Текст книги "Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля"

Автор книги: Иоганнес Роберт Бехер

 
Измученный, я злодеяний счет
И день и ночь без устали веду.
Я числю все, что нес нам каждый год,
Учитываю каждую беду.
Любое беззаконье – на виду,
Мной ни один проступок не забыт.
И вот итог всего: позор и стыд.
Германия! Я здесь учесть готов
Все лучшее, чем славилась, лучась.
Но как достойных чтила ты сынов?
Как с лучшими людьми ты обошлась?
Ты затоптала их и в кровь и в грязь.
Я числю вновь, вновь скорбный счет открыт,
И вот итог всего: позор и стыд.
Высокие дела считаю все,
Попытки к свету обратить свой взор,
Все образы, созвучья в их красе,
Все голоса, входившие в тот хор,
Что к возрожденью звал нас с давних пор,
Они исчезли. Разум говорит,
Что нам остались лишь позор и стыд!
Я счет веду – как страшно он тяжел!
Все от истоков должен я учесть,
Я жизнь свою и ту сейчас учел,
Все вины сосчитал, какие есть:
Когда какую я не понял весть,
Поник душой, признав, что я разбит…
И вот в итоге лишь позор и стыд.
Откуда наваждение пошло?
Как раньше не расправились с таким?
Всегда ли проклинал я это зло?
Всегда ли доблестно сражался с ним?
Всегда ли был в борьбе неукротим?
Не потому ли мысль в мозгу сверлит
Про мой позор и мой великий стыд!
Я как в жару, я срамом окружен.
И приступ скорби мною овладел.
И замер я, страданием сражен.
Сказала Скорбь: «Как мало ты скорбел!»
И Срам сказал: «Ты мало посрамлен!»
Согласный с ними, мой язык твердит,
Что нам остались лишь позор и стыд.
Я снова счет веду щемящий свой,
В реестр чужих свою вину включив.
Гигантское число передо мной!
Когда воспрянем, вины искупив?
Я знаю: каждый, кто душою жив,
Все победит, что родину чернит
Ему же на позор, ему на стыд.
Смотря на груды пепла и руин,
Вы стонете: «Постигла нас беда!»
Но что ж вы все молчали, как один,
В года бесчестья, черные года?
Пришло к нам время правого суда!
И он за то Германию разит,
Что наш народ сносил позор и стыд.
Считаю ложь, безудержный обман,
Все вымыслы коварные лжецов.
Считаю слез пролитых океан,
Несметные шеренги мертвецов.
Товарища предсмертный слышу зов,
Он палачам под пулями кричит:
«Позора хватит! Сокрушите стыд!»
Товарищей я вспомнил имена —
И памятник геройства вдруг возник.
Быть может, слава их воздаст сполна
За все, о чем скорблю я в этот миг?
Нет, доблесть их – скажу я напрямик —
Для трусов не опора и не щит.
И все черней вокруг позор и стыд.
Подсчету не предвидится конца…
Но кто меня от этих мук спасет?
В подсчете – оправдание певца,
Певец за правду голос подает.
Он должен истину узнать, народ,
Хоть груз нести безмерный предстоит:
Позор огромен, необъятен стыд.
И есть ли человек, чей ум бы смог
Определить размер такой вины?
Ведь если в цифрах выразить итог,
Он не охватит всей величины.
Предстать они перед судом должны,
Все те, на ком ответственность лежит:
Пусть испытают и позор и стыд.
За всем следит эпохи строгий взгляд,
Не скрыться никому от зорких глаз.
И пусть пройдут десятки лет подряд —
Потомки будут вспоминать о нас
И будут петь возникшую сейчас
Ту песнь, в которой плачу я навзрыд.
То песня про позор, позор и стыд.
О песня про позор, позор и стыд!
Пропеть ее мне было тяжело.
Скажу я в заключенье, горем сыт:
Решайте, что нас к бездне привело,
И чем отныне мы искупим зло?
Хотите знать, что сердце мне когтит?
Его когтит позор, позор и стыд.
 

 
Когда кровопролитнейшей войне
Пришел конец и к новым светлым дням
Открылся путь моей родной стране,
Раздался голос, говоривший нам:
«Вначале был-поймите это! – срам».
Мы знали все: тот голос говорит
Про наш позор немецкий и про стыд.
 

III. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

 
Когда я уходил
(Я не стыжусь признанья),
Мой каждый шаг мне стоил много сил.
Когда я уходил
(О горечь расставанья!),
Я родину с собою уносил.
Как это вышло, что тому виной,
Что мне пришлось покинуть край родной?
Когда вернулся я,
Сквозь слезы, как в тумане,
Увидел ту, которой краше нет.
Когда вернулся я,
Разлукою изранен, —
Я возвращенья ждал двенадцать лет, —
Был мой приход печалью омрачен,
Плыл над страною похоронный звон.
Когда я уходил С самим собою в споре,
Мой голос никого согреть не мог.
Когда вернулся я,
Седой, познавший горе,
Любовью к родине я песнь зажег,
Тот, прежний, – с ним простился я навек,
И возвратился новый человек.
 

 
Есть высший смысл и в самом пораженье,
И даже в нем победа может быть:
Найти, оплакав мертвых, просветленье,
Позор в благословенье превратить;
Когда народ, поставив под сомненье
Все, чем он жил, найдет, чем дальше жить, —
Как тяжесть гирь, все истины значенье
Он на весы сумеет положить;
Тогда ошибки наши мы оценим,
Былых соблазнов отметая путь,
И проигрыш сумеем окупить,
Детей лелеять и сады растить.
Так пораженье станет нам спасеньем:
Вот пораженья праведная суть!
 

 
О тягостный, мучительный вопрос,
Когда же я разделаюсь с тобою?
Всегда при мне, как будто в душу врос,
Ты стал моим проклятьем и судьбою.
Шли по пятам за мною мертвых тени, —
Из всех могил тянулись руки вслед —
Они томились, ждали разъяснений…
И вот я наконец нашел ответ:
«Напрасных жертв не принесем мы впредь,
Мы никому не разрешим опять
Нас ложью жалкою запутать в сеть.
Не бойтесь! У людей достанет сил,
Чтоб, плиты сбросив прочь со всех могил,
На праздник воскресенья вас позвать».
 

 
Мы горе несли, мы по странам беду разносили.
Страданьем и смертью покараны мы за насилье,
За ужас войны.
Мы право на жалость народов к себе потеряли,
И нищими, самыми нищими в мире мы стали —
И духом бедны,
А матери плачут: «Так дети погибли напрасно?»
Вздыхают мужчины: «А кто растолкует нам ясно,
Как дальше нам жить?»
Скажите: конец нам? Ложиться на смертное ложе?
И все, что в нас было хорошего, умерло тоже?
И жребий наш – сгнить?
Так, значит, нам падать и падать? Все ниже и ниже,
Хотя мы одно на другое усилия нижем,
Про отдых забыв?
Так, значит, ничто никогда нам не может удаться?
И знаком проклятья отмечен и должен распасться
Наш каждый порыв?
Мы клонимся молча, но криком взывает молчанье:
О родина-мать! О народ мой – мое достоянье,
Как ныне ты сир!
Себя не жалея должны мы усилья утроить.
Давайте же строить, свободную родину строить,
Да сбудется мир!
 

 
Слава земле!.. Славь растения, травы и камень,
И во всем утверждай красоту бытия!
Славь зверей! Воздух славь, напоенный веками,
Пусть тебя очищает его голубая струя.
Слава земле, что тебя заставляет идти!
Славь дорогу: она тебе петь помогает!
И полям поклонись, что дарами тебя оделяют,
И лесам, что тебя освежают в пути.
Слава горам – их тебе подарили века,
Чтоб возвысился ты, чтоб твой взор прояснился!
Слава шторму и штилю морскому, что в детстве приснился!
Слава каплям живым напоившего нас родника!
А теперь, если только умеешь слова находить,
Если знаешь могущество слов, то отныне навеки
Созидания чудо прославь в человеке,
Человека прославь, чтобы славу его утвердить!
Человека воспой! Неужели не сыщешь ты слов?!
Слава разно живущим народам и расам!
Славься, ищущий новых путей человеческий разум,
Человеческий гений, прославься во веки веков!
Слава земле – чтоб дышала она и цвела,
И рукам человека, что жить не умеют без дела,
Чтоб в своем созиданье они бы не знали предела!
Слава земле! Человечеству – честь и хвала!
 

 
Вещи прославь! Пусть слова их, как должно, прославят!
К жизни их пробуди! Оживи их застывшие души!
А иначе они человека собою подавят,
И умолкнуть заставят, и душным бездушьем придушат.
Пусть они говорят! Пусть молчание их зазвучит!
Посмотри, как кофейник над чашкой склоняется низко,
Крепко обняли воду стаканы, задумалась миска,
А корзина, себя нагружая плодами, кряхтит.
Вещи прославь! Ты вещей существо улови,
Стул воспой, и кувшин, стол, от пиршеств усталый!
Славь же краски и формы, хвали синеву и овалы,
Ты с вещами в священном союзе живи!
Вещь прославь – рядовой и нарядный наряд!
Славь творенья свои! И еду и напитки!
Дух вещей восхваляй! Не таись – ты не будешь в убытке.
Чти страданья, которые вещи таят…
Ты печалься о них! Если кружка расколется вдруг,
Ты не дай ей бесславно исчезнуть в забвенье зловещем.
Мы умрем, станем сами ненужною, жалкою вещью,
Если вещи начнут умирать постепенно вокруг.
Вещи прославь! Пусть тебя они не тяготят,
Надели их душой – пусть живут полной жизнью по праву,
В них – старанья твои, и они тебя славить хотят —
Пусть поют они громко тебе, созидателю, славу!
 

IV. НАРОД ВЫХОДИТ ИЗ МРАКА

 
В горах жил старый Рюбецаль,
О нем мы не забудем.
Его с вершин тянуло вдаль
К простым и бедным людям.
Хотел он их спасти от зол,
Но видел: правды нету,
И батраком одетый шел
Искать добра по свету.
Спускался он с высоких скал,
Одет крестьянкой древней,
И у крестьянок узнавал
Про бедствия в деревне.
Когда ложились люди спать,
Он слушал их молитвы,
Чтоб горе времени понять
И выйти с ним на битву.
Он на базарах городских
Толкался в людном месте
И узнавал из уст людских
Суждения и вести.
Не раз по селам он шагал,
Суровой верен клятве.
Голодных в гости приглашал
И помогал им в жатве.
Когда ж ревел буран вокруг,
Смирял он непогоду.
Так великана добрый дух
В беде служил народу.
…Однажды, продан и гоним,
Народ ушел в изгнанье,
Но великан остался с ним
В немом его страданье.
Он на плечах могучих нес
Крестьянский скарб убогий
И, запряжен в тяжелый воз,
По пыльной шел дороге.
Шагал не сломленный бедой,
И верилось бездомным,
Что это – родину с собой
Он в сердце нес огромном.
Когда спадал к закату зной,
В долинах нелюдимых
Свой скудный, черствый хлеб дневной
Он ел в кругу гонимых…
Жил-был на свете Рюбецаль,
О нем мы не забудем.
Он с гор ушел в земную даль,
К простым и бедным людям.
 

 
Мы, немцы… Разум нам застлала мгла.
Величия взыскуя, с толку сбиты,
Творили мы преступные дела,
Философы, поэты и… бандиты.
Нас, немцев, буйных, словно троглодиты,
Соседям гнать пришлось из-за стола.
Нас далеко фанфара завела,
И мы по горло нашим бредом сыты.
Жилища наши сожжены дотла.
Дороги наши бомбами разрыты.
Наука с непривычки тяжела.
Но, если нам, во искупленье зла,
Пророческие истины открыты,
Вовеки немцам слава и хвала!
 

 
Он тверд, как сталь, он неотступно строг,
Тот скрытый взгляд, что в душу мне нацелен,
Из тайных недр, из вековых расселин
В меня в упор глядит ее зрачок.
Недвижный взгляд – он с первого же дня
Везде со мной суров и одинаков.
Не скрыться от него: из беглых знаков
Моих стихов глядит он на меня.
И всякий раз, охватывая сразу
Все, что я создал по его приказу,
Он снова гонит мысль мою вперед.
И молча вижу, затаив дыханье,
Как изнутри растет его сверканье
И в глубь своих глубин меня берет…
 

 
Где мертвый город вздыбил лес руин,
Повис канат – прямой и напряженный.
И кто-то встал. И как завороженный
Над страшной глубью двинулся один.
Над плеском рук, над суетой людской
По зыбкой кромке шел вперед с трудом он,
Внизу толпы качался темный гомон,
И он ей сверху подал знак рукой.
Как вдруг шатнулся, отступил назад
И рухнул вниз – на дно зубчатой бездны,
И всех на камни в ужасе поверг…
Когда ж опять взглянули люди вверх,
Увидели: прямой и бесполезный
Еще дрожит натянутый канат.
 

 
Посреди земного бытия
ты узрел меж городских развалин
желтый лист осеннего литья.
Легче дуновенья он повис,
отрешен от силы притяженья,
не желая опускаться вниз.
Он нырял, чтоб всплыть над миром вновь,
чтоб застыть в лазури недвижимо,
ржавый, как свернувшаяся кровь.
Ржавый лист, молитвенно шурша,
он глядел на умиранье листьев
и насквозь светился, как душа.
Став прозрачней божьего лица
и существованья неземного
и листком из вечного венца,
он блеснул, блаженно прояснен,
и отлету, и исчезновенью
упоенно покорился он.
Наземь, в растворенье, в никуда…
И как лист осенний, полетела
жизнь твоя, отрада и беда.
Как она блеснула ввечеру,
в миг, когда средь бытия земного
желтый лист узрел ты на ветру!
 

 
Из груды того, что писали чернила,
Из тысяч картин, поражавших наш глаз,
Что память незыблемо нам сохранила?
Лишь то, что звало к человечности нас.
Стоят триумфальные арки, колонны,
Чтоб славой военной века дорожить.
Но чем на земле дорожат миллионы?
Надеждою по-человечески жить.
Где меркнет искусство ораторской речи,
Бенгальский огонь изощренных умов,
Усталую душу ласкает и лечит
Простое тепло человеческих слов.
И сколько бы песен нам в жизни ни спели,
Каких бы ни слушали оперных див,
Звучит в нашем сердце еще с колыбели
Знакомый до слез человечный мотив.
Что было задумано дерзко и смело,
Фантазии, грезы, порывы – умрут.
И только останется доброе дело:
На пользу людей человеческий труд.
Но быть человеком – не так это просто,
Но быть человеком – геройство в наш век!
О, встать бы и крикнуть с трибуны, с помоста:
Храни человечность свою, человек!
 

 
Под градом бомб погибли здесь они,
Лежали здесь, расстреляны, рядами.
В пыли развалин, в заржавелом хламе
Торчали их обугленные пни.
Пришла весна. И вот опять, взгляни,
Листвою пни оделись – точно сами
Свои могилы свежими ветвями
Украсить захотели в эти дни.
И, ветками кивая на ветру,
Зеленый блеск пробился сквозь кору —
Сквозь черствые, угрюмые морщины.
И птицы зазвенели вдоль могил,
И чудилось: набравшись новых сил,
Из-под земли тянулись их вершины.
 

 
Свершенье предвкушая, мы живем,
Хотя сбылось немногое, но так
Богато бытие и столько в нем
Еще загадок облекает мрак,
Что каждому из нас ниспослан час
Чудеснее видения любого,
И творческая сила дышит в нас,
Когда под сенью мира голубого,
Свершенье предвкушая, мы прозрели
Грядущее. Так без конца и края
Вся жизнь мечте мечтателей дана,
Чтоб мы, осуществляя наши цели,
Продумывали наши времена,
Заранее свершенье предвкушая.
 

 
Святая ночь полна тепла,
Святая ночь к нам в сад пришла.
Мы пьем вино, мы хлеб едим,
Друг другу мы в глаза глядим.
Не прячем взор, не смотрим вкось…
И каждый виден был насквозь.
Глотай страданье, слезы пей!
О горький пир в кругу друзей!
Здесь по закону старины
За мертвых выпить мы должны.
И за бокалом шел бокал,
А список мертвых возрастал.
Из мрака слышен шепот их,
Торжествен, и далек, и тих.
Поют над нами голоса…
В пыли созвездий небеса.
 

 
Склоняюсь пред тобой, трава.
Прости, что я тебя не стою,
Что попирал тебя ногою
И что забыл твои права.
Склоняюсь пред тобой, трава.
Склоняюсь пред тобой, трава.
Как мы ни подняты судьбою,
Мы все же ляжем под тобою.
Нет слов вернее, чем слова:
Над нами вырастет трава.
Склоняюсь пред тобой, трава.
 

I

 
Стала гидростанция народной,
Стала нашей общей навсегда,
В дни, когда сказал народ свободный:
«Нет господ, мы сами господа!»
Из руин разбитые турбины
Поднимали дружно стар и мал,
Чтобы в честь народа-господина
Загудел, запел машинный зал.
Свет несет на крыльях песня эта,
Тьму ночную гонит прочь она.
Каждый вечер льется песня света:
«Новые настали времена!»
Ожили, вдыхая свет, заводы,
Что лежали долго среди тьмы.
И сказал народ, познав свободу:
«Силы света в мире – это мы»!
 

II

 
В дни, когда лежала тьма густая,
И казалось, что конца ей нет,
В этой тьме, свой голос возвышая,
Человек сказал: «Зажжется свет!
Не тревожьтесь, свет зажжется, братья.
Верьте мне, погибнет царство тьмы,
Если руки мы сплетем в пожатье,
Потому что силы света – мы!»
Это слово не было обманом,
Верилось – зажжется свет опять!
Но нужна ведь сила великана,
Чтобы мусор времени убрать.
Кто же этот великан могучий?
Человек ответил: «Мы – народ!
Мы способны мир построить лучший,
Мы способны двинуть жизнь вперед.
Мы во тьме дорогу увидали.
Многие по ней, робея, шли.
Но ведет дорога эта в дали,
Где сияет свет для всей земли!..»
Там, где спали мертвым сном руины,
Где царили долго силы тьмы, —
Там стоят сегодня на вершинах
Те, кто будут строить новый мир.
Льется над молчанием развалин
Песня света, радости полна:
«Общими теперь заводы стали,
Новые настали времена!»
Пойте песни нам о новой жизни,
Провода, звените громче лир!
Снова свет горит у нас в отчизне,
Наши руки изменяют мир!
 

III

 
Настанет срок – мы светом
Зальем весь край родной, —
Приходит солнце следом
За тучей грозовой.
Кулисами былого —
Развалины кругом.
Даем друг другу слово:
– Их скоро уберем!
Окончатся все муки,
Все беды – в свой черед.
Взял в собственные руки
Свою судьбу народ!
Конец положит бедам
Народ наш трудовой,
Настанет срок – мы светом
Зальем весь край родной!
 

 
В тот день, когда свободные крестьяне
Объединились, выйдя из лачуг,
И замок заняли, – каким сияньем
Все озарилось на земле вокруг!
Земля – она в тот день преображенной
Предстала перед нами, скинув гнет,
И тракторов могучие колонны,
Вздымая древний пласт, пошли вперед!
Высокие слова слагались в песни,
Легко дыша, трудиться шел народ,
И всем казалось – нынче с нами вместе
Земля освобожденная поет:
«Нет больше слуг, и больше нет господ —
Господствует людской свободный род».
 

 
Не дарят счастья. Нам его принес
Труд каждодневный, явный и незримый!
Отрада куплена ценою слез,
И корни радости неповторимой
Змеятся в недрах древней черноты.
Мы помним горечь, хоть во рту и сладко,
И знаешь ли такое счастье ты,
Что не приносит горького осадка?
Не дарят счастья. Груз трудов своих
Мы добровольно подняли на плечи
И по дорогам жизни пронесем.
Но есть и взлет отрады человечьей!
Не дарят счастья. Отдых – только миг,
И снова труд: всегда, везде, во всем.
 

 
Край мой, свет весенний,
Сумрачная даль —
Ты мое веселье,
Ты моя печаль.
Над землей в тумане
Мрак густой стоял —
Я тебя в изгнанье
Песней прославлял.
Посвятил я песню,
Родина, тебе,
Чтоб нам плакать вместе
О твоей судьбе…
Цвет небес весенний,
Мирная земля —
Ты мое веселье,
Ты печаль моя.
 

V. СЧАСТЬЕ ДАЛЕЙ-БЛИЗКО ЗАСИЯЛО

 
Еда скудна, и комната убога.
Перед глазами – голая стена.
Он говорит: «Ты подожди немного:
В довольстве скоро заживешь, жена!
Нам предстоит веселая дорога».
И, видя, что не поняла она,
Он произносит медленно и строго:
«Об этой стройке знает вся страна».
Они на стол мечтательно смотрели,
И он преображался на глазах.
Казалось им: на нем плоды алели,
Что сорваны в прекраснейших садах…„
Вдруг свет они на стенах увидали:
Приблизились сияющие дали.
 

 
Держава, что возникла в дни невзгод
Из мук народа для его защиты,
Твои черты с душой народа слиты,
Ведь ты его созданье и оплот.
Держава, закаленная трудом,
Моя миролюбивая держава,
Ты принесешь довольство в каждый дом,
Всем гражданам ты дашь на счастье право.
Держава, счета нет твоим друзьям,
Всем сердцем, всей душою мы с тобой,
Держава наша – наша жизнь и честь.
И словом ты и делом служишь нам,
Взлелеянное долгою борьбой,
Отныне это государство есть!
 

 
Смеется сердце в час, когда прохлада
Вечерняя повисла над рекой,
Когда пастух в деревню гонит стадо
И звон колоколов несет покой.
Смеется сердце в час, когда веселый
Встаешь с постели, полный юных сил,
В таком задоре, чтобы труд тяжелый,
Как песню, ты у жизни попросил.
И в час, когда сияет солнце снова
Моей Германии… И в темноте
Под звук мелодий края дорогого
Смеется сердце сбывшейся мечте.
Смеется робко, будто бы стыдится —
Ведь смеху вновь оно должно учиться.
 

 
Скажите: кто мне дал такую силу,
Что в старости мне юность возвратила?
Далекий пройден путь. Но погляди:
Плетется старость где-то позади.
Живая сила молодости новой
Разбила дряхлой старости оковы.
От страха смерти я освобожден,
Смотрю на мир, для жизни пробужден.
Ведь не стара звезда, что в небе где-то
Средь облаков не гаснет до рассвета
И долго светит в сумраке ночном,
Сливая луч свой с утренним лучом.
Так наших юных патриотов дело
Мне оставаться юным повелело.
А коль умру, вздохнуть придется им:
– Жаль старика! Он умер молодым!
 

 
Я, люди, с вестью к вам явился,
Что ветер вдруг переменился.
С востока, радостен и смел,
На запад ветер прилетел!
Он – этот ветер – взмахом крыл
Сердца людские отворил,
Он отогрел сердца – и вот
Синеет хмурый небосвод!
Влетает ветер в каждый двор
И выметает давний сор,
Из дома в дом врываясь, он
Старье и хлам выносит вой.
И гонит, весел и могуч,
С небес остатки черных туч.
С востока ветер прилетел!
Поет он – весь народ запел.
То нежно шепчет он листвой,
То полон силы грозовой.
Он гонит прочь ночную тень,
Он зажигает новый день,
Мы силу чувствуем его —
И в нашем доме торжество.
Отныне вольно дышит грудь.
Восточный ветер! Славен будь!
Я, люди, с вестью к вам явился,
Что ветер вдруг переменился.
Несет нам ветер жизнь и мир,
И завтра ждет нас светлый пир!
 

 
Посидим давайте на ступенях…
Ветер мягче, ласковей, чем днем,
И дороги – в сумеречных тенях…
Тихую беседу поведем!
– Есть ли, – спросим, – за труды награда?
Много ль было, – перечтем, – потерь?…
Перед нами даль, цветенье сада…
Не напрасно грезили, поверь!
Ну-ка поразмыслим и прикинем —
Вспомним нашу жизнь опять сначала…
Нет, не надо нам другой взамен!
Вечер нам кивнул туманом синим,
Песнею дорога отвечала:
«Доброй ночи! Будь благословен!»
 

 
Тишина – вдоль всех дорог,
Вдоль долин зеленых.
Даже ветер спать прилег
В неподвижных кронах.
Чуть колеблется трава,
Погружаясь в дрему.
Стадо тянется едва,
Направляясь к дому.
Тишина в свои же сны
Хочет погрузиться,
И встают из тишины
Канувшие лица.
Все поет, клоня ко сну:
– Возвращайся в тишину!