Текст книги "Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 216 страниц)

Упасть замертво

Всем известно, что после посадки космического корабля на девственной планете проходит не менее недели, прежде чем первый представитель местной фауны решится покинуть свое убежище и выползет осмотреться. Но на этот раз...

Не успели мы открыть люк и спустить трап, как стадо куставров тут же сгрудилось вокруг корабля. Они стояли, плотно прижавшись один к другому, и выглядели неправдоподобно. Казалось, они покинули рисунки карикатуриста, допившегося до белой горячки, и, как часть его бреда, явились нам. Размерами они превосходили коров, но явно проигрывали последним в грациозности. Глядя на куставров, можно было предположить, что форма их тел возникла в результате постоянных столкновений с каменной стеной.

Разноцветные пятна – фиолетовые, розовые, изумрудные и даже оранжевые – покрывали бугристые синие шкуры этих блаженных созданий. Оригинальная расцветка, которую не имеет ни одно уважающее себя существо. Суммарно пятна складывались в подобие шахматной доски, сшитой из лоскутов, хранившихся в сундуке старой сумасшедшей леди.

Если начистоту, не это было самым жутким... Из их голов, туловищ и всех остальных частей тел тянулись вверх многочисленные побеги, создавая впечатление, что существа прячутся в зарослях молодого кустарника, вернее, неумехи пытаются прятаться. Довершали эту картину, делая ее совершенно безумной, фрукты и овощи – или то, что могло напоминать фрукты и овощи,– росшие на побегах.

Мы спустились по трапу на зеленую лужайку перед кораблем. Несколько минут прошли в молчании: мы разглядывали куставров, они – нас, пока одно из существ не двинулось в нашу сторону. Оно остановилось в двух-трех метрах, подняло печальные глаза и упало замертво к нашим ногам.

Тут же стадо развернулось, и куставры, неуклюже топоча, поползли прочь, как будто выполнили возложенную на них миссию, удовлетворили собственное любопытство и отправились по домам.

Джулиан Оливер, ботаник, поднял трясущуюся руку и смахнул с лысины капельки пота.

– Очередная эточтовина...– простонал он,– Ну почему, объясните мне, нам никогда не везет? Почему мы не можем высадиться на планете, где все ясно и просто?

– Потому что они существуют в мечтах,– ответил я.– Вспомни кустарник с Гэмал-пять, который в первую половину жизни неотличим от спелого земного помидора, а во второй перерождается в ядовитый плющ, опасный для человека по категории А.

– Я помню,– печально отозвался Оливер.

Макс Вебер, биолог, осторожно приблизился к упавшему куставру и легонько пнул тушу ногой.

– Все дело в том,– неторопливо начал он,– что гэмалианский помидор – подопечный Джулиана. А эти существа... Как вы их обозвали? Да, куставры. Так вот, они всем стадом взгромоздятся на мою тонкую шею.

– Так уж и на твою! – запротестовал Оливер. – Что, к примеру, ты можешь сообщить нам о кустарнике на теле существа? Ничего конкретного. Вот и получается, что мне с куставрами придется повозиться не меньше твоего.

Я быстро подошел к ним, чтобы прервать спор. Вебер и Оливер не прекращают его уже в течение двенадцати лет, именно столько, сколько я их знаю. Ни две дюжины планет, на которых мы работали, ни сотни парсеков не смогли изменить их взаимоотношений. Я отлично знал, что остановить спор невозможно, но в данной ситуации имело смысл отложить его на некоторое время.

– Прекратите,– вмешался я.– Через пару часов наступит ночь. Надо решить вопрос с лагерем.

– Но куставр...– начал было Вебер.– Мы не можем оставить его лежать...

– Почему бы нет? На планете их многие миллионы. А этот пусть лежит.

– Но ведь существо упало замертво! Ты же сам видел!

– Да, видел, но именно этот куставр был старым и больным.

– Нет. Существо находилось в расцвете сил.

– Давай перенесем беседу о физическом состоянии куставра на вечер,– подключился к разговору Альфред Кемпер, бактериолог.– Я заинтригован не меньше твоего, но Боб прав: надо решить вопрос с лагерем.

– И еще,– добавил я, сурово поглядывая на своих товарищей,– каким бы безопасным и благополучным ни выглядел этот мир, мы обязаны строго соблюдать все пункты инструкции; ничего не рвать и не есть. Пить только ту воду, которую мы привезли с собой. И не совершать ночных прогулок в одиночку. Ни малейшего проявления беспечности!

– Но ведь на планете ничего нет, лишь бесчисленные стада куставров. Нет ни деревьев, ни холмов, ни... одним словом, ничего. Это не планета, а бескрайнее пастбище,– Вебер никак не мог утихомириться, а ведь он знает все правила и инструкции не хуже меня. Просто не в его характере сразу же соглашаться.

– Так что будем делать, парни? – спросил я,– Устанавливаем палатки? Или еще одна ночь на борту корабля?

Мой вопрос, как я и предполагал, попал точно в цель, и еще до захода солнца небольшой палаточный городок вырос невдалеке от корабля. Карл Парсонс, эколог, а по совместительству повар, установил разборную походную печь, и не успели мы вбить последний колышек, он громогласно провозгласил: «Ужин!» Все бросились к столу, а я поплелся к своей палатке. Как обычно, ребята дружно засмеялись, после чего набросились на еду.

Три раза на дню, иногда и чаще, я обмениваюсь с друзьями «своеобразными комплиментами». Никаких обид и недомолвок не возникает – они постоянно прохаживаются по поводу моей диеты, ну и я в долгу не остаюсь. Мне кажется, что прием пищи превратился в своеобразный ритуал – обмениваясь шутками и остротами, мы тем самым ликвидируем стрессовые ситуации. Недаром все двенадцать лет состав отряда не менялся.

Сев на койку, я достал свою сумку с набором диетических блюд, смешал компоненты и начал запихивать в себя липкую безвкусную массу. Тут-то меня и настиг запах жареного мяса. Подхватив сумку, ретировался в дальний угол лагеря. Ей-богу, в такие моменты я готов отдать свою правую руку за кусок мяса, слегка недожаренного, с кровью.

От диетической пищи не умирают, но этот факт – единственное утешение. Представляете – у меня язва желудка! Если вы спросите любого медика, что это за болезнь такая, то он ответит вам, что ее давно не существует. Да, слово «язва» звучит архаично и смешно. Но мой желудок – загадка для всех врачей! Вот почему я вынужден таскать за собой по всей Галактике сумку с диетическими блюдами.

После ужина ребята подтащили тушу куставра поближе к лагерю, чтобы при свете ламп внимательно осмотреть существо. Через несколько минут досконального изучения рассеялись последние сомнения, касавшиеся удивительной растительности. Мы убедились, что побеги составляют неотъемлемую часть существа и растут из бугристых участков тела строго определенной расцветки.

Еще через несколько минут Вебер, открыв от удивления рот, обнаружил на некоторых буграх лунки, как будто для игры в гольф, но меньшего размера. Он достал перочинный нож и выковырял из одного отверстия насекомое, очень похожее на пчелу. Мы не поверили собственным глазам; Вебер проверил еще несколько отверстий-лунок и обнаружил еще одну пчелу, мертвую, как и в первом случае.

Вебер и Оливер хотели тотчас же начать вскрытие, но нам удалось отговорить их. Мы разыграли, кому из нас дежурить первому, и, конечно, короткую соломинку вытянул я.

Особой необходимости в охране лагеря не было; сигнальная система надежно защищала нас, но имелось дополнительное предписание, чтобы выставлять караул.

Я нехотя отправился на поиски ружья, а ребята, пожелав мне спокойной ночи, разошлись по палаткам. Их голоса еще долго доносились из темноты.

Первая ночь на неизвестной планете всегда проходит одинаково. Как бы вы ни устали от работы, как бы равнодушно ни относились к ней – вам едва ли удастся заснуть, будь вы зеленый новичок или прокопченный космический волк.

Я сидел при свете лампы. На любой другой планете мы разожгли бы костер – языки пламени создают иллюзию родного дома, но здесь не было даже соломы, не говоря о щепочках или настоящих дровах.

Лампа стояла на столе рядом со мной, а на противоположном краю лежала туша куставра. Давно я не чувствовал себя так неуютно, хотя время моих беспокойств еще не наступило. Моя специальность – экономика сельского хозяйства; основная задача – оценить отчеты специалистов отряда и сделать соответствующий вывод о возможности колонизации планеты.

Но, сидя один на один с этим удивительным существом – куставром,– я не мог отделаться от мысли, что оно спутало все карты. Я безуспешно пытался отвлечься, и мысли мои неизменно возвращались к его загадкам, так что я рад был увидеть рядом с собой даже Талбота Фуллертона, Четырехглазого, выплывшего из темноты.

Во время полета Фуллертон скорее напоминал тень, а не человека.

Но сейчас Четырехглазый выглядел взволнованным.

– Перебрал впечатлений? – спросил я.

Он рассеянно кивнул, продолжая таращиться в темноту.

– Удивительно,– сказал он,– Удивительно, если окажется, что эта планета – та самая.

– Не окажется. Ты ищешь Эльдорадо. Охотишься за сказкой. Стреляешь холостыми патронами.

– Однажды эту планету уже нашли,– упрямо продолжал Фуллертон,– Мы располагаем соответствующими записями о ней.

– Ну, конечно! Мемуары об Атлантиде и Золотых Людях. Воспоминания об Империи Пресвитера Иоанна. Отчет о Северо-Западном Проходе в истории древней Земли. Описание Семи Городов. И другие повести в том же духе.

Лицо Фуллертона вытянулось, дыхание участилось, глаза заблестели. Он нервно сжимал и разжимал кулаки.

– Саттер,– изумленно произнес он,– не могу понять, зачем вы все время издеваетесь надо мной. Я знаю наверняка, что где-то во Вселенной существует бессмертие. Секрет бессмертия уже найден, и Человечество обязано отыскать это место! Сегодня в распоряжении человека безграничные возможности космоса – миллионы планет. Проблема жизненного пространства полностью решена. Бессмертие, говорю я вам всем,– вот следующая ступень развития Человечества!

– Прекрати! – рявкнул я,– Забудь все, что сказал!

Но уж если Четырехглазого понесло, его не остановишь никакими силами.

– Оглянись,– продолжал он,– Эта планета идентична Земле. Даже солнце ее находится на той же стадии эволюции звезд, что и земное Солнце. Плодородная почва, идеальный климат, обилие воды! Сколько пройдет лет, прежде чем люди заселят эту планету?

– Тысяча лет. Пять тысяч. Может, и больше.

– Правильно! Бесчисленное количество миров только того и ждут, чтобы их заселили. Но человек вынужден оставлять их в неприкосновенности по одной простой причине – он смертен. Следует еще сказать и о...

Я терпеливо сидел, выслушивая его бесконечные «сказать и о...», но все его рассуждения имели один вывод – смерть ужасна. Если бы вы только могли знать, как мне надоели все эти разговоры. Ведь каждый отряд обязан иметь в своем составе Четырехглазого! Они все настоящие безумцы, но такого фанатика, как Фуллертон, еще не было; к тому же этот полет был у него первым. Я попытался отключиться, поминая недобрыми словами Институт Бессмертия, присылающий нам Четырехглазых...

А Фуллертон все говорил и говорил. Идеализм, замешенный на настырности в поисках бессмертия, прямо-таки бурлил в нем. Впрочем, каждый Четырехглазый пытался произвести впечатление этакого Прометея, пылая неистовой уверенностью в правильности своих предположений, что человек обязан жить вечно, а бессмертие вскоре, буквально со дня на день, будет найдено. В качестве доказательства каждый из них рассказывал байку о безымянном космическом корабле, затерявшемся на безымянной планете в давно забытом году – после того, как экипаж корабля обнаружил бессмертие. Бред, конечно. И все же благодаря стараниям Четырехглазых, правительственным субсидиям и миллиардным дарам и пожертвованиям миф продолжает жить. Глупцы, богатые и бедные, верят рассказам о бессмертии и регулярно переводят на счет Института деньги, но тем не менее продолжают умирать с обычным постоянством. Щедрость не окупается.

– Куда это ты все время поглядываешь? – спросил я Фуллертона, надеясь охладить его пыл. – Что там – человек, животное, растение?

– Нет – торжественно произнес он, как судья, зачитывающий приговор.– Я вижу там нечто такое, о чем не могу вам сказать!

Да будь я проклят! Что он о себе воображает?

И я продолжал подкалывать его, чтобы быстрее пролетело время моего дежурства. Фуллертон, наш Четырехглазый, оказался самым молодым и, что всего хуже, самым прилипчивым и занудным из всех Очкариков, беседовавших со мной. Он раздражал меня все сильнее; фанатики никогда не прислушиваются к мнению собеседника!

– А как ты определишь, что нашел именно то, что искал?

Он не ответил. Его сопение заставило замолчать и меня – того и гляди, разрыдается.

Так мы и сидели, не возобновляя разговор. Потом он достал из кармана зубочистку, сунул в рот и начал неторопливо жевать. Я еле сдержался, чтобы не врезать ему как следует; по-моему, нет более отвратительной привычки, чем жевать зубочистку, к тому же в самые неподходящие моменты. Думаю, он почувствовал мое тайное намерение, выплюнул изжеванную зубочистку и молча удалился.

Я оглянулся на корабль. Света лампы хватало, чтобы прочесть надпись на борту: «Кэф-7 – ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЕ АГЕНТСТВО 286». Этой небольшой надписи достаточно, чтобы нас узнали в любом уголке Галактики.

Известно, что Кэф-7 – экспертная сельскохозяйственная планета, так же как Альдебаран-12 – планета, занимающаяся медицинскими исследованиями, а Капелла-9 – планета Университетов. Да что говорить, каждая планета специализируется на исследованиях в одной, строго определенной области.

Следует добавить, что Кэф снаряжает многочисленные исследовательские экспедиции, такие как наш отряд.

Мы разведываем новые миры, выискиваем растения и животных, пригодных для дальнейших экспериментальных исследований. Правда, до сих пор похвастаться особыми успехами мы не можем. В нашем активе лишь несколько видов трав, прижившихся на элтенианских мирах. Остальные находки не причислишь к достижениям. Да, до сих пор фортуна упорно поворачивалась к нам спиной. Достаточно вспомнить ядовитый плющ. Работаем мы столь же упорно, как и остальные отряды, но оказывается, что от одного старания проку мало.

Иногда, особенно вечерами, становится ужасно обидно: ну почему кто-то возвращается с ценнейшими находками, приносящими славу и деньги, а мы выщипываем лишь жалкую траву? А еще чаще возвращаемся и вовсе с пустыми руками.

Жизнь исследовательская нелегка; иногда приходится работать в невероятно тяжелых условиях. Из таких полетов ребята возвращаются как лимоны, если возвращаются...

Но сегодня, похоже, нам невероятно повезло. Тихая мирная планета, идеальный климат, ландшафт без излишеств, а главное – отсутствие враждебно настроенной живности и ядовитой растительности.

Вебер, конечно же, проспал. Появившись, он подошел к столу и выпучился на тушу куставра, будто впервые увидел существо.

– Фантастика, а не симбиоз,– сказал он, обходя вокруг стола, но не отрывая от куставра взгляда,– Мозг просто отказывается воспринимать сию зрительную информацию. Если бы существо не лежало перед самым моим носом, я бы сказал, что подобное невозможно. Ведь симбиоз ассоциируется с простейшими формами живых организмов.

– Ты имеешь в виду кустики на теле куставра? И пчел?

Он кивнул.

– Почему ты уверен, что это именно симбиоз?

– Не знаю,– тихо ответил Вебер и сжал кулаки так, что побелели пальцы.

Я передал ему ружье и пошел в палатку, которую делил с Кемпером. Бактериолог проснулся и заговорил со мной. Хотя, быть может, он и не спал.

– Это ты, Боб?

– Я. Все в порядке.

– Что-то не спится. Лежу и думаю,– сказал он.– Безумное местечко.

– Куставры?

– Не только они. Вся планета. Впервые сталкиваюсь с такой пустотой – ни деревьев, ни цветов. Ничего. Лишь бескрайнее море травы.

– Разве есть инструкция, запрещающая находить планеты-пастбища? – пошутил я.

– Слишком просто,– ответил он, не принимая моей шутки,– Все неестественно упрощено. Планета аккуратно прибрана и упакована. Как будто кто-то задался целью создать простую планету, отбросил все излишества, прекратил все биологические эксперименты, кроме одного – выращивания единственного вида животных и травы для их питания.

– Ты уверен? Ведь мы не знаем многих деталей. Возможно, мы не успели обнаружить остальных обитателей планеты? Да ты и сам знаешь – загадки возникают за секунды, а разгадываются годами. Согласен, единственные живые существа, которых нам удалось увидеть,– куставры, но, возможно, по той простой причине, что они расплодились в невероятных количествах. Они, как высокая гора, заслонили собой все вокруг.

– А иди ты,– прошептал он и отвернулся.

Я улыбнулся: Кемпер вновь стал самим собой, тем Кемпером, которого я знал и любил, с которым мы десять лет подряд делили все радости и невзгоды.

Сразу же после завтрака разгорелся ожесточенный спор.

Оливер и Вебер сказали, что вскрытие будут производить прямо на столе. Парсонс, узнав об этом, готов был вцепиться им в глотки. Я так и не понял, чего он взъерепенился. Ведь еще до первого произнесенного им слова было ясно, что он потерпит очередное поражение. Шуми он, не шуми – вскрытия всегда проводились и всегда будут проводиться именно на этом столе. Больше не на чем.

– Я догадывался, что вы ребята не промах. Только отправляйтесь-ка искать другое место для разделки этой туши,– неистовствовал Парсонс.– Думаете, приятно сидеть за столом, на котором вы потрошите дохлятину?

– Но, Карл! Ведь мы займем лишь край стола.

Мы-то знали, что через несколько минут весь стол, а потом и стулья будут завалены кусками куставра.

– Расстелите на траве брезент! – крикнул Парсонс.

– На брезенте невозможно работать скальпелем. Попробуй сам, и ты...

– Убирайте со стола это чудовище,– Парсонс даже не прислушивался к ответам Оливера.– Еще сутки – и оно протухнет.

Мне надоело слушать их ругань, я отправился на корабль и начал выгрузку клеток с лабораторными животными. Эта работа не входит в мои обязанности; тем не менее, взявшись однажды за ручку клетки, я исправно повторял ее на каждой последующей планете.

Поднявшись на корабль, я прошел в помещение, где размещались клетки. Увидев меня, крысы запищали, зартильи с Центавры заскрипели, а Панкины с Поляриса подняли дикий вой, потому что Панкины постоянно голодны. Накормить этих тварей невозможно; избыток пищи приводит к перееданию и смерти.

Я подтаскивал клетки к грузовому люку и опускал их на землю с помощью веревки. Выгрузка прошла удачно: я не разбил ни одной клетки, что явилось своеобразным рекордом. Обычно одна-две клетки падают, разбиваются, а животные разбегаются, что дает возможность Веберу лишний раз съязвить в мой адрес.

Окончив выгрузку из люка, я начал подтаскивать клетки к лагерю. Оливер и Вебер колдовали над куставром, ритмично взмахивая скальпелем.

Я ставил клетки в ряд, одна к другой, а на случай дождя принялся натягивать на них брезент. В этот момент появился Кемпер и замер возле клеток, наблюдая, как я работаю.

– Побродил вокруг лагеря,– сказал он таким тоном, что я невольно насторожился.

Какое-то время он стоял молча, молчал и я. Надо хорошо знать Кемпера и то, что к нему не следует приставать с расспросами; он постоит, подумает, а потом сам все расскажет.

– Тихое местечко,– нейтрально заметил я, активизируя процесс его раздумий.

Место и в самом деле выглядело неплохо: яркое солнце, легкий ветерок, чистый прозрачный воздух. И тишина. Абсолютная тишина. Ни единого звука.

– Унылое место,– сказал Кемпер.

– Не очень-то понятно,– произнес я, хотя ждал от него именно этих слов.

– Помнишь, что я сказал тебе ночью?

– Что планета упрощена до предела.

– Да.

Кемпер вновь застыл, наблюдая, как я мучаюсь с брезентом. После минутной паузы он все же выпалил:

– Боб, на планете нет насекомых!

– Что насеко...– Но он уже слышал только себя.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хотел сказать. Вспомни Землю, вспомни другие планеты земного типа. Ложишься на траву и тихо наблюдаешь... Вокруг тебя множество насекомых! Они ползают по земле, перепрыгивают со стебелька на стебелек, копошатся в цветках, жужжат в воздухе.

– А здесь?

Он отрицательно покачал головой.

– Не видел. Я осмотрел добрую дюжину мест, ложился в траву, всматривался, вслушивался, я искал их все утро, но их нет! Боб, это неправильно, неестественно. На планете нет ни одного насекомого!

Его слова вызвали дрожь в теле, тем более что он произнес их в сильном возбуждении. Состояние Кемпера передалось и мне; чтобы как-то скрыть волнение, я продолжал расправлять складки брезента, хотя такой тщательности не требовалось. Что касается насекомых, то я не был большим их поклонником, но их неестественное отсутствие может отрицательно сказаться на нашем бизнесе.

– Пчелы,– напомнил я.

– Какие еще пчелы?

– Пчелы из куставров.

– Я не подходил близко к стаду. Возможно, пчелы летают вокруг куставров.

– А птицы?

– О чем ты говоришь?! Конечно же, не видел ни одной. Но в отношении цветов я ошибся. Лежа в траве, я разглядел крохотные невзрачные цветки.

– Чтобы пчелы не скучали.

Лицо Кемпера окаменело.

– Ты прав. Понимаешь, в чем суть? Все спланировано...

– Понимаю,– ответил я.

Мы молча подошли к лагерю.

Парсонс что-то стряпал, продолжая ворчать. Оливер и Вебер не обращали на него ни малейшего внимания. Как и следовало ожидать, весь стол оказался завален различными частями туши куставра, а наши патологоанатомы выглядели ошарашенными.

– Мозга нет,– сказал Вебер и посмотрел на нас с Кемпером так, будто это мы его украли,– Мы не нашли мозг. Мы не нашли даже примитивной нервной системы.

– Я не способен понять,– добавил Оливер,– как живет высокоорганизованное существо, не имея мозга и нервной системы.

– Хорошенько приберите свою мясную лавку! – гневно выкрикнул Парсонс, не отходя от плиты – Не то, парни, придется вам обедать стоя.

– Здорово он ляпнул про мясную лавку,– неожиданно согласился Вебер,– Насколько нам удалось выяснить, существо состоит не менее чем из дюжины разных видов тканей, включая рыбу и дичь. А один вид очень походит на мясо ящерицы.

– Запас мяса на все случаи жизни,– сказал Кемпер,– как в хорошем ресторане. Может быть, и мы в конце концов откопали свой клад?

– Если мясо съедобно,– спокойно добавил Оливер,– Если мы не отравимся, отведав по кусочку, или не покроемся шерстью.

– Постановка опытов – по твоей части,– сказал я.– Клетки я притащил, можешь использовать наших милых маленьких друзей.

Вебер печально смотрел на разделанную тушу.

– Первое вскрытие – грубый предварительный осмотр,– заявил он,– Нам необходимо еще одно существо для дальнейшей работы. Что ты на это скажешь, Кемпер?

Альфред молча кивнул, а Вебер перевел взгляд на меня:

– Как ты думаешь, вы сможете нам помочь?

– Уверен, что сможем,– бойко ответил я,– Никаких проблем.

Я оказался прав. Едва окончился обед, в лагерь приковылял одинокий куставр, остановился в шести футах от стола, печально посмотрел на нас и упал замертво.

Оливер и Вебер работали не смыкая глаз. Несколько дней они резали и ставили опыты, ставили опыты и вновь резали. Они не могли поверить тому, что неизменно обнаруживали внутри существа. Они спорили, эмоционально размахивая скальпелями, а к вечеру впадали в отчаяние. Хорошо, что они работали на пару, иначе дело кончилось бы истерикой.

Кемпер заполнял слайдами коробку за коробкой и в оцепенении сидел у микроскопа.

Парсонс и я слонялись по лагерю. Парсонс иногда приступал к работе – брал образцы почвы, а затем пытался классифицировать собранные травы. Анализы образцов почвы давали идентичные результаты; повсеместно господствовал один вид.

Еще через несколько дней он начал записывать данные о погоде, провел анализ состава воздуха. Но большую часть времени Парсонс ворчал, не зная, как подступиться к составлению отчета.

А я, чтобы никому не мешать, отправился на поиски насекомых, но, кроме пчел, летающих вокруг куставров, так ничего и не нашел. Я долго всматривался в голубизну неба, надеясь разглядеть одинокую птицу, но все напрасно. Два дня я пролежал на берегу ручья, уставившись в бегущие струи прозрачной воды, но не обнаружил никаких признаков живых существ. Я сплел подобие сети и установил в небольшой заводи. Через два дня я вытащил ее из воды, как и предполагал,– пустую. Ни рыбы, ни рака, ничего.

На исходе недели я готов был полностью согласиться с рассуждением Кемпера.

Фуллертон бродил в окрестностях лагеря. Никто не обращал на него внимания. Каждый Четырехглазый пытается найти нечто такое, что недоступно простому смертному.

В этот день я отправился на «рыбалку». Я долго сидел, уставившись в воду, и вдруг почувствовал чье-то присутствие, резко повернулся: на берегу стоял Фуллертон и наблюдал, как я ковыряюсь в заводи, причем у меня сложилось впечатление, что он стоит здесь уже не один час.

– Пусто,– сказал он тоном старого учителя, знающего истину, в то время как я, дурачок, пытаюсь что-то найти в этой луже.

Но разозлился я не только из-за его слов. Из уголка рта Фуллертона вместо неизменной зубочистки торчал стебелек травы, и он неторопливо пережевывал его, как зубочистку!

– Немедленно выплюнь траву! – заорал я,– Ты, идиот, выплюнь сейчас же!

Его глаза расширились от удивления, рот скривился, так что стебелек выпал сам собой.

– Трудно постоянно контролировать себя,– промямлил он,– вы ведь знаете, это мой первый полет и...

– И, возможно, последний,– грубо оборвал я,– Будет время, поинтересуйся у Вебера, что случилось с одним парнем, сунувшим в рот крохотный листочек. Несомненно, сделал он это не задумываясь, дурная привычка и все такое. Только через минуту он был стопроцентно мертв, как будто специально спланировал самоубийство на далекой планете.

Рассказ подействовал – Фуллертон побледнел.

– Запомню,– сказал он.

Я смотрел на Четырехглазого, немного сожалея, что говорил с ним грубо. Но я не сомневался, что поступил абсолютно правильно,– стоит немного расслабиться, потерять над собой контроль и... мгновенно человек превращается в ничто.

– Обнаружил что-то интересное? – спросил я, смягчая обстановку.

– Все время наблюдаю за куставрами,– оживился Фуллертон,– Они необычны и забавны. Но я не сразу понял, что именно вызывает удивление...

– Я могу перечислить сотню забавных и необычных фактов.

– Я имею в виду совсем другое, Саттер. Не пятна, не бугры, не растительность. Все стадо выглядит очень странно. И вдруг до меня дошло: в стаде нет молодняка, нет ни единого детеныша!

Конечно же, Фуллертон прав. Стоило ему сказать, и я сразу же понял. В стаде нет ни единого теленка или куставренка. Мы постоянно сталкиваемся только со взрослыми особями. Но может ли это значить, что детенышей нет вовсе? Или они нам просто не попадаются на глаза? Кстати, этот вопрос относится и к насекомым, и к птицам, и к рыбам.

И тут, с некоторым опозданием, я ухватил нить его мысли, вывод, который он сделал из факта отсутствия детенышей. Его МЕЧТА, безумная фантазия, которую он надеялся найти, обнаружена на этой планете.

– Ты сумасшедший!..– вымолвил я.

Он смотрел на меня с берега, сверху вниз, глаза его блестели, как у ребенка, ожидающего рождественский подарок.

– Это должно было случиться, Саттер,– сказал он.– Где-нибудь, когда-нибудь. И это случилось.

Я выбрался на берег и встал рядом с ним. Какое-то время мы стояли молча, потом до меня дошло, что я все еще держу в руке сеть. Я бросил ее в воду и долго смотрел, как она погружается на дно.

– Неопровержимых доказательств нет,– сказал я,– Развитие куставров в данном направлении – отнюдь не бессмертие, не может являться бессмертием. Наоборот, развитие на основе симбиоза – тупик. И, бога ради, не рассказывай никому о своих умозаключениях, иначе тебе не избежать насмешек на протяжении всего обратного полета.

Не знаю, что мне взбрело в голову тратить на воспитание Четырехглазого столько времени. Он упрямо продолжал смотреть на меня, но огонь триумфа постепенно погас в его глазах.

– Буду держать язык за зубами,– тихо, но настойчиво сказал я.– Никому ни слова.

– Спасибо, Саттер,– ответил он,– Я ценю ваше доброе ко мне отношение.

Но по его тону я понял, что он бы задушил меня с большой радостью.

«Выяснив» отношения, мы побрели в лагерь.

Огромные пирамиды из фарша, в который превращали куставров Оливер и Вебер, исчезли. Стол неправдоподобно блестел, Парсонс готовил ужин, радостно напевая одну из многочисленных песёнок.

Оливер, Вебер и Кемпер расположились в креслах, потягивали ликер и тихо беседовали.

– Работа завершена? – спросил я.

Оливер, вместо того чтобы утвердительно кивнуть, покачал головой. Он налил еще один стакан и протянул его Фуллертону. Четырехглазый взял без колебаний. Для него подобный шаг – огромное достижение. Мне выпить даже не предложили, знали, что все равно откажусь.

– Что вам удалось выяснить?

– То, что нам удалось выяснить, весьма оригинально,– ответил Оливер,– Мы имеем в распоряжении ходячее меню. Куставры дают молоко, несут яйца, собирают мед. Их туши состоят из шести сортов мяса животных, двух сортов птичьего, рыбного филе и еще какой-то съедобной массы, но что она такое, мы определить не смогли.

– Откладывают яйца,– повторил я его слова,– дают молоко. Значит, они воспроизводят себе подобных?

– Конечно,– уверенно ответил Вебер,– а ты думаешь иначе?

– Тогда где же детеныши?

Вебер хмыкнул:

– Возможно, молодняк содержится в специально отведенных для этого местах, которые находятся далеко отсюда.

– Или у них выработался контроль над рождаемостью, постепенно перешедший в инстинкт,– предположил Оливер.– К тому же этот инстинкт согласуется с идеальной сбалансированной экологической ситуацией на планете, о которой говорил Кемпер.

– Невероятно,– фыркнул Вебер.

– Невероятно?! – воскликнул Кемпер,– В десять раз вероятнее, чем отсутствие у куставров мозга и нервной системы. И намного вероятнее, чем наличие в существах бактерий.

– Уж эти твои бактерии! – Вебер одним глотком осушил стакан, подчеркивая тем самым свое негодование.

– Мои-мои.– Кемпер усмехнулся,– Только почему куставры буквально кишат ими? Бактерии распространены по всему организму равномерно, и все они как две капли воды похожи одна на другую, то есть относятся к одному виду. Всем известно, что организму, в том числе человеческому, для нормальной работы – вернее, для процессов метаболизма – требуются сотни бактерий и микроорганизмов. У куставров всю работу выполняет один вид,– Он подмигнул Веберу,– Не ошибусь, если скажу, что именно наличием этих бактерий обусловлено отсутствие мозга и нервной системы – они их заменяют. Более того! Как мы видим, они прекрасно справляются со своими обязанностями.

Парсонс, все время прислушивающийся к разговору, подошел ко мне. В одной руке он сжимал большую вилку, которую использовал для готовки.

– Спросите меня,– заявил он,– и я скажу вам, что куставры неправильны от кустов и до хвоста. Подобные животные до сих пор не существовали и существовать не должны.