Текст книги "Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 123 (всего у книги 216 страниц)

– Умрем? – переспросил Деккер. – Как это понимать?

В ответ он почувствовал лишь презрение. Спичечный человечек снял шлем, аккуратно положил, повернулся и вышел. Никто не сдвинулся с места, чтобы остановить его. Деккер бросил свой шлем на стол.

– Джексон, сообщите легионерам из охраны, чтобы его выпустили. Не пытайтесь помешать ему уйти.

Он откинулся в кресле и посмотрел на окружавших его людей.

– Что случилось, сэр? – спросил Уолдрон.

– Он приговорил нас к смерти, – ответил Деккер, – Сказал, что мы не улетим с этой планеты, что мы здесь умрем.

– Сильно сказано.

– И без тени сомнения, – произнес Деккер, потом небрежно махнул рукой, – Видимо, он просто не понимает, что им не под силу остановить нас, если мы захотим улететь. Он убежден, что мы здесь умрем.

В самом деле, забавная ситуация. Выходит из лесу голый гуманоид и угрожает всей земной разведывательной группе. Причем так в себе уверен… Но на лицах, обращенных к Деккеру, не было ни одной улыбки.

– Они ничего не могут нам сделать, – сказал Деккер.

– Тем не менее, – предложил Уолдрон, – следует принять меры.

– Мы объявим готовность номер один и усилим посты, – кивнул Деккер, – До тех пор, пока не удостоверимся…

Он запнулся и умолк. В чем, собственно, они должны удостовериться? В том, что голые аборигены без всяких признаков материальной культуры не смогут уничтожить группу землян, защищенных стальным периметром, машинами, роботами и солдатами, знающими все, что положено знать для немедленного и безжалостного устранения любого противника?

Чертовщина какая-то!

И все же в этих глазах светился разум. Разум и смелость. Он выстоял, не дрогнув, в кругу совершенно чужих для него существ. Сказал, что должен был сказать, и ушел с достоинством, которому землянин мог бы позавидовать. Очевидно, он догадался, что перед ним существа с другой планеты, поскольку сам сказал, что им не следовало прилетать…

– О чем ты думаешь? – спросил Деккер Уолдрона.

– Раз мы предупреждены, надо вести себя со всеми возможными предосторожностями. Но пугаться нечего. Мы в состоянии справиться с любой опасностью.

– Это блеф, – вступил в разговор Диксон, – Нас хотят испугать, чтобы мы улетели.

– Не думаю, – покачал головой Деккер, – Он был так же уверен в себе, как и мы.

Работа продолжалась. Никто не атаковал. Самолеты вылетали по графику, и постепенно экспедиционные карты заполнялись многочисленными подробностями. Полевые партии делали осторожные вылазки. Роботы и легионеры сопровождали их по флангам, тяжелые машины прокладывали путь, выжигая дорогу в самых недоступных местах. Автоматические метеостанции, разбросанные по окрестностям, регулярно посылали доклады о состоянии погоды для обработки на базе.

Несколько полевых партий вылетели в дальние районы для более детального изучения местности.

По-прежнему не происходило ничего особенного.

Шли дни. Недели. Роботы и машины несли дежурство. Легионеры всегда были наготове. Люди торопились сделать работу и улететь обратно.

Сначала нашли угольный пласт, затем месторождение железной руды. В горах обнаружились радиоактивные материалы. Ботаники выявили двадцать семь видов съедобных фруктов. База кишела животными, пойманными для изучения и со временем ставшими чьими-то любимцами.

Нашли деревню спичечных людей. Маленькая грязная деревенька с примитивными хижинами. Жители казались мирными.

Экспедицию к местным жителям возглавил Деккер.

С оружием наготове, медленно, без громких разговоров люди вошли в деревню. Местные сидели около своих домов и молча наблюдали за людьми, пока те не дошли до самого центра поселения. Там роботы установили стол и поместили на него ментограф. Деккер сел за стол и надел шлем ментографа на голову. Остальные встали в стороне. Деккер ждал.

Прошел час. Аборигены сидели не шевелясь.

Наконец Деккер снял шлем и устало произнес:

– Ничего не выйдет. Займитесь фотографированием. Только не тревожьте местных и ничего не трогайте.

Он достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо. Подошел Уолдрон.

– И что вы обо всем этом думаете?

Деккер покачал головой:

– Меня постоянно преследует одна мысль. Мне кажется, что они уже сказали нам все, что хотели сказать. И больше разговаривать не желают. Странная мысль… Наверное, ерунда.

– Не знаю, – ответил Уолдрон. – Здесь вообще многое не так. Я заметил, что у них совсем нет металла. Кухонная утварь каменная, инструменты – тоже. И все-таки это развитая культура.

– Они, безусловно, развиты, – сказал Деккер, – Посмотри, как они за нами наблюдают. Совершенно без страха. Просто ждут. Спокойны и уверены в себе. И тот, который приходил на базу, он знал, что нужно делать со шлемом…

– Уже поздно. Нам лучше вернуться на базу, – помолчав немного, произнес Уолдрон и взглянул на запястье. – Мои часы остановились. Сколько на ваших?

Деккер поднес руку к глазам, и Уолдрон услышал судорожный удивленный вздох. Деккер медленно поднял голову и посмотрел на Уолдрона.

– Мои… тоже. – Голос его был едва слышен.

Какое-то мгновение они сидели неподвижно, напуганные явлением, которое в других обстоятельствах могло бы вызвать лишь раздражение. Затем Уолдрон вскочил и повернулся лицом к людям.

– Общий сбор! – закричал он, – Возвращаемся! Немедленно!

Земляне сбежались тут же. Роботы выстроились по краям, и колонна быстрым маршем покинула деревню. Аборигены проводили их взглядами, но никто не тронулся с места.

Деккер сидел в своем походном кресле, прислушиваясь к шелесту брезента на ветру. Лампа, висевшая над головой, раскачивалась, тени бегали по павильону, и временами казалось, что это живые существа. Рядом с павильоном неподвижно стоял робот.

Деккер протянул руку и потрогал пальцем маленькую кучку колесиков и пружинок, лежавших на столе.

Все это странно. Странно и зловеще.

На столе лежали детали часов. Не только его и Уолдрона, но и всех остальных участников экспедиции. Ни одни из них не работали.

Наступила ночь, но на базе продолжалась лихорадочная деятельность. Постоянно двигались люди, то исчезая во мраке, то снова появляясь на освещенных участках под ярким светом прожекторов. В суетливых действиях людей чувствовалась какая-то обреченность, хотя все они понимали, что им решительно нечего бояться. Во всяком случае, пока не появится нечто конкретное, на что можно указать пальцем и крикнуть: «Вот – опасность!»

Известен лишь простой факт. Все часы остановились. Простой факт, для которого должно быть простое объяснение.

Но только на чужой планете ни одно явление нельзя считать простым и ожидать простого объяснения. Поскольку здесь причины, следствия и вероятность событий могут быть совершенно иными, нежели на Земле.

Есть всего одно правило – избегать риска. Единственное правило, которому надо повиноваться в любой ситуации. И, повинуясь ему, Деккер приказал вернуть все полевые партии и приготовить корабль к взлету. Роботам – быть готовыми к немедленной погрузке оборудования. После этого оставалось только ждать. Ждать, когда вернутся из дальних лагерей полевые партии. Ждать, пока не появится объяснение странному поведению часов.

Панике, конечно, поддаваться не из-за чего, но явление нужно признать, оценить, объяснить. Нельзя же, в самом деле, вернуться на Землю и сказать: «Вы понимаете, наши часы остановились, и поэтому…»

Рядом послышались шаги, и Деккер резко обернулся.

– В чем дело, Джексон?

– Дальние лагеря не отвечают, сэр, – произнес Джексон, – Мы пытались связаться с ними по радио, но не получили ответа.

– Они ответят, обязательно ответят через какое-то время, – сказал Деккер, хотя совсем не чувствовал в себе уверенности, которую пытался передать подчиненному.

На мгновение он ощутил подкативший к горлу комок страха, но быстро с собой справился.

– Сядь. Я прикажу принести пива, а затем мы вместе сходим в радиоцентр и посмотрим, что там происходит, – сказал он и, повернувшись к стоявшему неподалеку роботу, потребовал: – Пива сюда. Два пива.

Робот не отвечал.

Деккер повысил голос, но робот не тронулся с места.

Пытаясь встать, Деккер оперся сжатыми кулаками о стол, но вдруг почувствовал слабость в ногах и упал обратно в кресло.

– Джексон, – выдохнул он. – Пойди постучи его по плечу и скажи, что мы хотим пива.

С побледневшим лицом Джексон подошел к роботу и легонько постучал того по плечу. Потом ударил сильнее, и робот, не сгибаясь, рухнул на землю.

Снова послышались торопливые, приближающиеся шаги. Деккер, вжавшись в кресло, ждал. Оказалось, это Макдональд, главный инженер.

– Корабль, сэр… Наш корабль…

Деккер, глядя в сторону, кивнул:

– Я уже знаю, Макдональд. Корабль не взлетит.

– Крупные механизмы в порядке, сэр. Но вся точная аппаратура… инжекторы… – Он внезапно замолчал и пристально посмотрел на Деккера, – Вы знали, сэр? Как? Откуда?

– Я знал, что когда-нибудь это случится. Может быть, не так, как сейчас, но этого следовало ожидать. Рано или поздно мы должны были споткнуться. Я говорил гордые и громкие слова, но все время знал, что настанет день, когда мы чего-то не предусмотрим, какой-то мелочи, и она нас прикончит…

Аборигены… У них совсем не было металла. Каменные инструменты, утварь… Металла здесь хватало, огромные залежи руды в горах на западе. И возможно, много веков назад они пытались делать металлические орудия труда или оружие, но спустя считанные недели все это рассыпалось в прах.

Цивилизация без металла. Культура без металла. Немыслимо. Отбери у человека металл – и он не сможет оторваться от Земли, он вернется в пещеры. У него ничего не останется, кроме его собственных рук…

В павильон тихо вошел Уолдрон.

– Радио не работает. И роботы мрут как мухи. Они валяются бесполезными кучами металла уже по всей базе.

– Сначала портятся точные приборы, – кивнул Деккер, – Часы, радиоаппаратура, роботы. Потом сломаются генераторы, и мы останемся без света и электроэнергии. Потом наши машины, оружие легионеров. Потом все остальное.

– Нас предупреждали, – сказал Уолдрон.

– А мы не поняли. Мы думали, что нам угрожают. Нам казалось, мы слишком сильны, чтобы бояться угроз… А нас просто предупреждали…

Все замолчали.

– Из-за чего это произошло? – спросил наконец Деккер.

– Точно никто не знает, – тихо ответил Уолдрон, – По крайней мере пока. Позже мы, очевидно, узнаем, но нам это уже не поможет… Какой-то микроорганизм пожирает железо, которое подвергали термообработке или сплавляли с другими металлами. Окисленное железо в руде он не берет. Иначе залежи, которые мы обнаружили, исчезли бы давным-давно.

– Если это так, – откликнулся Деккер, – то мы привезли сюда первый чистый металл за долгие-долгие годы. Как этот микроб выжил?

– Не знаю. А может, я ошибаюсь и это вовсе не микроб. Что-нибудь другое. Воздух, например.

– Мы проверяли атмосферу… – Деккер тут же понял, как глупо это прозвучало. Да, атмосферу анализировали, но как они могли обнаружить что-то такое, чего никогда раньше не встречали? Опыт человеческий ограничен. Человек бережет себя от опасностей известных или представимых, но нельзя предсказать непредсказуемое.

Деккер поднялся и увидел, что Джексон все еще стоит около неподвижного робота.

– Вот и ответ на твой вопрос, – сказал он. – Помнишь первый день на этой планете? Наш разговор?

– Я помню, сэр, – кивнул Джексон.

Деккер вдруг осознал, как тихо стало на базе.

Лишь налетевший ветер тормошил брезентовые стены павильона.

И только сейчас Деккер впервые почувствовал запах ветра этого чужого мира.

Учтивость

Смотри не смотри, с первого же взгляда на этикетку ясно: вакцина непригодна.

Доктор Джеймс X. Морган снял очки и тщательно их протер, ощутив, как сердце стискивает леденящий ужас. Надев очки, он толстым приплюснутым пальцем поправил их на переносице и еще раз изучил этикетку. Так и есть, не померещилось: срок годности истек добрых десять лет назад.

Доктор медленно повернулся, грузно доковылял до выхода из палатки и замер на фоне светлого треугольника входа, крепко ухватившись пухлыми руками за парусину полога.

Перед доктором, простираясь до блеклого горизонта, раскинулись поросшие лишайниками серые пустоши. Заходящее солнце мутно-алым пятном маячило на западном небосклоне, но доктор знал, что за его спиной, стремительно поглощая пространство, раскидывают над землей свое покрывало лиловые сумерки.

С востока порывами налетал напоенный дыханием ночи холодный ветер, дергавший и трепавший парусину палатки, будто силясь вырвать ее из хватки доктора.

– М-да, – проронил доктор Морган, – веселые равнины Ландро.

«Тут чувствуешь себя ужасно одиноким, – подумал он. – Одиноким не оттого, что вокруг так голо, и не оттого, что этот пейзаж совершенно чужд человеческому глазу, а оттого, что в нем ощущается какая-то первозданная заброшенность, от которой веет пустотой, способной довести оставленного с ней наедине человека до безумия. Этот мир – будто огромное кладбище, пустынное пристанище мертвых; но все же для полноты сходства с кладбищем ему недостает ощущения кроткого смирения перед неотвратимостью смерти. Ибо кладбищенская земля свято хранит в своих объятиях останки живших некогда людей, а этот край – сама пустота, напрочь лишенная памяти о прошлом.

Но такой ей оставаться недолго, – сказал себе доктор Морган, – Теперь уж недолго».

Он постоял, глядя на каменистый склон, полого вздымающийся над лагерем, и решил, что это место вполне подойдет для кладбища.

Беда в том, что, куда ни пойди, все здешние места чересчур схожи, нипочем не отличишь одно от другого. Ни деревьев, ни кустов – лишь кое-где голая земля пестрит рваными заплатами щетинистой поросли, будто прикрывающее плечи бездомного нищего лоскутное одеяло.

Бенни Фолкнер, шагавший по тропе, достиг вершины холма и остановился, окостенев от нахлынувшего страха – страха перед надвигающейся ночью и сопутствующим ей пронзительным холодом, страха перед безмолвными холмами и заполненными тьмой низинами, а еще – от глубинного и потому более жуткого страха перед щуплыми малорослыми туземцами. Кто знает, быть может, в этот самый миг они уже подкрадываются по склону холма?..

Подняв руку, Бенни утер взмокший лоб рукавом потрепанной куртки, мимоходом подивившись, что вспотел – было уже довольно зябко, воздух остывал с каждой минутой все сильнее, а через час-другой оставшийся под открытым небом путник рискует закоченеть насмерть.

Горло его стиснуло непроизвольной судорогой страха, зубы заклацали, но Фолкнер подавил всколыхнувшуюся в душе панику и на какое-то мгновение горделиво выпрямился, чтобы убедить себя, что никакой паники-то и не было.

От лагеря он шел на восток – значит, возвращаться надо на запад. Единственная загвоздка в том, что Бенни толком не знал, все ли время придерживался направления на восток: быть может, слегка уклонился к северу или забрел южнее, чем надо. Но, даже уклонившись далеко в сторону и возвращаясь строго на запад, прозевать лагерь Бенни не мог.

«Дым лагерного костра вот-вот покажется, – твердил он себе. – Любой перевал – может, ближайший, – следующий же поворот петляющей тропы непременно выведет меня в лагерь. Надо только подняться повыше; там-то он и будет: раскинется прямо передо мной полукругом белых палаток. Парусина сияет отблесками угасающей зари, а рядом с большой палаткой кухни вьется тоненький дымок, да Буян Брэди снова ревет какую – нибудь непристойную песню».

Но это было добрый час назад, когда солнце высилось над горизонтом на целых две ладони. Теперь, стоя на вершине очередного гребня, Бенни припомнил, что уже тогда немного беспокоился, но настоящей тревоги не испытывал. Тогда ему бы и в голову не пришло, что человек может заблудиться на расстоянии часа неторопливой ходьбы от лагеря.

Теперь же солнце закатилось, сгущались сумерки, под одежду прокрадывался холодок, а посвист ветра среди холмов, казавшийся при ярком свете почти беззвучным, вдруг обрел жутковатую значимость.

«Ладно, еще один подъем, – решил Бенни. – Еще один холм, а если нет, то закругляюсь до утра. Найду какое-нибудь укрытие – пусть хотя бы расщелину, способную защитить от ветра и удержать тепло костра; если, конечно, найду из чего развести костер».

Бенни постоял, прислушиваясь к стонам мятущегося среди холмов ветра, и в этом жалобном завывании ему почудился отзвук какого-то нетерпения, будто ветер упорно шел по горячему следу, привлеченный запахом человека.

И тут Бенни различил другой звук: негромкие шлепки мягких шагов, приближавшихся с противоположной стороны холма.

Айра Уоррен сидел за письменным столом, гневно обозревая стопки скопившихся бумаг; потом неохотно взял одну и положил на стол перед собой.

«Только этого болвана Фолкнера мне и не хватало, – угрюмо думал он. – Сколько раз им говорено, что надо держаться вместе, что никому не позволительно валандаться поодиночке.

Просто детский сад какой-то: не исследователи, а толпа сопливых юнцов, только-только из колледжа. У них еще молоко на губах не обсохло, а туда же – прямо лопаются от эрудиции. Зато здравого смысла ни на грош! И ни один не хочет слушать, что ему говорят».

Тут кто-то поскребся по парусине входа.

– Войдите, – откликнулся Уоррен.

Вошел доктор Морган.

– Добрый вечер, командор.

– Так, – вместо ответа раздраженно буркнул Уоррен, – что на этот раз?

– Ну, это… – Доктор Морган слегка взмок, – Я насчет вакцины.

– Вакцины?

– Да, вакцины. Она никуда не годится.

– В каком это смысле? Доктор, у меня и без вас забот полон рот, и играть с вами в угадайку я не намерен.

– Она просрочена, – сообщил Морган. – Просрочена на добрых десять лет. Применять просроченную вакцину нельзя. Видите ли, она может вызвать…

– Хватит молоть языком, – резко оборвал его Уоррен, – Значит, вакцина просрочена. И когда же вы соизволили это обнаружить?

– Только что.

– То есть прямо сейчас?

Совсем сникший Морган едва нашел силы кивнуть.

Уоррен очень осторожно, с преувеличенной аккуратностью отодвинул бумаги в сторону, положил руки перед собой и сплел пальцы шатром.

– Доктор, скажите-ка мне одну вещь, – медленно проговорил он, будто с трудом, тщательно подыскивал нужные слова. – Давно ли наша экспедиция высадилась на Ландро?

– Ну-у, я бы сказал, давненько, – Морган начал мысленно загибать пальцы, – А если точнее, то шесть недель назад.

– И все это время вакцина была здесь?

– Ну конечно. Ее выгрузили с корабля вместе с остальным снаряжением.

– Значит, вакцину завалили барахлом, и вы только сейчас сумели ее обнаружить? Или она была тотчас же доставлена в вашу палатку?

– Конечно доставлена. Первым делом. Я сам всегда настаиваю на подобной процедуре.

– Выходит, вы в любое время за эти шесть недель, в любую секунду любого дня в течение целых шести недель могли проверить вакцину и убедиться, что она непригодна к употреблению? Правильно, доктор?

– Наверное, мог, – согласился Морган. – Просто у меня…

– У вас не было времени, – кротко подсказал Уоррен.

– Ну-у, не то чтобы…

– У вас, вероятно, хватало других проблем?

– Да, вообще-то, нет…

– И вы осознаете, что неделю назад мы могли связаться с кораблем по радио, и он мог бы вернуться, чтобы забрать нас? Они непременно сделали бы это, дай мы знать о ситуации с вакциной.

– Прекрасно осознаю.

– И осознаете, что теперь они уже вне зоны связи? Мы не можем дать им весточку, не можем попросить их вернуться; и вообще, в ближайшие два года мы напрочь отрезаны от остального человечества.

– Я, – промямлил Морган, – я…

– Рад был познакомиться, – ответил Уоррен. – И сколько же нам, по-вашему, осталось жить?

– Мы станем восприимчивы к вирусу через неделю или около того. В случае высокой сопротивляемости организма он сможет противостоять болезни недель шесть, прежде чем та убьет его.

– Два месяца, – подытожил Уоррен, – от силы – три. Я правильно понял, доктор Морган?

– Да.

– Скажите-ка мне одну вещь…

– Да?

– Как-нибудь, когда у вас выпадет свободная минутка, когда У вас найдется время и это не причинит вам излишнего беспокойства, поведайте мне, каково чувствовать себя убийцей двадцати пяти соплеменников?

– Я, – сказал Морган, – я…

– И себя, разумеется, тоже, – добавил Уоррен, – Итого двадцать шесть человек.

Назвать Буяна Брэди личностью заурядной нельзя было даже с большой натяжкой. Уже больше тридцати лет он сопутствовал командору Айре Уоррену во всех инопланетных экспедициях, хотя в самом начале Уоррен был не командором, а всего лишь вторым лейтенантиком. И по сей день они держались вместе, образовав сплоченную команду закаленных космопроходцев, хотя никто из посторонних и не подозревал, что они работают в паре, – ведь Уоррен возглавлял экспедиции, а Буян оставался простым коком.

Теперь же Уоррен поставил на стол бутылку и послал за Буяном Брэди.

Узнать о приближении Брэди можно было задолго до его появления – он перебрал глоток-другой и горланил самые непристойные песни из своего обширного репертуара.

В палатку он вошел, неестественно выпрямившись и шагая строго по прямой, будто для него по полу прочертили меловую линию. Увидев стоявшую на столе бутылку, он сразу сграбастал ее за горлышко, не обратив никакого внимания на поставленные рядом стаканы, и опустил ее на стол лишь после того, как содержимого поубавилось на добрых три дюйма; затем расположился на приготовленном для него складном стуле и спросил:

– Ну, чего там еще? Ты никогда не посылаешь за мной, ежели чего не стрясется.

– Ты что, пил? – поинтересовался Уоррен.

– Так, сварганил кой-чего по мелочи. – Буян смерил Уоррена недобрым взглядом, – Раньше можно было взять кой-чего с собой, а теперь вдруг оказалось – нельзя. А ту малость, что у нас есть, ты держишь под замком. А когда начинает мучить жажда, у человека просыпается изобор… изобер… изобр…

– Изобретательность, – подсказал Уоррен.

– Вот именно. Это самое слово и вертелось у меня на языке.

– Буян, мы попали в передрягу, – сообщил Уоррен.

– Мы вечно попадаем в передряги, – не смутился тот. – Нынче уж не то, что прежде. Тогда с нами были настоящие мужики, а нынче…

– Я понимаю, о чем ты, – кивнул Уоррен.

– Детишки! – Буян с презрением сплюнул на пол. – Им бы соски сосать. А мы должны утирать им носы и…

– Нет, кое-что похуже. На сей раз мы влипли по-настоящему. Если не придумаем чего-нибудь путного, то через пару месяцев все до единого отправимся на тот свет.

– Дикари?

– Дикари ни при чем, хотя наверняка с удовольствием прикончили бы нас, будь у них хоть шанс.

– Наглецы, – сказал Буян. – Один такой пробрался в палатку кухни, и я безоговорочно дал ему изрядного пинка. Он порядком повопил – мое обхождение пришлось ему явно не по вкусу.

– Не следовало его пинать, Буян.

– Ну, Айра, я и не пинал-то его, если честно. Это я как бы для красного словца. Нет, сэр, я его не пинал! Я приласкал его лопатой. Я всегда управлялся лопатой лучше, чем ногой. И достает дальше, и…

Он снова потянулся к бутылке и опорожнил ее еще на дюйм– другой.

– Так что ж за беда, Айра?

– Дело в вакцине. Морган дождался, пока корабль покинет зону слышимости, и только тогда надумал проверить вакцину. Она непригодна – просрочена лет на десять.

Буян оцепенел.

– Так что прививок не будет, – продолжал Уоррен, – а это означает, что мы обречены. Тут есть смертельный вирус… э-э… ну ладно, забыл, как он называется. Да ты о нем знаешь.

– Еще бы! Разумеется, знаю.

– Курьезное дело, – заметил Уоррен, – Казалось бы, чего – нибудь подобного следует ждать где-нибудь в инопланетных джунглях – ан нет, эта штука поджидает здесь. Это из-за туземцев – они гуманоиды и устроены вроде нас с тобой. Так что вирус развил способность нападать на гуманоидные организмы, а мы для него – отличный свежий материал.

– Но дикарей-то он вроде как не трогает, – возразил Буян.

– Да, похоже, им вирус не страшен. Одно из двух: или они нашли лекарство, или у них развился естественный иммунитет.

– Ежели они нашли лекарство, то можно вытряхнуть из них рецепт.

– А если нет, если дело лишь в адаптации, то мы, как пить дать, покойники.

– Что ж, начнем их обрабатывать. Они нас ненавидят и с радостью поглядят, как мы квакнемся, но мы что-нибудь придумаем, чтобы заполучить у них лекарство.

– Нас ненавидят все и повсюду. Почему бы это, Буян? Мы ради них из кожи вон лезем, а они – куда бы ни ступила нога человека, на какую бы планету мы ни прилетели – всякий раз встречают нас ненавистью. Мы стараемся сделать их похожими на нас, мы делаем для них все, что в наших силах, а они отвергают нашу помощь и уклоняются от нашей дружбы. Или принимают нас за ораву сопляков – так что в конце концов терпение у нас лопается и мы обхаживаем их лопатой.

– А это, – с ханжеским смирением добавил Буян, – только подливает масла в огонь.

– Что меня беспокоит, так это настроения людей. Когда они узнают о вакцине…

– Им нельзя говорить. Нельзя, чтоб они прознали. Разумеется, они все равно проведают рано или поздно, но все ж таки не сразу.

– Об этом известно одному Моргану, но он балаболка, и рта ему не заткнешь. К утру об этом узнают все до последнего человека.

Брэди тяжеловесно встал и потянулся к бутылке, возвышаясь над Уорреном, как скала.

– К Моргану я на обратной дороге заскочу и улажу все так, что трепать языком он не станет, – Буян сделал большой глоток и поставил бутылку на стол, – Я просто намекну ему, что будет, ежели он не удержится.

Уоррен с облегчением откинулся на спинку стула. «Вечно на взводе, – подумал он, глядя Буяну Брэди вослед, – зато всегда есть на кого положиться».

Не прошло и трех минут, как Брэди вернулся. Хмель с него как рукой сняло. Замерев у входа в палатку, он с торжественной серьезностью воззрился на Уоррена расширенными от увиденного глазами и сказал:

– Он себя порешил.

Это была истинная правда: доктор Джеймс Г. Морган лежал у себя в палатке с перерезанным горлом. Разрез был сделан с таким профессионализмом, что сразу выдавал работу хирурга.

Около полуночи поисковая партия привела Фолкнера.

Уоррен устало оглядел его: парнишка явно напуган. Бессистемно блуждая во тьме, он исцарапался, скулы его побледнели.

– Он увидел наши огни, сэр, – доложил Пибоди, – и поднял крик. Вот мы его и нашли.

– Спасибо, Пибоди. Увидимся утром. А сейчас я хочу побеседовать с Фолкнером.

– Да, сэр, – кивнул Пибоди, – Я рад, что мы его нашли.

«Жаль, что у меня людей вроде него – раз, два и обчелся, – подумал Уоррен, – Ну, Брэди – тот давний космопроходец; Пибоди – старый армейский вояка, да еще Гилмер, поседевший в походах интендант, – и все. Только на этих троих и можно положиться; остальные – просто сопляки».

Фолкнер изо всех сил старался стоять по стойке «смирно» и не горбиться.

– Видите ли, сэр, – попытался объясниться он, – дело было так: я увидел жилу…

– Вы, несомненно, знаете, мистер Фолкнер, – перебил его Уоррен, – что в экспедиции действует правило: никогда не уходить в одиночку; никому и ни при каких обстоятельствах не позволительно ходить без сопровождения.

– Да, сэр, я знаю…

– А вы понимаете, что остались в живых только благодаря какой-то невероятной причуде судьбы? Вы бы непременно к утру замерзли, если только туземцы не добрались бы до вас прежде.

– Я встретил туземца, сэр. Он меня не тронул.

– Значит, вам сверхъестественно повезло. Не часто у туземца не найдется лишней минутки, чтобы перерезать человеку горло. В предыдущих пяти экспедициях они убили целых восемнадцать человек. А их каменные ножи, уверяю вас, оставляют прескверные рваные раны.

Уоррен подтянул к себе экспедиционный журнал, распахнул его и сделал аккуратную запись, вслух сказав:

– Мистер Фолкнер, за нарушение внутреннего режима вы на две недели лишаетесь права покидать территорию лагеря. Кроме того, на этот срок вы прикомандированы к мистеру Брэди.

– К мистеру Брэди, сэр? К коку?!

– Так точно. Он вас приставит к делу. Вероятно, вам придется ходить по дрова, помогать ему по кухне, выносить мусор – словом, пока что вы будете у нас на легких работах.

– Но меня отправили в эту экспедицию заниматься геологическими изысканиями, а не прислуживать на кухне.

– Истинно так, – признал Уоррен, – Но вместе с тем вас сюда прислали при условии, что вы будете подчиняться определенным правилам. Вы же сочли уместным нарушить эти правила– в результате чего я нахожу уместным немного поучить вас дисциплине. У меня все, мистер Фолкнер.

Фолкнер с одеревенелым выражением развернулся и направился к выходу.

– Да, кстати, – бросил ему вслед Уоррен, – забыл сказать: я рад, что вы вернулись.

Фолкнер промолчал.

Уоррен было вскинулся, но тут же расслабился вновь. «В конце концов – какая разница? – промелькнуло у него в мозгу, – Через несколько недель и мне, и Фолкнеру, и всем прочим будет на все глубоко наплевать».

А утром к нему первым делом заявился капеллан – Уоррен еще сидел на краю койки, натягивая брюки. Несмотря на пыхтевшую возле письменного стола печурку, в палатке было довольно прохладно, и Уоррена била дрожь.

Капеллан с ходу очень точно и по-деловому изложил цель своего визита.

– Мне казалось, что надо переговорить с вами на предмет заупокойной службы по нашему дорогому усопшему товарищу.

– По какому еще дорогому усопшему товарищу? – спросил дрожащий Уоррен, натягивая ботинок.

– Ну конечно же, по доктору Моргану!

– Ах да! Да, по-моему, его надо похоронить.

Капеллана это слегка шокировало.

– Я просто не ведаю, имелись ли у доктора религиозные убеждения, какие-либо предпочтения на сей счет.

– Весьма сомневаюсь, – ответил Уоррен. – На вашем месте я бы упростил службу до минимума.

– Именно так я и полагал поступить, – согласился капеллан, – Пожалуй, произнесу несколько поминальных слов и простую молитву.

– Да, обязательно помолитесь, – сказал Уоррен. – Теперь нам очень нужны ваши молитвы.

– Простите, сэр?

– О, не обращайте внимания! Я просто витал в облаках, вот и все.

– Понятно, – кивнул капеллан. – И еще, сэр: быть может, вы имеете понятие, что заставило его так поступить?

– Как – так?

– Что заставило доктора совершить самоубийство.

– Ах, это! Наверное, просто неустойчивая психика. – Уоррен закончил шнуровать ботинки и встал. – Мистер Барнс, вы человек духовного звания, и притом лучший из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Быть может, у вас есть ответ на вопрос, который меня тревожит.

– Ну, почему же я…

– Что бы вы сделали, – осведомился Уоррен, – если бы внезапно узнали, что жить вам осталось не больше двух месяцев?

– Ну, полагаю, продолжал бы жить почти как всегда – разве что, пожалуй, уделял бы побольше внимания своей душе.

– Весьма практичный подход. И, по-моему, самый здравый из возможных.

Капеллан пристально вгляделся в лицо Уоррена.

– Не хотите ли вы сказать, сэр…

– Садитесь, Барнс. Я включу печку пожарче. Вы мне нужны. Искренне говоря, я никогда особо не ратовал за то, чтоб ваш брат богослужитель участвовал в экспедициях. Но, наверное, бывают случаи, когда без вас просто не обойтись.