Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 55 страниц)

Но оказалось, что Фрей не совсем забыт. Потому что из снежной мглы вышел невысокий человек в длинном, почти до земли плаще, подошел к Андрею и спросил по-русски:

– Не пострадал?

– Я? – спросил Фрей. – Я пострадал! Я ранен, я убит!

– Ну и слава богу, что не пострадал, – сказал человек в плаще.

– Сможете идти? – спросил Андрей.

– Не знаю, – сказал Фрей.

– Я советую немедленно уходить, – сказал человек в плаще. – Скроетесь в ближайшей улице. Вы ничего не видели и не слышали.

– Ничего себе – не видели! – возмутился Фрей. – Я чуть не погиб.

Андрей потянул Фрея к узкому проулку, который убегал вверх.

Человек в плаще пропал.

Слышно было, как кричит напуганная машиной женщина.

Потом завизжала полицейская сирена. Но к тому времени Андрей вывел Фрея на другую улицу. Миновало…

* * *

На набережной возле «Рубена Симонова» было спокойно. Трап починили. Но он показался Андрею таким ненадежным, хоть не подходи. Фрей, который тяжело дышал и для которого полкилометра от места покушения до корабля показалось бесконечным восхождением на Эверест, еще больше испугался трапа и вообще отказался подниматься на него.

– Что ж, – сказал Андрей. – Подождите здесь, пока ваши друзья вернутся. Они вам подыщут гостиницу.

Он устал – ведь несколько кварталов тащил на себе вождя пролетариата.

– Только вы первый, – сказал Фрей.

– Чтобы я успел подняться, а трап сломался на вас?

– Не смейте так говорить! – возмутился Фрей. – И не смейте сравнивать свое ничтожество с моим значением для страны и пролетариата.

– Я для себя представляю большую ценность, чем вы, – огрызнулся Андрей.

– Так и лезьте! – ответил Фрей. – Я подожду.

Андрей решительно направился к трапу.

И тут же сзади услышал тяжелое мелкое дыхание Фрея.

Он остановился. Все-таки старый человек… Старый? А кто поджег дом и убил малышей?

– Я доложу о вашем поведении товарищу Бегишеву, – послышался голос сзади.

«Ну вот, – подумал Андрей. – Только собрался его пожалеть!»

Подстегнутый заявлением Фрея, он уверенно вступил на трап и быстро поднялся наверх. Трап стоял надежно. Уж наверное, его проверили.

Наверху ждали два корабельных офицера – они страховали пассажиров, словно боялись, что те будут падать с трапа сами по себе.

Фрей взобрался сразу за Андреем.

И, не прощаясь и даже не поблагодарив за перчатки и за помощь в возвращении на теплоход, уковылял к себе.

Не успел Андрей дойти до своей каюты, как его догнала Антонина.

– Мы только что вернулись, – сообщила она. – Да стой ты, куда бежишь! Неужели было покушение?

Андрей устал, все ему надоело.

– Вам лучше знать, – сказал он. – Вы отвечаете за его безопасность.

– На хрен нам сдалась его безопасность! – отрезала Антонина.

– Вы не правы, Антонина Викторовна. Без него вы ничего не получите.

– Но ведь ничего не случилось! Обошлось?

– Там были люди Аркадия Юльевича, – уверенно сказал Андрей. Он не знал наверняка, но иного объяснения не было.

– Я знаю, знаю. Иди.

– А подробности?

– Подробность одна, – сказала Антонина. – Я там тоже была.

– Разумеется. Ни дня без строчки.

Антонина не угадала цитаты, пожала плечами и пошла обратно, готовиться к встрече с Бегишевым. Еще неизвестно, что выплачет Оскару Ильич, который осознает свое значение и незаменимость. Он-то жалеть Антонину не станет. Судя по всему, ее чары на него не действуют, а темперамент бесит.

Гаврилин был в каюте, он сидел у приоткрытого иллюминатора, сквозь который влетали снежинки и несли с собой холод, но не замечал этого и писал увлеченно, словно сочинял стихи.

– Жертва сионистского заговора! – воскликнул он, увидев Андрея.

– Не выяснил, что же там было? – спросил Андрей. – Мне не хотелось бы еще раз греметь с такой высоты.

– Боюсь, что сионисты сделали все дьявольски хитро. – Алеша отложил лист бумаги, исписанный мелко и неровно. – Вернее всего, спишут на естественные причины. Расскажи, где вы были, что вы делали?

– Встречались с посольским типом – у них тут с Бегишевым дела.

– У наших новых русских всюду дела, – согласился Алеша. – А я хочу теннисных мячей купить. Меня из Питера попросили привезти какие-то особенные, для руководящих органов. Они же у нас теперь все в теннис играют. А кто это был из посольства? Я тут бывал, многих знаю.

Конечно, Андрею куда больше хотелось рассказать о том, как на них с Фреем покушались и как люди Аркадия Юльевича увезли водителя той машины. Но зачем это? Над такими вещами хорошо шутить, когда смотришь соответствующую передачу по телевизору. А тут ты сам ходишь под пулями.

– Забыл имя?

– Нет, не забыл, – сказал Андрей, не желая оказаться приспешником Бегишева. – Его звали Аркадием Юльевичем.

– А фамилия?

– Алеша, ну откуда мне знать его фамилию!

– Он мог представиться.

– А он не представился, они с Бегишевым уже знакомы.

– Конечно, у Оскара здесь деловые контакты… Аркадий Юльевич? Нет, не слышал!

Алеша сложил лист бумаги и спрятал в карман домашней замшевой куртки.

– А как тебе этот старикашка? – спросил он. – Пародийный Ленин?

– Любопытная личность.

– Ты говоришь так, будто знаешь о нем нечто особенное.

– Особенного не знаю, но и пародийным он мне не кажется.

– Пойдем ужинать?

– Сейчас, только умоюсь.

Алеша не удержался, заглянул в тесный туалет, пока Андрей мылся.

– Ты в буддийских странах бывал?

– Почему спрашиваешь?

– Ты веришь в переселение душ?

– Знаешь, мне сегодня об этом говорил Иванов.

– Это еще что за фрукт?

– Это – пародийный Ленин.

– Не было у него такого псевдонима, – сказал Алеша, – Ильин был, Фрей был, а Иванова не было.

Разговор получался странным. Алеша вел себя иначе, чем всегда. Где его вальяжная ирония, умение все превратить в элегантную шутку?

Тут в дверь постучал Кураев, который желал спросить, что чувствует человек, когда совершает полет вместе с трапом с пятиэтажного дома. Хоть он при том присутствовал, но сам ничего подобного не испытывал.

За столом уже сидели Татьяна с Анастасией Николаевной. Но не притрагивались к салату – ожидали мужчин.

– Это было ужасное зрелище, – сказала Анастасия Николаевна. – Можно было умереть только от одного вида.

– Вы легко отделались, – сказала Татьяна.

У нее были глаза как у рыси – желтые, яростные, не соответствующие чертам лица и мягкой манере поведения.

Сколько ей лет? Наверное, под сорок. Такая красивая женщина, а не нашла себе спутника жизни.

– Я вас, мужчин, не люблю, – сказала она, когда принялись за ужин.

– Грубые, волосатые, норовят схватить руками за самые нежные места, – поддержал ее Алеша.

– Ах, я не это имела в виду! – отмахнулась Татьяна. – Я думала о мужской неверности. Почему нужно было в город уходить в компании этого ужасного Бегишева? Неужели Антонина вас привлекает больше меня?

– Антонина доступна. – Алеша пришел на помощь Андрею. – Она тянется к мужчинам всем своим прекрасным телом. А вы уходите в тень.

– Я берегу тело для избранника, – ответила Татьяна.

Она не шутила.

– Андрюша провел день в городе в приключениях и деловых встречах, – сказал Гаврилин. – Он даже обедал с посольским работником.

Никто не оценил иронии Гаврилина.

Анастасия сказала, подбирая ложкой бульон:

– Совершенно противоестественный союз! Что их объединяет?

– А помнишь «Остров сокровищ» Стивенсона? – спросила Татьяна.

– Помню, но не понимаю.

– Там собрались совершенно случайные люди, чтобы искать сокровища.

– Закопанные Петром Первым, а то и новгородскими ушкуйниками на острове Готланд? – догадался Алеша.

– Но зачем им нужен старичок, похожий на Ленина? – спросила Анастасия.

– У него чутье на клады. Бывают же собаки, которые находят по запаху наркотики! – ответил Гаврилин.

– Он шутит, – сказала Татьяна, – ведь наркотики – органические! А он мертвенький.

– Андрюша должен нам помочь, – сказала Анастасия Николаевна. – Ведь он в душе не принадлежит к этому дикому сообществу.

– Как я могу вам помочь?

– Как русский человек русским людям, – сказала старуха. – Вы разделяете взгляды большевиков?

– Ни в коем случае! – ответил Андрей.

– Надеюсь, что, несмотря на вашу молодость, это отношение сложилось на основании жизненного опыта и вы не лицемерите.

– Не обижайся, Андрюша, – сказал Гаврилин. – Анастасия Николаевна бывает излишне эмоциональна.

– Излишней эмоциональности не бывает, – сказала Анастасия Николаевна. – Она бывает искренней и ложной. Меня же искренне волнуют проблемы нашего государства.

Андрей почувствовал, что разговор подходит к важной грани. Наконец-то он узнает что-то об этих дамах.

– Не лучше ли перейти к нам в каюту, у нас есть хорошее вино, – сказала Татьяна, – можем там побеседовать. А то тут слишком много любопытных глаз.

– Но тогда, – улыбнулся Гаврилин, – следует вести себя как настоящие конспираторы, как большевики. Уходим по двое – мы с Андреем сразу после вас. Идем сначала к себе в каюту.

Дамы согласились, что конспирация не помешает, а Гаврилин сказал Андрею, когда они шли к своей каюте:

– Я не знаю, что нам намерены сообщить милые дамы, но мне кажется, что компания Бегишева, куда ты попал по неразумию или недоразумению, – это не детский сад. Это опасные люди. Они ни перед чем не остановятся.

Андрей хмыкнул, соглашаясь.

– Чем меньше они будут знать, тем лучше. Мне даже кажется, что между ними и нашими дамами существует неприкрытый антагонизм.

И с этим Андрей согласился.

– Посидим у нас минут десять, потом пойдем в гости.

За иллюминатором горели окна – теплоход стоял в ста метрах от обыкновенных высоких жилых домов.

– Ты не чувствуешь, что угодил в историю? – спросил Гаврилин.

– Еще как чувствую. Но хотелось бы узнать побольше.

– Любопытство погубило кошку, как говорят англичане.

– Меня особенно не спрашивают, – сказал Андрей.

Он подошел к иллюминатору. Был бы бинокль, можно было бы поглядеть, как ужинают, спорят или укладываются спать прибрежные шведы – благо они не считали нужным закрывать ставни или шторы.

– Если тут есть конфликт, – сказал Гаврилин, – я предпочту быть на стороне дам.

– Ты вообще предпочитаешь быть на стороне дам, – согласился Андрей.

– Шутки – шутками, но Бегишев со товарищи – коммунисты.

– И одновременно спонсоры вашего круиза?

Андрей не поверил Алеше.

– Когда это мешало коммунистам? Особенно если этот круиз – прикрытие для важных дел.

– А кто такие Анастасия с дочкой?

– Ну уж не хуже, чем коммунисты.

И они отправились в гости к Анастасии.

У дам был люкс – двухкомнатный: страшный дефицит, так как начальствующие лица стремились завладеть люксами, как доказательством своей принадлежности к сливкам общества.

Дамы уже освоили его.

Комната была украшена фотографиями в темных рамочках, букетиком высушенных цветов, подносами, чашками и разной посудой, не приспособленной к качке.

– Садитесь, мы сейчас к вам присоединимся, – сказала Анастасия.

Она уплыла в туалет – слышно было, как там льется вода, заглушая голос Татьяны.

Татьяна вышла с подносиком, на котором стояли чашки. Анастасия принесла кофейник и нарезанный бисквит на тарелочке.

– Простите, что не можем принять вас достойно, господа, – произнесла Анастасия.

Она была в длинном гимназическом платье с белым отложным воротничком. Словно выпускница на вечере встречи. Татьяна была в джинсах. Ее резкому характеру и движениям больше подходила мальчиковая одежда. Женщины обычно чувствуют свой стиль.

– Мы очень благодарны вам, что вы здесь, – сказала Анастасия Николаевна. – Нам нужна помощь всех интеллигентных людей.

– Вот именно, – произнесла Татьяна, словно удостоверила принадлежность Андрея к интеллигенции.

– Угощайтесь, – пригласила Анастасия Николаевна. – Печенье мы в Копенгагене покупали. Как вы знаете, Дания славится своим печеньем. У меня в Дании живут родственники, там моя бабушка умерла.

Татьяна вмешалась в монолог Анастасии Николаевны:

– Никого не интересуют твои родственники за границей.

– Ах да. – Анастасия Николаевна повела в воздухе сухой изящной рукой. – Еще несколько лет назад в таком страшно было признаться.

– Сейчас никто ничего не боится, – произнес Алеша Гаврилин. Он держал печенье двумя пальцами, отставив мизинец. Андрей заподозрил Алешу в некоторой иронии, которая и выразилась в этом жесте. – Люди совершенно распустились. Один мой родственник признался в том, что у него дядя в Антарктиде.

– Такого не может быть! – серьезно возразила Анастасия Николаевна. – В Антарктиде живут только пингвины.

– Он утверждает, что его дядя – пингвин. Он обнаружил это уже в зрелом возрасте, подрядился в полярники, со станции «Мирный» сбежал под покровом полярной ночи и присоединился к стае пингвинов. С тех пор счастлив. По крайней мере пишет, что счастлив.

– Как так пишет? – Анастасия Николаевна находилась на зыбкой грани веры и неверия.

– Тетя Настя, – сказала Татьяна. – Вас разыгрывают самым постыдным образом.

– В самом деле?

Наступила неловкая пауза.

Анастасия Николаевна горько вздохнула, ущипнула себя за уголок воротничка, и губы ее беззвучно шевелились, словно она молилась.

– Короче! – сказала Татьяна и поставила на столик чашку. – Мы пригласили вас, Андрей Сергеевич, чтобы рассказать все без утайки. Потому что только так мы можем рассчитывать на вашу поддержку. Только взаимная откровенность рождает союзников.

– Слушайте, слушайте! – воскликнул Алеша Гаврилин, словно в английском парламенте. Он не мог удержаться от склонности к подзуживанию.

Татьяна поглядела на Анастасию Николаевну.

Та кивнула и продолжила речь племянницы.

– В Швеции, – сказала она, – сохранились некие ценности. И притом значительные.

– Вы не взяли клятвы с нашего друга, – предупредил Алеша – то ли шутил, то ли в самом деле напоминал.

– Нам не нужны клятвы. Мы разбираемся в людях, – возразила Анастасия Николаевна. – И полагаем, что Андрей не побежит к нашим противникам с информацией, даже если ему за это хорошо заплатят.

Андрей встретился со взглядом старухи – взгляд был ледяным.

– Я не просился к вам и не рассчитывал на вашу откровенность, – сказал Андрей. Ему уже не нравилось быть в эпицентре сомнительных интриг. Как будто сидишь на раскаленной сковородке, а несколько едоков стараются утащить ее к себе на обед.

– Достаточно, – сказала Татьяна. Кончиком языка она облизнула четко очерченные губы, совсем как пантера, готовящаяся к прыжку. – Андрей предупрежден и будет молчать. Можно обойтись без клятв. Существуют другие способы понимания. Если вам неприятно то, что здесь происходит, вы можете встать и уйти. Никто вас не удерживает, и ничто вам не грозит.

«Ничего, – уговаривал себя Андрей. – И на сковородке можно посидеть с пользой для дела».

Он отхлебнул кофе, зная, что все смотрят на него.

– Продолжать? – спросила Анастасия Николаевна.

Андрей понял, что тактически он эту маленькую битву выиграл. Они не получили от него ни заверений в преданности, ни попытки уйти.

– Говори, тетя, – сказала Татьяна.

– Эти сокровища были отправлены в Стокгольм большевиками в восемнадцатом году.

– В тысяча девятьсот восемнадцатом году, – уточнил Алеша.

«Как же я не догадался, – подумал Андрей, – что он из их компании. Это же очевидно!»

– Тогда только что закончились переговоры с немцами, и те продвигались в глубь России. И никому не было известно, остановятся ли они или возьмут Петроград. Ведь его некому было охранять.

– В те дни, – сказала Татьяна, – революционные части были годны только на то, чтобы сражаться с контрреволюционными бандами. Немцы проходили сквозь них, как нож сквозь масло.

– Ты хорошо училась, – заметил Гаврилин.

– Я еще и много читала. Для себя, – сказала Татьяна.

– Перепуганные диктаторы думали уже о том, как унести ноги, – продолжала Анастасия Николаевна. – Они не верили в победу революции. Они кричали на каждом шагу об этой победе, они готовы были расстрелять любого, кто ставил под сомнение их власть, но сами-то ни во что не верили.

– Еще кофе? – спросила Татьяна.

– Нет, спасибо, – сказал Андрей.

Морщинистые щеки Анастасии Николаевны раскраснелись, словно их покрасили акварелью. А глаза оставались такими же голубыми и прозрачными.

– Долгие годы никто не знал об этом преступлении большевиков, – сказала Анастасия Николаевна.

– Но подозревали. Были слухи, – сказал Гаврилин. – Я сам кое-что слышал. Но ведь в архив Политбюро не попадешь.

– Этих документов не было в архиве, – сказала Татьяна. – Ни в одном архиве. Но нужные выводы можно было сделать из той секретной папки, в которой фиксировались заседания узкого состава Исполкома. Впрочем, вряд ли вам интересны технические детали.

«А сейчас терпи, даже голову не наклоняй, – уговаривал себя Андрей. – Как будто ты и слушаешь, и не слышишь».

– Вы меня слушаете? – спросила Анастасия Николаевна.

«Замечательно – она не уверена».

Андрей молча кивнул. Теперь можно кивнуть.

– И в самом деле, – продолжала Анастасия Николаевна. – Кому какое дело до документов? Но важно другое, и вы должны сейчас быть особенно внимательны. Речь идет о происхождении этих ценностей.

– Одной шкатулки, – уточнил Гаврилин.

– Когда царское семейство находилось в Тобольске, государь узнал, что предстоят обыски и изъятие всего ценного. При аресте и высылке Александра Федоровна успела взять и спрятать немало драгоценностей. Ведь неизвестно было, сколько времени придется провести семейству в ссылке и куда занесет их судьба.

Анастасия Николаевна замолчала, затем вынула из кармашка гимназического платья голубой платочек и промокнула им глаза, как будто опасалась, что слушатели увидят нечаянную слезу.

– Александра Федоровна передала ценности верным, как ей казалось, людям. Но верность проверяется в испытаниях. Священник и его свояченица, которым была доверена шкатулка, к сожалению, передали их властям предержащим, и эти шкатулки завершили свой путь в Москве.

В словах и интонации этой маленькой старушки Андрею чудилась некая Марфа Посадница, которая перед смертью на плахе обязательно должна изобличить гонителей.

– В белокаменной, – сказал Гаврилин.

– Помолчите, Алеша, – прошептала Татьяна.

– Это были ценности мирового значения, – сказала Анастасия Николаевна. – Фамильные драгоценности семьи Романовых.

– И притом нигде не учтенные, а со смертью императорского семейства и никому не ведомые, – добавила Татьяна. – Их привезли из Тобольска в Москву и сдали Свердлову. Среди тогдашних чекистов были не только стяжатели, но и мрачные идеалисты.

– Не исключено, что впоследствии смерть государя и его семейства стала следствием этого грабежа, – сказала Анастасия. – Лучше было спрятать концы в воду.

– Так можно свести к грабежу всю революцию, – возразила Татьяна.

– А я готова это сделать!

– Не надо, тетя, – сказала Татьяна. – Все куда сложнее.

– Мне лучше знать.

Татьяна была не во всем согласна с Анастасией Николаевной.

– Ах, милые дамы, – сказал Алеша Гаврилин. – Вы так эмоциональны! Лучше давайте ограничимся судьбой шкатулки. Судьба Российской империи останется за пределами нашего исследования.

Почему-то Анастасия Николаевна замолчала, а Татьяна стала предлагать мужчинам кофе: «Ну еще по чашечке, разве не замечательный кофе? Анастасия Николаевна знает старинные секреты».

Алеша с Андреем покорно выпили еще по чашечке, хотя кофе был таким крепким, что даже привыкшему к напиткам разного рода Андрею больше его пить не хотелось.

Продолжила рассказ Татьяна.

– Как теперь стало известно, – сказала она, – шкатулка с драгоценностями Романовых недолго пролежала в сейфе Свердлова – злого гения революции. Большевики отправили неучтенные и сокрытые ими даже от товарищей по партии сокровища в нейтральную Швецию, где у них были верные люди. Они были убеждены, что, если им придется бежать из России, спасаясь от народного гнева, эти деньги обеспечат им безбедное существование.

– По крайней мере до начала мировой революции в Германии, – добавил Гаврилин.

– И много людей знало об этой тайне?

– Почти никто, – ответила Татьяна. – Помимо Ленина и Свердлова был один человек из руководства партии – Лев Красин. Ему Ленин доверял.

– И всех их скоро прибрал Господь, – сказала Анастасия Николаевна. – Хотя я полагаю, что дьявол. Все они умерли в течение пяти лет.

– И еще были исполнители. Кто-то отвез шкатулку в Стокгольм, – добавил Гаврилин.

– Был некто, – согласилась Татьяна, – потому что именно его отчет, сохранившийся в секретной папке, и послужил ключом к открытию этой тайны.

– Ну и как найти эту шкатулку? – спросил Андрей.

– Ах, не лукавь, Андрюша, – сказал Гаврилин. – Мы думали, что ты более открыт перед нами.

– Почему ты так думал?

– По воспитанию, по классовому чувству.

– По благородству, – тихо сказала Татьяна. – Мы же проверили вас, Андрей Сергеевич. Мы знаем о вас больше, чем вы бы хотели.

– И что же? – Андрею не нравился такой поворот разговора.

– Вы нас разочаровываете, – произнесла Анастасия Николаевна.

– А вы себе противоречите, – сказал Андрей. – Потому что если я, как вы полагаете, благороден и честен, то я не могу распоряжаться чужими, доверенными мне тайнами.

– Даже если их доверили вам большевики?

– Чем же я тогда буду лучше их?

– Тогда нам больше не о чем говорить! – сказала Татьяна.

– Погодите, – поморщился Гаврилин. – Что за дамские разговоры! Андрюша прав. Если он не может сохранить доверенную ему тайну, то как мы можем ему доверять?

– Надо же делать различие между ними и нами! – не сдавалась Анастасия Николаевна.

– Почему?

– Потому что без жизненной позиции человек становится животным.

Андрей хранил молчание, хотя ему и хотелось поспорить с дамами. Он мог бы заявить, что не делает большой разницы между коммунистами и монархистами, но понимал, что находится среди последних, и, если уж он хочет узнать, чем завершится вся эта история, ему желательно не портить отношения ни с одной из сторон, благо он находится как раз между ними.

– Досказываем Андрею или кидаем его сразу за борт? – пошутил Гаврилин, и всем его шутка не понравилась. Андрею – потому, что он почувствовал в ней изрядную долю правды, а дамам – потому, что она показалась им неуместной и разрушающей образ благородных защитников монархии.

– А нечего досказывать, – мрачно произнесла Татьяна. – Кроме того, что доступ к информации получили большевики. Назовем их группой Бегишева.

– Впрочем, я допускаю, что они такие же большевики, как я фараон египетский, – заметил Гаврилин.

– А я настаиваю, что они большевики! – почти крикнула Анастасия Николаевна.

– Больше того, – продолжила Татьяна. – Они знают, а мы не знаем, как эту шкатулку найти и получить.

– И рассчитывают на твою, Андрей, помощь, – сказал Гаврилин.

– А мы тоже рассчитываем на вашу помощь, – сказала Татьяна.

Анастасия подвела итог:

– Они добыли ленинского двойника. Мы хотим знать, зачем он им понадобился.

– Не знаю, – сказал Андрей.

– Я хотела бы верить в вашу искренность, – сказала Анастасия Николаевна.

– Вы пейте кофе, пейте, – предложила Татьяна.

Они просидели у дам еще минут десять, говорили о Стокгольме, конференции и всяких пустяках.

К шкатулке и кладам больше не возвращались.

* * *

– Откуда ты их знаешь? – спросил Андрей Алешу, когда они возвратились в каюту.

– Здесь познакомился. За день до тебя, – соврал Гаврилин и тем окончательно убедил Андрея в том, что его связывает с этими монархистками большее, чем просто знакомство.

– И чего они хотят? – спросил Андрей.

– Очевидно, исторической справедливости.

– Как она тебе представляется?

Гаврилин затянулся. Его шкиперская трубка, которую он умудрялся курить лежа, слегка зашипела, как костер, когда его разжигают тонкими щепочками.

– Наверное, они хотят завладеть шкатулкой. Но это только мое предположение.

– А потом?

– В наши дни нетрудно найти применение деньгам, – сказал Гаврилин. – Анастасия Николаевна откроет музей в Санкт-Петербурге, а Татьяна купит серебряный «Мерседес».

– Они здесь сами по себе или представляют кого-то?

– Оказывается, ты мастер устраивать допросы. – Гаврилин пыхнул трубкой. Табак был хорошего качества, запах – отменный.

– Здесь все устраивают мне допросы, – заметил Андрей. – Могу же я на ком-то отыграться?

– И ты выбрал самого беззащитного человека на борту.

– Я не выбирал, ты сам напросился.

– И то правда.

– Так ты не ответил на вопрос.

– Почему ты мне его задаешь? У тебя была возможность спросить у дам.

Андрей сел на койке. За иллюминатором играла далекая музыка. Луна была большой и желтой.

– Не так просто все сообразить. Во-первых, вопросы возникают во мне не сразу.

– Понятно. Маразм.

– Во-вторых, на некоторые вопросы мне проще получить ответы у тебя.

– Почему?

– Потому что ты не дама.

– Ты меня убедил. Спрашивай.

– Кого представляют дамы?

– Полагаю, что своих родственников.

– Кто их родственники?

– Не знаю.

– Алеша, я не удовлетворен нашей беседой.

– Возможно, – согласился Гаврилин. – Но прошу тебя, не спеши с выводами. Ты не все знаешь, я не все знаю, незнание – верный путь к катастрофе. Мне эти дамы нравятся куда больше, чем твой друг Бегишев.

– Может быть, – согласился Андрей, – но, как ты сам сказал, незнание – верный путь к катастрофе. В поведении этих дам есть некоторые тревожащие меня детали.

– Какие? – быстро спросил Гаврилин.

– Разберусь – поделюсь с тобой, – ответил Андрей.

Гаврилин поднялся, вышел из каюты, не объяснив, куда идет. Андрей снова улегся и стал размышлять, благо было тихо и музыка за иллюминатором не мешала думать.

Возможно, теперь, когда Андрей встретился с конкурентами Бегишева, получат объяснения загадки, которые мучили его в предыдущие дни. Начиная с несчастного повара Эдика, то ли утопленного Бегишевым, то ли неутопленного. Может, он союзник, слуга старухи Анастасии?

Анастасия…

Почему они решили довериться Андрею? Вернее всего, это – инициатива Гаврилина. Он знает Андрея, с которым живет в одной каюте, у них есть основания полагать, что Андрей далек от коммунистов.

Они вычислили, что Андрей не побежит к Бегишеву с отчетом о переговорах с дамами.

А Гаврилин? Он их союзник? Или в самом деле случайный знакомый, допущенный в тайну?

В этом есть неувязка. Выходит, что Анастасия и Татьяна ходят по пароходу и размышляют, кому бы довериться? Нашли Гаврилина: открыли страшную тайну ему. Потом подумали: слишком мало посвященных, – и поделились с Андреем. Простая логика говорит, что Алеша Гаврилин – член клана Анастасии.

Вернее всего, попытка привлечь меня на свою сторону – не последняя. Будут ли меня подкупать, соблазнять или пугать – посмотрим.

Андрей незаметно заснул, так и не раздевшись, но, когда возвратился Гаврилин, он услышал его и спросил сквозь сон:

– А повар Эдик – он ваш агент?

– Какой еще Эдик! – почти искренне ответил Гаврилин.

И Андрей, так и не проснувшись, уверился в том, что и Алеша связывает Эдика со стокгольмской шкатулкой. Значит, есть и третья партия? «Где ты, Эркюль Пуаро?»

– Кто? – спросил Гаврилин, склоняясь к Андрею. – Ты о ком?

От Гаврилина пахло хорошим табаком и коньяком.

– Проводили совещание в баре? – спросил Андрей.

– Только с Татьяной, – ответил Гаврилин. – Бабушке Анастасии пора спать.

И тут в мозгу Андрея нечто щелкнуло, словно открылся замочек.

Все стало простым и очевидным.

А так как открытие пришло в полусне, то Андрей тут же проговорился.

– Понял, – сказал он.

Гаврилин зажег настольную лампу, потушил верхний свет и шумно уселся на койку.

– Чего еще понял, мой друг? – спросил он.

– Анастасия Николаевна, – сказал он. – Энестешиа!

– Что?

– Это по-английски. Вы не знаете, Алеша, но в пятидесятые годы был фильм. Очень популярный, назывался «Энестешиа».

– Где популярный?

– Разумеется, в Америке, у нас его не показывали.

– И что же было в том фильме?

Андрей почти совсем проснулся.

– Ты же полиглот, Алеша, – сказал он. – Так по-английски произносится имя Анастасия.

– И какое это имеет к нам отношение?

– Но ведь тот фильм о великой княжне Анастасии! О том, что она спаслась во время расстрела царской семьи. Жила в Германии, пока ее не признали родственники. А наша Анастасия – тоже Николаевна.

– Очень интересная теория, – сказал Алеша. – За одним исключением.

– Правильно. – Андрей снова засыпал… засыпал…

– Сейчас какой год на дворе?

– Кажется, девяносто второй.

– В восемнадцатом году Анастасии было лет восемнадцать. Значит, получается, что ей сейчас за девяносто?

– Замечательно сохранилась старушка, – сказал Андрей и заснул окончательно.

Хотя и во сне понимал – не ему рассуждать о возрасте великой княжны. Мало ли что бывает!