Текст книги "Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 129 (всего у книги 216 страниц)

3

Мака капитан нашел в его клетушке. Инженер сосал свою почерневшую трубку и читал захватанную Библию. – Хорошая новость, – сказал Уоррен с порога.

Мак отложил книгу и снял очки.

– Есть одна-единственная вещь, которую вы можете мне сообщить и которую я восприму как действительно хорошую новость.

– Она и есть. Готовьте двигатели. Мы скоро стартуем.

– Когда, сэр? Совсем скоро не получится.

– Часа через два примерно. Успеем поесть и разойтись по каютам. Я дам команду.

Инженер сложил очки и засунул их в карман. Потом выбил трубку в ладонь, выкинул пепел и опять стиснул погасшую трубку в зубах.

– Мне всегда было не по себе на этой планете, – признался он.

– Вам не по себе на любой планете.

– Мне не нравятся башни.

– Вы сошли с ума, Мак. Тут же нет никаких башен.

– Нет, есть. Я ходил с ребятами по окрестностям, и мы обнаружили кучку башен.

– Может, скальные образования?

– Нет, башни, – упрямо повторил инженер.

– Но если вы обнаружили башни, – возмутился Уоррен, – то почему не доложили?

– Чтоб ученые ищейки развели вокруг них тарарам и мы застряли здесь еще на месяц?

– А, все равно, – сказал Уоррен. – Вероятнее всего, это вовсе не башни. Кто стал бы гнуть спину, возводя башни на этой занюханной планетке? Чего ради?

– У них жуткий вид, – сообщил Мак, – Зловещий – самое точное слово. От них пахнет смертью.

– Это в вас кельтская кровь говорит. В душе вы по-прежнему суеверный кельт – скачете по мирам сквозь пространство, а втайне до сих пор верите в призраков и баньши. Средневековый ум, просочившийся в век науки.

– От этих башен, – заявил Мак, – по спине мурашки бегают.

Капитан и инженер довольно долго стояли друг против друга. Потом Уоррен, протянув руку, легонько похлопал Мака по плечу.

– Я никому про них не скажу, – пообещал он, – Давайте раскручивайте свои машины.

4

Уоррен молча сидел во главе стола, прислушиваясь к разговорам команды.

– Они затеяли здесь аварийный ремонт, – заявил физик Клайн, – Развинтили кое-что по винтикам, а затем по той ли, по другой ли причине собрали двигатель заново, но часть снятых деталей ставить обратно не стали. По каким-то причинам им пришлось реконструировать двигатель, и они сделали его проще, чем прежний. Вернулись к основным принципам, отбросив все излишества, всякую там автоматику и технические безделушки, но при этом новый двигатель у них получился больше по размерам, менее компактным, более громоздким, чем тот, на котором они прилетели. Потому-то им пришлось оставить здесь еще и часть припасов.

– Однако, – задал вопрос химик Дайер, – если они вели такой сложный ремонт, то каким образом? Где они взяли материалы?

Бриггс, специалист по металлургии, откликнулся:

– Тут полно рудных месторождений. Если бы не так далеко от Земли, планета могла бы стать золотой жилой.

– Мы не видели следов рудных разработок, – возразил Дайер. – Ни шахт, ни плавильных печей, ни устройств для обогащения металла и его обработки.

– Мы же их и не искали, – указал Клайн. – Инопланетяне могли себе спокойно добывать руду в двух-трех милях отсюда, а мы и не догадываемся об этом.

– Беда наша во всем этом предприятии, – вмешался Спенсер, – что мы все время выдвигаем предположения, а потом принимаем их за установленные факты. Если они занимались здесь обработкой металлов, было бы важно узнать это поточнее.

– А зачем? Какая нам разница? – спросил Клайн, – Мы знаем главное: здесь приземлился космический корабль в аварийной ситуации, но экипаж в конце концов сумел починить двигатели и благополучно взлетел…

Старый доктор Спирс, сидевший в конце стола, грохнул вилкой по тарелке.

– Да не знаете вы толком ничего, – воскликнул он, – даже того, был ли это космический корабль или что-то иное! Слушаю ваш кошачий концерт которую неделю подряд и должен сказать прямо: за всю свою долгую жизнь не видывал такой несусветной суеты при таких ничтожных результатах…

Вид у всех собравшихся за столом был довольно ошарашенный. Старый док обычно вел себя тихо и почти не обращал внимания на то, что творится вокруг: знай себе каждодневно ковылял по кораблю, врачуя мелкие болячки – кому придавило палец, у кого воспалилось горло… Каждый в экипаже нет – нет да и задавался не совсем приятным вопросом: а справится ли старый док, если грянет настоящая беда и понадобится, например, провести серьезную операцию? Доку не слишком доверяли профессионально, что не мешало относиться к нему с симпатией. Очень может быть, симпатия эта зиждилась на том, что док предпочитал не вмешиваться в чужие дела.

И вот надо же – вмешался, да как агрессивно!

Ланг, специалист по системам связи, высказался:

– Мы нашли царапины, док, помните? Царапины на скале. Как раз такие, какие может оставить космический корабль при посадке.

– Вот-вот, – насмешливо повторил док, – может оставить, а может и не оставить. Может, корабль, а может, не корабль…

– Корабль, что ж еще!..

Старый док фыркнул и вернулся к еде, орудуя ножом и вилкой с видом полностью безучастным – голова опущена к тарелке, салфетка под подбородком. Все на борту давно заметили, что ест он неопрятно.

– У меня такое чувство, – продолжил Спенсер, – что мы позволили себе сбиться с правильного пути, предположив здесь всего-навсего аварийный ремонт. По количеству частей, выброшенных на свалку, я сказал бы, что они столкнулись с необходимостью реконструировать двигатель полностью и, начав с самых азов, построить совершенно новый движок, лишь бы выбраться отсюда. У меня такое чувство, что эти выброшенные части составляют единое целое и что знай мы как, мы могли бы собрать их вместе и получить двигатель в первозданном виде.

– Я и пытался это сделать, – вставил Поллард.

– Идея полной реконструкции двигателя тоже не проходит, – заявил Клайн. – Это значило бы, что новый двигатель оказался не похожим на прежний в принципе, не похожим настолько, что прежний пришлось послать ко всем чертям до последнего винтика. Разумеется, подобная теория объясняет, отчего тут набросана прорва всяких частей, но такого просто не может быть. Никто не станет реконструировать двигатель на новых принципах, оказавшись в беде на безжизненной планете. Каждый предпочтет придерживаться того, что знает, к чему привык.

– Ну и кроме того, – добавил Дайер, – если принять идею полной реконструкции, это вновь возвращает нас к проблеме материалов.

– И инструментов, – подхватил Ланг, – Откуда они взяли бы инструменты?

– У них на борту могла быть ремонтная мастерская, – возразил Спенсер.

– Для проведения мелких ремонтных работ, – уточнил Ланг. – И уж во всяком случае без тяжелых станков, нужных для постройки совершенно нового двигателя.

– Но больше всего меня беспокоит то, – сказал Поллард, – что мы не способны ни в чем разобраться. Я пытался подогнать части друг к другу, понять, как они связаны между собой, – должны же они быть как-то связаны, иначе это просто бессмыслица. Мучился я, мучился и в конце концов ухитрился приладить друг к другу три детали, но дальше дело так и не двинулось. И три детали вместе тоже не сказали мне ничего. Ну ни малейшего проблеска! Даже сложив три штуковины вместе, я понял не больше, не приблизился к пониманию ни на йоту ближе, чем пока они валялись порознь. А когда я попробовал снова их разъединить, то у меня даже это не получилось. Ну как по-вашему, если человек сумел собрать какую-то вещь, то уж разобрать ее он должен бы суметь и подавно, не так ли?

– Не удручайтесь, – попытался утешить Полларда Спенсер, – Корабль был инопланетным, его строили инопланетяне по инопланетным чертежам.

– Все равно, – не унимался Поллард, – должны быть некие общие принципы, которые следовало бы опознать. Хоть в каком-то отношении их движок должен бы иметь нечто общее с теми, что разработаны на основе земной механики. Что такое двигатель? Механизм, способный преобразовать энергию, взять ее под контроль, заставить приносить пользу. Цель двигателя остается одной и той же, какая бы раса его ни создала.

– А металл! – воскликнул Бриггс. – Неизвестный сплав, абсолютно не похожий ни на что, с чем мы когда-либо сталкивались. Компоненты сплава можно установить без особого труда, но его формула, как положишь ее на бумагу, выглядит как полный кошмар. Она просто несостоятельна. То есть несостоятельна по земным стандартам. В сочетании металлов есть какой-то секрет, который я не могу раскрыть даже предположительно.

Старый док вновь подал голос со своего конца стола:

– Вас следует поздравить, мистер Бриггс, с хорошо развитой наклонностью к самокритике.

– Прекратите, док, – резко приказал Уоррен, заговорив впервые с начала ужина.

– Будь по-вашему, – ответил док. – Если вы настаиваете, Айра, я прекращу…

5

Стоя возле корабля, Уоррен окинул планету взглядом. Вечер догорал, переходя в ночь, и свалка казалась всего лишь нелепым пятном более глубокой тени на склоне близлежащего холма.

Когда-то – и не так уж давно – здесь, совсем неподалеку от них, приземлился другой корабль. Другой корабль, детище другой расы.

И с этим другим кораблем что-то приключилось. Разведчики из его собственного экипажа пытались разнюхать, что именно, но все их попытки потерпели провал.

Он ощущал уверенность, что это был не обыкновенный ремонт. Что бы ни толковали все остальные, это было что-то много более серьезное, чем обыкновенный ремонт. Корабль попал в ситуацию критическую, чрезвычайную и к тому же связанную с непонятной спешкой. Они так торопились, что бросили здесь часть своих припасов. Ни один командир, человек он или нет, не согласится бросить припасы, разве что на карту поставлена жизнь или смерть.

В груде припасов была, по-видимому, пища – по крайней мере, Дайер утверждал, что это пища, хоть она никак не выглядела съедобной. И были бутылочки вроде пластиковых, наполненные ядом, который для инопланетян был, может статься – почему бы и нет? – эквивалентом виски. Какой же человек, спросил себя Уоррен, бросит еду и виски, кроме как в случае страшной опасности?

Он медленно побрел по тропе, которую они успели пробить от корабельного шлюза к свалке, и вдруг поразился тишине, глубокой, как в чудовищной недвижности самого космоса. На этой планете не было источников звука. Здесь не было ничего живого, кроме мхов, лишайников и других первичных растений, цепляющихся за скалы. Со временем здесь, конечно, появится иная жизнь, поскольку здесь есть воздух, вода и главные составляющие будущей плодородной почвы. Дайте срок, допустим, миллиард лет, и здесь разовьется система живых организмов, не менее сложная, чем на Земле.

Но миллиард лет, подумалось Уоррену, это все-таки долговато.

Он добрался до свалки и двинулся по знакомому маршруту, огибая крупные узлы и машины, разбросанные вокруг. Но как он ни берегся, а раз-другой все же споткнулся о какую-то мелочовку, которую было не разглядеть в темноте.

Споткнувшись вторично, он наклонился и поднял штуковину, которая подставила ему ножку. Как он и догадывался, это оказался какой-то инструмент, брошенный инопланетянами при бегстве. Он как будто видел их, бросающих инструменты и удирающих во всю прыть, – но картина получалась нечеткой. При всем желании он не мог решить, на что эти инопланетяне смахивали и от чего удирали.

Он подкинул инструмент разок-другой, взвесил на руке. Инструмент был легким и удобным и, несомненно, имел какое– то применение, но какое – Уоррен не знал, не знал и никто в экипаже. Что за конечность сжимала этот инструмент – рука или щупальце, клешня или лапа? Что за мозг управлял рукой или щупальцем, клешней или лапой, сжимавшими этот инструмент и применявшими его для какой-то разумной цели?

Откинув голову назад, он посмотрел на звезды, сверкающие над планетой. Нет, это были совсем не те звезды, что знакомы с мальчишеских лет.

Мы далеко, подумал он. Как же мы далеко! Так далеко не забирался еще никто из людей…

Неожиданный звук заставил его дернуться и обернуться. Кто – то бежал по тропе сломя голову и неистово топоча.

– Уоррен! – раздался крик. – Уоррен, где вы?

В голосе слышался неподдельный испуг, больше того – нотки безумной паники, какие можно подчас услышать в визге перепуганного ребенка.

– Уоррен!..

– Да здесь я, здесь. Иду, уже иду!

Он стремительно зашагал навстречу человеку, топочущему в темноте. Бегущий мог бы проскочить мимо, не протяни Уоррен руку и не схвати за плечо, вынуждая остановиться.

– Уоррен, это вы?

– Что с вами, Мак?

– Я не могу… Не могу… Не…

– Что стряслось? Да говорите же! Чего вы не можете?

Инженер в свою очередь вытянул руки, неловко схватил капитана за лацканы сюртука и повис на нем, словно утопающий на спасателе.

– Ну, давайте выкладывайте, – поторопил Уоррен, подхлестываемый нарастающей тревогой.

– Я не могу запустить двигатели, сэр.

– Не можете – что?..

– Не могу запустить их, сэр. И никто из моих ребят. Никто из нас не может их запустить, сэр.

– Двигатели! – повторил Уоррен, чувствуя, как душу стремительно охватывает ужас, – Что случилось с двигателями?

– С двигателями ничего не случилось. Это с нами что-то случилось, сэр. Мы не можем их запустить.

– Возьмите себя в руки, любезный. Ближе к делу. Почему не можете?

– Мы не помним, как это делается. Мы забыли, как они запускаются!

6

Уоррен включил свет над столом и, выпрямившись, стал шарить глазами по полкам в поисках нужной книги.

– Она где-то здесь, Мак, – произнес он. – Знаю, она была где-то здесь…

Наконец он нашел ее и, сняв с полки, раскрыл под лампой. Не мешкая перелистал страницы. За своей спиной он слышал напряженное, почти жесткое от ужаса дыхание инженера.

– Все в порядке, Мак. Тут в книжке все изложено.

Листая пособие, он вначале забежал слишком далеко, и пришлось вернуться на пару страниц. Нашел нужное место и, распластав книгу, пристроил ее под лампой поудобнее.

– Ну вот, – произнес он, – сейчас мы с этими движками сладим. Вот здесь сказано…

Он попытался прочесть – и не смог.

Он понимал слова и даже символы, но слова, составленные вместе, сразу же утрачивали смысл, а сумма символов будто не имела смысла и вовсе. Он покрылся потом, пот бежал по лбу и собирался в бровях, стекал от подмышек и ручейками струился по ребрам.

– Что с вами, шеф? – осведомился Мак. – Теперь-то в чем дело?

Уоррен ощутил, что тело жаждет задрожать, каждый нерв жаждет затрепетать – и ни с места. Он просто окаменел.

– Это инструкция по двигателям, – сообщил он спокойно и тихо. – Она рассказывает все о двигателях – как они действуют, как находить неисправности и устранять их…

– Тогда у нас нет проблем, – выдохнул Мак с огромным и явным облегчением.

– Нет, есть, Мак. Я забыл значение символов и почти не могу понять терминологию.

– Вы – что?..

– Я не могу прочесть инструкцию, – признался Уоррен.

7

– Но такого не может быть! – возмутился Спенсер.

– Не только может, – ответил Уоррен, – но и произошло. Есть здесь хоть кто-нибудь, кто способен прочесть инструкцию?

Никто не откликнулся.

– Если кто-нибудь может ее прочесть, – повторил он, – пусть выйдет вперед и покажет нам, как это делается!

Клайн тихо произнес:

– Нет, никто не может.

– И тем не менее, – провозгласил Уоррен, – всего час назад любой из вас – поймите, любой! – наверное, прозакладывал бы свою душу, что не только сумеет при необходимости запустить двигатели самостоятельно, но, если понадобится, сумеет взять инструкцию и выяснить, как это делается.

– Вы правы, – согласился Клайн, – Мы прозакладывали бы что угодно. Час назад это показалось бы нам верным, беспроигрышным пари.

– Такие дела, – сказал Уоррен, – Можете ли вы определить, как давно вы потеряли способность прочесть инструкцию?

– Разумеется, не можем, – вынужденно признал Клайн.

– Это еще не все. Вы не сумели разобраться со свалкой. Построили догадку и заменили догадкой ответ, но, по сути, так и не нашли его. А должны были бы найти. И сами прекрасно это знаете…

Клайн поднялся на ноги.

– Послушайте, однако, Уоррен…

– Сядь-ка лучше, Джон, – предложил Спенсер, – Уоррен ущучил нас намертво. Мы не нашли ответа и знаем сами, что не нашли. Мы пришли к догадке и подставили догадку на место ответа, которого не нашли. Уоррен прав и в том, что мы обязаны были найти ответ. Ответ, а не догадку.

При любых других обстоятельствах, подумал Уоррен, они бы возненавидели его за неприкрытую правду – при любых других, но не сейчас. Они молчали, и он зримо чувствовал, как в душу каждого помаленьку просачивается осознание истины. Первым заговорил Дайер:

– По-вашему, мы не справились, оттого что забыли – в точности так же, как Мак забыл про двигатели?

– Вы утратили некоторые навыки, – ответил Уоррен, – некоторые навыки и знания. Вы работали так же честно, как всегда. Вы выполнили все предписанные процедуры. Но вы не нашли в себе прежних навыков и знаний, только и всего.

– Что же теперь? – осведомился Ланг.

– Понятия не имею.

– Вот что случилось с тем, другим кораблем! – воскликнул Бриггс многозначительно.

– Может, и так, – отозвался Уоррен не столь уверенно.

– Однако они все-таки улетели! – напомнил Клайн.

– Мы тоже улетим, – заверил Уоррен, – Так или иначе, но улетим.

8

Очевидно, экипаж того инопланетного корабля тоже все забыл. И тем не менее они улетели – значит, каким-то образом вспомнили, заставили себя вспомнить. Но если все сводилось к тому, чтобы просто вспомнить, зачем им понадобилось реконструировать двигатель? Легче было бы использовать прежний…

Уоррен, лежа на койке, пялился в темноту. Ему было известно, что в каких-то жалких двух футах над головой – стальная переборка, но ее было не разглядеть. И ему было понятно, что существует способ запустить двигатели, совсем простой способ, если знать его или вспомнить, но способа такого он тоже не видел.

Люди попадают в неприятности, набираются знаний, познают сильные чувства – а потом, с течением времени, забывают и неприятности, и знания, и чувства. Жизнь, по существу, непрерывная цепь забвения. Воспоминания стираются, знания тускнеют, навыки теряются, однако требуется время, чтобы все это стерлось, потускнело и потерялось. Не бывает так, чтоб сегодня знать что-то назубок, а назавтра забыть.

Но здесь, на этой безжизненной планетке, процесс забвения каким-то немыслимым образом резко ускорился. На Земле нужны годы, чтобы забыть крупную неприятность или утратить прочный навык. А здесь это происходит за одну ночь…

Он попытался заснуть и не сумел. В конце концов он встал, оделся, сошел по трапу и, миновав шлюз, вышел в инопланетную ночь.

Тихий голос спросил:

– Это ты, Айра?

– Я, Лопоухий, я самый. Мне не спится. Тревожно мне что-то.

– Тебе всегда тревожно, – ответил Лопоухий, – Это у тебя профессиональная идео… идеосин…

– Идиосинкразия?

– Она и есть, – согласился Лопоухий, легонько икнув, – Ты угадал слово, которое я искал. Твои тревоги – профессиональная болезнь.

– Мы в ловушке, Лопоухий.

– Бывали планеты, – сообщил Лопоухий, – где я не возражал бы застрять надолго, но эта не из их числа. Эта, если по совести, – охвостье творения.

Они стояли рядом во тьме, и над головами у них сияла россыпь чуждых звезд, а перед ними до смутного горизонта расстилалась безмолвная планета.

– Тут что-то не то, – продолжал Лопоухий, – Что-то носится в воздухе. Твои ученые лбы заявляют, что тут нет ничего, потому что не видят ни черта в свои приборы, и в книжках у них говорится, что если на планете только скалы и мхи, другой жизни не ищи. Но я-то на своем веку навидался всяких планет. Я-то лазал по планетам, когда они были еще в пеленках. И мой нос может сказать мне о планете больше, чем все ученые мозги, если даже смешать их в кучу и переболтать, что, между прочим, совсем неплохая идея…

– Наверное, ты прав, – нехотя сознался Уоррен, – Я сам это чувствую. А ведь раньше не чувствовал. Наверное, мы перепуганы до смерти, если начали понимать то, чего раньше не чувствовали.

– А я чувствовал даже раньше, чем перепугался.

– Надо было осмотреться здесь хорошенько. Вот где наша ошибка. Но на свалке было столько работы, что об этом и не подумали.

– Мак прогулялся немного, – сказал Лопоухий, – И говорит, что нашел какие-то башни.

– Мне он тоже о них говорил.

– Он совсем позеленел от страха, когда рассказывал мне про башни.

– Да, он говорил, что они ему не понравились.

– Если б тут было куда бежать, Мак уже улепетнул бы во все лопатки.

– Утром, – решил Уоррен, – мы первым делом пойдем и осмотрим эти башни как следует.

9

Это действительно были башни, вернее, башенки. Их было восемь, и они стояли в ряд, как сторожевые вышки, – словно кто-то когда-то опоясал такими вышками всю планету, но затем передумал, и все остальные снесли, а эти восемь почему– то оставили.

– Они были сложены из необработанного природного камня, сложены грубо, без строительного раствора, лишь кое-где на стыках камни для прочности скреплялись каменными же клиньями или пластинами. Такие башенки могло бы соорудить первобытное племя, и вид у них был весьма древний. У основания башенки достигали примерно шести футов в поперечнике, а кверху слегка сужались. Каждая башенка была накрыта плоской каменной плитой, а чтобы плита не соскользнула, на нее еще взгромоздили крупный валун.

Уоррен обратился к археологу Эллису:

– Это по вашей части. Действуйте…

Вместо ответа маленький археолог обошел ближайшую башенку, потом пододвинулся к ней вплотную и внимательно осмотрел. Потом протянул руки, и со стороны это выглядело так, будто он намеревался потрясти башенку, только она не поддалась.

– Прочная, – сообщил он. – Построена на совесть и давно.

– Культура типа Ф, пожалуй, – высказался Спенсер.

– Может быть, и того меньше. Обратите внимание – никаких попыток украсить кладку, простая утилитарность. Но работа искусная.

– Главное, – вмешался Клайн, – установить цель сооружения. Для чего их тут поставили?

– Какие-нибудь складские помещения, – предположил Спенсер.

– Или просто ориентиры, – возразил Ланг, – Заявочные столбы, а может, меты на месте, где предполагалось что-то оставить.

– Цель установить нетрудно, – заявил Уоррен. – Вот уж о чем можно не гадать и не спорить. Всего-то надо скинуть сверху валун, приподнять крышку да заглянуть вовнутрь.

Он решительно шагнул к башенке и стал взбираться по ней. Подъем оказался не слишком труден – в камнях были выбоины, которые могли послужить захватами для рук и опорами для ног. Через минуту он был наверху.

– Эй, берегись! – крикнул он, налегая на валун.

Валун покачнулся и не спеша опустился обратно на прежнее место. Уоррен уперся понадежнее и приналег снова. На этот раз валун перевернулся, тяжело рухнул вниз и с грохотом покатился по склону, набирая скорость. По пути валун ударялся о другие валуны, менял курс, а то далее, подброшенный инерцией, ненадолго взлетал в воздух.

– Киньте мне сюда веревку, – попросил Уоррен, – Я привяжу ее к верхней плите, и мы вместе ее стянем.

– У нас нет веревки, – отозвался Клайн.

– Тогда пусть кто-нибудь сбегает на корабль и притащит. Я побуду здесь до его возвращения.

Бриггс потопал в сторону корабля. Уоррен выпрямился. С башенки открывался прекрасный вид на окрестности, и он принялся, медленно поворачиваясь, изучать их.

Где-нибудь неподалеку, мелькнула мысль, люди – ну пусть не люди, но те, кто строил башни, – должны были обустроить себе жилье. На расстоянии не больше мили отсюда некогда было поселение. Ибо на возведение башен требовалось немалое время, а следовательно, их строители должны были где-то хотя бы временно разместиться. Но разглядеть ничего не удавалось – только нагромождения камней, обширные скальные обнажения да наброшенные на них коврики первичных растений.

Во имя чего они жили? Зачем они были на этой планете? Что могло их здесь привлечь? Почему не улетели сразу, что их удержало?

И вдруг он замер, не в силах поверить своим глазам. Очень тщательно проконтролировал впечатление, ощупывая взглядом линии, убеждаясь, что не сбит с толку игрой света на какой – нибудь куче камней. «Ну быть того не может!» – восклицал он про себя. Три раза такого не происходит. Он впал в заблуждение…

Уоррен глубоко вдохнул и задержал выдох, выжидая, что иллюзия рассеется. Она не рассеялась. Эта штука торчала там по-прежнему.

– Спенсер! – позвал он, – Спенсер, будьте добры, поднимитесь сюда.

А сам не сводил глаз с того, что увидел. Заслышав, как Спенсер шумно карабкается по башенке, подал ему руку и помог взобраться на плиту-покрышку.

– Посмотрите, – предложил Уоррен, указав точное направление. – Что там такое?

– Корабль! – заорал Спенсер, – Там еще один корабль!

Корабль был стар, невероятно стар. Он весь порыжел от ржавчины: довольно было провести рукой по металлическому борту – и ржавые хлопья осыпались на камень дождем, а ладонь покрывалась красными полосами.

Внешний воздушный шлюз был некогда закрыт, но кто-то или что-то пробил или пробило его насквозь, не утруждая себя отмыканием замков: края люка были по-прежнему притерты к корпусу, однако сквозь рваную дыру можно было свободно заглянуть в корабельное нутро. И на многие ярды вокруг шлюза скальный грунт стал кирпичным от разбросанной взрывом ржавчины.

Люди протиснулись в дыру. Внутри корабль блестел и сверкал, ржавчины не было и в помине, хотя все предметы покрывала толстая пыль. На полу в пыли была протоптана тропа, а по бокам ее там и сям виднелись разрозненные следы: видно, владельцы следов время от времени отступали с тропы в сторону. Следы были инопланетные – мощная пята и три широко расставленных пальца, ни дать ни взять следы каких-то очень крупных птиц или давным-давно вымерших динозавров.

Тропа вела в глубь корабля, в машинный зал, и там посреди зала оставалась лишь пустая станина – двигателя не было.

– Вот как они выбрались отсюда! – догадался Уоррен, – Те, что вышвырнули свой собственный движок на свалку. Сняли двигатель с этого корабля, переставили на свой и улетели.

– Но они же ни черта не смыслили… – попытался перечить Клайн.

– Очевидно, разобрались, – отрезал Уоррен.

Спенсер согласился:

– Да, должно быть, так и произошло. Этот корабль стоит здесь с незапамятных времен – видно по ржавчине. И он был закрыт, герметически запечатан – ведь внутри ржавчины нет. Дыру в шлюзе проделали сравнительно недавно, тогда же и сняли двигатель…

– Но зачем? – не утерпел Клайн, – Зачем им это понадобилось?

– Потому что, – ответил Спенсер, – они забыли, как запустить свой собственный двигатель.

– Но если они забыли устройство своего двигателя, как же они сумели совладать с чужим?

– Тут он вас всех уел, – заявил Дайер, – На такой вопрос вам не ответить.

– Ваша правда, – пожал плечами Уоррен. – А хотелось бы найти ответ – тогда бы мы знали, что делать нам самим.

– Как по-вашему, – спросил Спенсер, – давно этот корабль здесь приземлился? Сколько времени требуется, чтобы корпус покрыла ржавчина?

– Трудно сказать, – отозвался Клайн, – Зависит от того, какой они использовали металл. Можно ручаться за одно: корпус любого космического корабля, кто бы его ни строил, делается из самого прочного материала, какой известен строителям.

– Тысяча лет? – высказал предположение Уоррен.

– Не знаю, – ответил Клайн. – Может, тысяча лет. А может, и дольше. Видите эту пыль? Это все, что осталось от органических веществ, которые были здесь на корабле. Если существа, прилетевшие сюда когда-то, оставались на корабле, они и до сих пор здесь – в форме пыли.

Уоррен попробовал сосредоточиться и представить себе хронологию событий. Тысячу или несколько тысяч лет назад здесь приземлился космический корабль и не смог улететь. Затем, тысячу или тысячи лет спустя, здесь приземлился другой корабль, и экипаж обнаружил, что улететь тоже не может. Но в конце концов нашел путь к спасению, сняв двигатели с первого корабля и заменив ими те, на которых прилетел. Еще позже, через годы или через месяцы, а может, всего через несколько дней, здесь оказался разведывательный корабль с Земли – и в свою очередь выяснил, что улететь не в состоянии, поскольку специалисты по двигателям не могут вспомнить, как их запустить…

Круто повернувшись, Уоррен вышел из пустого машинного зала, не дожидаясь других, и решительно зашагал обратно по проложенной в пыли тропе к разбитому шлюзу.

И… подле самого шлюза на полу сидел Бриггс. Сидел и неловкими пальцами рисовал в пыли завитушки. Тот самый Бриггс, которого посылали на родной корабль за мотком веревки.

– Бриггс, – резко спросил Уоррен, – что вы здесь делаете?

Бриггс посмотрел на капитана бессмысленно и весело.

– Уходи, – произнес он.

И продолжал рисовать завитушки в пыли.