Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 55 страниц)

Глава 6
Март 1992 г

Во сне Андрей наблюдал интересные гонки: Ленин в кепочке убегал по палубе «Рубена Симонова» от яростной Анастасии. Она стреляла на бегу из гранатомета и кричала: «Это тебе за папу! Это тебе за маму! Это тебе за братца Алешеньку!» Ленин увертывался от гранат, те поражали случайных туристов, но туристы не обращали на это внимания – они глазели на Стокгольм, а если кто-то, обливаясь кровью, падал за борт, остальные смыкали ряды.

Андрей проснулся ночью. Из приоткрытого иллюминатора все еще доносилась музыка. Алеша спал на спине, похрапывая, и был спокоен и безмятежен во сне.

Конечно, с бабушкой Анастасией не все совпадает, но вдруг она подвластна тому же феномену, что и Фрей? Ведь не скажешь Алеше о своем диком подозрении! А что? Если есть Ильич, то почему бы не быть царевне Анастасии? Если ее убили в восемнадцатом году, то, значит, ей сейчас семьдесят четыре года – возраст не такой уж почтенный, ни о каких девяноста с лишним годах и речи нет. Да, Анастасия Николаевна выглядит на семьдесят с хвостиком и бодра, как нормальная семидесятилетняя женщина. А уж кого к ней приставили в виде племянницы – это дело организации.

Тогда возникает любопытная и не лишенная логики схема.

Существует определенный физический феномен – инкарнация под угрозой неминуемой смерти. Она возможна лишь для личностей экстраординарных, одаренных невероятной жизненной силой и, скажем, жизнелюбием. Но почему Анастасия?

Что-то в ней есть. Недаром же существует столько легенд о том, что именно она спаслась от расстрела. Почему этих легенд не рассказывают ни о Татьяне, ни об Ольге, ни об Алексее, наконец? Самозванки – все, как на подбор, Анастасии!

Эх, сейчас бы проглядеть все документы, связанные с расстрелом царского семейства. Ведь никто не изучал их под таким углом: а почему история выбрала в кандидаты на выживание именно Анастасию?

«Получается удивительная ситуация, о которой никто, кроме меня, и не догадывается, – думал Андрей. – Есть две группы людей, которые охотятся за действительным или вымышленным сокровищем. В одной находится двойник Ленина, потому что именно у него есть одно ирреальное достоинство – он унаследовал у вождя отпечатки пальцев. В другой группе состоит великая княжна, казненная по приказу того же Ленина. Зачем она нужна? Наверное, она помнит, что было в той шкатулке, куда она была отдана, как она выглядит…»

Алеша Гаврилин забормотал во сне. Невнятно и негромко, словно беседовал с кем-то на зверином языке.

«…А может, мне все это только кажется, – размышлял Андрей. – Может, она просто пожилая женщина, которая… постой, Андрюша, а что пожилой женщине делать в компании явных авантюристов и даже убийц? Зачем ей выпытывать у меня планы конкурентов и даже склонять меня к тому, чтобы шпионить за конкурентами?

Заметим: обе группы охотников за сокровищами сходятся в главном – существует шкатулка, она находится в Стокгольме, ее можно раздобыть.

Господи, как остаться скептиком, разумным холодным человеком, если тебя окружают выжившие из ума вожди и древние царевны!

А завтра надо будет заниматься делами Бегишева.

Ну и что, разве неинтересно?…»

Андрей проснулся, когда Алеша уже включил приемник и слушал какой-то ансамбль.

– Кто это? – спросил Андрей.

– «Машина времени», – ответил Алеша, – очень популярная группа.

– Ого. – Андрей взглянул на часы. – Так мы и завтрак проспим.

* * *

Завтрак они чуть не проспали. Во всяком случае, ресторан уже почти опустел и дамы-монархистки его покинули.

Зато Фрей сидел перед горкой сосисок и, насадив на вилку, макал каждую в горчицу и медленно засовывал в рот, оттяпывая по кусочку. Напротив него сидел Алик, который смотрел на вождя завороженно и лишь шевелил губами, подсчитывая, видимо, сосиски.

– А, пришел! – сказал Алик, увидев Андрея. – А то ваши уже ждут.

– Андрей Сергеевич сначала позавтракают, – откликнулся Гаврилин. – У них есть жесткий распорядок.

– А пошел ты, – неуверенно отмахнулся Алик, который терялся, когда наталкивался на сопротивление.

– Спасибо, – сказал Алеша и пошел к стойке, чтобы налить апельсинового сока.

– Ждут ведь, – воспользовался отсутствием Гаврилина Алик.

– А товарищ Иванов? – спросил Андрей.

– Мы кушаем, – ответил Ильич.

– Тебе налить сока? – спросил издали Гаврилин.

– Я сейчас сам подойду, – сказал Андрей.

Когда они стояли возле стойки и ждали свою яичницу, Алеша произнес:

– Запомни, умоляю, когда поедете! Какой адрес, понял? Это может оказаться важным.

– Ты меня уже нанял?

– Не время шутить, – сказал Алеша.

– Неужели за нами не будут следить?

– Обязательно будут. Но они могут вас потерять.

Алик встал со своего места и подошел ближе.

– Мне тоже омлета, – сказал он.

– Омлет кончился. – Повар был другой, незнакомый.

Так и неизвестно, что же стало с Эдиком и жив ли он. И кому он служил. Неужели милой старой даме Анастасии Николаевне?

– Не давай им тобой крутить, – предупредил Гаврилин. – Они хотят сломить тебя, понимаешь?

– А вы?

– А мы? Вопрос поставлен некорректно. Я в это понятие не вхожу. Мне ничего от тебя не надо, мне не нужны драгоценности, но я любопытен, как кот.

– Твои союзники, чего они от меня хотят?

– Эту проблему мы с тобой уже обсуждали. Они хотят «того же, чего хотел мой гимназический приятель Костя Остен-Сакен от его подруги Инги Зайонц, – любви».

Алик был готов воткнуть последние сосиски в рот вождю, но тот нагло делал вид, что его не замечает. И это зыбкое равновесие тянулось до тех пор, пока в ресторан не ворвалась возмущенная Антонина в норковой шубе и павловском платке. Хороша – как солистка ансамбля «Березка». Страшна – как валькирия из «Нибелунгов».

– И долго мы будем, – крикнула она с порога, – прохлаждаться?

И действие ее голоса было таково, что Ильич, протолкнув в глотку сосиску, покорно поднялся и направился к двери, за ним – Алик. Тогда Антонина перевела взгляд на Андрея и спросила:

– А вам что, Берестов, отдельное приглашение? Вы забыли, что состоите у нас на зарплате?

– И аванс взял? – громко произнес Гаврилин.

– Аванс не брал! – Андрей тщетно пытался попасть в тон соседу.

– Тогда никуда не ходи. Поиграем на бильярде. Потом к девочкам поедем, – заявил Алеша.

Андрей улыбнулся ему и пошел к Антонине.

– Ну то-то, – сказала валькирия и больно ущипнула его за бедро, когда он проходил мимо.

Бегишева в машине не было. Зато рядом с шофером сидел Аркадий Юльевич.

– Вас за смертью посылать, – заявил он Антонине. Остальных не заметил. Даже Ильича, чем тот был обескуражен. Фрей громко откашлялся, но это не произвело впечатления на посольского сотрудника. Шофер сразу взял с места, видно, знал, куда ехать.

Ехали молча.

Андрей подумал, что так, наверное, молчат десантники перед прыжком в тыл врага. Сидят в самолете и думают свои предсмертные мысли.

Выехали в какой-то новый район. Дома вокруг были современные, с лоджиями, невысокие – этажей по пять. Вокруг широкие газоны, кое-где сохранились сосны, дальше начинался сосновый бор.

Машина резко повернула на асфальтовую дорожку, что вела к микрорайону. Над ним возвышалась водонапорная башня, похожая на детскую пирамидку из колечек.

За первым же домом свернули налево, поехали вдоль него, затем еще раз повернули, на этот раз за теннисный корт, вдоль которого стояли машины.

Среди них и остановились.

– Выходим? – спросила Антонина.

– Помолчите, – сказал Аркадий Юльевич.

Он сидел неподвижно рядом с шофером. Андрей видел одинаковые крутые затылки обоих мужчин.

Затылок Аркадия Юльевича дрогнул, Андрей понял, что он вглядывается в зеркальце заднего вида.

По дорожке между домами медленно ехала малиновая «Вольво», словно искала места припарковаться, хотя проблем с этим не было.

– Вот и они, – сказал шофер.

«Вольво» проехала метрах в двухстах, но, видно, из нее не заметили машину советника – она удобно стояла в длинном ряду на стоянке и ничем из ряда прочих не выделялась.

– Ну какой дурак преследует на малиновой тачке? – вздохнул шофер. – Мог бы с таким же успехом оранжевый кар послать.

Иронию шофера никто не оценил.

Словно завороженные они смотрели, как малиновая машина остановилась на выезде из микрорайона, не решаясь уехать и не зная, где припарковаться.

Наконец встала сразу за теннисным кортом.

– Нам главное было, – сказал Аркадий Юльевич, – понять, на какой машине нас выслеживают и насколько они опытные.

– Ни хрена не опытные, – ответил шофер.

Остальные продолжали молчать. Потому что одно дело увидеть в американском кино преследование со стрельбой, другое – стать объектом такого преследования. У ограды корта остановился толстый белый кот в ошейнике и смотрел на Андрея, словно знакомый.

Первой нарушила молчание пассажиров Антонина.

– А они вооруженные? – спросила она.

– Нам это без разницы, – ответил шофер.

– Поехали обратно. По крайней мере им выбираться нелегко – минуты три потребуется.

– Что и требовалось доказать, – согласился Аркадий Юльевич. – Теперь держитесь!

И в самом деле последующие несколько минут были заимствованы из американского боевика.

Машина выскочила задом со стоянки и сначала крадучись, а потом набирая скорость рванула к шоссе. По шоссе мчались в город, но через километр свернули на улицу и пошли крутить по ней!

Малиновую «Вольво» они так и не увидели.

Но лишь когда снова оказались в старом городе, Аркадий Юльевич сказал:

– Вроде бы оторвались.

– Может, и оторвались, – согласился шофер.

Антонина не нашла ничего лучшего, чем захлопать в ладоши – так благодарят пилота пассажиры американского самолета после удачной посадки.

– Попросил бы потише! – оборвал ее радость Аркадий Юльевич. Теперь машина ехала спокойно, не спеша, как и все автомобили вокруг.

Через пять минут машина выбралась из потока и свернула на неширокую солидную улицу. Казалось, что она была сооружена в конце прошлого века одним архитектором, небогатым фантазией.

У одного из домов машина затормозила, втискиваясь между двумя «Вольво».

– Слушайте меня внимательно, – сказал Аркадий Юльевич. – Мы идем втроем. Господин Иванов, переводчик и лично я. Антонина Викторовна и охранник остаются в машине, ведут себя тихо, не вылезают.

Вот тебе и дипломатическое образование, заметил про себя Андрей. Он отметил также и еще одну любопытную деталь: вышестоящие товарищи имели отчества и фамилии, а переводчики и охранники на это не должны были претендовать.

Они вошли в подъезд – визитную карточку дома.

Внутри подъезда было чисто до стерильности.

Андрей ожидал увидеть строгого консьержа или швейцара, но никого в подъезде не оказалось. Чистота не была роскошной. Она была небогата и благородна, как гимназическое платье Анастасии Николаевны.

– Кто в этом доме живет? – спросил Андрей Аркадия Юльевича.

– Средняя публика, – ответил тот. – Адвокаты, чиновники, как обычно.

Ильич нервничал. Он вытащил из кармана пальто сомнительной чистоты платок, высморкался и им же принялся промокать обширный лоб. Аркадий Юльевич с неудовольствием посмотрел на вождя пролетариата, поморщился и спросил Ильича:

– Вы помните, что надо делать?

– Слава богу, не маразматик. Мы все в Москве отработали.

– Хорошо бы, ваш подход удался. Мы все кажемся себе молодыми.

Аркадий Юльевич тоже волновался.

– У вас есть опыт синхронного перевода? – неожиданно спросил он у Андрея.

– У нас будет конференция?

– Я имею в виду уровень ответственности.

– Поздно спрашивать, – сказал Андрей, который ощущал к Аркадию Юльевичу открытую неприязнь, и тот платил ему взаимностью. – Но может быть, вы сами возьмете на себя ответственность?

– Не грубите мне, молодой человек, – устало ответил дипломат. – Вы не представляете, что поставлено на карту.

– Меня ввели в курс дела, – сказал Андрей.

Аркадий Юльевич обернулся к Фрею, и тот кивком подтвердил слова Андрея.

– Этого еще не хватало! – возмутился Аркадий Юльевич.

– В случае необходимости мы всегда можем ликвидировать этого товарища, – ответил Фрей.

Если это была только шутка, то неудачная. К тому же Андрею было известно, что вождь революции лишен чувства юмора.

Аркадий Юльевич хихикнул.

– Забавно, – сказал он. – Очень забавно.

Подошел лифт. Он был старинный, в решетчатой оболочке. В зеркале во всю заднюю стенку Андрей с удовлетворением увидел себя. Он не был готов к этому зрелищу.

Когда ты утром подходишь к зеркалу, то твое лицо непременно готовится к встрече с собственным отражением. Подбородок чуть выпятился, глаза стали строже… А сейчас? Кто это взглянул на Андрея? Несколько взъерошенный, почти молодой человек со слабым подбородком, покрасневшими глазами, уши торчат, как у подростка, губы полнее, чем нужно, но недостаточно полные, чтобы стать внушительными. «А что со мной станется в старости! С ума сойти! Доживу ли я до того возраста? Может, уже дожил? Может, и не нужно более цепляться за эту жизнь? Интересно досмотреть? Кто так сказал? И что досмотреть? Разве у этого спектакля есть последнее действие?»

Лифт ехал долго.

Андрей встретился взглядом с Фреем, и тот тотчас отвел глаза. Смутился. Или испугался. Сказал, поспешил, не подумал. Сам-то ты кому-то нужен?

Аркадий Юльевич смотрел в дверь лифта и шевелил губами, словно репетировал текст.

Лифт остановился на последнем этаже.

Лестничная площадка была иной, чем вестибюль внизу. Чистота лишь подчеркивала ее бедность. Словно ее пустили в этот дом из милости, а она обещала при возможности покрасить двери, стереть со стен совершенно неприличные надписи, вставить выбитое стекло и, уж конечно, поменять жильцов.

Жилица стояла в дверях.

Это была грузная черноглазая пожилая женщина с лежащей на животе объемистой грудью. Одета женщина была в вытертый халат и размалевана от подбородка до волос. Спутанные, некогда завитые оранжевые волосы были седыми у корней.

– Еще пять минут, – сказала она по-шведски надтреснутым басом, – и я бы ушла. Нельзя так опаздывать, товарищи.

Андрей понял филиппику, его познания в шведском позволяли это сделать, но остальные были в недоумении, хотя и почувствовали упрек в голосе и жестах раскрашенной женщины.

Они обернулись к Андрею.

Андрей перевел ее слова, потом сказал женщине:

– Если можно, говорите по-английски.

– Ну вот, – сказала женщина по-английски. – У себя дома я должна говорить на иностранном языке. Неужели вы не смогли добыть приличного переводчика?

Женщина повернулась и пошла в квартиру.

Андрей отступил на шаг, пропуская следом за ней Фрея и Аркадия Юльевича.

В квартире тяжело и дурно пахло – чем-то прогорклым, потом, селедкой, пылью; если в таком аромате пробыть часа два – подохнешь.

Женщина вплыла в комнату.

Там запахи были еще тяжелее, хотя и изменились – кухонные пропали, а парфюмерные стали активнее.

– Рассаживайтесь, – сказала женщина. – Что вас привело ко мне?

Не оборачиваясь, она показала на несколько продавленных кресел, что тесно стояли в комнате, будто ждали покупателя, а сама плюхнулась животом на широченный диван, накрытый разноцветным ковром, который как бы поглотил своими красками и узорами ее халат и огненную прическу. И дама исчезла. Но потом перевернулась на бок и возникла вновь.

Гости рассаживались.

И только тогда дама увидела Фрея.

– Господи, – сказала она. – Как живой!

Она указала трясущимся жирным пальцем на Фрея.

– Вот именно, – сказал по-английски Аркадий Юльевич.

Сказал с облегчением. Будто ждал узнавания и боялся, что оно не состоится.

– Папа меня предупреждал, – сказала дама и с трудом стала поднимать себя с дивана, который был так низок, что Андрей понял – надо помочь пожилой женщине. Но не мог заставить себя притронуться к ней.

Видно, те же чувства владели Фреем и Аркадием Юльевичем. Они также не двинулись с места.

Но помощь женщине пришла из-за тяжелой портьеры, что наполовину прикрывала высокое окно. Штора взметнулась, из-за нее выскочил высокий молодой мужчина в теннисном костюме и белой каскетке. У него было незначительное лицо, на котором запоминались черные усики.

– Моя дорогая, – сказал он по-английски. – Не придавай значения внешним проявлениям. Нам нужны доказательства.

Он потянул грузную старуху на себя и ловко перевернул ее так, что она прочно уселась на диване.

– Как точно, Серж, – сказала старуха. – Как точно!

Коротким округлым жестом она отправила молодого теннисиста за штору, и он исчез, лишь тяжелый бархат медленно покачивался, напоминая о скрытом за ним человеке.

Рука старухи продолжала движение по воздуху и замерла перед ее носом.

– Ну же, – приказала она. – Ну же!

Толстые пальцы в многочисленных золотых кольцах были живыми и независимыми от женщины существами.

– Владимир Ильич, – сказала женщина томно. – Вот моя рука.

Фрей подчинился приказу, но, хоть от него ждали поцелуя, отважился лишь на то, чтобы ухватить двумя пальцами кончики пальцев старухи.

– Очень рад, – сказал он. – Передай ей, Андрюша, что я здесь выступаю под псевдонимом Иванов.

Андрей перевел, чем смутил даму.

– И здесь ты тоже намерен скрываться? – спросила она.

– Я не хочу афишировать, – ответил Ильич.

– Сколько же тебе теперь лет?

– Это не важно, – сказал Ильич.

– Но ты настоящий?

– Я настоящий.

– И отпечатки пальцев?

– Все проверено, – вмешался в разговор Аркадий Юльевич. – Нет сомнений.

– Не исключено, – раздался голос молодого человека из-за шторы, – что ему пришили пальцы.

– Чьи пальцы? – не понял Андрей.

– Пальцы той мумии, что лежит на вашей Красной площади.

– С ума сойти! – обиделся Фрей. – Да вы посмотрите! Это мои собственные пальцы.

– Мне хотелось бы, чтобы все кончилось благополучно. Если вас поймают на лжи, то в первую очередь погибнет Владимир Ильич. Но и нам не поздоровится. Вы же знаете компанию моего папы. Они быстро раскусывают подделки.

– Разумеется, мадемуазель… фрекен Парвус, – согласился Аркадий Юльевич. – Но нам важно ваше мнение.

– Мое мнение? Оно мало кого интересует. Зато меня интересует, на какой процент я могу рассчитывать.

– Я полагал, что вы пошли на это ради принципов, ради высокой идеи.

– В эту высокую идею не верит никто, кроме двух или трех мастодонтов. Но у них железные сердца. Сердца коммунистов.

Андрей переводил беседу, осознавая, что меньше всех понимает, о чем и о ком речь. Впрочем, его это не должно интересовать – так больше шансов остаться живым и здоровым.

– Разговор о процентах может идти только после получения шкатулки, – твердо сказал Аркадий Юльевич. – Мы с вами не имеем представления о ее сегодняшней стоимости.

– Двадцать процентов, – сказал из-за шторы теннисист, и Андрей поспешно перевел реплику, получая удовольствие от этой гротесковой сцены.

– В крайнем случае, – сказал Аркадий Юльевич, оттеснив остальных от источника благодеяний, – мы отыщем объект и без вашей помощи, фрекен Парвус.

– А вот этого мы не допустим, – возразил голос из-за шторы. – Вы не дома, вы в Швеции, а здесь не выносят русскую мафию и русских проституток.

– Не имеем чести относиться к этим категориям! – вмешался в беседу Фрей. – Я не проститутка!

Он грассировал, как настоящий Ленин, но этого никто, кроме Андрея, не замечал.

– Спокойно, – остановила спор фрекен Парвус – это имя было Андрею знакомо, но не настолько, чтобы связать с ним конкретные воспоминания. Что-то из области ленинской эмиграции. – Если мы сейчас перессоримся, то вообще упустим единственный и, возможно, последний шанс. У вас есть соперники?

– Серьезных соперников нет, – соврал Аркадий Юльевич, который, конечно же, знал о конкурентах. – Но осторожность никогда не мешает.

– Даже если конкурентов нет, – согласилась с ним фрекен Парвус, – они в любой момент могут возникнуть.

Фрекен, или госпожа, Парвус была неглупой, хитрой женщиной, умеющей вцепиться в ситуацию и, вернее всего, добивавшейся своих целей – свидетельство чему молодой теннисист, явно ей преданный.

– Как же вы такого откопали! – На этот раз госпожа Парвус обращалась к Аркадию Юльевичу, вычислив, что именно он в тройке визитеров принимает решения. Почему-то это не понравилось Фрею, хотя, разумеется, госпожа Парвус была права.

– Я прошу вас, товарищи, – начал Ленин на безобразном школьном английском языке, которым, видно, овладел в задней комнате на Красной Пресне, – уважать лидера партии.

– Ого! – воскликнула старуха. – Заговорил! Скажи наконец, где тебя сделали?

– Я вас покидаю. – Для удобства Ленин перешел вновь на русский язык. – Занимайтесь своими интригами без меня. Я пришел сюда, выполняя волю партии, и не намерен подвергаться оскорблениям со стороны самозванцев и идиотов. Попрошу вас, Андрей, переводите как можно точнее и не стесняясь задеть их чувства.

Андрей с удовольствием перевел как можно ближе к оригиналу. Настолько близко, что Аркадий Юльевич в растерянности заметил:

– Нет смысла называть идиоткой уважаемую даму. Так мы ничего не добьемся.

– Вы перевели, Андрей? – спросил Фрей. – Тогда мы пошли.

Он потянул Андрея за рукав, и тот счел за лучшее подчиниться. Интересно, как большевики и охотники за драгоценностями будут выпутываться из трагикомической ситуации?

– Остановите его! – закричала госпожа Парвус, когда Фрей с Андреем достигли двери. – Кто у вас, в конце концов, хозяин?

– Распоряжаюсь здесь я, – ответил Аркадий Юльевич, который совершил стратегическую ошибку, переоценив свою роль, и не имел сил теперь от нее отказаться.

Аркадий Юльевич поднял руку и, указав перстом на Фрея, крикнул ему вслед:

– А ну немедленно вернитесь и не ставьте под угрозу наше дело! Я кому говорю?

Ленин уже был в передней, он стащил с вешалки свое пальто и, одеваясь, говорил:

– Распустились! Лучше бы я обратился непосредственно в ЦК Российской компартии. Вы как думаете?

– Не знаю, – сказал Андрей. – Вернее всего, вас бы там осмеяли.

– Вот это меня и остановило.

В коридор вылетел Аркадий Юльевич.

– Сколько раз вам нужно говорить! – кричал он. – Вы что тут о себе возомнили?

– Андрюша, он тоже, кажется, думает, что мне пришили чужие пальчики, – сказал Фрей.

– Ну ладно, ладно! Пошутили, и хватит. – Даже в полутьме коридора было видно, как он краснеет.

Фрей двинулся к двери.

Но у двери, закрывая ее спиной, уже стоял теннисист с черными усиками. Уму непостижимо, как он успел туда пробраться!

– Ты никуда не уйдешь! – Аркадий Юльевич в бешенстве потерял осторожность.

И эта ситуация вдруг вселила в Ильича некий, словно проникший в него генетический дух предшественника – настоящего Ленина. Он успокоился.

Он остановился, обернулся к Аркадию Юльевичу, который схватил его за полу пальто.

– Уважаемый, – произнес он тоном дворянина из какого-то фильма. – Уберите свои поганые руки. Я думаю, что мы обойдемся без вас.

– Как ты смеешь!

– А вот без меня вы никогда и никак не обойдетесь.

– Я тебе голову прошибу! – Аркадий Юльевич тяжело и часто дышал. Он все тянул к себе пальто Ильича, и, конечно же, старик уступал ему во всем, кроме уверенности в себе.

И эта уверенность передалась Андрею. Он знал, что Аркадию Юльевичу уже не справиться с вождем.

Аркадий Юльевич пошатнулся, потому что госпожа Парвус всей тушей ударила его сзади.

– Говорят же вам, отпустите Владимира Ильича! – закричала она высоким голосом. – Неужели вы не понимаете, на кого подняли руку!

– На кого? – растерялся Аркадий Юльевич. – Как так на кого? А вы знаете, кто я такой?

– Как вы думаете, – обратилась дама к Ильичу (Андрей послушно и автоматически перевел ее слова), – мы обойдемся без этого клоуна?

– Но он слишком много знает, – голосом мафиози ответил Ильич.

– Теперь он нам уже не нужен, – сказала дама.

– Что вы хотите сказать? – Аркадий Юльевич вдруг потерял уверенность в себе. – Какое вы имеете право!

– Мне стыдно за вас, – сказал Фрей.

Он не мог ничего больше сказать, потому что, как понял Андрей, старуха сделала какой-то знак теннисисту с усиками, и тот застрелил Аркадия Юльевича.

То есть сначала Андрей не понял, что случилось с дипломатом, потому что звук выстрела был тусклым и негромким – его поглотили ковры и гобелены, которыми была завешана вся квартира. Аркадий Юльевич забормотал что-то невнятное и сполз вниз спиной по стене, срывая со стены ковер, а госпожа Парвус вдруг закричала:

– Это мой кармагаган! Осторожнее! Не испачкайте его кровью! Он же три тысячи долларов стоит.

Андрей, потрясенный происходящим, послушно перевел этот крик, а Фрей сказал:

– Так будет с каждым, который…

Кто из них и который, он не придумал.

Аркадий Юльевич улегся на пол и не подавал признаков жизни. Кто-то должен был подойти к нему и пощупать пульс. Андрею этого делать не хотелось, остальным – тоже. К тому же в кошмарах никто не щупает пульса у покойников.

…Все возвратились в гостиную.

Но на этот раз уже не садились.

– Продолжим наше заседание, – сказала госпожа Парвус. – Мы остановились на том, что я претендую на тридцать процентов от общей суммы.

– Только что было двадцать, – сказал Ильич.

– У вас хорошая память, но обстоятельства изменились.

– Не в вашу пользу, – возразил Ильич.

– Почему же?

– На вас повис труп. Труп советского дипломата.

– Разберемся, – возразила дама, но Андрей уловил в ее голосе некоторую неуверенность. – Серж растворит его в кислоте.

Поэтому, когда он переводил слова дамы Фрею, он позволил себе продолжить фразу:

– Жмите энергичнее, Владимир Ильич, уже гнутся шведы.

Ильич кивнул. Он понял.

Дама вдруг завопила:

– Переводчик! Знать свое место! Ты думаешь, что я русский совсем забыла? Не надейся!

– Я цитировал Пушкина, – ответил Андрей. – Поэма «Полтава»: «Ура, мы давим, гнутся шведы!»

– Шведы – это я?

– Все равно вам отступать поздно, – сказал Ильич. – Будем искать свои пути в этом мире.

– Если хотите отделаться от своей мафии, сейчас – лучший момент, – сказала госпожа Парвус. – Но боюсь, что вам это не удастся.

Она решительно вклинилась между Андреем и Ильичом – от нее пахло потом, немытыми волосами и сладким кремом.

– Держите себя в руках, мальчики, – сказала она. – Мы в двух шагах от цели.

– А далеко ехать? – спросил Фрей.

– Возьми у них гарантии, – посоветовал теннисист.

– А им некуда деваться, – возразила мадам. – Они же в Швеции. Повторите, вы действительно уверены, что у вас нужные отпечатки пальцев?

– Увидите на месте, – ответил Ильич. – А далеко ехать?

– Ехать недалеко, – сказала госпожа Парвус.

Она первой пошла из комнаты.

Теннисист замыкал процессию.

Они вышли в прихожую.

Андрей ожидал увидеть тело Аркадия Юльевича. Но на том месте ничего не было – только пятна крови на паласе.

– Его унесли ваши люди? – спросил Фрей.

Мадам выругалась по-шведски. Ударила пухлым кулаком в ухо теннисиста. Тот почесал ухо. Ответил:

– Я же думал, что он мертв.

Андрей догадался о смысле этих слов.

– Значит, его унесли чужие люди. – Фрей тоже догадался.

– Или он сам уполз, – сказал Андрей. На ручке двери и ниже была кровь. Видно, дипломат был лишь ранен.

– И куда он пойдет? – спросил Фрей.

Андрей перевел.

– Нам надо спешить, – ответила мадам.

Она не знала, куда он пойдет.

– Спустимся по черной лестнице, – сказала мадам.

Она развернулась и поплыла по коридору в обратную сторону, пересекла захламленную и дурно пахнущую кухню и стала возиться с замком на белой двери.

Теннисист отстранил ее и быстро открыл дверь. Она заскрипела, поднялась пыль.

Там была черная лестница. Не такая чистая, как парадная, – она заворачивалась почти как винтовая. На улицу выходили узкие окошки. Неясно было, как попали сюда бумаги и консервные банки. Неужели из кухонь?

Они спускались очень долго. Шестой этаж был высоким. Наконец они оказались в гулком узком дворе, окруженном стенами домов.

Небольшая арка, заставленная баками для мусора, вела в переулок – туда выходили задние стены домов.

Теннисист пошел первым, дошел до угла, за которым была тихая чистая улица.

Он остановился и выглянул за угол. Потом сделал жест рукой, чтобы его ждали, а сам ушел. Мадам закурила. Она курила тонкие длинные сигареты.

Андрею не хотелось разговаривать с Фреем при ней – он подозревал, что мадам на самом деле отлично знает русский язык, но ей выгодно казаться безгласной.

– Вы знаете моего отца? – спросила мадам по-английски у Фрея. Словно проверяла – считать ли Фрея Лениным?

– Он мне многим помог, – ответил Фрей. – Хотя подозреваю, что оказался немецким шпионом.

– Ничего подобного! – возмутилась мадам. – Я с ним говорила об этом. Ничего подобного! Он категорически отрицал.

– Это ничего не значит, – сказал Фрей.

Показался радиатор автомобиля. Старая, но вместительная машина остановилась перед переходом, перекрыв выезд на улицу. Мадам пошла первой.

В машине сидел теннисист.

– Скорее, – прошептал он. – За нами могут следить.

– Может, сказать нашим? – спросил Андрей. – Они же нас ждут?

– Пускай подождут, – сказала мадам, втискиваясь в дверцу машины. – Тогда те, кто следит, останутся у моего дома.

Андрей был вынужден признать, что в словах мадам есть резон. Теннисист тронул с места.

Андрей не ориентировался в городе, поэтому ему трудно было бы восстановить маршрут. К тому же он не был уверен, кратчайшим ли путем едет брюнет. Может, он нарочно путает следы?

Ленин полулежал на заднем сиденье, откинув голову. Рядом с ним расплылась госпожа Парвус. Андрей сидел спереди рядом с теннисистом. Место переводчика – на переднем сиденье.

* * *

Город постепенно кончился, пошли новые районы, потом отдельные особняки.

Перед ажурными чугунными воротами одного из них машина остановилась и гуднула.

Ожидая, пока ворота откроют, теннисист внимательно глядел в боковое зеркальце – видно, проверял, нет ли погони.

За воротами возвышался трехэтажный гранитный особняк, выполненный в стиле скандинавского модерна. Портик над входом в него поддерживали атланты в шлемах с бородами викингов, опиравшиеся на длинные мечи.

Ворота распахнулись.

Из будки на них глянул охранник в зеленом мундире и каскетке с какой-то сложной эмблемой. Теннисист доложил ему по-шведски. Принимая эстафету от теннисиста, охранник принялся смотреть наружу вдоль улицы.

Дверь между викингами закрылась. Это была деревянная резная дверь, изображавшая заросли папируса. Наверное, тепло одетым викингам было жарко в нильских краях.

В дверях стоял бухгалтер из хорошей фирмы, худой, носатый, расчесанный на прямой пробор, в сером костюме и – завершающая деталь – в шелковых чехлах на рукавах: видно, много приходится елозить локтями по столу.

Он был молчалив и строг.

Говорила мадам, которая с помощью теннисиста вылезла из машины и начала подробно рассказывать нечто, давно знакомое главному бухгалтеру. Тот терпеливо выслушивал ее минуты три, потом сказал, что ему и без того все известно.

Это госпожу Парвус не остановило.

Зато Фрей с Андреем получили от бухгалтера знак покинуть автомобиль.

Они поднялись на несколько ступенек к двери. Викинги косились враждебно.

Фрей тоже почувствовал этот взгляд и неожиданно проявил чувство юмора.