Текст книги "Царь Мира"

Автор книги: Ильдар Абдульманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

Луч ударил снова, на этот раз он просуществовал не мгновение, а дольше, почти секунду. И тут Эдик почувствовал, что может развести руки в стороны. Он так и сделал и медленно опустил их. Лента была расплавлена посередине, и теперь от нее оставались два обрывка, налипших на запястья. Эдик засмеялся. «Спасибо, дружище», – сказал он мысленно, снова посмотрел вверх, но треугольника уже не было. Он исчез, выполнив поставленную перед ним задачу.

(Позже, когда и другие люди познакомятся с летающими светящимися треугольниками и останутся живы, один из британских журналистов назовет их «летающими молниями», «flying lightnings», а сокращенно это будет звучать как «эфэл».)

Но в тот момент Эдику не нужно было никак называть их, ему было достаточно того, что он мог управлять некими силами, которые можно причислить к небесным. И он чувствовал удивительное упоение – не оттого, что молнии поразили его врагов, он даже забыл о них на какое-то время, – а от той точности и бережности, с какой эфэл выполнил его задание: освободить руки хозяина от скотча. Он сделал несколько шагов, безотчетно улыбаясь, и почти споткнулся о труп одного из лежавших на земле парней. Русоволосый «качок» уткнулся лицом в землю, и на макушке его виднелось черное пятно обуглившихся волос. Второго молния ударила сбоку в шею, и почерневший воротник рубашки точно указывал это место. Третий получил смертельный разряд в висок. Машина и последний из его мучителей догорали неподалеку. Надо скорее смываться отсюда, подумал Эдик, но тут же хмыкнул: а собственно, почему? Что он сделал? Превысил допустимую степень самообороны? Нив коей мере. Он тут вообще ни при чем. Висел себе на дереве, а ребят ударило молнией. Действительно, можно ли доказать, что эфэлы сработали по его мысленному приказу? Нет. А это значит, что он может безнаказанно расправляться со своими врагами. У Эдика даже захватило дух от сознания собственного могущества и открывавшихся перспектив. «Мы еще сыграем, – пробормотал он, оторвав наконец кусок скотча от губ, – мы еще увидим». Пока он не знал, как выгоднее использовать новые возможности. Прежде всего следует их изучить, освоить в совершенстве, а там посмотрим, решил он.

Поначалу спектакль шел нормально. Это означало, что в зале сидело немногим больше сотни зрителей, пришедших не столько ради искусства, сколько ради возможности «выйти в свет». Где еще могла собраться городская интеллигенция, если не в театре?

Однако уже через полчаса после начала в зале стало происходить что-то неладное. И все актеры понимали, что это каким-то образом связано с Алиной. После того, как она появилась на сцене, в зале воцарилась необычная, поистине гробовая тишина, а затем после каждой ее реплики со зрителями творилось нечто странное. Они раскачивались в креслах, закатывали глаза, размахивали руками, стонали, истерично похохатывали, некоторые выходили в проходы, кружились, словно в танце, – словом, все это весьма напоминало сеансы массового гипноза. Никто ничему не удивлялся – трезвых людей в зале не осталось: даже невозмутимый обычно Батанов, оставшийся посмотреть, как будут справляться со спектаклем актеры после скандала и мордобоя, даже он каким-то образом – с его-то брюшком! – влез на ограждение ложи и пытался там, кажется, изобразить скачущего всадника. Вдобавок к этому актеры, особенно занятые в диалогах с Машей (ее играла Алина), полностью вышли из своих ролей. Вместо положенных реплик они несли несусветную чушь, некоторые начинали вытворять то же, что и зрители.

– Что за чертовщина? – успел спросить Медведев-Вершинин, чувствуя не то непонятное опьянение, не то наркотический кайф.

– Не знаю, – испуганно ответила Алина, умоляюще глядя на партнера, дольше всех остававшегося в здравом рассудке. Но тут же и Медведев вдруг похлопал в ладоши, поднял руки над головой и, пританцовывая, пошел на Алину, похотливо подмигивая ей при этом. Она отшатнулась, отошла к краю сцены, и картина открылась перед ней во всем своем безобразии.

В зале творилось нечто несусветное. Мало кто из зрителей остался на своем месте – разве что несколько задремавших старушек. Остальные распевали что-то, громко смеялись, танцевали, хлопали в ладоши, обнимались и целовались со знакомыми и незнакомыми людьми, уже не обращая внимания на сцену, где вовсю старалась Цветкова. Она схватила Медведева за руки и, почти упав на сцену, пыталась опрокинуть его на себя.

– Да они спятили все! – ахнула Алина. Боже мой, подумала она, неужели я в этом виновата? Она мгновенно вспомнила все происшедшее в больнице, и ей стало жарко – кровь внезапно прихлынула к лицу. Что же делать, лихорадочно думала она, ведь они сейчас устроят здесь какую-нибудь безобразную оргию и вообще разнесут весь театр. Или сожгут! В руках некоторых зрителей она увидела горящие спички: люди смотрели на огонь безумными глазами, покачивая спичками перед собой. Мимо Алины, медленно кружась, проплыла Гаврилина, блаженно шепча: «В Москву, в Москву…» Алине хотелось крикнуть: «Прекратите!» – но она тут же подумала, что это прозвучало бы глупо. И вдруг ей стало весело. Настроение улучшилось каким-то внезапным скачком. А что я, собственно, переживаю? – подумала она, да гори все синим пламенем.

– В Москву, в Москву! – смеясь, передразнила она в очередной раз проплывавшую перед ней Гаврилину.

Слова ее прозвучали негромко на фоне шума, наполнявшего зал и сцену, но все вдруг разом стихли и остановились, внимательно глядя на Алину. Она снова почувствовала страх, ей вдруг показалось, что все эти обезумевшие люди сейчас набросятся на нее или, опомнившись, потребуют, чтобы она прекратила свои штучки. Но пауза продлилась секунды три, потом кто-то негромко подхватил: «В Москву, в Москву!» – и тут же новое безумие охватило всех без исключения, даже дремавшие дотоле старушки повскакивали со своих мест и присоединились к общему хору, скандировавшему знаменитую чеховскую фразу. Батанов свалился с ограждения ложи, поднялся, отряхнулся, поправил галстук и решил взять на себя функции дирижера. Под его руководством нестройный хор голосов быстро сделался слаженным. И вскоре все, кроме Алины, дружно и в унисон, притопывая ногами, весело повторяли все ту же фразу: «В Москву, в Москву!» А спустя еще полминуты Батанов, продолжая дирижировать, решительно направился к выходу. Остальные, выстраиваясь парами, промаршировали за ним. Зал опустел, Алина осталась одна. Наваждение прошло, ноги у нее подкосились, и она опустилась на край сцены.

Тем временем процессия вышла в фойе. Завидев Батанова, вахтер поспешил открыть двери, но, к его ужасу, вслед за директором театра из зала почти строевым шагом выходили все зрители. Пройдя мимо изумленного старика, колонна вышла на улицу. Впрочем, вахтер не замедлил к ней присоединиться, поскольку вместе со всеми шел весь вспомогательный персонал театра.

Станцию отделял от города небольшой лесок, через который были протоптаны многочисленные тропинки. Самую широкую из них посыпали гравием, но не заасфальтировали – денег не хватило. Город стоял на отшибе от основной магистрали, и поезда ходили редко, а последний поезд на Москву уходил в девятом часу вечера. До его отправления оставалось пять минут, и помощник машиниста вышел на платформу и прохаживался вдоль первого вагона, приютившего десятка полтора пассажиров. Остальные вагоны были практически пустыми, не считая нескольких пьяниц и бомжей.

Одним из пассажиров был Клевцов – вернее, должен был быть, поскольку, собравшись уехать домой в Москву на выходные, он заколебался, встретив по пути на станцию Сергунина. Тот сообщил ему, что только что на свалке неподалеку от города найдено четыре трупа, причем сержант патрульной машины, выехавший на место находки, сообщил, что трое из пострадавших, похоже, стали жертвами электрического разряда. И именно это предварительное заключение заставило встревожиться опытного следователя. Сергунин как раз садился в машину, собираясь на место происшествия, и, увидев Клевцова, сообщил ему о случившемся. И вот теперь, сидя в вагоне, Клевцов все больше утверждался в мысли, что уезжать сейчас нельзя, не время, хотя он уже предупредил жену, что приедет на день-другой. Взглянув на часы в последний раз, Клевцов решительно вышел из вагона и направился по освещенной тропе к городу.

Он прошагал метров сто до поворота, когда услышал шум. К изумлению своему, он увидел большую толпу празднично одетых людей. Они двигались ему навстречу, скандируя что-то непонятное. Клевцов подумал было, что это молодежь возвращается с дискотеки, но в толпе были люди самого разного возраста. Свадьба? День рождения? Но не на сотню же человек – а людей было не меньше ста.

Клевцов сошел с тропинки на траву, толпа прошествовала мимо него, и он теперь разобрал слова, которые хором выкрикивали люди: «В Москву! В Москву!» Самое странное, что они не были похожи на пьяных, скорее напоминали процессию религиозных фанатиков. Впрочем, вдруг подумал Клевцов, что за дурацкая привычка все анализировать, рассуждать, препарировать? Людям весело, хорошо, они едут в столицу, а я как последний дурак собираюсь вернуться в скучную провинциальную гостиницу. Зачем же упускать прекрасные минуты – их и так мало в жизни. И Клевцов бодрым шагом устремился за толпой.

Помощник машиниста ворвался в кабину.

– Петрович! – крикнул он. – Там целая шобла на нас идет.

Машинист выглянул на платформу, увидел приближавшуюся по тропе колонну. Реакция его сопровождалась нецензурной репликой.

– Со свадьбы, что ли? – недоуменно сказал он после первой и самой эмоциональной тирады.

– Ни хрена себе свадьба! – отозвался помощник. – Может, двери закрыть да и дунуть отсюда? Черт их знает, что у них на уме.

– Еще две минуты, – сказал дисциплинированный Петрович. – Лучше не закрывать, а то начнут ломиться. Что они кричат-то?

– «В Москву», – кричат, – сказал помощник.

– Ну ладно, хорошо, что не Зимний брать, – хмыкнул машинист. – В Москву так в Москву, мы туда и едем.

Толпа решительно заполнила общий вагон, вызвав испуг у редких пассажиров и полное недоумение у проснувшихся алкашей.

– Трогаем, – сказал машинист, убедившись, что платформа опустела и странные люди действительно намерены ехать в столицу.

* * *

Непрерывно оглядываясь на догоравший «ауди», Эдик выбрался на дорогу. Впереди затявкали, и он увидел трех бродячих собак, тощих и облезлых. Прижимаясь к обочине и с опаской глядя на человека, они проскользнули мимо него, и тут Эдику пришла в голову мысль поэкспериментировать немедленно, ему не терпелось узнать, сможет ли он, будучи в более спокойном состоянии, заставить эфэлов действовать. Сосредоточившись, он с удивлением убедился, что туманная картинка в мозгу сменилась более ясной и действительно весьма напоминавшей компьютерную – четко различимые кнопки с надписями, – с той лишь оговоркой, что он видел их не глазами, а каким-то внутренним зрением. Попытавшись себе представить собаку, он убедился, что зрительный образ сохраняется необычайно четко и ярко, когда он закрывает глаза. Похоже, что вся эта программа, да и он сам, очень быстро совершенствуются по ходу дела, подумал Эдик. Он отогнал неприятную мысль о том, что из человека превратился в некоего киборга.

Плевать, подумал Эдик, если я сохранил все человеческие чувства Действительно, в этом плане изменений не наблюдалось.

«Режим уничтожения» – выбрал он, криво усмехнувшись. В конце концов, большинство своих опытов люди делали на животных, ничего не поделаешь, пусть пострадают ради истины. Он выбрал самую жалкую и больную на вид собаку, успокоив себя тем, что для такой смерть станет избавлением. Появившийся эфэл точно и быстро выполнил задачу. Две другие собаки с визгом метнулись в стороны, а больная собака упала, подергивая ногами. Шерсть на ее боку чуть задымилась.

Для второй собаки Эдик выбрал «режим обездвиживания». На этот раз эфэл опустился ниже, разряд был несильным. Собака упала на бок и тщетно пыталась подняться. Не удержавшись, Эдик подбежал к ней. Она снова попыталась вскочить, сильно задергалась, но вдруг чуть ли не перед носом Эдика промелькнул эфэл, и еще один разряд заставил животное замереть. Собака лишь скулила, кося глазом на зависший над ней светящийся треугольник. Ага, понял Эдик, то есть он так и будет дежурить и периодически «успокаивать» ее разрядом. Ну да, правильно, если он ударит слишком сильно, она умрет, а это не входило в планы руководства. Эдик улыбнулся, чувствуя нарастающее упоение своим могуществом. Теперь надо посмотреть, что значит «режим блокировки».

Третья собака, обойдя сгоревшую машину, приближалась к трем трупам. Появившийся эфэл не стал ударять ее мини-молнией – вместо этого вокруг пса вдруг возникло светящееся кольцо. Оно застыло на месте, повергнув собаку в ужас. Сначала та попыталась проскочить вперед, но, видимо получив удар, завыла, повернулась, потом закружилась на месте. После еще двух тщетных попыток она сжалась в комок, поджав хвост и прижав уши, и лишь тоскливо оглядывалась по сторонам.

Понятно, сказал Эдик. А теперь отменить, пусть бежит. На внутреннем дисплее он нашел кнопку отмены команды, и эфэл послушно исчез вместе с огненным кольцом. Собака неуверенно сделала несколько шагов, оглянулась по сторонам и затрусила прочь.

Вот это класс, подумал Эдик. Внутри закололо, боль опять вернулась. Проклятие, если бы он знал о своих способностях до избиения! Кстати, а за что они его били? И кто это вообще такие? До сих пор у Эдика как-то не было времени или возможности задуматься над этим. Впрочем, может быть, лучше продолжить эксперименты, а уж потом… Что бы еще такое сотворить? Спалить что-нибудь на этой свалке? И вдруг его словно обожгло: а что, если это все ограничено и если с каждым действием энергия, сила создаваемых его сознанием треугольников иссякает? О, черт! А он, как пацан, разыгрался, расходуя бесценный дар! Но ведь ему нужно было научиться этим пользоваться. Ладно, сказал себе Эдик, надо экономить, ведь эти штуки могут оказаться весьма полезными. Для чего? Просто пригодятся в жизни. В его убогой, серой жизни, только в последние дни озарившейся яркими вспышками событий. Та девчонка, Алина, Серый, больница, исцеление, избиение, возмездие палачам… Все это настолько выходит за рамки его привычного существования… Но ему не хотелось возвращаться в тихий омут прежней жизни, в рутину, компромиссы и бесконечную скуку, безнадежность, безрадостность и полную беспросветность. Нет. Эти волшебные треугольники должны помочь ему в корне изменить свою жизнь. И если выяснится, что это не временный или хотя бы не кратковременный дар, то он должен пробиться наверх, обязательно! Назад пути нет, решил про себя Эдик и тут же стиснул зубы от возвращавшейся боли. Снова обратиться к эфэлам за энергоподпиткой? Нет, лучше потерпеть. О чем он думал? Ах да, кто его избил и за что? Быть может, это связано с той девчонкой, которую он соблазнил? Или же с тем типом, который приставал к Алине? С первым вариантом плохо связуются «качки», что его били. Если бы это были молодые ребята, ровесники или друзья той девчонки… Конечно, они тоже могут оказаться ее знакомыми, но все же вероятнее второй вариант. Тогда удивляет быстрота реакции. Тот мужик, что подарил Алине букет, похоже, серьезный товарищ. Надо выяснить, кто он такой, подумал Эдик. Может быть, с Клюкиным поговорить. Если я хочу что-то сделать, мне нужна будет своя команда, решил Эдик. Без этого не обойтись. А его друзья – Сергей, Алексей, Илья, лучше их не найдешь. Конечно, с Сергеем проблемы, все же я отбил у него Алину. Но это, в конце концов, не главное. Главное – понять, что же я, Эдуард Власов, хочу и что я могу сделать в этой жизни?

Боль усиливалась, и Эдик понял, что надо спешить домой, а вернее, в театр, к Алине. Она сможет его вылечить. Он взглянул на часы – если поспешить, то можно успеть к автобусу. Он ускорил шаг, кривясь от боли, и несколько минут спустя уже ехал в город.

А в это время пожилой дачник на стареньком «Москвиче» заехал на свалку, чтобы присмотреть себе что-нибудь для дачи. Спустившись к «полю боя», он простоял там несколько секунд бешено колотящимся сердцем, затем нырнул в свой «москвичок» и на необычной для себя скорости помчался к развилке, где был пост ГАИ. Инспектор выслушал его сбивчивые фразы, записал адрес и сообщил в городское УВД. Молодой сержант, выехавший на патрульной машине к месту происшествия, убедился, что речь идет не о простой аварии, и вызвал опергруппу. С ней и поехал сидевший в управлении Сергунин.

* * *

Наваждение у пассажиров закончилось, когда они проехали полпути до столицы. И сменилось оно, как и следовало ожидать, полным недоумением. Одним из первых пришел в себя Клевцов. Он не мог понять, почему, решив остаться в Васильевске, он вдруг оказался в поезде, идущем в Москву. Прислушавшись к разговорам опомнившихся пассажиров-зрителей, Клевцов понял, что все они были в этот вечер в театре, но неведомая сила понесла их на станцию и забросила в вагон. Проблема состояла в том, чтобы вернуться. Поездов до Васильевска больше не было, но от ближайшей станции ходили автобусы. Большая часть пассажиров вышли там, некоторые предпочли остаться и доехать до Москвы, где можно было переночевать у родственников, знакомых или, на худой конец, на вокзале. Клевцов решил остаться с теми, кто хотел вернуться домой. Именно поэтому он оказался на автостанции и принял участие в штурме одного из последних междугородных автобусов. Следующий, самый последний, должен был идти через час, и три или четыре десятка несчастных, которым не повезло при штурме, окружили автобус и не давали ему уехать. Хотя все равно водитель не стал бы ехать несколько десятков километров с открытой дверью, а закрыть ее, естественно, не удавалось. Впрочем, еще неизвестно, кому повезло больше – тем, кто был внутри, или тем, кто остался снаружи. Клевцова, например, буквально внесли в автобус, сидячих мест там, разумеется, не было, и людей в проходе набилось, как сельдей в бочке. Клевцова сдавили так, что в какой-то момент он решил: сейчас ему переломают ребра. Доктору наук пришлось убедиться на своей шкуре, какой свирепой и хамской становится интеллигенция, вынужденно стоящая плечом к плечу. Право же, в таких ситуациях он предпочел бы терпеливых или полупьяных пролетариев.

Водитель ругался, диспетчер автостанции да и получше устроившиеся пассажиры истошными голосами требовали освободить двери и уйти с дороги. Но на двери автобуса еще висели несколько Васильевских театралов, решивших стоять насмерть. Наконец перепуганный диспетчер пообещал, что найдет второй автобус, но невезучие, знающие цену словам диспетчеров, держали один до тех пор, пока другой действительно не появился. Его озлобленный водитель уступил просьбам сослуживцев и, проклиная все на свете, сел за руль. Толпу, блокировавшую движение, удалось уговорить сесть во второй автобус, и обе машины двинулись в сторону Васильевска.

Как только Клевцов смог вздохнуть нормально, он стал анализировать то, что с ним произошло. Поскольку в комментариях и уточнениях вокруг него недостатка не было, он без труда установил, что все эти пассажиры, по-видимому, подверглись в театре некоему сеансу массового гипноза, хотя и шел обычный спектакль. Им внушили, что надо ехать в Москву. Ага, понял Клевцов, ведь они говорят про «Трех сестер», а там об этом как раз и говорят. Итак, зрители ломанулись в столицу. С этим более или менее ясно, хотя, конечно, публика в театре и на сеансах гипноза не одна и та же. Но, допустим, что эта часть зрителей – внушаемые. Но как и почему произошло то, что он, доктор наук, человек трезвого мышления, не поддающийся гипнозу (он проверял), вдруг присоединяется к толпе, на ходу меняя принятое решение, и едет в Москву? Эту загадку Клевцову так и не удалось разрешить. И еще полночи он ворочался в гостинице на кушетке, с завистью слушая доносившийся из-за стены храп соседа.

* * *

– Эдик, мне страшно.

– Почему, Алиночка? Ведь ты в порядке, это они будто спятили.

– Но ведь это из-за меня!

– Да, скорее всего.

– И то, что произошло с тобой?… Мы не люди?

– Да что ты, все нормально. Просто мы приобрели дополнительные способности. В конце концов, ничего особо противоестественного в нас нет. Есть же гипнотизеры, есть экстрасенсы. У некоторых утюги к ладоням липнут. А у нас просто все это более ярко выражено. И мы сможем из этого извлечь пользу. Я так думаю.

– Не знаю. Арестовали Сережу и Алексея. Все в городе только об этом и говорят. Будто они сообщники каких-то бандитов, убийц. Господи, да какая чушь! Я сегодня хотела встретиться со следователем, но он велел мне прийти завтра. Говорят, он целый день допрашивал наших ребят. И я вот что думаю, Эдик. Скорее всего, нас объявят сумасшедшими или попытаются использовать в каких-то гнусных целях. Поэтому я боюсь.

– Нет, не получится. И друзей наших мы освободим. Ты расскажешь следователю, что Сергей ни в чем не виноват, они их отпустят. Главное, чтобы мы были вместе…

Эдик замолчал и задумался. Они сидели вдвоем в его кабинете в опустевшем театре. Алина прижалась к нему, он гладил ее волосы, плечи, грудь, целовал ее горячую и гибкую шею, и ему было так хорошо, как никогда в жизни.

– Алиночка, знаешь, чего я хочу больше всего на свете? – шептал он. – Чтобы ты была счастлива, чтобы мы всегда оставались вместе и были счастливы. Я все сделаю для этого. Только пообещай мне, что ты будешь со мной и поможешь мне осуществить то, что я задумал. Я сейчас расскажу тебе все.

– Я буду с тобой, что бы ни случилось, – сказала она, глядя на него лучистым взглядом, полным если не любви, то ее ожидания, надежды на любовь.

Он прижался к ее губам, голова у него закружилась. К черту все, блаженно подумал он, потом все эти обсуждения, планы… Сейчас мы с ней вместе, а остальное – такая чушь.

* * *

– Отец, здесь триста баксов, это четыре твоих зарплаты. Они твои, но ты мне расскажи подробно все, что здесь было той ночью.

– А если меня потом притянут?

– Ни одна живая душа не узнает, кто мне это сказал. Обещаю. Сто процентов. Я напишу фразу «по сведениям из осведомленных источников», и ни намеком о тебе, клянусь.

– Ладно. В общем, дело было так…

Сторож лаборатории Гершензона, как, впрочем, и вахтер театра, а в придачу и Гоголев, водитель служебной машины полковника Семенова, за несколько дней, прошедших после ночи инверсий, весьма неплохо подзаработали. Деньги они получали от журналистов – Мацевича из скандального еженедельника «Экспресс-Инфо» и Барятиной из московского «Вестника чудес». Первая из этих газет славилась своей неистребимой и яркой «желтизной», полной всеядностью и неразборчивостью в средствах, вторая считалась рупором шарлатанства. Однако у рядового российского обывателя, ранее не избалованного ни газетными сплетнями, ни мистикой, обе пользовались огромной популярностью. Остальные газетчики оказались не столь терпеливыми или не столь богатыми и, не дождавшись официальной информации от комиссии, быстро вернулись восвояси. Алчущие же сенсаций репортеры дали волю своей фантазии. В результате уже в пятницу появились две статьи с кричащими заголовками. В сокращенном варианте они выглядели так.

М. Мацевич. «Подопытные кролики с автоматами в руках» («Экспресс-Инфо»)

Говорят, ЦРУ в свое время испытывало новые средства воздействия на противника на американских солдатах. Настала наша очередь перенять этот опыт. То, что произошло в городе Васильевске, доказывает это.

Из некоей секретной лаборатории «пропал» прибор, новейшая разработка из области психотропных средств. Впрочем, не исключено, что его действительно потеряли или украли. У нас последнее время все теряют или крадут.

Как бы то ни было, прибор попадает в город Васильевск, где незамедлительно начинают происходить странные вещи (кстати, не исключено, что в этом когда-то полузакрытом «оборонном» городке находится и само учреждение, в котором родился этот приборчик).

Прибор попадает сначала в руки двоих приятелей. Вскоре после этого один из них едва не убивает свою любовницу, актрису местного театра, а заодно и соперника, режиссера того же театра. Вызывается опергруппа, прибор увозят на экспертизу, но успевший поконтактировать с ним милиционер той же ночью из автомата начинает расстреливать прохожих, да так ретиво и убежденно, что приходится срочно вызванным снайперам грохнуть беднягу без лишних расследований.

На этом, однако, история не заканчивается. Один из офицеров той же опергруппы начинает испытывать жуткие галлюцинации. Его преследуют призраки убитых им преступников, и, спасаясь от них, он едва не убивает по ошибке собственных друзей и коллег. Созданной госкомиссии приходится срочно прятать его в следственный изолятор.

Но еще до этого спохватываются хозяева прибора (тут явно видны уши спецслужб). Испугавшись утечки информации, а заодно и дальнейших непредвиденных последствий утраты (была ли она запланированной, это, повторяю, сам по себе интересный вопрос), они напускают на город «чистильщика», который в спешном порядке начинает убирать тех, кто, на свое несчастье, «познакомился» с этим чудом техники. Разумеется, как и положено, в конце концов убирают и самого «чистильщика».

Присланная в город госкомиссия, в которую вошли представители ФСБ, МВД, а также некоего секретного института, делает вид, что пытается разобраться в происшедшем. На самом деле заинтересованные в максимальном сокрытии информации ведомства лихорадочно пытаются спрятать концы в воду. Похоже, что это им удается. Во всяком случае, ни один из них не сказал ни слова журналистам. Можно не сомневаться, что дело будет замято и никто не ответит ни за трупы ни в чем не повинных людей, ни за опыты на живых и ни о чем не подозревающих «кроликах».

Н. Барятина. «Удастся ли снова скрыть визит пришельцев?» («Вестник чудес»)

На этой неделе, в ночь с понедельника на вторник, город Васильевск мог войти в историю межпланетных контактов. Однако пока не вошел, и если усилия спецслужб и госкомиссии увенчаются успехом, то так никто и не узнает, что же на самом деле произошло в ту ночь в небольшом среднерусском городке. Не впервые от нас пытаются скрыть визиты пришельцев. На этот раз они появились с весьма определенными и агрессивными намерениями. Не потому, что земляне им чем-то досадили, а потому что в космосе, оказывается, идет война, и ее отголоски докатились и до нас. Некоторые из землян – очевидно, те, кто наделен неординарными способностями и может совершить прорыв в будущее, – опасны для иноземных цивилизаций. В самом деле, если в этой войне наблюдается относительное равновесие сил, то вмешательство Земли может сыграть решающую роль.

И вот на нашу планету присылают некоего «терминатора», призванного уничтожить тех, кто опасен. Почему он начал с Васильевска – пока непонятно. Но начало успешное. Убит судмедэксперт Гершензон. Казалось бы, ну и что? А то, что старый ученый днями и ночами трудился в своей лаборатории и, несомненно, был на пороге открытия, поскольку им заинтересовались не только пришельцы, но и правящий нами криминальный мир. Убиты прямо на улице еще несколько человек, среди них врач и работник НИИ. Еще на одного ученого совершено нападение. Пострадали и представители творческих профессий – режиссер местного театра, готовивший премьеру, обещавшую стать сенсацией, и ведущая актриса этого же театра. Все они оказались в реанимации с повреждениями головного мозга, и вряд ли теперь мы дождемся воплощения их замыслов. Одного из журналистов – видимо, ставшего обладателем важной информации – пришельцы преследовали всю ночь, пытаясь убить или повредить его мозг, при этом досталось и его другу, сотруднику угрозыска, напавшему на след пришельцев.

В своих злодеяниях гости из космоса не гнушались использовать зомбированных уголовников и даже работника правоохранительных органов – он под их воздействием открыл стрельбу из автомата по прохожим, убив, как я уже говорила, несколько человек.

Ввиду этих чрезвычайных происшествий была незамедлительно создана государственная комиссия. И как вы думаете, чем она занялась? Тщательным сокрытием самого факта визита незваных гостей! Пришельцы, таким образом, получили неожиданных (?) союзников в лице представителей правительства, силовых структур и закрытых НИИ. Первые шаги комиссии были таковы: журналист, преследуемый пришельцами, и его друг-оперативник арестованы и помещены в следственный изолятор. Пострадавшие находятся в больнице. Разумеется, ни к тем, ни к другим журналистов не допускают. Никакой информации от членов комиссии получить не удается.

Какова цель столь тщательного сокрытия опасного для Земли вмешательства? На чьей стороне «играют» наши чиновники и каков их интерес в этом деле? Боюсь, что мы так и не получим ответа на эти вопросы, как нет до сих пор внятной и четкой информации о многочисленных^ НЛО, таинственных находках, не говоря уж о каких-либо сигналах из космоса. Может быть, пора общественности вмешаться в этот заговор молчания? Ведь речь идет не о государственных тайнах и оборонных интересах. Речь идет о планомерном уничтожении талантливых людей. А эта потеря невосполнима.

– Что ты на это скажешь? – Редактор газеты «Момент истины» взглянул на сидевшего напротив него журналиста Дмитрия Комарова. Он выбрал именно этого тридцатилетнего и достаточно опытного сотрудника, зная, что даже к ультрасенсациям он отнесется сдержанно и вдумчиво и не будет суетиться, стремясь опередить всех и вся.

– Дыма без огня не бывает, – пожал плечами Дмитрий. – Конечно, наши дорогие коллеги – те еще фантазеры, но просто так взять и сочинить – за это же и схлопотать можно.

– Вот именно. Могу еще добавить, что мой источник в ФСБ подтвердил, что история со спятившим милиционером и покушениями на актрису и режиссера – факты. И госкомиссия тоже факт. А вот как их увязать и объяснить без лишних всплесков буйной фантазии – об этом предлагается подумать товарищу Комарову. Там работает Сергунин из МВД, я его знаю немного, и он меня тоже. Мы в свое время контачили по одному делу. Мужик хороший. Передай ему привет от меня, и если надо будет, я думаю, он поможет.

– Хорошо. Разрешите идти?

– Давай. И не спеши. Жареные утки – не наш профиль. По судам потом устанем бегать.

– Понял, – улыбнулся Дмитрий.

Час спустя он уже подходил к вокзалу, откуда шли поезда до Васильевска.

* * *

– Налицо все признаки электротравмы. Обгоревшая одежда, обширные ожоги кожи, так называемые фигуры молнии – разветвленные полосы темно-красного цвета на коже, некроз тканей. Сравните с трупом Сулейманова – картина та же. – Корниенко взглянул на Щербинина, тот молча кивнул, соглашаясь с диагнозом коллеги.