Текст книги "Царь Мира"

Автор книги: Ильдар Абдульманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

Царь. Ты по-русски можешь объяснить? Я запутался в твоих половинах.

Министр иностранных дел. В общем, дай ему палец – он руку оттяпает.

Царь. Вот теперь ясно. Я так и думал. Хрен ему, узкоглазому!

Министр иностранных дел. Ваше величество, он прекрасно владеет русским языком.

Царь. А, я хотел сказать, что земелька наша не продается. Мы ее подарить можем – вместе с царевной, это ее доля, так сказать, но не для того, чтобы земельку эту у нас оттяпали. Все, кто там живет, так и останутся. Ну конечно, можно туда близких родственников жениха. Но только самых близких.

Жених с Востока. Для моя каждый мой соотечественник близкий.

Царь. А вот этого не надо. Мы введем эту, как ее…

Министр иностранных дел. Квоту на поселение.

Царь. Вот-вот.

Жених с Востока. Пока оставить дела, я хотела говорить приятное. Я немного привезла подарок, камочки…

Первый министр. Камочки?

Жених с Востока. Это такие из наша страна в вашу страну гам, где растет всякое растение… камочки… камушки…

Первый министр. Ваше величество, он хочет накидать камушков в наш огород. Это опять о территориях.

Министр иностранных дел. Простите, ваше величество, он говорит о саде камней. У них есть такие сады камней, для эстетического созерцания. Садишься и созерцаешь камни, но одного не хватает.

Царь. Украли, что ли?

Министр иностранных дел. Да нет, они так располагаются, что одного не видно. Это наводит на философские размышления.

Царь. А, это вроде как мои министры. Откуда ни посмотришь, а министра культуры не видно, все его кто-то заслоняет. Это наводит на философские размышления…

Первый министр. Просто он тощий очень.

Царь. Зато ты брюхастый. Ну ладно, камни – это хорошо Я чувствую, ты любишь свою родину. И это правильно. Родину надо любить.

Жених с Востока. У меня есть такой стих:

 
И где бы ни был я,
И что бы ни делал,
А все пред глазами
Сакура в белом цвету!
 

Царь. Ишь ты… Я сам из деревни. Бывало, выйдешь в тронный зал, стоишь посередке, вокруг придворные вертятся, и вспомнишь дуб на опушке, а рядом свиньи копошатся, корни подрывают, желуди жрут. Вот так-то, парень. Растрогал ты меня. Говорят, у вас водку наперстками пьют. Давай-ка хлопнем по граненому наперстку, как у нас принято!

Жених с Востока. Очень большая…

Царь. Давай-давай, не мелочись. От царского кубка отказываются.

Пьют. Жених с Востока пьянеет. Падает на лавку.

Да, хороший парень, но хлипкий. Не потянуть ему полцарства.

Первый министр. Не, не потянуть. Если он что и потянет, так своих граждан к нам на землю.

Царь. Этак лет через десять все царство узкоглазое будет.

Первый министр. Это точно, ваше величество. ( Грустно). Хотя, может, оно и к лучшему было бы, они работают хорошо, не то что наши оглоеды.

Царь. Надо жить и работать с тем народом, который нам достался. Другого народа не будет. Эхма! Что же делать? Вот так всю жизнь – надо что-то решать, и не можешь, а потом решишь сгоряча и такое напорешь. И посоветоваться не с кем, все себе на уме! ( Запевает.)

 
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах!
 

Все выходят, жених с Востока остается один. Входит царевна. Жених поднимается с лавки.

Жених с Востока( трезвым голосом, совершенно без акцента). Воды не принесешь?

Царевна. А я думала, вы смертельно пьяны. ( Приносит ковшик воды.)

Жених с Востока. Спасибо. ( Пьет.) Ты кто такая?

Царевна. Царевна.

Жених с Востока( долго смотрит на нее). Ясно… Я думал, девка придворная.

Царевна. Таких уродин при дворе не держат. А зачем вы притворялись пьяным?

Жених с Востока(п онимает, что разоблачен, но его явно тянет на откровенность – тем более что он практически отвергнут). Так хотелось вашему отцу.

Царевна. По-моему, он по-хамски с вами разговаривал, а вы подлаживались под его хамство.

Жених с Востока. Да. Так надо. В другой жизни я бы его пополам разрубил.

Царевна. Почему вы все говорите о какой-то другой, выдуманной жизни? Ведь жизнь одна и другой не будет. Почему нельзя в этой жить по-настоящему?

Жених с Востока. Нельзя, царевна. Это только простолюдины могут себе позволить. А нам надо думать о государстве, о народе.

Царевна. И ради этого все ломать в себе?

Жених с Востока. За это платят, царевна, платят властью. А иначе кто бы терпел наши прихоти? Вы простите, что я так откровенен с вами. Но мне все равно уезжать, как у вас говорят, несолоно хлебавши.

Царевна. По-моему, вы не очень этим удручены.

Жених с Востока. Ошибаетесь.

Царевна. Неужели вам нужна такая жена, как я? В конце концов, должны быть у человека какие-то чувства.

Жених с Востока. Я не человек, я политик. А для чувств есть свои отдушины. Моему народу нужна земля. Поэтому мне нужны вы.

Царевна. Еще никто так цинично не говорил со мной.

Жених с Востока. Простите, царевна. Ваш отец обидел меня, а я обидел вас. Это неправильно. Прошу вашего прощения. Вы такая… вы не можете лгать, и поэтому рядом с вами люди тоже становятся искренними. Уж не знаю, хорошо это или плохо. Но женщина должна уметь лгать и притворяться. Я так думаю. Еще раз простите меня, ваше высочество. ( Кланяется и уходит.)

Царевна брела по своему любимому саду, всегда безлюдному и тихому. За ним протекала речка с переброшенным деревянном мостиком, а дальше начинались поля, и там царевна встречалась иногда с деревенским пастухом, единственным существом, не напоминавшим ей о ее уродстве. Впрочем, подумала она, ведь он и не пытается как-то изменить наши отношения, сблизиться со мной. Конечно, очень может быть, что его вообще не интересуют женщины, но, скорее всего, именно я не интересую, его как женщина. Царевна решила спросить его сегодня об этом, но горечь от возможного неприятного ей ответа уже переполнила ее, и она даже стала задыхаться от невыносимости этой жизни. Царевна медленно брела по любимой тропинке, и вдруг за большим кустом на повороте мелькнула чья-то тень и послышался шорох. Царевна не испугалась, но все же замедлила шаг. Это могло быть какое-то животное, но они обычно не боялись ее и уж тем более не стали бы подкарауливать в кустах. Пройдя поворот, она пошла дальше не оборачиваясь, хотя уже слышала позади торопливые мелкие шаги. Наконец они приблизились вплотную, она резко обернулась и даже вскрикнула от ужаса: ее преследовал невероятно безобразный карлик. Уродливое, сморщенное лицо с многодневной щетиной, тщедушное искривленное тельце, массивный горб, рахитичные ножки и ужасно злобный взгляд желтых выпученных глаз – вот что увидела царевна и невольно начала отступать назад, пока не наткнулась на ствол дерева. Она прижалась к нему, а карлик приблизился вплотную, и она ощутила зловонный запах, исходивший от него. Ростом карлик едва доходил ей до груди, и ручки у него были слабенькими, но царевна оцепенела от ужаса и понимала, что не сможет сопротивляться ему, что бы он ни делал. Карлик остановился, когда его крючковатый длинный нос почти уперся в ее грудь. И он заговорил, не поднимая глаз:

– Напрасно вы боитесь меня, царевна, напрасно. Даже меня вы не можете привлечь своими женскими достоинствами. Ввиду их полного отсутствия, хе-хе. И в этом мы схожи, не так ли? Вам что-нибудь нравится во мне?

Он поднял глаза – теперь они были похожи на потухшие красноватые угольки – и уставился на нее немигающим взглядом. Она не могла говорить и только едва покачала головой.

– Правильно, я тоже урод. Мы оба несчастны. Посмотрите наверх, царевна! – вдруг выкрикнул он.

Она невольно подняла голову и увидела над собой могучую цветущую ветвь.

– Я вот что подумал, – продолжал карлик, – а не повеситься ли нам вдвоем на этой ветке? Она нас выдержит без труда. А мы избавимся от мук нашей жизни.

– Что вам от меня нужно? – дрожащим голосом проговорила Алина.

– Я хотел расплатиться. Я затеял тут кое-что, очень опасное дело. И решил, что, прежде чем рисковать жизнью, надо отдать все долги. Вы меня не помните, царевна, а я вас хорошо помню. Я тогда лежал на пыльной дороге полумертвый от побоев. А вы проезжали мимо в карете. Вы сжалились надо мной и приказали кучеру посмотреть, нельзя ли мне помочь. Он спрыгнул с облучка, наклонился надо мной и убедился, что я не пьян, а всего лишь избит. И он поднял меня и отнес в корчму, ту самую, откуда меня вышвырнули, избив до полусмерти. И там он приказал хозяину позаботиться обо мне – таково, мол, было желание ее высочества. А ведь он мог догадаться о том, о чем вы даже не подозревали, – о том, что именно хозяин корчмы избил меня вместе со своими двумя сыновьями-придурками. Только за то, что у меня не было денег и я собирал со столов объедки, потому что умирал от голода. Хозяин позаботился обо мне, он запер меня в маленькой клетке во дворе, где когда-то держал пушных зверьков. И целыми днями его сынки дурачились, играли. Они тыкали в меня горящими палками, дразнили объедками, швыряли камнями и травили собаками. А чтобы я не сбежал, спускали их на ночь с цепи, и два здоровенных волкодава всю ночь пытались до меня добраться, просовывая оскаленные морды сквозь прутья. Так продолжалось несколько дней и ночей, но сегодня ночью, мучаясь от голода, я схватил недоеденную собаками кость, лежавшую рядом с клеткой, и стал ее грызть. Как они взбесились! От ярости одна из них просунула голову между прутьев клетки и застряла. Она рвалась изо всех сил, а я колотил ее костью по башке. Она выла и визжала не хуже меня, когда надо мной издевались эти придурки. Наконец она рванулась с такой силой, что клетка оторвалась от забора, к которому была приколочена, и придавила этого пса. А задней стенки у нее не было, и я оказался на свободе. Вторая собака была умнее и предпочла убежать. И тогда я прокрался в дом и нашел топор. Я зарубил их всех – хозяина, его сварливую жену и двоих придурков-сыновей. Я об одном жалел, что у меня не хватит сил связать их и перед тем, как убить, поиздеваться над ними, как они издевались надо мной. А потом я наелся и напился, навестил кучера, который отнес меня в корчму, поджег его домишко, он, правда, успел выскочить вместе со своими домочадцами, – да я и не хотел убивать его, ведь он не бил меня, он только исполнял ваш приказ, по-своему исполнял. Каждому я лишь вернул долг, не больше и не меньше. А потом я заполз в этот сад, думая, что, может быть, встречу здесь добрую царевну. И вот встретил. Теперь мы вместе.

– Все это ужасно… я не знала этого.

– Конечно же не знали. Но за добро тоже надо платить, как и за зло. Вот поэтому я и пришел.

– Вы хотите убить меня?

– Нет, что вы. Я и вправду хотел повеситься вместе с вами, это было бы добром по отношению к вам. Но у меня остался еще один долг, а вернее, даже не долг, а надежда. Я хочу помочь вам, чтобы вы помогли мне. Кстати, вы меня знаете. Ведь тогда, на пыльной дороге, мы встретились уже во второй раз.

– Я не помню, чтобы мы встречались, я бы запомнила.

– Еще бы, мою рожу трудно забыть. Но мы встречались. Посмотрите на этот перстень, вы узнаете его? – И карлик показал ей серебряный перстень с огромным алмазом.

– О Боже! Это же перстень принца Говарда! Вы убили его?!

– Да, можно и так сказать. Я не убивал принца, царевна, по той простой причине, что я и есть принц Говард.

– Вы смеетесь надо мной. Как и он тогда…

– Именно. Тогда он, или я, приехал на смотрины, думая, что брак с вами поправит дела в его обнищавшем королевстве. Но когда он вас увидел, то захохотал. Помните?

– Да. Еще никто так откровенно надо мной не смеялся. Я готова была умереть от стыда.

– Он тоже, только от смеха. Он и вообразить себе не мог, что ему, красавцу и силачу, удачливому и веселому любимцу женщин, осмелятся предложить такую уродину. Он ехал обратно, хохотал и пил вино. И вдруг на душе его стало мрачно, как никогда, когда он вспомнил ваши слова, брошенные в ответ на его смех. Помните, что вы ему сказали?

– Помню. Я сказала: «Не дай вам Бог когда-нибудь дойти до того, что вы поймете мои страдания».

– Да, именно так. И то ли от этих слов, то ли от вина он загрустил. А на ночь мы остановились в лесу – принц был бесстрашным малым и ни черта не боялся. Но, сидя у костра, он вдруг начал вспоминать свою жизнь, и она показалась ему бесполезной. Яд ваших слов проник в его душу. И вот тогда к костру подошел высокий серый человек.

– Серый?

– Да, именно. Он был в сером плаще, и лицо у него было серое, и даже голос его казался серым. Принц даже не спросил незнакомца, как он прошел мимо часовых, он не боялся ничего, я уже говорил это. И вот Серый предложил ему изменить свою жизнь. Он сказал, что в его силах сделать так, чтобы принц стал другим, чтобы жизнь его наполнилась ежедневным смыслом, чтобы он стал понимать всех, в том числе и уродливую царевну Алину. Он не обманул меня, этот Серый. После того, что он сделал со мной, жизнь моя и впрямь полна смысла и понимания. Я теперь как бродячий пес, чувствую, кто хочет мне бросить кусок, а кто ударить палкой, знаю, как выжить, как закрыться от самых болезненных ударов, как уловить момент и отомстить.

– Но что он сделал с вами? Как это возможно?

– Он дал мне волшебное зеркало. Была полночь, я был пьян и полон пьяного раскаяния и пьяного желания изменить себя и свою жизнь. Это зеркало – оно подменяет человека на его противоположность. Я смотрелся в него несколько минут, бормоча какие-то стишки, – и стал тем, что я сейчас. А утром я проснулся оттого, что меня пинали солдаты, искавшие принца. Я заорал на них, обзывая их спятившими с ума пьяницами, и тогда начальник охраны схватил меня за ноги и швырнул в реку. А когда я выбрался на берег с твердым намерением взять меч и расправиться с этими болванами, я увидел в воде свое отражение. Они потом еще били меня, только я уже не чувствовал боли. Я убежал, продираясь сквозь заросли, весь в крови, и молил только об одном – чтобы все это оказалось кошмарным сном. Но это был не сон.

Карлик помолчал с минуту, потом взглянул на царевну потускневшим взором:

– Вот и все. Осталось только расплатиться с вами и с Серым.

– Как расплатиться?

– Вы должны найти его. Мы пойдем в тот же лес, вы заночуете у костра и будете думать о том, как изменить свою жизнь. Он должен прийти, должен.

– И что же вы хотите сделать? Убить его?

– Я не так глуп, царевна. Мне, калеке, не справиться даже с обычным мужчиной, не то что с магом и чародеем. Просто он даст вам зеркало, а вы дадите его мне. Только и всего. А потом посмотрим. Если я верну прежний облик, этот колдун поплатится за все. Только вот что: он ни в коем случае не должен знать, что это я вам рассказал о нем. Лучше соврите, что подали деньги нищенке на паперти, а она в знак благодарности рассказала вам о колдуне. Он поверит, там и впрямь есть безумная старуха. Она в свое время не захотела «продать душу дьяволу» за красоту и осталась уродиной. Теперь стоит на паперти и кусает локти.

– Но если он злой колдун, зачем ему помогать мне?

– Ха-ха-ха, – хрипло закаркал карлик. – Да вы и в самом деле наивны, царевна. Ничего, когда он придет и поможет, вы догадаетесь о том, какую плату от потребует с вас. Меня он изуродовал просто так, для смеха. Ему не понравился мой веселый хохот, и он воспользовался моментом, когда мне вдруг опостылела веселая жизнь. Вам нечего терять, царевна. Давайте поможем друг другу. Вы согласны?

– Да.

– Тогда в путь.

В лесу.

Карлик. Вот здесь, царевна, я его и встретил. Его называют Серым Магом. Только мне придется вас оставить одну. Я думаю, он не подойдет, если будет кто-то еще. Я разведу костер и удалюсь.

Царевна. Хорошо.

Карлик. Не боитесь?

Царевна. Чего? Кому я нужна?

Карлик. Верно. Я тоже никому не нужен, царевна. Но может быть, нам повезет. Желаю удачи, ваше высочество!

Царевна. Спасибо.

Карлик. Вы только не забудьте обо мне.

Царевна. Я не забуду.

Карлик уходит, царевна садится у костра. Появляется Серый Маг.

Серый Маг. Вы кого-то ждете, сударыня?

Царевна. Да, одного знакомого. Вернее, незнакомого. Я… он колдун, то есть волшебник… добрый.

Серый Маг. Неужели? Ни разу в жизни не видел в наших краях добрых волшебников. Есть добрые, но не волшебники, а есть волшебник, но не совсем добрый. Это я.

Царевна. Вы? Наверно, вы… я вас и жду. У вас есть волшебное зеркало, которое меняет людей?

Серый Маг. Откуда ты узнала про меня и про зеркало?

Царевна. Я встретила старуху, она сказала мне…

Серый Маг. И что же именно она сказала? Говори! Точно!

Царевна. Она сказала, что если я соглашусь продать душу Серому Магу, то смогу стать красавицей, но душу погублю навеки.

Серый Маг( вкрадчиво). И ты решилась?

Царевна. Я не знаю. Но я хотела поговорить с тем, кто сможет это сделать. Это, наверно, вы?

Серый Маг. Я. То есть ты решила поторговаться, не так ли?

Царевна. Я просто хотела узнать, что вы потребуете взамен, если избавите меня от уродства.

Серый Маг. А ведь эта старуха отказалась… Кстати, ей не больше сорока. И как она выглядела? Ты не отшатнулась от нее?

Царевна. Она действительно выглядела ужасно.

Серый Маг. А я ей предлагал красоту, неслыханную красоту. (Насмешливо.) Но она спасала свою душу. Дура! Ха-ха-ха. И как она теперь со своей нетленной и прекрасной душонкой? Гниет заживо? А?

Царевна. Я не знаю. Но, по-моему, ей очень плохо.

Серый Маг. А ты не умеешь врать. Ты тихая, скромная, добрая. И честная. Ты любишь своего жестокого папу, всяких нищих, даже к этой старушонке подошла, денежек подала, да?

Царевна. Да.

Серый Маг. А она тебе за денежки ценный совет. Вот так мир устроен. За так никто ни черта не сделает. Ты понимаешь, о чем я?

Царевна. Да.

Серый Маг. Ты еще и неглупа. Впрочем, уродам и калекам нельзя быть глупыми, если они хотят выжить. А ты ведь хочешь жить и быть счастливой.

Царевна. Если я останусь такой, какая я сейчас, то я бы предпочла умереть.

Серый Маг. Отлично. Хорошо, не будем тянуть. Ты измучена людьми и настроена достаточно решительно. У меня действительно есть волшебное зеркало. Если в него вглядываться – определенное время и при определенных условиях, – то можно измениться. Но как измениться? Можно стать своей противоположностью. Но можно и не стать. Все зависит от того, насколько сильно ты этого хочешь. Понимаешь?

Царевна. Не очень.

Серый Маг. Иногда человек говорит, что хочет чего-то, но на самом деле это не так. Или он знает, что все равно его желание не осуществится, и потому можно сделать вид, что хочешь чего-то – просто для того, чтобы выглядеть лучше среди окружающих. Ведь люди в большинстве своем почти все свои слова произносят для других людей и потому заботятся о том, как они звучат. Другое дело – поступки. Но и они чаще делаются для того, чтобы выглядеть как-то в глазах окружающих. И только очень редко, когда человек попадает в ситуацию, когда от его поступка зависит не его благополучие, а его жизнь, он поступает искренне. И когда ты сядешь перед этим зеркалом, оно изменит тебя на твою противоположность – но только в том случае, если ты действительно этого хочешь.

Царевна( тихо). Изменится не только внешность?

Серый Маг. Именно. Изменится всё.

Царевна. Если я была доброй, я стану злой?

Серый Маг. Ха-ха-ха! А я-то думал, что ты умна! Как же заботят некоторых эти глупости! А знаешь что? Ты ведь не спешишь? Тебе некуда спешить?

Царевна. Нет.

– Ну вот! – взволнованно сказал Сергей, прерывая чтение. – Откуда ты узнал про это зеркало?

– Узнал? – удивился Илья. – Просто пока я его тащил, мне пришла в голову идея написать сказку о зеркале. Волшебном.

– А Серый Маг? Откуда ты его выкопал?

– Что ты пристал? Это творчество. Я не знаю, чем навеян этот образ.

– Подумай сам, это зеркало, которое вы нашли, не может быть ничьим, а кто может быть его хозяином?

– Пришельцы, – хмыкнул Илья.

– Или спецслужбы, – сказал Сергей. – И в том, и в другом случае человеку, у которого это зеркало находится, грозят неприятности. Я так думаю. А что из этого следует?

– Что Эдик тоже получит по башке, – неудачно пошутил Илья и тут же спохватился: – Черт, извини, я несу иногда…

– Я знаю. Тебя несет иногда, – уточнил Сергей. – Но зеркало сейчас у Гершензона. Мало того что за ним могут прийти, так старик еще может со своей любознательностью хрен знает что с ним сотворить. Я иду к нему и забираю зеркало.

– Времени, знаешь, сколько? Около трех ночи.

– Он по ночам тоже работает. Так что он, скорее всего, в лаборатории.

– И что ты будешь делать с этим зеркалом? Притащишь его сюда?

– Нет. Отнесу туда, где вы его нашли. И там спрячу поблизости. Таким образом, только я буду знать, где оно.

– Вызываешь огонь на себя?

– Просто это уменьшит риск. Да и потом, – усмехнулся Сергей, – я все равно в розыске. Где вы его откопали?

– Озеро знаешь?

– Знаю.

– Тот берег, где обрывчик. В общем, если идти напрямую от шоссе по тропинке, то выйдешь как раз напротив того места, останется только озеро переплыть.

– Спасибо. Значит, обойти озеро так, чтобы выйти на противоположный берег напротив тропинки к шоссе.

– Классно формулируешь. Чувствуется журналист.

– А по твоим объяснениям чувствуется глубоко творческая личность в период ночного вдохновения.

– Да, мы такие.

– У тебя велик есть?

– Есть.

– Одолжишь? Хотя… с этим зеркалом на велосипеде не очень-то. Если я его оставлю?…

– Закати в мой подъезд и оставь там. Никто его не возьмет, кому он нужен? А возьмут – да и черт с ним. Старье.

– О'кей, тогда я погнал. Слушай, давай я возьму один экземпляр пьесы с собой?

– Бери, только она недописана. И потом, она как-то странно пишется.

– Как странно?

– Не пойму, толи это будет комедия, то ли больше трагедия, да и вообще какая-то раскачка в психике, я так раньше не писал. То куски прозы идут, черт знает что – сырая она, в общем…

– Не важно. Я потом верну, почитаю и верну. Может, что-то прояснится.

– Ты всерьез думаешь?…

– Я не знаю, как объяснить все происшедшее, Илья. Если для объяснения нужна мистика, значит, придется и с мистикой разобраться.

– Ладно, потом давай ко мне.

– Вот это не знаю. Я боюсь, что здесь скоро Леша появится с гончей сворой. Если он придет, постарайся ему изложить, что я способен, наверно, пристукнуть любовника Алины, но никогда не ударю ее. Может, он тебе поверит.

– Ладно, постараюсь.

– Ну, давай. Да, слушай, – внезапно спросил Сергей, – а что это твоя царевна так смахивает на Алину – после того, как поглядится в зеркало, конечно? И имя опять же… Ты что, парень?…

– Ладно-ладно, – насмешливо сказал Илья. – Я верен своей супруге. Просто… кем еще можно вдохновиться в нашей дыре? Она тут одна-единственная особа царственной внешности. А мы все так, подданные. Низко летаем. Музу не выбирают, – с какой-то злой усмешкой сказал Илья, – потому что не из кого выбирать.

– Ладно, пойду я, – хмуро сказал Сергей.

– Так куда ты направлялся?

– Не знаю. До утра где-нибудь посижу, потом звякну тебе на работу. Может, что-то прояснится к этому времени.

– Спички возьми, и здесь бутерброды, пива есть банка. Давай-давай, бери, беглый каторжник.

– Спасибо. Ты тоже поосторожнее. Хотя ты тут вроде ни при чем. Но если здесь замешаны какие-то спецслужбы, они могут и тебя вычислить. Да, ты завтра Эдика предупреди. И вот что. Обязательно скажи Леше, чтобы в больнице организовал охрану. Я за Алину боюсь.

Сергей выкатил велосипед, прикрепил к багажнику пакет с рукописью и едой, махнул рукой Илье и уехал.

Он что, рассорился с Алиной, действительно ударил ее, а потом от этого слегка сдвинулся, думал Илья, и сочиняет все эти истории? Но уж больно художественно. К шизофрении Серега никогда не был склонен. Или что-то действительно происходит загадочное? Но что?

Пришедший в себя после визита Серого милиционер, оставленный в театре, с трудом поднялся наверх, прошел в кабинет Власова и прикрыл глаза, увидев его неподвижное тело и предчувствуя крайние неприятности по службе. Чувствуя, что сделать что-либо он попросту не в силах, спустился, позвонил в отделение и попросил срочно сообщить Клюкину о происшедшем. Потом, набрав «03», вызвал «скорую».

* * *

Судебно-медицинский эксперт Марк Абрамович Гершензон сидел неподвижно в старом кресле. Два лаборанта обычно помогали ему – на одного из них старик возлагал большие надежды и обещал передать ему все свои знания. Иначе попросту некому было бы заменить шестидесятивосьмилетнего эксперта. Но сейчас в лаборатории бюро судмедэкспертизы Гершензон был один.

Со стороны могло показаться, что он дремлет, – да и время, три часа ночи, вполне способствовало бы этому. Но на самом деле старик не спал, мозг его лихорадочно работал – может быть, так, как никогда в жизни.

Забрав из театра зеркало, Гершензон сразу направился в лабораторию. Сторож, конечно, по привычке предложил выпить чайку и сыграть партию в шахматы, как делал это уже много лет, хотя знал наперед, что Гершензон откажется вежливо и от того, и от другого. Некоторым исключением из установившегося ритуала сегодня была просьба старого эксперта пропустить к нему человека по фамилии Алиев, который должен прийти ровно в половине четвертого. За несколько лет подобные просьбы звучали трижды, и сторож каждый раз соглашался, зная, что утром ему перепадет награда в виде пары бутылочек спирта. Он никому не говорил про эти визиты, понимая, что это угрожало бы и ему: во-первых, он не имел права пропускать в лабораторию посторонних; во-вторых, он не хотел лишаться и этой скудной награды.

В лаборатории Гершензон снял с зеркала отпечатки пальцев. Он сразу понял, что Руслан был прав – что-то необычное было в этом зеркале, и прежде всего необычной, неестественной была температура его поверхности. Впервые старый эксперт заторопился, интуитивно сознавая, что следы чьих-то рук – это вовсе не главное. Закончив с отпечатками, он измерил температуру на поверхности зеркала, потом полез в сейф, где у него хранились самые ценные приборы. Он достал счетчик Гейгера и убедился, что предчувствия его не обманули: зеркало «светилось», радиоактивное излучение было довольно сильным, хотя и неопасным при недолгом соприкосновении с зеркалом. Но если бы кто-то просидел рядом с ним часов сто, это могло бы плохо для него кончиться. Гершензон сел напротив зеркала и задумался.

Когда-то он мечтал о другой работе, хотел стать ученым. Конечно, по сравнению со многими работниками всяких НИИ его труд был гораздо продуктивнее, полезнее, интереснее, но этот труд имел чисто прикладной характер. И к тому же, как и всякий мало-мальски честолюбивый человек, Гершензон мечтал о славе, а не просто о популярности в провинциальном городке. На все эти мечты он, правда, махнул рукой лет еще Двадцать назад, но теперь, при встрече с таинственным зеркалом, они вспыхнули с новой силой. Он с горечью понимал, что со своим скудным набором техники он, по сути, больше ничего не сможет сделать. Это зеркало надо везти в серьезную лабораторию, им должны заниматься не одиночки, а группа ученых. Сознавая все это, старик сидел напротив зеркала, глядя на собственное отражение, и тихо бормотал любимые строки:

 
Так вдруг в тоску, задолго до накала.
Восторг наш вырождается легко,
Как будто что-то нам давно шептало.
Что все сгниет и смерть недалеко.
 

 
Но над юдолью мерзости и смрада
Дух светоч свой опять возносит страстно.
И борется с всесилием распада.
И смерти избегает ежечасно.
 

Он вспомнил ночные визиты Алиева. Кроме них, были и встречи днем, обычно на тихом и безлюдном городском кладбище. Они заканчивались почти одинаково: из рук собеседника в руки Гершензона переходила некоторая сумма, а потом, в тиши лаборатории, он писал заключение судмедэкспертизы, которое удовлетворило бы клиента. Речь не шла об особо грубых нарушениях вроде сокрытия убийств. Просто иной раз требовалось установить, что водитель был трезвым, хотя на самом деле это было не так. Или что девица, оказавшаяся в компании молодых людей, вовсе не подвергалась насилию, а просто решила подзаработать шантажом. Гершензон спасал людей от тюрьмы или от большого срока заключения, а заработанные таким образом деньги вез в областной центр в двух конвертах. Погостив денек у одной из дочерей, денек у другой, он совал конверты двоим внукам, получая взамен благодарные и смущенные взгляды. Деньги были небольшими.

И в эту ночь речь шла о таком же визите. Человек, назвавшийся Алиевым, был на самом деле братом содержавшегося под стражей Сулейманова. Ночью тот на пустынном шоссе совершил наезд на неизвестного, отчего последний скончался. Кем был этот неизвестный, установит следствие, а Гершензон должен доказать, что водитель не был пьян, а пострадавший, скорее всего, сам неожиданно выскочил на шоссе из-за кустов и попал под машину из-за собственной неосторожности. Но дело обстояло вовсе не так, и старый эксперт нынешней ночью мог рассчитывать на гораздо более крупное вознаграждение. Однако ситуация изменилась. Что-то произошло вдруг с немного жалким и немного продажным провинциальным экспертом.

Мысли его неожиданно были прерваны: в кабинет, постучавшись, заглянул Кузьмич, сторож.

– Абрамыч, – сказал он удивленно, – там до тебя пришел Серега из газеты.

Гершензон даже приподнялся в кресле. Тут же взглянул на часы. До визита Алиева оставалось всего полчаса. Неужели этот газетчик узнал что-то? Но это невозможно.

– Что ему надо среди ночи? – спросил Гершензон.

– Не знаю. Говорит, пусть выйдет на пару минут, или меня, говорит, пропусти.

– Ну, пропусти, – раздраженно сказал эксперт. Спустя минуту в лабораторию вошел Калинин.

– Здравствуйте, Марк Абрамович, – прерывисто дыша, сказал он. – Я пришел у вас зеркало забрать.

Гершензон изумленно уставился на него.

– С какой стати? – спросил он.

– Так нужно. Поймите…

– Кому нужно, с вашего позволения?

– В первую очередь – вам, – четко и с расстановкой сказал Калинин. – Это зеркало может принести вам неприятности.

– А не наоборот? Между прочим, вас, молодой человек…

– Я знаю, меня подозревают в преступлении, которого я не совершал. На зеркале есть мои отпечатки пальцев. Да, я его трогал. Ну и что? Я не скрываю, что был там и говорил с Алиной. Так что это зеркало ничего не доказывает. Я хочу его забрать, потому что с ним связана какая-то чертовщина. Алина гляделась в него, теперь она в больнице. Саибов стал стрелять в горожан, Власов совершенно изменился, да и я сам… Короче, тут что-то нечисто и, пока мы не знаем, в чем дело, вам нужно от этого зеркала избавиться. Мы его собираемся вернуть туда, где нашли.

– Кто это – «мы»? – спросил эксперт. Он пытался говорить насмешливым тоном, но не смог, внезапно осознав, что Калинин сказал правду. Он еще не знал, почему в это верит, но это была правда, и действительно ему, Гершензону, что-то угрожало. Но еще более реальной была опасность, что Калинин увидит Алиева и непременно полюбопытствует, почему к судмедэксперту по ночам шляются братья находящихся под стражей подозрительных субъектов.