Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Кардинал де Рец

Соавторы: Жан Франсуа Поль де Гонди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 79 страниц)

Из Арагона я вступил во владения королевства Валенсианского, которое заслуживает названия не только самой прекрасной страны, но и самого роскошного сада на земле. Гранатовые, апельсиновые, лимонные деревья тянутся там по обе стороны больших дорог. Невиданной красоты и прозрачности воды образуют здесь каналы. Поля, расцвеченные миллионами разнообразных, ласкающих взор цветов, чаруют обоняние миллионами различных ароматов. Так я добрался до Винароса, куда на другой день прибыл командующий неаполитанским галерным флотом, дон Фернандо Карильо Катральбе, чтобы встретить меня на втором из кораблей своей эскадры, великолепной нарядной галере, команда которой усилена была лучшими гребцами и солдатами с флагманской галеры, по этому случаю почти совсем обезоруженной. Дон Фернандо вручил мне письмо от дона Хуана Австрийского, самое учтивое и ласковое. Дон Хуан предлагал мне на выбор эту галеру или фрегат из Дюнкерка, который стоял здесь же и на борту которого находилось тридцать шесть пушек. На фрегате в такое время года легче было миновать Лионский залив – ведь шел уже октябрь 657. Я, однако, избрал галеру, и, как вы увидите, напрасно.

Четверть часа спустя после дона Фернандо Карильо в Винарос прибыл рыцарь ордена Святого Иакова 658дон Кристобаль де Кардона, объявивший, что вице-король Валенсии, герцог Монтальто, послал его, желая услужить мне всем, что в его власти; зная, мол, что я отверг в Сан-Себастьяне дары Его Католического Величества, он не смеет уговаривать меня принять то, что привез мне pagador (Здесь: казначей (исп.).) галер; но, зная при этом, что поспешный мой отъезд помешал мне взять с собой много денег, а я щедр и, наверное, не прочь угостить гребцов, он надеется, что я не откажусь принять маленькое подношение. Подношение это составили шесть громадных ящиков, наполненных всевозможными валенсианскими сластями, двенадцать дюжин пар восхитительных перчаток испанской кожи и пропитанный благовониями кошелек, в котором оказалось две тысячи золотых монет индийской чеканки 659, стоимость которых равна двум тысячам двумстам или даже тремстам пистолей. Я не чинясь принял подарок, ответив, что, поскольку я не в силах послужить Его Католическому Величеству, я во всех отношениях нарушил бы свой долг, если бы принял столь значительные суммы, какие он оказал мне милость доставить в [593]Сан-Себастьян и предложить в Винаросе; но я оказал бы непочтение столь великому монарху, если бы отверг последний подарок, которым он соблаговолил меня удостоить. Словом, я принял подарок, но перед отплытием отдал сласти капитану галеры, перчатки – дону Фернандо, а золото – дону Педро для передачи г-ну де Ватвилю, в письме напомнив барону о том, как он не раз говорил мне, что не знает, где взять денег, чтобы довести до конца требующую больших расходов постройку флагмана для похода в Вест-Индию (корабль стоял на верфи в Сан-Себастьяне): вот я, мол, и посылаю ему немного золота для уврачевания его головной боли (так он называл заботы, снедавшие его из-за постройки этого судна). Поведя себя таким образом, я, пожалуй, хватил через край. Я поступил правильно, отдав яства капитану; оставил ли я перчатки себе или подарил их дону Фернандо, значения не имело; но две тысячи с лишком пистолей отдавать не следовало. Испанцы никогда мне этого не простили и всегда приписывали ненависти к их народу то, что на самом деле было лишь следствием зарока – ни от кого не брать денег, который я нерушимо исполнял.

Я поднялся на корабль с началом второй ночной вахты во время бури, которая, впрочем, не слишком нам докучала, потому что шли мы с попутным ветром. Мы делали пятнадцать узлов в час и наутро еще затемно прибыли на Мальорку. Поскольку в Арагоне свирепствовала чума, прибывшим с побережья Испании возбранялись сношения с Мальоркой. Начались долгие переговоры о том, чтобы нам позволили сойти на берег, чему весьма решительно воспротивились городские власти. Здешний вице-король, куда менее полновластный, нежели правители других испанских владений, имея повеление своего монарха оказать мне всяческое гостеприимство, добился все же для меня и моих людей дозволения посетить город, однако без права остаться в нем на ночлег. Не правда ли, весьма нелепое условие, ибо занести в город заразу можно и не ночуя в нем. После обеда я заметил это одному мальоркскому дворянину, ответившему мне словами, которые я запомнил, ибо они могут быть применены ко многим жизненным случаям: «Мы не боимся, что вы принесете с собой заразу, ибо нам хорошо известно, что вы не были в Уэске, но, поскольку вы проезжали неподалеку от нее, мы хотим на вашем примере показать, как мы намерены поступать с другими в подобных случаях, и, не причинив беспокойства вам, обеспечить в будущем покой самим себе». По-испански это звучит более выразительно и притом более учтиво, нежели по-французски.

Вице-король, арагонский граф, имени которого я не помню, явился за мною на мол в сопровождении ста или даже ста двадцати карет, полных испанской знати, да притом еще самой родовитой. Он отвез меня слушать мессу в Сео (так в этой стране зовутся соборы), где я увидел тридцать или сорок знатных дам, одна красивее другой, и что самое примечательное – на всем острове вы не встретите уродливой женщины, во всяком случае, они там очень редки. Красота обитательниц Мальорки чаще всего необыкновенно изысканна, ланиты их – цвета розы и лилеи. Таковы же и [594]женщины из простонародья, которых встретишь на улице; они причесываются на особый лад, весьма изящно. Вице-король дал в мою честь великолепный обед в роскошном шатре из золотой парчи, который он повелел раскинуть на берегу. Потом он пригласил меня послушать пение в женском монастыре, где монахини могли поспорить красотой с городскими дамами. Отделенные от нас решеткой, они славили своего святого в песнопениях, которых мелодия и слова были сладострастнее песенок Ламбера. Вечером мы совершили прогулку в окрестностях города, прекраснейших в мире и похожих на сады королевства Валенсия. Потом мы возвратились к вице-королеве, безобразной как смертный грех, – сверкая драгоценностями, она восседала под балдахином в окружении шестидесяти своих дам, избранных среди первых красавиц города, которые рядом с ней казались еще прекраснее. Потом меня проводили на галеру, освещая мне путь пятьюдесятью факелами из белого воска, под гром всей береговой артиллерии и под звуки бесчисленных гобоев и труб. Таким развлечениям я предавался три дня, которые буря принудила меня провести на Мальорке.

Я отплыл с острова 4 октября при свежем попутном ветре; проделав за полсуток пятьдесят больших лье, я еще до наступления темноты благополучно прибыл в порт Маон, самый прекрасный порт на Средиземном море. Вход в гавань очень узок: в нем навряд ли разойдутся две галеры. Но потом гавань вдруг расширяется, образуя продолговатый водоем – половину большого лье в поперечнике и не меньше лье в длину. Высокие горы, окружающие гавань со всех сторон, являют глазу спектакль, о котором можно сказать без преувеличения: разнообразие и мощь покрывающих склоны деревьев и ручьи, в чудесном обилии по ним стекающие, образуют тысячи картин, поражающих воображение зрителя, более нежели картины оперы 660. Эти же горы, деревья и скалы защищают порт от всех ветров, так что даже во время самых жестоких бурь вода в нем спокойна как в водоеме фонтана и прозрачна как зеркало. Глубина ее всюду одинакова, и индийские галионы бросают здесь якорь в четырех шагах от берега. Наконец, чтобы увенчать все эти совершенства, порт расположился на острове Минорка, который поставляет мореплавателям мясо и другие необходимые им съестные припасы в количестве, большем даже, нежели Мальорка гранаты, апельсины и лимоны.

После того как мы вошли в порт, погода заметно испортилась, и мы принуждены были задержаться здесь на четыре дня. Мы четыре раза пытались выйти в море, но ветер каждый раз возвращал нас вспять. Двадцатичетырехлетний дон Фернандо Карильо, человек благородного происхождения, весьма учтивый и любезный, старался предоставить мне все развлечения, какие только можно найти в этом прекрасном краю. Здесь превосходная охота на всевозможную дичь и в изобилии ловится рыба. Вот способ ловли, которым, насколько мне известно, пользуются лишь в этом порту. Дон Фернандо взял сто турок из числа гребцов, построил их в ряд и дал им в руки канат необыкновенной толщины; четырем из этих рабов он приказал нырнуть, [595]чтобы обвязать канатом огромный камень, а потом вместе с другими их товарищами вытянуть его на сушу. Это им удалось ценой неслыханных усилий; не меньшего труда стоило им раздробить камень ударами молотка. Внутри они нашли семь или восемь раковин, величиной уступающих устрицам, но несравненно более вкусных. Отварили раковины в их собственном соку – это отменное лакомство 661.

Поскольку буря утихла, мы подняли паруса, чтобы выйти в Лионский залив, здесь начинающийся. Он имеет сто лье в длину и сорок в ширину и чрезвычайно опасен как потому, что он, по рассказам, временами вздымает и перекатывает горы песка, так и потому, что с подветренной стороны не имеет порта. Берберский берег, окаймляющий его с юга, неприступен для судов, берег Лангедокский, образующий другую его границу, весьма для них неудобен; словом, плавать по этому заливу на галере отнюдь не приятно в осеннюю пору, а осень была уже в разгаре, ибо приближался праздник Всех Святых, когда в море начинает бушевать шквальный ветер. Дон Фернандо Карильо, один из самых бесстрашных людей в Испании, признался мне, что в этом случае небольшой фрегат надежней самой сильной галеры. Но вышло так, что, будь у нас даже всего лишь крошечная фелука, мы и на ней чувствовали бы себя не хуже, чем на мощном фрегате. Мы прошли залив за тридцать шесть часов при великолепной безоблачной погоде и при ветре, при котором, хотя он подгонял нас, свечи в кормовой каюте почти не нуждались в стеклянных колпаках, какими их обычно накрывают. Так мы вошли в пролив между Корсикой и Сардинией. Дон Фернандо Карильо, увидев облака, заставившие его опасаться перемены погоды, предложил мне бросить якорь в Порто-Конде – покинутом жителями порту в Сардинии; я согласился. Но опасения его рассеялись вместе с облаками, и, не желая терять времени, он переменил решение, к большому счастью для меня, ибо в Порто-Конде бросил якорь герцог де Гиз, направлявшийся к французскому флоту в Неаполь с шестью галерами 662. Дон Фернандо Карильо, узнав об этом два дня спустя, сказал мне, что эти шесть галер были бы ему нипочем, ибо собственная его галера с четырьмя с половиною сотнями гребцов одолела бы их в два счета, однако узнику, бежавшему из тюрьмы, лучше не ввязываться в подобные дела. С крепости Сан-Бонифачо, находящейся на Корсике и принадлежащей Генуе, завидя нас, дали четыре пушечных залпа, и, поскольку мы проходили слишком далеко от нее, чтобы гарнизон мог нас приветствовать, мы посчитали, что нам подают какой-то сигнал; и верно – нас предупреждали о том, что в Порто-Конде враги.

Мы этого не поняли и вообразили, будто нас уведомляют о том, что небольшой фрегат, который маячит впереди у выхода из пролива, принадлежит туркам, как это можно было предположить по его очертаниям. Дону Фернандо пришла фантазия напасть на него, и он просил моего позволения потешить меня битвой, которая закончится в четверть часа. Он приказал идти вдогонку за фрегатом, который, распустив все паруса, казалось, и впрямь обратился в бегство. Но наш рулевой, устремивший все [596]свое внимание на один лишь этот фрегат, не заметил мели, которая, хотя и не выступает из воды, известна настолько, что нанесена даже на морские карты. И галера села на мель. Нет в море опасности более страшной; все завопили: Misericordia!(Господи, помилуй! (исп.)). Гребцы вскочили, пытаясь освободиться от цепей и спастись вплавь. Дон Фернандо Карильо, игравший в пикет с Жоли в каюте на корме, бросив мне первую подвернувшуюся под руку шпагу, крикнул: «Шпагу наголо!» – и сам обнажил свою, раздавая ею удары направо и налево. Все офицеры и солдаты последовали его примеру, опасаясь, как бы гребцы, среди которых было много турков, столкнув галеру с мели, не завладели ею, как уже не раз случалось в подобных обстоятельствах. Когда все расселись по местам, дон Карильо сказал мне с невозмутимой твердостью: «Мне приказано, сударь, позаботиться о вашей безопасности – это первый мой долг. О нем мне следует подумать прежде всего. Потом я прикажу выяснить, не дала ли галера течи». Объявив это, он приказал четырем рабам взять меня на руки и перенести в фелуку. Туда же он усадил тридцать испанских мушкетеров, распорядившись доставить меня на видневшийся в пятидесяти шагах от мели небольшой каменистый островок, где едва могли разместиться четыре или пять человек. Мушкетерам пришлось стоять по пояс в воде – я сжалился над ними и, убедившись, что галера цела и невредима, приказал им вернуться, но они возразили мне, что живущие на берегу корсиканцы, увидев, что у меня нет надежной охраны, ограбят меня и убьют. Варвары эти почитают всех потерпевших кораблекрушение своей добычей.

Галера чудом оказалась цела. И все же более двух часов ушло на то, чтобы снять ее с мели. За мной прислали фелуку, и я вновь поднялся на борт. Выходя из пролива, мы опять заметили фрегат, который, видя, что галера его более не преследует, продолжал свой путь. Мы бросились за ним – он стал уходить. Нагнав его менее чем за два часа, мы увидели, что фрегат и в самом деле турецкий, однако он попал в руки генуэзцам, которые отбили его у турок и вооружили. Признаться, я был очень рад, что приключение на этом закончилось. Битва вовсе мне не улыбалась; она была не опасна, но любая полученная мной в ней царапина поставила бы меня в смешное положение. Дон Фернандо Карильо, человек молодой и большой храбрец, предложил устроить баталию, и у меня недостало духу ему отказать, хотя я понимал, как это неосторожно. Но поскольку погода начала портиться, решено было зайти в Порто-Веккьо – заброшенный порт на острове Корсика. Трубач, посланный туда комендантом находившегося неподалеку генуэзского форта, предупредил нас, что герцог де Гиз с шестью французскими галерами находится в Порто-Конде – судя по всему, он нас заметил и может нынче же ночью напасть на нас, пока мы стоим на якоре.

Мы решили тотчас же выйти в море, хотя надвигалась сильная буря и покидать Порто-Веккьо в темноте было довольно опасно, потому что при [597]самом выходе из порта у подводной скалы образуется весьма коварное течение. С восходом луны ветер свежел, и наконец разыгралась такая буря, подобной которой, быть может, не бывало на море. Королевский лоцман неаполитанского галерного флота, находившийся на нашем судне и проведший в море уже полвека, сказал, что ничего похожего ему не приходилось видеть. Все молились, все исповедовались, один лишь дон Фернандо, который на суше причащался каждый день и вообще отличался ангельским благочестием, один лишь он, говорю я, не торопился пасть на колени перед священниками. Он не мешал каяться другим, но сам воздерживался от покаяния. «Боюсь, – шепнул он мне на ухо, – что исповеди эти, исторгнутые единственно страхом, ничего не стоят». Он все время оставался на своем посту, отдавая приказания с поразительным хладнокровием, и, помню, обращаясь к ветеранам-пехотинцам неаполитанского полка, которые немного растерялись, учтиво и ласково подбадривал их, величая их неизменно sennores soldados de Carlos Quinto (сеньоры солдаты Карла Пятого (исп.).) б63.

Капитан галеры, по имени Виллануэва, в минуту самой большой опасности приказал принести себе кружевные манжеты и красную перевязь, объявив, что истинный испанец умирает с эмблемой своего короля. Он уселся в глубокое кресло и пнул ногой в зубы беднягу-неаполитанца, который, не в силах удержаться на ногах, полз по палубе на четвереньках, крича: «Sennor don Fernando, par l'amor de Dios, confession!» (Сеньор дон Фернандо, ради Бога, исповедь! (исп.)). Ударив беднягу, Виллануэва воскликнул: «Ennemigo de Dios, pides confession!» (Ах ты, вражий сын. И ты еще смеешь просить об исповеди! (исп.)). Когда я стал убеждать капитана, что он прибегнул не к самому лучшему доводу, он возразил мне, что este veilaco (этот трус (исп.).) бесчестит всю галеру. Вы не можете представить себе весь ужас большой бури, но вы не можете также вообразить себе весь ее комизм. Один сицилийский монах ордена обсервантов 664, устроившись у грот-мачты, твердил, что ему явился Святой Франциск и уверил, что мы не погибнем. Вздумай я описывать вам все страхи и нелепости, какие приходится наблюдать в подобных случаях, я никогда бы не кончил.

Смертельная опасность длилась всего семь часов, после чего мы ненадолго укрылись от непогоды возле острова Пьяноса. Буря улеглась, и мы добрались до Порто-Лонгоне. Здесь мы провели праздник Всех Святых и День поминовения, потому что противный ветер помешал нам выйти в море. Испанский губернатор принял меня со всею возможной учтивостью и, поскольку погода оставалась плохой, посоветовал мне посмотреть Порто-Ферраре, находящийся, как и Порто-Лонгоне, на острове Эльба. Один порт от другого отделяют всего пять сухопутных миль, и я направился туда верхом.

Я только что говорил вам, что никакие сельские сцены, показанные в Опере, не могут соперничать красотой с видом порта Маон. Теперь я могу [598]сказать с равной справедливостью, что самые пышные представления, виденные вами в этом театре, не могут соперничать величием со зрелищем, какое являет глазам крепость Порто-Ферраре. Надобно быть военным, чтобы предложить вам ее описание, я удовольствуюсь тем, что скажу: мощь ее превосходит ее величие. Это единственная в мире неприступная крепость, и маршал де Ла Мейере должен был это признать. Во времена Регентства, овладев Порто-Лонгоне 665, он явился осмотреть Порто-Ферраре и, будучи человеком пылким, объявил коменданту крепости, командору Грифони, наместнику Великого герцога, что бастионы хороши, однако, если Король, его повелитель, прикажет ему взять их приступом, он через полтора месяца доложит Его Величеству о выполнении приказа. «Ваше превосходительство назначили слишком долгий срок, – ответил Грифони. – Великий герцог столь предан Королю, что для этого не понадобилось бы и минуты». Маршал устыдился своей горячности или, лучше сказать, грубости и, чтобы загладить ее, сказал: «Вы учтивый человек, господин командор, а я болван. Я должен признать, что крепость ваша неприступна». Маршал рассказал мне эту историю в Нанте, а Грифони подтвердил мне ее в Порто-Ферраре, где он по-прежнему был комендантом, когда я навестил этот форт.

Покинув с попутным ветром Порто-Лонгоне, мы высадились на берег в Пьомбино 666– владении княжества Тосканского. Здесь я покинул галеру, раздав на прощанье офицерам, солдатам и гребцам все оставшиеся у меня деньги, не исключая и золотой цепи, которую испанский король подарил Буагерену. Я выкупил ее у него и перепродал фактору 667принца Лудовизио, владетеля Пьомбино. Себе я оставил только девять пистолей, надеясь добраться с ними до Флоренции.

Должно сказать во имя истины, что не было на свете людей, более достойных вознаграждения, нежели экипаж галеры. Деликатность, подобную той, с какой они держались в отношении меня, едва ли можно встретить где-нибудь еще. Их было более шестисот человек, и все до одного знали, кто я такой, но ни один ни разу ничем не показал этого ни мне, ни кому другому. Признательность их равнялась их деликатности. То, как я вознаградил их благородство, растрогало этих людей настолько, что все они плакали, прощаясь со мной, когда я высадился в Пьомбино.

На этом я заканчиваю третий том и вторую часть моей Истории, ибо именно тогда я обрел наконец свободу, на пути к которой до этой минуты меня ждало множество испытаний. Теперь я приступлю к завершающим страницам обещанного вам отчета о моей жизни, которые составят третью, и последнюю, его часть.

Комментарии

1 ... в день праздника Всех Святых ... —1 ноября 1643 г.

2 ... самое тяжкое преступление перед Богом ... —Эта фраза в рукописи подчеркнута, но, если согласиться с доводами современных исследователей, считающих, что это сделал не автор, а кто-то другой, смысл ее меняется. А. Фейе трактовал ее как жизненное кредо, проповедь сознательного служения злу («Собрание сочинений кардинала де Реца», т. I, 1870), М.-Т. Хипп и С. Бертьер полагают, что Рец говорит здесь только о грехе любострастия.

3 ... решением Совета ...– Королевского Государственного совета, в который входили канцлер, первый министр, министры и государственные секретари.

4 «Заговор “Кичливых”».– Традиционное название– «Заговор “Высокомерных”» (см. с. 702 – 703). Само прозвище, по свидетельству Ж. Таллемана де Рео, дала им Анна Бито, жена финансиста Корнюэля, частенько высмеивавшего герцога де Бофора; у нее собирался кружок остроумцев.

5 ... отверг щедрые знаки милости ... —Герцог де Бофор отказался от должности Главного конюшего, свободную после казни Сен-Мара, т. к. рассчитывал на большее.

6 ... с покойным принцем де Конде ... —Генрихом II Конде (ум. 1646), отцом Великого Конде.

7 ... пять писем, будто бы писанных г-жой де Лонгвиль к Колиньи. —В 1642 г. герцог де Лонгвиль покинул свою любовницу г-жу де Монбазон и женился на Анне Женевьеве де Бурбон, сестре Великого Конде, которую современники называли «дьяволицей с лицом ангела». Герцогиня де Монбазон взяла в любовники Бофора, и обе женщины стали непримиримыми врагами. В действительности письма были написаны г-жой де Фукероль к маркизу де Молеврие, другу Ларошфуко. В мемуарах Ларошфуко подробно рассказывает об этом случае, имевшем трагические последствия: защищая честь г-жи де Лонгвиль, Колиньи вызвал на дуэль герцога Генриха Гиза, был ранен и умер через полгода, в мае 1644 г. Эта история, возможно, послужила источником эпизода с потерянным письмом из романа М. де Лафайет «Принцесса Клевская» (1678).

8 Меланхолики. —В XVII в. это слово было медицинским термином и значило «неврастеники».

9 ...умышляли на жизнь Кардинала. —Это подтверждает в своих мемуарах один из заговорщиков, Анри де Кампион. Гансевиль и Воморен, о которых речь идет ниже, не были посвящены в заговор, тем более что Воморен в 1643 г. еще не был капитаном личной гвардии герцога де Бофора.

10 ... на службе рода Вандомов ... —Бофор был вторым сыном герцога Сезара Вандомского.

11 ... победа при Рокруа ...– 19 мая 1643 г.

12 ... канцлера ... —Пьера Сегье, который был канцлером, высшим должностным лицом королевства, с 1635 по 1672 г.

13 ... полк, которым он командовал и который стоял гарнизоном в Манте.– Нанжи со своим Пикардийским полком участвовал в битве при Рокруа и потому не мог привести его из Манта.

14 Веймарцы– наемная армия немцев-протестантов, которую набрал герцог Бернгард Саксен-Веймарский, видный военачальник, тщетно мечтавший отвоевать себе какое-нибудь королевство. С 1635 г. служил Франции. После его смерти (1639 г.) веймарцами командовал маршал де Гебриан, а после его кончины, с ноября 1643 г. – Тюренн, произведенный в маршалы.

15 Седан.– Герцог Буйонский был вынужден уступить королю Людовику XIII в 1642 г. свое владение, крепость Седан, во искупление участия в заговоре Сен-Мара.

16 ... моего посвящения в сан ...– 31 января 1644 г., в соборе Богоматери Рец был произведен в коадъюторы и, одновременно, в архиепископы Коринфские «в странах неверных».

17 ... повторены г-ну де Сервьену ... —Дипломат Абель Сервьен по поручению Мазарини вел в Мюнстере с 1643 г. переговоры, закончившиеся подписанием Вестфальского мира (1648 г.), положившего конец Тридцатилетней войне, а потому в описываемый период отсутствовал в Париже.

18 ... шесть самых почтенных прелатов. —На Ассамблеях духовенства, собиравшихся каждые пять лет, решались не только церковные дела, но, главное, определялась сумма, которую церковь вносила в Государственную казну. Ассамблея в Манте в 1641 г. пыталась противостоять непомерным требованиям Ришельё, но в итоге уплатила пять с половиной миллионов. Были сосланы в свои епархии архиепископы Санса и Тулузы, епископы Эвре, Майезе, Базаса и Тулона.

19 ...один из послов, прибывших за королевой Польской...– За Марией Луизой Гонзага, дочерью герцога Мантуанского, невестой польского короля Владислава IV прибыли Венцеслав Лесно, князь-епископ Вармии, и воевода Познаньский.

20 ...королеву Английскую обвенчал кардинал де Ларошфуко. —Бракосочетание Генриетты-Марии Французской, дочери Генриха IV, и Карла I состоялось 11 мая 1625 г. в соборе Парижской Богоматери.

21 ... праздника Святого Дионисия ...– 9 октября.

22 Купеческий старшина —глава парижского муниципалитета, занимался городскими делами вместе с четырьмя помощниками – эшевенами.

23 ... викарию из Меца.– Принцы Гизы, кардиналы Лотарингские, которым принадлежало епископство Мецкое, третировали своих викариев, которые заменяли их.

24 ...которое и было исполнено. —Бракосочетание Марии Луизы Гонзага состоялось 5 ноября 1645 г.

25 Пасхальное воскресенье —1 апреля 1646 г.

26 Каноник-богослов ... —В обязанности каноника-богослова входило чтение проповедей по воскресеньям и праздникам и преподавание Закона Божьего три раза в неделю. Соборным богословом с 1626 по 1645 г. был Исаак Абер, доктор богословия, епископ Вабрский (1645 г.).

27 ... уподобиться Святому Амвросию в его деяниях ... —Святой Амвросий, епископ Миланский (IV в.), запретил переступать порог храма и тем принудил к публичному покаянию императора Феодосия, который отдал приказ изрубить восставших в Фессалии (390 г.).

28 ...герцогу Энгиенскому, с которым я имел честь состоять в родстве...– Это родство шло по материнской линии, но было очень дальним (в шестом колене), однако любые родственные связи в дворянском обществе были крайне важны.

29 ... при выборе кандидатуры будущего кардинала ему предпочли принца де Конти. —Комментаторы высказывают сомнения, что семнадцатилетнему принцу де Конти (брату герцога Энгиенского, Великого Конде), который летом 1646 г. только еще защитил диссертацию в Сорбонне, предлагали кардинальскую шапку. Это было сделано два года спустя (см. ч. II, примеч. 284).

30 ... в небольшом сочинении, которое я выпустил в свет.– В первый раз Рец использует свое любимое оружие – перо и печатный станок, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение.

31 ... учившегося политике по книгам ... —Настольными книгами государственных деятелей были трактат Н. Макиавелли «Государь» и исторические сочинения. В первой половине XVII в. само слово «политик» значило «сторонник абсолютизма, ставящий превыше всего интересы государства». После смерти Мазарини был опубликован на латыни «Требник политиков, по заповедям Мазарини составленный» (1684), – интереснейшее руководство по искусству управлять людьми, трезвое и циничное.

32 ...оскорбительным для достоинства и свободы французской Церкви. —В 1635 г. четыре эмиссара папы Урбана VIII, поправ достоинство галликанской церкви, лишили Рене де Риё епархии за то, что он помог королеве Марии Медичи бежать из Франции. Епархию ему вернули в 1648 г.

33 ... вот уже более тысячи двухсот лет ...– Давший имя династии Меровингов король франков Меровей правил в середине V в.; его предшественником легенда считает короля Хлодиона.

34 ... писаными законами.– Т. е. законами «Великой хартии вольностей», подписанной Иоанном Безземельным в 1215 г., и привилегиями, пожалованными арагонскими королями городам и сельским общинам.

35 Генеральные Штаты —совещательный орган; созывался королем с 1302 по 1614 г., а затем вновь в 1789 г. Присутствовали депутаты от дворянства, духовенства и третьего сословия.

36 Муниципальная рента. —Начиная с Франциска I (1522) французские короли выпускали займы от имени парижской Ратуши, выплачивая проценты рантье. В 1605 г. Франсуа Мирон убедил Генриха IV отказаться от его замысла сократить платежи по рентам.

37 ...необходимых из них.– В своих рассуждениях Рец отталкивается от Макиавелли, который в трактате «Государь» (гл. XIX) с похвалой отозвался о государственном устройстве Франции, где Парламент, обуздывая знать и поощряя слабых, служит залогом свободы и безопасности короля и королевства. «Отсюда можно извлечь еще одно полезное правило, а именно: что дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами» (Макиавелли Н.Избр. соч. М., 1982. С. 356).

38 ... навеки послушен тому, что заповедал однажды.– Сенека Л.О провидении, V, 6.

39 Судьбы Римской империи, пошедшей с молотка... —В 193 г. преторианская гвардия, убив императора, предложила возвести на престол того, кто больше заплатит.

40 Мажордомы —ведали королевскими финансами, дворцовой стражей. Обладание этой должностью позволило роду Каролингов приобрести огромное влияние в королевстве (наиболее известен мажордом Карл Мартелл) и в итоге свергнуть с трона Меровингов.

41 Графы Парижские. —Приобретя с конца IX в. большую власть, графы Парижские, Робертины, боролись с Капетингами, заставляя их отрекаться от престола либо правя от их имени. В 987 г., после смерти Людовика V, Робертин Гуго Капет был провозглашен королем западных франков.

42 ... нарисовать вам их портреты и сделать между ними сравнение.– «Портрет» – один из наиболее популярных малых жанров – возник в салоне м-ль де Монпансье, где и был создан первый коллективный «Сборник портретов и похвальных слов в стихах и прозе» (1659; второе издание вышло под названием «Галерея портретов м-ль де Монпансье», 1663). Пользовался большим успехом и жанр параллельных жизнеописаний, восходящий к Плутарху. Мазарини создал «портрет» Реца в жанре «истин наизнанку»: «Набожный, умеющий быть благодарным, сдержанный, смиренный, правдивый, враг интриг, он превыше всего чтит спокойствие в государстве, кое умеет ему доставить с легкостью и выгодой, зная, как надо вести переговоры с испанцами, ревностно отстаивает величие страны и восстановление монаршей власти» (цит. по: Cardinal de Retz.Oeuvres. P., Gallimard. 1984. P. 1304).

43 ...назначен он был чрезвычайным нунцием во Францию.– На самом деле назначения Мазарини в 1634 г. добился Ришельё.

44 ...побудили Августа оставить императорскую власть Тиберию. —Август хотел оттенить свою славу ничтожеством преемника (Тацит. Анналы, кн. I, гл. X).

45 ... король Труфальдино.– Труфальдино – сценическое имя итальянского актера Доменико Локателли (ум. 1671), игравшего в Париже с 1647 г. роли слуг – ловких авантюристов, интриганов; стало обозначением актерской маски в комедии дель арте. Текст пьесы «Король Труфальдино» не сохранился.