Текст книги "Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 158 (всего у книги 216 страниц)

7

На следующий день, выехав на вершину холма, они увидели фермерский стан. Он располагался на опушке небольшой рощицы, немного в стороне высились элеваторы, а вокруг стана, на разбежавшихся во всех направлениях равнинах лежали в золоте и зелени необозримые поля.

– Вот место, где бы я с пребольшим удовольствием поселился, – сказал Джейк, – Тут и детей растить хорошо, и, как я погляжу, работенка не на убой. У них тут почти все работы механизированы, разъезжай себе на тракторе, или на комбайне, или на сеновязалке, или на чем-нибудь еще. Прекрасная, здоровая жизнь – полно солнца и свежего воздуха и к тому же страну посмотреть можно. Соберем урожай и всей оравой, прихватив скарб, тронемся в путь. И отправимся или на юго-запад за салатами и за другими овощами, или даже прямо на юг, на берег океана, за фруктами. А как по-вашему, док, на юге есть зимние фермы, вы не знаете?

– Нет, не знаю, – ответил Эмби.

Он сидел рядом с Джейком и наблюдал, как тот правит машиной. Лучше Джейка, решил он про себя, никто с машиной не управится, с ним чувствуешь себя в полной безопасности и совершенно спокойно. Он никогда не гонит, не рискует и хорошо понимает машину.

На заднем сиденье дети устроили «кучу-малу», и Джейк обернулся к ним:

– Эй, вы, малышня, если вы сейчас же не успокоитесь, я прямо здесь останавливаю авто и начинаю всех по очереди пороть. Вы, чертенята, отлично ведь знаете, что, будь здесь ваша мама, не стали бы устраивать весь этот базар. Она бы надрала вам уши и заставила сидеть смирно.

Дети, не обращая на него внимания, продолжали свою возню.

– Я вот думаю, – обратился Джейк к Эмби, считая, по– видимому, что его отцовский долг выполнен, – что это самый ловкий ход в вашей жизни. Только, может, вам стоило бы пораньше так сходить. Все говорит за то, что такому образованному человеку, как вы, нечего беспокоиться, для него всегда найдется местечко, в любом стане. Похоже, у них не так уж много образованных людей, а образование, я всегда это говорил, образование – это все. Сам-то я не получил никакого образования, может, поэтому и остался бедняком. Пока мы жили там, в городе, я больше всего терпеть не мог, что мои дети бегают по улице и ничему не учатся. Мы уж с Мерт из кожи вон лезли, чтобы помочь им, но что мы могли им дать, кроме нашего алфавита, – какие из нас учителя.

– Вполне возможно, что в станах есть свои школы, – предположил Эмби, – Я, правда, никогда ничего о них не слышал, но знаю, что у них есть что-то вроде университетов, а прежде чем идти в колледж, необходимо хотя бы получить начальное образование. Я склонен думать, что станы зиждутся на хороших общественных программах. Стан – это что-то вроде деревни на колесах, и, скорее всего, в них соблюдаются те же порядки: там должны быть и школы, и больницы, и церкви, и все, что сопутствует жизни в городах и деревнях, хотя на всем этом, как мне представляется, лежит отпечаток тред-юнионизма. Культура – вещь странная, Джейк, но обычно в основных своих чертах и по своим результатам она почти везде одинакова. Различия в культурах примерно такие же, как различия в подходах к решению одинаковых проблем.

– Клянусь, – сказал Джейк, – сидеть и слушать ваши рассуждения для меня большое удовольствие! И особенно потому, что вы не только произносите все эти умные слова, но, похоже, знаете, что они означают.

Тут он свернул на грунтовую дорогу, которая вела к стану. Он до предела сбавил скорость, но они подскакивали на каждом ухабе.

– Посмотрите-ка, – сказал Джейк, – хорошенькое дело! Вон, видите, белье висит на веревках, цветочки в ящиках в окнах трейлеров и этот низенький забор из кольев – совсем как раньше у нас были загончики. Я ничуть не удивлюсь, если здешние поселенцы окажутся такими же людьми, как и мы.

Они добрались до лагеря и, свернув с дороги, поставили машину в ряду других трейлеров. Вокруг тут же столпились ребятишки – стояли и наблюдали за ними. Женщина вышла и остановилась на пороге своего трейлера, оперлась на косяк и смотрела на них. К детям присоединились собаки, уселись рядом с ними и стали выкусывать у себя блох.

Джейк вылез из машины.

– Здорово, ребята, – сказал он.

Те в ответ застенчиво захихикали.

С заднего сиденья трейлера соскочили дети Джейка и встали рядом с отцом.

Выкарабкалась из трейлера и Мерт. Она обмахивалась куском картона.

– Ну и ну! – провозгласила она.

Все замерли в ожидании.

Наконец откуда-то появился старик. Ребятишки посторонились, пропуская его. Он шел медленно, опираясь на палку.

– Чем могу служить, приезжий?

– Мы просто осматриваемся, – сказал Джейк.

– Смотрите что хотите.

Он взглянул на оставшегося в машине Эмби.

– Здравствуйте, старина.

– Здравствуйте, – откликнулся Эмби.

– Что, старина, что-нибудь особенное присматриваете?

– Можно сказать, мы ищем работу; мы надеемся, что в каком-нибудь стане нас примут.

Старик покачал головой:

– У нас полно людей. Впрочем, поговорите с агентом по труду, ему лучше знать.

Он повернулся к ребятам и крикнул:

– А ну, сорванцы, пойдите найдите Фреда!

Они моментально бросились врассыпную, как вспугнутые куропатки.

– Теперь мало наезжает таких, как вы, – сказал старик. – Несколько лет назад валом валили в поисках хоть чего-нибудь. По большей части из небольших городков, а многие – и из РФ.

Он заметил недоумение на лице Эмби.

– Это означало «разоренные фермеры», – объяснил старик. – Ну это которые не справились с хозяйством, все бросили, таких было много. Самые чокнутые. Дерутся как бешеные. Приходили в расчете стать с нами на равных, думали, им это позволят. Считали, правительство сделало их поденщиками, и, по-моему, так оно и есть. И поденщиками оно сделало не только их, но и многих из нас. Нельзя же было все так разбазаривать, и при этом никто ведь не понес наказания. А по тому, как шли дела, нечего было и думать, что правительство продержится долго, да еще со всеми его программами. Нужно было попроще.

Эмби кивнул в знак согласия.

– Невозможно содержать непомерно раздутую бюрократию в системе, где господствуют доисторические технологии кочевников.

– Совершенно с вами согласен, – в свою очередь согласился старик с Эмби, – Что касается фермеров, то и тут было все так же. Мелкие земельные участки и их хозяева были обречены. Фермер-одиночка на таком участочке не мог развивать дело. Сельское хозяйство шло к созданию корпораций еще до того, как завершился процесс децентрализации в промышленности. Непосильно вести сельское хозяйство без машин, а с другой стороны, какой смысл покупать технику для обработки нескольких акров хозяину фермы?

Он подошел к трейлеру и погладил крыло сучковатой рукой.

– Хорошая машина.

– Она у меня уже давно, – сказал Эмби, – Всегда ухаживаю за ней.

Старик просиял.

– Вот и мы тут придерживаемся того же правила. Каждый должен заботливо относиться ко всему, что у нас есть. Теперь не те времена, когда можно было пропить какую-нибудь вещь, или испортить, или потерять, а потом за ближайшим углом купить себе новую. В этом отношении у нас неплохой народ. Молодежь тратит почти все свое свободное время на возню с машинами. Вы бы посмотрели, что они понаделали с некоторыми из них – прямо очеловечили.

Он встал возле открытого окошка трейлера и прислонился к дверце.

– Ей-богу, хороший у нас стан, – сказал старик. – С какой стороны ни взгляни. У нас самые ухоженные зерновые; а как мы землицу обрабатываем, вы бы знали. И наш пузырь, владелец этих мест, высокого мнения о нас. Вот уже двадцать лет как мы каждую весну возвращаемся сюда. Если кто другой попробует занять наше место, пузырь и разговаривать с ними не станет. Он всегда ждет нас. Вряд ли найдется много еще таких станов. Но уж как наступит зима, нас не удержишь – отправляемся путешествовать, куда глаза глядят. И можем вернуться в любой город, где мы уже побывали зимой, если захотим, и ничего нам не может помешать.

Он внимательно посмотрел на Эмби.

– А вы, случаем, не знаете ли, как вызывать дождь?

– Несколько лет назад я что-то читал о работах на эту тему, – сказал Эмби. – Это, кажется, называлось «засеивать тучи». Но я забыл, что при этом применяли. Скорее всего, серебро. Еще какие-то реактивы…

– Понятия не имею ни о каком «засеивании», – сказал старик, – да и насчет того, применяют они какие-нибудь реактивы или нет… Ясное дело, – добавил он, опасаясь, что его не так поймут, – у нас тут имеются самые прекрасные спецы по дождю, их целый кагал, но в фермерском деле никогда не помешает иметь в запасе одного-двух специалистов. – Он взглянул на небо, – Сейчас-то нам дождь ни к чему, зачем тратить силы на то, чего не нужно. Вот кабы вы появились здесь в пору, когда в дождях большая нужда, тогда вы увидели бы парней за работой. Когда они начинают танцевать, от них глаз не оторвать, все на них оглядываются.

– Я так много читал о навагос… или нет, о моки, – сказал Эмби.

Но старика не интересовали ни навагос, ни моки.

– А какая у нас бригада овощеводов! – продолжал он свой рассказ, – Не хочу хвастать, но, ей-богу, лучше наших не найти…

Его прервала орущая во всю глотку стайка ребятишек, что неслась со всех ног. Он оглянулся.

– Вот и Фред.

Легкой походкой Фред приближался к ним. Это был крупный мужчина с непокрытой головой, со спутанными черными волосами, густыми бровями и с полным ртом белых зубов.

– Привет, люди, – сказал он, – Чем могу быть полезен?

– Джейк рассказал.

Фред в замешательстве почесал в волосах и смущенно помолчал.

– Да у нас полным-полна коробочка, к тому ж мы вот-вот уедем. И не соображу, на что нам еще одна семья. Если только у вас есть в загашнике что-нибудь из ряда вон выходящее.

– Я хороший механик, – объяснил ему Джейк, – могу водить любую машину.

– Водителей у нас хватает. А как насчет ремонта? Может, смыслите по сварочному делу? Или токарному?

– Я… да нет.

– Нам приходится самим ремонтировать машины, содержать их в постоянной готовности. Бывает, сами запасные части делаем, чтобы заменить старые, изношенные. У нас нет времени ждать, когда нам доставят их с завода, так что мы все тут на все руки мастера. Что там вождение машины – каждый умеет водить машину. Даже женщины и дети.

– А еще вот док, – сказал Джейк, – образованный человек. Был профессором в университете, пока тот не прикрыли. Не подойдет ли он вам?

Фред оживился:

– Да что вы говорите! По агрономии…

– История, – сказал Эмби. – Я знаю только историю, ничего больше.

– Это, видите ли, не то… – Фред был разочарован, – Нам нужен специалист по сельскому хозяйству. На отдельных участках мы проводим эксперименты, но слишком мало знаем. В результате ни на одном из них ничего не получается. Идея состоит в том, чтобы вырастить лучшие сорта семян. Только успех эксперимента поможет нам в торговле – вся наша ставка на качественные семена. У каждого стана свой собственный сорт семян, и чем выше качество семян, тем меньше вы зависите от вашего пузыря. Мы выращиваем хорошие дурхамы, но теперь мы принялись за кукурузу. Если бы нам удалось вывести, скажем, такой сорт, который вызревает на декаду раньше…

– Весьма интересно, – сказал Эмби. – Но, к сожалению, я бессилен вам помочь. Никакого представления не имею.

– А я бы работал во всю мочь, – сказал Джейк, – если бы только вы позволили мне остаться. Я же двужильный, другого такого во всем вашем стане не сыскать.

– Прошу прощения, – сказал в ответ агент, – у нас лентяев не водится, все старательные. Если вам нужно пристанище, вам лучше всего обратиться к путешественникам. Они, возможно, примут вас. А такие старые станы, как наш, обычно не берут новичков, разве что они обладают какими-то необыкновенными способностями.

– Ладно, – сказал Джейк, – пусть будет по-вашему.

Он открыл дверцу и влез в машину. Дети нырнули на заднее сиденье. Вскарабкалась в трейлер и Мерт.

– Спасибо, – сказал Джейк агенту, – Извините, что отняли у вас столько времени.

Он развернул машину и поехал к шоссе. Долго молчал, наконец заговорил:

– Что это за штука такая – агроном? – спросил он.

8

И дальше, где бы они ни останавливались, все происходило примерно в том же духе.

Не кибернетик ли вы? Нет? Жаль-жаль. Нам, конечно, подошел бы кто-нибудь из этих парней-кибернетиков.

Сожалеем, но нам нужен химик. Колдуем тут, производим топливо. А знаний никаких, кроме того, до чего сами докопаемся. В один прекрасный день наши ребята взорвут к чертовой бабушке весь наш стан.

Если бы вы были лекарем. Лекарь нам нужен.

Вы знакомы с электроникой? Нет? Очень жаль.

Историк… Боюсь, историк нам ни к чему.

Вы случайно не доктор? У нас доктор уже совсем старенький.

Нам бы инженера по ракетам. Есть у нас тут идейки… Нам бы парня, разбирающегося в ракетах.

История? Не-а. На кой она нам?

Но есть все же польза и в истории, говорил Эмби.

Я знаю, – сказал он, – есть ей применение. Прежде она всегда служила орудием. Не могла же она вдруг потерять свое значение, даже в нынешнем невежественном обществе.

Он забирался в свой спальный мешок и смотрел на небо.

Дома теперь уже осень, думал он. Падают листья, и стоит его город, захватывающе прекрасный в своем осеннем наряде.

А здесь, на самом юге материка, все еще было лето, и странное, летаргическое чувство навевала темно-зеленая листва и густая синь неба – будто зелень и синева отпечатались на земле и останутся такими навеки, на земле, которой противопоказаны какие-либо изменения и матрица ее существования отлита навсегда, без всякой надежды на перемены.

На фоне неба темной глыбой возвышался трейлер; внутри трейлера закончили свои стенания Джейк и Мерт, и стало слышно журчание ручья, протекавшего немного в стороне от их стоянки. Угасал костер, пока не стал похож на розу в белом пепле кострища, а где-то на опушке леса вдруг запела птаха, наверно, пересмешник, хотя песня не была такой прелестной, как он ожидал услышать.

И так всегда, подумал он. Наши фантазии никогда полностью не совпадают с действительностью, с тем, что есть на самом деле. Чаще всего в жизни все гораздо менее красиво и более прозаично, чем в воображении человека; но порой вдруг, в самом неожиданном месте, возникает перед тобой такое, что пригвоздит тебя к месту и затем определит всю твою дальнейшую судьбу.

Побывав в двух-трех станах, доктор убедился, что все они на один манер – на солидный американский манер, деловой и прагматичный; были в них и свои странности, но они переставали быть странностями, как только он постигал их истоки.

Вот, например, еженедельные военные сборы с их обычными военными играми; в них каждый рядовой должен пройти все ступеньки маневров и со всей серьезностью отработать свою долю, без всяких там уверток и шуточек решить военную задачу, а в это время женщины и дети, как стая перепелок, разбегаются в поисках укромного места, чтобы спрятаться от воображаемого врага.

А дело все заключалось в том, что без этих сборов федеральное правительство не получило бы даже свой пустячный налог на оборону. А так у него всегда есть предлог держать под рукой на случай чрезвычайной мобилизации граждан-солдат, готовых биться в страшной тотальной войне, как какие-нибудь фронтьеры или дикие индейцы, и разорвать на части любого неприятеля, посмевшего высадиться на берегах его родного континента. Федеральное правительство содержало военно-воздушные силы, производило оружие, поддерживало военные исследования и осуществляло общее руководство и планирование. Люди, все до одного, составляли постоянную армию, готовую в любой момент к мобилизации, вымуштрованную до степени пальца на взведенном курке, и притом армия эта ни гроша не стоила федеральному правительству.

Увидев все эти военные игры и муштру, Эмби понял, что такое положение дел приведет в замешательство любого потенциального врага. Это было что-то новое в военной науке. Представьте себе страну, в которой нет ничего, что могло бы представлять достойную цель для бомбардировки, не осталось городов, которые можно было бы брать приступом и удерживать в своих руках, нет предприятий, подлежащих полному разрушению, и при этом каждый житель мужского пола в возрасте от 17 до 70 лет – готовый к бою солдат.

Так он лежал, размышляя о предметах, удивительно знакомых и незнакомых.

К примеру, народные обычаи, бытовавшие в пределах каждого стана. Они образовались из легенд, суеверий, маши, школьных знаний, местного культа героев и всяких других, обязательных для полного завершения картины общественной жизни глупостей. Он понимал, что эти обычаи были частью неистовой, фанатичной верности своему родному стану, ставшей определяющей во взаимоотношениях его обитателей друг с другом. А за пределами этого господствовало фантастическое соперничество между различными станами, которое трудно было порой понять: оно проявлялось и в мелком хвастовстве добытой рыбешкой, и в тупом отказе лидеров стана делиться какими бы то ни было секретами и знаниями со своими соседями. Понять это было бы совсем невозможно, если не учитывать старых американских традиций, представлявших собой душу и тело американского бизнеса.

Странная ситуация, думал доктор Амброуз Уилсон, лежа в своем спальном мешке в самой глубинке теплой, южной ночи, странная ситуация, но вполне объяснимая, если на нее посмотреть с определенной точки зрения.

Все ему понятно, кроме маленькой закавыки, с которой он; никак не мог справиться. Это было скорее подспудное чувство, чем что-то реальное, чувство, что за всей этой неразберихой кочевой жизни лежит новый фактор, жизненно важный, его можно ощутить, но трудно найти ему определение.

Он лежал и раздумывал над этим новым, жизненно важным фактором, пытаясь проанализировать свои впечатления и найти ключ к разгадке. Но не было ничего реального, ничего, чтобы протянуть руку и пощупать, ничего, чему можно было бы дать название. Это была как бы солома без единого зерна, дым без огня, это было что-то новое, вероятно, в той же степени объяснимое, как и все другое, нужно только посмотреть с определенной точки зрения. Но где эта «точка зрения»?

Они пересекли огромные пространства, следуя по берегу великой реки с севера на юг, и видели много станов: зерноводческие с их многочисленными акрами хлебных и кукурузных полей; промышленные с дымящими трубами и грохотом машин; транспортные с множеством грузовиков и с фантастическими по масштабам перевозками грузов; станы по производству молочных продуктов со стадами коров и маслобойными и сырными заводами; станы по разведению кур; по производству грузового транспорта для фермеров; станы углекопов; станы по ремонту дорог, по лесоразработкам и так далее. И то тут, то там встречались им такие же бродяги, путешественники, летяги, как они.

Но куда бы они ни пришли, везде их ждал один ответ: «Очень жаль, но…», и кучки ребятишек, и чешущихся собак, и агенты по труду, сообщавшие, что для них в стане ничего нет.

В некоторых станах их встречали более благожелательно, кое-где они останавливались на день, а то и на неделю, отдыхали, приводили в порядок машину, расправляя затекшие ноги, встречались с разными людьми.

В таких случаях Эмби ходил по стану и, усаживаясь на солнышке или в тени – в зависимости от обстоятельств, – заводил разговоры, и иногда ему начинало казаться, что он постиг этих людей. Но вслед за этим всегда появлялось ощущение неуловимой странности, смутной непохожести, будто кто-то, кого он не мог видеть, сидя в кругу собеседников, уставился на него испытующим взглядом, и тогда он остро осознавал, что между ним и этими людьми лежит пропасть в сорок лет забытья.

Он ловил их радиопередачи и слышал едва различимые голоса из других станов, иногда близких, иногда с другого конца континента, – все это выглядело пародией на любительские репортажи 1960-х годов, словом, радиосеть на деревенском уровне. Транслировалась в основном болтовня, но был в ней порой и вполне официальный смысл – официальные заявления, содержащие требование тонны сыра или грузовика сена, или просьбу заменить какие-либо сломавшиеся части машины, или подтверждение долга одного стана другому после какой-либо сделки или за какой-то продукт, чаще всего разные станы хитрили между собой и платили по большей части обещаниями за обещания же. И все-таки было в этой их болтовне что-то специфическое, свойственное только этой фантастической культуре, которая в течение одной ночи вышла из предместий и превратилась в культуру кочевников.

И во всем присутствовала магия, странная, легкая магия, которая не причиняла людям вреда, служила только им на пользу. Ему казалось, что после продолжительного бегства из материального мира домовые и феи вернулись восвояси. Появились новые, причудливые обряды – они пришли из прошлого; вновь возникли амулеты и заклинания; возрождалась древняя, простая вера, забытая в самом недавнем нашем вчера, простая, детская вера в надежность мира. И, по-видимому, за всем этим скрывается что-то хорошее, подумал он.

Но самое удивительное было в том, что древняя магия и старые верования совершенно естественно сочетались с современными технологиями: кибернетика шагала нога в ногу с амулетами, танцы во имя пролития дождя сочетались с агрономическими науками.

Пытаясь найти объяснение всему этому, он рассматривал проблему с разных сторон, и в целом, и по частям, пытался отойти от стереотипов и вписать модель в определенную историческую эпоху; но чаще всего, когда, казалось, объяснение найдено и модель вписалась в достаточно разумную историческую схему, обнаруживалось в конце концов, что вся его работа не более чем поверхностный взгляд на проблему.

По-прежнему оставались за гранью понимания эти смутные ощущения и жизненно важный фактор.

Тем временем они продолжали свое путешествие под постоянный аккомпанемент всеобщего «Очень жаль, но…» Он знал, что Джейк терзается и имеет на это полное право. Ночь за ночью, лежа в своем мешке, он слышал, как Джейк и Мерт, считая, что он и дети спят, разговаривали друг с другом. И как он ни старался из приличия лечь подальше и хотя бы не слышать каждое сказанное ими слово, по тону их стенаний он догадывался, о чем они толкуют.

Какой стыд, думал он. Как сильно надеялся Джейк, как глубоко он верил. Страшно наблюдать день за днем, как человек теряет веру, как она постепенно покидает его, словно вытекает из раны по капле его кровь.

Устраиваясь поудобнее, он покрутился в своем спальном мешке и закрыл глаза от звездного света. Он чувствовал, как сон, подобно древнему утешителю, успокаивает его; и в смутное мгновение, когда реальность ускользает, но еще не совсем покинула твое сознание, он опять увидел прекрасный портрет– идеал, который висел над камином, и свет от лампы падал на него.

Когда он проснулся, трейлера на месте не было.

Сначала он ничего не подумал: ему было тепло и уютно, свежий ветерок овевал его лицо, радостно заливались птицы на каждом дереве и кусте, журчал ручей по галечному руслу.

Он лежал и думал, что хорошо жить на этом свете, и смутно представлял себе, чем одарит его новый день, и был благодарен тому, что ему нечего бояться.

А потом он заметил, что трейлера-то нет; еще какое-то мгновение он оставался спокоен, не постигая случившегося, пока гадкой пощечиной по лицу не дошел до него смысл происходящего.

Его охватила паника, но быстро отпустила – холодный ужас одиночества, заброшенности сменился взрывом гнева. Он обнаружил внутри спального мешка свою одежду, вылез из него и сел одеться. Он попытался восстановить картину того, что здесь произошло.

Стан находился глубоко в низине, возле шоссе, и он вспомнил, как они подкладывали под колеса трейлера камни, чтобы он не скатился вниз по склону. Скорее всего, Джейк вынул камни, отпустил тормоза и, не заводя мотор, скатился по склону до того места, откуда звук мотора уже не был слышен.

Он поднялся и тупо побрел вперед. Вот и те камни, которые они подкладывали под колеса, а вот и следы на росе.

Вскоре он обнаружил и еще кое-что: прислоненное к сосне стояло ружье двадцать второго калибра – вещь, которой Джейк гордился больше всего на свете, и, кроме того, старый, чем-то набитый рюкзак.

Он присел у дерева и развязал его. Там находились два коробка спичек, десять коробок боеприпасов, его запасной костюм, еда, тарелки, кастрюли, сковородки и старый плащ.

Он склонился над всем этим хозяйством, разбросанным на земле, и почувствовал, как на глазах закипают слезы. Конечно, это было предательство, но и не совсем предательство – ведь они не забыли о нем. Украли, бросили его с самыми низкими побуждениями, но Джейк оставил ему свое ружье, а оно было как бы его правой рукой.

Их стенания, которые он не раз слышал, – не планировали ли они уже тогда в их ночных разговорах все это? Но что изменилось бы, если б он расслышал слова, а не тон их бесед, что, если бы он подкрался, подслушал и разоблачил их планы – что бы предпринял он тогда?

Он снова уложил рюкзак и потащил его и ружье к спальному мешку. Будет тяжело, но потихоньку-полегоньку он возьмет и понесет все с собой. В конце концов, утешал он себя, дела обстоят не так уж плохо: у него остался бумажник и в нем немного денег. Без особого сочувствия он подивился, на что Джейк, оставшийся без копейки в кармане, будет приобретать бензин и еду.

И ему показалось, что он слышит, как Джейк занудливо говорит: «Это все док. Это из-за него никто не хочет брать нас. Им стоило только взглянуть на него, и они уже понимали, что недалек день, когда он сядет им на шею. А на что им такие, которые через год-два будут бременем для них?»

Или немного иначе, так, например: «Говорю тебе, Мерт, это все из-за дока. Он им вешает лапшу на уши и тем только отпугивает их. Они же соображают, что он не их поля ягода. Ишь нос задирает! Ну а мы… Мы самые обыкновенные люди. Они бы нас вмиг приняли, если бы не доктор».

Или так: «Вот мы, нам любая работа нипочем, а док – специалист. Ничего мы не добьемся, если не отделаемся от дока».

Эмби покачал головой. Смешно, подумал он, на что только не пойдет, отчаявшись, человек. Благодарность и честь и даже дружба – все это лишь хилые преграды на пути отчаяния.

«А я? – спросил он себя, – Что теперь буду делать я?»

Не сразу, конечно, но пришла ему на ум мысль о возвращении домой. Но это было невозможно: на севере примерно через месяц выпадет снег, и никаких его сил не хватит, чтобы пробиться сквозь него. Если уж идти домой, то надо дождаться весны.

А пока оставалось только одно – продолжать свой путь на юг, но не так быстро. Было в его положении и свое преимущество. Теперь он был предоставлен самому себе, и у него появилось гораздо больше времени на раздумья. А в данной ситуации есть о чем поразмыслить, ибо было в ней много поразительного. Он знал, что где-то есть ключ к пониманию того жизненно важного фактора, который он постоянно ощущал в каждом стане, есть ответ на загадку. Стоит ему разобраться в этом явлении, и тогда можно будет сесть и писать историю, и таким образом он выполнит свое назначение.

Он положил ружье и рюкзак на спальный мешок, а сам спустился на дорогу. Остановившись посреди нее, он посмотрел сначала в одну, потом в другую сторону. Дорога была длинной и безлюдной, таким же безлюдным и одиноким будет и его путешествие. У него никогда не было детей, а в последнее время – и друзей. Джейк, подумалось ему, был самым близким человеком; но Джейка нет, теперь не только пространство, не только пыльная дорога пролегли между ними, но и его поступок.

Он расправил плечи, изображая уверенность и мужество, которых на самом деле не было, и снова поднялся на стоянку, чтобы подобрать спальный мешок, ружье и рюкзак.