный сюрприз она приготовила для своего нового друга.

«Разве он не будет счастлив, когда я принесу их к его порогу»,– думала Цита.

Пусть счастье не покидает его!

Коллекционер

Когда подошло время спускаться за почтой, старый Клайд Паккер оторвался от своих марок и прошел в ванную – расчесать седые волосы и бороду. Как будто и без того забот мало, подумал он в который раз, однако никуда не денешься: на лестнице ему наверняка встретится кто-нибудь из соседей, а им до всего есть дело. Паккер не сомневался, что они сплетничают, обсуждают его между собой, и хуже всех была вдова Фоше, что жила в квартире напротив. Хотя, в общем-то, его мало трогало, что о нем думают.

Прежде чем отправиться за почтой, он открыл ящик стола в центре захламленной гостиной – на столе в полном беспорядке грудами лежали нужные и ненужные бумаги – и достал маленькую коробочку, присланную с одной из планет системы Унук-аль-Хэй. Паккер отщипнул кусочек от хранившегося в коробке высушенного листка и отправил в рот.

Он замер на несколько секунд у выдвинутого ящика, наслаждаясь сочным диковинным вкусом: не мята и не виски – лишь привкус и того и другого, но к ним примешивалось и что-то еще, совершенно особенное, присущее только этим странным листьям. Ни одному человеку на Земле не доводилось пробовать ничего подобного. Паккер подозревал, что отвыкнуть от них будет очень трудно, хотя ни о чем таком ПугАльНаш его не предупреждал.

Впрочем, даже если бы ПугАльНаш решил сделать это, Паккер, скорее всего, ничего бы не понял: пытаясь расшифровать записки ПугАльНаша, Паккер всякий раз поражался, до чего же унукские представления о земном языке и земной грамматике далеки от истинной картины.

Коробочка, заметил он, почти опустела. Оставалось только надеяться, что его странный, но верный корреспондент, на которого он так привык рассчитывать, не подведет и теперь. Хотя повода сомневаться в нем у Паккера не было: за те двенадцать лет, что они переписывались, ПугАльНаш никогда его не подводил. Когда содержимое предыдущей бандероли подходило к концу, обязательно прибывала новая коробочка листьев с короткой дружеской запиской – и вся в самых новых унукских марках.

Ни днем раньше, ни днем позже, а именно тогда, когда кончался последний листок,– словно ПугАльНаш каким-то непостижимым для землянина образом узнавал, когда у того кончаются эти листья.

«Надежный парень,– говорил себе Клайд Паккер,– Не гуманоид, конечно, но на него вполне можно положиться».

И он снова задумался, как все-таки Пуг выглядит. Почему-то ему всегда представлялось, что это маленькое существо, но на самом деле он не знал ни его размеров, ни внешнего вида. Унук относился к числу тех планет, где землянам просто не выжить, поэтому все коммерческие операции и прочие контакты – как и со многими другими цивилизациями – осуществлялись при помощи посредников.

Что, интересно, делал Пуг с теми сигарами, которые Паккер посылал ему в обмен на коробочки с листьями? Ел? Курил? Нюхал? Валялся на них или втирал в волосы? Если у него вообще есть волосы...

Паккер потряс головой и, закрыв дверь, вышел на лестничную площадку. Затем дважды проверил, сработал ли замок. Кто их знает, этих соседей, и особенно вдову Фоше: может, они только и ждут, как бы пробраться к нему в квартиру, пока его нет.

На лестничной площадке никого не оказалось, что Паккера очень обрадовало. Чуть не крадучись он подошел к лифту и нажал кнопку, надеясь, что удача не оставит его и никто так и не появится.

Увы.

В конце длинного коридора показался сосед, развязный, горластый тип из тех, что бесцеремонно – в их понимании, по-дружески – хлопают людей по спине и думают, что это нормально.

– Доброе утро, Клайд! – радостно заорал он издалека.

– Доброе утро, мистер Мортон,– ответил Паккер довольно прохладным тоном. С какой стати этот Мортон обращается к нему по имени? Никто никогда его так не называет – разве что изредка племянник, Антон Кампер, который зовет его «дядя Клайд» или чаще – просто «дядюшка». А Тони – просто никчемный болтун. Вечно он что-то затевает, строит грандиозные планы. Послушать его, так он на днях миллионером станет, только все его планы превращаются в пшик. А еще он – пройдоха, каких свет не видывал.

«Как и я в точности,– подумалось Паккеру,– не то что эти, теперешние. Одни только разговоры. Будь я помоложе,– решил он, с гордостью и теплотой вспоминая прошлое,– я бы их всех ощипал, как цыплят».

– Как сегодня марочный бизнес? – поинтересовался Мортон, подойдя ближе, и от души хлопнул Паккера по спине.

– Должен вам напомнить, мистер Мортон, что я не занимаюсь филателистическим бизнесом,– резко ответил Паккер,– Хотя действительно интересуюсь марками, увлечен ими и настоятельно рекомендую...

– Я не то имел в виду,– пояснил Мортон несколько смущенно.– Я не то хочу сказать, что вы продаете марки или там...

– Строго говоря, продаю,– перебил его Паккер.– Но изредка и в небольших количествах. Это едва ли можно назвать бизнесом. Просто некоторые коллекционеры знают о моих обширных связях и время от времени...

– Вот я и говорю! – радостно заорал Мортон и от избытка чувств снова хлопнул Паккера по спине.– Все дело в связях! Если есть связи, тогда в любом деле не пропадешь. Вот я, например...

От продолжения тирады Паккера спасло лишь то, что прибыл наконец лифт.

Спустившись вниз, он сразу направился к стойке дежурного.

– Доброе утро, мистер Паккер,– сказал клерк, вручая ему стопку писем,– Тут для вас посылка, и довольно тяжелая. Может быть, вам помочь?

– Нет, благодарю вас,– ответил Паккер.– Я уверен, что справлюсь сам.

Клерк выложил посылку на стойку. Паккер взял ее в руки и тут же опустил на пол – весил пакет, должно быть, фунтов тридцать. А адресную наклейку почти всю покрывали марки с такими высокими номиналами, что аж дух захватывало.

Паккер взглянул на наклейку повнимательнее: его фамилия и адрес были выведены печатными буквами и так старательно, словно земной алфавит представлялся отправителю непостижимым таинством. Вместо обратного адреса – мешанина из точек, закорючек и черточек: понять ничего невозможно, но вроде бы что-то знакомое. Марки, сразу определил Паккер, выпущены в системе девятой звезды созвездия Рака – за всю его жизнь ему доводилось видеть такие лишь один раз. Некоторое время он просто стоял, пытаясь сообразить, сколько они могут стоить.

Затем сунул стопку писем под мышку и поднял посылку с пола. Теперь она показалась Паккеру еще тяжелее, и он тут же пожалел, что отказался от помощи. Но сказанного не воротишь. Да и в конце концов, не такой уж он еще старый и дряхлый.

Доковыляв до лифта, он опустил пакет на пол и остановился лицом к двери, ожидая кабину. Неожиданно у него за спиной раздался голос, похожий на птичье щебетание, и Паккер вздрогнул, узнав голос вдовы Фоше.

– О, мистер Паккер,– затараторила она,– я так рада, что вас встретила.

Паккер обернулся, ибо ничего другого ему не осталось – нельзя же и в самом деле стоять к ней спиной, словно ее там нет.

– О, какие вы тяжести носите...– пожалела его вдова Фоше.– Позвольте, я вам помогу.

С этими словами она выхватила у него из-под руки стопку писем и добавила:

– Бедняжка. Я помогу вам их донести.

Паккер с удовольствием бы ее придушил, но вместо этого лишь улыбнулся. Улыбка, правда, вышла несколько натянутая, даже зловещая, но на большее его не хватило.

– Как мне повезло, что я вас встретил,– ответил он,– Один бы я ни за что не справился.

Не заметив скрытой иронии, вдова Фоше продолжала молоть языком как ни в чем не бывало:

– Сегодня к ленчу я собиралась приготовить бульон, и у меня всегда получается слишком много. Может, вы присоединитесь?

– Нет, к сожалению, это невозможно,– встревоженно сказал Паккер.– Прошу меня извинить, но сегодня у меня очень много работы.– Кивнув на стопку писем у нее в руках и на посылку, он, словно рассерженный морж, выпустил воздух через усы, но вдова Фоше ничего не заметила.

– Как это, должно быть, романтично и увлекательно! – снова затрещала она,– Все эти письма и пакеты с разных концов Галактики! С таких далеких и странных планет! Вы непременно должны как-нибудь просветить меня, рассказать, что такое собирание марок!

– Видите ли, мадам,– несколько раздраженно ответил Паккер,– я занимаюсь марками больше двадцати лет и едва только начинаю понимать, что такое филателия, так что едва ли возьмусь объяснять это кому-либо еще.

Она продолжала болтать.

«Черт бы ее побрал,– подумал Паккер.– Когда же она замолчит?»

Старая перечница! Он снова с шумом выпустил воздух через усы. Теперь она три дня будет носиться по всем соседям и рассказывать, как они «странно» встретились и какой он «странный» старикашка. Письма, мол, получает со всяких чужих планет, и бандероли, и посылки. И уж наверняка здесь дело не только в марках. Здесь, мол, что-то нечисто, можете не сомневаться даже...

У его двери вдова Фоше неохотно отдала письма и спросила:

– Вы уверены, что не передумали насчет бульона? Это не просто бульон. Я его готовлю по особому рецепту.

– К сожалению, я вынужден отказаться.

Паккер отпер замок и открыл дверь. Она все не уходила.

– Я «бы с удовольствием пригласил вас зайти,– соврал он, вежливо улыбаясь,– но у меня немного не прибрано.

«Немного не прибрано» – это было, конечно, мягко сказано.

Оказавшись наконец за надежно запертой дверью, Паккер пробрался мимо бесконечных штабелей из кляссеров, ящиков, коробок к столу и поставил посылку рядом. Первым делом он просмотрел письма: одно оказалось с Дахиба, другое – из системы Лиры, третье – с Муфрида, а четвертое – с Марса – просто рекламный проспект какого-то концерна.

Паккер откинулся на спинку громоздкого кресла и обвел комнату взглядом.

«Надо все-таки взяться как-нибудь и привести квартиру в порядок»,– сказал он себе. Без сомнения, здесь полно барахла, которое можно просто выбросить, а все ценное надо рассортировать по коробкам и надписать, чтобы всегда можно было найти то, что нужно. Может быть, есть смысл даже составить генеральный каталог – тогда он, по крайней мере, будет знать, что у него уже есть, а чего нет и сколько все это стоит.

Хотя это, конечно, не самый главный вопрос.

Возможно, ему пора специализироваться. Большинство коллекционеров так и поступают. Галактика слишком велика, чтобы собрать все галактические марки. Даже два тысячелетия назад, когда коллекционерам приходилось беспокоиться только о земных марках, их печатали так много, что филателисты придумали специализацию.

Однако на чем же все-таки специализироваться, если сознательно хочешь ограничить свои интересы? Может быть, на марках с одной какой-то планеты или звездной системы? Может, на планетах за пределами определенного радиуса, скажем в пятьсот светолет? Или на конвертах? Например, было бы очень интересно составить коллекцию конвертов с гашениями и почтовыми отметками, демонстрирующую различия и тонкости почтового сообщения в глубине космоса, среди далеких звезд.

Но в том-то и дело, что тут все интересно. Можно потратить три жизни, но так и не добраться до конца.

Хотя за двадцать лет можно, если постараться, собрать огромное количество материала. А уж он-то старался! Он отдавал коллекционированию всего себя и наслаждался каждой минутой, проведенной с марками. В некоторых областях, не без гордости подумал Паккер, ему удалось стать своего рода экспертом. Время от времени он писал статьи для филателистических журналов, и едва ли не каждую неделю кто-нибудь из знаменитейших коллекционеров обращался к нему за помощью или просто заходил поболтать.

Марки, чего уж там говорить, способны доставить огромное наслаждение, признавал Паккер, словно извиняясь. Огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Но само собирание материала – лишь часть коллекционирования, своего рода начальная стадия. Гораздо важнее были контакты. И без них просто не обойтись, особенно без контактов в дальних пределах Галактики. Если вы не хотите полагаться на жуликоватых дельцов в филателистических магазинах, которые предлагают лишь то, что легко достать, контакты просто необходимы. Контакты с другими коллекционерами, которые желают обмениваться марками, контакты с одинокими людьми на одиноких форпостах и на самом краю Галактики, где, скорее всего, и можно найти редкий, экзотический материал, с людьми, которые готовы отыскать его, сохранить и переслать вам за вполне приемлемую цену, или с какими-нибудь богом забытыми организациями, что приторговывали наборами различных марок в попытках хоть немного пополнить свой скудный бюджет.

В системе Енотовой Шкуры, например, жил человек, которому в обмен на его марки нужны были лишь последние музыкальные записи с Земли. А один бесстрашный миссионер на пустынном Агустроне собирал пустые жестянки из-под табака и бутылки, которые по какой-то причине ценились на этой безумной планете очень высоко. Но среди многих других – землян и инопланетян – самым важным для Паккера корреспондентом всегда был ПугАльНаш.

Паккер перекатил размокший и почти уже лишенный вкуса листок на языке, с наслаждением всасывая последние капли божественного нектара.

Если бы кому-нибудь удалось раздобыть крупную партию этих листьев, подумалось ему, человек мог бы сказочно разбогатеть. Расфасовать их в маленькие пакетики наподобие жевательной резинки, и здесь, на Земле, листья будут разметать, как горячие пирожки. Он как-то пытался поднять этот вопрос в переписке с ПугАльНашем, но только запутал беднягу унукийца, который почему-то просто не видел смысла в коммерческих операциях, выходивших за рамки личных потребностей самих участников обмена.

Позвонили в дверь, и Паккер пошел открывать.

Оказалось, это Тони Кампер.

– Привет, дядя Клайд,– беззаботно произнес он.

Паккер неохотно открыл дверь пошире.

– Ладно, заходи уж, раз пришел.

Тони шагнул через порог, сдвинул шляпу на затылок и окинул квартиру оценивающим взглядом.

– Честное слово, дядюшка, тебе нужно взять как-нибудь и выкинуть весь этот хлам. Просто не представляю, как ты тут живешь.

– Нормально живу,– осадил его Паккер,– Но может быть, я при случае разберу здесь немного.

– Хотелось бы верить.

– Мальчик мой,– горделиво произнес Паккер,– думаю, я без всякого преувеличения могу сказать, что у меня одна из лучших коллекций галактических марок на Земле. Когда-нибудь я помещу их все в альбомы...

– Этого никогда не произойдет, дядюшка, ты просто будешь складывать их в кучи, как и раньше. Твоя коллекция растет так быстро, что ты не успеваешь сортировать даже новые поступления.

Он пнул носком ботинка стоящую у стола коробку.

– Вот, например. Опять новая посылка?

– Только что пришла,– признал Паккер,– И пока я не выяснял, откуда она.

– Отлично! – сказал Тони,– Что ж, развлекайся. Ты еще всех нас переживешь.

– И переживу! – запальчиво ответил Паккер,– Однако зачем ты все-таки пришел?

– Да ни за чем, дядюшка. Просто заскочил проведать и напомнить, что выходной ты обещал провести у нас. Энн настояла, чтобы я непременно зашел и напомнил. Дети всю неделю дни считали...

– Я помню,– соврал Паккер, поскольку напрочь забыл о данном обещании.

– Я могу заехать за тобой. Скажем, в три пополудни?

– Нет, Тони. Спасибо. Не беспокойся. Я вызову стратотакси. В три будет очень рано, а у меня еще полно дел.

– Надо думать,– сказал Тони и двинулся к выходу, потом добавил с порога: – Не забудь!

– Разумеется, не забуду,– резко ответил Паккер.

– Энн обидится, если ты не приедешь. Она запланировала на вечер все твои любимые блюда.

Паккер проворчал что-то в ответ.

– Ужин в семь,– напомнил Тони жизнерадостно.

– Хорошо, Тони. Я приеду.

– Ладно, дядюшка, до вечера.-

«Молокосос,– подумал Паккер.– Опять неизвестно что затеял, наверно. Всю жизнь проворачивает какие-то делишки, а толку никакого. Еле на жизнь хватает...»

Он вернулся к столу.

«Наверно, думает, что получит в наследство мои деньги. Хоть там и не бог весть сколько... Что же, пусть думает. Я, пока не потрачу все до последнего цента, помирать не собираюсь».

Паккер сел за стол, взял один из конвертов, вскрыл его перочинным ножом и высыпал содержимое на маленький расчищенный в середине стола пятачок. Затем включил лампу, пододвинул плафон ближе и склонился над марками.

Очень даже неплохая подборка, оценил он сразу. Вот, например, марка с ро Близнецов-XII – или это XVI? – отличный образчик современной классики: сколько изящества, сколько фантазии, какая тонкая работа гравера, и сколько здесь чувствуется любви и внимания, бумага высочайшего качества и превосходная печать.

Паккер принялся искать пинцет, но на столе его не оказалось. Он порылся в ящике, содержимое которого и без того напоминало разоренное крысиное гнездо, но тоже безрезультатно. Тогда он опустился на колени и поискал под столом.

Пинцета нигде не было.

Отдуваясь, он забрался обратно в кресло. Настроение было испорчено.

«Куда они вечно деваются? – подумал он сердито,– Наверно, уже двенадцатый пинцет... Черт бы их побрал, никогда не помню, куда в последний раз положил...»

В дверь снова позвонили.

– Войдите! – в сердцах крикнул Паккер.

Вошел небольшого роста человек, чем-то похожий на мышь, мягко прикрыл за собой дверь и остановился у порога, нервно теребя в руках шляпу.

– Прошу прощения... Мистер Паккер?

– Ну разумеется, это я,– нетерпеливо произнес Паккер.– Кого еще вы ожидали тут увидеть?

– Э-э-э... сэр...– Незнакомец сделал несколько шажков и остановился,– Меня зовут Джейсон Пикеринг. Возможно, вы обо мне слышали...

– Пикеринг? – Паккер на мгновение задумался,– Пикеринг? О, конечно же, я слышал о вас! Вы собираете систему Полярной звезды.

– Верно,– признал Пикеринг чуть жеманно,– Я весьма польщен, что вы...

– Напротив,– перебил его Паккер, поднимаясь и протягивая гостю руку,– Это большая честь для меня!

Он наклонился и скинул со стула два кляссера и три обувные коробки. Одна из них опрокинулась, и на пол посыпались марки.

– Прошу вас, садитесь, мистер Пикеринг,– галантно предложил Паккер.

Гость несколько ошарашенно присел на край стула.

– Боже,– произнес он, окидывая взглядом царивший в квартире беспорядок,– у вас тут огромное количество материала. Но вы, без сомнения, всегда можете отыскать то, что вам нужно...

– Чаще всего нет,– ответил Паккер, опускаясь в кресло,– Я по большей части даже не знаю, что у меня есть.

Пикеринг хихикнул.

– Тогда, сэр, вас ждет в будущем множество замечательных сюрпризов.

– Едва ли. Я никогда ничему не удивляюсь,– заносчиво произнес Паккер.

– Однако к делу. Я бы не хотел отнимать у вас время попусту. Нет ли у вас случайно марки «Поларис-176» на конверте? Это довольно редкий номер, даже сам по себе, и я ни разу не слышал, чтобы кому-то марка встречалась вместе с конвертом. Однако мне посоветовали обратиться к вам: возможно, у вас есть то, что я ищу...

– Подождите, дайте вспомнить,– Паккер откинулся на спинку кресла и мысленно перелистал страницы каталога. Есть: вспомнил! «Поларис-176» – маленькая марка, можно даже сказать, крошечная, ярко-голубая с алым пятнышком в нижнем левом углу, а по всему полю – плотный орнамент из тонких завитков.– Да,– сказал он, открывая глаза,– Похоже, у меня есть такая марка. Помнится, много лет назад...

Пикеринг, затаив дыхание, наклонился вперед.

– Вы хотите сказать, что у вас действительно...

– Да, я уверен, она где-то здесь,– Паккер неуверенно обвел рукой сразу полкомнаты.

– Если вы найдете ее, я готов заплатить десять тысяч.

– Насколько я помню, это была полоска из пяти марок. Письмо шло с Полариса-VII на Бетельгейзе-XIII через... Нет, похоже, я уже не вспомню, через какую планету.

– Полоска из пяти марок!!!

– Насколько помню. Но может быть, я и ошибаюсь.

– Пятьдесят тысяч! – выкрикнул Пикеринг, чуть не пуская слюну.– Пятьдесят тысяч, если вы их отыщете!

Паккер зевнул.

– Всего за пятьдесят тысяч, мистер Пикеринг, я даже не стану искать.

– Сто!

– Я подумаю.

– Но вы начнете розыски прямо сейчас? Должно быть, вы помните хотя бы приблизительно...

– Мистер Пикеринг, чтобы накопить эти груды материала, которые вы видите вокруг, мне потребовалось двадцать лет, и память у меня уже не та. Честно говоря, я понятия не имею, где они могут лежать.

– Назначайте вашу цену,– взмолился Пикеринг,– Сколько вы хотите?

– Если я найду их,– сказал Паккер,– возможно, мы сойдемся на четверти миллиона. Но если найду.

– Вы поищете?

– Посмотрим. Может быть, я рано или поздно наткнусь на них случайно. Надо будет как-нибудь привести все это в порядок. Если они мне попадутся, то я о вас не забуду.

Пикеринг резко встал.

– Вы надо мной смеетесь,– обиженно произнес он.

Паккер махнул рукой.

– Я никогда ни над кем не смеюсь.

Пикеринг двинулся к двери. Паккер поднялся с кресла.

– Позвольте, я вас провожу.

– Не стоит. И извините за беспокойство.

Паккер снова опустился в кресло, глядя, как гость закрывает за собой дверь.

Довольно долго он сидел, пытаясь вспомнить, где же у него лежит конверт из системы Полярной звезды, но в конце концов сдался: это было так давно.

Затем он снова принялся искать пинцет, но тоже безуспешно. Видимо, утром придется пойти и купить новый. Тут Паккер вспомнил, что утром его дома не будет, поскольку он обещал навестить семью Тони в их летнем коттедже на берегу Гудзонова залива.

Черт, и как только он умудряется терять столько пинцетов?

Паккер сидел, погрузившись в какое-то полудремотное-полузадумчивое состояние, размышляя о самых разных вещах В основном о марках с клейким слоем и о том, как из многочисленных идей, возникших на Земле, именно эту жители Галактики подхватили быстрее всего и за две тысячи лет распространили до самых дальних пределов обитаемого пространства.

Становилось все труднее уследить за новинками, да и самих планет, что выпускали марки, становилось все больше. Марки множились с невероятной быстротой, и чтобы не отстать, не пропустить что-то, приходилось тратить огромные усилия.

А марок, в том числе и очень необычных, навыпускали множество. Взять хотя бы марки с Манкалинена, у которых номинал определялся запахом. Не пятицентовые, скажем, или пятидолларовые, или даже стодолларовые марки, а марки с запахом роз – для местной почты, марки с запахом сыра – для межпланетной корреспонденции внутри звездной системы, и еще один вид для межзвездных пересылок – эти воняли так, что человеку за сорок шагов становилось дурно.

Или выпуски с Альгейба, отпечатанные цветами, которые человеческому глазу не дано видеть – хуже всего то, что номиналы на них были напечатаны этими же цветами. А взять ту знаменитую классическую серию, выпущенную – разумеется, нелегально – пиратами с Леониды: вместо бумаги они использовали обработанную кожу землян, попавших некогда в их лапы...

Паккер сидел, уронив подбородок на грудь и прислушиваясь к нарушающему тишину тиканью часов, безнадежно утерянных где-то в завалах коллекционного материала.

Марки дали ему новую жизнь, причем жизнь, которой он был вполне доволен. Двадцать лет назад, когда умерла Мира и он продал свою долю акций экспортной компании, ему казалось, что жизнь кончилась, что ничего хорошего у него уже не будет. Однако сейчас марки увлекали его даже больше, чем в свое время экспортный бизнес,– и это просто благословение, да, именно благословение.

Продолжая сидеть, Паккер с теплой признательностью вспоминал свою коллекцию, спасшую его от пучины одиночества, вернувшую ему интерес к жизни и словно бы омолодившую его.

А затем он уснул.

Разбудил его звонок в дверь, и Паккер, протирая глаза, пошел открывать.

У порога стояла вдова Фоше с маленькой кастрюлькой в руках. Она протянула ее Паккеру и затараторила:

– Я все-таки подумала: наверно, бедняжке это понравится. Тут немного бульона, что я приготовила. У меня всегда получается больше, чем нужно. Для одной так неудобно готовить..

Паккер взял кастрюльку у нее из рук.

– Спасибо, очень мило с вашей стороны.

Вдова бросила на него пристальный взгляд.

– Вы больны! – заявила она и шагнула через порог, заставив Паккера попятиться.

– Я вовсе не болен,– попытался отбиться Паккер,– Я просто заснул в кресле, а так со мной все в порядке.

Она протянула пухлую руку и потрогала его лоб.

– Да у вас температура! Вы просто горите!