Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8 "
Автор книги: Кир Булычев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 55 страниц)
– Вот и ладушки, – сказала Антонина, – надо вспрыснуть.
– Не надо, не надо! – закричал Фрей. – Мы стоим на пороге важного события – возрождения финансовой независимости моей партии. А вы, гражданка, готовы ради рюмки или мужских, простите, брюк пожертвовать идеалами.
– Раскол! – вдруг засмеялся Бегишев. – Раскол на большевиков и средневиков.
– Ты чего головой качаешь? – спросила Антонина у Андрея, когда они поднялись, чтобы разойтись по каютам. – Не доверяешь?
– Трудно поверить.
Они медленно шли коридором.
– Я тебя понимаю. И пока не увижу этот сундук партии, не поверю до конца. Но люди солидные, на европейском уровне, подтверждают.
– И в этого… Ильича ты веришь?
– Я вообще неверующая. Я из комсомола вышла неверующей.
– Где вы его откопали?
– Сам прибился.
– Взял и прибился?
– Он сам первый про эту историю с золотом партии пронюхал. И с ней к Бегишеву пробился.
– Как же Бегишев мог в такую чепуху поверить?
– Он и не поверил. А Ильич доказал.
– Что доказал?
– Я при этом присутствовала. Он доказал про отпечатки пальцев. У него с Лениным одинаковые отпечатки пальцев. Мы проверили.
– Как это вы проверили?
– Глупый ты человек! В документе было написано – шкатулку может получить тот, чьи отпечатки пальцев совпадут. Ты же понимаешь – они думали, что немцы их республику ликвидируют и они сделают ноги в Стокгольм. Там их денежки ждут – и начинай сказку сначала. Но ведь устояли.
– И не востребовали деньги обратно?
Они вышли на палубу. Солнце стояло низко, море было непрозрачным, лиловым, нос «Симонова» вырезал из него белые полосы пены. Было зябко.
– Подумай сюда. Кто об этом знал? Свердлов, Ленин и Красин. Свердлов откинул копыта сразу после тех событий, Ленина через два года кондрашка хватил, Красин умер через год после Ленина. Думаю, что они больше ни с кем не делились своими партийными ожиданиями. Поцелуй меня, а то что-то стало холодать.
– Здесь люди ходят.
– Мужчина не может придумать оскорбления тяжелее. Ты же стремишься к бабе, переживаешь, мечтаешь, как бы ею овладеть в любом положении, хоть на верхней палубе, хоть в машинном отделении. Ничего я стихи придумала? Ну прямо Пушкин.
Андрей поцеловал Антонину. Она раскрыла губы – поцелуй вышел профессионально страстным и жутко мокрым, как будто Андрей вляпался в горячий кисель. «Ни шагу дальше», – сказал он себе. Антонина осела в его руках.
– Хочу тебя, – стонала она и больно вонзала когти в плечи Андрея.
* * *
Мимо прошел Алеша Гаврилин. Андрей принялся рваться из объятий Антонины.
Алеша не удержался.
– Товарищ, – сказал он громко, – вы годитесь этой девушке в отцы. Этично ли насиловать ее прямо на палубе?
Алеша вел под руку Дилемму Кофанову – та сделала вид, что ничего не заметила.
– Глупо, – сказал Андрей. – Мы с вами как дети.
– Взрослые дети, – серьезно ответила Антонина. – И пожалуй, тебе в самом деле не стоило кидаться на меня прямо на палубе. Мог бы подождать, пока стемнеет.
Она была наглой и лживой бабой, профессиональной комсомольской активисткой.
«Рубен Симонов» вошел в город и начал искать себе уголок у причалов, изрезавших улицы самого центра Стокгольма так, что трамваям приходилось бегать над самой водой.
Наконец он отыскал чудесное место у старого города, где узкие, в две ладони шириной, улицы часто сбегали на набережную.
Антонина отпустила Андрея переодеться к выходу, приказала быть в культурном виде и если есть, то при галстуке. Европейцы любят, когда к ним приходят при галстуках.
Галстука у Андрея не нашлось, а Алеши – чтобы позаимствовать у него – не оказалось дома.
Алик постучал в дверь, как только спустили трап.
Вот кого Андрей не выносил!
– Иду, – сказал он.
Пассажиры цепочкой спускались по нескончаемому трапу на набережную. Никаких пограничников или иных стражей поблизости не оказалось. Швеция пока еще не боялась русских. Это придет попозже.
Внизу стоял черный «Вольво». Для наших?
А вот и сам господин Бегишев. Алик на шаг сзади, взгляд кобры. Потом шагает Владимир Ильич, товарищ Фрей.
Милостиво протянутая мягкая ладонь Бегишева, глазки еще отдыхают на подушках щек, смотрят лениво, беззлобно.
Госпожа Нильсен выбежала проводить господина спонсора на шведскую землю. Капитан «Рубена Симонова» маячил где-то неподалеку.
«В славной я компании», – подумал Андрей.
Бегишев ступил на трап. Андрею показалось, что трап зашатался, норовя оторваться от борта, – так ему тяжело нести на себе Оскара. Видение было столь реальным, что Андрей замер.
– Иди же, – сказала Антонина, – ты всех задерживаешь.
– Забыл! – сказал Андрей. – Одну секунду.
И так быстро побежал к своей каюте, что Антонина не успела его остановить.
Алеша Гаврилин оказался в каюте. Он стоял у иллюминатора, глядя на старый город.
– Здесь чудесно, – сказал он. – Мы им грозили, а они живут и кушают хлеб с маслом.
– Мало грозили, – ответил Андрей.
– Ты что-то забыл?
– Не хочется выходить вместе с новыми друзьями.
– Пойдем со мной.
Андрей не хотел признаться Гаврилину в странном предчувствии – будто трап может оторваться. И все, кто будет рядом с Бегишевым, рискуют рухнуть на причал с десятиметровой высоты.
Предчувствие, вернее всего, пустое.
Признаться в нем – обратить против себя подозрения всех, от Бегишева до руководителя конференции. И ничего никому не докажешь.
Лучше подождем, пока все обойдется.
Андрей подошел к иллюминатору.
Бегишев стоял внизу, у машины, запрокинув голову наверх.
Ничего не случилось.
Значит, нервы просто разыгрались. Сам виноват – впутался в шпионские игры…
– Ты чего медлишь? – спросил Алеша Гаврилин. – Пойдем, что ли?
Они вышли к трапу.
– Куда твои бандиты собрались? – спросил Алеша.
– Ума не приложу. Но хотел бы узнать.
– Я тоже хотел бы узнать, – признался Алеша. Но почему это его интересует, не объяснил.
Когда они вышли к трапу, Антонина уже стояла внизу – присоединилась к Бегишеву и Фрею. Увидев Андрея, она принялась грозить ему кулаком.
– Сколько ждать прикажешь? – Голос ее доносился клочьями – дул сильный холодный ветер.
По трапу спускались последние из пассажиров. Кураеву с Мишей Глинкой оставалось несколько ступенек.
Татьяна с Анастасией Николаевной, что стояли в отдалении, уже на тротуаре стокгольмской улицы, махали Кураеву, звали к себе.
Андрею показалось, что на него смотрят тысячи глаз.
Трап был ненадежен! Он это чувствовал. Но и остаться наверху не смог – стыдно.
Алеша задержался, потому что его остановила Бригитта, и Андрей почти бежал по пустому трапу.
Но успел миновать лишь половину пути, как трап двинулся… Андрей замер в странном убеждении, что если не шевелиться, то и трап замрет. Ничего подобного. Трапу плевать было на действия муравьишки, который окостенел от страха.
Но трап не оторвался сразу от борта и не упал со всего размаху на бетон – почему-то он предпочел сначала поехать вдоль борта, как конькобежец, из-под которого убежали коньки и он спешит их догнать.
Движение трапа все продолжалось и ускорялось, так что в тот момент, когда он решил все-таки оторваться от корабля, он вздрогнул, по нему прошла предсмертная судорога… и трап оттолкнулся от «Симонова». Теперь его ничто более не удерживало, и трап рухнул на набережную, предварительно выбросив Андрея.
К счастью, Андрей был уже метрах в трех от бетона, и потому – везет так уж везет, – упав к ногам Бегишева, он лишь ушибся.
Зато Бегишев перепугался.
Ему показалось, что трап обязательно ударит по нему – от страха отнялись ноги. И вместо того чтобы убежать, Оскар сел на набережную. Алик попробовал его поймать и оттащить, но промахнулся.
Он водил руками на уровне плеч, а шеф сидел и дрожал на земле у его ног.
И мычал…
Потом уж Андрей узнал, что Алеша собирался шагнуть на трап, когда тот ушел из-под его ноги.
Алеша замер над пропастью. Одна нога в воздухе.
Чуть было не полетел вниз, но его подхватила и рванула назад находчивая и хладнокровная Бригитта.
Крик поднялся несусветный. Он вырвался наружу, как только трап, с грохотом развалившись, замер вдоль борта.
Кураев и Глинка отделались легким испугом. Андрей получил несколько синяков и царапину на щеке, что сразу превратило его в человека, недостойного доверия. Такие не работают официальными переводчиками. Это сильно расстроило Фрея, который хотел, чтобы его фирма выглядела солидно.
Бегишев не сразу пришел в себя. Антонина отпаивала его валокордином, вокруг носились люди, по запасному трапу спустили врача-шведа и корабельного врача – осетина. Потом примчались «Скорая» и пожарники. Подъехали полицейские. К приезду репортеров компания Бегишева успела погрузиться в «Вольво» и укатить с набережной.
– Это они в меня целились, – сказал Бегишев. Антонина достала карманный тонометр и надела на палец шефу, чтобы выяснить, не угрожает ли ему высокое давление.
– Руки коротки, – сказал Алик. – Ох, я до них доберусь.
Пальцы его рук сгибались, будто он уже держал пистолет.
– Меня хотели убить, – сообщил Бегишев шоферу. Машина была просторной. Алик сидел рядом с шофером, а Андрей с Фреем разместились на откидных сиденьях.
Бегишев откинул голову, и Антонина спросила:
– Кровь носом не пойдет, ты как думаешь?
– Руки коротки, – снова сказал Алик.
– У нас такого еще не было, – заговорил наконец шофер – он оказался русским.
– Представляешь, при всем народе! – сказал Бегишев.
– Меня смущает другое, – сказала Антонина. – Как они могли все так спланировать.
– У них свои люди в команде, мы уже убедились, – ответил Бегишев.
– Доберемся и до них, – сказал Алик. – Как до того повара.
Андрею захотелось спросить: «Значит, это твоих рук дело, мерзавец?» Но тут машину тряхнуло на трамвайных путях, и заболело плечо – он его ушиб.
– Возьми пластырь, – сказала Антонина, – у тебя ссадина кровоточит.
Глядя в зеркальце заднего вида, Андрей наклеил на щеку пластырь.
– До меня добраться захотели! Какая наглость! Чтобы сегодня же прочесали весь пароход!
– Где мы здесь людей найдем? – спросила Антонина, трезвая голова.
– Найми киллеров, – приказал Бегишев.
Никто с ним спорить не стал, но было ясно, что киллеров никто нанимать не намерен.
Машина поехала по набережной, у которой вперемежку с теплоходами стояли каботажные суда, катера и даже плавучие рестораны.
Андрей, стараясь не вслушиваться в бредовый разговор, который шумел вокруг, смотрел в окошко: набережная обтекала классическое здание королевского дворца или, может быть, парламента, за ним был виден мост со львами, а под мостом текла быстрая, почти горная речка, без мусора и бутылок, зато с белыми лебедями.
– Аркадий Юльевич ждет в «Ривьере», – сказал, не оборачиваясь, шофер.
Бегишев кивнул – он, видно, об этом уже знал.
«Вольво» миновала обширный сквер. Посреди сквера стояла статуя – человек, похожий на Карла XII перед Полтавской баталией, указывал перстом на Москву.
Но никто, кроме Андрея, статую в агрессивных намерениях не заподозрил, и она скрылась в морозном тумане.
Автомобиль затормозил у широкой лестницы, дверь в ресторан открылась немедленно, как только изнутри увидели гостей. Небольшого роста, энергичный, подтянутый мужчинка в твидовом костюме выскочил на холод. Казалось, что он старается убежать от большого черного зонта, который гнался за ним, покачиваясь в руке гигантского негра в голубой ливрее.
Мужчинка протянул обе руки вылезшему из автомобиля Оскару, но Бегишев, не ответив на приветствие, заверещал:
– И это называется безопасностью, мать вашу! На меня покушаются фактически у вас на глазах. А где гарантии?
Ловким движением мужчина по имени Аркадий Юльевич подхватил колечком правой руки локоть Бегишева и повлек его наверх, к зеркальной двери.
– А мы разберемся, – повторял он. – Обязательно разберемся, кому это было выгодно и кто направлял руку.
– Нашим врагам! – крикнула сзади Антонина. Она старалась приблизиться к мужчинам, но ее игнорировали.
Они подошли к отлично сервированному столу, причем именно на пять человек – компания минус Алик, которому пришлось остаться снаружи, хотя он так рассчитывал посидеть с барами за столом и был обижен недооценкой его роли. Даже вякнул Бегишеву: «Как же без меня вы будете?» Но тот сообразил, что сидеть за столом с телохранителем неправильно – это тебе не «Рубен Симонов», и ответил: «Подождешь».
Аркадий Юльевич посадил Бегишева рядом и, как бы продолжая давно завязавшуюся беседу, наивно спросил:
– Давай подумаем, против кого была направлена эта идиотская шутка… если это было шуткой?
– Вот именно! – И тут же Оскар, сообразив, что версия шутки его не устраивает, добавил: – Это было покушение. Чистой воды покушение. Вы не видели, а то бы в штаны наложили.
– Оскар! – Антонина решила защитить девичью честь.
– Это открытый вопрос, – вмешался Владимир Ильич. – Ведь я находился в двух шагах, и, возможно, трапом целились в меня.
– А попали в меня, – не выдержал серьезности разговора Берестов.
Он дотронулся пальцем до щеки.
– Не болит? – заботливо спросил Аркадий Юльевич. – А то я могу вызвать специалиста.
– Спасибо, не болит.
– Так что же это было? – добивался Бегишев.
– Допустим, что имело место обычное российское головотяпство.
– Вы хотите сказать, что я выдумал покушение? – Бегишев обиделся.
– Кстати, тебя, Оскар Ахметович, – ответил Аркадий Юльевич, – не только на трапе не было, но даже и в непосредственной близости…
– Только Андрей был на трапе, – сказала Антонина.
– Вот именно! Ваш переводчик Андрей Берестов, я правильно информирован?
– Правильно.
– Но не хотите же вы сказать, что вся эта операция проводилась только для того, чтобы искалечить вашего переводчика?
– О нет! – сказал Бегишев, которому жаль было отказываться от престижного ореола жертвы террористического акта.
– Тогда давайте знакомиться, – сказал Аркадий Юльевич. – Я здесь работаю в совместной фирме, меня зовут Аркадием Юльевичем.
Андрей сразу почувствовал, что наконец-то видит настоящего хозяина. И хотя Бегишев ему не подчинялся и даже в ходе дальнейшего разговора пытался подчеркнуть свою независимость и значение, Аркадий Юльевич явно был птицей более высокого полета.
Как он сам сказал, когда ели горячее:
– Без меня вы вряд ли провернете эту операцию, а я без вас, если очень нужно, управлюсь.
Андрей догадался, что у Аркадия Юльевича был на борту человек, который внимательно следил за группой Бегишева, – иначе откуда Аркадию Юльевичу знать некоторые детали вполне локального, чуть ли не интимного свойства.
Но больше всего Аркадия Юльевича интересовал, конечно же, Фрей.
И Ленину это внимание понравилось.
Наконец-то ему позволили распушить перья и походить гоголем.
Разговор сразу принял сюрреалистический оттенок, потому что собеседники, к раздражению простой души – Антонины, вели разговор так, словно Ленин был настоящим вождем пролетариата, только приболел и таился несколько лет от народа по настоянию врачей.
– А кто вам зрение обследовал? – интересовался Аркадий Юльевич.
– Глазное дно?
– Ведь при инсульте важны показания офтальмолога.
– У меня был лучший, Авербах. Не слышали? У него была квартира у Кировских ворот в доме «Россия».
– Ах, не говорите, там потом на чердаке помещалась мастерская Соостера, эстонского художника, из авангарда. Слышали о таком?
– Ну зачем же мне бывать в доме своего глазного врача? – удивился Фрей.
– А я тогда был в райкоме комсомола инструктором. Нас вызывает третий секретарь, по идеологии, и говорит: надо, чтобы это гнездо разврата и абстракционизма перестало существовать.
– Каленым железом! – поддержал Ильич Аркадия Юльевича. – Именно так!
Здесь не выдержали нервы у самого Оскара.
– Слушайте, мы здесь на вечере встречи, да? Старый большевик и пионерская смена?
– А вот иронии я не терплю! – воскликнул Ильич.
– Иванов, ты потерял контроль, – сказала Антонина. – И что характерно – над собой.
Тут спохватился чуткий Аркадий Юльевич: хоть он и был человеком значительным, но тоже понимал, что нельзя перегибать палку.
– Очень приятно было с вами познакомиться, – сказал он Ильичу. – Что вы желаете на горячее? Мясо или лосося?
– Ах, у нас на «Симонове» тоже подавали лососину, – сказал Ильич. – А оказалось – кета, представляете?
– Здесь таких ошибок не бывает, – откликнулся Аркадий Юльевич. – Надо полагать, мы можем говорить откровенно?
– Все под контролем, – подтвердил Бегишев. – Вся группа прошла проверку.
Аркадий Юльевич уставился на Андрея. Взгляд у него оказался холодным, змеиным.
– Я тоже под контролем, – признался Андрей. – И прошел проверку.
Аркадий Юльевич кивнул. Он был удовлетворен ответом. Поэтому обратился к Бегишеву:
– Отпечатки пальцев не забыли?
– Ой, не говорите! – сказала Антонина. – Такую операцию пришлось провести – Мавзолей брали!
– Это еще зачем? – не понял Аркадий Юльевич.
– А как еще раздобыть эталон? Пришлось снимать отпечатки пальцев с мумии.
– А потом сравнили с моими, – сказал Фрей. – И убедились, что мы – одно лицо.
– Ну и дела, – произнес Аркадий Юльевич. – Значит, вас двое с одними отпечатками?
– Что касается меня, то мои всегда со мной, – по-ленински сказал Владимир Ильич.
Сыграл он эту миниатюру классно, сразил Аркадия Юльевича.
– С отпечатками, – сказала Антонина, – все в порядке. У меня есть конверт с отпечатками пальцев оригинала. Они совпадают.
– То есть накладки не будет?
– Не будет. Я за них в койке с таким хмырем отработала, вы не представляете!
– Учтите, что у них там серьезно. Большие деньги, серьезные люди. Расскажите, как с оппозицией?
– Они меня сегодня убить хотели, – заявил Бегишев таким тоном, будто принес жалобу в милицию.
– Не вас, голубчик, не вас, – возразил Аркадий Юльевич. Он снова холодно посмотрел на Андрея. Не нравился ему Андрей, и чувство было взаимным.
– Кого-нибудь подозреваете?
– Расскажу тебе наедине, – сказал Бегишев. – Кое-какие наработки уже есть.
– Добро.
Мороженое было вкусным, но «у нас лучше», как сказала Антонина, а Аркадий Юльевич, хотя мог бы и защитить местное – сам же платил и выбирал, – возражать не стал.
– Все свободны, – сказал он, когда доели мороженое. – Желающие выпить кофе могут остаться – принесут. Потом погуляйте. До корабля доберетесь?
– Только осторожнее, – велел Бегишев. – Я бы не расставался. Лучше погуляйте группой.
– Как в добрые советские времена, – вырвалось у Андрея.
– Что ж, и оттуда есть что позаимствовать, господин Берестов, – сказал со значением Аркадий Юльевич. Хотя непонятно было, угрожает он или просто так, умничает.
Бегишев с Аркадием Юльевичем удалились. Именно удалились, а не ушли. Уплыли в сторону моря.
Остальные не спешили – в самом деле заказали кофе. Тут и началась служба Андрея. Кофе с пирожными.
Фрей сообщил, что Стокгольм славится своим кофе, «как сейчас помню».
– Помолчал бы, – сказала Антонина, которая никак не могла проникнуться уважением к старику, даже в рамках игры.
– Боюсь, что вы, Антонина Викторовна, – ответил Фрей, – несколько переоцениваете свое значение. Я должен вам сказать, что без вас тут обойдутся. Я же теперь становлюсь центральной фигурой, как вы видели по отношению ко мне товарища из советского посольства.
– Нет, ты посмотри! – Антонина обернулась к Андрею, но Андрей предпочел не принимать ничьей стороны в конфликте.
– Я долго терпел, – сообщил ей Фрей. – Я выдерживал оскорбления и унижения, не соответствующие моему статусу.
– Ах, у него и статус есть! – Антонина сардонически расхохоталась.
Фрей поднялся, опрокинул стул, как показалось Андрею – нарочно.
Он решительно направился к двери. Это напоминало историческое полотно «Вождь революции покидает собрание меньшевиков и соглашателей».
Алик обернулся к Антонине:
– Остановить?
– Пускай погуляет, – сказала Антонина. – Что с ним случится? У него на тебя отрицательная реакция.
– Тогда я тоже погуляю, – сказал Андрей.
– Правильно, – согласилась Антонина. – Погуляйте, интеллигенция. Но чтобы вернуть его на «Рубена Симонова» в одном куске.
Андрей не был уверен в том, что Антонина оставит их в покое. И допускал, что, кроме Алика, чужого в этом городе и потому малоэффективного, здесь есть подручные Аркадия Юльевича. Уж очень Антонина равнодушно отнеслась к тому, что курица, которая вот-вот снесет золотое яйцо, намерена бунтовать на улицах шведской столицы.
Андрей догнал Ильича в двух шагах от ворот, тот как раз закутывал себе горло шарфом – ветер был морозным и сырым.
– Вы на теплоход? – спросил Андрей.
– А вас послали следить за мной?
– Сомневаюсь, – ответил Андрей. – Я не пользуюсь у них доверием.
– А у них никто не пользуется доверием. Кстати, я перчатки не взял. Это легкомысленно.
– Давайте купим вам перчатки, – предложил Андрей.
– Что вы говорите! Откуда у меня деньги? Я работаю за стол и койку.
– Фирма платит, – сказал Андрей. – У меня есть деньги.
– Отлично, я расплачусь с вами, как только все это завершится.
Подходящий магазин попался скоро – это был универмаг, и там было тепло.
Ленин оживился, он долго копался в длинном ящике, куда были свалены недорогие перчатки. Потом вдруг замер и сказал Андрею, указывая на него выхваченной парой перчаток:
– Вот именно в этом и заключается главный порок капиталистической системы, порок, который наши любезные демократы стараются внедрить в Советском Союзе. Вам никогда не приходило в голову, Андрей, как это приятно: схватишь килограмм колбасы по два двадцать и идешь домой, счастливый свершением желания. Здесь же я должен выбирать из двадцати почти одинаковых пар перчаток. Мыслимое ли дело? Я останавливаюсь в тупике и не могу принять решения. Тут и бери меня голыми руками. Именно поэтому, батенька, капиталисты всех мастей навалили на нас так называемое изобилие, и наш народ потерял способность принимать решения.
– Но вас-то они не смогут одурачить, – сказал Андрей.
– Ну, ты дипломат, – рассмеялся Ильич, – ну, ты даешь!
– Какие берем?
– А можно взять две пары? Ведь я обязательно одни потеряю. Вы не представляете, товарищ, насколько я бываю рассеян.
– А Надежда Константиновна жива?
Ильич замер. Почуял подвох.
– Надежда? – получился знак вопроса.
– Вот именно.
– Надежда умирает последней, – туманно сообщил Ильич.
– Я имею в виду Надежду Константиновну.
– Надежда Константиновна умирает последней, – сказал Фрей.
– Вы с ней незнакомы?
– С буддийской точки зрения, если рассматривать существование как бесконечную череду перевоплощений и стремление к нирване, – то да!
– А вы буддист?
– Ни в коем случае!
– Откуда же стремление к доктрине?
– Я ищу понятные для вас формы, – признался Ильич. – И это не означает, что я разделяю заблуждения буддистов. Я – коммунист.
Они остановились на мосту через горную речку, которая неслась посреди города к холодному морю. От нее исходил негромкий, но тревожный шум, как музыка в боевике.
– Странно, – сказал Андрей. – Но спутники ваши не производят впечатления коммунистов.
– Ничего. – Ленин повел в воздухе рукой в новой меховой перчатке, любуясь собственным жестом. – Они станут коммунистами, – продолжил он после красноречивой паузы. – Или погибнут… Но я не теряю надежды.
– Значит, вы нарочно искали таких людей?
– Каких?
– Беспартийных.
– Ах, батенька, как вы еще слабо разбираетесь в людях! Можно ли назвать коммунистами Максима Горького, Савву Морозова или Шмидта? Разумеется, нет. Но для партии, для нашего дела они сделали куда больше иных преданных большевиков. Наша задача, наш талант – использовать людей, даже если порой они об этом не подозревают!
– Это касается и меня?
– В первую очередь вас, Андрей Сергеевич.
Ленин замолчал, словно мог сказать нечто более важное, но пожалел собеседника. Впрочем, Андрею это могло показаться. Лишь возвратившись в каюту, он додумался до простой вещи: если Бегишев добывал сведения об Андрее, то он узнал его фамилию и, конечно же, имя его жены. Тогда Ленину ничего не стоило сложить двух Берестовых и понять, что встречался он с обеими половинками семьи. Причем драматически.
Но в тот момент, ни о чем еще не догадываясь, Андрей спросил:
– Но как же вы с ними заключили союз? Если не хотите, то не надо отвечать.
– Я, Андрюша, никогда и никого не боюсь. Я свое отбоялся. Я только тогда храню секреты, когда мне это выгодно. Со мной все было просто. Я оказался один – без друзей, без дома, без пенсии. Мне надо было на старости лет искать работу.
– А почему у вас не было пенсии?
– А потому что, дурачок ты эдакий, трудно дать пенсию человеку, которому положено лежать в Мавзолее.
– Значит, это все-таки вы!
– Вы медленно соображаете, Андрюша. Надо было бы посоветоваться с товарищами.
– С какими?
– Подумайте.
– Я подумаю, а пока рассказывайте.
– Я был вынужден, чтобы не подохнуть с голоду, присоединиться к странной компании людей, которые выдают себя за великих. Телевизионные двойники.
– Копии Наполеона, Ленина, Майкла Джексона?
– И так далее. Главный там – Сталин! Они неплохо зарабатывают на всяких митингах и фестивалях.
– И вы раньше с ними не встречались?
Получилась пауза. Ленин смотрел на несущуюся воду, сплюнул туда, и Андрею захотелось одернуть его: не смейте этого делать! Вы не дома!
Потом Ленин все же сказал:
– Я с ними уже встречался. Я жил бедно, и в этом нет ничего позорного!
– Кроме того, что вы знаете, что Ленин – жив?
– Жива идея, живо его возродившееся во мне тело. Но не больше.
– Значит, вам грозит инсульт?
– Медицина многого добилась. К тому же я веду умеренную жизнь.
– Вам надоело копировать самого себя?
– Правильно! Копировать можно дворника. Копировать, как вы выражаетесь, вождя мирового пролетариата – достаточно ответственная и даже историческая задача. Необходимо вжиться в образ и постараться соответствовать хотя бы морально величию этой фигуры.
Ильич раскраснелся, забыл о том, что находится на ветру, а ведь немолод – уже пережил своего двойника.
– Может, пойдем посидим где-нибудь в тепле? – спросил Андрей.
– И нарвемся на провокацию? – Ленин не шутил.
– А как вы встретились с Бегишевым?
– Антонина как-то пришла на митинг левых сил, где выступал и я. Под видом Ленина. В образе Ленина… Мы разговорились…
– То есть большевикам вы не подошли?
Фрей настороженно посмотрел на Андрея. Тот понял, что перчатками завоевать доверие вождя ему не удалось.
– Сегодня нет большевиков, – сказал он. – Есть так называемые «коммунисты». Я оставляю кавычки на их совести. Не эти люди приведут к новой победе силы народа, не они освободят нас от власти так называемых демократов. Нет, не они!
Ильич взметнул над горной речкой, что шумит неподалеку от шведского королевского дворца, руку в шведской перчатке. И стал похож на один из своих монументов районного масштаба.
– А Бегишев приведет к победе?
– Ах, Андрей, неужели вы не видите, что Бегишев для меня – только средство достижения цели. Если нам все удастся, я получу значительные средства, которые принадлежат не мне, а партии большевиков. С этими средствами я ринусь вперед, к победе.
Ильич опустил руку и добавил:
– Ведь в наши дни никуда без валюты не сунешься.
– То есть Бегишев знал о золоте партии?
– Да, ему сообщили, что нашли документы в особой папке.
– И тут понадобились вы.
– Вот именно! Ах, как им было трудно поверить в то, что я и есть настоящий Ленин!
Фрей сделал паузу, он ожидал реакции Андрея.
Андрей постарался сделать реакцию адекватной.
– То есть как так – настоящий Ленин?
– Опять – двадцать пять! Я же объяснил!
– Вы говорили о буддизме в переносном смысле. Мы же с вами материалисты.
– Ленин вечно жив, – сообщил Фрей. – Я уже был в Стокгольме. В начале революции. Как сейчас помню.
– Все дело в отпечатках пальцев? Как вы смогли их убедить?
– Не сразу. Сначала они привлекли меня – Бегишев проницательный мерзавец. Только потом, когда наши люди стали выяснять, как можно добраться до денег, какие условия, – они приходят и говорят: все, кранты.
Ильич повторил:
– Кранты! – словно каркнул. Ему нравилось слово.
– Они узнали о главном условии?
– Они узнали о том, что для получения золота нужно сверить отпечатки пальцев. Ведь предполагалось, что золото возьмут в ближайшие годы, когда все еще будут живы я, Красин и Свердлов. Но Свердлов умер, а я исчез…
– Ну и как же Бегишев выпутался из этого положения?
– Он проверил, совпадают ли мои пальчики с пальцами Ленина.
– Бред какой-то, – сказал Андрей. – Разве это возможно?
– Наши люди проникли в Мавзолей и сняли отпечатки пальцев того Ленина, который там лежит.
– То есть там лежите вы?
Фрей впервые улыбнулся. Ему понравился парадокс.
– В известном смысле там лежу я. Ведь не бывает одинаковых отпечатков пальцев у двоих разных людей, а?
– Вот этого я не понимаю.
– И не старайтесь, батенька, не старайтесь. Это выше вашего разумения.
– Это шутка?
– Шутка природы. Шутка великой матери природы. Я окончательно и зверски замерз, Андрей! Пошли, скроемся в каюте от жгучих морозов Балтики!
Ильич поднял воротник. Он шел первым, борясь с ветром, и снежинки били ему в лицо.
Рядом по мостовой проезжали машины. Они ехали медленно, пробивая густеющий снег лучами фар.
Андрей понял, что за ними следят.
Может быть, из машины, которая ехала слишком медленно, словно подстраиваясь под скорость пешеходов.
Андрей остановился, полагая, что, когда машина проедет мимо, он сможет увидеть, кто в ней.
Машина медленно проехала мимо. В ней сидели два человека – но разве разглядишь под снегом, когда уже начинает темнеть?
Вроде бы люди незнакомые.
Взревела другая машина – оказывается, Ильич, дойдя до перекрестка, принялся переходить улицу.
И тут из-за поворота вылетел автомобиль.
Наверное, из него не увидели Фрея.
– Стойте! – закричал Андрей, бросаясь вперед.
Конечно, он не успел бы ничего сделать. Решали секунды.
Фрей увидел машину, попытался остановиться, но сразу сделать этого не смог.
Но успел среагировать водитель той машины, что следовала за Фреем и Андреем.
Она буквально подпрыгнула, рванулась вперед и каким-то непонятным образом коснулась радиатора автомобиля, который должен был вот-вот ударить Фрея.
Это было сделано так ловко, что нападающая машина, не снижая скорости, изменила направление движения и через секунду врезалась в угол дома. К счастью, женщина, проходившая там, миновала смертельную точку за мгновение до удара.
Фрей испугался.
С некоторым опозданием, но испугался настолько, что ноги отказались его держать, и он сел на мостовую. Словно тряпичная игрушка.
Когда Андрей подбежал к нему и подхватил под мышки, вождь пролетариата вяло сопротивлялся и повторял:
– Не надо, пожалуйста, не надо, я не выношу насилия. Я в жизни мухи не обидел.
– Врешь, – неожиданно для себя выкрикнул Андрей. – И в той жизни, и в этой ты всегда обижал слабых.
Ильич наконец поднялся на ноги и понял, что Андрей ему помогает.
Он прижался к его груди – шапка упала, и лысый желтый затылок поблескивал под снегом перед глазами Андрея.
Занявшись с Фреем, Андрей не видел, что происходило неподалеку. А там водитель и пассажир машины, спасшей Фрея, бросились к нападавшей машине, которая стояла, задрав капот. Они отворили дверцу и вытащили потерявшего сознание водителя. В мгновение ока они дотащили его до своего автомобиля, кинули на заднее сиденье и, не обращая внимания на Фрея, рванули с места и скрылись в пурге.