Текст книги "Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля"

Автор книги: Иоганнес Роберт Бехер

 
Лишь весна из-за лесов
На долины глянет,
Хор могучих голосов
Над землею грянет:
– Братья, сестры!
Мы добудем
Мир – земле, свободу – людям!
О, прекрасная пора, —
Стужа раскололась.
Кто молчал еще вчера,
Нынче поднял голос:
Эту клятву не забудем:
Мир – земле, свободу – людям!
Знаю: песнь твоя, народ,
Свежим ветром хлынет.
Океаны всколыхнет,
Горы отодвинет,
Если мы сильны не будем,
Миру – гибель, рабство – людям
Вы, познавшие войну,
Вы, кто войн не знали,
Песнь про новую весну
Сотрясает дали:
Всех подымем, всех разбудим!
Мир – земле, свободу – людям!
 

 
Слава родине священной,
Сочной зелени лугов,
Синеве благословенной
Над раздольем берегов.
Отшумели, стихли бури,
И в сверкании огней
Встала радуга в лазури
Ослепительных небес
Родины моей.
Пусть умножит нашу славу
Радостный народный труд.
Немцы юную державу,
Как святыню, берегут;
И на празднествах народных
Славят гордых сыновей,
Славят смелых, благородных,
Отстоявших честь и мир
Родины своей.
Величавее, чудесней,
Край надежды, расцветай!
Будет радостные песни
Петь освобожденный край.
Все – тебе, тебе, отчизна!
Ты растешь – и мы сильней.
Ты цветешь во имя жизни!
Счастье видит наш народ
В родине своей.
 

 
Хотел пред тем, как охладеет тело,
Послать последний из своих даров:
Звеня, стихотворенье полетело
На крыльях серебра чеканных строф.
В звериное глухое бормотанье
Слова поэта звонко ворвались.
Он в песнь вложил последнее дыханье,
И песней над землей поднялся ввысь.
В стремительном полете… Дальше!.. Дальше!..
Грядущее открылось за туманом.
Он светлых сил глашатай неустанный.
Так жизнь, не знавшая и ноты фальши,
Подхвачена внезапным ураганом,
Несется к людям песней безымянной.
 

 
Когда возникла вера,
Что скоро мир придет,
Прорезав сумрак серый,
Взмыл голубь в небосвод.
Он зовами своими
Будил земной простор,
Над жизнями людскими
Он крылья распростер.
Сверкая опереньем,
Он землю облетал,
И отступала темень,
И новый день вставал.
А голубь, чист и светел,
Взывал, раскрыв крыла:
«Да будет мир на свете!
Довольно было зла!»
Мир станет близкой явью! —
К нам весть летит с высот.
Мы голубя прославим,
Что к миру нас зовет.
Всех эта весть сплотила,
Всех этот клич сроднил:
«На то дана вам сила,
Чтоб мир на свете был!»
 

 
За горизонтом солнце скрылось.
Настала полночь… И тогда
На тихом небе появилась
Большая новая звезда.
Дивились взрослые и дети,
И оставляли люди дом,
Чтоб посмотреть, как ярко светит
Звезда в безмолвии ночном.
И предвещало нам сиянье
Тот недалекий, может, век,
Когда все звезды мирозданья
Обжить сумеет человек.
Здесь с нами вечность говорила,
Сиял бездонный небосвод,
Где были счастливы светила,
Земных не ведая забот.
Горит звезда… А наше мненье —
Она, манящая вдали,
Таит всего лишь отраженье
Картины завтрашней земли,
Где мир, взлелеянный, воспетый,
Мир, полный силы молодой,
Взойдет над утренней планетой
Живой и радостной звездой.
 

 
Сегодня сильный снегопад,
И кажется, что это
Из мрака на землю летят
Густые хлопья света.
Полей задумчивая гладь
Искрится ночью темной,
Чтоб свет широко разостлать
По всей земле огромной.
 

 
Возвратившись
К отчизне моей,
К поэзии,
Я сижу
У стола моего,
Вытянув перед собой
Обе руки,
Немного усталый
От дальнего пути —
И от волнений
Встречи.
Портрет
На стене
Смотрит упорно
Прямо в глаза мне
С немым вопросом.
И я повествую
О битвах далеких,
Очень далеких.
Я ушел туда,
Вдаль,
Чтобы защищать
Это место
У письменного стола,
Чтобы защищать
Этот дом,
Эту улицу,
Чтобы защищать
Жужжание строк
Во мне,
Полет строфы,
Музыку рифмы.
И если
Когда-нибудь
Я не вернусь
Туда,
Где мой дом,
К отчизне моей,
К поэзии,
Люди узнают:
Он пал
На поле боя,
Где решаются
Вместе с судьбою
Счастье людей
И их свободы,
С судьбою мира
В мире
Также судьба
И моей отчизны,
Моего вечного дома:
Судьба
Поэзии.
 

 
Поздний мой стих
Отличается
Тем от стихов
Моей юности,
Смертью и скорбью навеянных, —
Посвященных забытью, отчаянью, —
От стихов моей юности
Поздний мой стих
Отличается Тем,
Что юности он посвящен,
Юной силе, огню и сверканию,
Трудам, устремлениям, помыслам
О мире,
О новом.
 

1952

 
Ответь, ужель мы нежность языка
Узнали в первом материнском слове
Лишь для того, чтобы в потоках крови
Все нежное забылось на века!
Ужель сплотил язык немецкий нас,
Чтобы вражда разъединила снова,
Чтоб немец лгал, толкуя немца слово,
И смысл его в бессмыслице угас!
Иль не довольно плакать на могилах,
И крови – прах пропитывать земной,
И тосковать покинутым и сирым?
Иль вы лжецов остановить не в силах,
Вы все, кого лишь обольщают миром,
Чтоб друг на друга повести войной?
 

 
Уже семь лет мы страстно мира ждем,
Куда ушел, кем взят он у народа,
Коль даже новый день восьмого года
Его в немецкий не приносит дом?
О, семь лишенных мира долгих лет!
Иль не было пред этими годами
Эпохи смерти, зла, бессчетных бед?
Кто мир взял в плен? Кем разлучен он с нами?
Не оттого ли он в плену сейчас,
Что этот мир, которым люди живы,
Для негодяев, жаждущих наживы,
Добычи и доходов не припас?
Вчекань же в память времени закон:
Мир должен быть от них освобожден!
 

 
И для того ли было столько мук,
И столько жертв, и для того ли снова
Стал зелен луг и май цветет вокруг?
Уже грызут сомнения иного:
– Как? Для того ли немцы рождены
И для того ль сынов своих взрастили,
Чтобы навстречу смерти и могиле
Мы были вновь шагать обречены?
А между тем чудовищная ложь
Опять бесстыдно правдою зовется,
И бедняку богач дает совет:
«В геройской смерти счастье обретешь!»
Но только прежде, чем война начнется,
Ее развеет клич наш: «Нет, нет, нет!»
 

 
Как бы во сне волшебном – все цвело.
Все ликовало в предвкушенье мая.
Земля оделась, гостя принимая,
Так празднично, так ярко и светло.
Шел Первомай по городам и селам,
Аккордеоны пели о весне.
Колокола в содружестве веселом
Им отвечали звоном в вышине.
Все звало к миру – нивы, рощи, реки,
Рожденье счастья на земле свершалось,
То новой жизни был весенний пир.
Казалось, смерть побеждена навеки,
И так легко, так радостно дышалось,
В дыханье каждом было слово «мир»!
 

 
Пусть на меня клевещут словоблуды,
Пусть злобствуют, пусть лают день и ночь,
Я буду жить, творить, смеяться буду,
Лишь изредка скажу негромко: «Прочь!»
Но если накипь жалкая грозит
Родной земле, с которой сердцем связан,
Тогда любой, кто мыслит и творит,
Ее от новых войн спасти обязан.
И ты, поэт, познавший силу слов,
Кому навек дана народом лира,
Ты, выразитель пламенных идей,
Иди в народ, буди сердца людей,
Чтобы везде услышан был твой зов,
Набатный твой призыв: «Добьемся мира!»
 

 
На свете есть страна, где вольно плещут реки, —
Вся в зелени берез и в золоте полей.
Как расцвела она, когда народ навеки
Свободу ей и мир добыл рукой своей!
Ценой немалых жертв, ценой труда большого
Народ свою страну взлелеял и взрастил.
И вот она стоит – людских надежд основа,
Пример для всей земли, источник свежих сил.
Германия! Был час: безумием объята,
Ты на Восток пошла в позорнейший поход,
Чтоб под ударом справедливым пасть.
Довольно, хватит войн! Свой новый путь нашла ты!
Ты знаешь: гибнет тот, кто смерть другим несет, —
А в мире победить лишь может мира власть!
 

 
Возникла власть свободы и труда,
Сдружилось поле с тракторной колонной,
И песнь звучит, привольна и горда,
И славит день земли новорожденной.
Растут дома – въезжайте, новоселы!
Велик размах невиданных работ!
Река меняет русло, степь цветет.
Как весело гудят над нею пчелы!
Да! Нов наш труд! Здесь нет таких, кто стар.
Жар нашей жизни – это юный жар.
И счастье созиданья – в нашем доме!
А вечером, когда гулять идем,
Об этом счастье песни мы поем,
И жизнь шагает ввысь, – мы на подъеме!
 

 
Когда однажды все твои соборы,
Германия, забьют в колокола,
И вознесутся радостные хоры,
И гордо ввысь взовьются вымпела,
Когда радиостанции Берлина
Свой зов пошлют в ликующий эфир:
«Германия свободна и едина!
В ней властвует, в ней торжествует мир!» —
Тогда настанет час рукопожатья,
И нам хвала по всей земле пройдет,
И солнечный откроется нам путь.
Отпрянет мгла, и тяжесть с плеч спадет.
И лишь тогда, впервые в жизни, братья,
Скажу я сердцу: «Можешь отдохнуть!..»
 

 
Поднимаясь к новой жизни,
Побеждая зло и тьму,
Будем мы служить отчизне
И народу своему.
Все дороги нам открыты,
Чтоб не знать нужды былой,
Чтоб до самого зенита
Солнце счастья поднялось
Над родной Землей.
Мир и счастье для народа
Пусть Германия кует!
Всем народам честно подал
Руку дружбы наш народ.
Если мы едины будем,
Все враги нам не страшны!
Мы стоим за мир, чтоб людям
Не терять своих детей
На полях Войны.
Дружно, немцы, стройте, сейте,
Мирный труд страны любя.
Подрастают наши дети
С крепкой верою в себя.
Молодежь – краса отчизны
И грядущего оплот!
Солнце новой, яркой жизни
Над Германией родной
На века Встает.
 

VI. ЛЮБОВЬ НЕ ЗНАЕТ ПОКОЯ

(1914–1952)

 
Лучшее, что мною свершено,
Навсегда тебе посвящено.
Чувства, мысли сокровенный жар
Лишь тебе я предназначил в дар!
Но тех слов я не нашел доселе,
Чтобы крик мой высказать сумели.
Я не мог прийти к тебе с дарами —
Раны сердца жгли меня, как пламя…
Только редко, словно дальний звук,
Шли слова, стихи рождались вдруг,
Чтоб из мглы молчания порою
Я на миг предстал перед тобою.
 

 
Когда мечта свершится и опять
Увижу я сады близ Нюртингена,
Позволь спасибо первое воздать
Тебе за все… И если вдохновенно
Мы будем песни петь в кругу друзей,
То это значит: ты сквозь испытанья
Меня вернула родине моей,
Ты – голос родины во времена скитанья!
 

 
Тебя забыть пытался я не раз.
Но, разгадав желание такое,
Ты в песнь мою вторгалась в поздний час
И заставляла говорить с тобою.
Когда слабел я, если дух мой гас,
Являлась ты к томимому тоскою,
Снимала слабость сильною рукою
И, исцелив, опять скрывалась с глаз.
Но я спокоен, ибо ты со мной.
Ты бодрствуешь во мне, забыв покой,
Рассудок мой всегда тобой тревожим.
В разлуке мы. Но кто нас разлучил?
Ведь ты живешь во всем, что я свершил.
Расставшись, разлучиться мы не можем.
 

1

 
Мы вместе: я в тебе, и ты во мне,
Моя сегодня, здесь, моя вплотную,
Пристанище мое, мой свет в окне,
Я самого себя в тебе взыскую.
Целительница всех моих утрат,
Мне возвращаешь ты страну родную.
И вновь моим вчерашним дням я рад.
Парк в Мюнхене… Мы кормим лань ручную.
Вот озеро Штарнбергское…
Толпа… Разносчики со связками колбас.
Альпийский эдельвейс. Луга. Тропа,
Где наши серны бродят и сейчас.
Ты родину в мою вдохнула грудь,
Чтобы любовь шептала: «Не забудь!»
 

2

 
Ты – смех зеленый в сумерках древесных.
Сродни прохладной городской луне.
Ты мой ночник в квартирах неизвестных.
Зачем так долго ты не шла ко мне?
Любовь мою предвидел я во сне,
И после сновидений бестелесных
Пришла ты, чтобы стать моей вполне.
Как жить могли мы порознь в буднях тесных?
Ты больше мне радеешь, чем я сам.
Ты лучше мной владеешь, чем я сам.
Я не молюсь. Нет, я тебя молю
И сам себя. Слила ты воедино
Мою любовь и жизнь мою.
Упразднена тобой моя кончина.
 

3

 
Изведать всю тебя дано мне снова.
Твой запах: солнце, снег и чистота.
Знакомые черты лица земного
И родинка чуть-чуть левее рта.
Весна волос твоих и лето губ,
Любимых рук осенняя страда,
На свет в глазах твоих сентябрь не скуп.
В них – образ мой, в них виден я всегда.
Изведать сам себя я должен снова.
Мой настоящий образ мне яви,
И от отчаянья немого
Меня избавит явь твоей любви.
Ты дышишь, и дано мне превозмочь
Мою смертельно раненную ночь.
 

4

 
Не слишком ли ты стала мне близка?
Расстаться нам с тобою не пора ли?
Пусть, взорами пронизывая дали,
С тобою сблизит вновь меня тоска.
Опасна близость, если не грозит
Утрата нам. Я полон сил в боренье,
Неуязвим для всяческих обид.
С победою кончается горенье.
Порви со мной! Всему наперекор
Порви, чтобы начать я мог сначала,
Чтоб ты сама в конце концов узнала
Все то, чего не знаешь до сих пор:
Мы неразлучны. Мы живем вдвойне.
Мы вместе. Я в тебе, и ты во мне.
 

 
О красоте твоей скажу одно:
Красива ты. Красивей всех на свете.
И красота твоя теперь в расцвете.
Но где же в этой скорлупе зерно?
Я не найду разгадки все равно,
Л может быть, найду в таком ответе:
Твое лицо блистает в ярком свете,
Но светом духа не озарено.
Нередко ложь под театральным гримом
Живет в соединенье с красотой:
Где правда не горит огнем незримым,
Там красота становится пустой.
Да, красотой своей пленяешь ты,
Но людям мало этой красоты.
 

 
Светом ты мне была
Там, на пути моем раннем…
Наперекор страданьям
Мрак превозмочь помогла.
Ты окрылила мой стих,
Поступь мою окрылила,
В образ и в звук превратила
Все, что я сердцем постиг.
Только с тобою найти
Смог я свое назначенье,
В творческом упоенье
К новым высотам идти.
Труд мой, что мне удался,
Ты для меня сберегала.
Знаю: ты рядом стояла
В час, когда я начался.
Всем, что осмыслено мной,
Мыслям твоим я обязан.
Чувством одним с тобой связан,
Страстною думой одной.
И, уходя на века,
В час расставанья отсюда
Звать и манить тебя буду
Из своего далека.
 

 
С тобою твердо говорил всегда я,
Хоть так любил, что и дышал едва.
Тебя от мук отчаянья спасая,
Я подбирал лишь строгие слова.
Я ждал тебя, взывал к тебе ночами,
Я по тебе томился много лет,
Пока в моих дверях, как в строгой раме,
Вдруг не возник прекрасный твой портрет.
Его сберечь во что бы то ни стало
Поклялся я, любовь свою храня.
Я твердым был… Ты так и не узнала,
Что значила ты в жизни для меня.
О, эта твердость!.. Смысл ее и суть,
Быть может, ты поймешь когда-нибудь.
 

 
Твоими я словами говорил.
Во мне их продолжается звучанье.
Я сотни звуков с губ твоих сманил
И даже мог понять твое молчанье.
Твой каждый взгляд умел прочесть я вмиг,
Глядел на жизнь твоим открытым взглядом.
В твое я детство дальнее проник.
За гранью лет еще мы были рядом.
Твоими я глазами вдаль гляжу
И в час, когда настанет расставанье,
Слова твои припомню и скажу:
«Прощай! До невозможного свиданья!»
 

 
Ты взглядом досягаешь так глубоко,
Что будишь в сокровенной глубине
Мои мечты, умершие до срока,
И дух, казалось, дремлющий во мне.
Ты так далеко досягаешь взглядом,
Что времена открыты пред тобой,
Твой взгляд пронзает все – и то, что рядом,
И то, что скрыто в дымке голубой.
Перед твоим я взгляд поднять не смею,
Пускай твой взгляд безжалостно суров,
Ему всегда я следовать готов,
Покорствуя смиренно и немея.
Познать себя помог мне этот взгляд.
Нет, смертные пред ним не устоят.
 

 
О человек, как ты! Моя дорога
Вела к тебе, мечта грядущих дней!
Когда б владела нами воля бога,
То я уверен – ты была бы ей!
В мудрейших книгах я нашел твой образ,
Но все ж не смел поверить я в тебя.
Лежит залог деяний наших добрых
В таких, как ты, но не в таких, как я.
Ты принесешь о возвращенье весть,
К тебе простер я, как ребенок, руки.
Когда у нас такие люди есть,
То родина избавится от муки.
К тебе стремятся все мои мечты…
Одно желанье: быть таким, как ты!
 

 
Скамья – она еще стоит в саду.
«Не думал я, что вновь к тебе приду!»
Скамья стоит, как прежде, под сосной.
Вздохнул он: «Ты в мечтах была со мной».
Со счастьем рядом он сидел тогда.
Вернулся он. Вернутся ль те года?
Он сел. Скамья пуста. Пустынен сад.
В Россию – от скамьи, и к ней назад.
Он сохранил портрет от прежних дней.
Портрет и он – вдвоем вернулись к ней»
И на скамью он положил портрет.
Потом спросил: «Не разлюбила, нет?»
Но ветер сдул портрет, как мертвый лист…
В обугленных руинах – ветра свист.
Был город мертв… А он вздохнуть лишь мог:
«О боже!» Но и бог уж был не бог.
 

 
Когда я на руки твои смотрю,
Я знаю, что однажды эти руки
В последний час закроют мне глаза.
Когда ты гладишь голову мою,
То руки сами тянутся невольно
К моим глазам, чтоб в ужасе отпрянуть,
Уйти от неизбежного… Но я —
Я чувствую их нежное пожатье
И говорю твоим рукам: «Не бойтесь,
Ведь у меня вы отняли боязнь!
И на слепые, мертвые глаза
Вы ляжете в знак вечного прощанья».
 

 
Любовь моя, обученный тобой
Тебя любить, живу я для тебя лишь,
Служу тебе, люблю до исступленья.
Ты радуешь меня и ты печалишь,
Любовь моя, забывшая покой,
Властительница дум и вдохновенья,
Любовь моя! Как я тебя любил!
Не знаю я ни одного желанья,
Которое с тобою бы сравнил.
Пусть я от мук любовных изнемог —
Не мыслю без тебя существованья:
Я просто жить бы без тебя не смог.
Любовь моя! Сознанием влюбленным
В любой любви тебя встречаю я.
Ты в сердце вечным вписана законом,
Который в муках и в борьбе проверен.
Весь твой, тебе я неизменно верен,
Любовь святая, родина моя!
 

VII. КНИГА ОБРАЗОВ

(1914–1952)

 
Я весь под их напором.
В потемках, без огня
Они безгласным хором
Кричат, зовут меня.
Стучатся тихо в двери,
Приходят и стоят,
И каждый себе верен.
Чего ж они хотят?
Забытые являлись
На свет из темноты,
Иные ко мне обращались
По давней привычке на «ты»,
Я вслушивался, словно
То был реестр имен,
Но иные стояли безмолвно,
Отдав по старинке поклон…,
Дверь приоткрыв немного,
Та, кто была всегда
Любима, мне с порога
Шлет знак: «О, никогда».
Незрячее виденье
Исчезло вдруг опять,
В скользящем удаленье
Танцовщице под стать…
Я весь под их напором,
В потемках, без огня
Они безгласным хором
Кричат, зовут меня.
Стучатся тихо в двери,
Приходят и стоят,
И каждый себе верен
Чего же они хотят?
Безгласно их витанье.
Безмолвен лиц набег.
Жить! – вот в чем их желанье
И длить в стихах свой век.
 

 
На той скале повис он как в прыжке,
Высокий пик избрав себе в подножье,
И, голову задрав в святом рывке,
Послал хулу на самовластье божье.
Взор поднимал, пространство пламеня,
Глаз заливало зарево горенья.
То был Он сам, взыскующий огня,
Он, кто презрел богов сопротивленье.
Парил кругами и глядел кругом
Острокогтистый коршун на просторе.
Скала взвилась над вечным ледником
И крутизною обрывалась в море.
Он тряс скалу от верха до основ,
Рос вместе с нею, становясь горою,
И бился в кровь о кружево оков,
И чуял дрожь под всей земной корою.
Порывисто к скале бросался он,
Взывал, припав к ней, всей своей утробой —
«О сумерках богов мой сладок сон,
Его исторгнуть из меня попробуй!»
Кричал. А коршун падал с вышины
К нему иа грудь и мясо рвал кусками.
Сочились недра каменной стены
Кроваво-густо-красными мазками.
От крика содрогался мир вокруг.
Тогда главу закрыла тучи дрема.
И грянул грома дробный перестук.
Но он перекричал раскаты грома.
Грозу отверстой грудью встретил он,
Дохнул – и задохнулся день великий.
Тут понял он, что бурю взял в полон,
Чтоб вымыть очи на небесном лике…
И море синее легло у ног,
И летний день расцвел красно и пряно,
И ночь сплела из ясных звезд венок
В стремлении приветствовать Титана.
Источник сил из-под земли проник,
Как лучший дар, условие творенья, —
В неволе камня вдруг забил родник,
Собой являя жажды утоленье.
Дождем омыло ласково чело,
Глубокие морщины распрямило,
А осенью туманы привело,
Прохладой напоило, осенило.
Зима пришла, подкинула снежка,
Мороз послала зимовать за море
И, только часть скалы задев слегка,
Со снегом вместе укатила вскоре.
Весной цветы тянулись вверх за ним,
Чтоб он отведал сладкий запах меда, —
Так лишь ему, а не богам глухим
Клялось служить любое время года…
Он увидал подобные лугам
Поля, где так недавно море было:
Людское племя воцарилось там
И божью искру колдовски добыло.
Жгли в честь его костры средь темноты,
Ночь осветив во всех чертах подробных,
Крича ему: «Титан, всесилен ты!»
Он как бы породил богоподобных…
Пред ним, создавшим человечий род,
Старались показать свое уменье —
И факельный водили хоровод,
И песней заглушали птичье пенье.
Ему одежду вздумали соткать —
Узорна ткань, а цвет горяч и ярок,
И видят: платье стало уплывать —
Он как бы принял от людей подарок.
На пир веселый к ним он позван был,
Его как гостя дорогого ждали —
И видят: сел он возле, ел и пил.
Они на флейтах для него играли.
Он как бы сам для них придумал плуг,
Чтоб землю распахать полегче стало.
Они груженый ловко гнали струг,
Когда теченье путь пересекало.
Однажды вышли далеко вперед.
Вдруг – буря. Он позвал из бури страстно.
И, как один, поклялся весь народ,
Что божья власть теперь уже не властна.
Учились жить, сумели не пропасть,
Титана глас помог им мыслить шире:
Пал божий трон. Грядет людская власть!
Титаны-люди воцарились в мире…
Л боги, кончив в трапезной обед,
В своих покоях предались покою,
Вдруг видят: он – причина божьих бед,
К нему – не к ним – народ потек рекою,
Когда земных сынов призвал Титан,
Вися над бурей на отвесном склоне.
Власть и Насилье вызвал божий клан,
Ища покой в его предсмертном стоне.
И коршуны напали на него
В налете грозном и острокогтистом,
Кругами вышли все на одного —
Но просиял рассвет на небе мглистом.
Еще мертвей брала в обхват скала.
Но он не сдал, не сник и не отрекся.
Уже скала под ним сама сдала,
Он – сам гора – в ее тисках зажегся.
Тогда с отвеса огляделся он
Сквозь даль и время глазом обожженным,
И воспарил, и передал поклон
От узника всем, всем освобожденным.