Текст книги "Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля"

Автор книги: Иоганнес Роберт Бехер

Посвящается гению Мориса Утрилло

 
Белы березы, и белы седины,
Бело крыло, и грудь как снег бела,
И платье бело, и белы куртины,
И белым стужа землю замела.
Белы ракушки, и белы рубашки,
И бел налет на плесени, и мел,
И небо в зной, и на волнах барашки,
И на пути горючий камень бел.
А за окном белеют занавески,
Как лед в горах, как яблонь цвет живой,
Как в лунной мгле поля и перелески, —
Иль краскам – гибель этот белый твой!
Гранит и мрамор, шаткие ступени,
Сухих костей чуть желтоватый цвет,
Цвет камбалы, и белый цвет сирени,
И все – мечта, и ей предела нет.
В молочной тьме белеющее море,
Крик чайки, пляж – как снега полоса.
И голос флейты в соловьином хоре,
И лунный свет, и ночь, и паруса.
Иль белый твой – для красок возрожденье?
О, цвет весны!.. О, сны в лучах луны!..
Сады плывут, как белое виденье…
О, белый мир! О, чудо белизны!
 

 
К одним она приходит не спеша,
Зато к другим стучится слишком рано.
Порой желанна, чаще – нежеланна,
Зла и добра, дурна и хороша.
Но вот, явившись к Брехту на порог,
Смекнула смерть: здесь толку не добиться!
Срок не настал, но и просрочен срок…
Так Брехт со смертью начал насмерть биться.
Смерть опоздала: труд был завершен.
Смерть поспешила: труд еще в работе.
Так Бертольт Брехт, собрав остаток сил,
За смерть жестоко смерти отомстил.
Вы этот труд, потомки, воспоете.
Спасибо Брехту до конца времен!
 

 
Когда говорят
О красотах отчизны,
Следует помнить
О красоте человека.
Люди тогда лишь красивы,
Когда прекрасен созданный ими порядок,
Когда общество так же прекрасно
И жизнь хороша.
Об этом думайте!
Напоминайте об этом!
Да что б означала
Красота вековечной природы,
Если б при всей красоте
Изнывал бы в беде человек?
О, как прекрасны
Седые альпийские горы,
Темная зелень лужаек,
Чистая влага ручьев!
Белые эдельвейсы
Манят на лоно природы…
Но средь той красоты,
Окруженный колючим забором
С электрическим током
И вышками сторожевыми,
Расположен был
Концентрационный лагерь…
И тогда казался ужасным
Этот альпийский пейзаж.
И красота, окаймлявшая лагерь,
Была издевательской,
Мертвой,
Ненужной…
Ведь там лишь прекрасна отчизна,
Где порядок жизни прекрасен,
Где прекрасно устройство людей
И прекрасен сам человек.
Красота нераздельна,
Красота отличается цельностью,
Пойте хвалебные гимны
Цельности красоты!
 

 
Где тот напор и тот задор? – Увы!
Где строки, что так буйны и лукавы:
«Срывает ветер шляпу с головы,
С мостов под насыпь валятся составы»?
Как флагом стать и в бурю воплотиться,
Веселой вьюгой мчаться по земле
Иль в сказочное плаванье пуститься,
Как плыл Рембо на «Пьяном корабле»?.,
Так, вопрошая, ждали мы ответа.
И вот – ответ: «До звездной высоты
Мы в жизни – не в стихах! – дорогу строим.
Рожденная свободным, новым строем,
Строкой стиха взвивается ракета,
Он гордо мчится ввысь, корабль мечты!»
 

 
О чем повествуют баллады, седые легенды и саги?
Какою мечтой одержимый шагал еретик на костер?
Мечтою о том, что однажды в порыве безумной отваги
Удастся свершить человеку прыжок во вселенский простор.
Знать, в дерзких возникла умах сия небывалая ересь,
Горячие головы, видно, взлелеяли этот прожект…
Над белым листом чертежа навис инквизитор, ощерясь.
Король посылает шпионов на ловлю сообществ и сект.
Продуманы, взвешены, сверены были детали полета
И снова отвергнуты начисто. Снова – все зданье на слом.
Петляет пунктир траектории. Рушится стройность расчета.
В задаче эпох оставалась ракета искомым числом.
Издревле уже человек в мечтах себя видел крылатым,
Хотел от Земли оторваться, манящих достичь облаков.
И звезды мигали ему: «Назло королям и прелатам
Летучим владыкой вселенной ты станешь во веки веков!»
Но падает в море Икар. Еще времена не настали.
Пройдет еще много столетий. Дорога еще далека.
Еще не парит над Землею машина Лилиенталя,
И смелые Райты в ту пору еще не взвились в облака.
И только людская фантазия, как документ, достоверна,
Туманом сокрытые дали очам ее зорким видны.
Она торжествует в поэмах, клокочет в романах Жюль Верна,
Обгонит любую ракету и первой коснется Луны.
Так образ героя крылатого рожден был самим человеком.
Свершив сотворение мира, высокого полн торжества,
Под ритм и гуденье машин он шел по угаданным вехам,
По-новому понимая извечный закон естества.
 

*

 
И вдруг закружилась в ликующем танце планета.
Кончилась предыстория. Пробил решающий час.
В шествии демонстрантов – поступь эпохи. Это
Гневно на улицы мира вышел рабочий класс.
Какою железной силой людские наполнились руки!
Сердце уверенней бьется, мечта обретает плоть.
Столетие революций, великая эра науки
Решит вековую задачу, и смерть ей дано побороть…
Столетье двадцатое! Славься вовеки!
Хором мильонов спета тебе хвала.
Надежду, что слабо теплилась, смутно жила в человеке,
Ты превратило в реальность и воплотило в дела.
Столетье двадцатое! Поле битв небывалых
Между тем, что рождается, и тем, что бесследно уйдет.
Стачки… Война мировая… Всполохи стягов алых…
И, наконец, – «Аврора». Октябрь. Семнадцатый год.
«Всем! Всем! Всем!» – радиограмма гласила.
Свобода врывается в залы, под строгие своды дворца.
Гул голосов… Шагает неудержимая сила,
И вспыхнула пламенем красным звезда на фуражке бойца.
О красная наша звезда, рожденная ленинским гением,
Земная звезда свободы, радости и красоты!
Тебе я свой труд посвятил, ты правишь моим вдохновением,
Затем что из долгого мрака народы вывела ты!
Пытались тебя уничтожить, держать твой огонь под запретом,
Но натиск шальных ураганов ты в битвах смогла превозмочь.
Безумных слепцов ты сжигаешь своим негасимым светом,
Сметая призраки ночи, ты разгоняешь ночь!
Союз Советский! Тебе открыты сердца всех народов.
Твой голос, взывающий к миру, достоин кантат и поэм.
Пустыню ты в сад превратил руками своих садоводов,
И внемлет бескрайность вселенной бессмертному:
«Всем! Всем! Всем!»
 

*

 
Мелодию позывных шлют во вселенную рации.
Россия к великому старту сегодня сигнал подает.
И кажется, что ракета зовет все народы и нации
Отважиться и решиться на межпланетный полет.
Так свет большевистской звезды вошел в бытие и сознание,
Так к древним загадкам и тайнам был найден единственный ключ,
И, вспыхнув в ночи, осветил кромешную мглу мироздания
Этот во все проникающий, все обнимающий луч.
Светлым, торжественным гимном звучат позывные в эфире —
Это вселенская радость взяла небывалый разбег.
Звучала ль с такой высоты когда-либо песня о мире?
Где ярче свидетельство сыщешь, что всемогущ человек?
Взгляните на человека! Планеты хозяином юным,
Уверенный в собственной мощи, идет он по вольной Земле.
И сбудется, сбудется сон! К неведомым солнцам и лунам
Причалит владыка вселенной на гордом своем корабле —
Уже мне мерещатся станции той межпланетной трассы,
Которую он проложит, далеких миров властелин.
О, верится мне: доживу до вожделенного часа —
И вот под созвездьем Медведицы вспыхнет названье: «Берлин».
Гигантские хоры поют, и слышат надзвездные сферы
Хвалебную песнь человечества на ближней и дальней волне:
Честь вам и слава, физики! Слава вам, инженеры!
Слава надежде народов – великой Советской стране!
Долгие годы страхом был человек придавлен.
Смерть человека страшила, злая пугала нужда.
От нищеты и бесправья вскоре он будет избавлен.
Страх пред всесилием смерти он победит навсегда!
Полные гордой радости, мы возвестим перспективу:
Идет лучезарное время для всех народов и стран.
Вот оно, совершается самое дивное диво —
Послушно служить человеку атомный станет титан.
 

*

 
Надо мечтать о космосе!.. Сколько великих свершений
Нам принес на планету геофизический год!
Энергии, что возникли из наших снов и видений,
Творят легендарное чудо и время толкают вперед.
Слава советским народам! Слава всем миролюбивым
Народам и странам, чей голос так явственно слышен окрест!
«Овладевайте вселенной!» Слышите? С этим призывом
К людям Земли обращается вселенский наш манифест.
 

 
Да будет песня спета!
Вы все внемлите ей.
Мир – в пламени рассвета,
Победа у дверей.
Как никогда доселе,
Мир полон жажды жить,
И люди захотели
Над звездами кружить.
О, счастья предвкушенье!..
Любви и дружбы речь:
Всемирное решенье —
Мир в мире уберечь.
Кто мнил, что мы спасуем,
Тот жалок и смешон.
Не он, а мы ликуем,
Не мы дрожим, а он!
Когда-то всем владевший,
Сильнейший из владык,
Пес-рыцарь одряхлевший
Последний скалит клык.
Но в ярости бессильной
Он сам попался в плен:
Он – только прах могильный,
Он весь труха и тлен.
О чем же он хлопочет?
Живым грозит мертвец.
Никак понять не хочет,
Что наступил конец.
Свой дом, давно прогнивший,
Он розами увил.
Бездарно жизнь проживший,
Он жизнь бы удавил.
Но даже бомбой ныне
Он мир не сломит наш:
Там, в безграничной сини,
Не дремлет звездный страж.
Да что бы означала
Для нас его война?
Им до ее начала
Проиграна она.
Мы смело рвемся к счастью,
Наш подвиг осиян
Неколебимой властью
Рабочих и крестьян.
Железной волей спаян,
В преддверье новых эр
Народ – судьбы хозяин —
Построил ГДР!
То сила человека
Взвила свободы стяг.
В шаг середины века
И наш вчеканен шаг.
По всем путям и трактам
Весенний льется свет.
Шаги подобны тактам
Симфонии побед.
Как жизни утвержденье,
Шаги друзей звучат:
«Вы – смерть, а мы – рожденье»
Мы – утро, вы – закат!»
Победой окрыленный,
Взывает человек:
«Сплотитесь, миллионы!
Мы с партией навек!»
 

ИЗ КНИГИ «СОНЕТЫ:

 
Я – лишь вопрос, лишь голос запустенья,
Что в клочья ветер над балконом рвет,
Но мой отпор средь злобного смятенья
Отяжеляет в небе ваш полет.
Мы – в пропастях, и цепи не порвать,
Мы – в адских льдах, откуда нет возврата…
Лишь по ночам, туманами объята,
Вдоль белых рек несется наша рать.
Нас греет лишь мечта о дальнем лете,
Где под звездой счастливой цвел наш дом.
Нас рвут и ранят рощ густые сети,
Метлою гонят, жгут косым дождем…
Удар лучей убьет нас на рассвете,
Дробясь, на синий берег упадем.
 

 
Как сладко спал я!.. В таинстве лесном
Сплетались дни и ночи воедино,
В руках лежала пестрая долина,
Озера глаз цвели… Глубоким сном
Подхвачены, волною через вены
Струились в грудь просторы всей земли,
Белело пеной море, и Арденны
На лоб широким глетчером текли.
Роняли пальцы черный сок вина,
Была в росе ресниц трава густая,
И запах смол туманил дебри сна.
А в кратер уха рвался все смелей
Рассветный зов. И, склоны губ лаская,
Струился ветров голубой елей.
 

 
Из тонкой глотки извергаешь ты
Свой адский град – с татаканьем веселым
По мягким травам, по холмам и селам
Ты рыскаешь с утра до темноты.
Навстречу атакующим полкам
Вонзается бурав твой раскаленный:
Беззвучно в пыль вжимаешь ты колонны
Ломаешь в небе крылья смельчакам.
Ты ждешь в кустах, где мглы густая залежь
Но прям приказ, а ты – еще прямей,
И вновь, хрипя, трясешься ты и жалишь,
Пока железной лапою – не смей! —
Тебе лица не раскроят… Тогда лишь
Смолкаешь ты, тысячезубый змей.
 

 
О чем печалюсь я под мокрый шорох ливней?
Какой потери мне все жальче с каждым днем?
О чем с такой тоской все злей, все заунывней
Скрипит и воет вихрь и стонет старый дом?
Я с буднями хочу отныне примириться,
Трудиться яростно в горящих недрах гор,
Где грохот молотов, где тачек вереницы,
Согбенный, проклятый, измученный шахтер…
Я злыми бурями истерзан и изломан,
И толпы демонов во сне меня томят…
О, если б в поезде сквозь дым, и свист, и гомон
В счастливый край и мне умчаться на закат —
Туда, где все еще сквозь чистый воздух
Над зарослью людской мерцает небо в звездах!
 

 
Вальдтурн. Отец – батрак. Служанка – мать.
Ты – бедный Ганс. Любуйся облаками.
Побегать можешь ты за мотыльками
И о «счастливом Гансе» помечтать.
Урок тебе преподан был заводом.
На миноносце мичманом ты стал.
Но главное: не порывать с народом.
С народом вместе встретить штиль и шквал,
В награду получил концлагерь ты.
Тебя бы в три погибели согнули.
Но ты крепыш. Ты не того покроя.
Бежал ты под защитой темноты
В Испанию. Ты пал на поле боя.
Как говорится, «лучших любят пули».
 

 
Как грустно мне!.. Покинут отчий дом…
В лицо свистит, хохочет вьюга злая.
Мой пес у ног подпрыгивает, лая,
Но друга-пса я отогнал пинком.
Я мнений ждал от тех, с кем был знаком.
Тупиц безмозглых видел без числа я.
Судьба со мной шутила, посылая
Лишь флюгера под модным ветерком
Как пыжатся, свой вес поднять желая,
Чиновным званьем, родовым гербом
И фразой скудость мысли застилая.
Я среди них прослыл еретиком,
В запретный рай своей мечтой влеком.
В глухой ночи скитаюсь, замерзая.
 

 
Свернув с дороги, ляжешь на живот,
И поползут, скрипя, телеги мимо.
Хвостом в лицо телок тебе махнет,
Дохнет лачуга жидкой струйкой дыма.
Как хорошо лежать, когда кругом
Простерся мир, тобою населенный,
Прибоем омывая окоем.
Ты – дерево. Ты – холм. Ты – луг зеленый.
Я возвратился. Заперт отчий дом,
Ночною темнотою искажен.
И смотрит на меня звонок молчком.
Ну, хоть бы для приличья звякнул он!
Я возвратился. Как я был бы рад
Весь век идти куда глаза глядят!
 

 
Проснулся лес, и хор запел звенящий,
Смеясь, цветы под солнцем заблистали.
А мы внизу стояли, в самой чаще,
И наготове топоры держали.
Мы лес рубили, свежий, шелестящий…
И треск и грохот оглашали дали…
Чтоб сплавить бревна по реке бурлящей,
Шестами их толкали мы вначале.
А в городе – здесь этот мертвый лес
Лесами стал, что поднялись на стройках.
И мы на них взошли. Но не исчез
Какой-то трепет в этих брусьях стойких.
Стропилам снится в ветреные дни,
Что стали вновь деревьями они.
 

 
О бездна зелени! Здесь заключен
Глубокий, вечный мрак лесов!
О зелень Бездонная!
Твой властный зов не мне ли
Велит идти в глухую даль времен?
Когда темнеет небо в поздний час,
Еще бездонней, зеленей ты… Точно
Кропит листы неведомый источник,
Являя мне сокрытое от глаз.
О бездна зелени! Как я растерян!
Под бременем загадок изнемог.
Ответа нет!.. Тоской терзаем злою…
О бездна зелени! Я знаю, я уверен,
Вторично бы на свет родиться мог,
Лишь обними меня зеленой мглою!
 

 
Да будет мне дозволено грустить
О городах, где был я лишь в мечтаньях,
О новых людях, дальних расстояньях,
Но разве явь мечтою заменить?
Пока мы живы, надо б много стран
И городов изъездить отдаленных.
Есть сотни мест, для сердца затемненных;
Они в мечтах чуть зримы сквозь туман.
Когда права Свобода обретет,
Начнут по свету странствовать поэты.
И будут гимны всем народам спеты.
Но больше всех восславят тот народ,
Кем создан был народностей союз:
Раздолье беспредельное для муз.
 

 
Здесь мир заветных строчек погребен…
Здесь мы лежим, набиты в толстый том.
Плитой надгробной давит нас картон,
Нам тесно в обрамленье золотом.
Здесь мы покоимся – мечты поэта.
Щиты-заглавия над нами в ряд:
Такой-то чувствовал и то, и это…
Могильным сном скелеты-мысли спят.
А греза!.. Прежде радуга на небе,
Она упала наземь, цвет поблек.
Ее поднявший рад находке не был,
Пожал плечами, бросил за порог.
Луг радости, облитый слез росой,
Опустошила смерть своей косой.
 

 
Твои черты – смогу ль их воссоздать я?
Веду штрихи карандашом несмелым.
Но как связать их, сделать стройным целым?
Нет, лишь – хаос! Бесплодное занятье!
Ты больше, чем закатною порой
Начертано вдали, ты ярче света!
Волной несешься, радостью согрета, —
Ты боль моя, – всегда, везде со мной!..
Сидим, бывало, под покровом тьмы, —
Слова роняя, – то оставим слово
Лежать на месте, то уроним снова,
Как будто в домино играем мы.
Как ни роняй, – составят лишь одно
Узоры черных глаз на домино.
 

I

 
Спасибо всем. Но все ж благодарить я
Обязан прежде всех родную мать.
Какие б в жизни ни были событья, —
С рождения нам надо начинать.
О, мать! Всех добрых чувств первопричина,
В твоей заботе радость и тепло.
В твоей улыбке ласковой для сына
Сияние всех весен расцвело.
Пусть колдовство исчезло детских лет,
В тебе – прибежище, к тебе – доверье.
Твой образ – словно благовеста след…
И это все в стихах пою теперь я,
Поэт, влюбленный в край свой до седин.
За все благодарит «беспутный сын».
 

II

 
Тебе, отец, признателен я тоже
За то, что с детства ты держал в узде,
Стремясь, чтоб сущностью мы стали схожи,
Чтоб мыслил я, как принято везде.
Ты из деревни. Ты благонамерен.
В своих устоях ты окостенел.
Ты в справедливости всех догм уверен
И эту веру мне б внушить хотел.
А я твой антипод. Контраст живой.
Вослед тебе не сделаю ни шага…
Правдивость и бесстрашие со мной
И недозволенных путей отвага.
Как видишь, мы не стали двойниками,
Но боль твою я высветил стихами.
 

III

 
В глухом лесу я слал слова молений,
Под грохот бурь не прерывал пути…
Преодолел я тысячу ступеней,
Чтоб на Голгофу с трепетом взойти.
Молился я, я исполнял заветы
И в сроки причащался тайн святых.
На шее были образки надеты,
Но ты не услыхал молитв моих.
О всеблагой! Я, на коленях стоя,
Благодарю, что милость не явил:
Не солнце благодати золотое —
Безбожья тьму Берлин мне подарил,
Теперь живу я, боже, без вериг:
Непостижимый, я тебя постиг.
 

IV

 
За град ударов и тебе спасибо,
Мой самый верный, мой всегдашний враг.
Не жить в застое мне отныне, ибо
Ты к свету правды вывел через мрак.
Ты, протянув мне горечи сосуд,
Заставил жизни изучать законы.
Я должен был, поняв, за что секут,
Постичь искусство выставлять заслоны.
Меня учил ты свято ненавидеть.
Что ненавистью мир наш заражен,
Я на твоем примере мог увидеть,
И мне полезным оказался он.
Пусть плодоносной стала эта мука, —
Как дорого мне стоила наука!
 

V

 
Спасибо той, чье скрыто будет имя,
Любимой, влившей столько свежих сил.
Поддержанный советами твоими,
Мой поводырь, я дух свой укрепил.
Спасибо всем, кто первым шел на штурмы, —
Мыслителям, поэтам и борцам, —
Кто знал немилость, эшафот и тюрьмы
И взлет идей, как дар свой, отдал нам.
Но им хвалы не нужен ореол:
Не славословь – почти молчаньем.
Долг благодарности такой тяжел,
Хотя порой соседствует с признаньем.
Не лучше ль юным, нам вослед идущим,
Тот дар вручить, чтоб жив был и в грядущем?
 

 
Там, во дворе, мальчишка крикнул вдруг,
И брань – в ответ… Потом звонок трамвая…
Он медлил, плотно рамы закрывая,
В нем отдавался болью каждый звук.
И – газ открыл. Поникла голова.
Все в мире стало так легко и странно.
А у постели из кривого крана
Сочились капельки – едва-едва…
Часы все шли, и стрелка все спешила,
Чтоб дрожь унять, к ладоням он приник,
И словно борода его душила:
Стал тесен, тесен липкий воротник…
А капли все стучали у постели,
Как будто разбудить его хотели.
 

 
Живут не люди в этом доме – годы,
Течет седое время, как река:
Стекаются под каменные своды
В огромное безмолвие века.
Дом высится, суров и неподвижен,
К дождю и солнцу равнодушен он.
Сквозь эти стены из больших булыжин
Не проникает человечий стон.
Неужто вечен сумрачный гранит
И устоят пред бурей камни свода,
Как горный кряж, который мать-природа
От разрушенья бережно хранит?
Становится здесь камнем человек
И остается каменным навек.
 

 
Не нужно мне ни паспорта, ни виз,
Когда я в ночь из дня перелетаю
Без устали порхаю вверх и вниз, —
С комфортом путешествую всегда я.
Вот пересадка, рано на заре,
И днем дорога ждет меня большая.
Так – я несусь в пленительной игре,
Вокруг себя кружусь, не уставая.
Лечу, хоть вряд ли сдвинется карета,
Сквозь глубину времен. И уж немало
Успел я повидать, – но только жаль:
Как много-много тьмы, как мало света!..
И я плетусь – покорно и устало —
В бесцельный путь, в неведомую даль…
 

 
Иди вперед! Бесстрашно поднимись
Высоко в горы, озирая дали!
Иди вперед и выше, пусть устали
Глаза и ноги, – поднимайся ввысь!
Клеветников угрюмых не страшись, —
Они тебя жестоко оболгали, —
От козней их спасешься ты едва ли,
Которые вокруг тебя сплелись.
Иди вперед, всегда вперед, внимая
Приказу класса, – не сгибайся сам,
Наветов и клевет не принимая:
Пусть труд твой даст ответ клеветникам.
Иди вперед, иди путем бойца,
Иди вперед, не дрогнув до конца.
 

 
Кем был бы я без Партии, один,
Не закаленный в этой строгой школе?
Горластый, бесноватый мещанин,
Терзал бы я себя и в алкоголе
Купался бы, и до таких глубин
Дошел бы я, признаться, в модной роли, —
Певец крушений, катастроф, руин,
Изысканный в своей роскошной боли, —
Что все бы наконец мне надоело:
Мой бесполезный стих, душа и тело, —
И в петлю бы полез я сам со зла.
Я жив, и я иду другой дорогой,
Но от судьбы моей меня спасла
Лишь Партия своею школой строгой.
 

 
Вперед устремлены глаза народа,
И в прошлые века, и на поэта.
Скажи мне, кто я, написавший это?
Начало? Бездна? Мост для перехода?
В себе найду ли силы для похода
Во имя правды и во имя света,
Чтоб истина, моим стихом согрета,
Сияла беспощадней год от года?
Я должен путь свой в завтра проложить
И во вчера. И все услышать вздохи.
Я должен «жил, живу и буду жить»
Соединить в одной моей эпохе.
И чтоб проникнуть в сущность века,
надо Рентгеновскую беспощадность взгляда.
 

 
Я был бы счастлив, если бы хоть раз
За целый год доволен был собою,
Как ты доволен каждый миг и час
Своей безмерно щедрою судьбою.
Вознесся ты к бессмертным от земли,
А наш удел – в экстазе, в упоенье,
Перед тобою ползая в пыли,
Внимать божественному песнопенью.
А где откажет гений, там интриги
Утрату смогут возместить с лихвой.
Но я скажу, читавший эти книги,
Скажу, рискуя даже головой:
– Ты сам себе единственная мера,
Не свет, а вспышка магния. Химера»