Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 55 страниц)

Глава 7
Март 1992 г

Поднялись на борт без приключений, никто не задерживал, никого не было и наверху трапа.

Бегишев даже выразил неудовольствие.

– Всех уволю, – сказал он, – так можно судовую кассу увести.

Прошли в холл.

– Где будем мадам устраивать? – спросил он у Андрея.

– Я не знаю, – сказал Андрей. – Мне нужно к себе сходить, умыться.

– И не мечтай, – сказал Бегишев. – Я тебя ни на секунду не отпущу. Во-первых, я тебе не верю. Я никому не верю. Во-вторых, у нас сейчас нет другого переводчика.

Пришлось всей толпой идти к люксу господина Бегишева.

Там разместились в тесноте.

Бегишев приказал Алику:

– Давай на полусогнутых в машину. Знаешь, кого звать.

– Знаю.

– Сейчас придет слесарь, – сказал Бегишев. – Мастер своего дела.

Мадам поглядела в иллюминатор. Она была напугана.

– А скоро ваш пароход отправится дальше? – спросила она.

– Не бойся, – ответил Бегишев. – Ночью. Время еще есть. – Он обернулся к Антонине: – Кто нас засек или нет?

– Ой, я не знаю, Оскар, – ответила Антонина. – Может, кто-нибудь из-за угла подглядывал. Ты же знаешь, как здесь легко спрятаться.

– Думай, где нам спрятать добро, – сказал Бегишев.

– Как будто ты раньше все не предусмотрел, – улыбнулась Антонина.

– Планы меняются, обстоятельства тоже, – сказал Бегишев.

Говоря, он разглядывал госпожу Парвус.

Забавно, что они были похожи. Две туши: одна помоложе – Бегишев, другая – куда постарше. И друг другу они не нравились.

– Мы договорились на тридцати процентах, – сказала госпожа Парвус.

– На двадцати! – воскликнул Ильич. – Сама же говорила: двадцать!

– Все оказалось куда сложнее, чем мы ожидали, – сказала мадам.

– Для меня тем более все оказалось сложнее! Я же не требую больше моих сорока! – Ильич был искренне возмущен. У него отнимали деньги.

– Получите, сколько я выделю, – сказал Бегишев.

– Может, там ничего и нет, – сказал Андрей.

Это была крамола, ее так и оценила мадам. А когда Андрей повторил свою фразу по-русски, поднялся общий шум, прерванный только появлением чужого нескладного человека с большой челюстью.

– Пришел, – сказал Алик, оставаясь в дверях.

– Вижу, – сказал Бегишев. – Посмотри, Данилыч, как этот ящик открыть. Только быстро, нам некогда чикаться.

– Пустое дело, – сказал Данилыч.

Оба играли в хозяина – работягу. Вернее всего, не был этот слесарь Данилычем, но и был ли слесарем – тоже неизвестно.

Данилыч постучал по боку ящика согнутым пальцем. Ящик отозвался глухо.

Данилыч приподнял ящик и с тупым стуком опустил его.

– Солидная работа, – сказал он. – Старая, может, даже до революции делали. Золинген. Классная сталь.

Андрей отнесся к словам Данилыча скептически. Даже чуть не спросил вслух: а Золинген здесь при чем?

– Открыть сможешь? – спросил Бегишев.

– Инструмент нужен, – сказал слесарь. – Хороший инструмент нужен. Дома есть.

– А здесь?

– А здесь, понимаешь, нету.

– У кого есть?

– Ни у кого нет. Здесь тонкой работой никто не занимается. А ведь ты посмотри, какой ключик был – тютелька не влезет.

Он покрутил ногтем указательного пальца в замочной скважине.

– А если хорошо заплачу? – спросил Бегишев.

– А если ты хорошо заплатишь, то вызывай Левшу. Читал про такого?

– Значит, не можешь?

– И никто не может.

– Если распилить?

– Сталь, – ответил, не задумываясь, Данилыч. – Сталь высокого класса, танковая сталь, хоть и не было тогда танков. Нет у меня инструмента.

– А в баксах заплачу?

– Ищи другого дурака. Чтобы сейфы брал.

– Почему, простите, сейф? – спросил Ильич.

– А потому, что это и есть переносной сейф. Думаете, папаша, почему он такой неподъемный – это сталь столько весит. А внутри его, может, пустота или несколько бумажек. В сейфы странные вещи кладут. Я свободен?

– Пока свободен, – сказал Бегишев. – И учти, что я тобой недоволен.

– Учту, господин механик. Помнишь морскую песню?

Данилыч вышел из каюты, аккуратно закрыв за собой дверь.

– Плохо дело, – сказал Бегишев.

– Я никуда не отойду от коробки, – сказала мадам. – Как только я отойду, меня вычеркнут из компании. Я имею жизненный опыт.

Бегишев поднялся и подошел к открытому иллюминатору.

Он смотрел вдаль. Погода портилась. Шел мелкий дождь. У борта остановился туристический автобус – писателей возили в музей «Вазы».

Писатели вылезали из автобуса, одежду трепало ветром – они спешили к кораблю.

И тут же из облака посыпался снег. Не дождь, а снег, с опозданием напоминавший, что здесь еще не кончилась зима.

– Надо будет поискать на теплоходе другого слесаря, – сказала Антонина. – Не может его не быть – здесь же сотни людей, включая обслуживающий персонал.

– Разумно, – не без иронии откликнулся Бегишев. – И твой слесарь окажется чекистом.

– Или еще хуже, – поддержал его Ильич, – из этой монархической банды.

Значит, они знают, подумал Андрей. Не то его удивило, что знают – невозможно не заметить конкурентов, но то, что Ильич назвал их монархистами, подтвердило подозрения Андрея.

– И что же делать? – спросила Антонина.

– Сначала выбросим с теплохода наших друзей, – сказал Бегишев, показав на мадам и ее Сержа.

– Что он сказал? – спросила госпожа Парвус.

Андрей перевел.

– Попробуйте, – сказала мадам. – Но предупреждаю, что перед вашим приходом я наговорила кассету и она спрятана в надежном месте. Если со мной что-то случится, рука правосудия до вас доберется.

– Как вы смотрите на то, – миролюбиво (ах, не верьте этому миролюбию борова) спросил Бегишев, – чтобы подождать, пока мы реализуем содержимое шкатулки в России и вышлем причитающуюся долю. Мы заключим договор и дадим вам обещания.

– Обещания – пфьють! – запела соловьем госпожа Парвус. – Почему я должна верить бандитам от коммунизма? Да я порядочным людям не верю. Я должна присутствовать при вскрытии гробницы.

Может, она сказала и не то слово, но Андрей перевел именно так. Ему вдруг привиделась известная или виденная когда-то картина: совещание в Египте перед тем, как вскрыть гробницу фараона – и неизвестно еще, ограблена она или цела, фараон там или пустота, тяготеет ли над гробницей проклятие или оно использовано грабителями, которые здесь погибли мучительной смертью. Археологи – люди суеверные. Как люди профессии, успех в которой зависит от везения, от того, как выпадут кости судьбы.

– Гробницы? – вскрикнул Ленин. – Какой еще гробницы?

– Коробки, – поправился Андрей.

– Не шутите так! – сказал Ильич. Он нашел на диване забытую кепочку и натянул ее – словно замерзла лысина. В ней он почувствовал себя уверенней.

– Спроси, какие ее условия? – сказал Бегишев. – Окончательные условия, а не этот треп.

– Мне не хочется плыть с вами в Петербург, – сказала госпожа Парвус так, словно у нее была давно подготовлена речь на этот счет. – К тому же у меня нет русской визы, и вы сразу устроите так, что меня посадят в русскую тюрьму. Ваш пароход завтра утром будет на Готланде. Это шведская территория, но думаю, что там вас полиция вылавливать не будет.

– Будем надеяться, – заметил Андрей.

– Переводи, переводи! – потребовала Антонина.

– Погодите.

– На острове у меня есть знакомые. Там мы сразу откроем ящик. За полдня, которые вы там проведете, мы уладим все проблемы. Потом я останусь на Готланде, а вы проследуете в Финляндию со всеми вашими сокровищами. Надеюсь, этот вариант вас устроит?

Когда Андрей перевел, Бегишев сразу спросил:

– А откуда вы возьмете там слесаря?

– Висбю – небольшой порт. В порту мастерские. В мастерских работает мой… скажем, родственник.

– А как мы вас устроим? – спросила Антонина, видимо, внутренне сдавшись.

– Дайте нам с Сержем каюту, – сказала рыжая старуха. – На одну ночь. Что, у вас на теплоходе каюты не найдется?

– А если вас найдут?

– Без вашего доноса не найдут, – уверенно ответила госпожа Парвус.

– Добро, – сказал наконец Бегишев. – Остаешься на корабле, но с тобой в каюте будет Алик.

– Еще чего не хватало! – воскликнул Алик.

И прямо в тон ему прошипела мадам:

– Еще чего не хватало. У меня уже есть друг!

Она схватила теннисиста за руку. Тот улыбнулся, как не очень умный внучек.

– Я ее не трону, – сказал Алик. – Ни за какие бабки. Если она храпеть не будет.

– Тогда ящик останется в моей каюте, – сказала мадам.

– Никаких кают, – отрезал Бегишев. Он принял решение, и теперь его трудно было сдвинуть. – Я спрячу ящик как следует, и никто этого не будет знать. Вы, наверное, забыли, что у нас на борту есть враги? Причем мы даже не знаем, сколько их и как они вооружены.

– Я не могу вам верить! – сопротивлялась мадам.

– Я иду на компромисс, – сказал Бегишев. – Я устраиваю вас на борту и гарантирую безопасный проезд до острова Готланд. Я даже не прошу у вас гарантий безопасности на Готланде.

– Я не хочу неприятностей. – Мадам внимательно слушала перевод Андрея. – Я заинтересована в том, чтобы получить долю и попрощаться с вами навсегда.

– На это я и рассчитываю, – согласился Бегишев. – Значит, договорились. Я спрячу ящик в месте, которое будет известно только мне. Я его подготовил заранее. А теперь, Антонина, дай-ка мне телефон. – Он протянул лапу, и Антонина вложила в нее телефонный аппарат.

Он набрал номер и сказал:

– Привет, это я, сейчас к тебе зайдет моя подруга Антонина и все объяснит.

Потом он обернулся к Андрею и пояснил:

– Я говорил с помощником по пассажирам. Сейчас Антонина оформит у него каюту для наших дорогих гостей. Ты, Андрюша, проводи их, посмотри, как разместились, вели запереть на всю ночь. Мы не знаем, кто захочет навестить их ночью и немного допросить. Учти, что здесь добреньких не осталось. Жизнь пошла сложная, люди озверели. «Так жить нельзя!» Объясни ей, что это название фильма моего любимого режиссера Говорухина, который был другом Володи Высоцкого. Сможешь объяснить?

– А нужно?

– Не нужно. Ты прав, но я тебе эту наглость, Андрюша, запомню. И когда мы будем делить бабки, ты получишь пулю в лоб.

– Пожалей мальчика, – заметила Антонина. – Он мне еще пригодится.

– А ты, Снегурочка, заблуждаешься, – сказал Бегишев. – Посмотри в глаза своему мальчику. Он постарше нас с тобой будет.

Андрей внутренне поежился. Он не любил, когда люди заглядывали ему в душу.

– Я пойду? – спросил Андрей.

– Смотри, чтобы госпожа Парвус была довольна жилищными условиями.

– Потом, надеюсь, мне можно будет вернуться к себе?

– И ложись спать. Чем меньше будешь общаться с графинями и братцами-писателями, тем лучше для твоего здоровья.

* * *

Подходя к каюте, Андрей предвкушал момент, когда вытянется на койке. Он устал. Ничего особенного не делал, а ощущение, будто возил на себе кирпичи.

Но расслабляться нельзя.

Алеша Гаврилин был дома.

– Привет, – сказал он, выходя из туалета и вытирая махровым полотенцем голову. – Как ваши приключения, Рокамболь? Все члены тела в порядке?

– Устал, – признался Андрей.

– Расскажешь, как искали сокровище?

– Вроде бы и рассказывать нечего.

– Плохо обманывать старших. Ой как плохо, юноша!

– Мне в самом деле хочется принять душ и потом чуть-чуть поспать.

– В отличие от остальных лиц этой драмы, – сказал Гаврилин, – я либерален, демократичен и милостив. Хочешь в душ – иди в душ, пока не отключили горячую воду.

– Здесь не отключают, здесь теплоход. – Андрей не понял иронии.

– А ты попробуй, – сказал Гаврилин.

Что ему говорить? Они ведь тоже не отвяжутся. Андрей был уверен, что Гаврилин достаточно тесно связан с дамами и ему поручили следить за Андреем. «Разумеется, я ничем ему не обязан, и мне, в сущности, совершенно все равно, достанется ли добыча монархистам или коммунистам. Нет, впрочем, не хотелось бы, чтобы все досталось коммунистам. Хотя они пока не участвуют в общей драке. Впрочем, никто об этом не рассказывает. Они хотят узнать от меня, ничего в ответ не сообщая. Ведь я наблюдатель и не претендую на другую роль».

События дня казались невнятными, словно события кошмара.

…Рыжая толстая старуха, воняющая потом и плохими духами, выстрел в Аркадия Юльевича, банк с ужасными обитателями… Андрей словно составлял мысленный отчет для Лидочки. Ему не хотелось выходить из душа и снова говорить с Гаврилиным. Хватит на сегодня!

Он тянул время. Не вылезая из-под душа, почистил зубы, решил было постирать носки, но сил не нашлось…

Гаврилина в номере не было.

Ну и хорошо, можно будет поспать до Готланда. А когда мы будем на Готланде?

Андрей взглянул в иллюминатор.

Причал был ярко освещен, за ним – темнота улицы, разрываемая лишь лучами фар, и стена домов с горящими окнами. Мостовая была мокрой. Снег падал и таял – это было похоже на декорацию оперного спектакля.

Андрей улегся на койку, но не стал тушить настольную лампу, чтобы Гаврилину легче было устраиваться ко сну.

Но сам Андрей заснуть не успел.

Сначала за дверью послышались громкие голоса. Соседи выясняли отношения по-литовски. Затем в дверь постучали, и, прежде чем Андрей успел сказать, что спит, в дверях появился Миша Кураев.

– Рано спишь, – сказал он. – У Бригитты Нильсен день ангела. Она тебя приглашает.

– Она меня не знает.

– Чепуха. Ты великий археолог, автор мирового бестселлера. Еще немного, и в Европе тебя будут знать так же, как меня.

Миша немного выпил, но уже спохватился, что его могут счесть навязчивым. Этого он не выносил.

– Я зайду через полчаса, – сказал он. – К тому времени ты или заснешь, или уже будешь при смокинге и «бабочке». Как свободный человек, ты имеешь право выбора.

Дверь за писателем закрылась. «Не пойду я ни на какие именины, тем более что меня на них не звали».

Андрею показалось, что он все еще размышляет об этом, но тут его разбудили – видно, все же заснул и не заметил, как заснул. Люди ведь замечают, как просыпаются, но никто еще не уловил момента, когда засыпает. Видно, потому, что сон – это малая смерть, это ежедневная репетиция смерти.

* * *

– Андрей Сергеевич! – Татьяна, племянница Анастасии Николаевны, стояла над ним подобно медсестре над постелью больного.

«Сейчас она предложит мне поставить градусник», – почему-то подумал Андрей.

– Не вставайте, не надо беспокоиться, – сказала Татьяна.

Настольная лампа светила ей на руки, сложенные у живота, тогда как лицо оставалось в тени.

Андрей сел на кровати.

Татьяна положила ему на плечо сильную руку, как бы прерывая его движение.

Он так и остался сидеть на койке, а Татьяна не убрала ладонь с его плеча.

– В чем дело? – спросил он.

– Андрюша, – сказала Татьяна, – расскажите, как они нашли шкатулку. Расскажите мне. Никто об этом не узнает.

– Почему вы так думаете?

– Я – красивая женщина? – спросила Татьяна.

– Разумеется.

– Я буду вашей. Я не обманываю вас. Вы мне нравитесь. Я отдамся вам целиком, но вы должны что-то для меня сделать.

– Смешно. – Андрей опустил ноги на пол. Но Татьяна его плеча не отпустила. – Мне еще не приходилось вступать в подобные союзы.

– Ничего смешного, – обиделась Татьяна, и Андрей понял, что ей еще не приходилось напрашиваться таким образом, потому она и сама чувствует себя неловко. Тем более что никаких чувств к Андрею не испытывает. Как ни горько мужчине это признать.

Что Андрей и сказал молодой женщине.

Татьяна выслушала его отповедь, которой позавидовал бы и Евгений Онегин, покорно, но без улыбки.

Она присела на койку рядом с Андреем и заговорила вполголоса, будто не хотела, чтобы ее услышали из-за двери.

– Вы простите, что я на вас напала, – говорила она, сидя рядом, но не касаясь Андрея. – Это совершенно не моя манера, честное слово. Но передо мной поставили задачу. Честное слово, она так и сказала: «Ставлю тебе задачу».

Татьяна робко улыбнулась, и сверкнули белые крупные зубы.

– Ты имеешь в виду Анастасию Николаевну?

– Она мне вовсе не тетка, – призналась Татьяна, – но мы с ней вместе работаем. Вы простите меня, Андрей?

– В чем?

– В том, что навязываюсь. Мне было приказано отыскать к вам путь. Быстрый и надежный. Пока я шла – поняла, что угрозами вас не испугаешь. И я подумала: может быть, я его соблазню? Вот и попробовала. Но неубедительно.

– Да, наверное, неубедительно, – сказал Андрей. – Хотя если бы вы избрали другой способ соблазнить меня, то не встретили бы возражений.

– Вот именно, я так всегда и думала – все мужики сволочи. Разве у вас жены нет?

– А вы замужем? – ушел от ответа Андрей.

– Это не важно, когда нас окружает Балтийское море и мы вдвоем на борту теплохода.

– А за дверью ваши товарищи по партии ждут результатов вашего визита.

– Вы можете проверить, – уверенно ответила Татьяна, – там никого нет.

– Убежали?

– И не подходили. Они верят, что я справлюсь.

Наступила неловкая пауза. Следовало что-то делать. Андрей почти непроизвольно совершил наглый поступок. Наглый вообще, но не в этой ситуации – ему было любопытно спровоцировать женщину на какие-нибудь неординарные действия.

Андрей положил ладонь на грудь Татьяны – грудь отлично вписалась в чашку пальцев.

– Да вы что? – с секундным опозданием, но вполне искренне возмутилась Татьяна. – Что вы себе позволяете?

Она резким движением оторвала руку от груди и отвела в сторону.

Но не закричала, а возмутилась лишь вполголоса.

Андрей чмокнул ее в щеку и подчинился.

Ладонь упала на колено.

– Где же ваши обещания? – прошептал он. – Так вам никогда меня не соблазнить.

– Я и не собиралась!

– Только говорили?

– Андрей, не надо надо мной издеваться! – Веснушки ярко вспыхнули на щеках, рыжеватые волосы туго завивались. – Мне и без вас тошно.

– Довели соратники?

– Вы, по-моему, ничего не понимаете – вы безобразно аполитичны.

– Вам кажется?

– Андрей, перестаньте притворяться, я вас убью!

– Слишком резкий переход от любви к ненависти!

– У меня нет к вам никаких чувств.

– Тогда дайте мне поспать и идите в бар.

– Не могу.

– Убьют?

– Анастасия ждет ответа.

И тут Андрей понял, что просто тянет время, тянет в разговоре – не зная, что же ему делать?

Признаться?

Татьяна сама помогла ему. Не почувствовала растерянности и готовности сдаться.

– Неужели вы думаете, что никто не видел, как вы вернулись всей бандой на «Симонов»? И притащили тот самый ящик? Я больше того вам скажу: с вами появилась крашеная старуха дикого вида – на борт взошла, а обратно не вышла. И с ней еще какой-то хлыщ. Кто эти люди?

– А может, они уже ушли, пока вы здесь сидите? – спросил Андрей. – Ведь никому не запрещено гостей принимать? Шведских коллег.

– Андрей, вы явно принимаете сторону бандитов и коммунистов, – удивилась Татьяна и убрала руку с коленки Андрея. Роман иссякал на глазах. – Вы же знаете, как плохо это может для вас кончиться!

– Я потеряю ваше расположение?

– Это лишь малая часть ваших неприятностей.

– У вас глаза как у кошки, – сказал Андрей. – И горят.

– Я могу быть страстной, – ответила Татьяна. – Человек, вкусивший моих ласк, никогда меня уже не забудет. Но вам это уже не грозит.

– Я не смогу исправиться?

– Вам будет трудно исправиться.

«У всех этих людей – очевидные провалы с чувством юмора, – подумал Андрей. – Как было бы мило, если бы они умели улыбаться. Но они или хохочут, или строят строгие физиономии».

– Что же мне надо сделать, чтобы просвещенная общественность меня простила?

– Сначала расскажите мне, что оказалось в том ящике? Вы видели сокровища царского семейства?

– Нет, не пришлось.

– Они скрыли это от вас?

– Честно говоря, они и сами туда не заглядывали.

– Почему? Только не лгите мне. Я ненавижу, когда мне лгут.

– Ящик не удалось открыть.

– Почему?

– Ключа не нашли.

– Я тебя убью!

Татьяна со злобой ударила его в висок кулаком. Была бы мужчиной – отправила бы его в нокаут.

Она кинулась его бить, и пришлось схватить ее за кисти рук. Она вырывала руки, глаза были совсем близко.

– Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу! – шептала она.

Татьяна дышала часто и неглубоко. Глаза вспыхивали по-кошачьи в свете настольной лампы.

Вдруг она сказала громко:

– Да потуши ты этот свет! Лампу потуши, мать твою!

– Как так? – Андрей не был готов к столь резкому переходу настроения.

– Я хочу тебя, мерзавец, я хочу тебя…

Андрей медлил. И не потому, что женщина была ему неприятна, – Татьяна была очень хороша, но Андрей глупо устроен – он не мог, не умел сдаваться женщине. Он должен был покорить ее. Он должен был ухаживать за ней. «Я люблю украшать елку, а все пляски вокруг нее одинаковы, – как-то говорил он своему приятелю. – Я люблю Лидочку, но не могу поклясться, что всегда был ей верен. И не потому, что столь полигамен, просто жизнь устраивала мне ситуации, в которых я был ведомым. Это не значит, что мужчина должен спешить к любимой жене с признаниями и покаянием. Покаяние оставьте для других случаев. О том, что произошло с тобой в других мирах и в других временах, забудь или помни – с содроганием или сладостью. Пускай это останется в тебе».

Но сказать женщине: а я тебя не хочу – так джентльмены не поступают.

И тут дверь раскрылась – так всегда случается в романах, где автор бережет целомудрие своего героя. Что-то должно случиться и спасти его девичью честь. Наверное, успех многотомной эпопеи шестидесятых годов «Анжелика» происходил оттого, что прекрасная героиня того сериала умела по собственной воле или по чужому настоянию спать с десятками хороших и плохих мужчин, получать от этого удовольствие, но душевно оставаться всегда верной своему первому и единственному мужчине, красоту которого лишь подперчили косметические шрамы, хотя все вокруг кричали: «О, как он обезображен!»

Так как эпопея, в которой главным героем остался Андрей Берестов, никогда не станет столь же популярной, как рассказ о маркизе Ангелов, то его судьба будет решаться за кулисами, где очередная дуэнья воскликнет: «Ну как, мне пора вмешаться?» – «Вмешивайся», – ответит режиссер.

На этот раз режиссер выпустил из-за кулис Анастасию Николаевну.

Она вошла, коротко постучав. Настолько коротко, что Андрей не успел ответить на этот стук, а Татьяна – отпрянуть.

– Таня, – сказала Анастасия Николаевна. – Ну разве так можно? Своих целей надо добиваться цивилизованными методами.

– Как вы посмели! – Татьяна вскочила с койки, как испуганная пантера. – Я же занята делом.

– Вот именно, – согласилась Анастасия Николаевна. – А я все жду и жду – когда же ты чего-нибудь узнаешь? Я не думала, что ты настолько эгоистична. Неужели этот молодой человек так нравится тебе?

– Не в этом дело. – Татьяна стояла близко к Андрею, Анастасия Николаевна перед ней, и Андрей чувствовал, как стало тесно в маленькой каюте.

Теплоход дал гудок – он проник сквозь приоткрытый иллюминатор – и тут же начал двигаться. Дрогнули и медленно поплыли назад дома на набережной.

– Что ты узнала? – спросила Анастасия у Татьяны, не глядя на Андрея.

«Может, и лучше, что я здесь лишний», – подумал Андрей и попытался встать так, чтобы оказаться за спиной Анастасии Николаевны.

Это ему удалось.

Дело решали секунды.

Андрей изловчился, скользнул вдоль стены за ее спину, чуть не упал в открытую дверь туалета – и вот она, спасительная дверь в коридор! Но женщины уже обернулись к Андрею.

– Вы куда? – воскликнули хором.

– Ты куда? – сзади стоял Алеша Гаврилин. Мягкой большой ладонью он затолкал Андрея обратно в каюту.

– Господа, – сказал Андрей. – Хочу полюбоваться Стокгольмом при лунном свете.

– Андрюша, ну что ты несешь! – обиженно произнес Гаврилин. – Ты же еще не все рассказал.

– Я даже не успел обесчестить твою подругу по партии.

– Андрюша, не юродствуй, мы не изверги, нам нужна правда. Мы не можем отдать царские драгоценности этим бандитам.

– Ну и возьмите их. Я в этом не участвую.

– Если ты претендуешь на свою долю…

– Алеша, мы с тобой вроде бы давно знакомы. Ты, наверное, знаешь, что я не принадлежу ни к какой партии или движению, что мне в высшей степени наплевать на это. Я думал, что ты тоже интеллигент.

– Не вам, молодой человек, судить об интеллигентности других, – вдруг заявила Анастасия Николаевна. – Интеллигенту в первую очередь свойственна тяга к справедливости. Деньги как таковые не правят миром. Но деньги в нашем мире – оружие. И оружие в дурных руках ведет к жертвам и угнетению. Интеллигентность – это наличие идеалов. А то, что проповедуете вы, – попытка сесть между двух стульев, закрыть глаза ладонями и делать вид, словно наш мир не сотрясается от отчаянной борьбы между добром и злом.

– Почему я должен считать добром вашу сторону в этой схватке?

– А где у вас голова?

– Не голова, – произнесла Татьяна, – не голова, а сердце.

Андрею стало смешно. Именно от Татьяны услышать эти слова! И стоило немалого труда удержаться от улыбки.

– Посмотри, старик, – сказал Алеша. – Вот тут с одной стороны я, Анастасия Николаевна, Татьяна и другие люди из твоего племени. Мы в одной лодке. А можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что Антонина твой союзник?

– Или Бегишев? – сказала Анастасия. – С ума сойти – Бегишев как идеал друга и союзника!

Андрей понимал, что если садиться в чашу весов – видно, его чаша с ними. Но он понимал также, что общее дело, которое начинается как нечто святое, освященное идеальными лозунгами, – совсем не обязательно остается таковым и в дальнейшем. Горе идеалистов и интеллигентов заключалось в том, что их легче провести, чем Бегишева.

– Я не союзник Бегишева, – сказал Андрей, – ничей я не союзник, но я не знаю, кто ваш хозяин.

– Как вы посмели! – вырвалось у Анастасии.

– Ты не можешь допустить, что мы обходимся без хозяина? – спросил Алеша. – Неужели ты настолько в плену у стереотипов бандитской жизни?

Андрей пожал плечами. Доказать он ничего не докажет, а друзей по прослойке рассердит.

– Кто эта старуха с оранжевыми волосами? – вдруг спросила Татьяна.

Андрей сделал вид, что не расслышал. Он не испытывал никакой лояльности к Бегишеву, но по складу своего характера не умел и не желал отвечать следователям – даже очень хорошим.

– Где они спрятали шкатулку?

– Не знаю. – На этот вопрос он мог честно ответить – не знаю.

– Но шкатулка есть? И в ней наши драгоценности? – спросила Анастасия.

– Татьяна мне сказала, что шкатулку она видела.

– Но что в ней? – настаивал Алеша. – Андрей, пойми, что сейчас ты оказался в центре очень опасной интриги. Ты можешь погибнуть. Ты должен выбрать сторону.

– Клянусь вам, не знаю, что в этом ящике, не знаю, где лежит этот ящик, даже не знаю, кто на самом деле та рыжая женщина, о которой вы спрашиваете. И большего вы от меня не добьетесь. Я не знаю!

– И правильно, – сказал новый голос от двери. Там стоял писатель Глинка. Стоял и безмятежно улыбался. – Андрюша ничего не знает и знать не может. А я вот знаю, что намерен похитить его у вас – и пригласить на именины госпожи Бригитты Нильсен. Его ждут.

Господи, как Андрей был благодарен добродушному писателю – если бы тот знал, из какой ямы он его вытащил!

– Простите. – Андрей ринулся к выходу, сдвинув тяжелого Гаврилина. И тот уступил ему дорогу.

* * *

В банкетном зале было тесно, душно, громко играл оркестр, лично Дилемма Кофанова плясала на махонькой эстраде.

Бригитта Нильсен изобразила невероятную радость по поводу появления Андрея. Словно они дружили домами со школьных лет. Она была сказочно хороша. А может быть, Андрею так показалось, потому что здесь веселились писатели, и им дела не было до каких-то шкатулок, зомби и политических заговоров.

Миша Кураев танцевал с Бригиттой, а Дилемма умудрилась плюхнуться Андрею на колени… Он много пил в ту ночь, но не мог не поглядывать на двери – а вдруг появится кто-то из призраков.

Но призраков не было. Видно, они занимались своими делами и делили наследство, не нуждаясь в услугах Андрея.

Андрею страшно не хотелось возвращаться в каюту. Алеша теперь уже не был Алешей – как будто оборотни, поселившиеся на «Рубене Симонове», забрали в свою стаю милого Гаврилина.

Андрей основательно выпил, потратив почти всю оставшуюся валюту. И старался не глядеть на часы, благо, что атмосфера славного дружелюбия помогала не обращать внимания на движение времени.

Потом он танцевал с Дилеммой, она прижималась к нему, а он думал: «А что, если она тоже принадлежит к одной из партий охотников за шкатулкой?» Сейчас она спросит его: а кто та старуха с рыжими волосами? «Кстати, а кто та старуха? Можете допрашивать меня, но я, честное слово, ничего не помню».

Постепенно праздник истончался – столики ближе к эстраде пустели, упрямые гуляки удерживались в углах и вдоль стенок салона.

Дилемма говорила:

– Только ты не воображай, у меня настоящий роман с Мишей; клянусь тебе, я такого мужика еще не встречала, но его обязательно прирежут, как только мы вернемся в Питер. Жалко его, а правда он роман написал?

– Повесть, – отвечал Андрей. – И не одну. Он хороший писатель.

Потом он все же собрался уходить, но возвращаться в каюту страшно не хотелось, и он вышел на палубу.

Там было холодно, порывами налетал ветер, почти ледяной, вокруг стоял белый легкий туман. Из него выплывали цветные огоньки встречных судов.

Внутри судна что-то глухо бабахнуло.

Как будто кто-то ударил мешком картошки по перегородке.

Мало ли какие звуки рождаются на таком большом судне, но Андрей почему-то сразу понял, что этот звук исходит из каюты Бегишева и что он связан с проклятой коробкой.

Наверное, лучше всего было бы остаться здесь.

Андрей поглядел на часы. Половина второго.

И он побежал вниз, на четвертую палубу, к люксу господина Бегишева, щедрого спонсора писательской конференции. Это заняло минут пять.

Он оказался не одинок.

Несмотря на глубокую ночь, у каюты Бегишева толпились люди – человек десять.

Некто с огнетушителем кричал:

– Пропустите, неужели не видите, кораблю угрожает опасность!

Остальные были просто зеваками.

Андрей пробился к двери, потому что зеваки не были настойчивы – они опасались, не угрожает ли им что-то.

Дверь была открыта настежь.

Изнутри шел дым.

Шипел огнетушитель – человек у двери включил его.

Волосатый, мохнатый, в одних трусах Бегишев, как медведь, медленно кружил в дыму и выкрикивал:

– Я слепой, да? Я слепой?

Андрей заглянул во вторую комнату люкса. Поперек койки лежал Алик. Мертвый?

Дыма там было меньше, все вещи перевернуты, сдвинуты с мест, шкафы распахнуты. Здесь что-то искали…

Дверь в туалет открылась, и оттуда выглянула Антонина.

– Это ты, Андрюша? – спросила она. – Ты почему здесь?

Хлоп! – Дверь закрылась.

Андрея толкнул капитан – его представляли писателям в первый день. Капитан в обычной жизни был похож на начальника главка. Сейчас, в форменных брюках, в кителе, накинутом на майку, он казался скорее домашним соседом, которого вынесло на лестничную площадку на звуки соседского мордобития.

– Спа-койно, – сказал капитан, и голос превратил его в фигуру официальную. – Попрошу очистить помещение. Посторонние, попрошу очистить! Ничего не произошло.

Пена из огнетушителя попала ему сзади на ноги, и он переступил через нее, как купальщик, выходящий из полосы прибоя.

Андрей подошел к иллюминатору и открыл его.

В каюту влетел ледяной мокрый ветер.